Текст книги "Цейтнот (СИ)"

Автор книги: Anna Jones

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

***

– Постреляем?

Ванда подняла удивлённый взгляд от книги, но тут же снова углубилась в чтение. Перевернула страницу, но Клинт видел, что её глаза уставились в одну точку. Он пальцем опустил книгу, и Ванда нахмурилась.

– Ладно.

В лесу было сыро и холодно, и всюду летали комары, норовясь сесть прямо на лицо. Ванда то и дело отмахивалась от них, стараясь сосредоточиться на цели, но из десяти бутылок ей удалось подстрелить всего две. Одуряюще пахло мокрой деревянной стружкой и влажной корой. Клинт наблюдал за Вандой, сидя на пеньке, изредка комментируя её стойку. Ему нравилось, как лесную тишину пронзают оглушительные выстрелы, как иногда, если повезёт, лопается стекло, как испуганные птицы путаются в высоких кронах.

– Молодец, – похвалил Ванду Клинт, когда, спустя выстрелов пятнадцать, она смогла подстрелить третью бутылку.

Ванда вдохнула острый запах пороха и навела дуло пистолета на Клинта. Он удивлённо моргнул и выпрямился. На её лице читалась вялая решимость, скорее, стылая обида, чем реальное желание покалечить. Бартон встал.

– Я же говорил, что не стоит целиться в того, кого не хочешь стрелять.

– С чего ты взял, что я не хочу?

Клинт сделал шаг вперёд, понял, что Ванда не собирается ему мешать, и сделал ещё парочку ей навстречу. Она даже не пошевелилась, вот только он заметил, как дрожали её руки. Она не держала палец на курке.

– Не надо, – попросила она, когда между ними оставалось шагов семь-восемь, и он остановился.

Пистолет она не убрала, и дуло всё ещё целилось ему прямо в грудь. Несмотря на то, что Ванда едва ли попадала в бутылки, подстрелить его с такого расстояния было легче лёгкого. Он засунул руки в карманы джинсов. Они молчали.

– Что случилось? – первым нарушил тишину Клинт, когда ему надоело слушать писк комаров, и один из них сел ему на нос.

Ванда перекатала во рту слова. Проглотила их.

– Иногда я думаю, что было бы, умри ты тогда вместо Пьетро.

– Он был бы жив, наверное, вы бы оба сейчас были Мстителями. Или остались жить у себя. Но с большой долей вероятности вас бы всё равно завербовали. Меня бы похоронили с почестями, обернув гроб американским флагом. Наташа бы распорядилась похоронить меня с моим луком. А потом палили бы из ружей в воздух. Скорее всего Лора назвала бы сына в мою честь – Натаниэль Клинтон. Возможно, продала бы ферму и переехала жить к родителям в другой штат. Ты бы меня не любила.

Клинт увидел, как Ванда сжала губы и опустила пистолет миллиметров на пять.

– Грустно.

– Тебе бы было намного лучше, чем сейчас. Мы тогда не особо дружили.

– Ты воткнул мне меж глаз электрошоковую стрелу!

– Ты вывела из строя всю команду. После твоего вмешательства все были как овощи. Поэтому Наташа тебя терпеть не может.

Пистолет опустился ещё на сантиметр.

– Почему никто меня не навестил? Никто не пришёл, не поинтересовался, как я. Кроме тебя.

– Стив оставлял сообщения, звал на базу, но ты не приходила.

– Он мог бы постараться уговорить меня.

– Да. Мог бы. Но, видимо, не стал.

Ванда подняла на Клинта глаза, сухие, но невероятно печальные, и у него что-то защемило в груди. Почти там, куда она целилась.

– Зачем тебе пистолет? Хотела бы сделать мне больно или убить, применила бы свои способности. Так эффективнее. Нет возможности промахнуться.

– Если бы я хотела воспользоваться своей силой, я бы заставила тебя себя полюбить. Стёрла бы Лору из твоей головы.

– Но ты ведь этого не сделала, – пистолет опустился ещё миллиметров на восемь. – А ведь могла бы.

– Даже не думала.

– Но ведь хотелось? – Клинт сделал шаг, ещё один, Ванда расстроенно опустила дуло сантиметра на полтора-два, и Бартон взял её за руки, отбирая пистолет и разряжая его. Девушка выглядела расстроенной и слегка напуганной. – Ванда, – мягко позвал её Клинт и приподнял за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.

На её лице плясала обречённая растерянность.

– Прости.

Он смотрел на неё, её губы, искривлённые болью, и на языке дёргалось желание немедленно к ним прикоснуться. Бартон видел в чистых ярко-зелёных глазах напротив ответное желание. Он с трудом отвёл взгляд. Ванда была до помутнения разума в него влюблена, гасла от любви к нему, мучилась, а он словно забавлялся этим. Игрался с нею, зная, как ей невыносимо.

Клинт обнял её, кладя подбородок ей на макушку. Ванда обжигала своим дыханием его шею, и это приводило в экстаз. И ужас.

========== Часть 12 ==========

– Лора, чёрт возьми, где моя электродрель?

– Понятия не имею.

– В сарае среди других инструментов нет, я весь дом обыскал! Где она?

– Откуда я знаю? Раскидаешь вещи, а потом ноешь, что не можешь их найти. Прямо как Купер.

Ванда выразительно взглянула на притихшего Купера. Он недовольно сморщил нос, а Лила хихикнула.

– Я помню, что оставил инструменты на крыльце, когда менял перила. Но там ничего нет.

– Так это ты всё раскидал по ступенькам? Лила чуть нос не расшибла, споткнувшись о твои плоскогубцы!

Лила скривила губы, и Купер усмехнулся.

– Зачем ты оставляешь их там, где ходят люди? В тот день ещё начался дождь, электродрель бы точно не выжила. Твои вещи пролежали на крыльце целые сутки! Мог бы и убрать их, раз всё закончил.

– Вообще-то не закончил, именно поэтому и оставил, чтобы потом доделать. Так куда ты их положила?

– Вон туда.

– Но здесь только молоток и жидкие гвозди. Где электродрель?

– Я даже не знаю, как выглядит обычная дрель, что ты прицепился ко мне? Как же меня достал этот бесконечный ремонт! Когда он уже закончится?! Он длится уже полтора года. Неужели нельзя сделать всё побыстрее? Или ты отремонтируешь всё к тому моменту, когда Нейт закончит школу?

– Я стараюсь. Прекрати цепляться! Я почти закончил с гостевым домиком.

– Да что можно делать с этим домиком уже несколько месяцев? Там работы-то раз, два и обчёлся. Всего-то поменять прогнившие половицы и крышу, да поставить обратно мебель. Что ты трёшься в этом дурацком домике целыми днями? Абсолютно не понимаю, зачем он нам нужен. У нас и в основном доме несколько комнат для гостей, хватило бы всем. А на том месте можно было бы построить оранжерею.

– Зачем? Ты не умеешь разводить цветы. У тебя даже тюльпаны завяли.

– Потому что ты не поменял землю на клумбе, как я просила, и не поставил заборчик. Дети истоптали все саженцы!

Купер и Лила синхронно потупили взгляд в пол.

– Лора, прекрати! Этот ремонт не вечен…

– Да что ты? Уже конец сентября. Когда уже можно будет воспитывать детей в спокойствии и чистоте, когда в воздухе не летают опилки и не слышен шум бензопилы? Как же достало!

– Успокойся и займись своими делами! Почисти фритюрницу.

– Сам чисти. Я пойду к сыну.

– Ну и иди!

– Вот и пойду. А ты лобызайся со своей электродрелью.

Лора как ошпаренная вышла с кухни и, даже не взглянув на притаившихся в гостиной детей, поднялась на второй этаж. Клинт с кухни чуть ли не выбежал.

– Что?! – процедил он сквозь зубы, когда три пары глаз удивлённо на него уставились.

Лила растерянно моргнула, и лицо Клинта смягчилось, но даже это не помешало ему громко хлопнуть дверью, уходя. Ванда вздрогнула.

– Как можно ссориться по таким мелочам? – удивилась она, на что Купер важно покачал головой, словно ему была доступна вся мудрость мира.

– С тех пор как затеяли ремонт, они стали часто ругаться.

– Особенно по поводу столовой, – вставила Лила, включая мультики. – Долго не могли выбрать, в какую комнату её лучше переделать.

– Ага. Чуть глотки друг другу не перегрызли. Мама хотела там игровую, а папа решил просто снести стену и объединить с гостиной.

– Да, папа даже спал на диване, потому что мама его выгнала из спальни.

– Хорошо, что вмешалась тётя Наташа.

Ванда задумчиво оглядела гостиную.

– Разве что-то изменилось?

– Пока нет. К столовой ещё даже не приступали, – объяснил Купер, отбирая у сестрёнки пульт от телевизора. – Да ладно, Ванда, мы привыкли. Просто не обращай внимания.

– Я думала, ваши родители никогда не ссорятся. Они словно эталон семейной идиллии.

Купер не нашёлся, что ответить, и промолчал, в то время, как Лила вскарабкалась на него, пытаясь отобрать пульт. Ванда задумчиво уставилась на экран телевизора, игнорируя потасовку брата и сестры за право смотреть только ему интересную передачу. Может, дети не акцентировали на этом внимание, а может, она стала слишком мнительной, но ей казалось, что чета Бартонов стала чаще ругаться. Повода даже не было, Клинт просто придирался к Лоре по мелочам: то она не проследила за тем, чтобы Лила убрала игрушки, то не отвезла в химчистку одежду, то распылила на мансарде слишком много средства от насекомых. Лора лишь огрызалась.

С Клинтом вообще в последние недели творилось нечто невообразимое: он стал реже бывать дома, кажется, только чтобы покричать на жену. С Вандой свёл общение на нет, практически с ней не разговаривал. Отгородился от мира непроницаемой угрюмостью, и Лору, не понимающую, что творится с её мужем, это расстраивало. Ванда переживала за них обоих, считая, что Клинт срывает злость на жене из-за неё. Ванда винила себя, думая, что сделала что-то не так. Разбередила в Бартоне что-то тёмное и больное, поэтому он стал часто психовать. Тогда, на стрельбище, она заметила, как изменился его взгляд, каким мягким стал его голос, когда он с ней говорил. И это не из-за наставленного на него пистолета, тут было что-то другое. И когда он её обнял, она ощутила исходящее от него тепло, сродни нежности. Он и раньше обнимал её, крепко-крепко, по-отечески, а тут она словно на ментальном уровне ощутила его привязанность, заинтересованность. Было в этом что-то запретное и неправильное. Наверное, как рассудила Ванда, это и его напугало.

Ванда считала, что он перешёл границы дозволенного. Не в жизни, так у себя в голове уж точно. Как и она когда-то.

***

– Возьми детям куртки.

– Зачем? Там сейчас тепло. К тому же у нас и так много чемоданов.

– Сейчас осень, дети заболеют.

– Мы едем всего лишь в другой штат, а не на Северный полюс. Клинт, успокойся. У моих родителей найдутся тёплые вещи, – раздражённо бросила Лора, укладывая Нейта в детское кресло.

– Ладно, – смирился Бартон. Они с Купером таскали сумки в машину, а Лила держала Ванду за руку, то и дело дёргая её за юбку и заставляя нагибаться.

– У дедушки с бабушкой невероятно классно! У них есть океан. Правда, мне не нравится там купаться, но там так здорово. Ты должна поехать с нами.

– Я не могу. Я не знакома с родителями твоей мамы.

– Ну и что? – удивилась Лила, словно Ванда сказала нечто такое, что было за гранью её понимания.

– Это неприлично.

– Лила, садись в машину, мы опаздываем в аэропорт.

Девчонка снова дёрнула Ванду за юбку, и она послушно наклонилась, чтобы та чмокнула её в щёчку. Лора протянула к ней руки, когда дети наконец-то после долгих пререканий, кто где сядет, всё же устроились на своих местах. Ванда обняла Лору, от неё приятно пахло духами и материнством, сладким уютом кухни и чем-то острым. Итальянским, говорил Клинт.

– Будь осторожна, мало ли. Если что, номера экстренных служб на холодильнике. И следи за Клинтом, – Лора сделала паузу, и улыбка слетела с её лица, резко обозначились морщинки. – Он немного странный в последнее время, будто что-то произошло. Но он мне не говорит, – Ванда кивнула, чувствуя лёгкое беспокойство за Бартона. – Ладно, мы вернёмся через три дня. Не скучай.

Лора поцеловала её в щёку, точь-в-точь в то место, куда её до этого чмокнула Лила. Клинт молча сел на водительское сиденье и тронулся, дети энергично махали вслед Ванде, и она улыбалась. Но стоило Бартонам скрыться за поворотом, как Ванда сложила губы в тончайшую полоску. Она ощущала восторженную радость оттого, что Лора уехала, и одновременно ужас, оттого что именно этого она и хотела. Остаться с Клинтом наедине.

К тому, что дом переставал дышать детским визгом, Ванда привыкла уже давно, ещё когда начался новый учебный год и Купер и Лила пошли в школу. Но она никогда не оставалась одна: рядом всегда были Лора с Нейтом да Клинт. Но сейчас было зловеще странно находиться в замершем доме, слышать, как жизнь кипит за забором, и знать, что ты один в таком огромном для одного человека здании.

Клинт вернулся через пару часов с двумя огромными коробками пиццы и несколькими баночками пива. Нарушил застывшую вязкую тишину шуршанием пакетов, мокрых ботинок о сухой пол и щёлканьем кнопок пульта. Из желейного ступора Ванду вывели взрывы какого-то старого боевика, транслировавшегося по телеку.

– Но ведь Лора оставила еду в холодильнике на все три дня, – удивилась Ванда, смотря на то, как Клинт с голодными глазами раскладывает по тарелке разномастные кусочки.

– Ничто не помешает мне сегодня переместиться на пятнадцать лет назад и набить желудок всякой дрянью, – сообщил ей Бартон, протягивая открытую банку пива. Ванда вежливо отказалась.

Клинт развалился на диване, с интересом переключая каналы, и Ванда присела на подлокотник, исподтишка наблюдая за Бартоном. Он выглядел недовольно угрюмым, но спокойным, и ей нравилось, как морщинка хитро залегает у него между бровей.

– Присоединишься?

Клинт спрашивал из вежливости, особо не желая, чтобы Ванда действительно разделила с ним вечер. Причина была проста, как божий день, – он её немного побаивался. Ему не хотелось, чтобы чувства, которые в нём просыпались и которые он в последние дни так тщательно пытался заглушить, вновь дали о себе знать. Ванда колебалась, она видела, что её компания Клинту не то, чтобы неприятна, но ему явно с ней напряжённо. Но ей так хотелось провести с ним больше времени, и её разрывало от противоречий, от понимания того, что она ведёт себя неправильно и так нельзя.

– А можно?

Клинт кивнул, протягивая ей коробку с пиццей. Ванда села почти в самый угол дивана, лишь бы не мешать Бартону, лишь бы не вторгаться в его личное пространство, лишь бы он не пожалел, что её пригласил. Она чувствовала себя разбитой и плохо склеенной куклой, и то, что Клинт её избегал, ранило.

Они смотрели какой-то фильм, Ванда не помнила не то, что название, но и сюжет в целом. Ей было абсолютно неинтересно, что творится на экране, всё её внимание было приковано к Клинту. К тому, как он усмехается какой-то особенно удачной шутке, как смеётся над действиями героев, как удивлённо приоткрывает рот, когда наступает особенно напряжённый момент. Она была поглощена им, горела в его близости, и для неё никого не существовало, кроме Клинта. Она была одержима им, больна, и сколько себе не приказывала, сколько ему самому не обещала, забыть его Ванда не могла. Бартон был для неё всем.

– Будешь? Вижу с пепперони тебе не очень нравится, – во время рекламы он протягивал ей пиццу, видя, что она ничего не ест, просто ей было не до этого.

Правая половина лица у него горела от её взгляда, и мурашки прочесали на спине уже целые тропы, и Клинт чувствовал себя крайне неловко под её настойчиво-преданным взором. Он видел её нерешительность и скованность, знал, как сильно она стыдится того, что наблюдает за ним, но кто мог ей запретить? Разве что он мог бы прикрикнуть на Ванду, запретить ей даже смотреть в его сторону, заговаривать. Но стоило ли тогда заставлять её жить с ним под одной крышей? Она не справлялась со своими эмоциями, теперь уже и он потерял контроль над своими.

– Ванда, – твёрдо начал он и замолчал, будто бы этого должно хватить.

Она замерла, преданно смотря на него, и что-то внутри у Клинта шипело, словно раскалённая сковорода, что-то активно съёживалось, не давая покоя.

– Не смотри так на меня.

Ванда виновато моргнула и тут же потупила взгляд. И от этого Бартону стало ещё паршивее, и он понял, как эгоистично поступал по отношению к Ванде. Фильм отошёл на второй план, пицца застряла в горле и пиво обжигало язык. Клинт встал, и Ванда вздрогнула, понимая, что испортила ему хороший вечер.

– Прости.

Это было слишком, и у Клинта защипало одновременно везде: в глазах, в носу, на корне языка, заныло то в груди, то в зубах. Ванда растерянно глядела ему вслед, поджав под себя ноги, и он чувствовал ту жуткую пропасть между ними, которую он сам и вырыл. Не она, а он. Своими руками. И сам же себя в неё толкал.

***

– Не знала, что ты куришь.

Клинт выдыхал белесый дым в ночную мглу, и его белобрысый затылок освещал лишь уличный светильник. Ванда стояла позади, ёжась от того, как босые ноги царапает неотшлифованная половица, и не решалась подойти ближе. Ближе – значит смерть.

– Баловался по молодости, потом долго бросал. Иногда тянет, – признался он, не оборачиваясь.

– Прости меня, мне не стоило. Я не специально, всё никак не могу себя заставить не делать этого. Не соображаю, когда ты рядом, – уже тише призналась Ванда. Почему-то с каждым сказанным словом делиться наболевшим становилось легче. Но, видимо, только ей.

Клинт молчал, курил дурно пахнущий табак, и слушал сверчков. Ванда здраво рассудила, что пора бы ей идти спать, но тут Бартон похлопал по ступеньке рядом с собой и только что приблизился к пропасти на один шаг. Ванда растерянно ощупала взглядом его напряжённую спину и вдохнула острый запах гари. Подчинилась, присаживаясь рядом. Сделала очередной шаг в пропасть и покатилась по наклонной. Застряла где-то между камнями и ветками, всё ещё в ожидании, что способна самостоятельно выбраться.

Клинт потушил сигарету о ступеньку, оставляя на новой доске уродливый узор. На Ванду он не смотрел, глядел перед собой уставшим взглядом состарившегося сокола. И Ванда не решалась нарушить тишину, посмотреть на него.

– Мы с Лорой поссорились. Снова. В аэропорту. Она забыла взять любимую погремушку Нейта.

– Это же такая мелочь! Разве стоит из-за такой глупости ругаться?

– Согласен. Но не знаю, почему так происходит. Это я срываюсь на ней.

Из-за тебя, осталось недосказанным в воздухе, и Ванда, понимая это, вся сгорбилась, будто бы пытаясь исчезнуть.

Клинт выглядел подавленным, будто бы копил в себе всё, что его беспокоило, не имея возможности ни высказаться, ни разобраться. Срывал злость на жене, а Ванде не мог сказать и слова.

Она положила ладонь ему на колено, и он недоумённо взглянул на тонкие длинные пальцы, усыпанные разномастными кольцами. Ванда настойчиво сжала джинсовую ткань, приподнимаясь. Кусала губы от того, как сильно в её колени впивались занозы. Клинт наконец-то взглянул на неё, нахмурился, понимая, что она всё ближе и ближе к нему нагибается и теперь они оба дышат сбивчиво и через раз. Он замер, задерживая дыхание, растерянно оглядывая Ванду. Она нависала над ним, полная решимости и чего-то дерзкого. Он раскрыл губы, зная, что последует за этим.

Ванда чувствовала на языке запах крепких сигарет и пива, чего-то сладкого, как в прошлый раз, и внутри всё радостно прыгало, звенело, барахталось и тонуло, скручиваясь внутри живота тугим узлом. Ванда целовала Клинта так, словно это был первый и последний раз в её жизни, и он ощущал этот страх на её дрожащем языке. Страх того, что он её оттолкнёт, но он отвечал. Крепко придерживал её за бёдра, чтобы Ванда не упала, целовал её, не позволяя себе отвлечься ни на секунду, чтобы какая-нибудь особо совестливая мысль не посетила голову.

Обоим страшно не хватало воздуха, но Ванда не собиралась даже останавливаться. Ей нравилось это ощущение, от него кружилась голова. Она сходила с ума от вкуса чужих губ, от движений чужого языка у себя во рту, от прикосновений к коже. Ей не хотелось отпускать Клинта, даже если бы он сейчас её оттолкнул, то она бы всё равно от него не отстала. Он будто разбудил в ней что-то дикое и неукротимое.

Клинт бы сейчас её не оттолкнул, слишком сильно он хотел сам её поцеловать, слишком неглубоко он спрятал свои чувства. Слишком сильно Ванда в него вцепилась, чтобы с лёгкостью можно было бы её оттолкнуть. Её губы были податливые и мягкие, он помнил, что в прошлый раз они были сухие и от Ванды пахло пуншем и Лориным платьем, которое она надела когда-то на их самое первое свидание. Он помнил это, и в сердце что-то незримо всколыхнулось, когда он увидел Ванду в этом чёртовом коралловом платье его жены.

Ванда повалила его на пол, и Клинт больно ударился затылком о половицы, хватая девушку за зад, невольно задирая лёгкую ткань юбки, касаясь запретных участков кожи. Он, словно ошпаренный, одёрнул руки, растерянно перебирая пальцами в воздухе, не зная, куда их пристроить. Ванда целовала его, нет, они целовались, оба, жадно и жарко, будто наконец-то дорвались до запретного. У Бартона мурашки протоптали уже не тропы, а карьеры, не только на спине, но и от затылка до мочек ушей и кончиков пальцев. Клинт в последний раз так целовался на собственной свадьбе. Долго, с чувством, почти задыхаясь, расцеловывая собственные губы чуть ли не до мяса.

Ванда переплела их пальцы, и Клинт перевернулся, подминая её под себя. Они наконец-то отцепились в губах, но тела соприкасались, и даже сквозь одежду обоим было горячо и восторженно возбуждающе. Ванда тяжело дышала, губы её были искусаны до багровой красноты. Клинт посмотрел на неё словно другим взглядом, не друга, а мужчины. Ванда была очень красива, чертовски привлекательна. Его взгляд так и порхал по её телу, по вздымающейся груди, по стройным ногам, по бёдрам, едва прикрытым юбкой.

Он смотрел на неё и не мог налюбоваться, удивлялся, как раньше не придавал этому значение, как не замечал очевидного. Ванда была очаровательно прекрасна в своей стеснительной улыбке, в счастливо распахнутых глазах, в которых читалась откровенная радость. Клинт провёл языком по своим губам и заправил Ванде волосы за ухо. Она замерла, перестав улыбаться и, кажется, дышать. Будто подумала, что он сейчас поймёт, что сделал, и начнёт её отчитывать.

– Пойдём наверх?

***

Оба здраво рассудили, что лежать в кровати и целоваться – это не измена. Оба понимали, что даже самая безобидная мысль об этом уже преступление, но сопротивляться было выше их сил. У Ванды перед глазами то и дело маячила Лора, с осуждением грозила ей пальцем, но Ванда отмахивалась от неё, пытаясь раствориться только в губах чужого мужа. Клинт резонно, по-мужски, отметил, что дальше поцелуев дело уж точно не дойдёт, а если и не дойдёт, то простительно. Лора в его голове обиженно тёрла слезящиеся глаза, и губы её дрожали, но Ванда была слишком реальна, чтобы ей отказать.

Ей нравилась тяжесть мужского тела и то, как бархатом расцветала его кожа на спине, когда она задирала футболку. Оба уже перестали чувствовать собственные губы, словно они были обколоты лидокаином, но продолжали целоваться, будто одержимые. Ванда всё не могла поверить в то, что склонила Клинта к этому, что заставила забыть о принципах. Было стыдно, но об этом можно было подумать чуть позже. Вдоволь настрадаться можно и потом. Всегда успеется.

Всего лишь поцелуи, усмехалась Ванда, а у самой в животе порхали взбесившиеся бабочки, и, когда Клинт стащил с себя футболку, она даже не подумала его остановить. Любовалась чужим телом, принадлежавшим чужой женщине, касалась его, пробегалась пальцами по торсу, расстёгивала ремень. Даже не пискнула, разве что застонала от удовольствия, когда Клинт стаскивал с неё трусики. Даже не подумала напомнить себе, что он женат, когда голова Бартона исчезла между её ног.

Клинт не подумал о защите, когда спешно избавлялся от брюк. Даже не вспомнил о жене и детях, когда срывал с исцелованных до крови губ Ванды своё имя. В голове была только Ванда и её стоны, только её тело и кожа, только её горячее тесное нутро, обхватившее его так крепко, что он вскрикнул ей в ухо, заставив изгибаться ему навстречу. В мыслях были только энергичные движения да поцелуи сквозь забытое дыхание. Внутри всё скручивалось от возбуждения, трения, жара. У Клинта в голове стучали молоточки и сердце билось так быстро, что он даже испугался, как бы его не хватил удар.

Он бурно излился на простыни и осел грузом, чувствуя своей грудью её. Упругую, мягкую, с затвердевшими от его прикосновений сосками. Он весь взмок, отлипнуть от кожи Ванды было просто нереально, она пахла так по-особенному нежно, что он готов был дышать ею вместо воздуха. Его всё ещё крыло волнами от шеи до пяток, скручивало ноги, будто бы ошпаривая кипятком, но он всё же перекатился на спину, позволяя Ванде отдышаться.

Клинт всё никак не мог набрать полную грудь воздуха, все лёгкие себе изодрал, пока не понял, что так выглядит старость. Усмехнулся, внезапно стало смешно, а потом невыносимо грустно, когда он вспомнил, когда у него был секс с женой. Давненько. Внезапно пришло понимание, что он женат. И вдруг стало больно дышать, будто в горло залили лаву, Клинт сжал зубы, всё ещё не чувствуя ног.

Лора. Чёрт.

Клинт повернулся к Ванде, она лежала на боку, лицом к нему, улыбалась, и он ощущал исходящий от неё свет, она горела изнутри, освещая его своим теплом. У Клинта рука промокла от её слёз, но он продолжал поправлять её волосы, не позволяя им налипнуть на взмокшее лицо.

– Почему ты плачешь? Тебе было больно?

– Мне было слишком хорошо, – призналась Ванда, смаргивая слёзы.

Когда она достигла пика и её накрыло чем-то одновременно тяжёлым и невесомым, когда лицо Клинта, нависающего над ней, размыло, и тело будто пронзило током, оставив в животе приятное ощущение чего-то горячего, Лора в её голове заплакала.

– Мне кажется, мы совершили глупость.

Клинт закрыл глаза, его не отпустило, ему всё ещё было до невозможности хорошо, но он видел перед собой уже не Ванду. Лору. Она косилась на него угрюмым взглядом, поникшая и печальная, и сердце сжалось до микроскопических размеров, готовое лопнуть от сознания того, что он только что натворил.

Клинт приподнялся на мокрых простынях, невидящим взглядом скользя по комнате Ванды. Глаза как назло зацепились за её малиновый дневник, ослепили. Дышать стало труднее, когда воображаемая Лора свернулась калачиком и зарыдала. Бартон обернулся, Ванда смотрела на него со смесью ужаса и раскаяния, а он ощупывал её взглядом, пытаясь запомнить изгибы молодого тела, тяжесть девичьей груди, вкус, оставшийся на языке, пока Лора не залепила ему пощёчину. Ванда молча плакала, и слёзы вины стекали у неё по подбородку, путаясь в складках натягиваемых на грудь простыней.

Клинт долго смотрел перед собой, тупо разглядывая разбросанные по комнате вещи, чувствовал голой спиной прожигающий взгляд Ванды, ощущал её тепло на своих руках и не только на руках. И очень сильно хотелось отмотать время на несколько минут назад, когда в голове то ли уже, а то ли всё ещё не было Лоры.

– Мне так жаль, – прошептала Ванда.

Честно говоря, Клинт не расслышал, он судорожно собирал вещи, пытаясь на неё не смотреть. Потому что в голове царил полный сумбур, и невнятные слова он разгадал лишь когда выбежал из чужой комнаты. Открытая детская немым укором проводила его дальше по коридору.

***

Клинт дотянул до последнего.

Сидел в гостевом домике, до умопомрачения попивая пиво, изредка вырубаясь от усталости. Долго ходил из угла в угол, считая шаги, крутя в голове свадебную церемонию, словно вечно заедающуюся старую кассету. Счастливое лицо Лоры в его воображение медленно угасало, становилось зловеще хмурым, будто в фильмах ужасов.

Клинту было жутко стыдно перед женой, чувство вины жгло, пожирая, раздирая изнутри. Дышать с каждой мыслью было труднее, но он хватал губами духоту, ища в ней спасения. Если Лора, не дай бог, узнает… Бартон даже боялся это представить. Это убьёт её, разрушит их жизни, крепкий брак, сломает детей. Клинт в ужасе метался по комнатам, не веря в то, что натворил, захлёбываясь в кошмаре, ставшем явью.

Он считал, что брак – это в первую очередь уважение, уважение равносильно верности. А значит, никаких измен, одна лишь преданность. Он ни то, что на других девушек за все годы брака не заглядывался, он даже мысли завести отношения на стороне не допускал. Клинт был абсолютно искренен в помыслах и совесть его была чиста, как пресная вода, несколько раз отфильтрованная.

Стыдно было перед Вандой за то, что воспользовался её чувствами, растворился в её нежности, позволив утянуть себя на дно. Она доверилась ему, наверное, вообразила себе что-то долговечное, а он просто… Просто взял и переспал с ней, верной и преданной, зная, что не может дать ей ничего взамен. Ни стабильных отношений, ни ответных чувств, ни счастья. То, что между ними произошло, было словно помутнением рассудка. В тот миг для Клинта существовала только Ванда, ни о какой Лоре он не думал, она была где-то на периферии сознания, бледная, невидимая. Несуществующая.

Бартон ненавидел себя за содеянное, корил, буквально с ума сходил, тенью скользя по домику, превращаясь в ничтожество. Было так тошно, что зубы сводило от боли. В голове всё перемешалось: Лора, Ванда, сплелись в клубок, обе душили.

Утро сменило ночь, наступил день, медленно переполз в вечер, скатываясь в очередную ночь. Видеть Ванду не хотелось, он даже представить не мог, что она себе там надумала. Чего от него ждёт, что от него требуется. Удовольствие было сиюминутным, оставляло лишь приятные воспоминания и жар в животе, а также боль, раскаяние, вину и тревогу. Слишком неравносильный обмен.

Ночь превратилась в утро, ухнула в день, еле дышащим вечером свалилась ему на плохо соображающую голову. Разговор Клинт оттянул до последнего.

Ванда собирала вещи. Швыряла одежду прямо в чемодан, даже не пытаясь уложить всё аккуратно, чтобы не помялось. Было похоже на судорожное наваждение. Движения её были отрывистые, резкие, её трясло. Клинт с тяжёлым сердцем наблюдал за ней, впервые с той ночи посетив собственный дом, за это время ставшим чуждым. Пустые комнаты угрожающе скалили беззубые рты, тишина давила. Клинт жутко соскучился по детям, по их гомону и топоту по скрипящим половицам. Не знал, скучал ли по Лоре: вина заглушила все чувства.

– Надо было сразу уехать!

Ванда заметила его, вздрогнула, затравленным взглядом глядя куда-то ему за спину. Отступила вглубь спальни, будто пыталась исчезнуть. Её бледные щёки покрыл румянец.

– Надо было сразу это сделать, а не слушать твои глупые отмазки! – её голос звенел истерикой на грани срыва.

Губы её тряслись, а Клинт смотрел на них и вспоминал, как он их целовал, какими сладкими они были на вкус. Отвернулся, стараясь на Ванду даже не смотреть, с трудом вошёл в её комнату, сел на кровать, мешая ей складывать вещи. Она не подходила к нему, даже отошла на несколько шагов, съёжилась, не решаясь на него посмотреть. Так и сидели, оба поникшие, оглушённые, растерянные. Клинт не знал, с чего начать, Ванда не знала, как дать понять, что она сожалеет.

– Я должен ехать. Надо забрать Лору и детей из аэропорта.

Ванда физически не могла слышать имя его жены, у неё внутри всё судорогой сводило, когда перед глазами вновь всплывал её образ. То, что они сотворили, таких мук не стоило. Но уже не отвертеться.