Текст книги "Цейтнот (СИ)"

Автор книги: Anna Jones

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Пьетро бы не одобрил, что я с тобой спал.

Клинт поднял на Ванду глаза, и её затошнило, когда она увидела в них нечеловеческую скорбь.

– Я уеду.

Что-то изменилось в нём при этих словах, он напрягся, будто внутри обрадовался этому, но что-то мешало ему ответить согласием. Ванда стояла в ожидании, не ответа, а дальнейших указаний. Хотелось замести следы, закопать проблемы, чтобы об этом никто никогда не догадался, но что делать, она не знала.

– Давай так. Лоре не скажем ни слова. Никто не должен узнать, ни она, ни дети, никто. Ни одна живая душа. Это только между нами.

– Я и не собиралась. Я никогда ей не расскажу. Только не ей. Она была так ко мне добра, а я…

– А мы, – поправил её Клинт. Он не хотел, чтобы виноватой была только Ванда, львиная доля лежала и на нём.

Ванда стояла в растерянности, теребила в руках мятую блузку. Страх читался в её лице.

– И… – Бартон не договорил, запнулся, скользя взглядом по полу. – Между нами ничего нет и быть не может. Это было в первый и последний раз, больше не повторится.

Клинт придал голосу максимальную твёрдость, чтобы Ванда не сомневалась в его словах. Для неё это было важно. Как и для него.

– Поняла?

Ванда измученно кивнула, нехотя и помедлив, но всё же согласилась. Из этих отношений всё равно бы ничего путного не вышло. Но у неё внутри будто осколками осыпалась надежда, погребая под обломками здравый смысл. Ванде захотелось зарыдать в голос, но она сдержалась, чувствуя лишь накатывающую усталость.

Вроде бы и поговорили, но остался на душе осадок недосказанности, чего-то чужого между ними. Очередная пропасть, уже болото, из которого им обоим не выбраться, хотя отчаянно старались. Ванда отложила уже в конец измятую блузку и тяжело вздохнула. Клинт положил ей руку на плечо, словно бы пытаясь приободрить, как делал это не единожды, но в этот раз вышло до отчаяния неловко. Ванда повела плечом, Бартон тут же одёрнул пальцы, будто бы ошпарившись. Теперь даже прикасаться друг к другу было больно.

***

– Ванда, Ванда, смотри, какое платье мне подарили бабушка с дедушкой.

Лила вертела перед её носом ярко-зелёным платьем, но Ванда видела лишь то, как Клинт страстно целует Лору, будто заглушает чувство вины, пытаясь доказать жене, что всё в порядке. Он обнимал её, шептал что-то на ухо, извинялся за то, что грубил ей, говорил о том, как сильно соскучился, а у самого взгляд блуждал по комнате, боясь остановиться на лице Лоры. Иногда Клинт сталкивался глазами с Вандой, стыдливо отводил их, продолжая обнимать жену, ласково зарываясь носом в её шею.

У Ванды внутри всё передёргивало от этого зрелища. Путались в голове мысли, размывалось всё перед глазами, то лицо Лилы, то её дурацкое новое платье. Было до тошноты паршиво, хоть на стенку лезь.

========== Часть 13 ==========

Комментарий к

У меня нет сил снова проверять эту главу на ошибки и опечатки, поэтому, если вдруг что-то обнаружите, отметьте это в публичной бете. Спасибо)

Лора вязала новые пинеточки для подросшего Нейта, активно ползающего по полу веранды, а Ванда мелкими глотками пила обжигающий чай. Она щекотала путающегося у неё в ногах малыша и всё боялась поднять взгляд на улыбающуюся Лору. Ванда чувствовала себя крайне неловко в её присутствии, как человек, который ответил гадостью на добро, но эту гадость ещё не успели обнаружить.

На верёвке в саду ветер развевал постиранные простыни из комнаты Ванды. Она пыталась на них даже не смотреть. Да и Клинт старательно отводил от них взгляд. Всё его внимание было приковано к веранде, он ловил каждый вздох своих женщин, каждую шуточку или замечание. Ему люто не нравилось, что Ванда остаётся с его женой наедине. Внутри разливался жуткий страх, что вот сейчас Ванда, отбросив все сомнения, признается Лоре в грехах. Без зазрения совести выложит перед ней все их порочные карты. По спине пробегал холодок, стоило Бартону лишь начать хватать эту мысль за хвост.

– Не хочешь поиграть в баскетбол с Вандой? – поинтересовался он у Купера, зашвыривая мяч прямиком в корзину.

– Ну… Честно говоря, не очень, она плохо играет.

– А я думаю, ей очень хочется, – игнорируя замечание сына, сообщил Клинт, направляясь к веранде.

– Но она ведь разговаривает с мамой. Ну пап.

Ванда сидела на полу, играя с Нейтом в его погремушки, и, как только тень Бартона накрыла её, она растерянно подняла на него глаза. И тут же отвела в сторону, делая вид, что его даже не заметила.

– Ванда, там Купер хочет сыграть с тобой в баскетбол, – не глядя на неё, заявил Клинт, выжидающе смотря поверх её головы.

Между ними стыло чувство вины, огромное, как океан, разливалось, окутывая, и топило с головой. Оба ощущали вину перед ничего не подозревающей Лорой, беззаботно вяжущей носок, и перед друг другом. Они с их последнего разговора почти не перекидывались словами, лишь молча глядели друг на друга или стыдливо прятали глаза, задыхаясь от неловкости. Иногда Клинт повышал на неё голос, и Ванда с должностью принимала высосанные из пальца упрёки, потому что считала, что заслужила.

Так и сейчас она покорно поплелась на игровую площадку, прекрасно понимая, что Клинт поддаётся паранойе, когда видит, что она просто находится рядом с Лорой. Она – угроза для брака в его глазах, она – хранитель страшной тайны. От таких надо избавляться, и Ванда не понимала, почему Бартон всё ещё держит её возле себя.

Клинт проводил её тоненькую, чуть сгорбленную фигурку взглядом, и, подхватив сына на руки, нагнулся к Лоре, чтобы поцеловать её в щёку. От неё приятно пахло новыми духами и чем-то душистым, кажется, какими-то специями. И на душе внезапно стало тепло, будто он вернулся с войны в родной дом. Лора обнимала его за шею, они зажимали между собой их маленького сына, заинтересованно вертящего головой, и Клинт сглатывал горькую слюну. Было тяжело дышать, когда он смотрел на жену. Он знал, что её предал, и этот груз давил ему на плечи многотонной плитой.

***

Ванда автоматически понимала, что стоит выйти из комнаты, когда заходил Клинт. Чтобы, не дай бог, никто не заметил, как страшно неудобно становилось им в присутствии друг друга. Чтобы Бартон не чувствовал себя некомфортно, она отодвигалась от Лоры, если они были вместе, внезапно прекращала разговор, когда беседовали. Ей и так было весьма нелегко находиться рядом с Лорой, что уж говорить о том, чтобы поддерживать диалог, но, когда они оставались втроём, атмосфера становилась пугающей. Лора чувствовала напряжение, исходящее от них обоих, но лишь хмурилась. Она даже и представить не могла, что между ними есть нечто большее, чем просто дружба и поддержка. И от этого и Бартону, и Ванде было только хуже.

Клинт стал плохо относиться к Ванде, будто бы боялся, что если всё будет, как прежде, то Лора вскоре обо всём догадается. Он мог сорваться на Ванде из-за пустяка: она случайно разбила стакан, неловко скинув его со стола локтем, забыла закрыть окно в комнату во время дождя, не пододвинула стул ближе к стене и Лила споткнулась о ножку. Лора вступалась за Ванду, несправедливо обруганную, ссорилась с мужем, отчаянно защищая её от нападок, словно ещё одного своего ребёнка. Сама же Ванда терпеливо сносила придирки, считая себя виноватой во всех своих бедах и грехах. Она знала, что вину искупить не удастся, поэтому готова была к наказаниям, даже в виде плохого к себе обращения. Эта покорность пугала Клинта и угнетала его, он чувствовал виноватым себя за то, что так паршиво поступил с Вандой в ту ночь и продолжает обижать. Он знал, что вина лежит полностью на его плечах, но Ванда отчаянно пыталась разделить с ним эту ношу.

Клинт миловался с Лорой, пытаясь заглушить отчаяние и противоречия, терзающие его изнутри. Целовал её губы, стараясь забыть вкус Ванды, обнимал жену, до боли родную и знакомую, привычную, что его любовь к ней сможет заглушить вину. Он ошибся, оступился всего лишь раз, но теперь от этого ужаса не избавиться, не отмыться. Клинту казалось, что он погряз во лжи, как в дерьме. Он задыхался, когда подходил к жене, его изнутри сжигала боль. Он задыхался, глядя на бледную осунувшуюся Ванду, он знал, что довёл её до такого состояния, и от этого ему самому было плохо. Как же он хотел вернуть её к жизни. И как же он боялся, что, вытянув её из омута страданий после смерти брата, сам же толкнул её обратно.

Он ласкал Лору, обнимал её, вдыхал запах свежепостиранных детских вещей и бархата кожи, будто бы пытался доказать себе, что любит только её, а Ванда была лишь помутнением разума. Да таким, что он ослеп и оглох на долгое время. Клинт хотел Лорой вытеснить из головы чувство вины и мерзкий вкус самобичевания, но ноющую душу невозможно было успокоить.

Если Ванда заходила в комнату и видела, как он, крепко прижав к себе жену, сквозь пальцы пропускал её волосы, то тут же старалась исчезнуть. Но Клинт видел ту неописуемую гамму эмоций в её глазах: боль, отчаяние, ревность, и ему становилось стыдно. Он пытался отпрянуть от Лоры как можно быстрее, злился из-за того, что идёт на поводу у чувств. Срывался, огрызаясь по очереди то на Ванду, то на жену. Ловил на себе недоумённые, оскорблённые взгляды Лоры, словно через пелену слышал её осуждающий голос. Злился ещё больше, сходил с ума то от ярости, то от безвыходности положения.

Бартон был вечно раздражён, горяч, словно вулкан, готовый в любой момент рвануть. Было очень стыдно за своё поведение, и Клинт старался сдерживаться, прилагая к этому максимум усилий. Замкнулся в себе, отдалился от семьи, понимая, что боится разоблачения перед Лорой. Избегал Ванду, боясь смотреть ей в глаза. Бежал от ответственности, предпочитая прятаться, будто бы проблемы решились бы сами с собой. Он положился на молчание и понимал, что это было крайне трусливо с его стороны – заставлять Ванду скрывать свои чувства, давить их в себе и страдать. Его сухие, едва различимые «нет» должного эффекта не возымели. Ему стоило сказать лишь одно твёрдое «нет» и ничего бы не произошло. Но ничего не изменить.

***

Странное поведение Клинта расстраивало Лору. Она растерянно разглядывала его лицо в моменты ссор, его строго сдвинутые брови, и ей казалось, что она совсем не знает своего мужа. Если его что-то беспокоило, то он всегда переживал это молча, считая, что нельзя делиться рабочими проблемами с семьёй. Он редко срывался на неё и на детей, но сейчас Клинт словно с цепи сорвался. Да и Ванда, в последнее время ходила вся забитая и удручённая. Лора и не думала, что эти две странности связаны между собой, у неё даже и мысли похожей не было.

Клинт с утра возился в сарае, что-то чинил или искал инструменты, а Лора готовила ужин, колдуя над плитой. Ей нравилось острым ножом нарезать овощи, вдыхать запах свежевыпеченного хлеба, только что купленного в магазине. Она любила экспериментировать, смешивая вкусы, придумывать новые блюда, записывать рецепты. А ещё она любила за чашечкой крепкого кофе поболтать с Вандой. Она не говорила об этом Клинту, но её угнетало целыми днями заниматься с детьми, выкраивая пару минуток, чтобы созвониться с Наташей. Ей нужны были подруги, ей необходимо было хоть с кем-то пообщаться и отвлечься от быта, поглотившего её живьём.

– Что происходит с Клинтом? – поинтересовалась Лора, и Ванда, в это время нарезающая томаты, чуть было не порезалась, когда рука невзначай дрогнула.

– В каком смысле?

Лора плеснула кипятка в чашки, и по кухне пополз приятный аромат заваренных трав. Ванда продолжала нарезать несчастную помидорку, пуская из неё сочный сок.

– Ты же сама видишь, что с ним что-то не так. То он ругает тебя, то на меня кричит. Сейчас и вовсе в себе замкнулся, – Лора поставила чашки на стол и выглянула в окно, наблюдая за тем, как Клинт возится с досками.

Ванда растерянно опустила испачканный нож, когда её мягко взяли за локоть и подтолкнули к столу. Она виновато оглянулась на Лору, присевшую напротив, и уткнулась в кружку чая.

– Вы поссорились? Что-то случилось?

Ванда помотала головой, стараясь на Лору даже не глядеть.

– Мне казалось, поссорились, – задумчиво прошептала женщина, размешивая сахар.

– Может, это связано с работой? – предположила Ванда, пригубив напиток, но лишь обожглась.

– Может, – но в голосе Лоры слышалось сомнение.

Она повертела в руках чайную ложку, а потом внимательным хищным взглядом вцепилась в Ванду, и та мгновенно побледнела. Они с минуту смотрели друг другу в глаза, и Ванда изо всех сил пыталась не выдать себя. Как же ей стыдно было перед Лорой.

– Он так холоден. Я никогда не видела, чтобы он так странно себя вёл. То обнимает меня, а через секунду отталкивает. То целует, а потом начинает психовать.

– Ты пробовала говорить с ним? – осторожно поинтересовалась Ванда, гадая, хватит ли Клинту смелости и безрассудства признаться во всём жене.

– Да, но он увиливает от разговора.

Лора выглядела несчастной и измученной недомолвками, она беспокоилась за мужа, и Ванда прекрасно её понимала. Но она не знала, как вылезти из этой истории, причинив окружающим её людям как можно меньше боли.

***

Ванда обновляла слегка облупившуюся с недавно покрашенного крыльца краску и исподтишка поглядывала на Клинта. Он стоял в метрах тридцати от неё и рубил дрова. Топор над его головой мелькал в лучах холодного осеннего солнца, и каждый раз, когда лезвие с треском вспарывало дерево, Ванда вздрагивала. Она макала кисть в краску и чувствовала спиной острый взгляд Бартона, заставляющего её щёки покрываться румянцем.

Она избавилась от его запаха в своей комнате, постирала все простыни и наволочки, сменила одеяло, но испытала лишь сожаление, проветривая помещение. У неё кружилась голова, стоило лишь вспомнить их ночь, но было так паршиво осознавать, что она как раз-таки всё и испортила.

– Что?! – раздражённо вскрикнула Ванда, заметив, что Клинт неотрывно на неё смотрит.

Кажется, он вздрогнул от её резкого тона, и опустил топор на сырую после дождя землю, покрытую опилками. Но идти к ней Бартон не спешил, будто над чем-то раздумывал. Ванда остервенело продолжала макать кисть в краску по самую рукоять, пачкая кончики пальцев. Нервы были на пределе, натянуты, как струны, готовые лопнуть от напряжения.

Каждый божий день она ожидала, что Клинт не выдержит и пошлёт её ко всем чертям. Она видела, как он тяжело переживает измену жене, мучается, терзает себя и её, будто бы вымещая свою злость оттого, что не в силах что-либо предпринять. Ванда была подавлена тем, что стала причиной такого его состояния. Ей не хотелось причинять ему боль, но дело было уже сделано.

Она видела, как он смотрит на неё: в его глазах читалась и ненависть, и скорбь, отчаяние и страх, она видела даже любовь в его холодных серых глазах, обрамлённых морщинками. Ей хотелось его утешить, унять ноющую боль. Если бы было возможным, она бы обязательно это сделала, но одно лишь её присутствие вспарывало Клинта изнутри. Как и её.

У Бартона же натурально срывало крышу ураганом по имени «Ванда». Несмотря на то, что он не желал её даже видеть, она стояла перед его глазами наваждением. Его тянуло к ней до ужаса прямо в присутствии жены. Он чувствовал возбуждение, стоило лишь ей зайти в комнату, и в голове тут же всплывали картинки далеко не детского содержания. И именно поэтому он боялся оставаться с ней один на один.

Он с большой неохотой возил её в город на сеансы, вздыхая с облегчением лишь тогда, когда она выходила из машины, оставляя его одного. Семейные ужины проходили в неловком молчании. Клинт кидал на Ванду мимолётные взгляды с одного конца стола и тут же опускал взгляд в тарелку, чего-то боясь, но не зная чего именно.

Тошнило от собственной неверности и вины перед Лорой, самым близким и родным человеком в его жизни. И было стыдно перед Вандой за то, что он разрушил её мечты, её светлые чувства, и уложил в постель, воспользовавшись доверием.

– Можно я постреляю? – Клинт удивлённо обернулся, за его спиной стояла Ванда. – Одна?

Несколько секунд он разглядывал её лицо, впервые за это время оказавшееся настолько близко. Оно осунулось, стало бледным, августовский загар сошёл, оставляя после себя лишь россыпь мелких веснушек на носу.

– Одна – нет, – маленькая девочка с пистолетом наперевес в дремучем страшном лесу внушала беспокойство. – Я пойду с тобой.

– Ладно, – поколебавшись, согласилась Ванда, зная, почему он не отпускает её без сопровождения.

***

Щелчок затвора, шум ветра в распущенных волосах и громкие выстрелы, поглощаемые тесно растущими деревьями. Ванда пыталась сдержать улыбку, когда с особым удовлетворением давила пальцем на курок и острая пороховая пыль застывала на губах. С каждым выстрелом она очищалась, и её тело наконец-то наполнялось энергией. Она глушила боль агрессией, и Ванде нравилось, как нагревается металл в её уже не дрожащих руках.

Клинт старался на неё не смотреть, предпочитая увлечённо ковыряться в траве. Но глаза каждый раз натыкались на её руки, в которых был зажат пистолет. Скользили вверх, от перепачканных в синей краске пальцев к запястьям. Бартон видел белые шрамы на предплечьях, когда Ванда заправляла рукава, и испытывал дикое желание к ним прикоснуться. Хотелось намотать её длинные волосы на кулак и оттянуть назад, заставив её громко вскрикнуть, как в прошлый раз, обнажить ещё пока смуглую шею и поцеловать тонкую полоску кожи. Но Клинт знал, что одно лишь малейшее поползновение в её сторону и все его попытки утрясти ситуацию пойдут прахом.

– Ванда.

Она выстрелила и единственная оставшаяся бутылка взорвалась фейерверком цветных осколков. Но пистолет Ванда так и не отпустила, застыла в выжидающей позиции, приготовившись слушать. Клинт молчал, разглядывая её руки, от холода покрывшиеся мурашками. Не задумываясь, стащил с себя ветровку и накинул на её озябшие плечи. Ванда едва заметно дёрнулась, словно бы хотела отказаться. Как только он её коснулся, внутри что-то оборвалось. Будто Клинт попытался взять склеенную кружку, но она тут же рассыпалась на осколки.

Пистолет в руках Ванды дрожал.

– Прости меня, – прошептал Клинт. Хотелось рассыпаться в извинениях, лишь бы на душе стало легче. – За то, что я с тобой сделал. За то, что продолжаю тебя мучить и кричать на тебя, когда ты совсем этого не заслужила.

– Заслужила…

– Перестань строить из себя жертву и принимать мои оскорбления как должное. Мне так стыдно, что я срываюсь на тебе, я не имею права с тобой так поступать, – Бартон склонился к её уху, не в силах устоять перед Вандой.

Она зажмурилась и напряжение, сковавшее тело, растворилось в воздухе, когда Клинт коснулся её рук. Провёл шершавыми, покрытыми мозолями пальцами по её шрамам и остановились на пальцах. Ванда опустила пистолет, и он выпал у неё из рук в притоптанную траву. Она почувствовала дыхание Клинта на своей шее, когда он собрал её волосы и закинул на плечо.

– Не могу себя контролировать, когда ты рядом, – с придыхание признался он, и в его голосе послышалась ничем не скрываемая горечь.

– Так избавься от меня.

– Не могу.

– Тогда твоя жена рано или поздно всё поймёт, – Клинт вздрогнул и поднял голову, глядя Ванде в затылок. – Ей очень плохо. Перестань её оскорблять. Срывайся на мне, но не на Лоре. Она не виновата. Это всё я.

– Перестань! Ты не можешь брать всю вину на себя. Я знаю, что смотреть Лоре в глаза очень трудно…

– Это нереально сложно! – вскрикнула Ванда, поворачиваясь к Бартону лицом. Он схватил её за плечи. – Но как только я представлю, что всё ей рассказываю, то внутренности скручиваются от ужаса! Но и скрывать всё это тоже невозможно!

Клинт обнял Ванду и прижал к себе, беспорядочно гладя её по спине.

– Я знаю. Но нельзя ей ничего говорить. Никому. Никогда.

– Клянусь, что унесу эту тайну в могилу.

– И я. Но так больше нельзя.

Ванда едва заметно кивнула, вцепилась ногтями ему в футболку, и он ощутил её дыхание у себя на груди. Её лицо было мокрым, но плакала она беззвучно, и от этого у Клинта сердце в груди подскакивало. Он слизывал её слёзы с щёк, зарываясь пальцами в волосы, и счастье, горькое и порочное, затапливало изнутри.

Они целовались в опавшей осенней листве, медленно и с чувством, переплетая трепещущие языки в бесконечные узлы. Ванда плакала ему в губы, изредка задыхаясь, и он виновато смотрел в её мокрые глаза, большими пальцами убирая солёные дорожки с висков. Клинт вдавливал её в сырую мягкую землю, покрытую травой, предварительно укрыв своей курткой, чтобы Ванда не замёрзла. Пробегался пальцами по её груди, судорожно вздымающейся от его прикосновений. Он помнил запах её обнажённой кожи и одно лишь это заставляло Клинта уткнуться лбом в девичье плечо, стараясь унять возбуждение.

Ванда гладила его по затылку, между пальцев сжимая короткий ёжик волос. Она так сильно любила Клинта, что могла на мгновение закрыть глаза на его семью и собственные принципы, чтобы потом вдоволь настрадаться.

***

– Лора, – она удивлённо оглянулась на голос мужа, продолжая укачивать Нейта, но тот хлопал в ладоши и пускал пузыри из носа, радостно бормоча что-то на своём языке.

Клинт прикоснулся к её лицу, нежно провёл пальцем по щеке, и она улыбнулась, тепло и ласково. Бартон выпил улыбку с её губ.

– Прости меня за то, что я был груб с тобой.

– Забыли, – выдохнула она, счастливо улыбаясь и заливаясь краской.

Ванда вихрем пронеслась мимо, и Лора удивлённо крикнула ей вслед:

– У тебя в волосах кленовые листья застряли. И опилки.

– Она упала в траву, – Клинт отвернулся от жены, чтобы она не заметила, каким сухим в этот момент стало его лицо.

Лора пожала плечами и обернулась к нему, скользя взглядом по его спине.

– Почему твоя футболка надета наизнанку?

========== Часть 14 ==========

Подошва ботинок Ванды шумно скрипела при каждом шаге. Стоило ей выйти из кабинета доктора, как Клинт подскочил, вслушиваясь в это радостное шлёпание всё ещё мокрой обуви по полу коридора. Она к нему чуть ли не бежала, за спиной развевались волосы, и Ванда выглядела до одури счастливой. И немудрено: они битый час целовались в машине, пока стояли в пробке. Клинт был резко против, но Ванда сама положила свою ладонь ему на бедро и пошевелила своими пальчиками почти у самой ширинки, и Бартон напрочь забыл, куда они ехали. Это была очень плохая идея – пока Ванда была у психотерапевта, Клинт успел живьём себя съесть, ругая на чём свет стоит.

– Моё лечение окончено. Я здорова! – чуть ли не взвизгнула она, кидаясь ему на шею, и Бартон едва ли понял, что она только что сказала. В мыслях он был далеко от клиники: продолжал себя бичевать за то, что позволил слишком многое по отношению к девушке.

– То есть?

Ванда всё ещё обнимала его, шумно дыша в ухо после бега по коридорам, и её распущенные волосы щекотали ему лицо.

– Мой психотерапевт сказала, что я могу больше не ходить на сеансы. Доктор считает, что я больше не нуждаюсь в её услугах. Но я могу ходить к психологу, если думаю, что мне это необходимою. Хотя я не вижу смысла. Но в любом случае, групповые тренинги я должна посещать до конца года. Клинт? – Ванда внимательно посмотрела ему в глаза, приобнимая за шею. – Я здорова, понимаешь?

В её светлых глазах читалось неприкрытое торжество, и голос звучал чисто и звонко, отражаясь от белых больничных стен. Клинт и думать забыл, как выглядит счастливая Ванда. Он взял её за руки и мягко, но настойчиво отцепил от своей шеи, заставив её сделать шаг назад. Она немного нахмурилась, удивляясь, но продолжала улыбаться.

– Это значит, что не нужно больше относиться ко мне, как к ребёнку. Как к больной и немощной.

Бартон знал, что за этими словами скрывается слишком многое, чего он просто-напросто не хотел принимать. Например, он теперь не мог ссылаться на её неуравновешенное психическое состояние, не давая съехать из дома. Ванда смеялась, тряся у него перед носом какими-то справками, но Клинт видел лишь шрамы на её руках, уродливые и слишком заметные, чтобы их игнорировать. В любом случае, несмотря на заключение врача, она для него мешок проблем. Какой бы сильной Ванда не стала, она останется для Бартона маленькой девочкой, пытавшейся покончить с собой после смерти брата.

Клинт коснулся её щеки, и она затихла, накрывая его руку своей ладонью.

– Когда начинается групповой сеанс? – поинтересовался он, закидывая на плечо её сумку. Он положил свою руку Ванде на плечо, и она, обняв его за талию, чмокнула его в губы. Быстро и почти незаметно, Клинт даже сообразить не успел.

– Через полчаса. Можем, перекусить. Внизу есть кафетерий.

– Ванда, – строго осадил её Клинт, с силой сжимая девичье плечо и отодвигаясь на весьма приличное расстояние. – Больше не делай так. Ты же знаешь, что нельзя.

Она моргнула пару раз, будто соображая, и растерянно кивнула, моментально мрачнея. Губы Клинта всё ещё хранили вкус её помады, сколько он не пытался от него избавиться. Бартон в последнее время много от чего хотел отделаться, но это всё продолжало липнуть пуще прежнего. Он надеялся, что отношения между ним и Вандой утрясутся, но сделал только хуже, поцеловав её на стрельбище. Не стоило этого делать, Клинт успел об этом сильно пожалеть. Ванда словно с цепи сорвалась, почуяла вседозволенность, а может, просто видела, что у него у самого язык чешется снова её поцеловать. Может, чувствовала, как дрожат его руки, когда она сидит так непозволительно близко и задумчиво кусает губы, глядя в окно. У Бартон слюна капала на колени при виде неё, и в джинсах становилось невероятно тесно и жарко. От этих мыслей было стыдно, в первую очередь, перед Лорой, а потом уже перед самим собой.

Ты женат, слишком часто напоминал себе Клинт, ты старый пень, а всё заглядываешь на молодых девчонок. Хотя молодой девчонкой здесь была только Ванда. Но он уже переступил черту, и степень ненависти к себе измерялась любовью Ванды, растущей в геометрической прогрессии.

Надо бы отдать ей должное, она не лезла к нему в доме, при жене и детях. Там она вела себя прилежно, и Клинт невооружённым глазом видел, как ей плохо и как больно находиться в его семье. Но стоило им оказаться наедине вдалеке от Лоры, как одновременно у них обоих срывало тормоза. Они чувствовали безнаказанность и невероятную тягу друг к другу, и их мало, что смущало: ни большая разница в возрасте, ни наличие у Бартона семьи не было для них помехой. В такие моменты Клинт с ужасом понимал, что теперь на Ванде клеймо любовницы.

Оба помнили о Лоре, она стояла у них перед глазами, то осуждающе грозила пальцем, то надрывно плакала, размазывая слёзы по щекам. И это чувство комом стыло в горле. Поцелуи переставали быть сладкими, прикосновения – горячими, взгляды – страстными. Ванда судорожно застёгивала пуговицы на рубашке, стараясь на Бартона даже не смотреть, Клинт медленно застёгивал ремень на брюках, и оба выглядели растерянными и виноватыми. Бартон не уставал напоминать и себе, и Ванде, что так больше продолжаться не может. Делал шаг назад, когда она тянулась его обнять; строго смотрел в глаза, когда она начинала перед ним раздеваться. Да и Ванда часто старалась уворачиваться, когда он тянулся к ней за поцелуем; царапала мрачным взглядом, не позволяя к себе прикоснуться. Это отрезвляло, но лишь на секунды. Потом – вспышка, тьма, – и вот они снова целуются, срывая с себя одежду, – искра, буря, – и вот они, голые, собирают разбросанную в машине одежду.

Клинт в такие моменты люто себя ненавидел и часто задумывался над тем, что было бы с Лорой, не вернись он тогда домой с поля боя.

***

Клинт не сразу понял, что что-то не так. Сначала заметил, что в группе стало подозрительно много новых лиц. В принципе, это не было неожиданностью: кто-то из пациентов бросал терапию после первого же занятия, кто-то успешно заканчивал лечение, кто-то часто пропускал сеансы и мог вообще заявиться тогда, когда его совершенно не ждали. Да и наставники часто менялись – постоянных было два, мужчина и женщина. Но бывало, что их заменяли другие доктора, а иногда и новые специалисты, которые вели свои уникальные тренинги.

Но стоило всем собравшимся усесться в круг, да и ещё по парочкам, как Клинт заподозрил неладное. Он нахмурился, разглядывая нового наставника и абсолютно незнакомые лица присутствующих.

– Добро пожаловать на сеансы групповой терапии для пар, которые столкнулись с изменами.

Бартон вздрогнул и застыл, переводя взгляд с наставника на многочисленные парочки пациентов. Человек четырнадцать, если не считать их с Вандой, пять пар, один мужчина лет сорока был единственным, у кого не было второй половинки, в углу сидело аж трое: мужчина и две женщины. Судя по тому, как одна из них бросала гневные взгляды на другую, это были жена и любовница. Кто-то из женщин сидел, насупившись и источал ярость, мужчины рядом с ними выглядели либо так же злобно, либо, наоборот, виновато унылыми, стараясь не смотреть на присутствующих.

Ванда недоумённо нахмурилась и, достав из кармана телефон, почему-то побледнела. Затем она развернула телефон экраном к Клинту.

«Сеанс сегодня отменяется. Передай это всем пациентам. О следующем занятии сообщу позже».

Бартон раздражённо выдохнул. Отлично, клуб анонимных самоубийц сменился клубом анонимных изменщиков. Ванда дёрнула его за рукав, намекая, что надо бы отсюда уходить, но Клинта словно гвоздями прибило к стулу.

– Все мы знаем, как порой больно бывает, когда мы узнаём, что наши партнёры нам изменяют. Мы испытываем злость, и наша агрессия бывает направлена либо на соперника или соперницу, либо на мужа или жену. По статистике в изменах всегда винят партнёра, а не его любовника или любовницу. И многие психологи рассматривают проблему в строго ограниченных рамках, в одном углу ринга стоит муж, в другом – жена. Но все забывают о третьем лице: человеке, который косвенно является причиной проблемы. Не бывает так, чтобы никто из трёх человек не был виноват в сложившейся ситуации. Каждый понемногу да внёс свою лепту в происходящее.

Клинт и Ванда переглянулись.

– Измена бывает мужской и женской. К сожалению, статистика такова, что мужчины чаще изменяют своим супругам, чем наоборот. Это связано с тем, что сильная половина человечества считает себя полигамными существами. По природе своей мужчина охотник и в нём заложен инстинкт размножения. Чем больше самок он оплодотворит, тем больше потомства получит. Но в современном мире, в котором мы большое внимание уделяем морали и нравственности, мы пытаемся с этим зовом природы бороться. Хотя мужчины любят ссылаться на свои первобытные инстинкты, делая упор на том, что им сложно с ними справиться. Женщины же моногамны, они предпочитают следить за домашним очагом, воспитывать детей, ухаживать за мужем, поэтому им просто некогда ходить налево. И, как и в любом правиле, бывают и исключения, поэтому нельзя грести всех под одну гребёнку. Но при этом испокон веков общество внушает нам, что мужская измена – это нормально, тогда как женская – смерти подобна. Изменившая жена мгновенно становится женщиной лёгкого поведения в глазах социума, а простивший её муж – подкаблучником. А вот если женщина простила партнёра, то она молодец, она сохранила брак, она подумала о детях, она проявила мудрость. Мы видим, что давление общества и сложившиеся об изменах мнения довлеют над нами, мы не можем мыслить свободно, потому что наши действия заранее будут осмеяны или обруганы.