Текст книги "Ледокол (СИ)"

Автор книги: Ann Lee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Я, наконец, встала на подрагивающие ноги, ощутив вдруг небольшую саднящую боль в новом источнике удовольствия.

Обалдеть, как я на это решилась?

Да и разве я решалась. Как с Киром можно спорить. Совершенно невозможно. Он решил, и подвёл меня к этому. Я усмехнулась и пошла в коридор.

Здесь было светлее, и я зажмурилась, только сейчас осознав, что совершенно не стесняюсь своей наготы. И даже больше, чувствую себя очень привлекательной, вышагиваю грациозно, покачиваю бёдрами.

Но как только я вхожу, в запаренную ванную. Вода прекращает свой шум, и Кир выходит, из душевой.

– Ты уже всё? – разочарованно тяну я.

– Могу остаться, если тебе так хочется сделать это в душе, – усмехается Кир, и обтирается полотенцем.

Я слегка смущаюсь.

У меня, что на лице всё написано?

– Нет, – поспешно отвечаю я, – я просто…

– Мойся спокойно, я не сбегу, – снова усмехается Кир, и оборачивает бёдра полотенцем, – обещаю, что разрешу потом воплотить все твои фантазии в жизнь!

– Да, я не… – начинаю оправдываться, но он выходит. И, слава Богу, потому что, не видит, как я краснею. Просто взял и прочитал меня, как раскрытую книгу.

Возвращаюсь в спальню, посвежевшая, завёрнутая в большое белое полотенце.

Кир лежит на кровати, и похоже спит.

Вот тебе и позволю воплотить все фантазии.

Я разочарованно вздыхаю и устраиваюсь на своём краю. Несколько минут назад не могла глаза разлепить, а теперь взбудораженная и взволнованная своими же фантазиями, ни капли не хочу спать.

Но как только я удобнее устраиваюсь, Кир тут, же притягивает меня к себе, обнимает, укладывает на плечо.

– Я думала, спишь, – глажу его грудь, зарываясь пальцами в волоски. Жаль что свет приглушённый, мне так нравиться рассматривать узоры на его коже.

– Я просто в покое, наконец, – говорит он, и приподнимает моё лицо за подбородок, склоняется, но не целует, смотрит, и в приглушённом свете его светлые глаза наоборот кажутся тёмными.

– Скажи мне, чего ты хочешь? – спрашивает и свежее дыхание обрамляет моё лицо.

– Хочешь на море? Испания? Тай? Куба? – Палец обводит контур моих губ, гладит.

Я не спешу отвечать, слушаю.

– Или может, наоборот, на лыжах покататься? – продолжает он.

Голос и вправду расслабленный, хриплый.

– Хочешь, тебе завтра тряпья купим, цацки всякие, всё что захочешь.

– Кир… – пытаюсь, вставит, но он не даёт, целует.

– А хочешь, переезжай сюда, – отрывается от моих губ, – пацана своего бери, место до хрена. Или лучше в дом, там и воздух чище.

– Нет уж, – среагировала я, вспоминая какой там проходной двор, – там у тебя, кто только не шатается!

– Никого не будет, – обещает он. – Ну что скажешь?

– Скажу, что это неожиданно! – туплю взгляд.

– Не хочешь? – напрягается он.

– Дело не в этом, и раз ты позволяешь просить, то я прошу об откровенности.

– О чём? – удивляется Кир.

– Об откровенности, – поясняю. – Расскажи мне о себе. Я ничего о тебе не знаю.

– Ты думаешь, что что-то изменится от того если ты узнаешь в какую я ходил школу, и во сколько лет потерял девственность? – цинично заявляет он.

– Ты хочешь, приблизить меня, перевезти к себе, но всё равно закрываешься, – отстраняюсь. – В чём тогда смысл?

Он молчит некоторое время, и я думаю, что он уже не ответит. Хмурит брови, губы в линию. Тянет руку к тумбочке и закуривает. Сизый дым окутывает комнату.

– И что ты хочешь знать, красивая? – наконец отмирает он.

Я улыбаюсь. Значит, есть смысл, раз поборол своё упрямство. Возвращаюсь к нему на грудь, и заглядываю в глаза.

– У тебя есть родители? Ты вспоминал отца, говорил, что он дал тебе редкое имя.

– Да есть, – Кир затягивается, и выпускает дым, тянется к пепельнице, и тушит сигарету, рассеивая дым рукой. – Они живут далеко, и отец и мать.

– А братья, сёстры?

– Нет, – кроткий ответ.

– Ты говорил, что занимался дзюдо? – продолжаю допрос.

– Да занимался. Чёрный пояс, пятый дан, – опять короткий ответ, но глянув на выжидательно-замершую меня, Кир вздохнул, и продолжил. – Потом в армию ушёл, в ОМОНе служил, со спортивной карьерой не сложилось, впрочем, как и с ментовской. Всё! Удовлетворил любопытство? – раздражённо кидает он.

– А ещё ты говорил, что сидел за убийство, это правда? – не унималась я.

– Правда, в чём резон мне врать? – хмыкает. – Или ты всё ещё надеешься, что я ангел?

– А почему так произошло? Почему? Зачем? Неужели не нашлось другого выхода, кроме как…

– Ты пытаешься меня понять что ли? Хочешь оправдать? – зло усмехается он, и отодвигается.

– Кир, просто расскажи, – пытаюсь утихомирить его.

– О чём рассказывать, Юля? – надменно интересуется, и кривится. – О том, как я вышиб мозги человеку? О том, что ни разу об этом не пожалел? О чём ты хочешь знать?

Кир садится, отворачивается. А я с укором смотрю на его спину.

– Хочешь знать, был ли у меня выбор? – доносится до меня. – Да он был, но я предпочел, чтобы этот скот сдох! И он сдох! И так будет с каждым, кто посмеет взять моё!

Я подтягиваюсь и сажусь за ним, обнимаю за спину и прижимаюсь. Не знаю, что его так разозлило, но пытаюсь его, как-то утихомирить.

– Ладно, прости, больше не буду лезть не в своё дело, – бормочу в его лопатки.

Он замирает, не пытается скинуть мои руки, и я, осмелев, скольжу ими по груди и животу, к кромке повязанного полотенца.

– Ну а ты? – вдруг спрашивает Кир. – Где нашла своего муженька, да ещё и замуж в восемнадцать выскочила! Неужели любовь? – сарказм режет уши.

– Представь себе, – язвлю в ответ, и хочу руки убрать, потому что бесит своими насмешками, но он крепко хватает меня, удерживает.

– Представляю, – хмыкает, – и всё же?

– Да я его любила, – сдаюсь, и, пытаясь высвободиться, трусь грудью о его спину, – и раз уж ты такой добрый сегодня, прошу, не убивай его, когда найдёшь!

Кир замирает, а потом руки мои отпускает и медленно поворачивается. В глазах хищный блеск.

– Чё это? Он же проиграл тебя, по сути, в карты? – ой как нехорошо звучит его голос.

Низкий, хриплый, словно рык льва раскатывается.

– Кир… – сглатываю ком в горле.

Ну, всё по ходу ты доигралась, Юля!

– Что? – голову склоняет, и точно хищник перед прыжком, я даже инстинктивно отползаю.

– Любишь его, красивая? – наклоняется и за лодыжку хватает к себе подтягивает, так что всё моё полотенце скатывается и задирается, валиком под лопатки… Он опирается на руки и зависает надо мной, взглядом тяжёлым припечатывает.

– Пойми, же, – шепчу сбивчиво, и не смело лица его касаюсь, – я жить не смогу потом, съем себя. Ведь буду чувствовать себя виноватой. Пойми.

– К нему ты не вернёшься! – рявкает Кир.

– Я и не собираюсь, – отзываюсь, и тянусь для поцелуя, но он уворачивается, стряхивает мои руки, нетерпеливым кивком.

– Уже хочешь от меня отделаться! – снова рычит.

Боже, этот мужчина вообще понимает русские слова.

– Нет, – верчу головой, – но рано или поздно это же, произойдёт!

– Не надейся, красивая!

– Кир… – удивил, ничего не скажешь.

– Ну, хорошо, – перебивает, – я его не убью, но если узнаю, что ты с ним, то убью тебя! – цедит сквозь зубы.

38

А после этого ультиматума, в губы впивается и наваливается так, что вздохнуть не могу. Язык яростно врывается в мой рот, шарит, сплетается с моим, рык улетает в моё горло. Я так стиснута его телом, что начинаю дёргаться в панике, потому что задыхаюсь. Смотрю ошалелыми глазами, в его тёмные, дикие, и читаю там только неотвратимость.

Неизбежность.

Как он сказал, у меня нет других вариантов. Всё решил сам.

Он, наконец, приподнимется, и я хватаю ртом воздух, настолько, насколько он мне позволяет. Одной рукой Кир, развязывает узел на полотенце, и отшвыривает его, вытянув из под моей спины. Потом накидывается на мою грудь, мнёт, сжимает. От горячей ладони по телу бегут мурашки, и я непроизвольно выгибаюсь, чем заслуживаю удовлетворительный, поощряющий рык.

– Кир, подожди, – сбивчиво бормочу, когда он переключается на мою шею, разукрашивая её болезненными засосами.

– Я по-другому хочу! – осмелилась озвучить свои желания.

Он поднимает голову, и заинтересованно смотрит.

– По-другому? – хрипит его голос.

– Да, позволь мне быть сверху, – совсем уже застеснявшись, пролепетала я.

Он хмыкает, и подтягивается на руках, отталкивается от кровати, ложиться на спину, тем самым, показывая мне, что не против моей затеи.

Я подтягиваю ноги, и сажусь, рассматривая его фигуру в сумерках комнаты.

Склоняюсь, и легко касаюсь пальцами широкого плеча, и разлёта ключиц, пробегаю по колючему подбородку. В темноте сверкает широкая серебряная цепь на шее. Облизываю пересохшие губы, и закусываю нижнюю, увлечённая волнующим занятием. Исследованием мужского тела. Ведь он всегда как ураган налетает, всё быстро, стремительно происходит. А сейчас лежит, закинув руку за голову, и наблюдает, за моими осторожными движениями.

И как это заводит! Неимоверно!

Я чувствую лёгкий озноб, бегущий по телу, от этого внимательного взгляда, и продолжаю, гладить его разрисованную кожу. Провожу по контуру губ, на его манер, и склоняюсь, кусаю за нижнюю. Втягиваю её в рот, сосу. Слышу его сбитое дыхание.

Неужели мои робкие движения, почти неумелые, нравятся ему?

Я поднимаю глаза и обжигаюсь о пламенеющий взгляд.

Вот и ответ.

Он обнимает меня за талию, и притягивает ближе, берёт инициативу в свои руки. Я стону, и отстраняюсь, убираю его руку, завожу ему за голову.

– Нет, не нарушай правила, – капризничаю я.

– У нас сесть правила? – усмехается Кир, тем не менее, не делает больше попыток установить свою власть.

– Да, – я возвращаю руки на его твёрдую грудь, – по ним ты позволяешь мне делать с собой, что мне захочется!

– Не помню, когда мы о таком договорились, – хмыкает Кир, а потом ощутимо вздрагивает, потому что я прикусываю его сосок, и тут же оглаживаю языком.

– Вот сейчас и договорились, – бормочу я, подбираясь к другой груди, и проделывая тоже самое.

– А ты полна сюрпризов, – рычит Кир, когда я зарываюсь в волоски на его груди, спешно развязываю на нём, каким-то чудом не сбившееся полотенце.

Его кожа горячая и ароматная. Гладкая. Её так приятно целовать. Скользить языком по жёстким перекатам напряжённых мышц. Впиваться ногтями, оставляя бороздки от ногтей. Тереться своим обнажённым телом, касаться разгорячённой кожей, и скользить вниз, не пропуская ни миллиметра, обрисовывая языком, все линии на груди, животе, руках.

Я тяну его руку, и сажусь сверху на его живот, прижимаясь, горячим влажным лоном. Распускаю волосы, которые скользят шелковым шлейфом по плечам, и спине. Сжимаю колени. Кир неотрывно смотрит за моими движениями, когда я слегка покачиваюсь, легко целую его длинные пальцы. Скольжу кончиком языка по шершавой коже, а потом вбираю большой палец в рот, и начинаю его сосать, потираясь промежностью, о крепкий живот. Он резко выдыхает, и кладёт вторую руку мне на колено, сжимает.

Его член позади, упирается всей своей длиной, в мои ягодицы. Тыкается, когда я покачиваюсь назад, скользя влагой, по горячей коже. Рука его движется по моему бедру, вниз вверх, а я продолжаю перекатывать во рту его палец, вожу сложенными губами, до основания, и постанываю, от волнительных ощущений, прикрывая глаза от удовольствия.

Потом вытаскиваю из рта влажный палец, и беру за ладони обе его руки и накрываю ими свои груди, выгибаясь всем телом навстречу, когда он пальцами сжимает соски. Крутит их, вырывая из меня всхлипы и стоны, и я сильнее сжимаю ноги, прижимаясь ближе горячими складочками. Кир продолжает перекатывать между пальцами твёрдые горошины сосков, доводя меня до исступления.

Потом резко садиться. Я успеваю только открыть глаза, когда он впечатывается в мой рот поцелуем, обхватывает ягодицы, и заставляет приподняться, и тут же опускает на свой член.

Я кричу в его губы, от острых ощущений. От болезненной переполненности. От волнительных чувств. От жёсткого распирания. И от крышесносного, убивающего на повал, темпа который он задаёт, сам толкаясь снизу.

Он привык доминировать, и мои игры, его порядком раззадорили. Кир зарывается рукой в мои распущенные волосы, и оттягивает назад, так что голова откидывается, и я выгибаюсь ещё круче, уперев руки в его колени позади.

Это было что-то невероятное!

Я натянутая словно тетива на луке, и нанизанная на стержень, словно бабочка на иглу, дрожала, всем телом, когда он без устали вбивался снизу. Кости трещали, мышцы ныли, казалось ещё чуть-чуть, и я не выдержу этого напора, сломаюсь пополам. Позвоночник мой треснет посередине. Твёрдый член входит, и так чётко ощущается внутри, что, кажется, что только он и держит меня. Я уже просто не двигаюсь, наслаждаясь бешеной скачкой, которую затеял Кир. Я просто не могу выдержать этого быстрого, невозможного темпа. Из моего горла рвутся уже не стоны, и не крики. Хрипы. Сил не остаётся, и тогда он отпускает мои волосы, и наоборот прижимает к себе. Я с благодарностью кладу голову на его плечо, и перевожу дух.

– Устала, красивая? – почти прекратив движения, хрипит Кир, поглаживая мою взмокшую спину. Его член замирает внутри, а я замираю в его объятиях.

– Устала, но останавливаться не хочу, – бормочу в его шею, и просто физически чувствую, как новая порция влаги вырывается между ног, обтекая его член.

– Может, отдохнёшь? – спрашивает Кир, и ловко переворачивает меня, подминая под себя, не разрывая контакта.

Моя истерзанная спина, касается матраса, я блаженно потягиваюсь под ним, разминая затёкшие мышцы.

Тянусь губами к нему, и он тут же накрывает их в своей властной манере. Языком оглаживает весь рот, и сплетается с моим. Этот поцелуй так увлекает меня, что когда он снова толкается в меня, я вскрикиваю, почувствовав, как ожил во мне его член. Кир закидывает мои ноги на свои плечи, и прижимается ближе. Становиться снова болезненно-сладко, от глубоко проникновения.

Он медленно и тягуче толкается, рассматривая моё лицо.

Как я ловлю воздух ртом, и протяжно стону его имя. Впиваюсь рукам в его плечи, такие напряжённые, просто каменные.

Как закатываются мои глаза от очередного толчка, и воздух вылетает со свистом, от его натиска.

Он словно в очередной раз проверяет мою реакцию, как будто сомневается в моей искренности.

Но я искренне бьюсь под ним словно в лихорадке, особенно когда он наращивает темп. Мечусь под тяжёлым телом, выкрикивая его имя. Разрядка накрывает как лавина, неотвратимо, неизбежно. Голос хрипит от криков, а тело просто отказывается подчиняться. Последний выгиб. Последнее напряжение. Сжимаюсь. И всё. Растворяюсь. Растекаюсь под ним. Блаженно выпуская хриплый стон.

Он быстро догоняет меня, и наваливается сверху, но тут же переносит вес на локти и отталкивается, ложиться рядом.

39

Просыпаюсь от вкусного аромата, чего-то жареного. Аппетит, в моём случае приходит вместе с ароматом. Ещё глаза не открываю, а уже понимаю, что жуть, какая голодная.

Приоткрываю глаза. Я укрыта теплым одеялом, из под которого торчит только мой нос. Кира нет рядом, поэтому, скорее всего, он причина всех этих аппетитных ароматов, что разбудили меня. Сажусь, потираю глаза. Как уснула, не помню. Только взрыв эмоций, и всё. Кстати тело так характерно ломит, как будто точно после взрыва. И между бедер саднит.

Ледокол знатно вчера прошёлся по мне.

Из-за закрытых, тяжёлых занавесок, проглядывает полоска света, немного освещая большую спальню. Шарю по полу взглядом, в поисках пригодной одежды. Тут и там валяются мои вещи, вещи Кира, полотенца.

Выбираю большое белое полотенце, и плетусь в коридор, завернувшись в него. Там валяется другая часть моего гардероба, верхняя. Подбираю футболку, куртку вешаю на крючок вешалки. В брошенном рюкзаке, нахожу телефон. Время почти одиннадцать утра. Надо приводить себя в порядок, да за Андрейкой ехать, к родителям.

Прихватываю все свои вещи, и иду в ванную, по дороге украдкой заглядываю в светлую кухню. Кир стоит возле плиты, спиной ко мне. На нем только свободные штаны, И я невольно залипаю на эту могучую спину, расчерченную черными узорами, с рельефными мышцами, и вспоминаю свою вчерашнюю фантазию.

Спешу ретироваться в ванную. Встаю под тёплые струи душа, и вспоминаю в деталях вчерашнюю ночь, начиная с разговора с парковки, и заканчивая фееричным последним разом.

Что же получается теперь у нас отношения?

Или нет?

Ведь кое-что изменилось вчера. С его стороны вообще можно всё это расценивать как признание. И его желание, перевезти меня к себе, и обещание, что я ему не надоем, и вспышка ярости, когда я просила не убивать Юру. А то, что он меня сравнивает с зависимостью, это как?

Хотя… Всё это может только мне казаться, и страшно обжечься. Ведь ставил он меня уже на место, вдруг и сейчас рассмеётся и скажет, что я просто принадлежу ему, и если он хочет, будет нежным, не захочет, я могу и потерпеть. А я так хочу, чтобы он всерьёз мой заинтересовался, потому что, я то уже точно вляпалась «по самое не хочу»!

С таким раздраем я вышла из душевой, обтёрлась насухо, и глянула на себя в большое зеркало, что висело над раковиной.

Матерь Божия!

Недаром у меня всё болит. Вся кожа в засосах, укусах. На шее, груди, животе. На руках синяки. Поворачиваюсь спиной, и там такая же картина.

А мои бедные ягодицы! И это сделал один человек.

– Кир! Ты варвар! – вылетаю из ванной, так и не одевшись, только в полотенце завернувшись.

Он вопросительно смотрит на меня, обернувшись от плиты.

– Как можно быть таким пещерным человеком? – откидываю с груди влажные волосы, указывая на синяки.

Он выключает плиту, и разворачивается всем корпусом.

– И тебе, доброе утро! – криво улыбается и ловким выпадом, сгребает меня к себе, ухватив за шею.

– Неужели нельзя быть аккуратней, – негодовала я, заглядывая в холодные глаза, пытаясь оттолкнуть этого нахала.

– Вчера ты не возражала, – хмыкает он, разглядывая моё гневное лицо. – И даже умело распалила меня. Будишь зверя, не стони от царапин от его когтей!

– Зверя? – офигела я. – Да я приятно тебе хотела сделать!

– А кто говорит, что мне неприятно было, – усмехается и подцепляет моё полотенце, оно падает к моим ногам. – Ну, давай поцелую, где больно!

– Кир! – прикрываю грудь. – Я вообще-то есть хочу!

– Думать надо было, когда в одном полотенце вылетала, – ворчит он, склоняясь надо мной. – Блядь, грёбаная Виагра!

– Кир… – а больше ничего не успеваю сказать. Теплые губы накрывают рот, затягивают в дурманящий водоворот. Все мысли прочь. Остаётся только нарастающая жажда. Я откликаюсь на его призыв. Прижимаюсь обнаженным телом, зарываюсь пальцами в короткие волосы на затылке.

Всё глубже и глубже, в этот водоворот.

Ну как тут откажешь, когда каждое прикосновение простреливает током. Несётся по венам бешеной энергией. Ноги тут же подгибаются, слабеют, словно вместе с поцелуем, он пьёт мою волю.

Неужели я тоже так на него действую?

Когда вместо нервов оголенные провода?

Вместо крови кипучая лава?

Когда хочется только им дышать, ароматом его, вкусом жить! Это страшно, так хотеть человека. Это погибель, так растворяться без остатка в нем. «Нельзя», вопят все мои инстинкты. Но разве есть мне дело до них, когда тело моё давно у него в плену, а сердце только рядом с ним бьётся, живёт?

Как оказываюсь на кухонном столе, даже не понимаю. Сижу, обхватив ногами его талию, а руками шею. Кир натягивает мокрые пряди и заставляет откинуться назад, открыться для горячего рта. И опять не грамма нежности, только животные, грубые поцелуи, на границе с укусами, которые добавят отметин на моей коже. Но разве я возражаю. Я только блаженно стону, и трусь влажным лоном, о его выпирающий, из под штанов член.

Нас прерывает звонок в дверь. Вернее меня, Кир продолжает, исцеловывать, искусывать мою кожу, подбираясь к груди. Я напрягаюсь.

– Кир, ты слышал?

– Пусть идут на хуй, – рявкает он, и притягивает меня к себе, снова губы терзает, и все тревоги вылетают в момент.

Но звонок повторяется опять и Кир вновь игнорирует его, обхватывая двумя руками моё лицо, и глубже погружая в меня язык, словно призывая забить вместе с ним. Что я и делаю, перестаю реагировать на внешние раздражители, полностью окунаясь в страстные, изголодавшиеся поцелуи.

– Ох, ты ж, ё-моё! – вскрикивает женский голос.

– Кир обязательно со своими шлюхами, на столе-то трахаться! И вообще я же звонила, мог бы и отвлечься. Блин кофе хотела попить!

Всё это говорит высокая блондинка, стоя в пол оборота к нам. Она отворачивается, чтобы не видеть того действа, что происходит на кухне. Я ещё не пришедшая в себя, тяжело дышу, в недоумении верчу головой. Смотрю то на Кира, то на неё, и потихоньку сползаю со стола, подтягиваю с пола полотенце и укрываю наготу.

Кир так вообще замирает, и тяжёлым взглядом сверлит пришедшую.

– Ты на хрена припёрлась, Жанна? – скрипит его голос. Он вытягивает из кармана сигареты и зажигалку, и закуривает.

Жанна оборачивается.

– О, ты прикрылась! Замечательно, – холодно улыбается она, и не без презрения рассматривает меня. Лицо, засосы на шее.

Я невольно прикрываю, их рукой.

Тогда, её оценивающий взгляд скользит ниже, пока на останавливается на моих ступнях.

– Н, да! – кидает она в мою сторону, свою оценку.

А я вопросительно смотрю на набычившегося Кира.

– Поговорить надо, – Жанна расстегивает меховую курточку, и машет рукой, когда до неё дотекает дым. – Найди время для жены-то!

Жены⁉

Я моргаю. Это слово словно по сердцу ножом!

Дыхание сбивается. Я снова смотрю на Кира, но он игнорирует меня. Внутри всё холодеет. Просто отмирает. Некроз тканей. Такой удар я не выдержу, да и не пытаюсь. Слегка покачиваюсь, словно пьяная.

– Ты что, своих шлюх не предупреждаешь, что женат? – ухмыляется Жанна, видя мою реакцию.

– Было бы о ком предупреждать, – цедит Кир, а для меня звучит наоборот, «было бы кого предупреждать». Но он всё же удосуживается бросить на меня короткий взгляд. Так просто убедился, что ещё на ногах стою.

У меня из глубин поднимается тошнота. Я пытаюсь дышать, унять её, но она наползает так неумолимо, что меня просто сейчас вывернет прямо здесь. А ещё в нос забиваются сладкие, тяжёлые духи Жанны, и пульс в висках стучит как набат. Я срываюсь с места, пролетаю мимо прижавшийся к стене девушки, и забегаю в ванную, включаю воду, и меня рвёт. Почти ничем, просто желчь, но кишки выворачивает знатно.

Холодная вода немного усмиряет организм, и я постепенно прихожу в себя. Вытираюсь. Смотрю на своё размазанное лицо в зеркало, и удивляюсь себе.

Какая я дура! В очередной раз поверила ему. Идиотка!

Меня захлёстывает такая злость на саму себя, что я еле удерживаюсь, чтобы не впечатать кулак в зеркало. Останавливает лишь то что, эти двое поймут мою реакцию. А я совсем не хочу её давать.

Плевать! Плевать на него! Я не позволю об себя вытирать ноги!

Да куда уж больше, подсказывает внутренний голос. Значит, тем белее пора завязывать!

Я неимоверным усилием воли запираю все свои негодующие чувства. Одеваюсь, благо вся одежда здесь, и выхожу из ванной.

40

Кир и Жанна о чём-то тихо переругиваются на кухне.

Я иду в прихожую, собирая на ходу, влажные волосы в хвост. Обуваюсь. Натягиваю куртку, и как только тянусь к замку, который не знаю, как открывать, а упрямство мне не позволит позвать этого гада, в коридор входит Кир.

– Здесь жди. Я отвезу тебя! – сама любезность.

Я подавляю раздражение, и рвущийся посыл на хрен, и не оборачиваюсь, замираю у дверей.

Жанна из кухни не выходит. И на том спасибо.

Кир быстро одевается, подходит слегка отстраняет меня в сторону, и открывает замок, и толкает дверь, пропуская меня вперёд.

Я иду спокойно к лифту, хотя хочется сорваться и бежать сломя голову, чтобы больше никогда не видеть его, не слышать, не вдыхать этот горький аромат. Такой же горький как моё очередное разочарование в нём. Но мне никто не виноват. Я сама, сама во всём виновата. Опять усилием воли, подавляю все эти размышления, не анализирую, иначе случится истерика, а такой возможности унизит себя я ему не дам. Поэтому я просто игнорирую его, пока мы едем в лифте, спокойно выхожу следом за ним, и спокойно сажусь в машину.

Хочет везти, пусть везёт. Устраивать ему вынос мозга не моя прерогатива, у него для этого, как оказалось, есть жена.

Едем. Кир раздражённо сопит, и материт других участников движения. Я же и вовсе отвернулась, думая о своём. Он вдруг резко тормозит, и я еле успеваю зацепиться за ручку, бросаю на него обиженный взгляд.

– Не смотри на меня так, – тут же цепляется он, словно ждал моей реакции, – я тебе ничего не обещал!

И эти слова повергают меня в шок. Я даже слепну на мгновение, настолько у меня перехватывает дыхание от боли. На ответ нет сил. Я просто отворачиваюсь, слепо таращусь в окно.

Действительно не обещал. Никогда.

Только вчера признался, что запах мой его с ума сводит. Что голову ему ведёт, ещё с первого раза. Что не сможет меня сам оставить, если я его не прирежу. Шептал в безумном экстазе, что я его кайф. Что я его сладкая Юля.

Нет, не обещал. Ничего.

Мы останавливаемся на светофоре, у поворота к моему дому, и я, не сдержавшись, отстёгиваю ремень, и, невзирая на опасность быть сбитой, вылетаю из машины.

– Куда? – ревёт Кир, и газует, нарушая все правила.

А я несусь, минуя дорогу, и забегаю в арку, бегу к дому. Из-за поворота показывается его машина.

Я, конечно, понимаю, что его не остановят не двери, ни даже стены. И не понимаю, зачем он вообще меня преследует, если ничего не обещал.

Я бегу по лестнице, он с рыком за мной. Еле успеваю открыть дверь и вбежать в коридор.

Отступаю.

Кир наступает.

Тяжело, свирепо смотрит, словно это у меня незапланировано жена объявилась. Ноздри трепещут, по скулам желваки ходят.

Да какого хрена!

Я останавливаюсь, и когда он нависает надо мной, влепляю ему пощечину. Потом вторую, третью.

– Не обещал, значит! Ну и вали! Мне ни хрена не нужно от тебя! – верещу я.

А потом в одно мгновение сама бросаюсь к нему, и в губы твердые, тёплые впечатываюсь гася гнев, горящий в его глазах. И сама не понимаю своего порыва, только и думать об этом уже некогда. Кир жадно впивается в мои губы, сжимает до хруста, вырывая протяжный стон.

– Ненавижу тебя! – шепчу в исступлении, когда он прижимает меня к стене, и срывает одежду.

– Ненавижу! – а сама подставляюсь под руки горячие. На поцелуи грубые отвечаю, и выгибаюсь навстречу, и пропускаю момент, когда он начинает оседать. Смотрю на его большое тело, которое валиться к моим ногам, и гаснущие серые глаза, и с ужасом понимаю, что он умирает.

– Кир? – хриплю я, не в состоянии справиться от волнения с голосом.

– Ну, привет жена, – ухмыляется Юрик, держа в руке трехкилограммовую гантель сына.

Я с ужасом смотрю на мужа.

– Что ты наделал? – взвываю я и присаживаюсь рядом с Киром.

– Кир, – тормошу того. Потом ощупываю голову, на затылке, прямо под моими пальцами, растет шишка.

– Да не убивайся так, жив этот медведь, – усмехается Юра, и достаёт из шлеек джинсов Кира ремень, заводит назад его руки и туго стягивает, крепко фиксирует.

– А я смотрю, ты неплохо устроилась, – зло поглядывает на меня муж.

Я так и сижу на полу, в полураздетом виде, и затравленно смотрю на него. Видимо небеса решили обрушить на меня все кары сегодня, за моё распутство. Неуклюже поправляю одежду.

– Где ты был? – голос не слушается, хрипит.

– Где был, где был? – насмехается Юра, и достаёт огромный нож. – Рядом почти под носом. Видел, как ты тут развлекаешься! Потаскушка ты Юлька!

– Что? Что ты задумал, Юра? – мои газа округляются, и я снова чувствую тошноту.

– А ты как думаешь? – муж меняется в лице.

Не усмехается, и не шутит, он совершено серьёзен.

– Мой долг покрыть нечем, а так я его порешу, ментам скажу, что его на тебе застал. Отсижу, выйду по амнистии, и всё чики-пуки!

Я прикрываю глаза.

Он что серьёзно?

Мне совсем плохо. Одно радует, что сын у родителей и не увидит всего этого.

– Охуеть ты сказочник! – приходит в себя Кир, и неуклюже садиться, опираясь на стенку.

– О привет, бандюга! – Юра снова улыбается, да так, что мороз по коже. – Ну, скажи мне браток, это по каким же законам, можно чужую жену-то трахать?

Я при этих словах заливаюсь краской стыда. Да сегодня точно день расплаты за грехи.

– Если ты её женой считаешь, то, какого хуя на растерзание зверью бросил? – скалиться Кир, и руками дергает, пытаясь порвать путы, совершенно не обращая внимание на нож. – Сам бы жопу свою подставлял.

– Тебя не спросил, – заворчал Юра, и перевёл на меня взгляд.

– Так может, договоримся, – кивает он на меня, – коль Юлька моя тебе хорошо даёт, может, и заберёшь её в счет долга?

– Заберу, – кивает Ямал, и по стеночке, медленно поднимется, так и не справившись с ремнём на руках. – Я всё у тебя сука заберу! Потому что ты говно, а не мужик!

– А ну угомонись! – Юра взмахивает ножом, и я вскрикиваю, мне кажется, что он задевает Кира, но нож скользит по куртке. – Чё думаешь, она тебе такая верная?

Я в изумление округляю глаза.

Что он несёт?

– Наверняка должна была доложить, если я объявлюсь, а я уже неделю здесь…

– Что ты несёшь? – подскакиваю я. – Кир, это не правда!

Ямал только тяжело смотрит на меня, и не понятно верит, или не верит. А Юра, поняв, что избрал правильную тактику, продолжает:

– И сюда тебя ловко заманила, отвлекла, пока я подкрадывался!

– Нет, Кир это неправда! – воскликнула я, и кинулась на Юру.

– Стоять! – взревел Ямал.

Я замерла. Даже Юра заткнулся.

– Мне по хуй! – продолжил спокойно. – Это твоя жена тебе изменяла, а не наоборот, так что утрись!

– Кир, но это не правда! – заламывала я руки.

– Сказал же, мне срать! – припечатал хмурым, холодным взглядом.

И тут я не выдержала и расплакалась. Закрыла рот, чтобы не всхлипывать громко и разревелась. Стало так жутко, словно в пропасть шагнула.

– Блядь, убери её! – скривился Ямал. – Сука, терпеть не могу этой хуйни!

Да только я сама убиралась, отступала от них вглубь коридора, потом в ванную. Даже свет не включила, только воду холодную отрезвляющую.

Меня снова вывернуло. Накрыло такой злой обидой на них обоих, что разыграли меня в своих интересах, что просто перед глазами черно стало. Я самозабвенно ревела над раковиной, даже ледяная вода не давала успокоения. И пропустила момент, когда свет загорелся, и на плечи легли тяжёлые, горячие ладони.

Я испуганно вскинулась. Передо мной стоял Ямал. По правой щеке кровавая линия. В остальном в порядке.

Я замерла, разглядывая его, шмыгая носом, а потом прижалась лицом к широкой груди, втягивая родной запах, и продолжила реветь. Пусть если хочет, отталкивает, мне всё равно уже. Но он обнял и молча, гладил по голове.

– Ну, чё разошлась, красивая? – заворчал он.

– Ты… ты… сволочь, – запинаясь и давясь рыданиями, выдавила я, – как же я тебя… ненавижу!

– Иди сюда! – вздыхает он, и садиться на край ванны, а меня на колени усаживает. – Успокаивайся!