Текст книги "Беглый в Варшаве (СИ)"
Автор книги: АЗК
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Глава 10
«Антей» вырулил на стартовую прямую медленно, не спеша, будто проверяя, действительно ли небо готово принять его груз. В салоне было более чем прохладно, воздух казался более свежим и сухим, с запахом авиационного масла и металла. Рядом с креслами в специальной обвязке покоилась Нива, сверкающая в тусклом свете аварийных ламп.
Инна, устроившаяся на откидном сиденье рядом, держала термос с чаем и периодически оглядывала всё вокруг, стараясь не выдать волнения. В пальто, аккуратно подпоясанном, она сидела молча, но глаза светились – в них отражался не страх, а гордость. Она, прямо сейчас отправлялась за границу.
Капитан появился в проходе, постучал костяшками пальцев по металлической обшивке.
– Взлетаем через минуту. Закрепитесь как следует. Отсек герметизирована, но будет немного шумно – не «Ту-134».
Силу тяжести стало чувствовать чётче. Гул винтов стал выше, фюзеляж начал вибрировать. Затем всё резко изменилось – металл запел на одной чистой ноте, и земля куда-то исчезла из под брюха машины. Минск остался позади – с занесёнными снегом парками, трамвайными рельсами, по которым не раз ехали с Инной, улицы, ставшие за короткий срок почти родными.
Инна наклонилась ближе, и почти прокричала:
– Никогда бы не подумала, что полечу за границу вот так. Внизу – облака, а внутри – немного страшно… но и радостно.
В ответ – моя рука, тёплая, уверенная, коснулась её ладони.
Полёт проходил без особых происшествий. «Друг» молчал, наблюдая за всеми параметрами. За перегородкой слышался ровный гул двигателей. Пилоты работали как один организм, командуя механизмами и людьми точно и слаженно. Всё шло по плану.
Примерно через два часа, голос из кабины нас известил:
– Переходим в зону польской ответственности. Варшава уже на связи. Минут через сорок снижаемся. К погоде претензий нет. Над городом ясно, температура – минус два.
Инна тихо выдохнула:
– Значит, уже почти там…
На подлёте к Варшаве, сквозь иллюминаторы открылся городской пейзаж. Красные крыши, шпили костёлов, дым от печей. Город, знакомый по книгам, фильмам и рассказам мамы, казался спокойным и плотным, будто смотрел с земли и размышлял: кто пожаловал, с чем и нахера?
Полковник Дубинский, сидевший впереди у самой переборки с кабиной летчиков, повернулся, поправил ушанку и произнёс:
– Варшава – город старый, умный. Людей здесь надо слушать, не только слышать. Особенно если заговорят не с гонором, а по-человечески.
Касание шасси о бетон полосы оказалось мягким, почти незаметным. «Ан» пробежал по взлётке, поворачивая к грузовой площадке. Варшава встретила без фанфар, спокойно и по-деловому.
Я поднялся, помог Инне с её пальто, подал руку. С этого момента жизнь началась с новой отметки – в другом ритме, и с другим пейзажем за окном.
* * *
Как оказалось приземлились мы на аэродроме Легьоново, который встретил нас спокойной утренней прохладой. Снег под ногами поскрипывал сухо, а из низкого польского неба сочился мягкий серый свет, который в Минске бы окрестили «зимним рассеянным». Ан-22, будто усталый кит, замер на краю взлётки, раскрыв чрево грузового отсека. Техники уже суетились возле погрузочной аппарели, отдавая команды на русском и командном – вперемешку. Ниву с прицепом готовились снимать с фиксаторов.
– Машину тронь только после команды! – строго бросил старший борт техник, осматривая ремни на платформе. – Тут все серьозно. Не торопись, товарищ инженер.
Инна, одетая в светло-серое пальто и вязаную шапку, прижалась к меху воротника и молчала, наблюдая за разгрузкой. Спросила тихо:
– Это и есть Легьоново? Здесь мы теперь жить будем?
Рядом подошёл военный в шинели и фуражке с золотой кокардой.
– Здравствуйте, товарищи. Подполковник Каширин, зам по тылу варшавского госпиталя. От полковника Дубинского уже получили указание. За вами закреплено жильё в ДОСе. Машину, как пригоните – на стоянку у штаба. Там охрана. А пока – прошу со мной, вас ждут.
Ниву сняли с аппарели аккуратно, неспеша. Двигатель, пусть и замёрзший, завёлся с первого раза. Короткий путь до ДОСа прошёл быстро. Польская дорога, посыпанная смесью песка и соли, тянулась между засыпанными снегом домами. В воздухе пахло дымом от печей и морозом. Польский пригород дышал тишиной и какой-то основательностью. До нашего нового жилья, судя по одометру было 23 километра.
ДОС оказался не многоэтажкой, а аккуратным старым польским домом с крыльцом, покатой крышей и кирпичной трубой. Внутри – две комнаты, большая кухня, и, к сильному нашему удивлению, огромная печь с лежанкой, добротной, наверное ещё довоенной кладки.
Каширин объяснил:
– Домик старенький, но тепло держит лучше любого нового с центральной системой отопления. Печь топить умеете?
Инна ответила с улыбкой:
– Ещё бы. Моя бабушка в деревне жила – там только печь и была. Разберёмся.
Внутри – чисто, пахло кирпичом и воском. На столе – расписная скатерть и подписанный на польском «Witamy w Polsce» пакет с продуктами. Сало, хлеб, варенье и даже бутылка местной «Żubrówki».
Подполковник Каширин кивнул:
– Это от начальника госпиталя. У нас здесь принято тепло встречать.
Инна заметила:
– Тепло-то – ладно. А кровати тут сколько?
– Две, но не переживайте. Мебель можем подогнать дополнительно. Завтра, заглянет представитель мединститута. Им нужна документация по вашей учёбе в Союзе.
На улице темнело. Варшавская зима ранняя и быстрая. Вечер наступил как-то незаметно.
Инна присела у окна, завернувшись в шерстяной плед, и спросила:
– Думаешь, получится тут обжиться?
– А куда мы денемся?
В печи потрескивали дрова. Первая ночь в Польше обещала быть не такой теплой как в Минске, но уже не чужой.
* * *
Сигнал от «Друга» пришёл неожиданно – лёгкий импульс в затылке, еле ощутимая вибрация, как будто ветерок дотронулся изнутри. В комнате было тихо, Инна перебирала свои тетради и записные книжки на кухне, а со стороны лоджии тянуло небольшим сквозняком.
«Неполный анализ завершён. Обнаружена корреляция между перемещением субъекта и маршрутом операции „Лабиринт“. Подтверждён доступ полковника Дубровского к уровню каналов специального назначения. Вероятность координации 91,4 процента», – прозвучал голос «Друга», нейтральный, но с той интонацией, которая означала: это важно.
«Уточни характер операции,» – произнёс я негромко, стараясь, чтобы слова не услышала Инна на кухне.
«Ключевые параметры пока мне не доступны. Критическая часть зашифрована, ведется обработка массива информации. Объект Дубровский задействован в проекте по наблюдению за активностью польской научной среды и возможной утечкой медицинских разработок. Предполагается негласное содействие со стороны доверенного оператора. Признаки соответствия с профилем субъекта 04-К».
Сердце заколотилось быстрее. Выходит, это не просто командировка, и не просто ВМУ. А только прикрытие, замаскированное под карьерный рост и командировку за рубеж на новое место.
«Почему молчал раньше?»
«Вероятность ложного срабатывания. Требовалась среда подтверждения. Сбор завершён».
Теперь всё выглядело иначе. Вежливые улыбки особистов в штабе. Внезапно высвободившееся жильё. Странная открытость сослуживцев. Всё логично складывалось в цепочку.
В дверь заглянула Инна.
– Мне послышалось, что ты что-то сказал… Всё в порядке? Ты выглядишь… сосредоточенно.
– Просто думаю, – ответил я, отводя взгляд к окну.
Пока что мной было решено ничего не предпринимать. Только наблюдать. Возможно, через пару недель всё прояснится. Или наоборот – запутается окончательно.
А впереди нас ждала учёба, служба, город, где жизнь иначе. Слишком много ещё было непонятного, но дом – уже был.
* * *
Утро на новом месте началось с запаха поджаренного хлеба и легкого аромата жареных яиц с ветчиной. На кухне уютно потрескивали дрова в чугунной печке, а на столе стояли две дымящиеся кружки с кофе. Инна суетилась у плиты, перекидываясь со мной фразами. Я с удовольствием наблюдал за всеми ее домашними хлопотами с дивана в прихожей.
– Всё-таки хорошо, что не поселили в общежитие, – заметила Инна. – Тут хоть воздух другой, и никто по ночам не топает по коридору.
– Да и тишина, – кивнул я Инне, которая ставила перед мной тарелку.
– Ешь дорогой! Пока не акклиматизируешься – буду тебя держать тебя на легкой диете.
Завтрак закончился быстро. Накинув пуховик и натянув меховую шапку, я вышел на крыльцо. «Нива», укрытая инеем, терпеливо ждала у ворот. Снег под ногами похрустывал, улица казалась застывшей в ожидании нового дня. Двигатель завёлся с первой попытки. Печка зашипела, прогоняя мороз из кабины.
Путь до госпиталя занял около двадцати минут. Город встречал звоном трамваев, очередями у хлебных киосков и вывесками на витринах с аккуратной польской вязью. Пешеходы, укутанные как правило в пальто и береты, с любопытством оборачивались, провожая взглядом проезжающий мимо них, мой автомобиль.
– Ну ничего себе… – прошептал один пожилой пан, стоявший у автобусной остановки, рядом со светофором. – Это не «Фиат», не «Трабант»… Это что-то из Союза.
Мальчишка лет шести ткнул пальцем в «Ниву»:
– Тату, глянь, у него даже кузов есть! Наверное, там танк!
На светофоре две девушки лет двадцати с интересом переглянулись и одна из них перегнулась к другой:
– Видела, как он на нас посмотрел? Служит, наверное, тут. Интересный…
Интересный народ бабы… Они почему-то свято верят в то, весь мир вертится вокруг них.
В салоне было тепло, за окнами мелькали фасады старых домов с балконами, обвешанными бельём и спутниковыми антеннами. Около одного из зданий располагался магазин кожгалантереи. Отметил его мимоходом – пригодится для будущих проектов.
На КПП госпиталя дежурный прапор в форме жестом показал направо:
– Вы к кому?
– Прибыл в госпиталь работать техником по медоборудованию и аппаратуре.
– Ваша фамилия?
– Борисенок.
– Есть такое дело. Документы предъявите…
– Тогда туда, по внутренней дороге. Вас уже ждут. – С этими словами, он вернул мне мои документы.
Проехав через ворота, увидел аккуратный трёхэтажный корпус с флагом СССР на фасаде. Несколько советских офицеров переговаривались у входа, закуривая прямо под табличкой «Курение только в строго отведенных местах!»
– Эй, земляк! На «Ниве» приехал? – окликнул капитан в шинели. – Такую технику сюда не каждый день завозят. Новая?
– Почти. – Кивок. – С Минска гнали.
– Молодец. Устроишь нам потом обзор, – подмигнул тот. – А пока топай к начальнику госпиталя. Он тебя заждался.
Внутри здания пахло мастикой для пола, свежей бумагой и крепким чаем. Всё было знакомо, но всё равно – по-другому. Польский город, новая страна, другая жизнь.
Глава 11
До первых выходных Инна решительно и методично закрыла вопрос с переводом в варшавский медицинский университет. Помог не только её блестящий послужной список и справки из Москвы и Минска, но и врождённое обаяние, которое умело сочеталось с искренним уважением к собеседникам. Польский язык лился с её губ всё увереннее, а преподаватели отмечали, что у девушки редкий для приезжих правильный акцент, в котором уже едва угадывался мягкий восточнославянский оттенок.
После успешного визита в деканат Инна, сияя как школьница с пятёркой, вечером устроила мини-праздник на двоих. На скатерти нашлось даже место для польского торта с кремом, купленного по дороге домой.
Рабочие будни в госпитале шли спокойно, без суеты и спешки, несмотря на заметно более высокий уровень оснащения. Приборы, которые в Минске стояли под замками или приходилось выменивать по большому блату и протекции, здесь спокойно работали в свободном доступе. Некоторые модели японских анализаторов или немецких УЗИ-сканеров в Минске можно было разве что увидеть в справочнике.
Сотрудники – от младшего медперсонала до главврача – поначалу относились сдержанно, хотя и доброжелательно. Один из терапевтов по имени Толик даже как-то в столовой, отложив вилку, спросил:
– Ну и как вам у нас, товарищ техник?
Мой ответ прозвучал вежливо, но с хитринкой:
– Аппаратура радует. Персонал – тем более. Пожалуй, останусь.
Он рассмеялся и протянул руку:
– Тогда добро пожаловать.
В коридоре диагностического отделения, где стояли ящики с новыми расходниками, «Друг» тихо шепнул в нейроинтерфейс:
– По общему уровню технологического обеспечения это место почти догоняет медицинские модули класса «Феррум-А». Впрочем, кадровый потенциал и клинический опыт врачей здесь всё равно не выше среднего.
– Не придирайся, – мысленно отозвался я, поправляя журнал на посту медсестры, – зато атмосфера доброжелательная. И кофе в столовой терпимый.
К обеду пятницы стали появляться первые планы на выходные. Инна заговорчески шепнула вечером, надкусив яблоко:
– Надо бы съездить в Старе Място, давно хотела посмотреть…
Ответ прозвучал после глотка чаю:
– Заодно и на тот адрес заедем, что дала твоя мама. Вдруг её кузен всё ещё рад советским гостям?
Инна кивнула и, помедлив, добавила:
– Он человек слова. Только вот… лучше сначала купить приличный торт. Польские родственники – это отдельная каста.
* * *
Первый настоящий выходной в новой реальности встретил непривычной тишиной. Ни команд, ни вызывной связи, ни стука тележек по кафельным полам госпиталя. Только запах кофе с корицей, доносящийся из кухни, и тихое шуршание льда за окном.
На завтрак – поджаренные тосты, польское сливочное масло, домашнее яблочное варенье и что-то вроде сырника с изюмом. Инна в белом свитере с широким воротником, завязав волосы лентой, напоминала героиню французского фильма. С такой спутницей прогуливаться по Варшаве – уже само по себе эстетическое удовольствие.
– С чего начнем сегодня? – спросила она, подливая чай в чашку.
– Начнём по-классике. Старувка. А потом дойдём до Королевского тракта.
– Я как раз шапочку под пальто подобрала, в тон кирпичу Рыночной площади, – хмыкнула Инна.
Субботнее утро в Варшаве выдалось свежим, но без ветра – воздух словно вымыт до абсолютной прозрачности выпавшим ночью снегом. На улицах лежал мягкий, ещё не утрамбованный покров, который приятно похрустывал под подошвами. Солнце – как фарфоровая крышка, прозрачное, но холодное. Обогреватель в «Ниве» готов был бодро сопеть горячим воздухом, но машину оставили у дома – решили пройтись по старому центру пешком.
Инна взяла под руку, и маршрут начался с Площади Замковой (Plac Zamkowy). Старый город – «Старэ Място» – только недавно восстановленный после военного лиха, дышал архитектурным упрямством: здесь каждое здание будто шептало о выстоявшем духе. Ратуша, построенная в барочно-классическом стиле, сияла свежей штукатуркой. Над головой возвышалась огромная Колонна Сигизмунда обрамлённая серыми голубями, словно сторожила вход в сердце Старой Варшавы, с которой король смотрел в сторону Вислы, будто проверяя, не вернулся ли враг. Рядом – **Королевский замок (Zamek Królewski)**, выкрашенный в бархатный красный, с башенками, часами и облупленной штукатуркой, как на старых открытках.
– Представляешь, – тихо сказала Инна, – всё это почти с нуля отстроили. После войны. Полька в ней гордилась этим почти как своим дипломом.
– Упёртые, – отозвался, рассматривая барельефы на стенах. – Уважаю.
Пройдя по улице Пивна, вышли к Рыночной площади. По ней шли медленно, ступая по брусчатке. Витрины маленьких магазинов украшали резные вывески, витражи, деревянные игрушки. Здесь чувствовалась душа. Среди фасадов с разноцветными стенами, стояли ряды палаток – скромная барахолка, где в лавках можно было найти советские часы, польские сапоги, посуду и редкость – нейлоновые блузки.
На углу книжной лавки стояла самодельная витрина с новыми номерками газеты «Tygodnik Solidarność»(Еженедельная Солидарность). На стене рядом кто-то аккуратно нарисовал краской логотип движения – бело-красный флаг с надписью «Solidarność»(Солидарность), стилизованной под граффити.
– Посмотри, – Инна кивнула в сторону стены. – А ведь за это Ярузельский уже сажает. Но люди продолжают рисовать. Значит, есть, ради чего.
Старик с засаленным кашне продавал значки «Solidarność» с красной надписью и стилизованным флагом, аккуратно прикрывая товар газетой, когда поблизости появлялся милицейский патруль.
– Видела? – Инна указала глазами на стену неподалёку.
На кирпичной кладке белой краской кто-то написал: «Nie ma wolności bez Solidarności»(Нет свободы без солидарности). Надпись кто-то пытался закрасить, но буквы проступали сквозь слой краски, как голос, который не смогли заглушить.
Дальше прошли вдоль «Барбакана», полукруглой крепостной стены, оставшейся со времён средневековья. За ней – уютный переулок с вывеской «Antykwariat», где продавали книги довоенных изданий и довоенные же открытки.
Спустившись по улочке Podwale, свернули на «Krakowskie Przedmieście» (Краковское Предместье), ту самую историческую артерию, по которой ходили и короли, и варшавские студенты, и протестующие в 1970-х.
Дальше пошли по улице, мимо Университета и костёла Святого Креста. Витрины магазинов радовали аккуратностью, но не ассортиментом. Польские женщины шли с плетёными сумками, многие смотрели с интересом на Инну – она явно выделялась своей белоснежной шубкой и осанкой столичной красавицы.
Подошли к зданию Варовского дворца, потом свернули к костёлу Святой Анны. Внутри оказалось тепло и пахло ладаном. Свечи отражались в потускневшем золоте и мраморе. Пара пенсионеров молча стояла у иконы Богоматери.
На выходе из костёла по переулку прошли мимо очередной надписи: буквы «S» и «W» были выцарапаны на камне и тут же замазаны цементом.
– Хочешь кофе? – Инна прижалась ближе. – Вон, у того «Bristolu».
– Только если с ликёром.
Кафе было почти пустым. Старый официант с лицом актёра из кино хрущёвской эпохи подал кофе в высоких бокалах с шариками сливок. В дальнем углу у окна сидели двое мужчин с свежим номером «Trybuna Ludu», главной партийной газеты. Под фото Ярузельского – выжимка с последнего заседания Совета военного положения. Суровые заголовки, усмиряющие страну, но они газету явно не читали. Просто держали, как пропуск.
– Они хотят заткнуть всю страну, – тихо проговорила Инна, – но слишком поздно.
В ответ от меня прозвучало:
– Меня сильно беспокоит то, как близко ты принимаешь к сердцу лозунги этой «Солидарности».
– Что ты имеешь в виду?
– Знаешь поговорку: «Вор громче всех кричит: – Держи вора!»
– А это тут каким боком?
– Прощу тебя любимая, не делай сейчас никаких выводов на счет этого профсоюза.
Больше мы на эту тему не говорили.
– Какие еще есть планы?
– Зайти к кузену моей мамы.
– Это тот, чей адрес она дала еще в Минске?
– Да.
– Тогда надо купить что-то к столу…
– Ага… Пироженки или тортик…
– А что после кузена?
– Если получится, заскочить в Варшавский университет.
– Прямо так – на экскурсию?
– Увидеть, как живут те, кто будет твоими одногруппниками. Это важно.
Мы допили кофе и пошли дальше.
Ещё один поворот, и мы оказались у Костёла Святого Креста (Kościół Świętego Krzyża), где на колонне у входа бронзовыми буквами было выбито: «Tu spoczywa serce Fryderyka Chopina» – Здесь покоится сердце Шопена.
Инна остановилась.
– Это ведь не просто фраза. Это про каждого поляка. И не только.
Свернули на Мёдова, купили два стаканчика гржанца – горячего вина с пряностями, налитого в картонные стаканчики. Присели на скамейку. Рядом подростки бросали снежки в пластиковую бутылку.
Ветеран в плаще, прикрыв значок с орлом, продавал маленькие значки Пилсудского и портреты Папы Иоанна Павла II.
– Удивительная страна. Тут свобода дышит в трещинах асфальта, – произнесла Инна мне на ухо, глядя на балкон с флагом «Solidarność».
– Инна я тебя недавно просил… – Затем улыбнулся и шепнул:
– Смотри только не влюбись в Варшаву сильнее, чем в меня.
Поднявшись по скользким ступенькам обратно на Замковую площадь, договорились: обедать пойдут в «Pod Blachą», маленький ресторанчик с отличной кухней.
Глава 12
После ресторана «Pod Blachą», где подали шикарный журек в хлебной миске, который согрел изнутри, а ароматный бигос с квашеной капустой, копченостями и черносливом окончательно убедил нас в том, что польская кухня заслуживает отдельного восхищения, и дальнейшего очень тщательного изучения.
Над крышами домов висело серое небо, в воздухе повис влажный морозец с ароматом каменного угля, которым топили половину польской столицы.
На витрине, в небольшой кондитерской «Blikle» на улице Крулевской, наш взгляд упал на аккуратно выставленные торты.
Один из них, мы и приобрели. Это был знаменитый варшавский торт «Вздох Варшавы» – с маковым бисквитом, ореховым кремом и слоем шоколадной глазури, с надписью «W-Z» – фирменный варшавский, тот самый, о котором так тепло рассказывала Инна, вспоминая своё детство.
Торт положили в нарядную картонную коробку с серебристым шнурком.
Инна аккуратно прижала его к себе, и в этот момент взгляд прохожего польского старичка выдал всё – запах родного детства, вкус, который не отпускает десятилетиями.
Указав пальцем на него, я произнес с улыбкой:
– Только неси осторожно, он хрупкий как твои воспоминания.
Мы двинулись по адресу, который дала Раиса Аркадьевна. Тот самый двоюродный брат, с которым когда-то вместе играли в театральной студии в Познани, а потом он перебрался в Варшаву и с тех пор обжился в столице.
Двоюродный дядя Инны – пан Станислав Януш Подкаминьский – жил в центральной части районаЖолибож (Żoliborz), недалеко от парка Красиньского (Park Krasińskich) и вблизи границы с районом Мурнув (Muranów), в кирпичном доме довоенной постройки, с фасадом, который уже начал шелушиться, но окна были в порядке, а у входа дежурил кот – чёрный, с белым галстуком.
Старый лифт поскрипывал как подбитый дирижабль, но всё-таки добросовестно донёс нас на нужный этаж.
На звонок дверь открылась мгновенно. В проеме появился невысокий, аккуратно одетый мужчина мужчина лет шестидесяти в сером свитере и очках с тонкой оправой. У него был орлиный нос, аккуратная седая бородка и глаза, в которых угадывалась артистическая искра. На нём был вязаный жилет и твидовые брюки. Сначала он посмотрел с лёгким недоверием, а потом глаза его вспыхнули узнаваемым теплом:
– Инна? Ты, dziewczynka moja? Боже, как ты выросла… Инуська, ты только посмотри на себя! – с искренним удивлением воскликнул Станислав, прижимая племянницу к себе. – Совсем взрослая, красивая, как твоя мама в её лучшие годы.
Инна засмеялась и шагнула вперёд, чтобы обнять дядю.
Повернувшись к мне, он вежливо протянул руку:
– А это, должно быть, твой избранник. Наслышан. Проходите, проходите. У меня скромно, но тепло.
Внутри пахло воском, старым деревом и книгами. На стене – фотография в черно-белых тонах: Инна в возрасте лет пяти, улыбается, сидя у него на коленях. С каминной полки смотрел в прошлое потемневший портрет женщины в кружевном воротнике – мать Юзефа и тетка Инниной мамы.
Поставив торт на стол, Инна бережно сняла с него упаковку и сразу пошла на кухню за тарелками.
– Дядя Станислав… мама передаёт тебе поклон,привет и благодарность, – спокойно проговорила моя жена. – Говорила, что вы когда-то пообещали помощь, если будет надо.
– И она вспомнила про меня после стольких лет? Значит, дело действительно серьёзное, – пробормотал он, впуская ее назад в комнату. – Ну, проходите, проходите. Снимайте пальто, здесь у меня тепло.
– Всё, что могу. Хотя времена, как ты понимаешь, сложные. Работаю сейчас заведующим архивом в городской управе. Бумаги, списки, иногда очень ценные сведения проходят через мои руки. Если будет нужно, подскажу, к кому обратиться – только аккуратно. Сейчас из-за «Солидарности» всё как на пороховой бочке.
– Мы не будем создавать вам проблем, – уверила его Инна. – Просто хотим знать, что у нас в городе есть человек, к которому можно обратиться, если совсем прижмёт.
– И правильно. Польша – страна хорошая, но сейчас тут всё шатко. Особенно если ты из Союза. Но, глядя на тебя, понимаю – вы не туристы.
– Мужу предложили интересную работу в советском военном госпитале. Он отличный специалист по медицинскому оборудованию.
– Понятно.
С кухни пахло корицей и яблоками. На столе стояли старинный глиняный заварник с рисунком пав, тричашки и блюдо с тонкими нарезками копчёной ветчины, рядом расположились рюмки. Кусок домашнего пирога лежал под накрахмаленной солфеткой.
Я поставил коробку с тортом на стол:
– Варшавский. От Blikle, надеюсь, он поместится в вашу коллекцию вкусов.
Пан Станислав рассмеялся:
– С таким зятем и о театре забыть можно. Садитесь. Рассказывайте всё. Как мама? Как вы оказались в Варшаве?
Разговор быстро вошел в семейное русло. Инна говорила легко, на чистом польском, всё больше с акцентом коренной варшавянки. Станислав слушал внимательно, задавал вопросы, комментировал.
Чай заваривался долго, как полагается.
– Ты мне скажи, Инуська… – подал голос хозяин, осторожно отхлёбывая. – Ты же теперь уже официальная жена?
– Да, – ответила она с лёгкой улыбкой. – И вполне счастливая. Как мама говорила, «лучше коротко, но метко».
Юзеф кивнул, глядя прямо в глаза:
– Значит, береги его. В нём есть что-то… хм… настоящее. Не столичное, но породу чувствую.
* * *
Пан Станислав, поставил на стол крепкий чай, достал из серванта маленькую бутылку настойки и сделал широкий жест:
– За приезд дорогих гостей! Угощайтесь, это моя жена Ядвига сама на травах настаивала.
Не успели выпить по первой рюмке, как за дверью послышался грохот ключей, звон голосов и звонкие, быстрые шаги. Через секунду в коридоре раздался голос:
– Сташек, мы дома! Юзеф капризничал, но уже всё хорошо!
Пан Станислав поднялся, пошёл встречать, а через минуту в комнату вошла женщина лет пятидесяти, полная, уверенная в себе, с энергичными глазами. За ней – мужчина чуть моложе, высокий, с густыми усами и внимательным взглядом. Следом – молодая женщина с короткой стрижкой, в современной шапке из искусственного меха, и мальчик лет восьми с коньками в руках.
– Знакомьтесь, дорогие, – сказал Владислав с гордостью в голосе. – Это моя жена Ядвига, врач педиатрии, старший сын её – Януш, а это его супруга Хелена и их сын Юзеф. Наш внук, наш свет.
Ядвига первая подошла, крепко обняла Инну:
– Какая ты красавица стала, Инечка. Мама рассказывала, как ты ей помогаешь. Я рада, что ты приехала. Ты и твой муж будете здесь как дома.
Хелена протянула руку с лёгкой улыбкой:
– Добро пожаловать в Варшаву. Мы слышали о вас только хорошее.
Маленький Юзеф бросил взгляд на меня, кивнул серьёзно и спросил:
– А вы правда служите в войске и умеете водить танк?
Пока все смеялись, Януш с интересом спросил:
– А вы на чём приехали? Вся Варшава гудит про какую-то «советскую Ниву, как из будущего».
Ответ был лаконичен, но с огоньком:
– Машина немножко необычная. Она у нашего дома осталась. Потом покажу.
Ядвига взяла в руки чайник, и, наполняя чашки, сказала с теплотой:
– Тут давно не было такого вечера. Спасибо вам, дети. Спасибо, что приехали.
И в этот момент на стол легло что-то, что простым глазам не увидишь, но очень важное. Что-то, что воедино соединяет кровь, время и память.
* * *
– Сташек, ты только посмотри на них, – с мягкой усмешкой сказала Ядвига, подливая чай. – Инна прямо расцвела рядом с твоим зятем. Мне нравится, как он держится. Уверенно, спокойно. Как будто он уже всё про всех знает, но не торопится никому об этом рассказывать. Интересно, как это у него выходит? – Она с мягкой улыбкой посмотрела на меня.
– Секрет военной службы, – отозвался я, хитро прищурившись. – У нас там, в штабе, даже чай заваривают по уставу.
– По какому уставу – это ещё вопрос, – вставил Януш, потягивая настойку из тонкого бокала. – Но машина у него – это да. Мы с Хеленой видели ее на неделе несколько раз у советского госпиталя. Даже специально пару раз мимо прошли и назад вернулись, чтобы ещё раз глянуть. Там такие покрышки, что даже гонщик Формулы 1 обзавидовался бы.
– Мы вообще-то всерьёз завидуем, – вдруг сказала Хелена и уселась ближе. – У нас совсем старая «Syrena». На ней в магазин доехать – уже приключение, а уж в горы… Это даже смешно.
Инна с любопытством посмотрела на Януша:
– А вы что, любите горные лыжи?
– Не просто любим, – с вдохновением сказал Януш, подаваясь вперёд. – Мы с Хеленой познакомились именно на склоне. Это было под Закопане, я тогда ехал в свободную неделю, она – по распределению с кафедры. И вот, видишь, – он нежно коснулся руки жены, – уже двенадцать лет вместе.
– Если бы не Юзеф, – вставила Хелена, – мы бы и сейчас гоняли на лыжах каждый второй уикенд. Но с машиной… сами понимаете.
– Есть одно место, – продолжил Януш. – Не слишком далеко от Варшавы, километров восемьдесят. Там отличный склон, мало людей, свежий воздух. Но туда даже на «Żuku» не сунешься. Дорога разбита, особенно после снега. Один раз поехали – потом трактор вытаскивал.
Инна подняла брови и повернулась ко мне:
– Ну а ты что скажешь, командир вездехода?
Сделав вид, что задумался, отпил немного чая и медленно поставил чашку обратно:
– Нива, конечно, не танк. Но если колёса не отвалятся – доедем. А если и отвалятся – починим на месте.
– Ты не шутишь? – оживился Януш. – Серьёзно, можно попробовать? Мы давно хотим вырваться на снег. С Юзефом. У него уже свои маленькие лыжи есть, он только и ждёт.
Малец тут же вытянулся на стуле, приложил ладонь к виску и с важным видом сказал:
– Я уже умею тормозить! Иногда даже правильно!
– Сташек, – сказала Ядвига, – смотри, как всё хорошо и просто. Люди только приехали – а уже объединяют семьи, планы строят. Прямо как в хорошем фильме.
– Я бы сказал – как в кино, где ещё никто не знает, что главный герой всё время скрывает, что он вообще-то не совсем человек, – усмехнулся дядя и подмигнул.
Инна в ответ тихонько толкнула меня ногой под столом:
– У нас, между прочим, всё серьёзно. Если поедем – то с термосами, бутербродами и полным комплектом теплых вещей.
– И с мятной наливкой от тёти Ядвиги, – добавил я. – Потому что без неё на мороз идти – это безрассудство, а не спорт.
– Я только за, – сказала Ядвига. – Но наливку дам с условием: вы мне потом расскажете, кто лучше всех катался. А если вы ещё и фотографии привезёте, то вообще праздник будет.
Улыбнулись все. Слово за слово, посуда постепенно пустела, вино убывало, и разговор закрутился уже не о лыжах, а о старом варшавском кинотеатре, о спектаклях в Театре Польском, где когда-то блистала бабушка Инны, и о том, как сильно в Польше чувствуется воздух перемен.
А где-то на потолке тихо расположилась «Муха», сохраняя в своей бездонной памяти всё: и запах пирога, и слова за столом и момент, и многое, многое другое.
За окном поскрипывали трамваи, улица постепенно погружалась в вечернюю дрему. Чай был выпит, тортик – почти исчез, оставив шоколадные следы на тарелке. Прощались тепло. На выходе пан Станислав тихо сказал Инне:
