Текст книги "Ветер в черном (СИ)"

Автор книги: Average Gnoll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Лес, казалось, был выбит из турмалинового кристалла, полного черных трещин-деревьев. Тонкий, как работа Эоласа, лес между тем выглядел непоколебимо – даже самая маленькая веточка словно неспособна была сломаться, сама или под чьей-то забавливой рукой. Потрясающее пространство для накопления идей.

Тогда – он имел в виду, тогда, – он знать не знал, как заставить человека страдать иначе, чем насилием. Понимание пришло позже, спустя сотни свитков, многие из которых были скомканы и брошены под ноги, но тут же покупались новые; прошло удивительно мало времени и поразительно много строк, прежде чем он научился причинять боль одной фразой, замешанной в варево из десятка других – подступающих. Переписчик предложил ему новое уникальное имя, и Элиас согласился без колебаний. Тот еще не знал, что небольшой рассказ новичка, за которого он взялся исключительно из-за связей последнего, заставит его залезть в петлю.

Это был триумф.

Впоследствии Эолас отточил аккуратность – люди не должны умирать так быстро. Они вообще не должны умирать, потому что раскаленные иглы слов под ногтями – это не смертельно.

Солнце поднялось уже высоко, когда благодатной тишине наступил конец – откуда-то раздался гортанный крик, затем треск ломаемых ветвей. Эолас без лишней торопливости поспешил на звук и, спрятавшись за деревом, какое-то время стоял спиной, прислушиваясь. Крик повторился, но тише, и Эолас выглянул из укрытия. За черноветвистыми зарослями маячили две человеческие фигуры; в руке одной из них холодно блеснул металл. Спокойный, как старый удав, Эолас раздвинул ветви и вышел на опушку. К нему спиной стояли двое перепачканных в снеге мужчин, а перед ними лежал несчастный Гиндюльгалю, из-под скрюченного тела которого струились горячие красные ручейки, словно потоки весенней воды. Рядом валялся рассыпанный можжевельник.

– Кажется, вы плохо понимаете, как вам повезло, – негромко произнес Эолас. – Отправиться на разведку, а вместо этого убить вражеского лекаря…

Убийцы – вастаки, несомненно, – обернулись к новому неожиданному участнику сцены. Тщедушный маг и его слова явно не впечатлили этих детин, и оба занесли по охотничьему ножу.

Дети.

Эолас вытянул руки по бокам и щелкнул пальцами на обеих. Раздался сдвоенный хруст, и вастаки со сломанными шеями повалились в сугробы.

Кровь толчками текла из раны Гиндюльгалю. Не обращая внимания на стоны лекаря, Эолас отвернулся от обагренной картины и направился обратной дорогой в Фикесаллерамник, гадая, существует ли в Клятвеннике наказание для горевестников.

Новость о гибели Гиндюльгалю разлетелась по Фикесаллерамнику быстрее, чем Эолас успел до конца пересказать обстоятельства Мричумтуивае, а Мричумтуивая – вначале изумиться, а затем скорбно покачать головой. Снарядили отряд, который принес тело лекаря в крепость, так же, как и останки его убийц.

– Трусы, – прокомментировал тела Мричумтуивая, не изменяя своей прежней мысли, будто восток Руды трепещет перед Фикесаллерамником. Но, краем сознания заглянув в его разум, Эолас наконец увидел там сомнение, которое точечно одолевает каждого, кто в чем-то слишком сильно уверен.

Обычно достойные мертвецы людей снега отправлялись в умелые руки лекаря, который омывал их, умащал травами, и лишь тогда тело выносили на широкую публику, чтобы названные братья и сестры могли попрощаться с умершим прежде, чем его затопят в ледяном озере – вечная мерзлота Руды не позволяла хоронить покойника в земле. Но кто подготовит к похоронам самого Гиндюльгалю, не имевшего учеников или последователей? Маги? Парлитоу находился за пределами Руды, а Эоласа Мричумтуивая не решился тревожить своей просьбой – по его мнению, гость и так оказал людям снега огромную услугу, убив проклятых вастаков прежде, чем они унесли еще чью-нибудь жизнь. После тяжелых раздумий вождь решил сам выполнить всю надлежащую работу – однако провозился до сумерек, и прощание с лекарем решили перенести на следующий день – еще один дурной знак.

Едва ли Эоласа интересовали рудские погребальные обряды – в конце концов, тексты, для которых он искал вдохновения, повествовали о другом, – но присутствовать на похоронах он был обязан. Эолас, впрочем, никогда не понимал трепетного отношения к мертвому телу. Ему было одиннадцать, когда умер его дед, и Эолас прекрасно помнил эту картину: плакальщицы надрываются на четыре голоса, а мальчик Элиас с любопытством наблюдает за мухой, ползущей по бледной дедовой руке от одного вздувшегося пальца к другому.

В Руде мухи обитали только белые, и, пока Гиндюльгалю несли от его дома на главную площадь, они покрыли тело тонким слоем инея. Когда носилки положили на возвышение, а двигавшаяся следом процессия рассредоточилась полукругом на площади, Эолас встал чуть в стороне. К нему прибился удрученный Ледниорарри, не желая, похоже, запоминать лекаря таким, каким он выглядел сейчас.

Мричумтуивая встал у изголовья и воздел руки к небу. Понизив голос, он начал читать молитву на языке людей снега, так что Эолас понятия не имел, к кому обращается вождь – идолам, смерти или какой-то другой силе, властной над посмертной душой.

В это же время раскрылось, что Леднио опечален совсем по другой причине – он сам сказал Эоласу об этом голосом, который тщательно очистил от страха, заменив его на жалобу:

– Мричумтуивая сказал, что, когда все закончится, они разберутся со мной.

Эолас покачал головой с едва заметной укоризной, направленной в сторону Мричумтуиваи, но в действительности слова Леднио нимало его не тронули.

– Быть может, ты расскажешь мне, о чем этот плач? – переменил он тему, прежде чем Леднио снова попросил бы у него за себя.

– О Гиндюльгалю, – простодушно ответил Леднио; иногда Эоласу так и хотелось сбросить вежливость и задать ему крамольный вопрос “Ты что, дурак?”. – Сейчас Мричумтуивая закончит перечислять его земные свершения, а дальше будет читать поэтизированный некролог из Клятвенника. Поменяет чуть-чуть по обстоятельствам гибели… “Тело твое возлегло на шипы багряной смерти, но дух вырвался из объятий ран и устремился в вечный круг”, – перевел Леднио, когда Мричумтуивая, немного передохнув после первой части своей речи, выбросил очередную слово-фразу. – О, что-то новое… “Переменившиеся ветра Руды принесли на выгнутых дугой спинах твою безвременную кончину.” Похоже, он импровизирует.

– Переменившиеся ветра… любопытно.

– Я что-то пропустил? – раздался позади не самый трезвый и незнакомый Эоласу голос. Обернувшись, он увидел помятого мужика с нечесаной бородой – совершенно обычный житель Фикесаллерамника, так что Эолас решил, что это просто кто-то от всеобщего горя нажрался до беспамятства.

– Парлитоу! – воскликнул вдруг Леднио и бросился к бородачу. – Ты вернулся! Скажи Мричумтуивае, что я тебе еще нужен!

Эолас помрачнел; Руда не переставала разочаровывать в ее людях.

– Э… конечно, нужен, – почесал в затылке Парлитоу. – А пчму ты спрашиваешь?

– Ваш ученик освободил пленника, и его намерены за это казнить, – сообщил Эолас. – Однако я поручился за него до вашего непосредственного возвращения… которое, очевидно, состоялось. – Когда Парлитоу окинул Эоласа недоуменным взглядом, тот усилием приподнял уголки рта и протянул руку: – Эолас, писатель из Эстерраса. В данный момент я пишу о зиме и ищу в Руде вдохнове… – Запоздалая догадка пронзила его разум. – …ния.

– А чего запинаешься? – Парлитоу решительно пожал ему руку.

– Холодно, – пояснил Эолас; первый раз в новой жизни он по своей вине прервался посреди слова. Незаметно коснувшись руки, за которую брался Парлитоу, другой, тем самым очищая ее с помощью магии, он добавил: – Для меня непривычна ваша погода, поэтому, с вашего позволения, я отправлюсь к себе. Юный Ледниорарри доступно объяснит вам, что происходит.

– Хоронят кого? – донеслось до Эоласа, когда он уже направился в обход толпы, подавив желание пройти напрямик мимо мертвеца. – Гиндюль?.. Братишка! Да как же так!

Но на середине пути к дому возле поля мертвых голов Эоласом овладело то же самое сомнение от уверенности, что и Мричумтуиваей. Завернув в переулок и едва не вляпавшись в груду мерзлых помоев, наваленных возле черного хода, Эолас остановился и начертил защитный тетраэдр. Когда Гиланта ответила на призыв, писатель забросил магическую удочку в озеро четвертого измерения.

Безуспешно.

Эолас рассыпал тетраэдр мелким снегом и позволил себе несколько альтернативно выругаться:

– Какая… досада.

Словно бы невидимый наблюдатель постоянно стремился разоблачить его.

Войдя в свой временный дом, Эолас запасся куском пергамента и пером, нашел среди нескольких чернильниц не до конца пересохшую и начал выводить письмо.

Агнес, сестра,

Я не говорил, однако, как ты можешь догадаться, не застав меня дома – если ты вообще ко мне заглядывала, грымза, – я отправился в очередную охоту за вдохновением. Полмесяца спустя меня уже тошнит от вида снега и не обремененных интеллектом лиц, но вернуться в Эстеррас я не могу – четвертое измерение не отзывается на мои призывы. Местный кэанец, тем не менее, путешествует без проблем, поэтому я предположил, что и кертиариане в этом плане дееспособны. Пришли мне в ответ, пожалуйста, заклинание, которое меня отсюда уберет. Я нахожусь в субреальности, известной как Руда.

Э.

Эолас аккуратно свернул письмо и поставил печать в виде листа – символ рода был одним из немногих связанных с семьей предметов, который не вызывал у него отвращения. Стоило только перевложить смысл…

Раздался стук в дверь; неплохо было бы, если бы нежданным гостем оказался Парлитоу, даже несмотря на то, что у Эоласа не было выпивки, чтобы предложить ему. Тот уже давно не принимал внутрь ничего, что могло как-либо изменить сознание.

– Входите, – громко произнес Эолас; толстая дверь надежно сохраняла обитателей дома от холода, но также заглушала все звуки, в том числе обычный ровный тон Эоласова голоса.

На пороге, к его разочарованию, появился запыхавшийся Леднио. И что он тут делает, если Парлитоу вернулся, позвольте спросить?

– Господин Эолас, – выдохнул юноша. – Вас Мричумтуивая ищет.

– Однако я думал, что похороны продлятся весь светлый день, – выразил Эолас легкое недоумение.

– Поэтому он меня послал, – объяснил Леднио. – Это срочно, господин Эолас. Пока перерыв и они не понесли хоронить Гиндюльгалю.

Эолас нарочито неторопливо поднялся на ноги, потянулся, взялся раскладывать перо и чернильницу по своим местам. Когда сквозь открытую дверь, в проеме которой нервно приплясывал Леднио, начало ощутимо задувать, Эолас наконец положил в карман письмо и последовал за учеником Парлитоу обратно на главную площадь Фикесаллерамника.

– Дражайший Эолас! – встретил его Мричумтуивая восклицанием вполголоса. – Давай-ка отойдем в сторону, я нуждаюсь в совете без свидетели.

Краем глаза Эолас заметил, что внимание людей сосредоточено на Парлитоу, который взахлеб рыдал и взахлеб же пытался читать речь над телом.

– Если вы хотите спросить меня о том, как без применения силы справиться с пьяным человеком, то я вам в этом деле не советчик, – соврал он.

– О, нет, – отмахнулся Мричумтуивая. – Парлитоу умник, что отвлекает их. Я нуждаюсь в человеке, который отправит себя к Колодцам Руды.

Эолас проглотил лишенный интеллектуальной нагрузки вопрос “Куда?” и задал другой:

– Для чего?

– Идолы должны дать знак. Смерть Гиндюльгалю была неожиданность, но одновременно совпала с моими ощущениями. Круг вот-вот сомкнется, и что-то появится на иных ветрах.

Все, что мог Эолас сказать о сомкнувшемся круге – то, что, вероятнее всего, это будет круг насилия, раскрученный вастаками, а ветра или мифические колодцы так и останутся малоинформативными обрывками рудского фольклора.

– Где бы ни были расположены эти колодцы, Мричумтуивая, я уверен, что среди ваших смелых людей найдется доброволец, который отправится туда.

– Тут и есть проблема, – запнулся Мричумтуивая и окончательно запутался в грамматике всеобщего языка: – Я нуждаюсь в этом быть сделано сегодня в ночь, а сегодня Кровья Сыть.

Середина осени, вспомнил Эолас календарь из Клятвенника, и вздрогнул от осознания того, как летит время. Не хотелось бы застрять в настоящей рудской зиме, которая с этого дня становилась все ближе и все материальнее.

– Вы ведь помиловали Леднио по прошению Парлитоу? – поинтересовался он. Когда вождь кивнул, Эолас прибавил: – И, тем не менее, хотите назначить ему наказание. Я считаю это подходящим поводом.

– Ледниорарри слишком молод. Я боюсь, что он вернется седой как я, – ответил Мричумтуивая. Любопытно; что – или кто – может оказаться настолько опасным, что даже бывшего кандидата на казнь вождь из проклюнувшихся добрых побуждений хочет уберечь от беды?

– Тогда остается только один вариант, – расщедрился Эолас на слабую улыбку. – Получите знак от идолов сами.

Ему казалось, что он имеет достаточное влияние на Мричумтуиваю, чтобы в открытую предлагать ему подобную аферу, но, как и всегда случается в исторических ситуациях, возникло недопонимание.

– Ты хочешь… обезглавить клан? – задохнулся Мричумтуивая.

– Вы меня неправильно поняли, – заверил его Эолас, опасаясь, что сейчас старика хватит какой-нибудь приступ, и потом попробуй докажи людям Фикесаллерамника, что это не чужак в песце убил их вождя. – Я имел в виду, что…

– Ты, – указал пальцем Мричумтуивая, сделав ненормальную для него паузу посреди предложения, – отправляешься сегодня к Колодцам. Или казнь. Хочешь казнь?

Эолас лишь покачал головой, разочарованный в самом себе и оттого едва сдерживающий ненависть; станет еще хуже, если он даст ей прорваться наружу даже в выражении взгляда. На бумаге он был владыкой двойных и даже тройных смыслов, но в устной речи не мог позволить себе ничего подобного.

Под свирепым взором Мричумтуиваи Эолас подошел к Леднио и тихо, чтобы вождь не услышал, спросил:

– Что такое и где находятся Колодцы Руды?

========== Припев ==========

В “Виверньем хвосте” яблоку было негде упасть, так что протиснуться прямиком к трактирщику, чтобы задать вопросы именно ему, без лишних разговоров, у Хейзана не было ни единого шанса. С большим трудом маг нашел свободный столик, и, голодный как волк, заказал поесть.

Прихлебывая что-то вроде чечевичной похлебки с плавающими в ней немногочисленными кусочками мяса и закусывая ломтем ржаного хлеба, Хейзан внимательно оглядывал народ по соседству. Кэанка средних лет, чьи рукава были окутаны нитями, на которых висели малюсенькие кусочки янтаря – насколько знал Хейзан, такие средоточия помогают при различных заболеваниях. Старик с длинными усами и холодными голубыми глазами – несмотря на то, что он хранил молчание, Хейзан мог буквально услышать его охрипший голос. Крестьянин, чьи глаза прогуливались туда-сюда без единого намека на осмысленность, но все чаще останавливались на Хейзане. Когда это начало раздражать, крестьянин в конце концов бросил свой стул пустым и подсел к Хейзану.

– Эй, колдун, – подозвал он заговорщически.

Хейзан приподнял бровь:

– Я тебя знаю?

– Откуда? – фыркнул крестьянин.

– Тогда почему ты так уверен, что я маг?

– Так ты ж леворукий. Они все колдуны, – заявил крестьянин, словно утверждал очевидное.

– Не то чтобы все… – отозвался Хейзан, пытаясь прикинуть, как бы поскорее и без крови избавиться от этого смердящего идиота.

– Ха, меня не надуешь! – замотал крестьянин немытой головой. – Соседка у меня такая же, та еще колдунья, зуб даю.

– У тебя есть для меня какая-нибудь работа? – напрямую спросил Хейзан.

– Есть-есть. – Его мутные глаза, напоминающие зенки сдыхающей рыбы, сверкнули похотью. – Сделай так, чтоб она под меня сама залезла?

Хейзан окинул его презрительным взглядом.

– Могу лишь посоветовать мыться почаще.

Крестьянин немедленно помрачнел и поднялся на ноги.

– Ну и пошел в жопу.

Он сплюнул, пытаясь угодить плевком Хейзану в миску, но промахнулся, и скрылся в толпе. Какой чувствительный мальчик, подумал Хейзан, возвращаясь к еде. Его внимание привлекли новые гости, которые заняли бывший столик крестьянина и громко что-то обсуждали. Двое мужчин лет сорока, похожие между собой чертами и жестами – братья, без сомнения. Едва запаленный интерес Хейзана резко разгорелся, когда его слуха достиг обрывок разговора этих двоих:

– …получил высшую меру – разговор с самим Невием, лично и без свидетелей. Чую, в ближайшем будущем Альдом будет тише воды ниже травы.

– Честно говоря, Ирвин, я до сих пор не понимаю. Этот ленивый пень взял и предпринял нечто столь рискованное спустя столько лет? Вне сомненья, мир катится в бездну.

– Он катился в бездну еще с тех пор, как Хойд отобрала у нас все. О, братец, а вот и наш с тобой эль!

Лихорадочно соображая, что предпринять дальше, Хейзан огляделся; когда взгляд его упал на женщину-кэанку, в голове родилась более-менее блестящая идея.

– Могу я попросить вас об одолжении? – спросил он, подойдя к ней. Та наклонила голову в знак того, что слушает. – Я вижу, что вы приверженица Кэаны, и знаю, что те двое мужчин тоже – так что, может, вы расскажете мне, о чем они толкуют?

– А, – произнесла женщина, кивком приглашая Хейзана сесть напротив. – Вам приходилось слышать о бывшем императоре, Баугриме? Он издал закон, предоставлявший кэанцам обязательный доход – чтобы развивать ученость, так он предполагал, построить библиотеку… что он только не предполагал. Императрица отозвала этот указ несколько лет назад. Откровенно говоря, здесь я на ее стороне, поскольку…

– Но эти двое не простые кэанцы, верно? – настаивал на своем Хейзан.

Кэанка повернула голову в сторону братьев, которые нагло обхаживали носильщицу, и Хейзан увидел на ее накрашенном лице гримасу отвращения.

– Я бы вообще не назвала их кэанцами. Они религиозные фанатики, носящие за собой как шлейф темную историю, ни больше ни меньше.

– Речь о древнем культе Света? – уточнил Хейзан.

– Угу. Да, мне тоже тяжело поверить в то, что кто-то до сих пор хранит верность этой древней религии. – Она развела руками, так что крохотные кусочки янтаря задрожали в воздухе. – Я могу еще понять адептов Кельдеса, но такое… в нашем прогрессивном мире!

Хейзан едва скрыл свое удивление тому, что она произносит эти слова в грязной таверне, полной простецов – слова, более подходящие для прохладных залов Ореола.

– Что за темную историю вы упомянули?

Кэанка – Хейзан только сейчас понял, насколько она пьяна – приосанилась, явно довольная тем, что зацепилась за благодарного слушателя. Хейзан был доволен не меньше.

– Много лет назад они были такими же членами Ореола, как и я сама, но устроили покушение на какого-то гилантийца, гостившего в ту пору в Алеморне. Их оттуда и изгнали. Насколько я знаю, эти двое, Ирвин и Ульрих, как раз-таки и были главные исполнители того грязного дела.

– А остальные?

– Остальные? Я знаю-то немного, кроме того, что глава этой шайки Невий по какой-то одному мирозданию известной причине не носит амулетов. И того, что один из них, меенец по имени Къялти, покончил с собой после того, как Хойд отозвала отцовский указ. Мне всегда казалось, что меенцы достаточно благоразумны для того, чтобы не совершать подобных вещей, но он, похоже, был исключением.

– Благоразумный не значит трус, – сказал Хейзан, ощутив внезапную необходимость отстоять поступок совершенно незнакомого – еще и мертвого – меенца ради чести другого мертвого меенца, который, правда, так и не убил себя, хотя, как и любой гилантиец, собирался.

– Кто есть трус – человек, который страшится смерти, или человек, слишком слабый для того, чтобы встретить нагрянувшие трудности лицом к лицу? – задумчиво произнесла кэанка. – Впрочем, не та тема, на которую безопасно размышлять в компании гилантийца, – опомнилась она. – Для вас-то все решено. Ик.

Хейзан скорчил кислую мину и, не меняя выражения лица, поблагодарил:

– Спасибо за вашу разговорчивость.

Когда он уже отошел от столика на пару шагов, кэанка бросила ему вслед:

– Тут прошел слушок, что сегодня ночью кто-то пытался убить одного из кэанцев, поднявшихся на Баугримовом указе. Мне стоит бояться за свою жизнь?

Хейзан обернулся, обнажив неприятную улыбку.

– Вам – вряд ли. Но вот насчет них я не уверен.

– И помни: все время держи что-нибудь в голове. Детские стишки, матерные песенки, что угодно.

– Поняла, – ответила Рохелин, взяв Хейзана за локоть со всей аккуратностью, на которую была способна, чтобы не тревожить раненое плечо.

Свободной левой рукой Хейзан застучал молотком по роскошным дверям красного дерева. Дальвехир не замедлил появиться, словно только и ждал сигнала в передней.

– Приветствую, Хейзан, – склонил он голову. – Вы же, должно быть, Рохелин, верно?

– Вы же, должно быть, Дальвехир. Верно? – изобразила она невинное лицо.

Дальвехир усмехнулся, словно хорошей шутке.

– Добро пожаловать, миледи.

И повел гостей по коридору с бархатно-красными стенами; цвет резонировал с позолоченными рамками небольших картин, в основном на пасторальные сюжеты, подобранных, насколько могла судить Рохелин, разборчивой рукой. У Хейзана же не было времени на искусство – откровенно говоря, он вообще не обращал внимания на обстановку, глядел Дальвехиру в спину и размышлял. Если уж мудрость была не в его манере – что-то въедливое неустанно проговаривало ему это, – следует вести себя настолько естественно, насколько это возможно. Хейзан надеялся, что Рохелин придет к такому же решению, что она, в общем-то, уже и сделала при встрече с Дальвехиром.

– Обычно гостей встречает хозяйка дома, но сегодня особый случай, к тому же она несколько… занята в данный момент времени, – произнес Дальвехир. – Каждый из веринцев ждет не дождется встретиться с новыми участниками нашего… объединения.

– Веринцев? – переспросил Хейзан.

– Это от “верина”, наверное. Императрица, – разъяснила Рохелин.

– Миледи права, – согласился Дальвехир. – Мы называем себя веринцами, поскольку служим короне и ее Высочеству самолично.

Завернув за угол, они вышли в галерею и направились вдоль ряда стрельчатых окон, занавешенных малиновыми шторами с крупным золотистым узором, и нескольких дубовых дверей – напротив. В конце галереи им встретилась смугловатая девушка с медными локонами, одетая в до неприличия короткое платье – такие носят у себя дома, но в присутствии служанок, а не гостей-мужчин. Один из них, явно аристократического круга, стоял рядом – идеальная осанка, седые волосы с остатком былой черноты и темно-серый жилет с вышитой серебром росомахой. Стало ясно, чем это хозяйка оказалась так занята.

– Этот королевских кровей, – быстро шепнула Рохелин Хейзану. – Она – южанка.

– Сив, хозяйка этого замечательного особняка, – представил Дальвехир девушку, затем мужчину: – Энелор, двоюродный племянник ее Высочества.

Произошел обмен именами и кивками. Энелор что-то проронил на ухо Сив, для чего ему потребовалось сильно наклониться – он был ее выше головы на две, – после чего та удалилась в недра особняка. Энелор же подошел к Хейзану и крайне церемонно пожал ему руку.

– Рад, что наши ряды пополнились еще одним магом, молодой гилантиец. Сам я принадлежу к семье кертиариан, ведущих свой род параллельно императорскому еще со времен Хефа. Кто вы по крови?

– Знаменитого в Меене рода Кееаара… полукровка.

Энелор мягко улыбнулся. Глаза у него были ярко-синие, как у самой императрицы Хойд – наверняка генетический признак.

– Я хорошо знаком с меенской аристократией, юноша. А еще я кертиарианин. Можете не пытаться мне лгать.

Хейзан мысленно чертыхнулся и взял себя в руки.

За дверью красного дерева находилась небольшая прихожая, обставленная скромно – только четырьмя вазами на деревянных столбиках по углам, – и уже следующая дверь привела Хейзана, Рохелин и их новых знакомых в полумрачный зал. В отличие от красных интерьеров, которые Хейзан и Рохелин пересекли до этого, зал был обставлен в темно-сиреневых тонах (такого цвета были плотно задернутые портьеры и обивка кресел), а основным материалом мебели был дуб. Дополнялось это мрамором с фиолетовыми прожилками и множеством свечей. На видимых отрезках стен висели батальные картины.

За огромным столом, отполированным до блеска, сидели еще несколько человек. Спиной к окнам сидели двое – простоволосая женщина лет сорока и светловолосый мальчишка-северянин лет на семь младше Хейзана; напротив – худой как скелет мужчина и, через два места от него, старик с длинными усами. Между теми и этими расположился низкорослый лысоватый мужичок, немногим стройнее Альдома. Больше в зале никого не было, не считая полуневидимой служанки. Быстро пробежавшись по мыслям той, Хейзан понял, что она шпионка, но решил об этом смолчать – тем более, он знать не знал, на кого именно она шпионит – на кого-то из своих, на светляков или же на третью сторону.

После того, как зал изошел приветствиями, а Хейзан пожал руку всем, кроме юнца, который ее почему-то презрительно отдернул, вошедшие расположились: Энелор – возле юнца, Хейзан и Рохелин – между стариком и скелетом, а Дальвехир – во главе стола. Старик по имени Имрей обратился к Хейзану, и тот внезапно понял, что видел его в “Виверньем хвосте”.

– Ты ж выслеживал кой-кого из светляков уже, так? – произнес Имрей на удивление глубоким голосом, совсем не сочетавшимся с его внешним видом. – Хвалю, хвалю. И как только ты их выудил?.. – задался он риторическим вопросом.

Хейзан незамедлительно бросился в его мысли, но старик был искренен – или так хитро спрятал свое подозрение, что магу было не под силу его достать. Рохелин в это же время разговорилась с худым, которого звали Гартлан и который представился попечителем городских кладбищ.

– Рохелин? – повторил он ее имя с противным дребезжанием в голосе, чем выдернул Хейзана назад в реальность. – Дочь Сольгрима?

Другие говорившие замолкли. Хейзан навострил уши.

– Да, – отозвалась Рохелин без капли удивления. – Вы были его знакомым?

– Конечно, был, я и в доме его бывал не раз и не два! – воскликнул Гартлан. – Я помню тебя, хотя ты меня, видимо, нет…

– Сольгрим, – задумчиво пробормотал Дальвехир. – Ну разумеется. Тот самый, который десять лет назад…

По какой-то подлой случайности Гартлан не позволил ему договорить:

– Ты меня как-то дядя Гартлан назвала. Правда не помнишь?

– Нет, – ответила Рохелин, стремительно краснея. Хейзан улыбнулся про себя, что румянец ей к лицу.

– Следовательно, Хейзан, путь в высший свет для вас открыт, а это для нас критически важно, – развеял Дальвехир повисшее в воздухе смятение. Раздался кашель, но не его и явно притворный.

– Предлагаете его туда пустить, как щуку в пруд? – поинтересовался толстяк, полуюжанин по имени Шырп, когда все взоры обратились на него. – Всех порешит и сам, – он кивнул на все еще перебинтованное плечо Хейзана, – сдохнет?

Дальвехир приподнял руку:

– Шырп…

– Мало нам твоего Веза, Дальвехир, которого по башке колотили синеглазыми портретами имперских родственничков, так ты еще двух детишек привел? Отдай их Мирисс, пускай нянчится, она здесь женщина.

Мирисс возвела глаза к небу; в мыслях ее, как уже проверил Хейзан, царил полный хаос и неразбериха, вытащить откуда что-то было просто невозможно. Юнец же гордо провозгласил:

– Южака забыли спросить!

– Ну, твой возраст не мешает тебе пороть чушь, – заметил Хейзан, обнаружив, что за них с Рохелин никто не собирается заступаться. Имрей курлыкающе рассмеялся.

– Это и возрастом-то не назвать, – тронул он Хейзана за плечо морщинистой рукой. Хейзан стряхнул ее, давая понять, что не нуждается в поддержке извне.

– Эдак ты пришел сюда потешиться? – осведомился Шырп, подавшись вперед и наклонившись над столом – точнее, веринец налег на него своими телесами.

– А ты? – отозвался Хейзан и погрузился в разум Шырпа; однако тот разгадал его маневр, так что в его мыслях сияло только два слова: “Пошел на…”. Маг и полуюжанин обменялись хищновато-наглыми ухмылками.

– Я – да, – гордо заявил Шырп и откинулся в кресле.

– Спасибо, что напомнил нам об этом еще раз, – произнес Энелор, разглядывая свои ногти.

– Если вы наигрались, напомню вам диспозицию, – перекрыл Дальвехир назревающую перебранку одним голосом, который выгодно отличался от прочих отточенным тоном. Годы практики, прикинул Хейзан. – Я уже сообщил вам неприятную новость о том, что Альдом жив; ситуация, впрочем, двояка хотя бы потому, что он не покинул Астлема и не добрался до логова Муравьедов. – Хейзан на миг озадачился, но затем припомнил что-то о наемниках, специализирующихся на исчезающих ядах. – Так что же, по вашему мнению, предпримут светляки?

Имрей ткнул Хейзана локтем и, когда тот оглянулся, подмигнул ему. Привычка старика распускать руки начинала подбешивать.

– Вчера в таверне я обнаружил Ирвина и Ульриха, – произнес Хейзан так, словно зачитывал рапорт. – Обсуждая Альдома, они упомянули, что у того состоялся приватный разговор с Невием… и предположили, что он пару месяцев носа не высунет.

Значит, Альдом хотел не сбежать. Почему ему понадобилась помощь Муравьедов и, в особенности, почему Невий это не одобрил? Кто потенциальная жертва? Хейзан поблагодарил мироздание, что его мысли надежно защищены от проникновения туда других магов.

– Страхи людей могут принимать самые причудливые облики и менять их натуру до неузнаваемости, – пробормотала Мирисс голосом серым и тонким, как ее волосы. – И не говори, мне, Шырп, что это я нервная старая дура, моя должность заключает в себе в том числе пристальную работу с человеческими страхами.

– Да-да, “должность”, – саркастически прокомментировал Шырп. – Госпожа Ассенизатор.

– Кто-то должен вычищать грязь из-под ногтей, – равнодушно отозвалась Мирисс.

Дальвехир вздохнул:

– Шырп, я уже говорил тебе, что это название – не ругательное.

– Может быть, вернемся к делу, что привело нас сюда? – поторопил Энелор остальных веринцев, будто капризное дитя. – Сив меня ждет.

– Сколько надо, столько твоя шлюха и прождет.

– Шырп! – воскликнул Дальвехир с непритворной досадой. – Если ты не забыл, мы находимся в ее доме. Ты сподобишься отыскать нам новое место для встреч, если она услышит твои речи?

– Думаю, наш герой-любовник владеет достаточным числом поместий, чтобы… – начал было Шырп, передразнивая манеру Дальвехира. Хейзан, всем видом демонстрируя презрение, кивнул в сторону полуюжанина:

– Почему никто до сих пор не вышвырнул отсюда эту занозу в заднице?

– Ну наконец-то кто-то не гнушается ругаться в этом е*ществе, – осклабился Шырп.

– Это вопрос полностью риторический, юноша, – закашлялся Дальвехир. – Он просто не уходит. И время от времени выдвигает на удивление полезные предложения.

– Кое-кто стремится менять установленный порядок, едва появившись, – холодно отметил Гартлан, немало удивив Хейзана тем, что у Шырпа отыскались защитники. Рохелин, и та соизволила шепнуть своему спутнику на ухо: