Текст книги "Гражданин О (СИ)"

Автор книги: Amycus

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

Олесь опустил голову, кусая губы.

– Я... это неожиданно, Гордеев.

– Как могу, – сказал тот. – Ну так что?

– Ты мне одолжение делаешь?

– С чего ты взял? – опешил Гоша.

– Ну, у тебя так получается, что если я хочу отношений, то ты готов снизойти ко мне со своего Олимпа ради возможности обнять на людях. К чему такие жертвы?

– Это не жертвы! Какой ты сложный, Олеська, это же невозможно!.. Я готов попробовать.

– Готов? – уточнил он, глядя Гоше в глаза.

– Хочу. Я хочу отношений.

– Тогда ладно, – Олесь кивнул. – Сейчас мне еще пару раз пройтись нужно, а потом поедем. Ко мне, – он гордился тем, что вышло говорить строгим тоном, будто они поменялись ролями.

– Хорошо, – сказал Гордеев и, на секунду замешкавшись, наклонился и поцеловал его в щеку.

Кожу в том месте еще какое-то время покалывало, а Олесь почти парил во время своей пробежки на камеру. Ему давно уже не было так хорошо.

***

Сначала Олесь собеседовал девочку, потом мальчика, потом – рослого мужика, который оказался бывшим военным. Пашку он беспокоить не стал, но Аллочке, эйчару, высказал все, что думал.

– Вы поймите, Алла, я готов их с утра до ночи смотреть, ваших успешных, – устало говорил он, качая головой. – Но есть функционал, есть, наконец, требования к кандидатам… Сначала надо расспросить, оценить, а вы их с порога ко мне ведете.

Это Павел Николаевич его муштровал. Олесь без зазрения совести уволил аналитика Александра, проверив наиболее часто посещаемые с его компьютера сайты. И потом… Александр ему лично не понравился, что тут скрывать. Пашка так и сказал: «Увольняешь – сам ищи. Команду подбирай». Люба очень помогала, но оценивать наиболее достойных кандидатов должен был все-таки Олесь.

– Олесь Андреевич, я все понимаю. Но у них резюме…

– Я понял, – поморщился Олесь. – Там у Любы возьмите кейсы, пусть решают на собеседовании, а мне приносите результаты.

Он посмотрел на часы: до конца рабочего дня оставалось два часа, а работы было столько, что снова сидеть до полуночи. Когда Алла ушла, очень красиво виляя бедрами, почему-то вспомнился Гоша.

– Привет, – сказал Олесь, сразу же набрав его с мобильника. – Представляешь, я смотрю на красивые женские ноги, а думаю о тебе.

– Олеська! Я тебе три часа не могу дозвониться, – у Гоши был странный голос. – Ты… в общем, тебя утвердили. Будешь в неделе моды участвовать.

Олесь откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок, не зная, смеяться или биться головой об стол.

– Гордеев, я устал повторять, что у меня работы дохрена!

– Это самая важная неделя в году! Ну, одна из двух самых важных! Будут новые съемки, заказы…

Олесь устало прикрыл глаза: Гоша болел этой дурацкой неделей моды, а у него был конец испытательного срока и никакого желания вилять задом. Ладно – съемки, они приносили неплохие деньги, и он уже мог выбирать, с кем из фотографов работать. Один раз даже отказался от сессии в нижнем белье, и в модельной среде поползли слухи, что он то ли зажрался, то ли фурункулезом заболел, раз светить тело не хочет. Это было весело, в конце концов. Но Гошина одержимость начинала надоедать. Лучше бы сказал, что трахаться хочет: из-за плотного графика обоих они виделись в лучшем случае раз в неделю.

– Да, я поговорю с Павлом. Спасибо, что напомнил, – сказал Олесь и тут же спросил: – Вечером ты как?

– Маме обещал, что заеду.

На секунду захотелось предложить съездить вместе, но Олесь эту мысль быстро подавил: не невеста, в конце концов. Незачем ему с Гошиными родителями знакомиться.

– Тогда до завтра. Целую.

Он первым сбросил вызов и положил телефон на стол. Тот моментально завибрировал снова.

– Да?

– Привет, – голос Кати звучал весело.

Хоть кому-то хорошо, подумал Олесь.

– Привет, жена.

– Бывшая жена, – сказала она все так же радостно. – Нас наконец развели.

– Ты по этому поводу такая довольная?

– Нет, хотела сообщить, что я переезжаю, так что квартира твоя.

Разумеется, как же иначе: Олесь ведь позавчера оплатил следующий месяц аренды однокомнатной, ему не могло так повезти.

– Катюш, не торопись, – он потер переносицу большим и указательным пальцами. – Проверьте чувства, я не знаю…

Она засмеялась, и ему так ее смех понравился, что захотелось улыбнуться.

– Дурак ты, Олесь. Какой дурак.

– Катька… – он помолчал, размышляя, стоит ли спрашивать. – Ты его любишь?

– Кажется, да. Он хороший. А ты как?

– А меня на неделю моды пригласили. Теперь вот думаю, что делать.

– Соглашайся, конечно. У тебя все получится.

Отношения с Гошей оказались не такими простыми, это Олесь мог утверждать со всей серьезностью. Если раньше он был для Гордеева просто соседом, то теперь – его личной собственностью, и отказывать великому и ужасному было нельзя. Самое неприятное заключалось в том, что личной жизни это никак не касалось, а вот работа… Олесь уже сам не понимал, какая из его занятостей основная, а какая – развлечение. В финансах он разбирался, но в моде… Да и не хотелось.

Олеся учили ходить по подиуму. Олесь матерился и ходил, но получалось откровенно плохо.

Ему показывали клип и тыкали носом в ошибки, которые пипл схавает, а профессионалы сразу заметят. Олесь раздражался и напоминал, что актерских курсов не заканчивал, а все его выступления на публике ограничивались декламацией стихов в детском саду.

Олесю звонили посреди ночи и напоминали о съемках, он бросал трубку.

После того, как Пашка, улыбаясь, официально подтвердил его должность на одном из собраний, Олесь окончательно уверился, что хочет делать карьеру. Сразу стало ясно, почему раньше не получалось: сам не хотел. Теперь нравилось приносить пользу компании и получать за это бонусы.

Он попытался взять отпуск на эту дурацкую неделю, но был послан сразу.

Пожаловался Галине в курилке, что нужно отпроситься, и та посоветовала взять за свой счет. Пашка побурчал для вида, но бумажку подписал, и позже, сидя в битком набитом помещении, полном моделей и обслуживающего персонала, Олесь мысленно подсчитывал доход, понимая, что уходит в глубокий минус. Неделя моды могла принести в лучшем случае тысяч двадцать, неделя работы в офисе – пятьдесят.

В большой комнате было грязно и душно, Олесю казалось, что он здесь – ничто, пустое место, тело без мозга, потому что командовали моделями все: от гримеров до уборщиц. Общаться с собратьями по профессии не хотелось, Гордеев куда-то убежал – в зал, наверное, фотографировать проходы по подиуму было для Гоши слишком мелко, и Олесь изнывал, ожидая выхода.

Показ задерживали уже на полчаса, а пока никто даже двери не открывал.

Мучительно хотелось курить. И еще джину с тоником. И Гошу. Олесь со всей этой суматохой Гордеева не то, что не осязал – даже забыл, как это делается. Отношения, как же. Он пытался спросить, зачем Гоше это все – тот фактически проталкивал Олеся на подиум, подрабатывая его агентом. Олесь пару дней назад пошутил, что желтая пресса должна обрадоваться таким новостям: ГГ самолично продвигает любовника. За что получил пренебрежительное: «Это твой выбор».

Олесь выбирал выспаться. И еще секс. Гоша орал на него, а он спотыкался, путаясь в собственных ногах, когда отрабатывал блядскую модельную походку. Ради чего? Ради одобрения Гордеева?

– Так! Встали и выстроились! – прокричала какая-то тетка, которую Олесь впервые видел, и все почему-то потянулись к выходу.

Иногда у него и вправду создавалось впечатление, что он – всего лишь один из стада.

Олесь должен был выходить вторым, и это немного нервировало, как перед экзаменом в институте. Тогда тоже было понятно, что быстрее зайдешь – быстрее освободишься, но все равно хотелось стать поближе к концу очереди.

Зазвучала музыка, настолько громкая, что захотелось заткнуть уши.

На Олесе был костюм, который оказался великоват, и теперь в лопатку колола булавка – наверняка одна из тех, которыми подгоняли пиджак по фигуре.

Олесь вспомнил, что он – коммерческий директор крупной компании и даже немного воспрянул духом, но тетка снова заорала, на этот раз что-то об идиотах, которые до сих пор не научились право и лево отличать, и желание сбежать вспыхнуло с новой силой. Останавливало только чувство ответственности и мысли о Гоше. Этот точно не простит срыв мероприятия.

Олесь оглянуться не успел, как его буквально вытолкнули к выходу на подиум, и он шел, напоминая себе о том, что нельзя размахивать руками и улыбаться, нельзя, нельзя, нельзя!

Очнулся только внутри рядом с какой-то девочкой лет шестнадцати, та светилась от счастья, а Олесь мечтал сдохнуть. Еще и после прохода слезились глаза от света софитов. Вот это разве работа? Минута жизни за сто долларов – это прекрасно, но до нее было три часа подготовки, и черт его знает сколько времени потратил Гоша на уговоры и дерганье за ниточки.

Олесь прислонился спиной к стене и, помня о костюме, постарался не шевелиться.

Суматоха за кулисами продолжилась, и показалось, что все софиты с подиума вытащили сюда, но это были операторы с журналистами и камерами. Воздуха становилось все меньше. Олесь раздраженно выдохнул, понимая, что за глоток воды и сигарету продаст душу вместе с телом и костюмом.

– Олеська! – Гоша появился очень неожиданно, но реагировать на него уже не было никаких сил. – Ты молодец.

– Спасибо, милый. Я сейчас умру на твоих руках.

– Даже не думай. Сейчас тут будет жарко.

Олесь хотел сказать, что тут уже как в аду, но Гордеева уже унесло куда-то в сторону, а на его месте материализовался какой-то чувак, который смотрел на Олеся, улыбаясь. Он сдержанно улыбнулся в ответ и закрыл глаза.

Моделей согнали в кучу, начали фотографировать, Олесь даже узнал пару фотографов, с которыми уже успел поработать.

Потом объявили, что будет фуршет, все приглашены, и он снова начал искать взглядом Гошу, но тот словно в воду канул.

Нашелся Гордеев поздно вечером, когда Олесь уже переоделся и пятый раз набирал его, чтобы предложить вместе поехать по домам.

– Устал? – спросил и улыбнулся.

Олесю уже было все равно.

– Да, – буркнул он. – И больше никогда...

– ...завтра у тебя три показа. Пока ты самый востребованный из мальчиков.

– Звучит так, будто я проститутка.

– В некотором роде так и есть, – Гоша потрепал его по волосам, словно ребенка. – Едем?

На следующий день Олесь честно выходил на подиум четыре раза: одной из дизайнеров не хватало моделей-мужчин, и ему пришлось в спешке переодеваться.

Потом была среда, четверг – в четверг какой-то мелкий телеканал устраивал специальный показ, и приглашенный Гордеев потащил Олеся с собой в качестве пары. В пятницу уже была вечеринка спонсоров, и Олесю сказали, что он должен быть.

Сил почти не оставалось, но он терпел, напоминая себе, что осталось совсем немного, только день пережить.

На вечеринке Гошу снова куда-то унесло, Олесь улыбался даме из организаторов недели моды, надеясь, что она не заметит, насколько эта улыбка вымученная.

И в момент, когда Олесь готов был сказать ей, что он гей, или что женат, или что дал обет безбрачия, потому что терпеть этот похотливый взгляд не было никаких сил, рядом нарисовался Гордеев.

За эту неделю, несмотря на то, что Гошу удавалось увидеть, потрогать и даже с ним сфотографироваться, Олесь соскучился, но, по странному совпадению, узнал его лучше. Гордеев в привычной ему среде здорово раскрылся, во всяком случае, со стороны. Наблюдая за ним, Олесь отмечал собственные ошибки и тихо восхищался тому, как можно быть одновременно милым и жестким. Казалось, Гоша всем нравится, но он подслушал несколько разговоров и с удивлением услышал, что Гордеева считают настоящей задницей, причем не с гомоэротической точки зрения. Возникла какая-то спонтанная и неконтролируемая гордость, особенно когда он поймал один-единственный Гошин взгляд на фуршете.

– Олеська… – Гордеев сразу обнял его за пояс, ткнулся носом в шею и только после этого улыбнулся тетке. – Извините. Мне всего на пару слов.

Оттащил Олеся за колонну, впился в его губы губами, но отстранился почти сразу.

– Я соскучился.

– Я тоже, – сказал Олесь, вцепившись в его рукав. – Поехали домой?

– Мне сказали, что тут агент из Парижа, пока нельзя уезжать.

Олесь мысленно сосчитал до пяти, потом еще раз, и сказал:

– Я с ним уже разговаривал. Мне предложили контракт. Пока нужно на пару дней слетать в Париж, они сделают полароидные пробы… Кстати, что это за идиотизм? Неужели нельзя на обычный фотоаппарат пофотографировать?.. Короче, вот.

Гоша будто потух: в глазах появилась такая тоска, что Олесю сразу же стало стыдно за эти слова. Вспомнился бывший Гошин любовник, который поехал за океан ради длинного бакса, и то, как Гордеев об этом говорил.

– Поздравляю. Ты теперь настоящая модель, об этом все наши мечтают.

– Я отказался, Гоша, – Олесь поймал его удивленный взгляд и быстро продолжил: – Ко мне дважды подходили, я сказал, что я не модель. И никуда не поеду.

– Я тебя не понимаю.

– Я не хочу быть моделью. Уезжать из страны, участвовать в этом гребаном бардаке. Слушать, как на меня орут какие-то тетки или мужики. Но это не главное.

– Деньги? – спросил Гордеев; он уже не выглядел таким подавленным, и Олесь понял, что принял правильное решение.

– Нет. Я устал за эту неделю. И хочу нормально выспаться. А еще… Я тут подумал… давай поужинаем?

Гоша посмотрел на него так, словно опасался за его рассудок.

– Да, поужинаем, – Олесь приблизил губы к его губам. – У нас даже нормального свидания ни разу не было. Разве у геев это не принято?

И Гоша улыбнулся.

КОНЕЦ