Текст книги "Цейтнот (СИ)"

Автор книги: Anna Jones

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

========== Часть 1 ==========

– Ванда? Это я, Клинт.

Бартон прикрыл входную дверь и включил свет в холле. В квартире было необычайно тихо, можно даже сказать, зловеще, и мужчина немного растерялся, заметив, что она пуста.

– Ванда, ты здесь? Как всегда спишь?

Клинт грустно усмехнулся, недоумевая, почему вообще задаёт вопросы. После смерти брата Ванда не произнесла ни единого слова и было бы удивительно, получи он сейчас ответ. Бартон оставил на кухонном столе пакеты с продуктами и тихонько прошёлся по небольшой однокомнатной квартирке. Заглянул в гостиную, в кладовку, на балкон и, никого там не обнаружив, пожал плечами. Наверное, ушла куда-нибудь. Может, в магазин, а может, гуляет. Бартон облегчённо вздохнул, внезапно обрадовавшись тому, что ему не придётся нести жизнерадостную ахинею, надеясь заполнить то неловкое молчание, что всегда сопровождало их короткие редкие встречи.

Прошло три месяца с тех пор, как Ванда примкнула к Мстителям. На словах. За это время она ни разу не была на планёрках, не ходила на тренировки и не явилась даже на примерку нового, специально для неё сшитого костюма. Самое страшное заключалось в том, что никто не замечал её отсутствия. Всем было плевать, кроме него.

Прошло три месяца с тех пор, как умер Пьетро.

Клинт всё ещё не мог отделаться от воспоминаний, в которых Ванда, сгорбленная и невыносимо бледная, потерянно стояла у гроба покойного брата и смотрела перед собой. Она казалась такой маленькой и беззащитной, что у Бартона сердце кровью обливалось. На душе было гадко и мерзко, а внутри будто всё сжимала ледяная рука. Он не мог смотреть ей в глаза. Он чувствовал жуткую вину перед ней и не находил в себе сил даже подойти, ободряюще сжать её плечо. Просто не мог. Сейчас он так жалел, что ничего тогда не сказал. А надо было всего лишь подбодрить, сказать, что она боец и сможет дальше жить. Можно было нести полнейшую чепуху, она всё равно была в таком ступоре, что всё пропускала мимо ушей. Но он даже этого не сделал. Он струсил. А потом находил жалкие оправдания, мол, его слова бы всё равно ей не помогли. Она вообще тогда мало, что понимала. Стиву, наверно, раз десять пришлось повторить, что пора закапывать гроб, а она всё сыпала сквозь пальцы сырую чёрную землю, не слыша его.

Клинту невозможно было избавиться от ощущения того, что он не заслужил. Не заслужил, чтобы его тогда спасали. Хотя бы не такой ценой. По сути он был не виноват в том, что Пьетро так поступил. Это был его выбор, импульсивный, но осознанный. Он прекрасно понимал, что делает, по крайне мере Бартон на это надеялся. Но всё равно чувствовал себя так, словно отнял у Ванды брата. Будто сам перерезал ножницами ту тонкую нить, что связывала её с Пьетро. Будто погрузил свои пальцы в её грудную клетку и вырвал сердце, смотря на то, как она корчится от невыносимой боли. От этого никуда нельзя было деться, и Клинт ненавидел себя.

И ведомый виной он всё же заставил себя к ней прийти. Долго стоял у неё под дверью, не решаясь позвонить. Было страшно. Они ни разу не поговорили с того самого дня, он не видел её с самих похорон. На звонок минут десять никто не отвечал, а он всё стоял и трезвонил, словно сумасшедший, внезапно поняв, что должен извиниться. Ему это жизненно необходимо, плевать, простит ли она его, но он должен был. Потому что не спать ночами и думать о Пьетро, бессмысленно сжигая взглядом потолок, было невыносимо.

Она открыла. Серая, неживая, потрёпанная, словно только что проснулась. Мазнула по нему безжизненным взглядом и отступила в тёмный коридор, пропуская. Клинт так и не понял, действительно ли она хотела тогда его выслушать или ей было всё равно, кто заходит в её квартиру. Она сидела на стуле и вяло наблюдала за Бартоном. А все слова, до этого роившиеся в его голове, испарились, будто их и не было. Он топтался на пороге, сжимая в руках коробку теперь такого ненужного торта, который внезапно захотелось размазать по стене и заодно ударить себя по лицу. Не стоило тащить сюда сладкое, надо было взять виски.

Он поставил чайник, дрожащими руками пытаясь зажечь спичку, и от её взгляда, буравившего его спину, хотелось провалиться сквозь землю. Раковина была идеально чистой, без горы сваленной посуды, казалось, она ни разу за то время, что жила в отдельной квартире, не доставала даже ложку. Всё покрылось пылью, и Клинту пришлось перемыть все тарелки и кружки. В хлебнице паук деловито плёл свою паутину, и Бартону с отвращением пришлось выгонять его оттуда. В холодильнике было неожиданно пусто, как и у Ванды на душе. Не было ничего, ни яиц, ни молока, ни-че-го.

Он тогда так на неё посмотрел, что Ванда мрачно отвела взгляд в сторону. А он всё пытался вспомнить, сколько она уже жила в этой квартире, что снял ей кто-то из Мстителей. Неделю, две?

– Ты хоть что-нибудь ела? – в ужасе спросил он её тогда, и она слабо пожала плечами. Для него ответ был очевиден.

С тех пор он каждую неделю по воскресеньям привозил ей продукты, не ленясь приезжать в город. От того, что холодильник был полон еды ещё с прошлых выходных, сжималось сердце, но он ничего не говорил. Язык не поворачивался кричать на Ванду, а хотелось. Хотелось схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть, заставить снова жить, наорать так сильно, чтобы голос охрип. Напугать её, чтобы она наконец пришла в чувство. Но он не мог.

Клинт ощущал себя слабаком, который был не в состоянии поговорить с ней на волнующие его темы. Он не произносил имя Пьетро и каждый раз мучительно затихал, ненавидя себя за то, что не мог поблагодарить её за совершённый им поступок. Она должна была знать, что он сожалеет и теперь в необъятном долгу перед ней, но слова застревали в горле, и он трусливо молчал, потому что было невероятно стыдно.

После того, как Пьетро спас ему жизнь, на его плечи лёг груз ответственности. Он чувствовал, что должен заботиться о Ванде, потому что она осталась совсем одна. У неё не было ни одного близкого человека в этом мире, и он обязан был ей помочь. Но Клинт подсознательно боялся, что не оправдает ожиданий Пьетро и подведёт его. Он и так не особо-то и старался и понимал, что провал был невероятно близок.

Сегодня же была суббота. Клинт приехал на день раньше, завтра он собирался свозить детей в парк. Лора предложила взять с собой и Ванду, но он не был уверен, что ей стоило видеть маленького Натаниэля, который ему самому был живым напоминанием о Пьетро.

Клинт разложил продукты по полкам, выкидывая и те, что за неделю успели протухнуть. Она опять ничего не ела. Хлеб зачерствел, а тот, что был ещё в пакете уже заплесневел. В квартире было невыносимо душно, и Клинт открыл окна, чтобы проветрить помещение. Одеяло ворохом было свалено на диван, в комнате царил настоящий хаос. Либо Ванда была отвратительной хозяйкой, либо ей было просто плевать. Скорее, последнее.

Бартон решил дождаться Ванду. Поздороваться с ней. Дальше обычного «привет» дело не шло: он молчал, потому что боялся обидеть её неправильным словом, она молчала, потому что уже три месяца ни с кем не разговаривала. Бартон не знал, онемела ли она, или просто не испытывает желания с ним общаться.

Осколки люстры были аккуратно сложены на столе, провод без лампочки одиноко торчал из потолка. Бартон нахмурился, не понимая, как такое могло произойти, и отвернулся к окну.

Клинт провёл пальцем по подоконнику, насобирав кучу пыли. Может, им вместе устроить уборку? Вряд ли Ванда оценит: снова зароется в одеяло. Бартон смутно подозревал, что у неё депрессия, она была вечно сонной и вялой, призрак, а не человек. Куда же она могла пойти сейчас?

Мужчина снял с себя куртку, повесил её на вешалку в прихожей. Написал жене смс-ку, что чуть задержится в городе. Она прислала смайлик. Клинт огляделся, внезапно отметив, что куртка Ванды висела рядом с его, а её ботинки были свалены в угол. Он выключил свет и тяжко вздохнул, снова бесцельно слоняясь по коридору. Наверное, стоило что-то приготовить и вместе пообедать. Заставить её хоть что-нибудь съесть, а то она была вся такой бледной, почти прозрачной, невесомой, словно пёрышко.

Бартон мазнул взглядом по стене, заметив, как начали отклеиваться обои, провёл по ним рукой, и внезапно увидел, что в ванной горит свет. Стало не по себе, и по спине тут же пробежал холодок. Он щёлкнул выключателем, и полоска света под дверью исчезла.

«Она просто забыла выключить свет», – решил Клинт, но верилось в это почему-то с трудом.

Ему стало страшно. Он медленно со скрипом приоткрыл дверь. Он даже свет не включил, а уже почувствовал запах ужаса. Рука дёрнулась к выключателю и застыла на полпути. Клинт медлил, боясь, что его предчувствие оправдается. Он выдохнул и включил свет, и сердце с грохотом ухнуло в пятки, ноги подкосились, и он вдруг почувствовал, что хочет закричать.

Дико пахло железом и жаром, вода ещё была тёплой. А ещё она была светло-рубинового цвета. Такого цвета была кровь Пьетро на его руках. Ванда по грудь лежала в наполненной до краёв ванне, прислонившись головой о стену, невыносимо белая, как и платье на ней.

«Принарядилась», – почему-то подумалось Бартону, и он зацепил взглядом лежащее на бортике маленькое лезвие.

Сколько он пробыл здесь, прежде чем зайти в ванную? Минут пять-десять? Боже, а если бы он ушёл? Если бы он так и не заметил включенный свет?

Клинт, внезапно вырвавшись из оцепенения, как из затягивающего болота, кинулся к девушке, вытаскивая её из ванны. Она казалась такой тяжёлой, почти неподъёмной, мокрой и постоянно выскальзывала из его рук. Перед глазами был такой туман, что Бартон никак потом не мог вспомнить порядок своих действий. Он тогда сильно испугался и потерял контроль. Клинт с трудом различил её сбивчивое тихое дыхание не потому, что оно уже ослабло, а потому, что он уже ничего не слышал. Он схватил полотенце, выбежал с ним в коридор, собираясь схватить телефон и позвонить в 911, но больно ударился лбом об дверь, не заметив её, и вернулся. Он аккуратно положил Ванду на спину, собираясь замотать ей предплечья, с отстраненным ужасом поняв, что она резала вдоль, от локтя до запястья.

Ноги Клинта не слушались, он будто двигался в желе, время словно остановилось. Службу спасения он набрал не сразу, пальцы были чужими, голос – осипшим от ужаса. Это будто происходило не с ним.

– Идиотка. Дура! – кричал он дрожащим голосом, пребывая в таком диком неадекватном состоянии, что впору было его самого везти в больницу. Казалось, ещё чуть-чуть и он начнёт рвать на себе волосы.

Он тормошил её, надеясь, что она придёт в себя, хотелось высказать ей всё, о чём он тогда думал, но, когда Ванда чуть приоткрыла глаза, Клинт застыл и почувствовал, как ком застрял в горле. Она слабо моргнула и тут же закрыла глаза, и Бартон так и просидел, крепко её обняв и раскачиваясь, до самого приезда медиков, надеясь, что хоть так облегчит её страдания.

***

– Она не разговаривает.

– У неё умер брат. Близнец. Она была с ним очень близка.

– А её родители? – поинтересовался доктор.

– Она сирота. У неё никого нет.

На секунду воцарилось молчание. Клинт, не отрываясь, смотрел на сидящую в кровати Ванду, которая лениво ковырялась ложкой в каше. А он всё никак не мог отвести взгляд от её аж до локтей забинтованных рук.

– Ей повезло, если бы не вы, всё закончилось бы печально.

«Если бы не я, этого бы даже не случилось», – грустно подумал Бартон. Ванда казалось такой хрупкой, маленькой, разбитой. Будто кто-то взял фарфоровую куколку и не смог удержать её в руках.

– Ей нужно ходить к психотерапевту. Это пойдёт только на пользу.

Бартон молчал. Во рту было так горько, что хотелось выть, а на душе скребли кошки и никак не могли успокоиться. Он чувствовал себя виноватым, а ещё обязанным. Он дал обещание уже мёртвому Пьетро защищать и оберегать его сестрёнку. Не получилось. Было стыдно перед Пьетро.

– Я могу забрать её?

– Да, мы уже договорились, так что проблем не будет.

«Так что проблем не будет». Если бы все вопросы решались только деньгами, как в этом случае…

– Но не забудьте, что к психотерапевту ей лучше сходить. Это явно не было попыткой. Она не игралась.

Клинт и без него это понимал. Такие как Ванда не играются.

Он вошёл в палату вместе с врачом и остановился в дверях в ожидании её реакции. Он думал, что она не обратит на него внимания, продолжая заниматься своими делами. Но Ванда скосила взгляд, и ложка, которой она помешивала кашу, застыла. Она склонила голову, смотря ему куда-то в грудь, но не в глаза, и Клинту внезапно стало не по себе. Ванда медленно, почти театрально, отложила испачканную ложку, громко грохнув её об стол. И тарелка полетела в Бартона так быстро, что он едва успел увернуться. Каша забрызгала стену и доктора, с опозданием раздался звук битого стекла – тарелка угодила в дверь.

Что ж, теперь кое-что прояснилось: Ванда его ненавидела.

Прошло несколько дней как Клинт нашёл её в ванной, и за это время успел уже успокоиться и потерял желание кричать на девушку. Кажется, за эти дни он постарел лет на пять. Он очень устал.

– Собирайся.

Клинт не знал, прогресс ли это, но теперь она смотрела ему прямо в глаза. И в них полыхало настоящее пламя ярости, а в нём смеялись черти. Она определённо желала ему смерти. За то, что помешал.

– Я поговорил с женой, она не против того, чтобы ты на время переехала к нам.

Ванда раздувала ноздри, явно не слушая того, что он говорит. Клинт на всякий случай отошёл подальше. Чтобы она не накинулась на него и не расцарапала лицо.

– Я уже собрал твои вещи, – он кивнул на сумку в своих руках. – Всё самое необходимое. Умойся и переоденься. Твой доктор уже готовит бумаги к выписке.

Он ожидал, что она скажет ему, что никуда не поедет, но она молчала. Бартон на мгновение испугался: а если она действительно потеряла голос?

– Мне надоело смотреть на то, как ты себя заживо хоронишь. Очнись уже!

Она не двигалась, лишь тяжело дышала, с силой сжимая пальцами одеяло.

– Скажи хоть что-нибудь!

Но ответом ему была звенящая в ушах тишина, и он, разозлившись, стащил с неё белое одеяло и кинул в руки сумку.

– Я вернусь через пять минут. Чтобы ты уже была одета!

========== Часть 2 ==========

С тех пор, как он заставил Ванду переехать к ним, Клинту казалось, что его жизнь превратилась в ещё больший ад. Он постоянно пёкся о её состоянии и явно чертовски ей надоедал, но ничего с этим поделать не мог. Он и без того слишком долго стоял в стороне и не решался ничего предпринять, и вот к каким печальным последствиям это привело.

Ванда весьма прохладно обвела взглядом домашних и мрачно проигнорировала приветствие Лоры. Лила и Купер, заинтересовавшиеся появлением таинственной гостьи, бесперебойно задавали ей вопросы, пытаясь узнать, кто она такая, и Клинт, заметив, что Ванду это утомляет, пресёк их попытки. Он увёл её наверх, в гостевую комнату, по дороге объясняя, что где находится, но девушка лишь понуро плелась за ним, не выказывая ни недовольств, ни радости.

– Здесь ванная комната, – Бартон указал на дверь, когда они вошли в её новую спальню, и Ванда присела на кровать. – Я убрал зеркала, бритвы и остальные острые вещи, которыми ты могла бы…

Клинт невольно взглянул на её руки, но она была в рубашке с длинными рукавами, и только неаккуратные торчащие нити выдавали, что под ними. Ванда моргнула и перевела тусклый взгляд на подушки и улеглась на них, по-детски поджав под себя худые ноги. Она устало прикрыла глаза, и Клинт, собиравшийся сказать, что они были бы рады видеть её сегодня на ужине, промолчал, решив, что ей лучше отдохнуть. Он вытащил из-под неё одеяло, но девушка абсолютно никак на это не отреагировала, даже не поморщилась, и укрыл им её.

– Я принесу тебе поесть, – сообщил он и, не дождавшись ответа, ушёл, надеясь, что её первая ночь тут пройдёт без происшествий.

Утром он обнаружил, что поднос с едой остался нетронутым, а Ванда даже не удосужилась переодеться в пижаму. Она всё ещё была в рубашке и юбке, из-под одеяла выглядывали её ботинки. Клинт с сожалением взглянул на подёрнушийся плёнкой сырный суп, который вчера показался ему весьма вкусным, и присел на кровать. Ванда лежала на животе, зарывшись носом в подушки, и он не мог видеть её лица.

– Так нельзя, – прошептал он, тяжело вздохнув. – Я понимаю, ты злишься, ты в отчаянии, но нельзя себя убивать. Доктор сказал, что ты и в больнице ничего не ела. Санитарам пришлось с силой тебя кормить. Я не хочу с тобой так поступать, но, Ванда, хотя бы кусочек. Лора старалась специально для тебя.

Ванда молчала, и Клинт опустил свою ладонь на её бок, пытаясь понять, дышит ли она. Дышала.

– Через пару часов я принесу тебе обед. Пожалуйста, съешь хоть что-нибудь, чтобы я знал, что с тобой всё в порядке.

«С тобой конечно же не всё в порядке», – растерянно подумал он, пытаясь придумать, что сказать ещё.

Ему невероятно трудно было подобрать подходящие слова, и он боялся ошибиться, сделать неверный шаг. Ему казалось, что он танцует на минном поле, и этим полем была Ванда. Клинт ещё немного посидел в надежде, что она всё же скажет ему хоть что-нибудь и, не дождавшись никакой реакции, ушёл.

В течение нескольких дней Клинт слабовольно не решался заставить её спуститься вниз и принять участие в совместном ужине. Он понимал, что ей бы не хотелось, чтобы кто-то задавал вопросы, в особенности его любопытные дети, которые и так постоянно интересовались у него, зачем к ним приехала эта странная девушка. Она ни разу за это время не притронулась к еде, не съела даже куска сэндвича, что Лора так заботливо порезала на треугольники. Не пила ни сока, ни кофе, ни чая. Бартон с ужасом понимал, что ложки остаются на тех же местах, куда он их и положил.

Он постоянно говорил ей, что так больше продолжаться не может, что она обязана есть, чтобы окончательно не загнуться. Пытался заставить её взглянуть на себя, чтобы увидеть, насколько она исхудала, но Ванда прятала голову под одеялом, скрываясь от его назойливого голоса. Несколько раз он старался вытащить её из постели, срывал с неё одеяло, хватал за плечи, чтобы она хоть привстала, и в такие моменты ему казалось, что он играет с большой хрустальной куклой. Она нехотя вставала, смотрела сквозь него неживым взглядом, и Клинт, всматриваясь в её некогда яркие зелёные глаза, видел, что она высыхает. Как цветок, который добровольно отказался от жизни. У неё потускнели и стали выпадать волосы, кожа была невероятно бледной, почти прозрачной, и на веках теперь так некрасиво проступали синие тонкие вены.

В комнате всегда было невероятно душно, и он открывал настежь окна, надеясь, что прохладный свежий воздух пробудит в ней желание хотя бы подойти к подоконнику. На улице раздавались весёлые голоса его детей, обиженный крик Лилы, когда Купер, заигравшись, толкал её на траву. Он слышал строгий голос жены, просящий сына больше не дразнить сестру, и губы невольно растягивались в улыбке. А Ванда грустно глядела в потолок и молчала. Бартон уже и забыл, как мелодично звучит её голос.

– Тебе надо менять повязки, – напоминал он ей, но каждый раз, когда пытался дотронуться до её рук, она укутывалась в одеяло и пряталась от него.

Он мог часами сидеть рядом с ней, трусливо молчать, и наблюдать за тем, как она дышит, изредка высовывая нос из-под одеяла. Под ним, слишком тёплым для такой погоды, было душно, но Ванда стоически терпела.

Пару раз Клинт всё же срывался и пытался насильно её покормить, но девушка так странно на него смотрела, так презрительно и злобно, что он опускал руки и начинал жалеть, что не оставил её в клинике. Сейчас бы за ней смотрели доктора и она была бы их головной болью, а не его. Но слово, данное покойному Пьетро, обжигало его похлеще раскалённой кочерги. Однажды, стоя над кроваткой спящего Нейта, он попросил у Пьетро прощения за то, что не может помочь его сестре.

– Я не был достоин, – шептал он про себя, понимая, что, если бы он тогда умер, Ванда была бы счастлива.

Он просто не понимал, чем заслужил такое. Почему именно за него должен был отдать свою жизнь этот ещё совсем юный парнишка, у которого всё было впереди. Иногда он злился на Пьетро за то, что тот оставил Ванду одну. Злился, что из-за него она теперь гасла прямо на глазах, не в силах обратиться к кому-нибудь за помощью. Но больше всего Клинт злился на самого себя.

Он должен был как-то растормошить вялую Ванду, должен был сказать ей нечто такое, что волшебным образом вернуло бы её к жизни, но слов не находилось. Если бы он тогда не провёл с ней нравоучительную беседу, если бы пошёл у неё на поводу, оставил бы там, в заброшенном доме, а потом сказал бы Пьетро… История не знает сослагательного наклонения, но от этого было не легче. Клинт не понимал, что делать со своей виной.

Однажды он взял первую попавшуюся детскую книжку, которую читал ещё совсем маленькой дочке, и явился к Ванде. К тарелке с пюре и жареной курицей даже не притрагивались, и Клинт долго стоял и смотрел на цветастое оранжевое одеяло, под которым лежала Ванда.

– Я не понимаю, ты спишь или просто лежишь, – наконец прошептал он и присел на кровать, включая в комнате лишь небольшую лампу, чтобы был хоть какой-то свет. – Дети интересовались, когда ты выйдешь из своей берлоги и поиграешь с ними. Я конечно понимаю, что ты уже взрослая и тебе будет с ними скучно, но… Они могли бы сводить тебя на озеро, а Лила – поделиться качелями. Лора бы очень хотела поболтать с тобой, научить готовить фирменный пирог с вишней. Если тебе интересно.

Клинт тяжко вздохнул, прекрасно видя, что его слова никак не влияют на Ванду. Словно об стенку горох, но верил, что, если с ней общаться, то период реабилитации сократится.

– Сколько дней ты не ходила в душ? Чистила ли ты зубы? Ванда, я понимаю, тебе трудно… Хотя нет, наверное, я не понимаю.

Он немного помолчал и в свете не слишком яркой лампы заметил, что Ванда лежит с открытыми глазами и внимательно его слушает. По крайне мере в это хотелось верить. Тогда Клинт открыл книжку и стал медленно читать вслух, изредка наблюдая за девушкой. Он старался сделать всё, чтобы в его доме она чувствовала себя комфортно, чтобы не ощущала пленницей, но понимал, что все его усилия идут прахом. Ему хотелось, чтобы она расцвела, увидела в нём защитника, человека, которому может довериться, но его попытки были жалкими и неуверенными. Клинт не знал, что ему делать. Он впал в уныние.

Он мог бы привязать её руки к спинке кровати и силом запихать в неё еду, но так издеваться над и без того беспомощной девочкой ужас как не хотелось. Но Бартон чувствовал, как всё валится из его рук, он был бессилен.

– Что мне делать? – устало прошептал он, готовя Ванде очередной поднос с завтраком.

Он намазал на тосты клубничный джем, приготовил крепкий кофе, аккуратно разложив на тарелке два кусочка сахара, не имея ни малейшего понятия, сколько она на самом деле любит. И привычно передал жене тарелку, чтобы она наложила в неё омлет.

– Клинт, так больше продолжаться не может.

Бартон всегда знал, что когда-нибудь Лора взбунтуется и потребует, чтобы он избавился от Ванды. Он не навязывал жене заботу о ней, не просил ухаживать и проводить с ней лекции. Она просто каждый день готовила ещё одну порцию еды, и Бартон был ей очень благодарен за то, что она не задаёт лишних вопросов. Но терпение когда-нибудь должно было лопнуть.

– Я знаю, но я не могу её бросить. Я обязан ей жизнью, я обещал о ней позаботиться…

– Я не об этом. Я хотела сказать, что ты не должен каждый раз носить ей еду и ждать, пока она наконец соизволить съесть мою стряпню. Я не хочу сказать, что мне не хочется ей готовить, но она ничего не ест. Мне не обидно, но это приходится потом выкидывать, – Лора коснулась щеки Клинта, с сожаление смотря ему в глаза. – Просто если ты перестанешь ей потакать, она сама спустится к нам.

Клинт неуверенно опустил тарелку и посмотрел на чашку только что приготовленного кофе.

– Я так устал.

– Я знаю, дорогой, – Лора улыбнулась, целуя мужа в щёку. – Пойду покормлю Нейта. В отличие от Ванды есть он хочет всегда.

Клинт усмехнулся, слыша из соседней комнаты гогот своего карапуза, и, схватив чашку, вылил содержимое в раковину. Сегодня Ванда обойдётся без еды. Впрочем, как и в последние месяцы.

Хоть Лора и предрекала ему, что девушка всё же выйдет из своей спальни, он не думал, что этого придётся ждать так долго. Он просто не понимал, как можно обходиться без пищи такое длительное время. На её месте он бы загнулся уже на второй день, а она всё ещё дышала. Он конечно же подозревал, что она истощала до такой степени, что не могла даже встать с кровати, что её организм за это время привык обходиться без еды, что она уже не испытывала голода. Голодовка для неё была способом наказать саму себя за то, что она выжила, а брат – нет. Она так губила себя. Если уж не получилось перерезать себе вены, так умрёт от дистрофии.

Прошло несколько дней, Клинт раз в пару часов заглядывал к ней в комнату, наблюдал, как одеяло слегка шевелится, показывая, что человек под ним слабо, но дышит. Открывал окна, проветривая комнату, сидел на кровати в ожидании, что Ванду внезапно прорвёт, и она попросит его о помощи. Раза три он порывался вызвать скорую, но что-то его останавливало. Иногда ночью он ни с того ни с сего вскакивал и шёл к Ванде, проверяя жива ли она.

– Пожалуйста, скажу хоть что-нибудь, – умолял он её, но она привычно молчала, а Клинт всё стоял на пороге и ждал. Чего ждал? Сам не знал.

Однажды Лила подошла и попросила его позвать Ванду поиграть с ней в куклы. Бартон растерянно попытался объяснить дочери, что их гостья с ней играть не будет.

– Это потому что я слишком маленькая?

– Нет, малыш, это потому что Ванде сейчас не очень хорошо.

– Она болеет? – Лила взглянула на него своими большими глазами, и Клинт немного замялся.

– Можно сказать, что да.

– Это что-то заразное?

– Нет, что ты.

– Что-то смертельное?

Клинт едва улыбнулся и присел на корточки перед дочкой.

– Это нечто грустное, поэтому можно сказать, что смертельное.

– А есть лекарство, которое ей поможет?

– Наверное, но я ещё не нашёл.

– Если она не болеет ничем заразным, можно я к ней загляну? Я принесу ей свою куклу, вдруг ей понравится?

Бартон растянул губы в улыбке и потрепал Лилу по голове, целуя в пухлую щёчку.

– Не думаю, что это ей поможет. Она уже давно не играет в куклы.

«Потому что у неё отняли детство», – мрачно подумалось ему, и Лила, обиженно выпятив губы, ушла, оставив его размышлять.

Клинт задумчиво закрыл лицо в ладонях и тяжело вздохнул, понимая, что чаша его терпения, глубокая, почти что бездонная, переполнена до краёв. Он влетел в комнату Ванды, чувствуя, что в крови будто бурлит огонь. Он был невероятно зол и буквально пыхтел от ярости. Клинт сорвал с девушки одеяло, но она не пошевелилась, лишь скосила мутный взгляд. У Бартона словно крышу снесло, он схватил её за рубашку на груди и рывком заставил подняться, голова Ванды странно мотнулась, будто у неё была сломана шея, и он обхватил её лицо.

– Я не понимаю, зачем ты себя так ведёшь. Ты разрушаешь изнутри не только себя, но и меня в придачу. Ты думаешь, что твоё здоровье никого не заботит, но это не так. Я беспокоюсь о тебе, Ванда, слышишь? Волнуюсь за тебя, боюсь, как бы ты не отбросила коньки у меня в доме. Я искренне за тебя переживаю, а ты даже не подозреваешь об этом. Наверное, ты думаешь, что я делаю это только потому, что твой драгоценный брат спас мою задницу из-под обстрела, и знаешь, ты права. Я действительно делаю это, потому что обязан ему по гроб жизни. И тебе! Во время его похорон я поклялся защищать тебя, заботиться о тебе также, как он делал бы это, будь сейчас жив.

Ванда безжизненно смотрела на него и Клинт не видел в её глазах ни грамма понимания. Он убрал руки, и девушка, потеряв опору, упала на подушки, даже не поморщившись.

– Мне надоело, что ты так с собой поступаешь. Пьетро бы это не понравилось. И плевать, что его нет. Я верю, что он наблюдает за нами оттуда, – Клинт ткнул пальцем в потолок, – и не одобряет твои действия. Он бы хотел, чтобы ты продолжала жить. За вас обоих. Представь, что выжил он, а не ты. Представь это хоть на минутку. Ты бы хотела, чтобы он покончил с собой? Ты бы хотела этого? Я взял на себя ответственность, я обязан заботиться о тебе. Прими это к сведению, и я не отступлю. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы вернуть тебя, хочешь ты этого или нет. И если надо будет, я отправлю тебя в клинику, где тебя будут насильно кормить и поить, колоть лекарствами и заставлять изливать душу, сидя в компании таких же неадекватных, как и ты сама! Я больше так не могу. Мне очень с тобой тяжело. Но я тебя не брошу!

Клинт раздражённо выдохнул, чувствуя, что весь горит, но на душе стало немного легче. Будто он скинул один камень из горы тех, что тащил на себе. Ванда продолжала пялиться в потолок, и Бартон нагнулся перед её лицом, пытаясь понять, видит ли она его.

– Тебе надо промыть раны.

Ванда моргнула и отвернулась. И Клинт впервые увидел у неё в глазах слёзы.

***

– Тише! А если она не спит?

– Мы десять минут стояли под дверью, за это время не раздалось ни звука. Конечно же она спит.

– А если она действительно ведьма и просто парит над полом, поэтому мы ничего не слышали?

– Лила, хватит нести бред. Ведьм не существует.

– Папа сказал, что она болеет. Наверное, у неё нет сил.

– Если она болеет, значит спит. Так что не бойся.

Дверь тихонько скрипнула и в комнату вошли Купер и Лила. Они заинтересованно вытянули шеи в надежде разглядеть девушку, лежащую в кровати, но не решались подойти слишком близко.

– А если она проснётся?

– А мы тихонько, – заверил Купер и, взяв сестру за руку, сделал пару шагов. – У неё закрыты глаза, она спит.

– Она страшная?

– Что? Нет! С чего ты решила?

– Она же ведьма.

– С чего ты это взяла? Мы её уже видели. Она выглядит как человек. У неё нет бородавок на носу, и она вполне симпатичная. И почему ты называешь её ведьмой? Ты ведь даже хотела поиграть с ней.

– Не знаю, – растерянно прошептала Лила, подходя к кровати.

Она оказалась прямо у изголовья и с любопытством смотрела в лицо Ванды.

– Она спит, – заключила девочка, и тут Ванда внезапно открыла глаза, и Лила, вскрикнув, отшатнулась, чуть не опрокинув лампу с тумбы. – Ведьма!

– Тише, не кричи. Папа услышит!

Купер схватил сестрёнку за плечо и заставил отойти подальше от Ванды. Дети выглядели невероятно напуганными и очень боялись, что сейчас прибегут родители.

– Мы не хотели вас беспокоить, – признался Купер, но Ванда ничего не ответила. Лишь молча наблюдала за тем, как дети спешно ретируются из комнаты.

Этим же днём Клинт убаюкивал проснувшегося среди ночи Нейта, попутно пытаясь спеть ему колыбельную. Малыш гулил и порой смеялся, и Бартон улыбался вместе с ним, раскачивая на руках.