Текст книги "Мой гадский сосед (СИ)"

Автор книги: Ann Lee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

8. Один-один.

Нет, всё же я заблудилась в этих трёх соснах, хотя с пригорка, с которого всё отлично просматривалось, казалось, чего проще.

Позади осталась деревня, впереди текла речка, тонкой полоской заворачивая в негустой, так мне казалось, лесок. Под ногами лежал небольшой луг, весь усыпанный ромашками, на краю которого, паслись коровы. А за лесом я даже разглядела поле и пухлые тюки сена.

Небо высокое, бездонное, голубое, ни облачка, и ласточки носятся по лазури, точно рыбки в море, ныряют.

Живописно, и очень красиво, была бы художником, картины бы писала с таких просторов.

Настроение было так себе.

Второй день я здесь, и каждый из них, как на войне побывала.

Ничего из того, что мне представлялось, когда я рванула сюда, не было и близко.

Дом у тётки маленький, старый, того и гляди скоро завалится. Благо есть электричество, и на том спасибо.

Телефон ловит через раз. Про интернет вообще молчу.

Огород, весь заросший бурьяном. Укроп на салат, и тот приходится втихомолку у соседа рвать.

Но всё это фигня, и со всем этим я легко могу свыкнуться.

А вот принять наличие этого самого соседа, и отсутствие забора между нами очень тяжело.

У него-то и домина в два этажа. Перед домом площадка вся плиткой заложена, и тент для «танка» его стоит. Даже грядки аккуратные какие-то есть, и летняя веранда с мангалом, и что-то похожее на баню.

Живи да радуйся, особенно на контрасте с той разрухой, что мне досталась. Но нет.

Этот противный сосед, Евгений, гад Медведьевич, просто достал!

Такое хамло я впервые в своей жизни встречаю, притом что я работаю в мужском коллективе. Но никто, за пять лет, что я тружусь в компании, даже наш шеф, который на расправу скор, сперва наорёт, потом подумает, даже он никогда со мной так не разговаривал.

Про мужа вообще молчу.

Лёшик не позволяет себе повышать на меня голос, и грубить, чтобы между нами не произошло. Это я, бывало, в сердцах, могла наорать, наговорить всякого…

А этот…

С первого взгляда, кажется, ненавидит.

То одета я не так. То говорю, не то.

Я просто в ступоре от того, что я могу в человеке столько негатива вызывать, как у этого медведя неотёсанного. Из нормальных слов, за два дня, что он мне сказал, это предлоги.

Рычит постоянно. Вечно недоволен всем. Недаром живёт один. Кто такого вытерпеть сможет? Даже пёс сбегает.

Может, я ему помешала тёткин участок захапать? Он ведь на него покушался «танком» своим.

Может, не простит никак, что я наехала на него. И я честно бы извинилась, но он же мне и шанса не даёт, каждый раз, то зыркнет так, что язык к нёбу присыхает, то ещё хуже, сам говорить начнёт.

А может, достоинство мужское, не очень достойное, и он ненавидит и винит всех женщин в немощи своей?

Хотя вот нет, ненавидит он конкретно меня, остальные от него прям в восторге.

Пообщалась я сегодня с одной его поклонницей. Навряд ли она бы с таким щенячьим восторгом о нём отзывалась, если бы он с ней так, как со мной.

Благодаря тому, что мои запасы съел прожорливый Туман, у которого, между прочим, специализированный корм, а предпочитает он мою гречку с индейкой, пришлось тащиться в супермаркет.

Из еды остались сухари с изюмом и банка тушёнки.

Сосед даже и не подумал возместить мои затраты на своего пса, ещё и кривился, когда я остатки сегодня утром занесла.

Опять полураздетый. Здоровый как… Как медведь. И шерстяной тоже весь. Бр-р-р.

Глазищами сверкает из-под густых бровей, и просто режет своей грубостью.

Гад. Недаром живёт в Гадюкино.

И вот на свой страх и риск, выползла я за продуктами, честно говоря, опасаясь немного новых мер карательных от жителей деревни.

Но всё прошло гладко.

Первого, кого я встретила, это вертлявого дружка медведя, который живёт, оказывается, напротив.

Он выглянул из-за покосившейся калитки, когда я проходила мимо, неизменно треская семечки и придерживая ногой, норовившего выкосить плешивого петуха. Всё в тех же помятых штанах и кепке, только рубашку сменил. Приветливо поздоровался, провожая прищуренным взглядом, заставляя усомниться, что я опять, по мнению мужского населения деревни, непристойно одета.

Оглядела мельком себя, но не нашла ничего криминального в своём сарафане. Пристойно всё. Не короткий, не облегающий, не просвечивает.

Так что пусть идут лесом ценители моды и нравственности. На улице жара, какой день стоит. И на себя пусть посмотрят.

Дальше была стайка детишек, которые на меня и вовсе не обратили внимания.

Мальчишки постарше, промчались мимо на мопедах, оставляя на грунтовой дороге, усыпанной коровьими лепёхами, пыль.

Потом были бабульки, сидели рядком на скамейке, с которыми я поздоровалась сама.

Они переглянулись, точно спрашивая друг у друга, кто я такая, но ответили мне.

Где-то вдалеке доносилась музыка, стук молотков, и визг перфоратора.

И вот так, без приключений, я дотопала до магазина.

Замерла на мгновение, представив, что сейчас снова попаду под всеобщее внимание, но и тут меня ждал сюрприз, когда я всё же решилась войти.

Наблюдательный пункт был пуст. Только несколько посетителей в зале и дородная кассирша на своём рабочем месте.

Обрадованная этим фактом, прихватила тележку и поскакала за покупками.

На кассе правда, пришлось приложить усилия и натянуть кислую лыбу.

Кассир, медленно протаскивая мои покупки через сканер, не стесняясь, разглядывала меня, и я опять усомнилась в выборе наряда.

– Где все? – решила отвлечь её.

– Так, среда же, – пожала она плечами, и дальше не пояснила, словно после этого я должна что-то понять.

Уточнять не стала, но запомнила, что в среду сборищ почему-то не бывает.

– Смотрю, освоилась, – хмыкнула она, всё так же неторопливо сканируя мои покупки.

– Ага, – я так же размеренно их упаковывала.

– Вот это не бери, – отложила упаковку с йогуртами.

– Я посмотрела. Там сроки, норм.

– Сроки-то в порядке. Только пару дней они на складе валялись, пока мы про них вспомнили, – усмехнулась она. – Начальство сейчас отчалит и уберём. Наши все знают.

– Спасибо, – улыбнулась я польщено, не ожидая, после той горячей встречи, что мне здесь устроили, ничего хорошего.

– Не за что.

– Слушайте…

– Меня Валей зовут, а тебя? – перебила меня.

– Маша.

– Маша, давай на «ты», – предложила Валя, протаскивая через сканер упаковку яиц.

– Без проблем давай, – пожала я плечами.

– Вот и хорошо, – выдала в ответ скупую улыбку Валя, – ты не обижайся на нас, за то, что потрепали тебя немного.

Ну, насчёт «немного» я бы поспорила. Я от страха и духоты, чуть душу богу не отдала. Но спорить не стала, боясь нарушить налаженное перемирие.

– Бывает, – выдала нейтральное. – А вы… – запнулась, – ты не подскажешь, есть в деревне работники какие-нибудь? Мне бы забор поставить, да в огороде порядок навести, траву там скосить.

– А ты к Жене, к соседу своему обратись. Он у нас на всю деревню, такой рукастый, – тут её флегматичность треснула. При упоминании моего соседа улыбка растянула тонкие губы. – Он тебе и забор поставит, и траву скосит…Мы его очень уважаем!

– Да я уже поняла, – приуныла я, понимая, что к соседу я обращусь в самую последнюю очередь.

– А никого больше нет?

– Ну, Пашка с Витькой Коробановы, – пожала она плечами, наконец, закончив пропикивать мой товар, и нагнулась, подперев пухлую щёку кулаком, продолжила, – но они сейчас дом строят, откажут, не до тебя. Да и Евгению уже обещали с крышей помочь.

– Евгению, то бишь Жене? Соседу моему? – спросила, а про себя ещё и добавила «гадскому».

– Ага, – продолжила мечтательно улыбаться Валя.– Митрича можешь попросить, траву скосить, но он такой, сто раз пообещает…пока дождёшься…

– Понятно, – разочарованно протянула я, понимая, что отделения моих владений от медвежьих откладывается на неопределённый срок.

Достала карту, помахав возле носа Вали, показывая, что готова оплатить.

Она, не торопясь, разогнулась, потянулась, выставляя напоказ шикарную грудь, которой явно было тесно в форменной жилетке, и она плющилась в разные стороны, и, что-то нажав на клавиатуре, кивнула мне на терминал.

Пока дотащила пакеты, взмокла вся.

На обратной дороге опять поздоровалась с бабками. Те уже, видимо, меня запомнили, – охотно ответили, улыбнулись.

Общий двор встретил тишиной, хотя, когда уходила, сосед в машине копался. А сейчас ни гада, ни пса. Утопал куда-то по делам своим медвежьим.

Дом с утра уже хорошо нагрелся, отдавая теперь тепло сторицей, пока раскидывала продукты, взмокла вся. От духоты и жары даже есть расхотелось, хотя на обратной дороге очень живо представляла себе пышный омлетик с салатиком, у меня ещё и укропчик остался.

Но готовить сейчас на раскалённой плитке, а у тётки была электрическая, которая долго раскочегаривалась, зато потом пыхтела жаром на весь дом, не хотелось от слова «совсем».

А вот идея сходить на речку, и почилить там пару часиков, воспринялась мной на отлично. Правда, идти под мост, где паслись гуси, мне не очень-то хотелось, а вот поискать пустынный бережок, там, где никого не будет, – это было бы неплохо.

Вот так я и оказалась в лесу.

Речку пока я так и не нашла, но зато заценила буйство природы и разнообразие мира насекомых.

Идти назад, так и не искупавшись, не хотелось, но вся кожа уже зудела от укусов и пота, и, признав, что у меня напрочь отсутствует чувство направления и ориентации в пространстве, я повернула назад и услышала вдруг, совсем рядом плеск воды и низкий лай собаки.

Пошла на звук, уже примерно догадываясь, кого там увижу.

Так и есть.

Мой гадский сосед резвился в воде, играя с Туманом. Делал именно то, что так хотелось делать мне.

И естественно, присоединяться я не собираюсь, и придётся мне водные процедуры переносить в самодельный душ тётки Нюры, перед этим ещё и воды натаскать.

Глянула последний раз, из своего укрытия на водную гладь, и вожделенный бережок песчаный, покрытый редкой травкой, и на того, кто украл мою мечту и замерла.

Евгений Медведьевич, как раз из воды решил выйти. И видимо, ввиду того, что он считал, что здесь один, и никто его не увидит, купался он нагишом и не может у него быть комплексов по поводу своего достоинства. Там прямо полный порядок. Страшно представить его в «рабочем» состоянии. Это же, как он ходит-то. Хотя такая махина. Вон бёдра, какие мощные, по воде волны, как от баржи идут, когда он, рассекая гладь, выходит на берег.

За разглядыванием я пропустила момент, когда нарезвившись в воде, на сушу выбежал Туман, и, отряхнувшись, учуял меня.

Коротко гавкнул и даже сделал несколько шагов по направлению ко мне.

Сосед тут же метнул взгляд в мою сторону, и на секунду поймал меня в прицел своих прищуренных глаз. Я резко отпрянула, запнулась об корень, навернулась и поползла назад прямо на заднице.

Быть застигнутой за подглядыванием было для меня настолько стыдно, что я соскочила, и, забыв, что, вообще-то не особо представляю направления, побежала, куда глаза глядят.

Каким-то образом, я вывалилась из леса, на берегу речки, возле моста, попав опять под всеобщее внимание, потому что здесь было ещё одно место сбора всей деревни.

Это мне придало ещё больше ускорения, потому что я с ужасом представила, что за мной сейчас из леса выйдет сосед, и всем расскажет, что я за ним подглядывала.

Народ оглядывался, посмеивался, кто-то даже здоровался, но не препятствовал, и, быстро преодолев мост, я помчалась домой, чтобы успеть скрыться до прихода соседа.

К вечеру, когда сидеть в духоте уже не было сил, и, поняв, что, возможно, меня и не видел никто, я выползла во двор, потом таким же тихим сапом сходила за водой, и, наполнив бочку, наконец, встала под холодные и вожделенные струи. И именно сейчас только позволила воспроизвести в памяти то, чему стала свидетелем.

Даже врать себе не стану, что меня не поразило то, что я увидела, потому что это не так. Я с каким-то вожделенным трепетом воспроизводила в памяти голого соседа и краснела как школьница, когда совсем уж непрошеные мысли лезли в голову.

Холодная вода нисколько не остужала не стыд, который я испытывала, когда представляла, что он всё же меня заметил, ни пыл тела, когда ко всему увиденному сегодня вспоминала мой недавний сон.

Надо валерьянки на ночь напиться, не усну ведь.

Вода закончилась быстро, и я, выжав волосы, вышла из-под лейки, потянулась за висевшим на крючке полотенце, и первым делом промокнула пылающее лицо.

– Один-один, – раздалось надо мной насмешливо-низкое.

Я даже сделать ничего не успела.

Не возмутится, не заорать, и уж тем более прикрыться.

Только полотенце с глаз спустила и смотрела, как удаляется сосед по заросшей тропинке, отгибая в сторону траву.

9. Сдаюсь!

Нет, я всё, сдаюсь!

Не может быть это просто так!

Я же не железный, блядь!

Когда у меня перед носом постоянно, то жопа, то сиськи.

Даже в лесу от неё нет спасения.

Специально ушёл пораньше, пока было прохладно. Как раз пошли лисички и сыроежки.

Туман проводил меня скучающим взглядом, наверняка возблагодарив всех собачьих богов, что ему не надо тащиться вместе с хозяином.

Туман не любил лес.

Его максимум – это дойти до речки, где мы с ним любили купаться, а вот если за грибами или ягодами, я даже и не тянул этого лентяя за собой.

Пару раз брал, так он у каждого дерева норовил привал сделать, поэтому когда уходил на длительное время в лес, Туман оставался один дома.

Старая соседка не очень жаловала его.

Туман – парень молодой, любвеобильный, хоть и по-первости может рявкнуть так, что и заикаться начнёшь. А как принюхается, привыкнет, то тут-то, и начинается любовь, со всеми вытекающими прожорливыми и слюнявыми факторами.

Да и переехали мы, когда вечно ворчащая баба Нюра еле передвигалась, а забор между нашими участками уже лежал.

Помню, видела хреново, а всё равно кого-то ругала. А Туман с его энергией, ещё и на фоне бабки старой, огребал от неё одни проклятия, но всё равно лез к ней на участок.

У бабки весь огород кроты перерыли, так он, бывало, за ними, ещё больше накопает. Она выйдет, зенки свои слепые настроит и поносит его, шамкая беззубым ртом, и меня соответственно, что не слежу за псом своим.

Так, мы и жили.

Потом бабки не стало. Огород зарос травой, и даже кротам на хрен не сдался.

Я честно, уже думал скосить всё под ноль, протравить и плиткой закрыть, потому что лезет трава и ко мне, хоть с этой стороны у меня кусты да деревья, и так по мелочи, лук и укроп. И всё равно задолбался траву эту рвать бесконечно.

Честно ждал, когда какой наследник объявится, и юзал потихоньку под свои нужды бабкин участок.

Дождался.

Ну, кто ещё место старой язвы может занять? Естественно, молодая.

Один плюс в том, что Тумана теперь можно было надолго оставить.

Эта вуайеристка недоделанная хоть и ворчала, но её особо не смущала не шерсть моего пса, ни его постоянные слюни, и да, её гречку с индейкой он полюбил больше, чем тот корм, который ему подобрали специально, и за который я отвалил херову тучу денег.

Он неизменно пасся у неё, и я уже не ворчал, воспринимая сей факт как данность.

После того случая, взаимного подглядывания, между нами установился некий нейтралитет. Хотя мне ещё долго её сиськи являлись во всех моих грязных мыслях, и сказать, что я не думал о том, чтобы завалить её, уже, наплевав на всё, что меня стопорит, ни сказать ничего, но установившееся спокойствие было мне дороже.

Тем более к ней отец приехал, странно, что не муж, ну, у каждого свои заебоны и проблемы. Батя её, кстати, оказался нормальным мужиком, строителем, так что, вся ересь у них по женской линии передаётся.

Забор, кстати, не поставил, а вот с домом и огородом помог.

Мы всё меньше стали цепляться, и я потихоньку стал успокаиваться, а то уж думал, свихнусь, пока до этой заразы не доберусь. Нет, были дни, когда мелькнёт где-нибудь её жопа, тем более что лук и укроп она тырить у меня не перестала, но Туман съедал у неё в два раза больше, так что мы квиты.

Мужики в деревне по большей степени охотники, поэтому за грибами вытащить мне никого не удалось.

Особо не расстроился, в некоторые моменты жизни я предпочитаю одиночество.

Я сюда-то уехал, потому что задолбал город с его шумными улицами, где ночь от дня не отличается, и каждый встречный может узнать тебя.

Надоело.

Леса здесь были не густые, в основном намешанные из берёзняка и клёна, но чем выше поднимался лес, тем больше встречалось сосен и елей.

Зверья тоже водилось умеренно, особенно ближе к людским тропам, волков и медведей точно не встретишь, спокойно можно бродить, главное – не углубляться в лес. А так белки по соснам скачут, да в валежнике заяц прошмыгнёт или ёж деловито переползёт дорогу.

Грибов набрал быстро и много, но, глянув на часы, понял, что не заметил, как полдня прошло, пошёл на выход, уже предвкушая жарёху с лисичками.

Гроза опустилась резко, ещё на выходе я ловил лицом мелкие капли, а через мгновение налетел ветер, растрепав на поле стог.

Голубое небо стало ближе и темнее. Издали потянуло озоном. Всё затихло на мгновение, а потом сверкнуло, и шарахнул первый раскат грома, и тут же упала стена воды.

Гроза в поле, тот ещё аттракцион, не убьёт, так покалечит, поэтому я быстрыми перебежками дошёл до широкого навеса сеновала.

Открытый сарай, в два этажа, где хранили сено, продуваемый, но зато с покатой крышей, с которой ручьями стекала вода.

Вымок до нитки, хоть выжимай.

Скинул мокрую одежду, разложив её на ближайшем стогу, оставшись в одних карго и ботинках. Завалился на крайний к выходу стог сена, и, вставив ароматную соломинку в зубы, уставился на стену дождя.

Движение я заметил не сразу. Мелькнуло что-то белое, естественно, размытое. Подумал ещё, что херня всякая кажется.

Но херня не исчезала, а даже приближалась. А вскоре вполне обозначилась и оказалась белым мокрым сарафаном на женском теле. Вполне узнаваемом теле, особенно его отдельных частях.

Вымокшая не то, что до нитки, просто в хлам, моя соседка, ввалилась под навес, и тут же за ней сверкнуло и грохнуло, точно высшие силы предупреждали меня, что надо валить.

Но когда я кого слушал. Особенно когда на горизонте снова замаячили соблазнительные сиськи.

Стоит, трясётся вся, а тряпка, что сарафаном зовётся – насквозь, и видно так, как в душе неделю назад, когда пришёл сравнять с ней счёт.

Она ещё меня не видит, отфыркивается от воды, пытаясь отжать волосы и одежду, а я уже нацелен на неё.

За громким шумом дождя, моих шагов не слышно и поэтому, когда я подхожу и нависаю над ней, когда она почти по пояс задирает подол и выжимает его, громко вскрикивает и резко оборачивается.

– Ты дурак! – верещит, забыв в своём праведном гневе, что стоит передо мной по пояс голая практически.

– Маша, а ты какого хера, по лесу шастаешь одна? – перехожу сразу в атаку.

– Да, я-я-а…– тут она понимает, что не опустила подол, выпускает его из рук, но он мятой тряпкой прилипает к её бёдрам, нисколько не закрывая голой кожи.

И я смотрю на ножки её стройные, и кожу всю мокрую, покрытую мурашками.

Я бы эти ножки на плечах своих поразглядывал, погрел.

Задолбало уже в себе давить этот интерес.

Пора бы уже закончить с этим.

– Не твоё дело, – находит она пригодную формулировку, остервенело, расправляя мокрую тряпку, и отступает, но только позади стена, а впереди я.

– Маша, давай начистоту, – возвращаю её внимание, подступив ближе. – Мужика твоего я чёт не наблюдаю. Не знаю, что там между вами, если ты в нашу глухомань слиняла…

Она вспыхивает при этом.

– Но мне по ху… хрен, – упреждаю её вспышку.

– Мне уже вот где, – мазнул себя по шее, – все твои явные и неявные заигрывания…

–Что? Да иди ты в задницу, – завелась она, пылая праведным гневом, пытаясь убрать с лица налипшие волосы, но порывы ветра возвращали их назад.

Я подошёл почти вплотную, откинув её руку, и бережно заправил мокрые локоны за ухо.

– Я могу и в задницу, – склонился ниже, ловя её свежий, нежный запах. – Как пожелаешь. Только давай уже сделаем это.

– А ты не охренел мне такое предлагать, медведь неотёсанный? – пыталась она сохранить лицо, но выступивший на щеках румянец, я заметил.

Видимо, зашла моя идея.

– А ты не охренела, вечно голая передо мной ходить, язва ты колючая? – парировал, всё больше, притирая её к стенке.

Руки так чесались накрыть вожделенные сиськи, смять, почувствовать тяжесть.

– Да не хожу я перед тобой, го..лая…– осеклась, явно вспомнив события недельной давности. – На себя посмотри, – сдулась тут же.

– То-то же, – хмыкнул довольно, честно говоря, начиная выпадать из разговора, так как кровь от головы отливать начала. Мысли бежали впереди действий. Ещё ведь ничего не произошло, а меня вело настолько, точно, я уже трогаю, глажу, сжимаю.

Тем более мокрый сарафан, давал хороший обзор на все интересующие меня части тела. Особенно на грудь, что топорщилась прямо в меня твёрдыми сосками.

– Так что давай уже снимем это напряжение, – хрипло завершил мысль, поддевая пальцами её подбородок, чтобы заглянуть в глаза.

Соседка моя раскраснелась, видно, что велась, но сопротивлялась.

– Спасибо, – отпрянула в миллиметре от моих губ, когда я уже готов был поцеловать её. – Видела я, что ты мне предлагаешь, боюсь, не осилю.

Чего-чего, но признание моей мужской состоятельности, я не ожидал, даже сбился с намеченного плана.

– Осилишь, – рассмеялся, поймал её ладони и положил себе на живот. Холодные пальцы дрогнули, и я накрыл их, потянул ниже, к поясу штанов, наблюдая, как трепещут её ресницы, и раздуваются крылья носа.

– Я разогрею. Скажи, как ты любишь? – последнее потонуло в громыхнувшем громе, и я больше не стал тянуть, вжался в её губы.

Она упрямо стиснула их, и я надавил языком, обхватывая ладонями её лицо, не оставляя простора для манёвра.

Сдалась, открылась.

И я, вклиниваясь языком всё глубже, медленно, но неотвратимо накрывая её своим телом.

Ну, наконец-то!