Текст книги "Назад из будущего: Эпизод VI. Войны клонов (ЛП)"

Автор книги: Ariel_Sojourner

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

(Трудно обсуждать фискальную политику и демократические принципы, когда главным приоритетом людей на Татуине есть и всегда будет обеспечение того, чтобы было достаточно воды, еды и как пережить жару в течение дня.)

Он находит Энакина в середине перевода четырехстороннего разговора на хаттском, основном, бочче и джавском между несколькими людьми, ищущими информацию, Рекс пытается записывать и помогать, а Асока просто наблюдает с веселым выражением на лице.

– Ну и как идут дела? – спрашивает Люк падавана, ныряя под навес, чтобы постоять немного в тени.

– Я думаю, что у джавы есть какая-то информация, но он не готов расстаться с ней без оплаты, – говорит Асока. – Кроме того, я уже десять минут назад потеряла представление о том, кто чего хочет. Есть какие-то проблемы здесь?

Люк отрицательно качает головой.

– Пока ничего необычного.

Группа, окружающая Энакина, кланяется и кивает, придя к какому-то соглашению, и он отправляет их в путь, прежде чем повернуться к Люку и своему падавану.

– И где Оби-Ван, когда он нужен? – ворчит он. – Это он мастер болтать, это он должен вести переговоры, а не мы.

– Даже не знаю. Похоже, у тебя там все было в порядке, учитель, – с улыбкой говорит Асока.

– Я уже много лет не разговариваю на бочче. Я чуть не спровоцировал кровную месть. Жаль, что здесь нет Трипио.

– Вот эти слова я никогда не ожидал услышать, не говоря уже о том, чтобы согласиться с ними, – вполголоса говорит Рекс Люку.

– Эй, никаких шуток о дроидах, – говорит Энакин, предупреждающе указывая пальцем на них обоих.

– Никогда, – легко отвечает Люк. – Трипио – единственный в своем роде.

Энакин выглядит чрезвычайно довольным этими словами.

– Ты так думаешь? Я, ну… я собрал его, ты знаешь, – признается он Люку. – Когда был ребенком. Чтобы помочь маме.

Люк не может в это поверить. Его отец никогда не говорил ему об этом! Когда Люк увидел Трипио во время своей первой встречи с сенатором Амидалой, он был поражен тем, что протокольный дроид его собственной матери каким-то образом оказался на Татуине годы спустя и попал под опеку Люка. То, что его отец летал в Войнах Клонов вместе с Арту, было еще одним совпадением, которое бросало вызов всем обстоятельствам. А теперь он узнал, что его отец действительно собрал Трипио…

– Так… когда он хвалит и благодарит создателя… – начинает говорить Люк.

– Он имеет в виду меня, – заканчивает Энакин, выглядя при этом весьма самодовольным и гордым собой.

Когда они вдвоем начинают обсуждать дизайн дроидов и программирование, Рекс переводит взгляд с одного на другого, а затем просто снисходительно качает головой.

– Что? – тихо спросила Асока капитана, а затем посмотрела на Люка и Энакина, пытаясь понять, что же такого видит Рекс, чего не видит она.

– Ничего, ничего, – говорит Рекс, игнорируя ее взгляд и пытаясь притвориться, что занят чтением датапада в руке.

////////////////////////////////////////////////////

– Зи? А своего имени у него нет?

Качок оглядывается через плечо на малыша, все еще цепляющегося за его спину. Мальчик, которого он вытащил из шахты больше недели назад, с тех пор не отпускает Качка. Даже Кикс перестал пытаться стащить его и просто обращался с ним так, как только мог, пока он цеплялся за Качка.

Он пожимает плечами.

– Ну, он весит примерно столько же, сколько мой z-6 canon, и у него нет имени, которое он готов мне сказать или может вспомнить, поэтому я подумал, что Зи будет более чем подходящим именем для него.

Красный глаз наклоняется, пытаясь встретиться взглядом с пассажиром Качка, но мальчик только прячет глаза.

– И он намного лучше моей пушки. Мне не нужно держаться за него. Он держится за меня, – гордо говорит Качок.

– Есть успехи в поисках его семьи? – спрашивает Пятерня. – Вот зачем мы сюда пришли, – напоминает он Качку, указывая на рыночную площадь вокруг них, где встречаются и воссоединяются выжившие и бывшие рабы.

– Ну, если в этом городе никого нет, мы попробуем найти кого-нибудь другого, но он ведь не против меня, правда, Зи?

– Нет, – последовал быстрый щебечущий ответ.

– Давай, спустись на секунду, – весело говорит Качок, хватая мальчика и ставя его на ноги. Зи вцепился в руки Качка, его пальцы впились в броню, цепляясь за нее изо всех сил.

– Никто не заставит тебя идти с тем, с кем ты не хочешь. Ты же человек. Ты можешь выбирать, – мягко говорит ему Качок. – Но если у тебя есть имя и семья, и ты хочешь их найти, мы поможем, – говорит он, указывая на братьев вокруг него. – Ты меня понимаешь?

Зи неуверенно кивает, и его мертвая хватка чуть ослабевает. Качок улыбается и берет мальчика на руки.

– Говорил же, он весит не больше, чем любая пушка, – повторяет он со смехом.

Он все еще смеется, когда тело Зи буквально взрывается в его руках, становясь кучей из крови, плоти, костей и внутренностей.

Качок смотрит на лица братьев, забрызганные кровью. Он потрясенно смотрит на свои руки. Не говоря ни слова, он падает на колени и пытается собрать то, что осталось от мальчика, как будто пытается собрать его обратно.

– Ох, черт побери, – стонет Красный глаз, не в силах оторвать глаз от этого ужасного зрелища.

Раздается еще один влажный хлопок, и рядом с бывшими помещениями рабов взрывается родианская женщина.

Пятерня хлопает по своему коммуникатору и зовет Слайса и Мэла. Шифратор не сработал. Кто-то взрывает спасенных рабов. Реди и Джесси поднимают оружие, осматривая местность в поисках кого-то или чего-то, что выглядит неуместно, кого-то с пультом дистанционного управления, кого-то, кто убивает несчастных людей. Рынок погружается в панику, когда люди разбегаются во всех направлениях, пытаясь установить дистанцию между собой, бывшие рабы отчаянно не хотят навредить тем, кого они любят, если они будут взорваны.

///////////////////////////////////////////////////

Когда их коммуникаторы начинают трещать с перекрывающимися голосами клонов, кричащих друг на друга, происходит третий взрыв, а затем начинается крик. Асока держит свой световой меч в руке, но что в этом хорошего? Она ничего не может сделать. Она поворачивается кругом, отчаянно ища любые признаки того, кто мог бы стоять за этим новым злодеянием; она ищет в Силе, но ничего не находит. Ничего!

Однако, Люк не стал ждать. Она видит, как он пробирается сквозь толпу, направляясь туда, где стоят часовые, без сомнения, намереваясь выяснить, как или почему они не сработали, и проследить источник детонации.

– Это может быть кто угодно, – яростно рычит Рекс. – Пульт дистанционного управления может быть у кого угодно!

Асока подходит ближе к Энакину. Он стоит молча, глядя на панику вокруг них, хотя он должен двигаться, у него должен быть план. У ее учителя всегда есть план.

– Что же нам теперь делать? Что мы…?

Он яростно отталкивает ее. Она отскакивает назад, едва не падая на землю.

– Что за…? Учитель! – восклицает она.

Энакин бледен, его рука все еще вытянута после того, как он оттолкнул ее, а его глаза пусты.

– Убирайся отсюда! Отойди назад! – кричит он ей. – Не смотри на меня!

Она никогда не видела его таким, и это пугает ее.

– Энакин? – спрашивает она, осторожно делая шаг к нему.

– Генерал? Генерал, с вами все в порядке? – с тревогой говорит Рекс, поднимая руки, чтобы показать, что он безоружен. – Вы с нами? Вы понимаете, где находитесь?

Энакин моргает, услышав слова капитана, словно очнувшись ото сна, и заметно встряхивается. Он прижимает руку к груди, лицо его бледнеет еще больше.

– Оби-Ван заставил их вынуть его, – говорит он безучастно, как будто напоминая себе о чем-то, что он забыл на мгновение. – Оби-Ван избавился от него.

Асока протягивает руку, и на этот раз Энакин хватает ее руку своей, держась за нее изо всех сил. Он крепко зажмуривается, борясь со слезами.

– Он исчез. Он заставил их вынуть его.

– О, Энакин, – шепчет она в ужасе и притягивает его к себе. Он крепко обнимает ее, делая один судорожный вдох за другим. Через его плечо она смотрит на Рекса, который, кажется, всего в нескольких секундах от выстрела в первого же работорговца, которого он увидит.

Асока очень хочет последовать его примеру, но прямо сейчас она слишком занята, обнимая своего учителя.

///////////////////////////////////////////////////

Болтун застыл на месте, в его ушах все еще звенело, пока он продолжал смотреть вниз на Качка и на то, что осталось от Зи.

(Там так мало осталось. Ничего, что можно было бы узнать.)

Это длится до тех пор, пока другой освобожденный раб не взрывается, и Сила, наконец, говорит Болтуну, куда идти. Он бежит, проталкиваясь сквозь толпу к невзрачному зданию на дальней стороне улицы. Он едва замечает, что Пятерня идет за ним по пятам.

Они ворвались в двери вместе, включили мечи, блокируя бластерные выстрелы, пока пробирались вверх по лестнице.

Комм Пятерни трещит от срочных сообщений, выкрикиваемых приказов и обновлений от войск. Он не отвечает. Он пробивается все выше и выше, доверяя Болтуну прикрывать ему спину. Он находит работорговца, мужчину-кролута, сидящего с детонатором в руке, наблюдающего из окна за смертью и хаосом, который он вызывает.

Пятерня не колеблется. Он тянется и выдергивает пульт из руки работорговца с помощью Силы, после чего ломает его и швыряет в стену, прежде чем тот успевает дотянуться до оружия.

– Но почему? Почему? – кричит Пятерня.

Работорговец только пожимает плечами.

– А тебе какое дело, клон? Они – ничто. Дефицит товара будет только поднимать цены, когда хатты вернутся.

– Ах ты, скраг, мерзавец! Хатты больше не вернутся! – сплевывает в бешенстве он.

– Так всегда говорят, – смеется кролут. – Дайте им время. А я могу подо…

Пятерня удивленно смотрит на работорговца, а потом понимает, что тот задыхается. Он оглядывается и видит Болтуна, стоящего в дверях. Он весь в крови и песке. Его лицо окаменело, глаза пылают гневом, а рука вытянута вперед в цепком движении.

– Нет, хватит! – говорит Пятерня, бросив работорговца и схватив своего брата.

– Он заслуживает смерти, – говорит Болтун. – Он заслуживает смерти за то, что сделал! Он не должен был этого делать! Он уже проиграл! Ему не нужно было этого делать!

Работорговец корчится на полу, задыхаясь и хватая ртом воздух, карабкаясь и царапая горло.

– Болтун, это не он! Это же не Палпатин! Он же мертв! Он уже мертв, – говорит Пятерня, тряся его.

– Это не имеет значения. Он ничуть не лучше!

– Послушай, брат, послушай меня! Этот подонок, он получит свое. Так и будет. Я обещаю. Я обещаю тебе, даже если мне придется сделать это самому! Отпусти его!

Болтун закрывает глаза. Он медленно разжал невидимую хватку, сжимавшую горло работорговца.

Работорговец обмяк, но был все еще жив. Болтун делает судорожный вдох и пытается прислушаться к Силе. Почему же не было никакого предупреждения? Почему он не знал, что произойдет дальше? Он должен был суметь остановить это! Зи не должен был умереть!

Когда он открывает глаза, то уже не Пятерня держит его за плечи, а Люк, который обеспокоенно смотрит на него своими голубыми глазами. Он быстро выпрямляется по стойке «смирно» (старая привычка, от которой он все еще не может избавиться), а затем стыдливо отводит взгляд.

Люк ничего не говорит. Его глаза светятся пониманием и печалью. Он оглядывается через плечо на коленопреклоненного кролута, которого Пятерня крепко связал.

– Ты только что убил четырех человек, – медленно произносит Люк.

– Они были рабами. Все сбежавшие рабы знают правила. Побег, и ты умрешь. Таков закон. Закон хаттов. Я здесь не единственный виновный. А вы, джедаи, – он с отвращением сплевывает, – должны соблюдать закон, если только ваша драгоценная Республика не хочет войны с кланами хаттов.

– Закон, – эхом отзывается Люк. – Вы хотите хаттской справедливости, не так ли?

– Это мое право. Я отдал свою долю семьям погибших. Я имею право на компенсацию за отнятую у меня собственность.

Люк вежливо улыбается и кивает.

– Очень хорошо. Мы будем уважать ваше право.

– Нет, сэр! – протестуют Пятерня. – Только не после того, что сделал этот монстр! Вы не можете…

Но затем Болтун делает шаг вперед и прерывает его, дрожа от ярости.

– Хаттское правосудие меня вполне устраивает. Должны ли мы предложить такие же права другим заключенным? – спрашивает он Люка.

– Мы дадим им выбор, – мягко отвечает Люк. – Они могут быть привлечены к судебному разбирательству через Республику или судимы по законам Татуина.

Пятерня переводит взгляд с одного мужчины на другого и видит лед в их глазах, и думает о том, что они нашли и увидели, когда захватили дворец Джаббы. Все его оставшиеся аргументы умирают невысказанными на его губах. Теперь, когда он думает об этом, хаттская справедливость звучит идеально.

//////////////////////////////////////////////////////////////

Пока Пятерня и Болтун тащат убийцу к импровизированной тюрьме, Люк мечтает, чтобы его отец был жив. Вейдер мог бы убить работорговца и избавить Болтуна, Пятерню и Люка от проблем и боли, связанных с ним. Вейдер, вероятно, сделал бы лучшую работу, чем Люк, и тогда этого никогда бы не произошло. Может быть, если бы его отец выжил, чтобы завершить свои планы, освобождение планеты прошло бы куда лучше, меньше людей погибло бы. Возможно, его отец был прав: Люку не следовало ничего планировать самому. Что он знал об освобождении целой планеты? Если бы Вейдер был здесь…

Но отца здесь нет, сурово говорит он себе. Отец мертв. Нет смысла притворяться. Именно ему предстоит решить, что делать, в одиночку, и надеяться, что это правильное решение, надеяться, что этого достаточно.

Он отбрасывает свою боль и горе с легкостью, выработанной долгой практикой. Сейчас не самое подходящее время. Сейчас слишком много нужно сделать. Люк пробирается сквозь то, что осталось от подавленной толпы. Он видит Качка, стоящего на коленях в песке, и стягивает с него плащ. Присев на корточки, он осторожно накрывает тряпкой то, что осталось от ребенка, помогая собрать тело для погребения. Качок не говорит ни слова, он просто берет сверток в свои окровавленные руки.

– Джесси, мне нужно, чтобы ты нашел один или два песчаных ялика и собрал тех пленников, которые решили, что их поступки должны быть разобраны по законам Татуина, – тихо приказывает он.

Джесси смотрит на своих братьев, которые, похоже, не больше его понимают, что происходит или о чем говорит Люк, но делает то, о чем его просят.

– Красный глаз, пойди поговори с бабушкой в каюте. Скажи ей, что я хотел бы, чтобы добровольцы пошли с нами и помогли отвести пленников в Великий провал.

Красный глаз кивает.

– Великий провал. Понятно, сэр.

– Великий провал Каркун?

Люк отворачивается от Качка и видит стоящего позади него Энакина.

– Ты же не серьезно, – выдыхает Энакин.

– Они требовали справедливости хаттов. Я планирую дать ее им, – спокойно говорит Люк.

– Откуда ты вообще знаешь о Великом провале? – в ужасе спрашивает Энакин.

– Я раньше здесь жил, – говорит Люк, вставая, и Качок встает вместе с ним. – Сначала мы похороним мертвых, а потом уйдем. Капитан Рекс, я дам вам координаты. Нам нужно всего лишь несколько человек. Остальные могут остаться здесь, чтобы помочь заботиться о людях.

///////////////////////////////////////////////////////////

Когда Люк ведет Качка туда, где готовится место для захоронения, Асока хватает за руку своего учителя, пытаясь привлечь его внимание.

– Что это за Великий провал? – настойчиво спрашивает она.

– Это место, где живет сарлакк, – рассеянно объясняет Энакин, все еще пытаясь осознать тот факт, что Люк когда-то жил на Татуине, что он знал о Великом провале – месте, где казнили рабов, которые осмеливались восстать и убить своих владельцев. Каждый раб на Татуине знал о нем, но единственные, кто видел его и знал, где оно находится, либо были скормлены сарлаккам, либо были вынуждены наблюдать за казнью своих близких. Как Люк мог знать, куда везти пленников, если он сам не видел этого в будущем? Кто только посмел! Отвести его сына к Великому провалу? За чьей же смертью пришлось наблюдать Люку?

Асока в замешательстве хмурит брови.

– Сарлакк? Как шии-чо, «путь сарлакка»? Форма светового меча?

– Нет, – резко говорит он, направляясь туда, где Джесси организовал их транспортировку и где собирали пленников. Люк, возможно, говорил спокойным тоном, но Энакин чувствовал, как зол его сын, холодный и острый, как лед. Энакин, может, и плохо знал своего взрослого сына, но он знал, что Люк полон решимости исправить эту ошибку, независимо от того, чего это будет стоить ему, и Энакин не может позволить ему сделать это в одиночку.

– Послушай, Асока, ты не должна ехать и смотреть, если не хочешь.

– Но ты же поедешь, да?

Энакин крепко сжимает челюсти. Как будто об это нужно спрашивать. Он хочет посмотреть. Он хочет сам это засвидетельствовать. Он хочет быть там ради Люка.

– Да, я еду.

– Тогда я поеду с вами, – твердо говорит она. – Я не позволю тебе отправиться еще куда-нибудь на этой адской планете без меня, даже чтобы увидеть что-то столь же невинное, как сарлакк.

Энакин рассматривает упрямо вздернутый подбородок своего падавана и знает, что ее не отговорить от этого.

– «Невинное» – это не то слово, которое я бы употребил, Шпилька, – говорит он, качая головой.

– А что не так с сарлакками?

– Скоро сама увидишь, – мрачно произносит Энакин, взбираясь на борт ялика.

///////////////////////////////////////////////////////////

Когда они достигли Великого провала, заключенные, которые становились все более и более нервными, начинают паниковать и кричать. Люк заставляет их отпрянуть от него одним взглядом.

Асока смотрит вниз и, наконец, понимает.

– Это же рот! Рот с зубами и щупальцами! Неужели Люк собирается… неужели мы позволим ему…

Энакин, который молчал во время всей поездки, натянуто улыбается и похлопывает ее по плечу.

– Это пустыня, а мы – люди пустыни. Люди пустыни ничего не забывают, – говорит он ей таким тоном, какого она никогда не слышала, как будто он говорит о чем-то старом и полузабытом. – Это был второй любимый способ Джаббы развлечь себя. Он часто приезжал сюда и устраивал вечеринки. Они хотели хаттской справедливости. И они ее получат.

Эхо выглядывает из-за края с датападом в руке.

– Говорят, что этот сарлакк возвышается на сотню метров в высоту, а одному из существ таких размеров более 30 тысяч лет. Здесь написано, что это весьма мучительный способ умереть.

Пятерня хватает Эхо сзади за доспехи и тянет его к центру ялика.

– Звучит вполне подходяще для меня. Этот подонок определенно заслуживает этого, и мне приходят на ум ещё несколько других людей, которых я хотел бы скормить сарлакку.

Пленники начинают просить милости, но Люк не обращает на них внимания. Он видел истощенных людей, которых они спасли из шахт. Он вынес тела детей-сексуальных рабынь из их грязных загонов. Он видел, как спасенных рабов взрывали на куски всю свою жизнь, а не только сегодня. В другое время и в другом месте он помогал своей тете вынимать детонаторы из беглецов, пытаясь дать им свободу. Люк помог освободить десятки тысяч людей за последние несколько недель, и для каждого раба, возвращенного к свободе, это подобно ране в самой ткани Силы, которая зажила и успокоилась.

Люк встречается взглядом с добровольцами, которые пришли вместе с ним, чтобы засвидетельствовать эту справедливость: мужчина-тви’лек, друг его отца Китстер и две человеческие женщины. Он не будет просить их делать то, чего не сделал бы сам.

Люк выходит вперед вместе с ними, и они вместе толкают работорговцев через край в голодную пасть сарлакка.

========== Глава 20. в которой Энакин слышит то, что он должен был услышать давным-давно, а Оби-Ван выговаривается перед Советом ==========

Когда они вернулись в Мос Эспа, было уже темно. В городе было тихо, если не считать негромких голосов, доносившихся из бывших кварталов для рабов. Люк спрыгнул на остывающий песок и в темноте нашел дорогу туда, где рядом с небольшой могилой сидел Качок. Остальные клоны последовали за ним.

Люк скрестил ноги и сел рядом с Качком.

– Все кончено, – сказал он. – Он больше никому не причинит вреда.

Качок не поднял глаз от того места, куда он смотрел и зарывался пальцами в песок, даже когда Рекс, Пятерня, Эхо и остальные подошли к ним, чтобы отдохнуть, и сели рядом, снимая шлемы и вытягивая ноги. Болтун остался стоять, глядя куда угодно, только не на надгробие.

– Он мертв? – безжизненным голосом спросил Качок.

– Он все еще умирает, – поправил его Эхо. – Он будет медленно перевариваться в течение тысячи лет.

– Хорошо, – пробормотал Качок, еще глубже зарывая все еще окровавленные пальцы в песок. – Но это не вернет его обратно, – всхлипнув, сказал он и поднял руку, чтобы вытереть столь же грязное лицо. – Ничего – это не вернет его.

– Нет, не вернет, – сказал Люк, думая о маленьком мальчике с яркой улыбкой, который ни на мгновение не отходил от Качка, который шел по его стопам и цеплялся за него при каждом удобном случае.

– Скажите уже это! – внезапно крикнул Болтун, нарушая тишину. – Давайте! Я провалился! Это я виноват!

Качок посмотрел на него широко раскрытыми влажными глазами.

– Мне следовало бы догадаться. Я должен был что-то почувствовать. Я должен был хоть что-то почувствовать. Сила должна была предупредить меня. Я не слушал ее! Я что-то упустил! Это я виноват, что он умер! – воскликнул он.

– Нет, это не так, – смиренно возразил Качок. – Ты не виноват.

– Нет, моя! Я должен был обратить внимание! Я мог бы остановить это, если бы просто – если бы… – Так и не договорив, он прижал кулаки к вискам и, подавив рыдание, опустился на песок.

– Прекрати, потому что, в таком случае, я тоже виноват, – с отвращением выплюнул Кикс. – Это я должен был убедиться, что мы закончили все операции по удалению этих передатчиков и бомб заранее. Если мы сейчас начнем показывать пальцами на виноватых, то направьте их на меня.

– А мы? – сказал Мэл с мрачным смешком. – Мы же команда хакеров. Мы можем сделать все. Это был наш шифратор, который должен был держать всех в безопасности. Мы даже этого не могли сделать. Какой-то скраг с самодельным пультом дистанционного управления и рандомизатором обошел нашу технику без особых проблем.

– Мы все отвечали за их безопасность. Мы все несли ответственность за каждого, кто представлял угрозу, либо был отслежен, либо был посажен в тюрьму. Мы все потерпели неудачу, – сердито сказал Пятерня, поднимаясь на ноги и стряхивая руку Рекса, когда тот попытался успокоить его. – Мы все виноваты!

– Нет, – твердо сказал Люк, обрывая их. – Нет. Никто из вас не виноват. Послушайте меня, все вы. Вы не виноваты. Никто из вас. Можно не ошибиться и все равно проиграть битву. Это не провал. Такова жизнь.

Болтун с отвращением фыркнул.

– Тогда в чем же смысл? – потребовал он. – Какой смысл иметь эту… эту Силу, если она не предупредит меня прежде, чем люди начнут взрываться, или чипы сработают, или… Или когда генералы-джедаи пошлют вас убивать собственных братьев?

Люк закрыл глаза и долго молчал. Да, какой в этом смысл? – подумал он. Почему Сила двигает горы и поднимает корабли, когда те, кого ты любил и хотел защитить, все еще страдают и умирают у тебя на руках (или вообще перестают существовать?) Люк не был мудрецом, как мастер Йода. Его знание Силы было смехотворно ограничено, независимо от того, что утверждал Вейдер. Он столь многого не знал. Но эти люди, которые вызвались помочь ему исполнить последнее желание его отца, заслуживали ответов. Они заслужили правду.

– Сила – это могущественный союзник. Она повсюду, вокруг нас. Иногда мне кажется, что если бы мы только знали, как это сделать, то могли бы сделать с ней все, что угодно. Но правда в том, – он открыл глаза, – правда в том, что Сила или нет, никто из нас не может сделать то, что мы действительно хотим сделать. Мы не можем остановить смерть. На каждую сотню существ, которых мы спасаем своим умом, бластером или Силой, найдется одно, которое мы потеряем, и нет ничего, что мы можем сделать, независимо от того, насколько мы сильны, независимо от того, как усердно мы тренируемся или планируем.

Люк поднял голову и увидел прислонившегося к стене ближайшего здания Энакина, внимательно слушающего и наблюдающего за ним. В этот момент Люк почувствовал, как же сильно он соскучился по отцу.

– То, что случилось с Зи и другими, будет случаться снова и снова, – сказал он, крепко сжимая кулаки.

– Тогда что же нам делать? – внезапно спросил Качок.

Люк вспомнил свое детство, суровые пески, еще более суровую планету. Он не мог припомнить времени, когда бы не знал, что он – Люк Скайуокер, вольнорожденный сын раба, не знающий, как люди страдают в рабстве, от которого нет никакого спасения.

Он мысленно вернулся к Альянсу, к отчаянным шансам, которые были у них со всем их разношерстным флотом против военной мощи всей Империи. Он помнил ужасные потери и сокрушительные поражения, когда за ними безжалостно охотились по всей галактике. Сколько раз он сидел в казармах, где раньше было полно товарищей по отряду, и находил их почти пустыми и наполненными призраками после боя? Слишком много раз, чтобы сосчитать. Он почти мог представить себе Веджа, Уэса и Хобби, сидящих сейчас с ним в темноте, передавая друг другу весь алкоголь, который они смогли раздобыть, цепляясь за оставшуюся надежду.

Он вспомнил встречу с Вейдером и те моменты, когда он, возможно, был побежден, но каким-то образом нашел в себе силы продолжать идти. Вот что он хотел передать людям, вот что, как он надеялся, могут узнать и понять Энакин с Асокой, никогда не проходя через все то, через что проходили он и его друзья.

– Мы спасаем сотню и не прекращаем попытки спасти единственного. Мы никогда не останавливаемся. Мы должны верить, что можем сделать это, верить, что на этот раз мы каким-то образом сможем благополучно вернуть всех домой.

– Тогда… тогда я хочу освободить каждого, кого смогу, – медленно произнес Качок, и в его глазах загорелся новый огонек. – Каждый человек, как Зи по всей галактике. Я хочу найти их и спасти всех. Мне все равно, сколько времени это займет или с кем мне придется драться.

– Мой отец говорил, что именно это когда-то делали джедаи. Они боролись с рабством, потому что рабство было той силой, с помощью которой ситхи в прежние времена строили свои империи. Если это то, что ты хочешь сделать, ты не будешь одинок в этой борьбе, – заверил его Люк.

– Нет, он не будет, – сказал Красный глаз. – Может, у меня и нет Силы, и я не джедай, но я помогу тебе. Я помогу тебе выследить и уничтожить каждого работорговца, которого мы сможем найти.

Джесси, Кук и еще несколько братьев кивают в согласии, молча обещая прикрывать спину Качка.

– И я тебе помогу… Я хочу убедиться, что наши братья тоже будут в безопасности, – сказал Пятерня. – Я не хочу, чтобы кто-то из нас сражался в очередной битве или войне только по чьему-то слову. Мы солдаты, но я не хочу, чтобы еще один наш брат погиб без всякой на то причины, – горячо воскликнул Пятерня.

Кикс и Догма пробормотали что-то в знак согласия, а Рекс тихо выругался и добавил:

– Мне все равно, что это за приказы и кто их отдает. Я никогда в жизни не хотел бы больше драться с другим своим братом.

– А я бы хотел просто летать, – тихо сказал Откат, глядя на звезды. – Я взял бы с собой братьев, куда бы они ни захотели, обеспечил бы им поддержку с воздуха, пока вы бы уничтожили всех работорговцев в галактике, и пока вы будете бороться с любой несправедливостью отсюда и до самого Ядра. Я просто никогда не чувствую себя хорошо, ходя по земле, мне в воздухе милее.

Люк посмотрел на Болтуна, который все еще сидел, излучая несчастье, вину и стыд. Болтун произнес в этот день больше слов, чем Люк когда-либо слышал от него за все то время, что знал этого человека. Было так много вещей, которые Болтун должен был сказать, но не сказал. Он похоронил их под завесой бесстрастности, которая скрывала источник обиды и гнева. Люк слишком хорошо знал это чувство; оно напоминало ему о вспышках гнева отца, когда он чувствовал себя беспомощным, о тенях и дыме, которые постоянно окутывали Люка, пока отец был жив. Поначалу это чувство было очень тревожным, но теперь он скучал по нему больше, чем мог выразить словами.

Болтун был слишком проницателен, чтобы не заметить внимательного взгляда Люка. Наконец, клон заговорил, каждое произнесенное им слово было словно насильно сорвано с его губ.

– А я хочу… Я хочу того же… Я еще хочу, чтобы все это имело значение. Раньше это никогда не имело значения. Всегда было что-то большее, что-то более важное. Я… Я был ничем, просто еще одним номером.

Он потер лицо рукой.

– Ты важен, Болтун. Клянусь тебе, так оно и есть, – сказал Люк. – Ты имеешь значение.

– Я не знаю, что делать. Я… я просто все время чувствую такую злость, – признался он с беспомощной яростью. – И я знаю, что мы не должны чувствовать этого, джедаи не должны злиться. Я знаю, что это неправильно, но…

– Нет такого понятия, как должен, – быстро перебил его Люк. – Ты и твои братья были под контролем других людей, и относились к вам так же, как и к Зи большую часть его жизни. Конечно, ты злишься. А тебе это позволено. Просто не позволяй гневу стать своим новым хозяином. Не заменяй одного работорговца в своей жизни на другого.

Болтун закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, пытаясь расслышать Силу, но ее песня была диссонирующей и перепутанной, грубой для слуха.

– Я не знаю, как остановить это, как перестать чувствовать себя так, – расстроенно сказал Болтун.

– Дело не в том, чтобы перестать чувствовать эти эмоции, – серьезно объяснил Люк. – Если ты не обращаешь внимания на гнев, притворяясь, что не чувствуешь его, он повернется и набросится на тебя, как крайт-дракон, когда ты отвернешься, и тогда он будет контролировать тебя. Но если ты смотришь ему в лицо, как сейчас, наблюдаешь за ним, слушаешь его сознательно, тогда ты более чем достаточно умен и способен понять, чего он хочет и откуда он приходит. Как только ты это сделаешь, гнев не сможет тебя контролировать.

– Легче сказать, чем сделать, – пробормотал Болтун.

– Ты уже это сделал, – возразил Люк. – Ты разозлился и позволил ему управлять собой, но ты остановился. Ты послушал меня. Пятерня тоже был там, и ты решил прислушаться к своему брату, довериться ему.

Болтун посмотрел на него, растерянно моргая, словно вспоминая, а затем повернулся и посмотрел на Пятерню.

Тот медленно кивнул.

Люк протянул руку и положил ее на плечо Болтуна.

– Ты силен, и ты спас так много своих братьев, когда они отчаянно нуждались в тебе, но никто не может быть непобедим. Теперь, когда спасение нужно тебе, поверь, рядом с тобой много людей, готовых помочь тебе, Болтун. Мы здесь. Ты не один.