Текст книги "Гражданин О (СИ)"

Автор книги: Amycus

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Вот гад.

Хотя это тоже могло быть реакцией на прелести Олеся.

Он мстительно ухмыльнулся. Высыпал содержимое пакета на стул и, порывшись, выбрал самые узкие трусы с голой задницей и какими-то лямками снизу. Исключительно смелая модель как для российского производителя.

Надел и продефилировал в комнату к Гоше, виляя бедрами.

– Это что за хрень вообще? Для геев? Митя выпускает спецодежду для своих мальчиков?

– Это трусы, которые носят под тонкой одеждой, чтобы не было видно, что на тебе белье. Я сам такие ношу, – Гоша снова повернулся к лампе на треноге и принялся что-то на ней крутить, держа в левой руке сигарету, а Олесь представил Гошу в этих вот трусах и с трудом вдохнул воздух.

Два:два, или сколько там? Не имело, в сущности, значения. Хотелось продолжать. Олесь никогда не играл в подобные словесные игры и чувствовал азарт. Говорить то, что думаешь, но с иронией, было приятно: адреналин в жилах так и бурлил.

Через десять минут появилась Светочка и на этот раз общалась с Олесем уже как со старым другом, даже рассказала, что собирается поехать отдыхать, но вот никак не может решить, куда.

– Гошик, а вы куда-нибудь поедете?

Олесь не сразу сообразил, что она имела в виду их обоих, как пару, но потом, конечно, разулыбался, ожидая, когда великий и ужасный сообразит ответ.

– Поедем, золотко. Куда-нибудь обязательно. Только сдадим фотографии и сразу – заграницу, – сказал Гоша.

– А куда?

– В Одессу, – быстро ответил Олесь. – Там очень хорошо. Тоже заграница. И море. Для разнообразия можно, не все же на Лазурном берегу плавиться.

– Ой, что там этот Лазурный, – отмахнулась Светочка. – Ниццу в этом году вообще смыло. Европа медленно уходит под воду, оно вам надо?

– Не надо, – ответил Гоша. Он подошел к ним и склонил голову набок. – Светик, ты его сегодня целиком бронзатором натрешь? Или опять сбежишь?

– Я его сегодня в лучшем виде представлю. Ты посмотри, какой хороший мальчик получился.

– Знаешь, – сказал Гоша, подумав, – обойдемся без бронзы. Задолбемся потом поправлять, сегодня все равно упаковки, там вообще черно-белые на выходе. А вечером, если успеем – реклама. Хотя сомневаюсь, что Наталья приедет.

– Наталья? – уточнил Олесь.

– Любовница Мити. Он ее во всех рекламах снимает – и женского белья, и имиджевых.

– Любовница? Охренеть. Наш пострел везде поспел.

– Это статус, солнышко, – сообщила Света поучительно. – Ему положено девочку на содержании иметь.

– Я ему соболезную. Хочет мальчиков, а содержит девочку. Какая несправедливая у Мити судьба.

– Да он ее обожает, – сказала Света, брызгая ему на голову лаком. – Мальчики – это азарт, а девочки – для любви.

– Гомофобка, – сказал Гоша. – И сплетница. Сплетничайте, я пойду свет выставлю. Работа сегодня тупая, никакого творчества, так что можно сильно не стараться.

– Суровый какой, – проговорила Светочка с явным удовольствием. – И как ты его терпишь?

– Я же не гомофоб, – улыбнулся Олесь.

– Оно и видно. Смотрю я на тебя, Олесик, и понимаю, что лучших мужиков теряем.

– Скажешь тоже – лучших.

– А что? Ты такой симпатичный, Гоша – как хорош, а тянет вас друг другу. И только нам, бедным девочкам, достается всякое быдло.

Олесь прослушал пассаж про девочек.

– Тянет, конечно, – с явным сомнением произнес он.

– Я вот слепая, да? Ты видел, как он на тебя смотрит? А сам-то, – она двинула его кулачком в плечо.

– Светочка, ты предвзята.

– Правда глаза колет, – усмехнулась и продолжила укладывать ему волосы, поглядывая в зеркало, чтобы на лету оценить результат.

– Георгий с работой не спит, так что твои фантазии – всего лишь фантазии. Расскажи лучше, что жене подарить. Она в больнице, нужно ее чем-то порадовать. Ты же девочка?

Все оставшееся время Света, попавшая в свою стихию, распиналась о кремах и шампунях, а Олесь терпел издевательства над своим лицом и волосами.

Прическа повторяла предыдущую с той только разницей, что теперь волосы выглядели шелковыми и мягкими, как в рекламе "Пантина". Олесь хотел их растрепать, но Света шикнула на него – лак, мол, нельзя. Потом долго замазывала круги под глазами – остатки фингала. И материлась похуже грузчика, когда добралась до спины. Последствия драки удалось скрыть, но Светочка серьезным тоном сообщила Гоше, что за такое требуется доплата. «Шрамы украшают мужчину», – ответил Гордеев.

Бронзой все же покрыла, сказав, что Наталья смуглая, нужно, чтобы они гармонично смотрелись.

А потом началась съемка.

На этот раз было проще: каждая модель трусов требовалась в трех ракурсах на Олесиной попе, и где-то на пятой паре он уже сам становился в нужную позу, выставлял ногу и распрямлял плечи.

Светочка суетилась, ощущая свою бесполезность: сбегала в магазин, притащила каких-то салатов и сок, заставила их сделать перерыв, потом сообщила Гоше, что ему следует слегка осветлить волосы ("Так, чтоб рыжинка была, тебе пойдет"), но, несмотря на ее подбадривания и перекуры, к вечеру Олесь вымотался так, будто вагоны разгружал. Оказалось, что работа модели не такая уж простая: плечи затекли, спина ныла, резко заболел синяк.

А потом приехала Наталья: высокая черноволосая девушка азиатского типа, надменная и холодная, как вобла. Олесю она сразу не понравилась, Гоша тоже встретил ее довольно холодно. А Светочка расцвела и утащила ее красить, пока Гоша отснимал последние кадры.

– Хорошо, Олесь, – сказал он, неприятно морщась: голос Натальи был нарочито громким.

Она как раз рассказывала Светочке, что работать приходится уже чуть ли не по ночам.

Олесь резонно подумал, что она и работает по ночам, но озвучивать не стал.

– Сучка, – прошептал Гоша, подойдя ближе и якобы показывая отснятые кадры. – Фотогеничная сучка. Сейчас она будет всех учить, готовься.

– Мне похрен, – прошептал Олесь, глядя на его губы.

– Перестань, – Гоша хмыкнул.

– Я легенду блюду, – отозвался Олесь. – Наточка расскажет Мите, и он поверит.

Георгий провел пальцами по его щеке.

– Наточка… надо будет взять на вооружение.

– Возьми, – проговорил Олесь и поймал его взгляд.

– Это удар ниже пояса.

– Какой ты отзывчивый.

– Я не…

Гоша не договорил – придвинулся ближе, но не поцеловал, просто посмотрел очень внимательно. После долгой паузы, когда Олесь ждал хоть чего-нибудь, кроме флирта, сказал:

– Ты изменился. Я даже не знаю, что именно другое, но ты как-то иначе себя ведешь. Увереннее, наверное.

Спасибо форуму, подумал Олесь.

– Учусь, – сказал вслух и приподнял бровь.

– Чему именно?

– Жить в свое удовольствие... Там еще трусы снимать нужно? Или это последние были?

– Снимай трусы, – хмыкнул Гоша. – Нет, еще две пары. Это быстро, минут десять, и сможем сходить перекурить.

Остаток сессии Гоша отснял молча, а Олесь радовался, что приходится стоять преимущественно спиной: даже отсветы вспышек от ламп ослепляли, если бы нужно было лицо – он бы точно зрение потерял.

– Нам еще минимум полчаса, – сообщила Света, когда он зашел за халатом, который уже резонно считал своим и принес с собой, рассчитывая снова забрать после съемки.

Наташа сидела голая, прикрыв грудь махровым полотенцем, и смотрела сквозь Олеся, не замечая. Фигура у нее была отличная, особенно ноги – просто бесконечные.

Олесь представил, каково ее трахать, и даже почувствовал шевеление чуть ниже пояса. Это означало, что он не окончательный гей. И радовало, конечно.

На улице Гоша сообщил, что все эти трусы можно забрать себе.

– У меня разным шмотьем со съемок шкаф забит. И не только шмотьем. Жалко, что ювелирщики после предметки свое добро не оставляют, – протянул пачку и кивнул: – Бери.

– Да я взял сегодня, – Олесь долго не мог прикурить, а когда затянулся, понял, что именно этого ему и не хватало. А еще массажа спины.

Он так и сказал. Очень буднично – дескать, сейчас бы массаж не помешал.

– Сомневаюсь, что Наточка это поймет, – ответил Гоша.

То есть, согласился, что массаж возможен.

– Сложная у нас работа, – вздохнул Олесь. – Я вот что не понимаю: на кой хрен в рекламе мужских трусов женщина?

– Пф-ф, что тебе непонятно? Мачо доморощенный видит фото мужика в трусах, что он думает?

– Пидорас какой.

– Именно. А прибавить красивую девку с рукой под резинкой, что получается?

– Я в этих трусах неотразим, – послушно ответил Олесь и только пару минут спустя понял: – Бля, она мне в трусы будет лезть?

– И ползать по тебе, – кивнул Гоша. – Митя попросил больше секса.

– Дрочер.

– Заказчик, – ухмыльнулся Гордеев.

Следующие три часа Олесь изображал статую, пока Наталья его обнимала, целовала, лезла в трусы, да, и кривила лицо, как только Гоша опускал фотоаппарат.

Единственное, что она сказала Олесю за все время съемки – это что сессия без стилиста отстой по умолчанию. Все остальное время она молчала и профессионально выгибалась.

В финале Гоша поменял фон на черный и попросил их поцеловаться на камеру. Олесь искренне испугался, что эта сучка откусит ему язык, если он вдруг что-нибудь сделает не так. В итоге ничего хорошего не вышло: Гоша выключил лампы и сообщил, что секса не чувствует, что поцелуй картонный, и что Наталья гораздо лучше смотрится сама. Она улыбнулась впервые за вечер и удалилась переодеваться.

– Я домой? – спросил Олесь, чувствуя легкое разочарование.

Пусть эта работа была тяжелой, но считать себя моделью оказалось приятно. И у него даже начало что-то получаться. За исключением поцелуя. Но Наталья ему не нравилась, а изображать страсть, не ощущая ничего похожего, не получалось.

– Нет. Мне твое прекрасное тело еще снимать для портфолио, ты забыл? – Гоша даже не смотрел на него, но ощущение причастности к заговору воодушевило.

– А, да, – он набросил халат пошел открывать окно, чтобы покурить на подоконнике.

Гоша присоединился. Минут через десять Светочка пришла прощаться.

– Мальчики, вы прекрасны, – улыбнулась она. – Потрясно вместе смотритесь.

Олесь воспользовался моментом и приобнял Гошу за плечи.

– Спасибо, Светуль.

– Позер, – фыркнул Гоша.

После Светочки из коридора послышался голос Натальи. Гоша вздохнул и пошел провожать, бросив на Олеся взгляд "божемойкаконадостала".

Олесь вышел следом, поулыбался Наталье, чтобы на прощанье услышать что-то вроде "увидимся".

Ну и хрен с ней. Фифа. Пусть вот Митя с ней и мучается.

Гоша прошел в гримерную и открыл дверцу холодильника. Ничего, кроме выпивки, там не было. Разумеется.

– Спасибо, что остался, – сказал, разливая по стаканам джин с тоником.

Олесь даже залюбовался движениями Гордеева: очень эротично у него получалось. Сначала тот насыпал лед в стаканы – доверху, достал бутылки, подождал, когда лед чуть-чуть подтает, а потом высыпал его в раковину. Налил джина, щедро, не на два пальца, разбавил тоником.

– Профессионал, – восхищенно подытожил Олесь.

– Я два года барменом проработал. На заре своей карьеры.

Они взяли стаканы, и Гоша подмигнул:

– На брудершафт?

Эх, была-не была, решил Олесь: выпил, поставил стакан на стол и потянулся навстречу, собираясь обойтись поцелуем в щеку. Но Гоша хлопнул своим стаканом об пол, обхватил Олеся за шею, притянул ближе и сразу же раскрыл языком его губы.

Это нихрена не был брудершафт, потому как в его поцелуе чувствовался настолько животный голод, что ноги тут же стали ватными.

Нужно было прекратить. Хотя бы ради того, чтобы потом Гоше хотелось большего. Но Олесь не мог, просто не мог оторваться, потому что это было охуенно.

Гоша быстро сдернул с его плеч халат, огладил его руки и обнял с такой силой, что кости хрустнули. Его язык врывался в Олесин рот, зубы кусали, пальцы сжимались на ягодицах, и стало ясно, что сейчас будет секс. Так не целуют только ради поцелуя, это точно было наглое и неприкрытое соблазнение.

Захотелось поддаться, согласиться… и в этот момент раздался звук хлопнувшей двери.

Олесь оторвался от Гошиных губ, холодея – а вдруг Михалыч? Тогда точно пиздец.

Но на пороге гримерки стояла Светочка и смущенно улыбалась.

– Наташа сказала, что оставила мой крем в ванной, я вернулась забрать. Извините, что помешала... Смотритесь обалденно!

Она бросила взгляд в комнату и посмотрела на Гошу вопросительно.

– Что? – спросил тот, не отпуская Олеся.

– Можно вас сфотографировать? Красиво очень.

Гоша кивнул, тут же снова поцеловал Олеся, и никаких сил прервать этот поцелуй не было. Теперь появилась искусственность: чувствовалось, что Гоша становится и двигается так, чтобы это хорошо выглядело на снимках. Светочка взяла фотоаппарат; раздавались щелчки, вспыхивала вспышка – обычная, не лампы. А Олесь думал о том, что готов продолжать даже под прицелом фотоаппарата, потому что в его жизни еще не было поцелуев, от которых уплывало сознание и сжималась задница.

Глава 9

Олесь пытался не вспоминать о том поцелуе три дня.

Воскресенье он провел в больнице у Кати, понедельник и вторник прошли как обычно: работа-больница-дом.

Гоша не звонил, и вечером вторника Олесь осознал, насколько он никчемный и никому не нужный. Единственный приятель, который к нему хорошо относился – Михалыч – наверняка не захочет иметь с ним ничего общего.

От тоски Олесь полез на форум и как-то неожиданно увлекся. Там обсуждали любые темы, откровенно рассказывали о своих фантазиях, опыте. Олесь узнал об анальном оргазме, что член у пассива вовсе не должен стоять в процессе, и это все равно охренительно приятно, что обсуждать дрочку можно на пятидесяти страницах, и людям не надоедает.

Ответил в одной теме, во второй, увлекся и завис на форуме до двух ночи. Казалось, что посетители форума – не просто строчки на мониторе, что они настоящие, живые. Живее Михалыча и самого Олеся.

А в среду позвонил Пашка.

– Здарова, Олесь, ты куда пропал?

Пропал, да. Пять лет пропадал – и ничего, а тут неделю не виделись, уже тревогу бьет.

– Привет. Работаю в поте лица.

– И хорошо тебе платят?

– Смотря где. Если мозгами работаю, то не очень. А задницей – дороже выходит.

Пашка хохотнул.

– Ты, Олесь, циник.

– Я, Паш, реалист.

– Ладно, – его голос посерьезнел. – Я тебе чего звоню. Встретиться бы надо.

Олесь хотел сказать, что Катерина свободна, ее можно ухаживать и вообще, но почему-то сдержался.

– Давай. Где, когда?

– Сегодня вечером к Кате едешь?

– Еду. Ну, в больнице и встретимся.

– Можно и там, но я по делу. У тебя обед когда?

Полчаса спустя Олесь радовался, что накануне получил зарплату: цены в кафе, куда его зазвал Пашка, были запредельными.

Олесь выбрал какой-то салат и сок, уверяя себя, что дело не в экономии, а в том, что скоро съемка для того женского журнала, нужно выглядеть прилично.

Пашка опоздал и отговорился пробками.

Он даже обед заказывать не стал: попросил у официантки большую порцию холодного латте и сразу же взял быка за рога:

– Мне нужен ведущий экономист. Хочу тебя переманить.

Олесь ожидал чего-нибудь подобного, но соком все-таки поперхнулся.

– Катерина говорила... не стоит, Паш. Это смешно – брать меня на работу только из-за того, что жена жалуется на безденежье.

– Дело не в Катерине. И она не жаловалась, просто сказала, что ты свою работу не любишь. Наоборот, хвалит тебя постоянно… Короче, мне действительно нужен экономист. Я уже пятерых за последние пару лет уволил – воруют, суки. Мне нужен не столько специалист, сколько свой человек среди директоров.

Олесь снова поперхнулся соком.

– Директоров? Ты меня директором зовешь? Я простым экономистом работаю. Причем работаю последние пять лет на одном месте, у меня руководящего опыта – ноль.

– Олесь, у тебя мозги есть. Во всяком случае, пять лет назад были. А опыт придет. Отправишься на тренинг, нахватаешься. У тебя с английским как?

– Нормально, – промямлил он.

– Нормально – это не ответ. Придется подтянуть.

– Урод ты, Пашка. Кто тебе переводы делал последние три курса? – настроение неожиданно поднялось.

– А я подтянул, – рассмеялся сокурсник. – Не поверишь, как затрахался, но выучил.

– Ты всегда был упертым.

– А ты нет?

– А я нет, – Олесь говорил очевидные вещи, которые раньше вызывали только депрессивные мысли о собственной никчемности, но оказалось, что правду говорить может быть приятно.

– В общем, ты подумай. Подумай и скажи мне. Или задницей лучше торговать?

– А ты меня не стыди, – Олесь закурил. – Мне понравилось. Во мне, может, эксгибиционист дремал все эти годы.

– Сколько так будешь играться? Еще лет пять, а потом детки подрастут на смену. Тоже все эксгибиционисты.

Олесь выдохнул дым и подпер щеку ладонью.

– Знаешь ведь, что я еще до твоего вопроса согласился.

– А зарплата тебя не интересует? – расплылся в улыбке Пашка. – Условия?

– Знаю, что ты не обидишь.

– Давай так... чтобы по-честному. Опыта у тебя нет, испытательный срок обычный, три месяца. Стартовая для директоров у нас восемьдесят тысяч, потом поднимаем. Если справишься – будет двести.

Олесь охуел. Цифра в двести тысяч мелькала перед глазами, словно отпечаталась на сетчатке.

– Сколько? – переспросил он на всякий случай.

– Восемьдесят и двести. Тринадцатая зарплата и премии, разумеется. Водителя пока не дам, у нас две машины на ремонте, но как только починим – выделю. Пока можешь брать любого из водил, всегда есть кто-то свободный.

– Господи... – слов не находилось. – Если окажется, что мне секретарь положен – я съем свою шляпу.

– Нет, у тебя отдел маленький, должность чисто административная. Так что перебьешься. Кроме того, ты без шляпы.

Пашке принесли латте, и он выдул сразу половину чашки.

– Недели хватит, чтобы уволиться?

– Да я хоть сейчас могу уйти.

– Эй, полегче. Это тоже работа. От меня так же легко сбежишь, если тебе больше предложат?

– А бывает больше? – ляпнул Олесь и прикусил язык.

Теперь Пашка казался крестной феей. Он, а не Гордеев. Потому что за такую зарплату Олесь готов был киллером работать. Или в порно сниматься.

– Бывает. Но собой я тебя не возьму, извини, – хохотнул Пашка.

А Олесь подумал, что недоеб сказывается: «собой не возьму» прозвучало слишком кокетливо.

– Не надо меня собой брать, – не удержался он. – Ты же не такой.

Пашка неприлично заржал.

– Черт с тобой, возьму. Не могу же я старого друга обидеть!

Они поглумились так какое-то время, и Олесь впервые за очень долгое время понял, что у жизни помимо задницы бывает еще и лицо, только она редко им поворачивалась раньше.

– …А я-то все думаю, чего это Пашка один да один, – продолжал тему Олесь, хрюкая от смеха. – А он меня ждет.

Постепенно удалось успокоиться, и сам собой родился вопрос:

– Пашка, а ты хоть женился?

И старый приятель сразу помрачнел.

– Да. Детей двое. Два и три, погодки.

– О, поздравляю! Жена-красавица?

– Была.

– Развелись? – спросил Олесь, чувствуя неладное.

– Нет. Я вдовец.

И так он это сказал, вычурно, что даже стало не по себе.

– Прости.

– Да ничего. Жалко только, что дети с нянями растут, а меня видят только по праздникам. Работа, чтоб ее... кстати, у нас рабочий день ненормированный. Если надо будет – задержишься.

– Я и тут задерживаюсь, – махнул рукой Олесь. – Привык.

Настроение было отличным, как в детстве после визита деда Мороза с подарками. Такая зарплата означала не только безбедную жизнь, а и смену статуса. Он сможет поехать отдохнуть не в Подмосковье, а на Крит. И одеваться в тех же магазинах, где и Гоша. Водить жену в рестораны и не смотреть на цены. Ремонт сделать, в конце концов.

– Кстати, Катя же тоже экономист, почему ты ее не позвал?

Пашка нахмурился виновато.

– Квалификация не та. Она ведь бухгалтером работает, а мне экономист нужен. Да и училась она не так чтобы... короче, женщина должна сидеть дома.

– Так ты шовинист! – картинно удивился Олесь.

– Нет. Просто твоя Катя из тех жен, которым лучше дома.

Ну да, конечно. Теперь это вполне осуществимо.

Олесь не хотел представлять ближайшее будущее с женой: мысли о разводе возникали все чаще, но нужно быть совсем уж скотиной, чтобы бросить жену, пока она лечится.

Потом, решил Олесь. Обязательно.

***

Гоша позвонил в пятницу.

Как ни в чем не бывало, весь деловой, убийственно серьезный. Заботливо спросил о синяке, Олесь поблагодарил за участие и сказал, что синяк все еще черный, хотя до радуги недалеко. Гоша спросил, пользуется ли Олесь мазью. А он ответил, что мазью пользуется, но это его личное дело.

Гордеев хмыкнул в трубку.

– Невозможно с тобой разговаривать. Завтра съемка. Выезжаем в восемь, готовься.

– Вечера? – уточнил Олесь.

– Утра, маленький, – ответил Гоша и отключился.

В половину восьмого Олесь стоял у его дверей при полном параде: те самые джинсы, новая рубашка, туфли. Даже нацепил подаренный когда-то Катериной серебряный браслет. Раньше казалось, что это не по-мужски – цацки носить, но он выгодно подчеркивал запястье, а Гоше хотелось нравиться.

Мудак. Сначала целует, а потом пропадает на три дня.

Олесь позвонил, но ответом была тишина. Запоздало вспомнил, что это вроде офиса, а живет Гоша в другом месте. Хрен его знает, где.

Он покурил у подъезда, а потом подрулил Гоша, и в джипе на переднем сиденье сидел тот самый мальчик из клуба. Хотя не совсем мальчик: плечи его были пошире, чем у Олеся, да и возраст далеко не детский. Он представился Димой и продолжил рассказывать Гоше, как прекрасно съездил на экскурсию по Золотому кольцу.

Олесь запрыгнул на заднее сиденье и с тоской взирал на Димин стриженый затылок, завидуя ему по-черному.

Значит, Гордеев его все же трахает. Вслушиваться не хотелось, но они постоянно разговаривали, забыв об Олесе, и стало ясно, что ночевали оба у Гоши.

Дима не вызывал отвращения и даже понравился, хотя по всем канонам психологии Олесь должен был его возненавидеть. Тем противнее было понимать, что это все, конец, что Дима на переднем сиденье благодаря своему официальному статусу. Отшить так, без объяснений, было вполне в духе Гордеева. Ублюдок.

Олесь, тем не менее, быстро взял себя в руки, в очередной раз осознав, что он не девка, а нормальный мужик, которому тоже может быть поебать. Вернее, насрать. Поэтому всю дорогу задумчиво курил на заднем сидении и молчал до пункта назначения.

В конце поездки их ждала игрушечная поляна в городском парке, на которой уже тусовались какие-то люди, стоял микроавтобус и несколько машин.

Манекенов (Олесь подслушал это их определение у одной из групп) нагнали человек десять. Особенно выделялся один – черноволосый и кареглазый. Но это только на предвзятый Олесин взгляд. А заправлял стадом странно ориентированных юношей какой-то смазливый блондин, которого все называли по фамилии (Орлов) и беззлобно стебали прямо в глаза. Были там и барышни, расхлябанно одетые и в бейсболках. Судя по чемоданчикам с косметикой, гримеры. Стилист от журнала тоже присутствовал – девица в темных очках невозмутимо курила и ни с кем не общалась. Олесь понял, что она стилист, только потому, что Гордеев подошел к ней и начал общаться так, будто всю жизнь хотел трахнуть ее прямо с сигаретой. А потом подарить остров. В качестве извинения за бездарно проведенную ночь.

Олеся раздели, выдали модные узкие плавки и начали красить.

Пока он изнывал в неудобной позе и пытался поддерживать разговор с гримершей, началась съемка.

Прежний опыт мерк по сравнению с тем бедламом, который творился на поляне. Стилист Женечка (именно так, и никак иначе) явно не знала, в какие позы мальчиков поставить после заготовленного набора, который отсняли довольно быстро. Ей было мало. И Олесь лежал, прыгал, бегал, обнимался с Никитой Орловым, стараясь прижиматься к нему так, чтобы не стереть нарисованные гримершей шрамы и грязь.

Дима смотрел на него как-то странно, и Олесь пахал на износ, мечтая о том, чтобы Гоша, сукин сын, выделил его из толпы моделей. Но тот работал. Молча. Хотя Диму пару раз отзывал покурить, а с Женечкой разговаривал уважительно даже местами подобострастно.

К вечеру их накормили привезенными Женечкой сэндвичами (и на том спасибо), а Олесь окончательно понял, что он Гоше никто. Сосед. Модель. И больше ничего.

– Курить есть? – спросил тот самый брюнет, имя которого Олесь так и не узнал. – О, класс, – отреагировал он на протянутую пачку. – Тебя как зовут?

– Олесь.

– Кле-ево. Че за имя?

– Украинское.

– Ник, что ли?

– Нет. Родители постарались. Прадед у меня был героический, в честь него.

– Ну, ваще, – парень затянулся. – Я со своим Вольдемаром нервно курю.

Олесь хмыкнул.

– Ты тут первый раз? – тем временем спросил Вольдемар.

– Ага.

– А я смотрю: раньше никогда тебя не видел.

– Меня Гордеев притащил. Мы вроде как соседи.

– А-а…

Промелькнула мысль, что если начать флиртовать с Вольдемаром, то Гоша обязательно обратит на это внимание, приревнует, и…

Нет, решил Олесь. Ну его нах. Много чести.

Он еще потрепался с Вольдемаром, узнал о том, что из всех присутствующих только Никита – модель в чистом виде, остальные просто подрабатывают, и отошел в сторону. И вообще всю съемку постарался ограничиться минимумом слов, потому что с губ готовы были сорваться матерные.

Ближе к вечеру его поймал великий и ужасный. На глазах у всех безапелляционно заявил, что довезет его до дома, и проигнорировал просьбу Никиты его подбросить до метро. Дима в сторону Олеся вообще не смотрел.

А по дороге домой пришлось слушать вполуха обсуждение съемок, то, какой Орлов показушный (солировал Дима), какая Женечка заебанная и как кризис влияет на модельный бизнес. В окне мелькали подмосковные пейзажи, мучительно хотелось водки. Со льдом и двумя каплями лайма. Олесь понял, что даже мыслит как пидорас, и горько усмехнулся.

У подъезда Гоша соизволил выйти из машины, пригладил свои черные кудри и посмотрел как-то виновато. Это нихрена не радовало.

– Мы с Димой решили слетать отдохнуть, у меня как раз неделя свободная.

– Удачи, – буркнул Олесь.

– Я хотел попросить тебя за студией присмотреть, – Гоша вытащил из кармана ключи и протянул ему. – Будешь сдавать – меньше сотни за час не соглашайся.

И подмигнул.

Нах, подумал Олесь в сотый раз за день.

– Сотня в час?

– Ну да, студии обычно на час снимают. Я тоже так раньше делал, – он улыбнулся и хлопнул Олеся по плечу. – Ну, пока?

– Ты когда улетаешь?

– Надеюсь, что завтра. Я уже заказал путевки, заедем в агентство и сразу на моря. Не скучай, – Гоше явно не терпелось поскорее закончить разговор, и Олесь скривился.

Точно: просто сосед, которого можно попросить присмотреть за квартирой.

– А меня Пашка к себе работать пригласил. Коммерческим директором. Я как раз увольняюсь.

– Поздравляю... Слушай, я спешу, мне еще вещи собирать. Давай поговорим, как вернусь?

– Хорошо. Пока, – он махнул рукой Диме и отправился домой.

День был ужасным, радовали только деньги, выданные Женечкой в обмен на подпись на документе, что Олесь позволяет делать с этими фотографиями все, что она пожелает.

И только дома он вспомнил про те фото с поцелуем. А что, если Гордеев решит их где-нибудь выложить? Это же пиздец будет.

Дома Олесь включил компьютер, полез на форум и после просмотра интересных тем решил заняться своим профилем. Возраст указал реальный, а обо всем прочем наврал.

Кураж прошел, это он понял, просидев пару часов в нескольких темах, вяло общаясь с тамошними обитателями. Оказалось, что есть книги и фильмы, Олесь пошел по ссылке, скачал какое-то кинцо и посмотрел. Он не мог сказать, что ему понравилось – занятно, но не более того. Стал ощущаться вакуум, словно все вокруг вымерли, а он, Олесь, остался один.

***

Следующее утро было ознаменовано тем, что мир о нем вспомнил. Сначала позвонил Пашка и спросил, когда он сможет выйти, потому что надо было срочно разгребать завалы. Потом вызвал к себе генеральный, а уже во время разговора с ним Олесю позвонила девушка, которая представилась Евгенией, и Олесь не сразу сообразил, что эта та самая заебанная Женечка, которая стилист. Женечка спрашивала о Гоше и неприятно изумлялась тому, что Олесь его не может позвать.

– Извините, – Олесь показал свой старенький телефон директору, как будто именно аппарат был повинен во всех грехах.

Генеральный сурово сдвинул брови и спросил, правда ли это.

Правды у Олеся было много, в том числе и неприятной, поэтому он осторожно поинтересовался:

– Что именно?

– Мне сказали, что ты хочешь увольняться.

– Хочу, – кивнул Олесь. – Заявление Наталье Николаевне еще в понедельник отдал.

– И могу я узнать о причинах?

Олеся прямо разрывало от желания объяснить причины. Ростик. Зарплата. Жена в больнице. Начальница, которая нихрена не делает, потому что можно свалить всю работу на него. Отсутствие перспектив.

Он выбрал самый простой вариант:

– Там предложили больше.

– Так сказал бы, я же не изверг, поднял бы зарплату.

До недавнего времени Олесь считал, что Валерий Витальевич даже имени его не знает.

– Не думаю, что настолько.

– Насколько?

– Восемьдесят тысяч на старт, – сказал Олесь и улыбнулся.

– Сколько? Ты там что, трупы расчленять будешь?

– Нет, я буду коммерческим директором страховой компании.

– За какие такие заслуги тебя сходу директором берут? – удивился тот. – Ты же без опыта, не умеешь нихрена.

Олесь проглотил замечание про «нихрена» и пожал плечами.

– Ну, вы же Ростислава на работу взяли, хотя у него опыта нет. Я в бухгалтерии сижу, знаю, сколько он получает. Больше, чем я.

Тот отвернулся и скривился – типичное поведение человека, которого споймали на горячем.

– Да, меня тоже позвали в компанию друга... вы заявление подпишете, Валерий Витальевич?

– А куда я денусь? Платить экономисту восемьдесят тысяч я не смогу. А взять тебя коммерческим… – он сделал вид, что задумался, но Олесь его насквозь видел. – Сам понимаешь, Олесь.

– Да, я понимаю.

– Две недели отработаешь, положено. А так – удачи.

Вот это было ударом, но Олесь не мог не понимать, что порядок есть порядок. И что последняя мстя руководителя тоже закономерна.

– Спасибо. Но я хотел с понедельника уже уволиться, Валерий Витальевич.

Тот усмехнулся.

– Должен – значит, надо, – сказал генеральный.

Олесь посмотрел ему прямо в глаза.

– Я ведь больничный возьму. Положенный.

– Сукин сын, – порадовался босс. – Ладно, иди. Чтобы с понедельника духу твоего в офисе не было, – он добродушно улыбнулся. – Наташа сама пока справится.

И Олесь понял, что только неудачники ничего не могут.

«Наташа» восприняла новость о внезапном увольнении Олеся почти стоически, но с некоторыми оговорками. Выяснилось, что только в понедельник с утра ему смогут выплатить положенную часть зарплаты вместе с отпускными и прочим, потому что обходной лист подпишут только в пятницу во второй половине дня. Он не спорил. Выигранный раунд с шефом перекрывал все бюрократические заморочки, да и деньги пока водились, чтобы из-за пары дней переживать.

Наталья Николаевна вставила несколько шпилек по поводу отсутствия у Олеся опыта, но в целом вела себя более-менее.

Он поговорил с Пашкой, договорился, что выйдет через неделю, и впервые за долгое время почувствовал себя свободным. Без обязательств, без мыслей о том, что завтра на работу, что вообще кому-то должен. И это было хорошо. Почти. Потому что заняться было решительно нечем. Михалыч отпадал по понятным причинам, Гоша отдыхал в теплых странах, и Олесь банально не знал, что ему делать.