Текст книги "Повести, сказки, притчи Древней Индии"
Автор книги: Автор неизвестен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Огромно воздействие, которое в многочисленных переводах и пересказах оказывали и оказывают эти сборники на индийскую литературу. Они переведены на хинди, бенгали, маратхи, гуджерати, тамильский и многие другие языки народов Индии; уходя корнями в древний фольклор, они до сих пор не теряют своей популярности в народе, отражаются в литературе и изобразительном искусстве, оживают на сцене.
Древнеиндийская литература богата памятниками, получившими всемирную известность. Если же говорить не только о славе, но и о непосредственном воздействии на мировую литературу, то, пожалуй, никакой другой жанр не может сравниться в этом отношении с индийскими сказками.
Отдельные из них сопоставляются уже с древнегреческими баснями Эзопа. Аналогии их сюжетам усматривают в позднеантичных романах Ахилла Татия, Гелиодора. Впрочем, вопрос о первоисточнике здесь достаточно сложен. Есть и сторонники индийского приоритета, и сторонники греческого. На более достоверную почву мы становимся, переходя к раннему средневековью. Здесь нам открывается поистине беспримерная картина распространения индийских сборников сказок за пределами их родины, переводы их на десятки языков, сотни обработок их в самых разных странах – от Японии до Исландии.
Уже в первые века нашей эры переводятся на китайский язык многие джатаки. Вместе с другими памятниками буддизма они широко распространяются в странах Центральной и Восточной Азии – в Японии, Бирме, Тибете, Монголии. В VI в. Панчатантра переводится на пехлевийский (среднеперсидский) язык, а с пехлевийского – на сирийский и позже на арабский. Это – знаменитая «Калила и Димна» (искаженные имена шакалов Каратаки и Даманаки из I книги Панчатантры). Через греческий перевод XI в. книга эта становится известной на Руси; через древнееврейский, латинский, испанский переводы – в Западной Европе, где, распространившись в многочисленных переводах и переложениях, отражается в средневековой дидактической литературе, в новеллистике Возрождения – у Боккаччо, Саккетти и многих других писателей. На основе «Двадцати пяти рассказов Веталы» создается монгольский сборник «Волшебный мертвец». «Тридцать две истории царского трона» приходят в Тибет, а через тибетскую обработку – в монгольский сборник Арджи Бурджи («Царь Бходжа»), «Семьдесят рассказов попугая» известны в малайских обработках, персидских; среди последних – известная Тути-наме («Книга попугая»), через которую с этим сборником познакомились в Европе. Есть и турецкая обработка этих сказок.
Индийские сборники повлияли и на многие другие памятники восточных и западных литератур. Таковы, по-видимому, многие сказки и само обрамление «Книги тысячи и одной ночи», старейшая часть которой, как полагают, – индоиранского происхождения (утраченный пехлевийский сборник Хазар-Афсана – «Тысяча легенд»). Такова книга Синдбада (иначе – «Книга семи мудрецов»), разные обработки которой (персидская, сирийская, арабская, еврейская, греческая и другие) восходят, возможно, к утраченному индийскому оригиналу. Таковы распространенные во многих странах христианизированные легенды о Варлааме и Иоасафе, коренящиеся в буддийских текстах.
Переходя из века в век, из поколения в поколение, индийские сказки продолжают жить в новых литературах Запада и Востока. Они отражаются в европейской басне нового времени – у Лафонтена, Крылова. Известно, как высоко ставил древнеиндийскую дидактику Лев Толстой, обработавший для детей многие индийские сказки. Отдельные сюжеты этих сказок не раз вдохновляли поэтов и писателей. Так, сюжет рассказа о перепутанных головах использован в «Парии» Гёте; уже в наше время его обработал Томас Манн. Представление об Индии как родине сказок, сложившееся у некоторых ученых прошлого века, как оно ни устарело во многих отношениях, и ныне может подчас показаться не таким уж неосновательным – слишком много аналогий вызывает чтение этих сказок, и аналогий отнюдь не всегда случайных. Кому из русских читателей не напомнит, например, джатака о дятле и льве крыловского «Волка и журавля», а рассказ о гусях и черепахе – «Лягушки-путешественницы» Гаршина?
Это, пожалуй, еще одна особенность предлагаемой антологии. Содержание ее – не просто далекая сказка, захватывающая нас то увлекательностью сюжета, то мудростью мыслей. Это составная часть нашей современной культуры.
* * *
Настоящая книга включает переводы, выполненные нашими индологами: А. П. Баранниковым, В. В. Вертоградовой, О. Ф. Волковой, П. А. Гринцером, И. Д. Серебряковым, А. Я. Сыркиным, М. А. Ширяевым, Р. О. Шор, – переводы, частью уже публиковавшиеся (см. соответствующие примечания), частью печатаемые впервые. Легко заметить, что принципы этих переводов весьма различны. Одни из них очень близки к подлиннику, вплоть до сохранения синтаксических особенностей текста. Другие выполнены достаточно свободно, подчас приближаясь к пересказу; соответственно весьма различен их стиль. Не все тексты переведены целиком – встречаются и несколько сокращенные переводы. По-разному переданы стихи подлинника. Одни переводчики пытались условно передать их с помощью русского стиха, другие – ритмической прозой, третьи – простой прозой. Отнюдь не считая все эти принципы одинаково удачными, мы тем не менее решили не проводить унификацию переводов и не оговариваем в каждом случае все их особенности. К этому нас побудил ряд соображений. Во-первых, еще не выработаны строгие принципы русского художественного перевода с санскрита. Следующее соображение касается характера данного издания, отнюдь не преследующего научных целей. И, наконец, – характер самих переводимых текстов. Ведь перед нами не один памятник, не один автор и даже не одна эпоха, а весьма различные по стилю, форме, языку произведения, создававшиеся на протяжении круглым счетом полутора тысяч лет.
А. Я. СЫРКИН
ДЖАТАКИ
Перевод В. В. Вертоградовой
ДЖАТАКА О СТРЕЛЕ (13)
«Да будет проклята стрела…» Эту историю Учитель во время своего пребывания в Джетаване{1} рассказал о страсти некоторых бхикшу{2} к своим прежним мирским женам. Подробности этой истории будут изложены в восьмой книге в Индрия джатаке.{3}
Тогда Благословенный сказал тоскующему бхикшу: «Еще прежде, о бхикшу, ты из-за этой женщины погиб и был поджарен на раскаленных угольях». Другие бхикшу попросили Благословенного разъяснить это. Благословенный разъяснил им то, что было скрыто от них перерождениями.
В давние времена в стране Магадха{4} в городе Раджагриха{5} правил один царь.
Когда наступало время сбора урожая, со стороны людей ланям грозила большая опасность, и они убегали в леса, растущие у подножия гор.
В то время один горный олень, живший в лесу, увлекся ланью, пришедшей туда из окрестностей деревни. Олень был так очарован ею, что, когда лани стали спускаться с гор и возвращаться на прежние места, олень тоже пошел вслед за ними.
«Милый, – сказала ему лань, – ведь ты же горный олень, и окрестности деревни для тебя опасны, не ходи туда за мной».
Но олень, влюбленный в лань, не вернулся обратно, а последовал за ней. Жители Магадхи, зная, что наступило время ланям возвращаться с предгорий, стали на пути их устраивать засады.
И вот, когда олень и лань бежали вместе по лесной дороге, один охотник притаился в укромном месте.
Почуяв запах человека, лань решила, что это охотник, и, пустив оленя вперед, сама пошла за ним. Первой же стрелой из лука охотник свалил оленя, а лань, увидев, что он убит, умчалась быстрее ветра.
Охотник вышел из своей засады, содрал шкуру с оленя и на угольях испек его мясо. Поев оленьего мяса, напившись воды, он собрал оставшиеся куски, с которых еще стекали капли крови, сложил их в бамбуковую корзину и понес домой детям.
В то время Бодхисаттва{6} возродился в образе духа дерева и жил в роще. Наблюдая за тем, что произошло с оленем, Бодхисаттва подумал: «Не ради матери или отца погиб этот глупый олень, – страсть погубила его. На рассвете страсти все живые существа счастливы, но конец ее – это страдание и пять видов различных уз{7} и несчастий. Достоин презрения человек, который причиняет в этом мире несчастье и смерть другому! Достойна презрения та страна, которой управляет женщина. Достойны презрения те мужчины, которые подчиняются воле женщин!»
Тогда Бодхисаттва в одной гатхе{8} показал три предмета, достойные порицания, а все лесные духи приветствовали и чтили его благовониями и цветами. Своим приятным голосом Бодхисаттва огласил всю рощу и в одной гатхе показал дхарму:{9}
Да будет проклята стрела, так глубоко разящая!
Да будет проклята земля, которой правит женщина!
Да будет проклят человек, что женской власти подчинен!
Так в одной гатхе показав три предмета, достойные порицания, Бодхисаттва, огласив весь лес, с мастерством Будды разъяснил дхарму.
Приведя эту историю для разъяснения дхармы, Учитель провозгласил благородные истины. После провозглашения истин терзавшийся страстью бхикшу достиг первого пути.{10} Рассказав эти две истории, Учитель показал связь между ними и отождествил перерождения: «Тогда терзающийся страстью бхикшу был горным оленем, мирская жена бхикшу – ланью, а я был божеством, разъяснившим дхарму и показавшим вред страсти».
ДЖАТАКА О ЦАРЕ ОБЕЗЬЯН (57)
«Как повелитель обезьян, кто терпелив…» Эту историю Учитель во время своего пребывания в Велуване{11} рассказал о Девадатте,{12} покушавшемся на его жизнь. Услыхав о злобных намерениях Девадатты, Учитель сказал: «Не только теперь, о бхикшу, Девадатта замышляет убить меня, он еще прежде пытался сделать это, но ему не удалось», и он рассказал историю о прошлом.
В давние времена, когда в Варанаси{13} царствовал Брахмадатта,{14} Бодхисаттва возродился в образе обезьяны. Когда он вырос, то стал величиной с жеребенка и отличался необыкновенной силой. Жил он один на берегу реки. Посреди реки был остров, заросший манговыми, хлебными и другими плодовыми деревьями, а между берегом и островом торчал из воды большой камень.
Бодхисаттва, который обладал силой слона, перепрыгивал обычно со своего берега сначала на этот камень, а оттуда на остров.
Там он наедался вдоволь различных плодов, а вечером тем же путем возвращался обратно. И так изо дня в день.
А в этой реке жил тогда крокодил со своей женой. У жены его, видевшей, как Бодхисаттва прыгает каждый день с берега на остров, возникло желание отведать обезьяньего сердца, и она сказала крокодилу: «Почтенный, я хочу отведать сердце этого царя обезьян». «Хорошо, ты получишь его сердце», – отвечал крокодил и решил: «Сегодня вечером, когда царь обезьян будет возвращаться с острова, я схвачу его». Он поплыл и забрался на камень, торчавший из воды.
Целый день Бодхисаттва бродил по острову, а вечером, собираясь возвращаться на свой берег, он посмотрел на камень, и ему показалось, что камень стал выше, чем раньше. «В чем же тут дело?» – подумал Бодхисаттва, так как, перепрыгивая с берега на остров, он обычно замечал уровень воды и высоту камня. «Сегодня уровень воды не повысился и не понизился, – подумал он, – а камень этот кажется больше. Наверное, какой-нибудь крокодил сидит на нем, желая схватить меня. Сейчас я испытаю его». И как будто бы разговаривая с камнем, он крикнул с острова: «Эй, камень!» – и, не получив ответа, еще три раза обратился к нему. Но камень молчал.
«Что же ты, камень, сегодня не отвечаешь мне?» – сказал тогда Бодхисаттва. А крокодил подумал: «Наверное раньше этот камень отвечал обезьяне, отвечу-ка я ей сегодня».
«Что тебе, царь обезьян?» – сказал крокодил. «Кто ты такой?» – спросил Бодхисаттва. «Я крокодил». – «А зачем ты здесь сидишь?» – «Я хочу получить твое сердце», – отвечал крокодил.
«Теперь я должен обмануть этого крокодила, – подумал Бодхисаттва, – другого пути у меня нет». И он сказал крокодилу: «Почтенный крокодил, я принесу себя в жертву тебе, ты только открой пасть, и когда я прыгну к тебе в пасть, тогда и хватай меня».
А как только у крокодилов открывается пасть, так сразу же закрываются глаза. И крокодил, ничего не подозревая, открыл пасть. И тут же глаза его закрылись. А Бодхисаттва, зная это свойство крокодилов, перепрыгнул с острова на голову крокодила, а оттуда с быстротой молнии – на другой берег.
«Эта обезьяна совершила чудо», – подумал крокодил, увидев Бодхисаттву на берегу. И он сказал обезьяне: «О царь обезьян, кто обладает в этом мире четырьмя известными качествами,{15} тот побеждает врагов, а у тебя, мне кажется, есть все эти качества», – и после этого крокодил произнес следующую гатху:
Как повелитель обезьян, кто терпелив, правдив и мудр,
Кто знает долг свой, тот всегда одолевает всех врагов.
Так восхвалив Бодхисаттву, крокодил удалился в свое жилище.
Учитель сказал: «Не только теперь, о бхикшу, Девадатта замышляет убить меня, он пытался это сделать и прежде». Закончив этот рассказ, приведенный для разъяснения дхармы, установив связь, Учитель отождествил перерождения: «В то время Девадатта был крокодилом, брахманка{16} Чинча{17} была женой крокодила, а царем обезьян был я».
ДЖАТАКА ОБ ИГРАЛЬНОЙ КОСТИ (91)
«Намазанную сильным ядом…» Эту историю Учитель во время своего пребывания в Джетаване рассказал о небрежном отношении к вещам. Говорят, что в то время бхикшу, получив одежду и другие необходимые предметы, небрежно к ним относились, а вследствие такого отношения к четырем необходимым предметам{18} не освобождались от перерождений в аду и в мире животных.
Узнав об этом, Учитель, различными способами показав сущность дхармы, предостерег бхикшу от небрежного отношения к четырем необходимым предметам. «Бхикшу, который заботливо относится к своей одежде, – сказал Учитель, – должен избегать холодного». Это и другие правила установив, Учитель сказал: «О бхикшу, относитесь внимательно к своим необходимым вещам, невнимательное отношение подобно употреблению смертельного яда; еще в прежние времена люди, не ведая опасности, из-за небрежности принимали яд и попадали в большую беду». И он рассказал историю о прошлом.
В давние времена, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, Бодхисаттва возродился в одной зажиточной семье и, когда вырос, стал игроком в кости.
С ним часто играл один мошенник. А у него была такая привычка: всякий раз, когда он видел, что выигрывает партию, то доводил ее до конца, а когда предчувствовал проигрыш, то, засунув одну кость себе в рот, говорил: «Кости одной не хватает!», бросал игру и уходил.
Догадавшись, в чем дело, Бодхисаттва сказал себе: «Ну, хорошо, посмотрим, что будет дальше», и, взяв однажды кости к себе домой, он намазал их ядом, потом тщательно высушил и, придя к мошеннику, сказал: «Давай-ка сыграем в кости, любезный!» – «Давай сыграем», – согласился мошенник, приготовил доску, и они стали играть.
Плут, поняв, что проигрывает, засунул себе в рот одну кость.
Увидев это, Бодхисаттва подумал: «Глотай-глотай, потом узнаешь, что будет с тобой». И он произнес следующую гатху:
Намазанную сильным ядом
Глотает кость, не ведая, мошенник.
Глотай-глотай, коварный плут, —
Потом увидишь, что с тобою будет.
Пока Бодхисаттва так говорил, от быстрого действия яда мошенник потерял сознание и, вращая глазами, упал навзничь.
«Теперь нужно вернуть ему жизнь», – решил Бодхисаттва и дал ему различные лекарства, смешанные с рвотным средством. А когда последнее оказало свое действие, он напоил плута топленым маслом, смешанным с медом и сахаром.
Вылечив мошенника, Бодхисаттва сказал ему: «Впредь больше так не делай». Потом, раздав дары и другие благочестивые деяния совершив, возродился согласно карме.{19}
Приведя эту историю для разъяснения дхармы, Учитель сказал: «О бхикшу, небрежное отношение к вещам подобно употреблению смертельного яда». Так сказав, он отождествил перерождения: «Тогда мудрым игроком в кости был я».
ДЖАТАКА О ШАКАЛЕ (113)
«Шакалу веришь пьяному…» Эту историю Учитель, находясь в Велуване, рассказал о Девадатте. В то время бхикшу, собравшись в зале дхармы, рассуждали о том, как Девадатта пришел в Гаясису{20} с пятьюстами бхикшу и стал давать им ложное наставление, будто истинная дхарма не та, которую установил отшельник Готама,{21} а та, которую установил он, Девадатта. С помощью этого обмана Девадатта расколол сангху{22} и установил два священных дня «упосатха».{23}
В то время как бхикшу сидели, обсуждая пороки Девадатты, вошел Учитель и спросил, о чем идет речь. Когда те объяснили, он сказал: «Не только теперь, о бхикшу, Девадатта распространяет лживое учение, он был лжецом и прежде». И Учитель рассказал историю о прошлом.
В давние времена, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, Бодхисаттва возродился в образе духа дерева и жил в роще на кладбище.
В то время в Варанаси был объявлен праздник, и жители города, решив принести жертвы якшам,{24} в каждом дворе и на каждой улице разбросали рыбу и мясо и выставили в кувшинах крепкие напитки.
И вот один шакал, проникнув в полночь в город по сточной трубе, наелся рыбы и мяса, напился вина и, забравшись в кусты, проспал до самого рассвета. Проснувшись и увидев, что уже рассвело, шакал решил, что уйти из города теперь невозможно. Тогда он подошел к дороге, лег возле нее и притаился, чтобы люди, проходившие мимо, не заметили его. Увидев одного брахмана, который шел к водоему полоскать рот, шакал подумал: «Ведь брахманы очень жадны на деньги. Заманю-ка я его каршапанами{25} и заставлю завернуть меня в верхнюю одежду и на руках вынести из города».
«Эй, брахман!» – позвал шакал человеческим голосом. «Кто это зовет меня?» – обернувшись, спросил брахман. «Это я», – отвечал шакал. «Что тебе надо?» – «У меня, брахман, есть две сотни каршапан; если ты возьмешь меня на руки и, завернув в свою верхнюю одежду, чтобы никто не видел, вынесешь из города, я отдам тебе эти каршапаны».
Из жадности к деньгам брахман согласился и, сделав все, как просил шакал, взял его на руки, вынес из города и прошел еще немного вперед.
«Что это за место, брахман, где мы сейчас находимся?» – спросил шакал. А когда брахман назвал ему это место, шакал стал просить: «Пройди еще немного брахман». И так он все просил брахмана пройти еще и еще, пока они, наконец, не дошли до большого кладбища. «Спусти меня здесь», – попросил шакал. Когда брахман спустил его на землю, шакал сказал: «Расстели здесь свою верхнюю одежду». И брахман, мечтая о деньгах, выполнил и это.
Потом шакал сказал: «А теперь вырой тот древесный корень». И пока брахман был занят этим делом, шакал стал топтать его верхнюю одежду; в четырех углах и в пяти других местах испачкав и намочив ее, он убежал в лес на кладбище.
Тогда Бодхисаттва, стоя на ветке дерева, произнес следующую гатху:
Шакалу веришь пьяному ты, брахман недогадливый.
У них и сотню не найдешь, не то что двести каршапан.
«Теперь, брахман, – сказал Бодхисаттва, – выстирай свою одежду, соверши омовение и займись своими делами», – и исчез.
И брахман, сделав все, как советовал Бодхисаттва, ушел, удрученный таким обманом.
Учитель, приведя эту историю для разъяснения дхармы, отождествил перерождения: «В то время Девадатта был шакалом, а духом дерева был я».
ДЖАТАКА О ХВОСТЕ (144)
«Уж много то, презренный…» Эту историю Учитель во время своего пребывания в Джетаване рассказал о ложном аскетизме адживиков.{26} Говорят, что за пределами Джетаваны они предавались различным видам ложного аскетизма.
Многие бхикшу, видевшие, как адживики, предаваясь аскетизму, особым образом сидели на пятках, висели в воздухе, как летучие мыши, лежали на шипах, жгли себя пятью видами огня{27} и прочее, обратились к Благословенному: «Скажи, почтенный, есть ли от этого аскетизма какая-нибудь польза?»
«Нет, бхикшу, – сказал Учитель, – в таком ложном аскетизме нет ни смысла, ни пользы; еще в прежние времена некоторые разумные люди, думая что в этом аскетизме есть смысл и польза, брали огонь, который был зажжен при их рождении, и уходили в лес. Но не видя никакого толку от принесения жертв огню, заливали его водой. А, обратившись к действиям касина,{28} постигали знания и достижения и возрождались в мире Брахмана».{29} И Учитель рассказал историю о прошлом.
В давние времена, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, Бодхисаттва возродился в семье одного брахмана с севера.
В день, когда ребенок появился на свет, родители его зажгли священный огонь, а когда мальчику исполнилось шестнадцать лет, они сказали ему:
«В день твоего рождения, милый, мы зажгли для тебя священный огонь. Теперь, если ты хочешь вести мирскую жизнь, то изучи три веды,{30} а если хочешь достигнуть мира Брахмана, то возьми этот огонь и уходи в лес. Почитая огонь, ты заслужишь расположение великого Брахмана и в мире Брахмана возродишься».
«Не нужна мне мирская жизнь», – сказал юноша, взял огонь и, удалившись в лес, построил себе обитель и стал жить там, чтя огонь.
Как-то в одной соседней деревне этот отшельник получил в дар быка. Приведя его к себе в обитель, он решил принести его в жертву богу Агни.{31} Но тут он вспомнил, что у него в обители нет соли. «Не станет же владыка Агни есть несоленое мясо быка, – решил отшельник, – схожу-ка я в деревню за солью и накормлю владыку соленым мясом». И, привязав быка, он ушел в деревню за солью.
А тем временем какие-то охотники, бродя по лесу, подошли к этой обители. Увидев быка, они убили его, испекли мясо, наелись вдоволь и часть взяли с собой, оставив отшельнику лишь бычьи ноги, кожу и хвост.
Вернувшись в свою обитель и увидев остатки быка, брахман подумал: «Этот владыка Агни даже свое достояние уберечь не может, где уж ему меня защищать! От его покровительства, наверное, никакого проку не будет. Не вижу я в его существовании ни смысла, ни пользы». И, потеряв всякое желание служить Агни, отшельник сказал: «О владыка Агни, ты и свое добро защитить не можешь, как же ты будешь меня защищать. Мяса теперь нет, будь доволен этими отбросами!» И бросив в огонь бычий хвост и другие остатки, он произнес следующую гатху:
Уж много то, презренный Джатаведа,{32}
Что бычий хвост тебе приносим в жертву.
Раз упустил сегодня свое мясо,
Так будь хвостом оставшимся доволен!
Так сказав, Бодхисаттва залил огонь водой и ушел. Потом, став буддийским отшельником, он постиг все знания и достижения и возродился в мире Брахмана.
Приведя этот рассказ для разъяснения дхармы, Учитель отождествил перерождения: «В то время я был отшельником, погасившим огонь».
