Текст книги "Назад из будущего: Эпизод VI. Войны клонов (ЛП)"

Автор книги: Ariel_Sojourner

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Нет, мне не грустно, что Вейдер мертв, мне грустно за Люка! – твердо говорит она себе. Люк потерял отца, которого любил (в то время как никто в здравом уме не должен и откровенно не мог бы любить ситха). Она не должна расстраиваться из-за смерти Вейдера. Он был тьмой, болью и насилием. (Он победил мастера ситхов, он разоблачил Палпатина и помог спасти вас всех, что-то шепчет внутри нее). Но как бы сильно Вейдер не избегал ее во время их короткого времени вместе, (за исключением критики ее убеждений, ордена и того, как она держала свои мечи), Асока не может не помнить, что в нем было намного больше, чем просто тьма. Вейдер мог быть причудливым, так же одержимым техникой, как и ее мастер, и она не может отрицать, что он глубоко заботился о своем сыне.

Ситхи поубивали друг друга, и это хорошо, верно? – думает Асока про себя. Хорошо, что Палпатин мертв. Это хорошо, что Вейдера больше нет рядом, чтобы попытаться захватить власть или выкинуть какие-нибудь ситхские вещи. Это очень хорошо.

Так почему же ей хочется плакать?

/////////////////////////////////////////////

Когда Йода вернулся на Корускант через несколько дней после смерти Палпатина, он был потрясен опустошением и изменениями, произошедшими в его отсутствие. Во время войны возвращение в храм всегда давало Йоде некоторую долю покоя. Он оставался убежищем и святилищем перед лицом великой тьмы. Теперь храм и прилегающая территория были в руинах. Вся верхняя часть храмового сооружения обвалилась, а то, что осталось, было разрушено и должно было быть восстановлено заново. Тем временем, храм был открыт для внешнего мира впервые за тысячелетия.

В другое время это было бы более серьезной проблемой, но Йода с грустью осознал, что осталось так мало джедаев, что они могли бы легко разместить свои жилые помещения в более безопасных местах в глубине храма.

Но не только физический мир изменился с тех пор, как он в последний раз был на Корусканте. Сама атмосфера, прежде такая безмятежная, тихая и торжественная, казалось, была навсегда разрушена. По всему храму ходили слухи и россказни о том, как далеко простирались заговоры Сидиуса. Голографическая передача о его неудавшемся аресте и смерти все еще транслировалась, и тот, кто сумел взломать весь голонет, также счел нужным сделать все файлы канцлера общественным достоянием. Те, кто сознательно наживался на его заговорах или был замешан в них, были арестованы корускантской гвардией и ожидали суда (долгое им предстоит ожидание, учитывая, что добрая четверть судебных чиновников была среди тех, кто ждал суда за свои преступления, связанные со сговором с ситхами, наряду с третью Сената). Орден гудел от откровений последних нескольких дней, постоянный гул разговоров эхом разносился по залам. Молодые и старые джедаи словно навсегда приклеились к голонету. Казалось, Йода не видел ни одной занятой комнаты, где кто-то не смотрел или не слушал новости.

(Йода также получил известия от теней и шпионов джедаев, что подобные аресты и политические потрясения происходят в Альянсе сепаратистов, возглавляемом убийцей-ситхом Вентресс и поддержанным армией странно ведущих себя боевых дроидов. Нейтралитет Торговой Федерации, Банковского клана, Торговых гильдий и Техносоюза был нарушен утечкой файлов; договоры, за которыми они прятались на протяжении всей войны, теперь недействительны после сделок с ситхами. Кто знал, что такие железные договоры содержат такую полезную и ранее считавшуюся устаревшей оговорку?)

Но то, что захватило воображение наблюдавших джедаев и публики, – личности тех, кто столкнулся с канцлером, разоблачил и победил его. По всей галактике люди хотели знать, кто их герои и где они сейчас.

Йода тоже хотел это знать, как и Совет.

Как Лорд Ситхов и его сын узнали правду, когда весь Орден был слеп и не замечал махинаций Палпатина? И кто именно из их Ордена пал во тьму и зачал ребенка прямо у них под носом?

У джедаев не было ответов на вопросы общественности, не говоря уже о членах их собственного Ордена. Это не мешало Посвященным говорить об этом, играть в джедаев против ситхов и падение Сидиуса, а также заглядывать к клонам-солдатам ради историй (которые чаще всего потакали «маленьким командирам» самыми ужасными боевыми историями о похождениях Люка и Вейдера или Скайуокера и Кеноби, которые они могли придумать). Воспитатели яслей признались Йоде с едва скрываемым разочарованием, что они потеряли контроль над ситуацией и что солдаты, остававшиеся в храме, поощряли все виды неортодоксального поведения среди юнлингов.

Да, солдаты-клоны были повсюду в самом храме. Они присматривали за своими ранеными и убитыми. Храм был главным центром, где члены корсукантской гвардии лечились и избавлялись от генетического дефекта и чипов в их мозгах. Так или иначе, это также означало, что солдаты из 501-го, 212-го и 104-го имели право ходить, где захотят!

Йода все еще не был уверен, как это произошло, и мастера Фисто и Винду не хотели говорить об этом. (Нет, правда, это все, что они отвечали, когда Йода или кто-нибудь другой спрашивали их об этом. «Я не хочу говорить об этом», сказал ему Мейс и велел мастеру Йоде поговорить с солдатом по имени Догма, если у него возникнут какие-либо вопросы о клонах в храме.) Клоны чувствовали себя как дома, устанавливая дозор по периметру из соображений безопасности, ели вместе с джедаями, и их можно было найти в любое время дня и ночи, занятых исследованиями святилищ Ордена и садов, заглядывающих в ясли, использующих тренировочные залы для своих собственных упражнений и даже просматривающих архивы на досуге.

Чувствительные к Силе клоны, немногочисленные и далекие друг от друга (но заметные, потому что они были единственными клонами, которые носили плащи, которые соответствовали цвету знаков на их броне), вызывали еще большую сенсацию. Это чрезвычайно беспокоило Йоду, как и тот факт, что они имели и продолжали получать несанкционированную подготовку в искусстве джедаев.

Когда Йода столкнулся лицом к лицу с одним из них, по имени Ваксер, прямо за пределами общей столовой, он без колебаний заговорил с клоном, чтобы проинструктировать его и предупредить об опасности изучения Силы вне санкций и правил ордена. Он чувствовал, что его долг как гроссмейстер – высказаться и попытаться положить конец этой опасной практике. Совет и только Совет будет решать, кто будет обучен путям Силы, и орден не мог позволить себе еще больше бродячих форсьюзеров.

Напарник Ваксера по имени Бойл, не колеблясь, перебил его, сказав мастеру Йоде засунуть свои претензии в свое же острое ухо, что Ваксеру было всего четыре года и он был более чем предан делу помощи другим людям, чем большинство джедаев, и если Йоде это не нравилось, то увы и ах, потому что генералы Кеноби, Скайуокер и Кун уже договорились, что все чувствительные к Силе солдаты могут учиться, если захотят! Ваксер громко настаивал, что Бойл (и Вир, Буст, Шокер и недавно обнаруженные чувствительные к Силе охранники) даже планировали присутствовать на следующем инициированном спарринге, который организовал Пло Кун, Йода не мог сделать ровным счетом ничего, чтобы остановить их!

Весь обеденный зал прислушивался к этому разговору, джедаи были ошеломлены, клоны кивали и демонстрировали солидарность со своими братьями. Уши Йоды все еще дрожали от этой вспышки гнева, когда Бойл уже оттолкал краснолицего Ваксера вниз по коридору.

Йода знал, что, когда война закончится, храм и Орден уже не будут такими, как раньше, но так… никогда в своих самых глубоких размышлениях он не мог предвидеть этого!

///////////////////////////////////////////////////

Заседания Совета джедаев уже не те, что раньше, но, может быть, это и хорошо, подумал Мейс. Больше никаких сообщений о жертвах. Больше никаких отчаянных стратегических сессий. Больше никаких мигреней, вызванных бесчисленными вероятностями, маячившими на горизонте. Больше никаких встреч через голосвязь, потому что они были разбросаны по всей галактике. Ну, по крайней мере, большинство из них не посещали собрания через голонет, (Оби-Ван не посещал заседания Совета лично, и он, черт возьми, не был на поле боя!)

Заседания были более продолжительными, чем раньше, поскольку теперь обсуждения велись по вопросам, которые Орден отложил в связи с тем, что война ранее занимала приоритетное место. Мэйс не был уверен, почему он всегда думал, что все станет проще, когда война закончится, но он был очень, очень неправ. Список проблем, требовавших внимания Ордена, был устрашающим.

Нужно было рассмотреть вопрос о восстановлении Ордена. Погибло так много мастеров, рыцарей и падаванов, что они фактически поговаривали об отказе от правила, ограничивающего одного мастера одним падаваном.

Нужно было разобраться с разрушением больших частей храма, и было ясно, что Сенат не собирается в ближайшее время принимать закон о ремонте. Совет теперь собирался в садах, на открытом воздухе. Вдалеке они могли слышать, как некоторые падаваны и юнлинги тренируются и, более чем вероятно, подслушивают.

Совет должен справиться с осознанием того, что Палпатин был Дартом Сидиусом (они получали приказы от ситха, впустили его в храм, дали приблизиться к своими ученикам! Мейс все еще пытался высвободить свою ярость в Силу и проводил большую часть своего свободного времени в спаррингах с любым, кто готов был дать ему сложный бой).

Были и другие масштабные изменения в политическом ландшафте, которые требовали принятия решений, которые могли бы повлиять на них в течение последующих поколений. Лига нейтральных систем оказалась спасительной благодатью как для Республики, так и сепаратистского альянса, когда их экономики почти рухнули после смерти Палпатина. Орден до сих пор не выяснил, как так получилось, что постоянно растущая Лига теперь владела всеми предыдущими долгами, принадлежащими Торговой Федерации, Техно-Союзу, Банковским кланам и другим коммерческим гильдиям. Тем не менее, учитывая, что Лига была готова простить все республиканские и сепаратистские военные долги, если (и только если) соглашения о реконструкции будут подписаны, никто не собирался задавать много вопросов. Герцогиня Сатин, сенатор Органа, сенатор Мотма, сенатор Амидала и Асажж Вентресс выступали в защиту соглашений о реконструкции и намечали полную и систематическую реформу галактики, прав разумных существ (в частности, прав клонов), торговой политики, ВАР, армии дроидов и даже роли Ордена в галактике! Ордену нужен был представитель в переговорном процессе, но они не могли даже договориться между собой! Они так долго пробыли на побегушках у верховного канцлера, сражаясь в фальшивой войне, что Мейс даже не был уверен, какую позицию они должны занять, чтобы защитить будущее Республики и Ордена.

Все это было почти ошеломляюще, но было еще больше проблем, которые не давали Ордену опомниться. Многие из них (некоторые раненные своими собственными войсками) отказались покинуть бывшие линии фронта до тех пор, пока все солдаты на поле боя не получат медицинискую помощь (мастер Секура, мастер Биллаба и мастер Мунди были среди них). Другие просто исчезли. Никто не знал, живы они или мертвы, они просто не сообщили об этом.

И, наконец, клоны! Клоны даже не желали обсуждать, когда они покинут храм, пока все их раненые не будут исцелены или готовы двигаться, а их мертвые не будут почтены. У Мейса было неприятное чувство, что даже когда всех солдат вылечат, 104-й отряд под командованием командира Вольфа вообще не планировал уходить, пока мастер Пло оставался в храме. Учитывая, что сообщил Йода, Мейс опасался, что если клоны станут постоянными жителями храма, то учителя и инструкторы яслей объявят забастовку в знак протеста, а мастер Ню закроет архивы.

Гвардия Корусканта больше не отвечала перед Сенатом, не было никакого нового верховного канцлера (и его не будет в течение некоторого времени. То, что осталось от Сената, было охвачено конституционным кризисом). Гвардия не отвечала командирам маршалов-клонов, которые совещались только друг с другом и с представителем клонов по имени 99, которого никто в Совете не помнил! Командиры клонов теперь решали между собой, каким приказам они будут следовать и к каким джедаям и сенаторам прислушиваться. Подобный уровень автономии было страшно рассматривать, и Орден не смел признаться Сенату, что они не контролировали ВАР, чтобы это не вызывало опасения переворота.

Сенатор Органа и герцогиня Сатина поручились за этого клона, известного как 99, что чуть облегчило тревогу Совета, но где же была сама сенатор Амидала, обычно самый верный союзник Ордена в Сенате? Ее квартира оказалась зоной боевых действий, как было показано во время ночного репортажа новостей. Другие жители Республиканской, 500 рассказывали о страшных нападениях, свидетелем которых они стали как до, так и после разоблачения мастера ситхов. Если бы не представитель Бинкс, сообщивший галактике, что сенатор Амидала жива, здорова и в творческом отпуске (но полностью поддерживает соглашения о реконструкции), началась бы паника.

В довершение всего этого, в какой-то момент во время каждого заседания Совета, магистр Йода вопрошал, когда Кеноби и Скайуокер вернутся на Корускант (Мейс не очень-то хотел, чтобы Скайуокер возвращался, неприятности следовали за ним, как черная туча) и когда они получат полный отчет о событиях, приведших к падению Палпатина, и где сейчас этот Люк, так как Вейдер, если верить сообщениям, мертв.

Каждый раз, когда это случалось, каждый чертов раз Оби-Ван заявлял о технических проблемах и обрывал голопередачу.

– Не очень-то скрытно! – ворчал Йода.

Совет первоначально призвал Асоку Тано предстать перед ними и доложить о времени, проведенном с Люком и Вейдером. Она ответила на все вопросы, заданные Советом, но в остальном ничего не сказала, к большому разочарованию Мейса. Не имея другого выбора и в условиях столь ограниченных ресурсов, Совет проголосовал послать Асоку, чтобы та немедленно вернула Кеноби и Скайуокера на Корускант.

Она не только не сумела вернуть ни одного из своих мастеров, но и подала письменный рапорт, в котором содержались только самые расплывчатые детали, и с тех пор игнорировала все последующие сообщения от Совета!

– Она со своим мастером, – заверил их мастер Пло, само воплощение спокойствия. – Место ученицы – рядом с ее учителем.

Мэйс часто начинал и заканчивал встречи, чувствуя себя измотанным. Мир был не менее лихорадочным, чем военное время. Он мог бы сказать, что его товарищи по Совету тоже устали (за исключением Оби-Вана, который с каждым днем и каждой неделей выглядел все более и более отдохнувшим, и, как осмелился бы сказать Мейс, счастливым, когда он, конечно, вообще утруждал себя участием в заседаниях!).

Может быть, мне тоже стоит уехать с Корусканта,– раздраженно подумал Мейс. Может быть, ему следовало изменить свои взгляды, как это сделал Оби-Ван, и начать сознательно избегать встреч с Советом. Может быть, тогда он смог бы немного отдохнуть.

Комментарий к Глава 15. в которой джедаи понимают, что все уже никогда не будет прежним

Дорогие мои читатели! В связи с занятостью, моя бета и гамма в одном лице, оставила меня! Поэтому, пока я не найду нового помощника, глав не будет! Если есть желающие занять эти места или хотя бы одно из них пишите в личку. Спасибо за внимание!

========== Глава 16. в которой обещания будут даны и выполнены ==========

Асока приняла свою миссию, чтобы вернуть мастера Скайуокера из Совета с молчаливым поклоном. Она не теряла времени даром, выходя из сада. Коммандер Коди в своем кресле и Олли, все еще покрытые бинтами и заживающими ожогами, присоединились к ней, когда она шла. Она навестила квартирмейстера, который с сомнением посмотрел на стоявших рядом с ней мужчин, схватила плащ и два мешка и направилась в каюту своего мастера.

Она никогда раньше не была в комнате Энакина. Хотя она никогда не была в комнате, которая была бы так похожа на его. Стены были увешаны плакатами. Самодельная модель его звездного истребителя (в комплекте с миниатюрным арту) стояла на почетном месте. У него был не столько письменный стол, сколько рабочее место механика. У него не было стульев, он использовал множество ящиков, заполненных деталями, сложенными вокруг, чтобы сидеть. (Она все еще не могла поверить, что Оби-Ван позволил Энакину держать свою комнату в таком состоянии.)

Асока не колебалась. Она протянула один из рюкзаков Коди и велела ему собрать все личные вещи, которые он сможет найти в комнате мастера Кеноби (Коди даже не мог поместиться в комнате Энакина, находясь в своем кресле), в то время как она и Олли занялись вещами Энакина. Она позволила Силе направлять ее в решении, что взять и что оставить.

Можно назвать это предвидением, но она просто знала, что ни Энакин, ни Оби-Ван не вернутся в храм в ближайшее время, и куда бы они ни пошли, она тоже пойдет следом за ними.

(Когда-то давно такая мысль была бы немыслима для нее. Когда-то давным-давно она не могла даже помыслить о том, чтобы покинуть Орден. Теперь она без колебаний упаковала вещи своего мастера. Она знала, что находится на правильном пути.)

Когда они с Олли закончили и присоединились к Коди в общей гостиной, его рюкзак был все еще пуст, а в руке он держал камень.

– Это все, что там было, – сказал он, протягивая его Асоке.

Она взяла его в руку и стала вертеть его в руках. Ей казалось, что это просто обычный камень, пока она не потянулась к Силе, и он начал заметно светиться. Она сунула камень в рюкзак и попросила Коди взять кружки и чайник из кухни, а сама взяла из буфета все, что смогла найти. Она велела Олли взять растение с кухонного стола. Затем Асока направилась в свою комнату и, оставив мужчин снаружи, вытряхнула из одного ящика свои личные вещи во вторую сумку.

– Я возьму Сумерки, – сказала она им, когда они вывели ее из единственного пригодного для использования входа в храм. – Я свяжусь с вами, когда доберусь туда.

– Вы хоть знаете, куда идти? – спросил Олли, приподняв одну бровь.

Она закатила глаза. – Да ладно, это же очевидно. Скайгай женат на сенаторе Амидале, и у них родились дети; так как вы думаете, где он?

– Набу, – хором ответили Коди и Олли.

– Точно, – с кивком сказала Асока. – и мастер Оби-Ван, вероятно, тоже с ними.

Олли удивленно заморгал. – Тогда почему Совет посылает вас на эту миссию, чтобы найти генерала Скайуокера? Генерал Кеноби находится в Совете и вместе с ним. Почему бы просто не приказать ему привести генерала Скайуокера?

– Потому что, – начал объяснять Коди. – Джедаям запрещено жениться и иметь детей, как и нам в ВАР не разрешают жениться и иметь детей. Генерал Кеноби знает, что генерал Скайуокер нарушил правила, но решил помочь сохранить его секрет. По какой-то причине никто в Совете джедаев еще не выяснил, что генерал Скайуокер женат на сенаторе Амидале.

– Ого, – воскликнул Олли. – Теперь я понимаю, сэр.

Затем он нахмурился.

– Нет, я не знаю, почему я так сказал. Я не понимаю. Почему никто не знает, что генерал Скайуокер и сенатор женаты? Она была беременна, когда находилась на борту «Переговорщика». Не то чтобы они держали это в секрете. Они были профессионалами в этом вопросе, но мы все знали.

Он посмотрел на Асоку.

– Вы ведь знали, верно, командир?

– Конечно, я знала, – поспешно сказала Асока. – Естественно. Я всегда это знала. Это же очевидно, не так ли? То, как он все время приносил ей чай и спешил на помощь. Это оочень очевидно.

Коди скрестил руки на груди и понимающе ухмыльнулся ей. Она, прищурившись, посмотрела на него в ответ.

– В любом случае, нет никакой необходимости сообщать кому-либо еще в Совете, где они находятся или что они делают. После всего, что пришлось пережить Совету и моему мастеру, пока никто не должен знать ни о его браке, ни о близнецах, – настаивала она. – Меня не волнует, насколько это очевидно для вас или для меня. Мы держим это в секрете, понятно?

– Да, сэр, – согласился Олли. – Я обязательно сообщу об этом своим людям.

– Хорошо, – сказала Асока, подавив вздох облегчения.

– Сообщите генералу Кеноби, что 212-й полк готов встретиться с ним на Набу вместе с остальным флотом, как только он выйдет на связь, – сказал Коди. – Счастливого пути, командир.

– У меня есть имя, Коди, – напомнила она ему. – Люди, которые летают со мной, пользуются моим именем.

– Ах да, преимущества выжившего после пилотирования генерала Скайуокера. Генерал Кеноби всегда упоминал о них с такой нежностью. Теперь я знаю, почему, – сказал Коди с веселым блеском в глазах. Олли подавил смешок. – Счастливого пути, Асока.

////////////////////////////////////////////////////

Когда они прибывают на Набу, Падме отвозит Энакина и Оби-Вана в свое красивое поместье в Озерном краю. Кроме звуков природы и случайной суеты близнецов, здесь довольно тихо.

Даже слишком тихо.

Оби-Ван уже привык к грохоту пушек, ударам с воздуха и шуму сотен клонов, выполняющих свои ежедневные задачи. Он чувствует себя совершенно разбитым и необъяснимо нервным.

Падме и Энакин в тоже время, кажется, нашли способ заполнить свое время. По сообщениям средств массовой информации, Падме может и находиться в «творческом отпуске», но она продолжает неустанно добиваться принятия соглашений о восстановлении, искоренять коррупцию и приглашать политических лидеров и дипломатов в десятки различных миров, чтобы помочь поддержать усилия по оказанию чрезвычайной помощи, которыми занимается ВАР. Энакин никогда не бывает далеко от нее, охраняя и заботясь о близнецах, и счастливо выполняя роль помощника и защитника.

Оби-Ван тоже чувствует, что должен быть чем-то занят. Он должен… ну, он не совсем уверен, что ему нужно делать, кроме того, чтобы быть там, где он есть, но он просто не кажется никому полезным.

Практика с лайтсейбером не помогает. Медитация не помогает. Даже когда он пытается заснуть, его разум восстает, заставляя его просыпаться в панике без всякой на то причины.

Как же все-таки здесь тихо.

И это не только потому, что Энакин не произнес ни единого слова и не издал ни звука за последние дни.

(Когда они лечили Энакина на «Решительном», Кикс сказал им, что это займет время и на него при этом не нужно давить. Энакин будет не первым солдатом, которого Кикс видел временно отключившимся во время войны.

Оби-Ван разинул рот, услышав точный вердикт медика. Он никогда раньше не слышал о таком состоянии, и, конечно же, ни один рыцарь-джедай просто не перестанет говорить без физической на то причины. Когда он потребовал от Кикса, чтобы тот исцелил его, тот бросил на него свирепый взгляд и повторил медленно и настойчиво: время, терпение и возможность отдохнуть – вот что было нужно генералу Скайуокеру. Когда он согласился следовать инструкциям Кикса, медик предоставил ему справочник на тему боевого стресса и психологических травм, после чего практически приказал Оби-Вану прочесть его от корки до корки.)

Отчаянно желая чем-то заняться, чем-то отвлечься, прежде чем он начнет приставать к Энакину, с очередным односторонним разговором, Оби-Ван натыкается на прекрасно обставленную комнату (точно так же, как и все остальные), но в этой комнате есть голографический экран, хранящийся вдали, как будто это преступная тайна. Он щелкает пультом управления, и звуки гоночного болида наполняет его уши.

Ну естественно, – думает он. -В этом доме голографический экран может быть настроен только на гоночный канал…

Как будто каким-то необъяснимым образом привлеченный шумом, доносящимся из другого конца поместья, Энакин появляется на диване, вместе с детьми, (они никогда не бывают далеко от него, Энакин едва выпускает их из своих рук, и Оби-Ван даже как-то нашел его сидящим перед их кроваткой, дремлющим прямо на полу, пока те спят.) Оби-Ван застрял, наблюдая за гоночными моментами с Энакином в течение следующих двух часов, пока близнецы не проснулись, требуя еды, и Энакин, неохотно и все еще молча, не уходит прочь.

Оби-Ван пролистывает несколько других каналов, ловя немного новостей и ретрансляцию смерти Сидиуса, которую он поспешно пропускает (он не смотрел ее с тех пор, как она вышла в эфир, и не имеет желания смотреть ее сейчас), а затем он приземляется на то, что кажется кулинарным каналом. Дородный тви’лек делает нечто под названием Ру, чтобы закончить то, что кажется одним из самых вкусных блюд, которые Оби-Ван когда-либо видел. Он заканчивает марафонскую программу до конца дня, его воображение начинает гореть от идеей, что «любой может готовить!», как и настаивает шеф-повар голонета.

Когда Асока прибывает на Набу, она вручает ему его чайную кружку, чайник, его чайную коллекцию, растение и подарок на его 13 день рождения, который он получил от мастера Квай-Гона. Он немного озадачен всем этим, но не может отрицать, что чувствует себя хорошо, имея эти знакомые предметы с ним. Асока своим присутствием оживляет поместье, но даже это не заставляет Энакина нарушить свое молчание.

Однажды она находит Оби-Вана поглощенным кулинарными шоу. В другое время и в другом месте она бы дразнила его за это, а Энакин бы ей только поддакивал.

Это хорошо известный факт во флоте ВАР, что Оби-Ван сжигает все, кроме чая, и его еда несъедобна для всех живых существ (за исключением Энакина, но тогда тот может запросто съесть и червей, и насекомых, поэтому он действительно не считается). Ему даже не разрешают готовить готовые пайки после того фиаско на Кристофсисе, когда он помогал готовить ужин для солдат. (Коммандер Коди вежливо попросил его держаться подальше от запасов, которые они так упорно пытались доставить на голодающую планету, и никогда больше не помогать с приготовлением пищи.)

Однако без Энакина там, чтобы помочь ей, Асока не стала его дразнить, а просто села рядом и смотрит с ним его скучные шоу.

Наконец, сжалившись над падаваном, который провел последние несколько дней, безрезультатно пытаясь быть там для своего молчаливого учителя, Оби-Ван спрашивает ее:

– Ты хочешь увидеть магию?

Она уже почти задремала, но услышав его, резко проснулась.

– А? Магию?

– Смотрите, – говорит Оби-Ван и переключает на спортивный канал, который показывал гонки на какой-то планете, которая не была опустошена войной.

Она долго смотрит на экран, а затем в замешательстве поворачивается к нему. – Я ничего не понимаю. А что тут такого м…?

Тут Энакин входит в комнату и молча садится между ними; на этот раз он держит только Лею в своих объятиях.

Асока сидит в шокированном молчании, в последующие 15 минут, пока программа не заканчивается, и не начинается следующая: борьба.

– Вот это уже совсем другое дело! – восклицает Асока, с интересом наклонившись вперед.

И Оби-Ван, и Энакин поворачиваются друг к другу в момент совершенного молчаливого понимания. Затем в комнату забредает Падме и меняет Люка на Лею, совсем не скрывая тот факт, что она тоже хочет посмотреть борьбу.

///////////////////////////////////////////////////

Падме не может спать. Перед родами Энакин сообщил ей, что согласно книгам, которые он читал, что родителям стоит заиметь привычку спать, пока спят дети. Но сколько бы она ни ворочалась, она не может успокоиться. Она встает и выходит из комнаты. Ей не нужно беспокоиться о том, чтобы разбудить Энакина. Он уже покинул свою кровать, чтобы лечь спать в детской, что он делает довольно часто.

Она идет на другую сторону поместья в комнату, где стоит голоэкран. Это не займет много времени, чтобы найти четкий, неотредактированный головид смерти Палпатина, все еще играющий на одном из сотен каналов. Она сворачивается калачиком на диване и наблюдает за всем происходящим от начала до конца, включив звук. Затем она перематывает его с выключенным звуком. Падме уже в четвертый раз наблюдает за этим без звука, когда Энакин присоединяется к ней, молча сидя рядом. Он не смотрит на экран, его глаза не отрываются от ее лица.

Она приостанавливает воспроизведение. Падме не уверена, как выразить мысль, которая медленно формировалась в ее уме в течение последних дней, но она знает, что должна озвучить это, или это будет гноиться между ней и Энакином, пока не рванет, а это будет, она уверена, очень некрасиво. Она должна сказать об этом, по крайней мере один раз, независимо от того, насколько это ранит их обоих.

– После того, как Люк и Лея родились, Вейдер пришел навестить их. Он… он вошел в комнату для гостей, где они спали. Он убедился, что им тепло. Он даже заглушил свой респиратор, чтобы не разбудить их.

Энакин ничего не говорит. Прошло уже несколько дней с тех пор, как она в последний раз слышала его голос.

– Я смотрю на Палпатина в этом видео, и он неузнаваем, – продолжает она, указывая на остановившуюся битву на экране – Вейдер и мастер-ситхов застыли в бою, их красные клинки пылали. – Ни его лицо, ни голос мне не знакомы. Как будто я смотрю на незнакомца с его лицом. Он был моим наставником, но я никогда по-настоящему не знала его. Я никогда по-настоящему не видела его, настоящего его. Я поверила в эту ложь, – сглатывает Падме, сжимая руки в кулаки. Она была так зла. Она никогда не видела монстра под добродушной маской, и она ненавидит его за то, что он обманул ее, использовал ее и ее мужа, предал все надежды, которые она ему доверила. Она наклоняется вперед и делает глубокий вдох, стараясь не дать гневу захлестнуть ее; ей нужно сосредоточиться на том, что она действительно хочет сказать.

– Но когда я увижу Вейдера, – продолжает она надтреснутым голосом. – Я бы узнала его где угодно. Ему даже не нужно говорить. Ему не нужно снимать свою маску. Я просто знаю… – говорит она, пытаясь передать ужасную правду, которую она поняла, не произнося на самом деле ужасных слов.

Энакин внезапно опускается перед ней на колени. Ей не нужно больше ничего говорить. Как всегда, он, кажется, понимает ее, понимает, что она пытается сказать. Каким-то образом он тоже знает правду.

Он склоняет голову, и голос его хрипит от негодования и стыда:

– Я… я не должен был этого делать… Я… я пал во тьму, я… Я подвел тебя. Ты умерла! Мне все продолжало сниться, что ты умрешь, а наши дети пропадут, и я не смогу тебя спасти! Я не смог спасти никого из вас! Я предал тебя и детей, и Оби-Вана, и Асоку. Я встал на его сторону. Должно быть, так оно и было. Я даже не могу…

– Нет, нет, – говорит она, прерывая его, слезы собираются в уголках ее глаз от вида его страдания. Она тянется к нему, обхватив его лицо руками. – Ты спас нас. Смотри, смотри! – она поворачивает его голову к экрану, – ты вернулся, чтобы спасти нас всех. Ты… ты и Люк.

Она обнимает его, нуждаясь почувствовать его, и его руки обвивают ее тело, крепко прижимая его к себе. – Мне очень жаль, Падме. Мне очень, очень жаль, – плачет он.