Текст книги "Мой гадский сосед (СИ)"

Автор книги: Ann Lee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

22. Перспективы.

– Ну, теперь не колется?

– Да не колется, не колется. Очень хорошо!

– Уверена? Тогда давай ещё раз.

– Ещё?

– Ещё, Маня! Хочу ещё!

– А может, передохнём, Жень! Я чего-то не готова на ещё один заход!

– Салага!

– Хвастун!

– Договоришься…

– Иди… плавай дальше…

Откидываюсь устало на спину, трава под тонким покрывалом ощущается тёплой подложкой, так и тянет вжаться плотнее.

Женя размашистым кролем бурлит речку, устремившись к противоположному берегу, я же наплескавшись, решила отдохнуть, тем более ступню наколола о камень острый.

Погода опять переменилась в изнуряющую жару, и жизнь в деревне замерла.

С утра ещё гнали скот, по улицам собирая на выпас, да огороды облагораживали, и поливал, пока солнце не зарядило на полную, а так все работы свёрнуты, до лучших погодных условий. Половина деревни в супермаркете трётся, вторая на речке «Гадючьей» чилит. Мы вот с Евгением Медведьевичем в его секретном месте, в тенистом лесочке отдыхаем.

Туман с нами не пошёл, лениво развалившись под липой в огороде моём заросшем.

Прикрываю глаза, расправив мокрые волосы, и вслушиваюсь в лесные звуки.

Неспешно жужжа, над головой, пролетают толстые жуки, яркие бабочки и деловые стрекозы.

Поют звонко птицы.

Вдалеке стучит дятел.

Тут и вправду чудесное место, недаром медведю здесь плескаться нравится.

Высокие сосны защищают от жары, и от них просто восхитительный аромат хвои, такой, что голова кругом. Насколько хватает глаз, простирается ковёр из папоротника, с проглядывающими синими цветами колокольчиков и белых ромашек. Только у берега песок, а дальше мягкий ковёр из травы.

Просто созвать всех художников мира, раздать мольберты, и пусть рисуют, не зная усталости. В масле, в карандаше, пастели.

Чудесное место, а главное, даже если про него кто и знает, то также знает, что это место отдыха для всеми уважаемого Евгения Никитича и никто не смеет его беспокоить. А я, как мне когда-то и советовали, держусь рядом и пожинаю плоды нашей «дружбы».

Вообще, сосед удивил меня.

Бороду свою сбрил.

Пришёл, повинился, цветочки подарил.

Я, когда его гладкую физиономию увидела, даже зависла немного.

Какой красивый медведь оказался.

Глаза синие, скулы высокие, губы… недопустимо для мужика, да ещё такого грубияна такие губы сочные, чётко очерченные, и нос с горбинкой.

Просто Аполлон.

И как его после этого медведем звать?

Потом правда, выбесил тут же, наворчав, что на велике, который я у Митрича вместе с флягой новой купила, можно и в юбке ездить, чтобы задница прикрыта была. По старой схеме пошёл. Бороду сбрил, а характер гадский никуда не делся. И замашки варварские с ним же, когда я его послала, взвалил на плечо, и в берлогу свою потащил, благо к тому времени брат его уехал.

Ох, и сладко мне было в ту ночь.

Всё-таки странно, что Женя, с его темпераментом, одинок. Даже характер его сварливый я бы стерпела, за то, что он творит с моим телом.

Разве я могла подумать, когда спешила укрыться в деревне от своих печалей, что по соседству будет учитель секса.

Раскрепостил, научил… и приручил.

Мы пока в ссоре были, я очень по нему скучала. Может, не признавала этого даже перед собой, но вот когда «помирились» пару раз, я чётко ощутила, что подсела на него плотно.

Даже мысли дурацкие появились переехать сюда жить, под его бочок.

Развестись с Лёшикой, бросить работу. Сейчас при желании можно зарабатывать и в такой глуши, как «Гадюкино». И пусть не всё прояснено между нами, есть ещё время узнать друг друга.

Глупые мысли женщины с размягчённым отличным сексом мозгом.

Нужна я ему?

Нет, конечно, нужна, для определённого формата, вот такая зубоскалка Машка, соседка, которая всегда готова.

А вот, Удальцова Мария Леонидовна, со всеми своими проблемами и разнокалиберными тараканами в голове, которые бегают, кто вправо, кто налево.

Я свой характер не скрываю, но он спокойно может меня послать, да и я его тоже, а когда будут отношения, это же надо разговаривать, выяснять, терпеть, и прочее.

Какому мужику захочется поменять свободные отношения на обязательства.

Правильно, никакому.

Так что это мечты и бред, моего, опять же размягчённого мозга. Оставим всё как есть и возьмём в моменте по максимуму.

На моё разнеженное тело падают холодные капли.

С неохотой приоткрываю один глаз, щурюсь. Евгений Медведьевич, не церемонясь, вытирается рядом, отфыркиваясь как пёс.

– М-м-м, – протестующе стону, когда он мокрый и холодный заваливается, подпирая могучим плечом, потому что места ему маловато. – Иди на травку.

– Маша, ёпт! Я тебе, что кролик, на травке пастись! – ожидаемо рычит и толкает ещё сильнее, так что мы всё же умещаемся вместе.

– Ну, уж точно не кролик, – ворчу и скидываю его лапищу, которая приземлилась ко мне на живот. – Скорее бычок!

– Ага, а ты моя тёлочка, – усмехается гад и продолжает посягательства на моё тело.

Скинутая ладонь, возвращается на живот и ползёт, прямиком под чашки купального бюста. Притормозить его не получается, потому что, он прижимает мои закинутые за голову руки к траве.

– Ну что ты творишь, Женя?! – шиплю, силясь выбраться.

– Маня, харе ломаться, неужели непонятно, что сейчас мы будем трахаться, – склоняется надо мной и сканирует своими синими глазами.

– А если кто-нибудь увидит? – сдаюсь, прекратив ворочаться, тем более что шершавые пальцы теребят сжавшийся сосок на моей груди, и горячие импульсы бьют чётко в низ живота.

– Кто? – ржёт Женя. – Зайцы, ёжики, комары…

Продолжая удерживать меня, окончательно ворошит мой купальник, и мнёт жадно грудь.

– Ну, мало ли, – ёрзаю от сладкой боли, которая наливается между ног. – Грибник какой…– голос срывается в стон, потому что он наклоняется и втягивает в рот острый сосок, опаляя жаром и влажностью своего рта, и мягко прикусывает.

– Ну, значит, ему повезёт, – продолжает Женя, – ты, Машка, когда кончаешь, так сладко стонешь, что можно и просто слушая в штаны спустить.

– Дурак…– смеюсь, сквозь стон. – А ты рычишь как медведь… От страха можно описаться…

– Ты уж определись, – Женя нависает сверху и стягивает свои трусы, высвобождая напряжённый член, который тут же упруго упирается мне в живот, – кто я. Бычок или медведь.

Инстинктивно облизываю губы, при виде увитой венами махины. Чёрт знает что, но мне даже прелюдия особо не нужна, хочу уже сам процесс.

Выгибаюсь, приглашающее раздвинув ноги, и тяну ниже его плавки, чтобы впиться ногтями в упругий зад.

– Ты развратник, – отвечаю.

– Ещё какой, – довольно жмурится медведь, сдёргивая завязки на моих трусиках, обнажая меня. – Давай, Мань, ножки шире, будем грибников смущать.

Наваливается сверху, водрузив мои ноги себе на плечи, одновременно проникая и наполняя меня собой «до краёв».

Только выдохнуть успеваю, поймав первую дрожь, от распирания, как он накрывает мои губы своим ртом и заряжает на всю катушку, и все мои крики глотает вместе с поцелуями.

Надолго меня не хватает, слишком тесно и глубоко, и, царапая его спину, кончаю, оповестив об этом весь лес в округе.

Женя, довольный и с чувством выполненного долга, переворачивает меня на живот, ставит на четвереньки, и, вдавив ладонь в лопатки, опять входит, и без особых церемоний снова частит по полной программе.

Если здесь и были грибники, то развратом в нашем исполнении они насладились вдоволь.

– Жень, а зачем твой брат приезжал? – спрашиваю, когда лежим, уже утихомирившись, в объятиях друг друга.

– В гости, зачем же ещё, – отвечает сквозь дрёму.

– А я слышала, что он куда-то тебя звал, а ты не соглашался, – допытываюсь.

Реально интересно, чему медведь так яростно сопротивляется.

Чувствую, как тело подо мной напрягается. Молчит, то ли слова подбирает, то ли отвечать и вовсе не собирается.

– Мы не будем это обсуждать, Мань, – наконец выдаёт он скрипуче как-то и стряхивает меня с плеча, садится.

Смотрю на его могучую спину и сгорбленные плечи.

Вот и доказательства, что на фиг я ему не сдалась, стоит копнуть чуть глубже и тупик.

Обидно, чего уж. Так, наверное, устроены все мы женщины, не бывает у нас голого секса, а если бывает, то ненадолго, потом начинаешь очаровываться даже вот такими циниками и гадами, как медвежина эта.

А самое паршивое, что это поведение задевает меня. Он чётко указывает мне границы и моё место, говоря тем самым, то, что я и сама понимала, нет у нас никакого будущего.

Но одно дело понимать, а другое – чувствовать досаду, что так и есть.

23. Конкретика.

– Евгений, а почему в город не переедите? – хлопая глазками, улыбается Алла.

И если я на Машку постоянно ворчу, за её наряды неподобающие, то эта рыжуха переплюнула её во сто крат, хотя бы потому что, под её, так называемым платьем нет нижнего белья. И вся плоскодонная фигура напоказ, вот только смотреть не тянет, как на Машку.

Как её ещё комары наши не закусали, сейчас как раз к вечеру самое время.

Только собираюсь ответить, как вступает Машка.

– А это, Аллочка, тайна, покрытая мраком, – язвит зараза.

И смотрит с вызовом, закусывая ломтиком огурчика.

Да, понял я уже, что задело тебя моё молчание и нежелание про прошлое говорить. Хоть и не морозилась откровенно, а спесь в глазах прочитал.

Ну что сделаешь, если ты на больную мою мозоль наступила.

У нас с Машкой, как всегда, гладко не бывает. Если сладко, то обязательно какой-нибудь треш случится, чтобы не расслаблялись, видимо.

А тут ещё подружки её прикатили, и тоже по старой дороге, по которой Машка в деревню прибыла. И также вызвали нездоровый ажиотаж из-за тачки рыжей Алки.

И как это модная Бэха, вообще проехала по всему бездорожью, что выпала на её холёные немецкие покрышки.

И цвет у неё такой насыщенный вишнёвый. Просто красным, язык не поворачивается сказать. Он именно вишнёвый. Очень приметная тачка. И глядя на поведение этой Аллочки, так и лезет на ум, пресловутое «насосала».

Мы, когда из леса вернулись, неладное заподозрили, когда столпотворение возле супермаркета заметили. Сразу тот день вспомнил, когда добрые жители этой деревни, чуть самосуд не учинили, и Машку в машине замариновали. Прям дежавю.

Но тачку признала Машка, и владелицу, что стояла рядом, пытаясь выяснить дорогу. В общем, насилу отбили у местных, которые теперь воспылали любопытством и любовью к немецкому автопрому, и погнали к нам.

В недрах тачки пряталась ещё одна подруга – Лида. И все они втроём начали трындеть, как только обе вышли из машины, припарковавшись возле Машкиной калитки.

Я здраво рассудил, что мешать не стану, свалил.

Но успел только душ принять и переодеться, как в дверь поскреблись. Думал Машка, но нет, это была рыжая – бесстыжая подружка со штопором в руках и бутылкой вина, и ещё с десятком просьб, помочь их женской компании по-мужски.

Так как Машкина недвижимость вообще не предназначена для приёма гостей, а, особенно заросший и изрытый кротами огород, я решил, как жест доброй воли, позвать кумушек к себе на веранду, чтобы избежать всех этих «открой вино», «разожги мангал» и прочего, что неминуемо посыплется на мою голову, тем более чувствовал вину перед Машкой, что нагрубил в лесу.

Как же я ошибся в своём порыве.

Девочки подвыпили, закусили, и начался пьяный женский, а главное, грубый флирт.

Опять же Машка вредничать не перестала, смотрела исподтишка с затаённой обидой, а подружки её, особенно рыжая, так и норовила, чуть ли не на колени мне пересесть.

И если мне не изменяет память, Машка вроде рассказывала им, что у нас с ней романтик, или это у них в порядке вещей, клеится к мужикам подруг.

– Ой, вы, наверное, спецагент? – вступает вторая дева, которая до этого уже пыталась выяснить, что означает моя татуировка, и как я поддерживаю такую прекрасную физическую форму.

Но эта хоть одета нормально в футболке и джинсах, и не стремится каждый раз дотронуться. Но в глазах тоже стойкий недотрах.

Сюда бы Мишаню моего, вот где ему малина.

А мне чёт как-то не очень.

Смотрю выразительно на Машку, пытаясь взглядом спросить, какого черта происходит, и что с её подружками не так.

Машка только фыркает, руки на груди складывает, и помогать отказывается, вот прямо вижу, как она наслаждается всей этой ситуацией.

Ну, окей! Сами напросились.

– Ага, спецагент! Джеймс Бонд, ёпт, – хмыкаю я и встаю из-за стола. – Заканчивайте и валите на свою фазенду, заросшую. И прибрать за собой не забудьте. А если так чешется, можете по деревне прошвырнуться, поискать, наверняка приключений найдёте.

У всех троих тут же вытягиваются лица, и они как по команде смотрят на тёмный, в вечерних сумерках Машкин огород, а потом на ворота, на улицу, откуда издалека доносится какая-то весёлая песня. Наверное, Колян гужбанит опять.

Контраст налицо.

Но я тут не клоун местный и негалантный мачо, призванный скрашивать женское общество. Я здесь из-за Машки, но ей походу по хрен, и мне тогда тоже эти посиделки никуда не упирались.

– Туман, домой! – раздосадованный, рявкаю на пса.

Он резво подскакивает, так что чуть стол не сносит, под которым лежал, вырывается вперёд меня.

Ухожу в дом.

Вот на хуя мне всё это надо было?

Ведь жил, не тужил. Нет, повёлся на сиськи эти…

– Ты какого хрена грубишь моим подругам? – влетает следом Машка.

Её немного ведёт. Она же целый день не ела почти ничего из-за жары. И сейчас, только пила, хотя подружки её снеди навезли, словно у нас тут в дефиците еда, весь стол уставлен. Вот и захмелела.

Отличная кондиция, кстати.

В этой кондиции женщины прекрасно разводиться на всякие грязные эксперименты в сексе, потому что отпускают себя, но ещё соображают, что делают это добровольно.

Но нам сейчас с ней не до экспериментов, если только групповушку устроить, как по ходу мечтают её подружки.

– А это нормально, что твои подруги в трусы ко мне лезут?

Её глаза тут же сверкают.

Она так и не переоделась после нашего похода в лес, под ярким сарафаном, виднеется купальник, его завязки мелькают на шее и иногда видны на бёдрах, когда он немного натягивается на них.

Хороший купальник снимается быстро.

Она усмехается. Как-то горько.

– Ну а что тебя смущает? Твой брат ко мне в трусы лезет, мои подружки к тебе. Всех всё устраивает, – разводит руками.

– Маня, а я не понял, чего ты разобиделась-то? Я же к тебе не пристаю с расспросами, чего ты от мужа своего сбежала? – прекрасно понимаю, куда она клонит.

– А мог бы, Жень. Может, ответы бы получил, – заявляет эта зараза, и, покачнувшись, важно складывает руки на груди.

– Ты бы прилегла, заноза городская, штормит тебя не по-детски, – делаю шаг навстречу, но она упрямо отступает, выставляя подбородок свой острый.

Понимаю я, чего ей надо. Вот только не уверен, что есть какие-то резоны в этом. Но, наверное, так устроены все женщины, рано или поздно, им хочется прорасти в тебе не только телом, но и душой. В голову залезть, чтобы наверняка.

Но разве это наш случай?

Я так понимаю, что задерживаться здесь она не собирается, а я точно не вернусь в город.

Так есть ли разница, узнаём мы друг о друге больше подробностей, чем надо или нет?

– Хрен тебе! – показывает кукиш, и волосы распускает.

Они рассыпаются слипшимися сосульками по плечам, потому что ещё не высохли до конца. Но ей по фиг, она трясёт ими точно в рекламе шампуня. Гордо выставляет свои сиськи. – Я сейчас пойду по деревне, приключения собирать, по твоему совету.

– Так это я не тебе, а подружкам твоим любвеобильным…

– Только не говори, что тебе не всё равно…

– Маш, ты, конечно, сейчас исполняешь, прибухнув с лихвой. Но мне не всё равно. И никуда ты не пойдёшь, – делаю ещё один шаг к козе этой патлатой.

Но спесь вперёд неё родилась, а ещё и подогретая белым полусухим, так вообще в борзоту невиданных масштабов превращается.

– Только тронь, медвежина неотёсанная, – шипит, глазами сверкая, уперевшись жопой в дверь, и пытается нащупать ручку, и я не успеваю, ей сказать, что сейчас вывалиться на хрен, как она, так и делает, найдя ручку, и неосторожно давит на неё, и, запнувшись о порог, падает на крыльцо.

– Ой!

– Етижи пассатижи, – лечу к ней, но подружки успевают раньше.

– Маша, он, что на тебя посмел руку поднять?

– Маша, ты как?

– Маша, это он?

– Да мы его!

– А ну, молчать! – зычно гаркаю, чтобы прервать это кудахтанье, и одним махом поднимаю Машку и ставлю её на ноги.

– А что вы тут командуете, мужчина? – едко вставляет рыжуха, кривя губы, и уже нет в её голубых глазах той симпатии, что скользила буквально несколько минут назад.

– Да! – поддакивает вторая.

Машка молчит, только задницу потирает.

– Замолкли обе, – опять повышаю голос. – Сейчас собрали манатки и спать к Машке пошли. Если хотите остаться, харе бухать, иначе точно по деревне пойдёте.

– А Маша? – вставляет менее спесивая подружка, потому что рыжая пышет негодованием.

– А Маша, идёт спать в мою кровать, – давлю я взглядом эту заразу, которая опять вякать надумала. – Потому что, если вы не заметили, – повышаю голос, – у нас с Машей отношения.

Ловлю довольный блеск Машкиных глаз, когда она добровольно подходит и обнимает меня за талию, прячет лицо на груди.

Пьянь.

Надеюсь, угомонится после этого.

– И между прочим, чтобы ты знала, Мишаню, я тоже послал, – добавляю, уводя её в дом.

ВСЕГДА РАДА ВАШЕМУ ВНИМАНИЮ И КОММЕНТАРИЯМ НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ДОБАВЛЯТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКУ И ПОДДЕРЖИТЕ ЗВЕЗДОЧКОЙ «НРАВИТСЯ»!

24. Три девицы поутру...

– Короче, Удальцова, мы тут посоветовались с Лидой, мы одобряем, медведя твоего,– Алка закидывает ягодку малины, которую мы натырили у медведя за домом, пока он блаженно спит.

Я ему вчера такой разврат устроила, что он даже утреннюю побудку пропустил. Сама не знаю, что на меня нашло… Вернее, знаю, «белое полусухое» раскрепостило, но дело не в этом, дело в том, как он чётко границы обозначил, и меня в эти границы вплёл. И чего-то меня это так впечатлило, прониклась я настолько, что когда мы в спальню к нему поднялись, я лишь скомандовала «Снимай штаны!» и понеслось.

Сама от себя не ожидала, что я так могу. Медведьевич и подавно. Всё шутил, что будет поить меня каждый день. В общем, в этот раз, я укатала его и горжусь. Стыдно, правда, немного поутру, как вспомнила, что творила, и говорила…

Да и ладно, чего теперь.

– И когда это вы поняли? Когда обе к нему в трусы лезли? – хмыкаю, трепя Тумана по голове.

Он уже позавтракал, и теперь своим долгом считал, меня отблагодарить, напускав слюней мне на колени. Я предусмотрительно бросила на них старое полотенце, и пёс себя не сдерживал.

– Так это же проверка была, – вставила Лидка, отсаживаясь подальше, замечая, что Туман и на её колени зарится.

Особо далеко ей уйти не удалось, у меня всё же не такие хоромы, как у Жени. И так всё крыльцо заняли, поэтому у Тумана есть все шансы.

– И он её прошёл, – поддакнула Алка.

– Чего-то вы в роли очень вжились, – вспоминаю, как вчера жгло ревностью, при виде этих лис, что сладко пели и ластились к соседу.

– Это чтобы наверняка, – опять вставила Алка, облизывая испачканный в ягоде палец.

– А вообще, Мария, могла бы и нам с Лидкой по медведю такому деревенскому найти, – подмигивает она. – Мы тоже не против, всю ночь напролёт орать, как кошки в марте.

– Что? – я покраснела до корней волос.

– Ну, вы хоть бы окна закрыли, – посмеивается Лидка.

– Или орали потише, – поддакивает Алка, издеваясь.

Я замолкаю в ступоре, опять вспоминая любовно-хмельные приключения.

– Етижи пассатижи, – выдаю я, воскресая в памяти весь свой репертуар. И всю эту пошлость слышали мои подруги.

– Да, ладно тебе Удальцова, не грузись, – видит моё смятение Алка. – Мы только самые громкие места слышали…

– Ага, – смеётся Лидка, – почти всю ночь…

– Как ты вообще сегодня ноги собрала, – подхватывает Алка.

– Хватит, – обрываю скабрезные шуточки, а то сейчас дойдёт до похабщины.

Женщины в этом плане хуже мужиков, по себе знаю.

– Завидуйте молча!

– Кто бы говорил «молча», – хмыкает Алка, и они с Лидкой опять прыскают со смеха.

– А вообще, Маш, ты прекрасную замену своему Лёшику нашла, – одобрят Лида, и отходит подальше, потому-то Туман лениво замотал хвостом, томно поглядывая на неё.

– Лидок, ты аккуратно, у меня там крапива, – предупреждаю её.

Она оглядывается, и, опять на последнюю ступеньку запрыгивает.

Туман воспринимает это как знак к действию, и тянет свою морду слюнявую к ней.

– Фу! – кривится Лидка. – Маш, скажи ему.

– Туман! Фу! – командую я.– Иди ко мне!

Он печально глядит в ответ, на голые коленки подруги, и возвращается ко мне.

– Ничего я не искала, – вздыхая, утирая морду псу, полотенцем, а то развесил тут. – Знаете, как он меня изводил поначалу, а потом как-то само собой всё вышло…

Стараюсь выстроить хронологию того, как от бесящего соседа, Медведьевич перешёл в ранг того, кого я ревную, и кто может меня ранить своей закрытостью и безразличие.

Казалось бы, вот только я на него наехала на лесной дороге, и он жёг меня своим взглядом и выводил из себя грубостью, и вот, спустя каких-то полмесяца, я просыпаюсь почти каждое утро в его постели.

Неплохой таймлапс вырисовывается.

У меня в голове прямо картинки замелькали.

– Ну, вышло и вышло, – выводит меня из задумчивости Алка. – Мне вот что интересно. Ты когда осенью в город вернёшься, он за тобой поедет? Или ты тут осесть решила?

Хороший вопрос.

Оглядываю свои владения.

Огород, который захватила буйная растительность, потихоньку подбирающаяся к владениям соседа. Покосившийся и обугленный сарай. Такой же домик.

Ветхие удобства за домом.

Нет, летом всё это можно стерпеть. Летом здесь какая-то особая жизнь.

И лес. И речка.

Да и сама деревня классная, несмотря на первое неприятное впечатление.

Люди отзывчивые оказались, и местами добрые.

И что крыша у дома, всё же, несмотря на усилия папы, в одном месте протекает. И то, что телефон здесь практически не ловит.

Особенно всё это легко переносится, когда вот такой сосед рядом, который и обогреет, и накормит.

А как зимой?

Сюда же денег немерено нужно вбухать, чтобы это хозяйство в божий вид привести.

Да и отношения у нас с Женей больше на курортный роман похожие.

– Не знаю, – жму плечами, загрустив окончательно, видимо, похмелье во мне разгулялось.

Но я опять чувствую, как щемит сердце, о мыслях, что когда-нибудь, нашим бурным отношениям с Евгением, придёт конец.

За мной он точно не поедет. Это я уже поняла. Раз брат родной его не уговорил, я то и тем более не преуспею.

А с другой стороны, я даже не представляю наши отношения не в этой локации.

Я не знаю о нём почти ничего, а он не стремится мне об этом рассказывать, ревностно охраняя эти границы от посягательств. И так, наверное, будет лучше.

– Ладно, хорош, грузится, Удальцова. У тебя ещё пол лета впереди, чтобы витамином ЕБЦ напитаться, – хихикает Алка.

Я тоже усмехаюсь.

– Дура! – толкаю её легонько.

– А Лёшик-то твой, звонил хоть раз? – спрашивает Лида, собирая у крыльца маленькие жёлтые цветочки, что растут здесь в избытке.

Лёшик!

Я практически о нём не вспоминала всё это время, занята была.

А ведь как думала, приеду на лоно природы, в тиши переосмыслю жизнь. Переосмыслила, чего уж там. Одно поняла точно, разводиться нам нужно сто процентов.

– Нет, ни разу, – отвечаю и забираю у неё уже пухлый букет и начинаю плести венок. – Но я ему перед отъездом такого наговорила, что оно и понятно.

– Лёшик твой, в своём репертуаре, – отмахивается от мухи Алка, потягиваясь, и несмотря, что мы выпили уже по чашке кофе, позаимствовав у Жени зёрна и мощности кофемашины, зевает.

Надо полагать, спалось моим подругам, этой ночью, не так комфортно, как мне. Ещё и полночи порнофильм под боком был.

– Если хотел бы, вообще бы тебя не отпускал от себя, и … Ай! Что об этом говорить, – Алла машет рукой, как всегда, заводясь, когда речь заходит о моём муже.

Лёша раздражал её во всём.

Самым первым пунктом было, то, что он меня совершенно недостоин, и он же был основополагающим. И из него вытекали остальные: нежелание иметь детей; эгоистичное существование; равнодушие ко мне, как к женщине.

И я с ней была согласна, по всем пунктам, вот только никогда не понимала, почему её-то это так задевает.

– Ладно, Ал, не начинай, – хмурится Лида, тоже зная отношение подруги к моему мужу.

И что самое интересное, что Алла сама ни разу не была замужем, и отношениями длительными похвастаться не может, но вот посоветовать другим, это, пожалуйста.

– Сами решат, это их жизнь, – примирительно дополняет она, протягивая мне очередную порцию цветов.

– Да, понятно, – ворчит недовольно Алка, сложив руки козырьком, и смотрит на небо, где носятся стрижи.

Несмотря на утро, уже припекает, хотя у меня пока здесь тенёк, но скоро и тут печка будет.

– Только умоляю, не давай ему стомиллионный шанс и не прощай, Маш. Решила разводиться, разводись, – всё же не удерживается она от совета.

– И будем мы три одинокие… – продолжает Лида, тоже без мужа и отношений.

– Не одинокие, – перебивает Алка и гордо вскидывает голову, – а свободные и самодостаточные. Вон, спроси у Удальцовой, кроме фамилии благозвучной, что хорошего ей сделал муж. Добровольное рабство, вот что такое брак. А вот такие отношения, как с соседом твоим, в самый раз.

Хочу ответить, что не такой уж Лёшик и плохой, в конце концов, я сама его выбрала, и никто меня замуж за него выходить не заставлял, а про Женю ещё бабка надвое сказала. Но тут у соседа открывается калитка, и как к себе домой, по двору бодрой походкой чешет тощая Коза Ностра – Нина.

Я при виде неё и её наглости, ну потому что, в деревне уже все осведомлены, что мы с Евгением в отношениях и она лесом, выпадаю в осадок.

– Маш, а это кто? – кивает на непотрошеную гостью Лида.

– Мафия местная, – говорю громко, не скрывая, что вижу её, и откладывая недоделанный венок.

– Как-то она по-свойски к твоему мужику чешет? – тоже прифигела Алка.

– Сама в шоке, – резко встаю, так что задремавший Туман, роняет голову, и обиженно бухтит.

– Прости Туман, – спохватываюсь я и спешу наперерез наглой девушке.

– Эй! – грубо окликаю её, но при виде спешащей меня, она припускает ещё быстрее.

– Эй! – снова кричу, не в силах от возмущения выдать что-то конструктивное.

Перехватываю её у самого крыльца, уже под завязку взбученная её хамским поведением.

– Куда собралась? – преграждаю ей путь.

Рядом тут же встают мои подруги.

– Не твоё дело, – шипит она, оглядывая нас троих.

– Моё, – важно выставляю грудь.

Она смотрит на неё, потом кривит презрительно губы. И свою тоже выпячивает. Она у неё тоже не маленькая, хотя сама худышка.

Ну, тут понятно, предпочтения медведя налицо. Но пока не об этом.

– Отойди, и подружек своих забери, – не сдаётся, эта коза упрямая.

– А в чём прикол, уважаемая, – начинает Алка, – вы с какого перепугу, так бодро в дом к чужому мужчине чешете?

– Ты-то кто такая? – переводит свои тёмные глаза на Алку.

– Поверь, милая, – ядовито улыбается Алка, – тебе лучше не знать, кто я такая.

– Да что ты, – кривит тонкие губы, Нина.

– Женя! – орёт, вдруг задрав голову. – Шлюх своих убери!

– Что! – взвыли мы в один голос, наступая на неё.

И ещё ведь мысль мелькнула, что трое на одну, это как-то неприлично, но эта бесстрашная доходяжка сама напросилась.

– Всем стоять! – доносится зычное позади.

Ну вот, разбудили медведя.