Текст книги "Беглый в Варшаве (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Именно поэтому, когда однажды во время катания на склоне Инна внезапно обернулась в мою сторону, её глаза почти не выражали удивления – она знала, что надо притормозить. За миг до этого «Птичка» отработала встречный импульс, вызванный дестабилизацией поверхности под моими лыжами. Её организм моментально отработал с мои в унисон.
Эта связь уже начинала менять наше восприятие действительности. Но если я мог её контролировать и в необходимой степени «глушить» при необходимости, то Инна сейчас шла по пути открытого канала, без фильтра, без щита. Рано или поздно это обязательно приведёт к каким-то последствиям.
«Друг» не раз анализировал отклонения и даже предлагал ввести ограничители на уровне нейростимуляторов. Но в глубине души отчетливо понималось, что лучше ее научить управлять этим, чем просто подавить эту необходимую в жизни способность.
И в этот момент, Инна чуть склонилась ко мне и шепнула:
– Всё будет хорошо. Даже если что-то пойдёт не так – просто позови.
Сформировалась уверенность, что сказала она это сейчас не просто так. Она услышала – то, чего я ещё не говорил вслух.
Глава 16
Юзеф между тем взобрался на бруствер снега, оценил склон.
– Идеальный склон. Метров восемьдесят длиной, угол градусов тридцать. Самое то.
– Тогда поехали! – Януш махнул палкой и приготовился первым рвануть вниз.
Инна прикусила губу, но в её глазах плескался азарт.
– Можно я за ним?
– Лети! – сказал с лёгким поклоном. После чего энергично оттолкнулся и заскользил вниз, легко лавируя.
И она поехала. Лыжи не скрипели, а пели. Каждое движение – точное, выверенное, будто рождённое на подсознательном уровне. Ни одной ошибки. Ни одного лишнего движения.
Я стоял вверху, и внутри горело что-то тихое и тёплое. Не гордость – нет. Уверенность. Что теперь у неё всё получится. И на склоне, и в жизни.
В само конце склона, она затормозила плавным поворотом, так будто всю жизнь каталась. И подняла палку вверх.
Я тут же съехал к ней.
– Это было потрясающе! Я не знала, что могу так!
Подошёл ближе.
– А теперь узнаешь многое. Главное – не сомневайся в себе.
– Да-а-а-а-а!!!
Снег начал сыпаться с деревьев, словно хлопая нам сверху за этот спуск.
– Костя…
– М-м?
– Это не просто подарок. Это нечто большее. Ты настоящий волшебник!
В ответ, только подмигнул.
– Ну что ты… Я только учусь… И запомни: это только начало. Дальше будет ещё круче!
Сзади подошел Януш.
– Так что, – крикнул он, – теперь у нас есть свой секретный олимпиец?
Инна рассмеялась:
– Я больше по семейным делам. А лыжи – это будет просто приятное хобби.
И тут я точно понял: день удался. Как и идея с улучшенной координацией.
* * *
Третий спуск оказался самым скоростным. Снег уже укатался, плюс еще подморозило, и лыжи летели почти как по льду. Януш с азартом подростка решил показать, что он ещё ого-го. Выкрикнув что-то на польском, вроде «где моя молодость!» и, энергично оттолкнувшись от небольшого бугра, пошёл в вираж, стараясь обогнать Инну слева, чуть ниже по склону.
Уже через пару секунд стало понятно, что он переоценил себя. Лыжа зацепила корку, корпус пошёл вперёд, а палка – назад. Он сделал полтора кувырка, завалился на бок и застыл, прижав левую руку к груди.
– Януш! – крикнула Инна и бросилась к нему, даже не сбросив скорость.
Сбоку подскочила Хеленка. Подбежала и остановилась рядом.
– Тато! Всё в порядке? – Испуганно спросил Юзеф.
Я только начал снимать лыжи, когда Инна уже стояла на коленях рядом с пострадавшим.
– Не трогайте его! – строго бросила она всем, и в первую очередь сыну. – Пусть сам скажет, что болит.
Януш скривился, но попытался при этом улыбнуться.
– Рука… Левая. Не двигается.
– Где болит? Локоть? Плечо?
– Ниже. Предплечье. Ломал уже… дважды.
Инна нащупала место ниже локтя, быстро и точно.
– Вот здесь?
Януш скривившись от боли кивнул.
– Тогда не сомневаюсь, перелом. Закрытый, без смещения. Но фиксировать надо сразу.
Повернулась к Юзефу:
– Принеси мою снежную лопату, и найдите два ремня.
– Лопату? – удивленно переспросил Юзеф.
Инна не моргнула.
– Да, лопату. Лучше вон ту, что у машины. Там ручка металлическая, полая. Лучше всего подойдёт.
Януш тихо хмыкнул.
– Ручка от лопаты?
Инна улыбнулась одним уголком губ.
– Зато год назад первое место заняла. Помнишь, Костя, рассказывала? 6 ноября, площадь Ленина. Там же и опыта набралась.
Пока Юзеф метнулся к машине, я подошёл и подал жене аптечку.
– Вот бинты, есть ещё эластичный.
– Отлично. Подержи руку на весу, как я покажу.
Работала она быстро. Я бы даже сказал – филигранно. Сначала аккуратно, но плотно наложила мягкую прокладку из свёрнутой куртки, потом примотала ручку лопаты вдоль всей руки: от локтя до запястья. Ни одного резкого движения, всё уверенно, точно и по схеме, что вбивалась ей в голову годами.
– Подстраховала, как учили, – тихо пробормотала она, – и бинтом, и ремнем…
Затянула последний виток, поправила руку в естественном положении, аккуратно уложив её на грудь пострадавшему.
– Держать ровно. Не двигать. Тебе помогут дойти до машины.
Януш выдохнул.
– Инна, ты как робот. Только тёплая и пахнешь вкусно.
Инна засмеялась.
– Януш твоя жена рядом, не забывай это…
– Правда, после того что ты сейчас сделал, так и хочется тебя обнять.
– Вот когда заживёт – тогда и обнимешь. Если Хеленка не будет против.
Юзеф стоял рядом и восхищённо смотрел на Инну.
– Мам… Это было как в кино. Она даже быстрее, чем… чем…
После этих слов жена вытерла лоб варежкой и встала.
– Тогда на соревнованиях норматив был три минуты. Я уложилась в две с половиной. И флагшток мне тогда тоже очень пригодился.
Я подошёл, взял санки.
– Ладно, герой, погнали. До машины тут всего метров сто. А потом – в приёмный покой.
Януш крякнул, но поднял большой палец.
– Только сначала сфотографируйте лубок. Это же произведение искусства.
Инна рассмеялась, но всё-таки вытащила из кармана «Смену» и щёлкнула.
– На память. И на отчётность, если надо будет.
Пока мы грузили Януша на санки, и втроем тащили их вверх к машине, Его жена свернула наш лагерь и все имущество погрузила в «Ниву». Даже лыжи надежно закрепила на багажнике.
Януш встав с санок, и подошёл ближе ко мне, негромко прошептав:
– Костя… Ты уверен, что Инна просто медсестра?
Улыбнулся и шепнул в ответ:
– Теперь ты тоже начинаешь подозревать, что она с другой планеты?
Он посмотрел на меня серьёзно.
– Ну, если и с другой – то точно с доброй.
* * *
Все расселись в «Ниву», аккуратно пристегнули Януша, поддержав его повреждённую руку свернутым пледом. Только запах жареного мяса напоминал о том, что день мог быть совсем другим. Я завёл двигатель, только слегка прогрев и тронулся на пониженной. Вырулил с нашей стоянки и направился к выезду на основную дорогу. И тут – «подарочек».
На самом въезде в нашу колею, по которой мы несколько часов назад въехали на стоянку, стоял черный «Фиат 132», свеженький, блестящий и подозрительно зарывшийся передними колёсами в рыхлый снег. За рулём – типичный мажорчик, в белой шапочке, модной куртке с мехом, с сигаретой, свисающей из угла рта. Он даже не потрудился выйти из машины – просто открыл окно и лениво сказал:
– Вам придётся подождать, пока меня не вытянут. Сам не поеду, тут буксует.
Инна посмотрела на меня с тревогой:
– Костя, что делать? У Януша рука. Времени нет…
Я кивнул и вышел из машины.
– Эй, парень. У нас раненый. Ты перекрыл единственный выезд. Подвинься хоть на полметра, чтоб мы могли объехать.
– Проблемы ваши – не мои, – лениво бросил он, не вынимая сигарету. – Тут не скорая, я первым застрял. Значит, я и первый выеду.
– Ещё раз: у нас человек с переломом. Двигай тачку, пока вежливо прошу.
Он хмыкнул, вылез из машины и встал, закуривая новую сигарету.
– Не люблю, когда на меня давят. Особенно колхозники на военных жигулях.
Дальше было быстро. Одним движением взял его за руку и развернул лицом к сугробу. Подножка. Приземление. Удивлённое: «Ты чё, офигел⁈» – прозвучало уже лежа. Не слушая его, выдернул из руки ключи зажигания «Фиата», сел за руль, завелся, включил заднюю, и загнал «Фиат» на целину в сторону. Всё – путь свободен.
Вернувшись в салон, застал Инну и Юзефа с глазами по пять копеек.
– Вопрос решён, – коротко бросил, усаживаясь. – Поехали.
Минут через двадцать мы уже были у приёмного покоя ближайшей больницы. Дежурный хирург вышел навстречу. Инна моментально взяла инициативу в свои руки, представилась и спокойно, но уверенно рассказала о травме.
– Предположительно – закрытый перелом лучевой кости левого предплечья. Без смещения. Иммобилизация выполнена на месте. Есть фото лубка. Пациент в сознании, общее состояние стабильное.
Врач осмотрел Януша и кивнул:
– Хорошо сработано. Прямо как у нас в госпитале. Может, вам к нам на подработку?
Януш крякнул, улыбаясь:
– Только не забирайте доктор. Она моя, и я её теперь берегу.
Инна усмехнулась:
– Поздно. Место занято.
Рентген подтвердил диагноз. Через час Януш уже сидел на койке с гипсом от локтя до кисти, довольный как кот после сметаны. Мы втроём стояли у его кровати, пока он раздавал шутки:
– Костя, а тебе, между прочим, спасибо. Ты не только шашлык умеешь жарить, но и мажоров размораживать.
– А что делать, если они по жизни застряли, – отозвался я.
– Ну вот, – вставила Инна. – Всё у вас мужчины просто: вывернул, поставил, завёл и поехал. А кто потом за это отдувается? Кто психологическую реабилитацию проводит?
Юзеф засмеялся:
– Пани Инна, ты только что лечила и травму, и самолюбие одновременно. Это уже почти суперсила.
Я поправил куртку на Януше.
– Отдыхайте, пан. А вечером будем обсуждать, как ты в следующий раз будешь обгонять Инну… Но только во сне.
Инна засмеялась, нежно тронула Януша за плечо.
– Ты нам нужен целый и невредимый. Хотя бы до конца лыжного сезона.
– До конца – точно. А потом – мне твой Костя свою «Ниву» на автодроме покажет.
Мы переглянулись. А почему бы и нет?
* * *
Январское солнце клонилось к горизонту, растекаясь кровавыми разводами по стеклам больничного окна. В приёмном покое всё давно успокоилось, Януш с гипсом до локтя, устроившись в кресле, то ли дремал, то ли притворялся спящим. Вопреки ожиданиям, никто из персонала не стал задерживать нас дольше положенного. Дежурный врач выдал справку, Инна оставила телефон госпиталя и на всякий случай уточнила, в какой день снимать контрольный рентген.
На стоянке возле больницы «Нива» дожидалась, словно собака у магазина. Мороз усилился, но двигатель завёлся с полоборота. Януш, облачённый в шерстяное пальто поверх гипса, уселся на переднее сиденье, положив повреждённую руку на подушку. Инна, Хелена и Юзеф устроились сзади. Инна натянула капюшон, поёжилась от холода и негромко сказала:
– Пора домой. Устала, как после дежурства на 1-е января.
Я осторожно выкатился на заснеженную улицу. Городок медленно погружался в вечер: неоновая подсветка витрин, огни уличных фонарей, редкие прохожие в тёмных пальто. Януш, скосив глаза на зеркало, усмехнулся:
– Инночка, тебе памятник надо ставить. Не медсестра – чудо. Я думал, руку оторву, а ты – бах, и всё на месте, прямо как в кино.
– В кино так не получится, – отозвалась она, массируя пальцами переносицу. – Там актёры. А тут – ты. И весишь ты как взрослый кабан.
– Ну хоть не бык, – примирительно буркнул он. – Хелена, ты слышала? Она меня кабаном назвала!
– Потому что жрёшь ночами копчёности, – вставила Хелена.
Юзеф хихикнул с заднего сиденья:
– Ага, а потом ворочается и всё кровать скрипит. Я слышу через стену!
Легкий смех развеял напряжение. Даже Инна улыбнулась.
Глава 17
До въезда в столицу оставалось не более пяти километров, когда сзади замелькали огни. Синий «Полонез» с проблесковым маячком медленно, но настойчиво догонял, подавая сигнал фарой. На обочине стоял дорожный указатель: «Kontrola drogowa»(Придорожный осмотр).
– Кто это? – настороженно спросила Инна, повернувшись назад.
– Дорожная инспекция. Ну, типа нашей ГАИ, только у них это называется Milicja Ruchu Drogowego (Дорожная милиция), – пояснил Януш и добавил: – Если тормозят – надо остановиться. Может, проверка документов.
Пришлось сбросить скорость и прижаться к обочине. Полицейский в фуражке с синей окантовкой и пальто с погонами подошёл к водительскому окну.
– Dobry wieczór. Dokumenty do kontroli, proszę (Добрый вечер. Документы для проверки, пожалуйста).
Паспорт, техталон, водительское удостоверение – всё было со мной. Инна напряжённо наблюдала за выражением лица офицера.
– Czy pan prowadził samochód dzisiaj w godzinach porannych w rejonie Stegny? (Вы ехали сегодня утром на машине в районе Стегны?)
Судя по интонации, это был не просто вопрос – скорее, установление факта. Пришлось подтвердить:
– Tak. Wyjazd rekreacyjny z przyjaciółmi. (Да. Поездка на отдых с друзьями.)
– W takim razie proszę wysiąść z pojazdu. Będzie potrzebne wyjaśnienie w komendzie rejonowej. (В таком случае, пожалуйста, выйдите из машины. Вам потребуются объяснения в районном отделении милиции.)
Инна выдохнула сквозь зубы:
– Что не так?
Полицейский уже открывал дверь с моей стороны. Говорил предельно вежливо, но тоном, не допускающим возражений:
– Proszę się nie martwić. To rutynowe działanie. Pojawiło się zgłoszenie dotyczące incydentu z samochodem marki Fiat 132. (Пожалуйста, не волнуйтесь. Это обычное дело. Сообщили об инциденте с Fiat 132.)
Хелена потрясённо прошептала:
– Это же тот мерзавец, который не желал уступить нам дорогу!
Януш нахмурился:
– Ну вот, доигрались. Костя, ты, конечно, молодец, но, боюсь, теперь тебе светит бюрократический карнавал.
В общем, этот служивый приказал проехать нам в ближайший Komenda Rejonowa Milicji Obywatelskiej (Районную комендатуру народной милиции). Это был пока не арест, но нас сопровождали до места. Там с нас всех начали брать объяснения. Фразы дежурных – сухие, официальные. Объяснения записываются от руки. Потерпевший – студент юридического факультета, утверждает, что был избит и его автомобиль – повреждён. Свидетелей с его стороны двое: приятель и сосед по подъезду, якобы подтвердили факт нападения.
В кабинете с облезлыми стенами и запахом бумаги и дешёвых чернил, лейтенант в кителе щёлкнул авторучкой и, глядя прямо в глаза, спросил:
– Panie Konstanty, czy pan przyznaje się do zarzutu z art. 288 kk – uszkodzenie mienia, oraz art. 158 – pobicie? (Господин Константин, признаете ли вы себя виновным по обвинению, предусмотренному статьей 288 Уголовного кодекса – повреждение имущества и статьей 158 – побои?)
Пришлось втянуть воздух и начать рассказывать. Подробно, без эмоций. Слова звучали ровно: «Раненый пассажир», «перекрытие дороги», «неадекватное поведение», «угроза жизни», «эвакуация транспорта в экстренном порядке». Лейтенант слушал, не перебивая, изредка помечая что-то в блокноте.
– Czy ma pan świadków? (У вас есть свидетели?)
Я кивнул.
– Tak, panie poruczniku, troje z nich: żona, przyjaciele, dziecko. Gotowe do potwierdzenia. W załączeniu zdjęcie złamania, zarejestrowane przez żonę na filmie. Diagnoza lekarza jest dostępna. Szpital potwierdza przybycie o 16:30. (Да, пан лейтенант, целых трое: жена, друзья, ребёнок. Готовы подтвердить. Фотография перелома, зафиксированная женой на плёнку, приложена. Диагноз врача – есть. Больница – подтверждает приезд в 16:30.)
Молчание в кабинете длилось мучительно долго. Потом дежурный вышел. Вернулся с лысоватым майором в очках. Тот пролистал бумаги и устало спросил:
– Rosjanin? (Русский?)
– Bialorusin. Ale sluży w Wojskowym Szpitalu. (Белорус. Служу в военном госпитале.)
Майор только хмыкнул. После короткого совещания разрешили уйти, но с подпиской о не выезде. Сказали, что будут вызывать для дальнейшего разбирательства. Протокол – на подпись. Перевод – на польском и русском.
На выходе из участка Инна стояла, укутавшись в пальто, с застывшим выражением лица.
– Что теперь?
– Пока – домой. Завтра – разберёмся. Главное – все живы.
* * *
Пока вез польских друзей по домам, взгляд в зеркало был спокойным, но в голове уже шёл процесс. Команду «Другу» дал мысленно, не вслух – через нейроинтерфейс:
«Установить личность, адрес и биографию заявителя. Мажор по имени Станислав Юзеф Сверчевский, студент юридического факультета Варшавского университета, 1961 года рождения. Проживает на улице Чарторыйских, дом 17, квартира 24. Свидетели: Пшемыслав Ковальский и Рышард Левандовский. Уточнить их связи с заявителем, финансовые источники, возможные связи с правохранительными органами и партийной элитой. Проверить наличие политических мотивов. Запрос: полный отчёт – к утру.»
В нейроинтерфейсе коротко мелькнуло подтверждение: «Принято. Приступаю.»
Дальше звучал только мягкий гул шин и редкие слова благодарности на заднем сиденье. Каждый думал о своём. В том числе и о том, что будет дальше.
Во входной двери торчала записка от соседки снизу: «Если что-то нужно – стучите. Мы дома. Тамара.» Маленькая деталь, которая напомнила – не всё в мире враждебно.
Но «Друг» практически сразу не согласился с этим выводом. Едва закрылась дверь и Инна разулась в коридоре, как в зрительном поле нейроинтерфейса всплыл сигнальный маркер. Пастельный, едва заметный, синим на полупрозрачном фоне, как лед под лампочкой.
«Обнаружено расхождение с предыдущими профилями. Возможная угроза. Рекомендуется проверить сигнал.»
Ноги всё ещё гудели после долгого дня, но мозг уже переключился в другой режим. Запрос ушёл в молчаливом согласии, в том самом полуподсознательном взаимодействии с «Другом», которое не требовало слов.
Ответ пришёл через пять секунд.
«Лещинская Тамара Игнатьевна. 1943 года рождения. В 1944 году удочерена польской семьей. Было известно только имя. Фамилия и отчество получила от отчима. Сейчас на льготной пенсии, по вредным условиям труда. Бывший инженер Министерства связи. С 1980 года зафиксированы неоднократные контакты с лицами, связанными с подпольной группой 'Фил». Использует квартиру в качестве временного хранилища. Под наблюдением структур МВД ПНР и КГБ СССР. Может быть использована как потенциальный источник оперативной информации.
Пальцы машинально проверили замок. Инна уже ушла на кухню ставить чайник, не подозревая, что в двух метрах от них живёт не просто пожилая женщина, а связная подполья. Стало неуютно. Комфорт и хоть какая-то безопасность ДОСа раскрошилсь как стекло под каблуком.
– Ты знаешь, мне понравилась ее записка, – крикнула из кухни Инна. – Она такая трогательная, как от бабушки из сказки.
– Очень трогательная, – ответ прозвучал ровно, но внутри уже вовсю закипал совсем другой процесс.
Система анализа изображений выдала ещё один фрагмент: за последние пять дней в квартире Лещинской были как минимум трое мужчин. Один из них, ранее был зафиксирован в районе университета, когда я встречал Инну. Второй пару раз присутствовал на рынке у стенда с мясом. А третий, фигурировал на отдалённых кадрах у польского МВД в контексте подозрений по делу о валютной контрабанде.
«„Друг“, это подтверждено?»
«Идентификация с вероятностью девяносто семь процентов. Данные обновлены. Ожидается дальнейшее перемещение материалов.»
Инна поставила на стол чашки, достала лимон и печенье. Радостная, полудомашняя сцена, которую хотелось бы сохранить, как фото в альбоме. Только на фоне, рядом, под полом потенциальный канал дезинформации и опасное соседство потенциальной точки влияния и давления.
– Она как-то и пирожки предлагала, помнишь? Такие с маком. Мы тогда отказались, а теперь зря. Наверное, хорошие были.
Взгляд автоматически метнулся к дверному глазку. Соседка с пирожками с маком… И тут же контрабанда валюты и агентура, пока еще не совсем понятно кого.
– Знаешь, пока не стоит ни с кем из соседей особо дружить, – осторожно произнес я, – вдруг мы тут ненадолго. Лучше остаться незаметными.
– Что-то случилось? – Инна прищурилась. – Ты сейчас звучишь как консул в римском сенате.
Пришлось улыбнуться, и это вышло чуть по резиновому.
– Между прочим… консулы руководили заседаниями Сената, но не были при этом его членами по должности.
– Это как?
– Консул, их между прочим было два, и Сенат были разными институтами Римской республики и ранней Империи, хотя тесно взаимодействовали.
– Какой ты у меня умный, но иногда скучный…
– Иногда лучше быть скучным жильцом, чем интересным соседом.
– Это ты сейчас к чему?
– Да так, просто ощущение.
Инна пожала плечами, сделала глоток чая и села рядом. А под полом, всего в паре метров, возможно уже разворачивался сценарий, в котором мы были не гостями, а пешками. И в этой партии у них было одно преимущество – «Друг» знал больше, чем казалось.
Решение было принято без обсуждений. Противодействие должно оставаться невидимым. Ни Инне, ни тем более соседке – ни слова. Никакой показной конфронтации. Только тихое, незаметное наблюдение, сбор информации, а при необходимости, точечное вмешательство через вторые, или даже третьи руки.
«„Друг“, готовность к пассивному прослушиванию. Координаты: этаж ниже, две комнаты по плану. Сектор покрытия – от входной двери до балкона. Диапазон: голос, шорох, металлические щелчки, печатающее устройство.»
Ответ пришёл мгновенно:
«Акустический дрон активирован. Маскировка включена. Передача сигнала осуществляется через зеркальный радиоканал. Запись пошла. Анализ речи ведётся в режиме реального времени.»
Инна в этот момент расставляла по полочкам подаренные открытки, не замечая, как вглубь системы вентиляции просачивается дрон, миниатюрный, глухой на внешние звуки, но способный различать шорох карандаша по бумаге на расстоянии десяти метров. Камуфляжный корпус повторял цвет труб, как хамелеон.
Через сорок секунд поступил первый отчёт:
«Зафиксирован разговор. Мужской голос. Тембр соответствует ранее зафиксированному субъекту „К-12“. Речь о передаче свёртка через третье лицо. Используется фраза: „Гости сверху не должны догадаться“. Возможно – о вас.»
