Текст книги "Мой гадский сосед (СИ)"

Автор книги: Ann Lee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Мой гадский сосед.

Пролог.

Через закрытый переезд медленно ползёт очередной товарняк.

Уже третий.

Меня предупреждали, что если я попаду на перегон поездов, то стоять мне придётся долго. Так, оно и вышло.

От нечего делать, решаюсь связаться со своими подругами, которые, второй день закидывают меня вопросами, изнывая от любопытства и желания узнать подробности о нашем разводе с Лёшиком.

Я организовала видеоконференцию, настраивая на телефоне нужные функции, и постепенно на экране появились обе мои неразлучные и закадычные.

В верхнем квадрате появилась Люда, как всегда, заваленная по голову в учебники и тетради своих учеников.

В нижнем, Алка, делающая очередную пробежку, не останавливающаяся даже ради разговора с подругой, только темп немного сбросила.

– Привет, девочки!

– Ближе к делу, Марусь, – Алка сразу поняла, чего звоню. Она вообще скорая и деловая.

– Привет! – устало тянет Люда, украдкой позёвывая, прикрываясь ладошкой.

– В общем, не теряйте, – начинаю я, – я на всё лето укатила в деревню…

– Что?

– Куда?

–Мы же договаривались!

– Что за новости?

– А работа?

– А учёба?

Понеслась.

Людка стала сразу бодрая.

Алка притормозила, выпучила глаза на весь свой квадратик.

И ведь тараторят, перекрывая стук колёс товарняка.

И, поди, скажи, что это взрослые женщины.

Одна, завуч в школе.

Другая, финдир в крупной компании.

Голосят, как две клушки.

Пережидаю поток вопросов.

– Всё? – спрашиваю, а то мало ли, может, не все вопросы высказаны.

– А что с Лёшиком? – находит всё же затерявшийся в своей памяти Алка.

– С Лёшиком всё, – отвечаю, тоскливо поглядывая на вагоны, которые еле плетутся мимо.

Трудно это признавать, но мой пятилетний брак приказал долго жить.

– Но ты же говорила, что вы решили попробовать ещё раз…

– По правде сказать, я в это не особо верила…– вздыхаю, отрывая взгляд от вагонов. – Короче, мы разводимся…

– Оу! – в один голос протягиваю девочки, как будто это такая новость.

Развод мой уже, как год тянется, мы с мужем то сходимся, то расходимся, поэтому, мои подружки явно преувеличивают своё сожаление.

– Мне тут, по наследству, ещё в прошлом году, бабушка оставила дом…Я решила пробыть всё лето в деревне. На работе взяла без содержания. В институте академ. Нам, заочникам, это проще, сами знаете.

– И что, будешь прозябать в глуши? – кривит губы Алка.

Ей, как самой модной из нас и продвинутой, одно слово «деревня» навивает тоску, не говоря уже о добровольном намерении поехать и жить там.

– Буду, – киваю. – Вот хочу отдохнуть от всего этого.

– А что, есть в этом что-то, – тянет Люда, поправляя тонкую оправу очков.

– Вот и я думаю…

– Да что там может быть, девочки, – фырчит Алка, – навоз, комары, туалет в поле… Ты свинтишь от туда, Марусь, и недели не пройдёт.

– Нет, я твёрдо решила переосмыслить свою жизнь, и глушь, как ты выразилась, мне вполне для этого подходит.

Алка поджимает губы, всем видом показывая, что остаётся при своём мнении.

Люда же смотрит одобрительно.

– Может, и вас позову в гос… – не договариваю, начиная отмахиваться от неизвестно как, залетевшего в салон машины, комара.

– Нет, спасибо, – тянут единодушно девчонки, глядя, как я сражаюсь с насекомым.

– Ладно, – сдуваю прядь волос со лба, умаявшись в борьбе с кровососущим извергом. – Как обоснуюсь, напишу.

Товарняк медленно, но неумолимо подходил к концу. Последний вагон его, покачиваясь, как раз проезжал мимо.

– Ладно, – снова синхронно ответили девочки.

– Как деревня-то называется? – вдруг спросила Алка, когда я уже занесла палец над иконкой сброса вызова.

– Гадюкино.

– Поэтично, – хихикает напоследок Алка.

– Очень, – отвечаю и сбрасываю.

Жму на газ, проезжая, наконец, злосчастный переезд.

1. Медведь.

Всё же я свернула не туда, хотя навигатор продолжал гнать меня прямо, а прямо был лес.

В салоне стремительно становилось жарко, температура за бортом перевалила за тридцать, в нагретой машине и того больше. Скрипя сердцем, отрубила не справляющийся кондиционер у своей старенькой мазды, и приспустила окошки. В салоне тут же зажужжало и запахло горячей землёй и травой.

– Где ты Гадюкино? – проговорила я, опуская козырёк и отмахиваясь от настырной мухи, которая так и норовила залезть мне в глаз.

Навигатор, точно услышав и поняв, что я сомневаюсь, механическим женским голосом успокоил: мол, едем правильно, так и двигайтесь.

Делать нечего, двигаюсь. Лес всё ближе, деревни нет.

Вообще, баба Нюра, чьим домом я теперь владею, жила очень обособленно от всей нашей семьи, и, честно, я её и знать-то не знала. И когда пришли документы на дом, и вскрылась это тайное родство, я помчалась к родителям, потрясая бумагами и претензиями: что это за такое, почему это я не знаю ничего о родственнице, которая мне целый дом отвалила.

Папа, услышав новость о кончине родственницы, странно улыбнулся и выдохнул, проговорив: «Слава богу, бабка померла!». Мама поджала губы, и я, клянусь, подумала так же. Меня чуть от любопытства не разорвало, пока они мне всё объяснили.

Бабка была дальней родственницей по маминой линии, то ли двоюродной, то ли троюродной тёткой. Очень уж она сварливая и скандальная была, так что все родственники отвернулись от неё, вот и жила одна.

Честно верилось мне в это с трудом, потому что дом-то она мне оставила, а судя по рассказам родителей, там и каплю воды в дождливый день не выпросишь. В общем, темнили что-то родственники и были очень сплочены в этом вопросе. Я попыталась выразить им вотум недоверия, приведя свои догадки, но наткнулась на стену. Бабка – зло, и всё тут.

Ну а тут с Лёшиком моим полный расход вышел, и я вдруг вспомнила про деревню и дом и решила, как говорится, сменить обстановку.

Нашла на карте. Построила маршрут. Разузнала у родителей, которые только у виска покрутили и посоветовали вернуться под бок к мужу. Папа, правда, потом отошёл, немного напутствий дал. Нет, к бабке он не ездил, а вот рыбачил в этих местах и поэтому знал про переезд этот заколдованный, и про дороги, понятное дело, убитые. Но меня тогда уже ничего не могло остановить: «Вижу цель, не вижу препятствий».

А препятствий-то до хрена...

Машину опять качнуло на разъезженной грунтовке, из окошка пахнуло особенно горячим воздухом, гадская муха всё же впилась мне в глаз. Я отвлеклась на мгновение, желая лично обматерить негоднику, и потереть прищуренный глаз, немного притормозила, и на кого-то наехала.

Тут же выжала тормоз и обмерла от страха, воспроизводя в памяти вой и удар о бампер. Судя по всему, это был медведь, потому что перед капотом так выло и стонало, что хотелось надавить на газ и избавить бедное животное от страданий.

– Дебилойд проклятый, я тебе сейчас твои руки в жопу затолкну, и туда же ноги и голову, – промычал медведь. – Шары разуй, куда едешь-то?

Перед капотом вырос мужик. Здоровый, косматый и злой. Его перекошенная морда не сулила мне ничего хорошего, а кулачищи, которые он сжимал, ввергли меня в панику. Я настолько испугалась, что резко сдала назад, и, объехав офигевшего мужика, по широкой дуге, прямо по траве, драпанула на всех парах к лесу. Уж лучше в лес к волкам, чем в лапы к этому медведю.

Надеюсь, я его не сильно помяла, и он не умрёт там.

– Куда, сука! – донеслось до меня.

Жив вроде.

2. Как тебе такое, Илон Маск?

Деревня оказалась за лесом. Аккуратненько так притаилась за ним, и мой навигатор мне не врал и не перегрелся, как я подозревала.

Дорога спускалась вниз, на добротный такой мост, перекинутый через узенькую речку, и по её песчаному берегу, то тут, то там начинали тянуться домишки. Такие милые, словно с картины художника, с резными ставнями, низкими заборчиками и яркими палисадниками. Живописность дополняло бескрайнее небо на горизонте, и совсем далёкий лес за деревней, который темнел полосой.

– Красиво-то как, – промурлыкала я, и тихим сапом по разбитой дороге начала красться к мосту.

Испуг от встречи с «медведем» потихоньку сходил на нет, а вот совесть становилась всё громче.

Мало ли что там с этим деревенщиной.

Он так орал, а я его бросила.

И откуда только взялся?

Там травы, конечно, по колено, если не выше, и спрятаться в ней может реальный медведь.

Поёжилась, вспомнив рык мужицкий и свой испуг, что задавила живое существо. Надо найти кого-нибудь, и позвать на помощь, или хотя бы попросить с собой скататься до места происшествия, самой мне, честно, страшно.

Метания совести прервал толстый овод, влетев в одно окошко и не торопясь прожужжал мимо, точно красуясь своим мохнатым тельцем, вылетев в другое.

Да с живностью тут полный порядок. И медведи, и оводы.

Пока проезжала мост, заметила стайку гусей, что плескались на мелководье, с ними пару детишек, по колено в воде, которые, то ли дразнили их прутками, то ли пасли.

А гусей вообще пасут?

Дети проводили меня любопытными взглядами, а гуси, воспользовавшись ротозейством людей, расплылись кто куда.

После моста опять в свои владения вступило бездорожье, и мою старушку зашатало.

Куда ехать, я особо и не знала, помнила лишь напутствия отца, ехать по главной, и найти магазин, или почту, там всё и разузнать. Вот и ехала по узкой улочке, самолично назначив её главной дорогой, и рассматривая разномастные домишки, с такими же заборами.

Судя по тому, что на улице народ не попадался, все пережидали жару в домах, ну опять же, это по моему разумению, может, здесь вообще народа не особо много, хотя окружающие меня дома не выглядели запущенными. Через заборы некоторых были видны вполне цветущие огороды, с деревьями и кустарниками, и даже пахло навозом. Так что, кого-нибудь да встречу.

Терпи, «медведь»!

Вскоре показались крыша и крыльцо магазина, довольно-таки узнаваемой сети. Надо же, супермаркет! Отлично!

Притормозила на пустой парковке и просто отлипла от сидения, а выйдя, еле устояла на ногах, так меня накрыло жарой и палящим солнцем.

Футболка прилипла к спине. Широкие льняные брюки все измялись и тоже липли к ногам. А в кедах вообще катастрофа. Я чувствовала себя измочаленной и больной, после такой поездочки.

На миг вся моя решимость поколебалась, как представила, что без кондиционера, без нормального душа… Пока есть бензин, прыгнуть обратно за руль и махнуть назад, – и тут же вспомнила ехидные слова Алки, что не протяну я здесь и недели. И, как всегда, в таких случаях, у меня срабатывает упрямство. И вот на этом упрямстве я доползаю до супермаркета, в котором, я знаю, будет прохладно.

Захожу.

Ох, не хрена себе!

Видимо, про прохладу, не только я одна знаю, но и большая часть деревни.

Вот где весь народ тусуется, и это в прямом смысле.

Возле просторной зоны тележек и камер хранения стоят пластиковые столики и стулья, за которых сидят люди. Тут же стоят лавочки, разномастные с дремлющими бабками.

Тихо играет фоновая музыка.

Народ чем только не занимается. Кто в карты играет, кто газету читает, под чаёк. Пара тёток, что сидят почти у входа, лузгают семечки в кульки.

За кассой сидит дородная женщина в корпоративной форме, которая громко ругает какого-то мужика, стоящего перед ней, причём никто особо на неё не обращает внимания. Даже сам мужик, на которого она орёт. Тут и там бегают дети. В торговом зале тоже есть люди, не факт, что что-то покупают, но ходят.

Короче, в очередной раз убеждаюсь, что наш народ, самый находчивый в мире.

Засесть в местном супермаркете, где безлимитно работает кондиционер.

Как тебе такое Илон Маск?

Вся эта колоритная компания, которая была занята своими делами, чётко реагируют на появление чужака, то есть меня. Даже бабки перестают дремать, а кассир ругаться.

В общем, все уставились на меня.

– Э-э-э! Здрасте! – криво улыбаюсь на неприятное внимание. – Я там, кажется, медведя сбила, – выдавливаю из себя признание.

3. Гадюка, в натуре.

Это чё такое сейчас было?

Это откуда, блядь, прилетело?

А, вернее, приехало?

И какова, мерзавка, йопа-мама! Видела, что наехала и смылась. Плошки вытаращила и по свалам.

Залётная какая-то тётка борзотная. Заблудилась, поди. Этой дорога уже год, как заброшена. Как новую, после переизбрания наш губер закатал, вместе с мостом, так никто тут тачки и не гробит. А эта, блядь, как из одного места на лыжах.

И ведь я даже и подумать не мог, пока ползал, эту ебучую траву, для бабы Капы выискивал, что может кто-то вот так вероломно, наехать. И даже на жужжание мотора не повёлся, думал, что показалось.

Ан, нет! Надо доверять чуйке-то своей.

Это я просто здесь размяк. Раньше-то только ей и жил…

Жара ещё стоит, уже третий день не продохнуть, все дела колом. Планировал крышу переложить, да пришлось перенести на более благоприятное время, не такое жаркое. А бабка тут как тут, мол: «Женечка, хлопец, помоги, как раз гадючья травка жару любит, насобирай. Просить больше некого». Пришлось тащиться к старой дороге, где этой травы немерено растёт. Деревню-то из-за неё и назвали «Гадюкино», и вроде трава эта лечебная, несмотря на название. Ни хера не верю в это, но бабке отказать не мог, тем более ничем особым и не занят, как и вся деревня, впрочем.

Затянувшаяся сиеста, блядь! Уже три дня, как под сорок зарядило, вся работа встала в деревне. Почти все в супермаркете местном тусуется, под кондёром. У некоторых и дома есть, но всем вместе веселей. После обеда на речку повысыпят.

Мне же не на речку, ни уж тем более в супермаркет неохота, у меня дома все удобства. Меня бесит, что работа стоит, и, с другой стороны, понимаю, что с такой жарой, много не наработаешь.

Шевелю ушибленной ногой. Еле успел увернуться в последний момент, но толкнуло меня нехило, и это ещё повезло, что ехала она медленно, очень медленно, видимо, развалюху свою берегла.

Наступил и почувствовал боль в колене. Как, сука, грамотно, на старую рану мне. Колено оперированное, а она точно туда, кукушка пестрожопая.

Неуклюже собираю траву, что успел нарвать в корзину, что выдала бабка, и, хромая, тащусь до деревни.

Если эта швабра, не проездом, то наверняка в деревне я её найду, и тогда хана тебе, дура.

Вот где гадюка, в натуре!

Наехать на человека и оставить того, пыхтеть от ярости и бешенства, даже не удостоверившись, что с ним всё в порядке, это вообще, по каким законам?

Скорость, понятно, как и нога моя, хромает. Печёт, как в пустыне, и я скидываю футболку, обтираясь ей лицо, всё больше преисполняясь злобы и мести.

Ползу мимо моста. Снизу Витька с Катькой, уже на мелководье водятся, гусей дразнят.

– Привет, дядь Жень, – верещит Катька, и пропускает момент, когда вредный гусак щиплет её за открытый бок.

– Витька, отгони его, – ору пацану, который тоже рот раззявил.

Катька хнычет, потирая раненый бок.

Отогнать гусака получается не с первого раза, но всё же он ретируется к остальным гусям, возмущённо гогоча.

– Что вы к ним лезете постоянно, – ворчу я, не понаслышке зная, как больно щиплются эти сволочи. Самого порой хватают.

– Вы залётную тачку тут видели? – ору вниз детям, потихоньку прихрамывая мимо.

– К магазину поехала, – отвечает Катька, всё ещё хныкая.

– Ладно, спасибо.

Ну, вот ты и попалась, гадюка, и мстя моя будет страшной.

Но мстя меня, опередила.

Пока я доковылял до супермаркета, эта борзота городская, видимо, взбесила всю деревню, иначе, зачем им так дружно и споро наваливаются на её развалюху, и поносить матами, когда сама баба свои зенки от ужаса изнутри таращила.

– Чё за чехарда у вас тут, Митрич? – подошёл я ближе, цепляя самого говорливого, но не сильно упражняющегося мужичка.

– Да эта швабра с бигудями, прикатила, говорит, медведя задавила. Мы порасспросили её подробно, по всем параметрам, она тебя задавила. А мы же тебя, Евгений, жутко уважаем, вот решили её, на хрен, за это в речку сбросить, – отрапортовал Митрич, не забывая плеваться ошмётками семечек, что лузгал параллельно.

Баба в салоне замерла. Видно, что уже ужас перешёл в стадию смирения, либо она там, в обмороке от жары валяется, потому что сидит чего-то, не дёргается, только башка блондинистая мотается.

– Она не потонет в нашей речке, – наблюдаю, как самые крепкие мужики и бабы раскачивают старую Мазду, а в ней по инерции и бабу эту.

Туда-сюда.

– Ну, зато урок будет, – не унывал Митрич, тоже подметив, что карательные меры перестали действовать ввиду того, что пациент скорее мёртв, чем жив.

– Ну, так-то я жив и относительно здоров, – хмыкаю и тащусь к тачке.

– Э, народ, – гаркаю, так, чтобы все услышали.

Получается.

Все замирают, оборачиваются.

– Вы, если реально её топить не собираетесь, то надо выковыривать оттуда, а то пойдём все по статье, – указываю, что баба не шевелится.

– Дак, она закрылась там, – чешет репу Петрович.

– Ну, так тащи стамеску, отогнём немного. Тачка старая, может, поддастся, – несмотря на то, что она поганка борзотная, мне сидеть за неё неохота, а она там реально в ауте валяется.

– Чёт мы перегнули, – выдаёт вердикт Валя, обтирая лоб и поправляя свою форму.

– Вы охереть, как перегнули, – ворчу я, стуча по стеклу, может, очнётся там. В салоне напарено, пиздец.

– Чё нашло-то на вас?

– Да мы же за тебя, Женечка, – выступила вперёд Елена Дмитриевна, тоже вытирая красное лицо. – Говорит, наехала на мужика, здорового и косматого, он матом её покрыл, а она смылась. А там только ты… А как мы без тебя?

Рука-лицо просто!

– Нет, чтобы сбегать посмотреть как я, может помощь мне оказать, вы решили бабу эту в речке утопить, – стучу сильнее и пропускаю тот момент, когда она открывает свои осоловелые зенки, и, видя, что дорога пуста, решает свалить. Опять.

– Разойдись, – успеваю заорать и отскочить, правда, не совсем удачно, потому что ушибленное колено тут же сигнализирует о боли, но зато хоть миную колёса тачки.

– Там же тупик, – подходит Митрич, меланхолично наблюдая, как Мазда исчезает в клубах пыли.

– Ну и заебись, – скриплю зубами от боли. – Надо эту мартышку с гранатой, из машины выковыривать, иначе она тут всех нас подавит.

Говорю же, гадюка, в натуре.

4. Соседи.

– Выходи, не бойся, – стучит мне в окошко тот самый медведь, на которого я наехала.

Да, я боюсь.

Он себя вообще со стороны видел?

Весь косматый, здоровый, зачем-то футболку ещё снял, и как раз на уровне глаз его торс, и ремень широкий, на брюках карго, и, надо сказать, торс этот, очень спортивный, прям вот не медведь, а богатырь. И чего все так расстроились, когда поняли, на кого я наехала? Его же ни танком, ни БТРом, ничем не задавишь, тем более моей машинкой.

Надо ещё проверить, может, он её помял своими-то габаритами. Вон, какая махина.

– Я не боюсь, – говорю тем не менее и убираю со лба налипшие волосы, – я сейчас полицию вызову.

– Нет, хороша, ёперный театр, – встревает вертлявый худой мужик, гнусавым голосочком, параллельно не переставая щёлкать семечки.

На нём какая-то заношенная футболка, с непонятным, вытертым логотипом, растянутые треники, сланцы, и кепка блином, обрамляет худое, небритое лицо.

Он же всех подначивал меня утопить в речке.

– Сама совершила ДТП, слиняла с места происшествия, а теперь ещё и полицию…

– Подожди, Митрич, – перебивает его медведь. – Выходи, задохнёшься же там, – заглядывает медведь в окошко, прищурив глаза, и травинку во рту туда-сюда мотает.

Я отпрянула и отвернулась, глаза хоть и прищуренные у него, а взгляд цепкий.

А в салоне и вправду уже не продохнуть. Окошки уже все в испарине. Одежда прилипла к телу, и, мне кажется, я теряла сознание. Точно сказать не могу, потому что всё происходящее последние полчаса напоминало какой-то кошмар или американский хоррор, про поворот не туда.

Милые с виду люди превратились в зверей, когда разобрались, что я сделала. Я еле успела спрятаться в машине, хотя это мне не особо и помогло. Чуть богу душу от страха не отдала.

– Митрич, сбегай за водичкой, – просит медведь вертлявого.

– Ага, щаз, – фыркает тот, но вразрез своим словам, прячет семечки в карман и берёт из рук медведя пустую бутылку и тащится в сторону колонки.

– Выходи, сильно ругать не буду, – снова перестукивает костяшками по стеклу, а я зачарованно на эту ладонь загорелую смотрю.

Вот это ручища, пальцы длинные, костяшки крупные, все в тёмных волосках, и венах перевиты. На запястье татуировка, браслет широкий, геометрия какая-то. Эстетично, и ему идёт.

Эх, была не была!

– Отойдите, – решаюсь я, потому что находиться в салоне уже действительно невыносимо, да и народа этого дикого нет, и медведь не рычит, пока.

Он отходит, немного прихрамывая, обтирает своё косматое лицо снятой футболкой и мрачно наблюдает, как я вываливаюсь из машины. И если до этого, я была пожёвана, то сейчас, я ещё и переварена. Насколько было душно в салоне, я понимаю по тому, что даже в такую жару ощущаю дуновение ветерка на влажной коже.

Мамочки, как же я хочу в душ! Всё бы отдала, чтобы помыться.

– Держи, криминальный элемент, – возвращается вертлявый и протягивает мне бутылку воды, правда делает это так внезапно, что я вздрагиваю, и, вместо того, чтобы взять как следует бутылку, взмахиваю руками, и половина из неё льётся прямо на меня.

Ну вот, я же просила о душе.

Говорил мне папа: «Дочь, будь скромнее в желаниях, они порой сбываются!»

С досадой смотрю сперва на вертлявого, потом на медведя, затем уже на свою белую футболку, чувствуя, как мокрое пятно расползается всё шире, и жажда нарастает прямо параллельно, а может, и стремительнее, чем это пятно.

Выхватываю бутылку из рук застывшего вертлявого и прикладываюсь к горлышку, пью большими глотками, чувствуя, как в голове проясняется.

– Ну, вообще, ни чё такая, – непонятно вставляет мужичок, – как думаешь, Жень?

– Нормальная, – опять рычит медведь.

О чём они говорят, до меня доходит лишь спустя пару мгновений, когда я утоляю жажду, и бросаю невзначай взгляд на свою футболку, а вернее, на мокрое пятно, благодаря которому просвечивает всё, и даже тонкий бюстик. И видно… да всё видно, блин! А вода так-то холодная, и мои соски ещё и рельефа добавляют.

– Да как вы смеете? – не нахожу ничего умнее, как скрестить руки на и возмущённо воззрится на мужчин, нагло пялящихся на мою грудь.

– Сперва под колёса кидаетесь… потом всей деревней… утопить пытаетесь…а теперь…теперь… – мой мозг не может никак идентифицировать сей проступок, и я просто выпаливаю, то что приходит первым, – обливаете.

Вертлявый усмехается, толкает локтем медведя, мол, смотри, какая дура.

Вот только медведь не спешит заражаться его настроением, и смотрит, как-то остро, и мне очень неприятно от его внимания, и зарождающаяся истерика исходит на нет, в самом её начале.

– Так, тихо! – командует он. – Давай по порядку, какого ляда тебя в нашу деревню занесло, ещё и по дороге заброшенной?

– Заброшенной? – эта информация настолько меня озадачивает, что я забываюсь и опускаю руки. – А мне только эту навигатор указал…

– Навигатор, – хмыкает вертлявый, закидывая очередную порцию семечек в рот.

– А что есть другая? – не реагирую на этого клоуна.

– Есть, – кивает медведь, и дальше не собирается пояснять, складывает руки на груди своей могучей, чем и напоминает, что и мне не помешает прикрыться.

Вертлявый, не стесняясь, переводит взгляд мне на грудь, потом снова смотрит в лицо и щербато улыбается.

Я сжимаю губы и расправляю плечи.

Пусть смотрит.

Пусть хоть всю деревню позовёт.

– Не знала я ни про какую другую дорогу. Какую навигатор показал, по той и поехала, – смотрю в прищуренные глаза медведя.

Там ноль эмоций, и взгляд не ниже моих глаз.

Ну, надо же, какая мрачная махина! Не очень-то и хотелось мне его внимания.

– Вы вообще в траве прятались, вас заметить трудно было…

– Ближе к делу, – обрывает меня.

Вертлявый ожидаемо усмехается.

– А вы вообще кто такой? – не спешу я откровенничать, – почему командуете здесь? Это что, ваша деревня?

Во мне, хоть и запоздало вскипает гнев.

– Ты гляди, Жень, характер прорезался, – вякает вертлявый. – Натворила дел. Человека уважаемого чуть на тот свет не отправила…

– Да ваш человек уважаемый, выскочил неожиданно с такими матами, что вообще непонятно было, человек это или тролль с перепоя…Ещё посмотреть нужно, кто кого помял…

– Тихо! Оба, – гаркает медведь Женя и выплёвывает измочаленную травинку.

Мы с вертлявым чуть ли не по стойке смирно замираем.

– Без лирики обойдёмся, – продолжает он, делая шаг ко мне, и я непроизвольно отступаю.

Создаётся такое впечатление, что лавина на тебя надвигается, неотвратимо и страшно. И приходится одёрнуть себя, чтобы окончательно не трусить, хотя и сложно это сделать, особенно когда ещё и с таким лицом мрачным, сейчас одной рукой взмахнёт, и если промахнётся, то обморозит, а уж если попадёт…

– Если ты не заметила, на солнце сорокет давит. С хера рассусоливаем?

– А вы боитесь, что вам в супермаркете места не достанется, или у вас, как у уважаемого жителя деревни, забронировано? – отпрянула ещё дальше, потому как дерзить большим дядям, лучше на расстоянии.

Но он выдал что-то наподобие улыбки на своей косматой роже и, огладив бороду, кивнул.

– Типа того, так что резче! Чего здесь забыла?

Вертлявый стоял рядом, с интересом, слушая наш диалог. Я скосила на него взгляд, и он снова щербато мне улыбнулся.

– У меня, вообще-то, дом здесь, – важно выпятила я грудь, но потом вспомнила, что она у меня сейчас не совсем в приличном виде, сложила на ней руки.

– Дом? – озадачился медведь. – Какой ещё дом?

– Баба Нюра Агапкина, моя родственница, оставила мне по наследству дом, – смирилась я с допросом, понимая, что от меня не отстанут.

– Вот те раз, – хмыкнул вертлявый, а медведь вообще застыл изваянием. – Прикинь, Жень, вы ещё и соседи.

Великолепно! Всегда мечтала жить по соседству с медведем. Надеюсь, там высокий забор и проволока колючая.