Текст книги "Гражданин О (СИ)"

Автор книги: Amycus

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Слушай! Ты сейчас не занят?

– Не особенно, но...

– Дело есть, – Гоша втащил его в студию, захлопнул двери и принялся объяснять, быстро размахивая руками: – Вчерашний мальчик меня нахуй послал... Короче, я сам виноват. А клиент его утвердил, мне фотографии в понедельник сдавать нужно, еще день дизайнеру на чистку нужен, моделей подходящих нет... Короче, попробовать не хочешь?

– Так я ж не модель, – протянул Олесь удивленно.

– Мне только тело нужно, волосы – повод, их видно будет только на фотографиях сзади. Давай попробуем, а? Мне кажется, что ты подойдешь. У тебя ж нет загара типа "я все лето ходил в майке-алкоголичке"?

– Нет, – улыбнулся Олесь, – я вообще не загорал еще.

– Я заплачу... Точнее, часть долга вычеркнем. Идет?

– Сколько? – спросил Олесь, чувствуя себя идиотом.

– Двадцать тысяч. Я плачу по полной ставке, хотя это пробы. Соглашайся.

– А если пробы подойдут, то что?

– Тогда подпишем контракт, и ты мне ничего не будешь должен.

Олесь решил, что всю жизнь не тем занимался – если какой-то контракт тянет на сто тысяч, а всей работы – попозировать перед камерой.

Гоша трогал его плечи, рассматривал, сужал глаза, и под такими взглядами было как-то неловко – особенно после вчерашнего. Ну, вчерашних мыслей.

– А что надо делать? – спросил Олесь, понимая, что уже согласился, несмотря на вопрос.

– Сними рубашку, – сказал Гоша. – Я тебе сейчас все расскажу, – делая большую паузу после каждого слова, ответил он.

Олесь успел расстегнуть только одну пуговицу, как вдруг Гоше вздумалось помогать, и надо сказать, у него получилось гораздо лучше и увереннее. Он обнажил плечи Олеся и знакомо склонил голову набок.

– Так, отойди на пару шагов и посмотри на меня.

Олесь моргнул, но повиновался.

– Сейчас приедет Светочка, стилист, она подправит тебе рельеф. Пока можешь, – он махнул рукой, – душ принять.

– Я лучше домой схожу, – поежился Олесь: он чувствовал себя неудобно.

– Сходи. Только не пей, иначе...

– Ты меня каким-то алкашом считаешь! – возмутился и поморщился.

С учетом данной ситуации Гошу следовало слушаться и не пререкаться.

– Я не про алкоголь. Воду не пей, чтобы пузо не выпирало, – улыбнулся тот.

Олесь даже к двери пошел, а потом вернулся.

– Я тут подумал, – улыбнулся он, стараясь делать это небрежно, – я лучше у тебя. А то время зря потеряю. А ты разрешишь мне покурить.

– На улицу, – шутливо нахмурился Гоша. – Вместе пойдем. Я устал уже адски, весь день работал.

Они покурили во дворе, а вернулись уже в компании небесного создания с синими волосами, торчащими в разные стороны. Кажется, Светочке должно было быть за тридцать, судя по манерам, но смотрелась она девчонкой.

– После душа можешь не одеваться, – сказал Гоша и, заметив странное Олесино выражение лица, усмехнулся. – Вот, надень.

Он швырнул ему белые трусы-боксеры.

– Сниматься в этом?

– Ага. Постарайся не намочить и не испачкать. У меня еще есть, а дизайнер всегда сможет заретушировать, но лучше, чтобы они оставались чистыми.

Олесь быстро помылся, подумав, голову решил не мыть, расстроился из-за отсутствия дезодоранты и вышел в комнату.

Светочка уже разложила перед зеркалом какие-то баночки, кисточки и огромные палитры, и Олесь мысленно хмыкнул: мало того, что пидорас и педофил, сейчас еще и будет накрашенным, как какой-нибудь транссексуал.

Пиздец.

– Гошик, а мальчика стричь? – спросила тем временем Светочка, и они оба встали перед Олесем, одинаково склонив голову набок.

– Из мальчика делать человека, – ухмыльнулся Гоша и подмигнул Олесю так, словно следующее предложение будет о сексе втроем.

Олесь сразу нахохлился. Не то чтобы его пугала подобная перспектива, но ощущение причастности к чему-то запретному накрывало, а от предвкушения в груди что-то радостно трепетало.

– Хорошо, – сказала Светочка и поманила к себе Олеся.

И весь следующий час творила с его головой и лицом что-то непонятное. Пахло аммиаком, волнующе обивало ароматами чего-то свежего и в то же время пряного, пахло Светочкиными духами и мятной жевательной резинкой, пахло новым, и это волновало.

Наконец гримерша позвала Гошу, и оба снова встали перед Олесем, рассматривая его и не говоря ни слова.

– Да… – нарушил молчание Гордеев.

– Глаз у тебя, Гошик, – хмыкнула Светочка.

Олесь попытался повернуться к зеркалу, но Гоша не дал: схватился за спинку кресла и навис сверху, внимательно рассматривая его торс.

– Волос на груди почти нет, это хорошо. Те, которые есть, сбрить, потом намажь его бронзой.

– Эй! Мы так не договаривались! – возмутился Олесь.

– Это работа, детка, – хихикнула Света. – Гош, а с пахом что-то делать будем?

Тот посмотрел и покачал головой.

– Тещина дорожка – непременный атрибут мужественности. Пусть будет.

Олесь не сразу сообразил, что речь идет о его – его! – пахе, поэтому даже возмутиться не успел: Светочка нанесла на его грудь обыкновенную пену для бритья и вытащила одноразовый бритвенный станок.

Еще через полчаса Светочка растирала Олесю спину. Да, трусы все-таки пришлось снять – Гоша настоял, испугавшись за их сохранность. Олесь чувствовал себя и смешно, и глупо. Но улыбаться не хотелось, потому что Гоша… он смотрел. Нет, он возился с камерой, выставлял свет, разговаривал со Светой, которая, кстати, вообще не обращала на причиндалы Олеся никакого внимания. Но Гоша смотрел, и Олесь знал, что это не просто взгляд, поэтому изо всех сил старался думать об острых коленках Ростика – оказалось, что это воспоминание напрочь убивает возбуждение.

Руки у Светы оказались профессиональными – как у массажиста. Сильные, неженские руки, которые не вызывали никаких неуместных желаний. Если бы не Гошин взгляд, то Олесь бы даже не напрягался.

– Слушай, я устала, – сказала Света через какое-то время. – Гош! Го-оша! Закончи спереди сам, хорошо? Я не думала, что нужно будет так долго. Мне еще ребенка у матери забирать.

Тот зашел в комнату с зеркалами, согласно кивнул и протянул Свете пачку денег.

Олесь снова, в тысячный раз, подумал, что явно не тем занимается, если стилист зарабатывает за два часа работы больше, чем он за неделю.

Пользуясь тем, что Гоша пошел провожать гримершу, он повернулся к зеркалу. И потрясенно замер. Себя Олесь красавцем никогда не считал, но тут было глупо спорить с очевидным фактом: из зеркала смотрел парень, наполовину загорелый (насколько хватило мужественных Светочкиных рук), светловолосый и даже… черт, симпатичный, что ли.

– То, что надо, – раздался негромкий голос Гоши. – У тебя отличное тело. Отличное.

Олесь хотел что-то ответить, но снова опоздал – Гордеев подошел очень близко и, положив ладони на его грудь, провел ими вниз – до живота.

По телу тут же пробежалась дрожь. Олесь втянул живот и даже перестал дышать.

– Я не пристаю, – хмыкнул Гоша, – нужно тебя намазать.

Взял оставленный Светой крем с блестками, зачерпнул хорошую такую горсть и провел ладонью по груди – плашмя, тоже, как и Света, не лаская, а просто размазывая крем. Но смотрел, и от взгляда в его ярко-голубые глаза у Олеся сбивалось дыхание.

И хотелось, чтобы он подольше наносил этот чертов крем, смотрел так, бля… внимательно. Олесь видел, как вздрагивают его ноздри, и понял, что случилось с Гордеевым накануне. Тело, запах крема и недоеб. Все было слишком очевидно, но от этого не менее неприятно. Олесь разочарованно вздохнул и отвел взгляд.

– Ну что? – переспросил Гоша. – Передумал?

– Нет.

– Хорошо.

Он продолжал гладить его грудь, вернее, наносить крем, но движения стали поспешными и вскоре закончились вовсе.

– Ягодицы сам, – Гоша протянул ему баночку. – Не полностью, до копчика намажь. И аккуратно одевайся. Сможешь?

– Справлюсь, – буркнул Олесь.

Но, естественно, через несколько минут взмолился. И они вдвоем надевали на Олеся трусы. Не было ничего более глупого, чем это, но, стоя в идиотской позе, расставив в стороны ноги, Олесь окончательно понял, что хочет Гошу.

Тот смотрел так, что было понятно – знает, заметил. И молчал. Олесь лишний раз напомнил себе, что у них нет будущего, что Гоша для него слишком хорош, и пошел в комнату-студию.

Сначала Гордеев щелкал вроде бы бездумно, а Олесь стоял в позе оловянного солдатика, руки по швам, но потом, выставив свет, Гоша начал командовать: «Согни ногу, повернись, напряги пресс, склони голову к плечу, замри». За исключением этих обрывочных команд съемка проходила в полной тишине, громко щелкал затвор фотоаппарата, а свет от ламп, которые ярко вспыхивали каждый раз, когда Гоша делал снимок, слепил, и из-за этого слезились глаза. Олесь терпел, его грела мысль о тысячах и о перспективе того, что клиенту понравится. Почему-то он был уверен, что понравится. Не потому что он такой красавец и модель, а потому что Гоша – профессионал.

В буклете говорили, что у него из всех российских фотографов больше всего премий и регалий. Значит, Олеся возьмут, и не нужно будет искать деньги.

Он был ослеплен светом, голос Гоши казался голосом Гудвина из Изумрудного города – слишком громкий, уверенный… равнодушный. Олесь подслеповато прищурился, глядя из-под ладони.

– Еще раз, очень хорошо…

Он неловко улыбнулся и сразу же спрятал эту улыбку. Захотелось, чтобы в голосе Гордеева послышалось возбуждение. Не следовало ему рассказывать Олесю о вчерашнем, и не было бы вчерашнего, если бы не…

Он подумал, что никогда не видел геев и не представлял, как они себя ведут, за исключением карикатурных жеманных жестов, которые и близко не подходили Гоше. А как вел бы себя Гоша, подумал Олесь, распрямляя плечи. Он положил ладони на бедра и запустил большие пальцы за широкую резинку трусов. Посмотрел в камеру исподлобья, потом улыбнулся кончиком губ, повернул голову в профиль, запрокинул ее. Это сопровождалось только звуком бесконечных щелчков фотоаппарата.

– Два кадра готово! – сообщил Гоша весело, и Олесь напрягся.

– Два? Да ты уже сто кадров сделал, если не двести!

– Два готовых. Из сотни если один в работу пойдет – уже хорошо. На самом деле можно и не продолжать, но... – Гоша снова наставил на Олеся фотоаппарат. – Хочу фотографировать тебя, а не трусы. Ты не против?

– Нет, а что нужно? – неожиданно быстро согласился Олесь.

– Играй себя. Или секс. Или мальчика. Даже девочку. Что хочешь.

Олесь понятия не имел, как играть все перечисленное, включая, как ни странно, девочку. Поэтому сначала насупился и был в этом состоянии пойман, смутился – и снова Гоша щелкнул камерой. Олесь посмотрел в объектив и подумал о том, что хочет Гошу – без напряжения в паху, просто констатируя факт.

– Хорошо… – отозвался Гоша как-то глухо.

Олесь непонимающе взглянул на него, понимая, что очень устал. Провел ладонью по лицу, размазывая весь этот роскошный бронзовый крем.

– Еще… лучше…

Он понятия не имел, что же там хорошего, поэтому еще больше удивился, когда Гоша шагнул к нему и, быстро притянув за шею, поцеловал. Это даже поцелуем назвать было трудно, Олесь качнулся в сторону, едва не потеряв равновесие, а Гоша уже вернулся к своей камере.

– Бесподобно. Ты не красавец, но цепляет, как же цепляет…

В Олеся полетел халат.

– Курить, срочно. А то у меня что-то голова поплыла, – признался Гоша.

– Э-э, – Олесь, охренев, так и остался стоять с этим халатом в руках, а за Гордеевым уже хлопнула дверь.

Что это было вообще? То работает, то подходит и целует какого-то хрена.

Халат было жалко – после той блестящей фигни, которой Олеся обмазали, вещь наверняка будет испорчена. И он с какой-то мстительной решимостью всунул руки в рукава, у порога обул свои сандалии и вышел на лестницу, прикрыв двери.

Гоша уже курил у подъезда, выпуская в небо густой сладковатый дым.

– Что куришь?

– Да я обычно нормальные курю, но купить забыл, а у... короче, были только эти, – он протянул Олесю пачку «Captain Black». – Будешь?

Олесь такие пробовал, конечно. После них губы становились сладкими, в институте этой херней было прикольно цеплять девчонок. И по мозгам били. Выпендрежные сигареты для мажоров и геев. Он вытащил коричневую трубочку и сунул в рот.

– Спасибо. Балуешь меня, – сказал он, прикуривая. – Атрибуты сладкой жизни для занюханного соседа.

– А ты привыкай, – отозвался Гоша. – Никогда бы не подумал, что в тебе столько секса. Впечатляет.

– Я заметил.

Гоша бросил на него быстрый взгляд.

– Посмотришь распечатки – сам не поверишь.

Он протянул к Олесю руку и сжал его плечо через халат.

Второго неудачного опыта за сутки не хотелось. Да и вообще – Олесь был не готов. И боялся, что с Гошей тоже будет не так и не то. И не хотел испортить то, что между ними начиналось – дружбу-не дружбу, но что-то. Рядом с Гошей было хорошо, Олесь чувствовал себя гораздо лучшим человеком, чем был на самом деле, и даже если Гоше в голову стукнуло потрахаться, а самому хочется так, что скулы сводит – ну уж нет.

– Ты доволен работой? – спросил Олесь ровно.

– Да, – пальцы сжались чуть сильнее.

– Тогда я пойду, – он запустил окурок в кусты и развернулся к дверям. – Пойду оденусь.

– Давай, – ответил Гоша таким тоном, что было непонятно – ему в самом деле плевать, или это только поза. – Заходи в понедельник вечером, фотографии покажу.

– Я не сомневаюсь, что фотки хорошие.

– Не люблю слово "фотки", – сказал тот, поморщившись. – Фотографии.

– Как скажешь.

Олесь пожал протянутую руку, зашел в студию, собрал свои вещи и сбежал домой.

Ему нужно было о многом подумать.

Глава 7

– Ты какой-то новый, – сказала Катерина.

Олесь смотрел на нее и улыбался. Радовался, что ее быстро перевели из реанимации в отдельную палату: все-таки деньги все решают, это верно. Жена выглядела бледной, но в глазах читалось новое выражение, и Катька даже нравилась той полузабытой естественностью, которая привлекла в студенческие годы.

– Подстригся. Гоша помог, – ответил он, прекрасно зная, что это вызовет много вопросов.

– Гоша? – переспросила Катерина.

– Да. Наш сосед. Он фотограф.

– Помог?

– Он предложил заработать денег, я согласился. Пришлось постричься.

– Что это за работа такая?

– Он фотограф, – терпеливо повторил Олесь, – ему нужна была... то есть, нужен был модель. Мужчина. Короче, он меня сфотографировал, но пришлось постричься. Там какая-то модная стилист была, она меня и обстригла. Даже осветлила немного.

– Хм, – произнесла Катерина глубокомысленно и отвернулась к окну.

– Ну что такое?

– Ничего. Пока я тут торчу, ты развлекаешься.

– Кать, это работа, какие развлечения, что ты? Я, между прочим, у Гоши сто тысяч занял, чтобы лечение оплатить, и двадцать этой работой уже отбил. Ну чего ты возмущаешься?

– Ничего, – махнула она рукой. – На здоровье.

– Да, – Олесь решил сменить тему: – Расскажи лучше, как ты себя чувствуешь?

– Нормально, оно не болит даже. Во вторник переведут в онкологию.

От одного только слова Олесь покрылся липким холодным потом.

– Онкология?

– Да, – буднично сказала Катерина, и стало ясно, что она уже рыдала, а сейчас мстительно ждет его реакции.

Олесь жену знал слишком хорошо: она очень любила преподносить уже пережитые новости таким тоном, что становилось херово.

– Зачем? – он постарался скопировать этот гребаный тон, но получилось плохо.

– Затем. Для профилактики, – Катя повернула к нему голову. – Ты прослушал, когда я рассказывала. Вот так, Олесик.

Сказала так, словно он был виноват в ее болезни.

– Катюш…

– Паша звонил, – она холодно улыбнулась. – У него тут какие-то знакомые в больнице. Спрашивал, все ли хорошо.

Так вот откуда отдельная палата, запоздало понял Олесь. Ну, Пашка…

– Небось, проведать тебя обещал, да?

– Ох, – улыбнулась она недобро, – а ты никак ревнуешь? Вспомнил старые добрые времена?

– Мне повезло, – Олесь сумел состроить печальное лицо, – ты же меня выбрала, а не его. Пашка в пролете последние пять лет.

Катя расслабилась, морщины над переносицей разгладились, и он довольно выдохнул.

Пронесло.

***

Вечером он забаррикадировался в квартире с двухлитровой бутылкой пива. Телефон положил рядом – вдруг Катерина позвонит. Но мобильник молчал, а Олесь самозабвенно поглощал пиво и смотрел душераздирающий фильм о подростках, попавших в руки к маньяку. Тот методично убивал их одного за другим согласно сценарию, пока не оставил двух, и ближе к концу начало казаться, что один из них маньяку помогает. Олесь ловил себя на разных мыслях: ему очень понравился второй парень, более взрослый, хладнокровный. А еще он думал о том, что сценарий поражает своей нетривиальностью: обычно оставалась влюбленная пара, и они убивали ублюдка, а потом целовались на фоне горящего здания, взорванной машины или чего там еще. Олесь представил этих двух парней, целующихся на фоне полуразрушенного здания, и пролил на себя пиво.

Когда маньяк разобрался с первым, оставив на закуску второго, Олесь понял, что ему нравятся брюнеты. И вообще – очень нравятся мужчины такого полубогемного вида, как Гоша.

На звонок в дверь он отреагировал тихим матом, но все же поплелся открывать.

– Я не взял твой мобильник, – сказал Гоша, ступая в прихожую.

Олесь протянул ему свой телефон и улыбнулся – пошутил, мол.

Гоша вежливо хмыкнул.

– Фотографии посмотреть хочешь? Дизайнер моя уже прислала. Сказала, что у тебя кожа отличная, ретушь почти не понадобилась.

Олесь подумал о том, что это у Ростика отличная кожа – гладкая и юная, не то что у него. Хотя умом дизайнеров и фотографов не понять, конечно.

– Ага, хочу, – кивнул и взял с тумбочки ключи.

Уже закрывая двери, подумал, что не взял ни сигареты, ни деньги – снова придется курить Гошины. И от этой мысли почему-то не было неудобно, хотя обычно бывало: любой долг Олесь протоколировал и запоминал, а потом при случае возвращал. Даже если речь шла о стрельнутой сигарете.

Уже в Гошиной студии он понял, что тот ведет себя, будто нервничает: слишком рваные жесты, слишком односложные ответы.

– Я пару распечатал, остальное на ноуте, – эта Гошина фраза оказалась более связной, чем предыдущие.

А потом он сидел и, улыбаясь, смотрел на Олеся, который переводил взгляд с одной фотографии на другую, поворачивался к Гоше – и так бесконечно, кажется. А на фотографиях был охеренный парень: молодой, нахальный, с блядскими глазами и бронзовой кожей. Гоша распечатал последние снимки – Олесь помнил, о чем думал тогда, и эти мысли читались с фото прямым текстом.

– Пиздец, – нарушил молчание он и снова уставился на свои фотки, вернее, фотографии.

Олесь не думал, что выглядит вот так. Верил в мастерство Гоши, но парень на фотографиях был не им, а тем, другим Олесем, из красивой жизни. Тот умел зарабатывать и тратить, точно не испытывал никаких проблем в личной жизни и пользовался успехом у всех, включая начальство.

– Черт, я и не знал, что у меня такие мышцы!

– Думаешь, что мальчики из журналов на самом деле выглядят так, как на фото? – ухмыльнулся Гоша. – Это правильные свет и грим, плюс фотошоп. Модели в последнее время вообще расслабились. Прошу не жрать перед съемкой – заявляют, что дизайнер все равно отретуширует. Скоро вообще перейдем на моделей из компьютерной графики.

– Это ты мне сейчас так тонко намекаешь, что на самом деле я урод? – уточнил Олесь.

– Нет, нет!.. Я бы не стал снимать урода. Просто ты не профессионал, это видно, но это и подкупает. Если ты вот так, – он сунул Олесю под нос распечатку, – на улице будешь в толпу смотреть, то через полгода сможешь залезть на бйоневичок и устйоить йеволюцию.

Олесь хмыкнул и посмотрел вот так. Посмотрел и снова подумал о том, как хотел тогда Гошу, не испытывая сейчас желания, но будучи крайне польщенным его словами.

Уголок рта Гоши пополз вверх.

– Да, – Гордеев покачал головой в знак согласия. – Именно так.

Он неожиданно обнял Олеся за плечи.

– Я чувствую, тебя утвердят. Я бы так и сделал.

– Посмотрим.

Скрывать гордость было очень трудно. Олесь представил, как его эго заполняет комнату, и засмеялся.

– Что? – спросил Гоша.

– Так, – махнул рукой Олесь. – Подумал, что я как Золушка после бала. Осталось пару минут потерпеть, и принц достанет хрустальный башмачок.

Гордеев хмыкнул.

– Завтра Митя должен утвердить пробы. Вообще у меня ощущение, что он лезет в рекламу только для того, чтобы лишний раз меня за жопу пощупать. В нормальных компаниях для этой работы специально обученные люди есть, владельцы или директора другими вопросами занимаются... Не обращай внимания, я перед встречей с Митей всегда такой.

– Да ничего, – Олесь вежливо улыбнулся и уставился на свои плечи на фото.

Он бы себя выебал, это точно. Значит, не урод. Как минимум симпатичный.

– Я бы сходил с тобой, но у меня работа... если меня, конечно, завтра не уволят.

– А что такое? – удивился Гоша.

– Да я Ростика послал. Он пришел потрахаться, а я... В общем, он сын генерального и настолько въедливый, что если решит мне отомстить, то у него получится.

– А почему послал?

– Не хотелось... Покурим? – он второй раз за день неумело менял тему, и это раздражало.

Нужно было или не влезать в ситуации, которые потом требуют оправданий, или научиться врать, не краснея.

– Давай в окно, – кивнул Гоша и подошел, собственно, к трехметровому окну.

Олесь на удивление отметил это крайне опосредованно – ну, окно здоровое, так это же студия. Его больше волновало, будет ли Гоша задавать вопросы.

– Не мое, конечно, дело, – начал тот, устраиваясь на подоконнике, – но… не захотел?

– Ага, – ответил Олесь, усаживаясь рядом. – Не захотел.

– Что – не нравятся больше?

Твою же мать! Он поежился под внимательным взглядом.

– Угостишь сигаретой? Спасибо. Я свои дома забыл…

Гоша поднес ему зажигалку, зажав ее двумя руками, чтобы укрыть пламя от несуществующего ветра.

– Нравятся, – продолжил Олесь, не в силах выносить заинтересованное молчание. – Но не мальчики. Острые коленки и тощие задницы… что-то я ошибался, похоже.

– А, – улыбнулся Гоша довольно, – как я и думал. И что теперь?

– Теперь меня уволят.

– Я не об этом, – поморщился тот, – а об... Что думаешь дальше делать?

– Ничего вообще-то, – Олесь затянулся и выдохнул дым за окно. – Меня сейчас больше Катерина волнует. Ее в онкологию переводят, будут проводить химиотерапию. Говорят, что для профилактики, но все равно стремно.

Сказал и почувствовал себя лучше – будто и в самом деле в первую очередь думает о жене, а уж потом – о себе. Как правильный.

– Деньги нужны? – поинтересовался Гоша деловито, и Олесь испытал неожиданный прилив благодарности.

– Нет, но спасибо. Мне очень приятно, что ты... такой.

– Я нормальный.

Олесь подумал, что нормальным быть легко, если можно пойти в другую комнату и принести сто тысяч соседу, которого третий раз в жизни видишь.

Они молча докурили, Гоша, не спрашивая, снова протянул ему пачку. За окном было душно, а из комнаты тянуло кондиционерным холодом. Где-то во дворе орали дети, и какая-то мамаша звала домой Колю, а тот тоненько отвечал, что будет через пять минут.

– Ты мне оставь свой мобильник, Олесь.

– Хорошо.

– Я тебе позвоню через пару дней.

– Ага.

Темы растворялись в сумерках, молчание не тяготило, но полузнакомые люди должны о чем-то говорить.

– Я не знал, что ты такой знаменитый, – сказал Олесь.

– Да. И твой Михалыч тоже не знал. Есть над чем поработать.

– Михалыч, – протянул Олесь и понял, что не видел его уже давненько. Надо бы навестить.

Но на фоне Гоши единственный приятель казался полной противоположностью, и если к Гоше Олесь тянулся и пытался соответствовать его уровню, то рядом с Михалычем деградировал.

– Он все равно считает пидорасов кончеными людьми, а я пидорас. Так что с Михалычем нам не по пути.

– Вы ж дружили, вроде бы?

– Да, но с ним только бухать можно. У нас даже общих тем для разговоров нет, кроме цен на бензин и повышения квартплаты.

– Хм.

– Что? – вскинулся Олесь, уже понимая, что ничего хорошего не услышит.

– Быстро ты от него отказался.

– Я не отказался! Просто говорю, как есть. Мы разные... Ладно, – он выбросил сигарету и протянул руку. – Пойду я. Давай прощаться.

– Распечатки можешь забрать, – бросил через плечо Гоша.

Олесь опустил руку и даже засунул ладонь в карман джинсов.

– Не надо, спасибо. Катерина увидит, подумает всякую хрень.

Гордеев повернул к нему голову, неприятно улыбаясь.

– Конечно.

***

Он отзвонился, как и обещал, но не через пару дней, а в пятницу. Поздоровался, спросил о жене, поинтересовался, как там увольнение, Олесь рассказал, что Ростислав на работе не появляется, типа в отпуске, а на самом деле рванул, наверное, с друзьями отдыхать – погоды-то какие жаркие. Гоша постоянно отвлекался и что-то приглушенно говорил в сторону, один раз извинился и отключился.

Олесь пожал плечами и вернулся к работе. Цифры расплывались, потому что кондиционер работал вполсилы: Наталья Николаевна жаловалась на адский холод, а Олесь думал, как холод может быть адским, и раз за разом возвращался к началу таблицы.

Гордеев перезвонил через два часа, спросил о планах на вечер и мимоходом заметил, что презентация как раз сегодня, клиент счастлив.

– Так что, я теперь модель?

Наталья Николаевна тут же отвлеклась от работы (или от игры в "Сапера", что было ее любимым занятием в рабочее время) и прислушалась.

– Да. А я разве не сказал?.. Извини, заработался. Короче, съемка на следующей неделе, пока планирую субботу, а Митя жаждет с тобой пообщаться.

– Чтобы переключиться с твоей задницы на мою?

Главбух сдавленно вздохнула, и Олесь прикусил язык.

– Нет. Он просто любит общаться с бомондом. Вроде как молодеет.

– Ну... предупреди заранее насчет съемки. Только в рабочие дни я не могу, у меня скоро квартальный отчет.

– Насчет съемки решим, а вот на презентацию тебе тоже надо бы появиться.

– Сегодня?

– Да. В восемь, – и Гоша назвал клуб, о котором Олесь слышал только то, что там жутко дорого. – Нахрен не нужна эта презентация – я еще понимаю финальные макеты, а тут вообще вроде как тебя презентуют. Просто Митя, как обычно, пыль в глаза всем пускает.

– Хорошо. Шмотки есть, если надо – я там появлюсь. Но я в восемь только дома буду.

– Ничего. Я тебя заберу, если не возражаешь.

Когда Олесь нажал "отбой", Наталья Николаевна разве что из юбки не выпрыгивала, желая подробностей. Он сделал вид, что занят работой, и на просительные взгляды не реагировал.

Так прошло около часа. Наталья Николаевна успела позвонить домой, выйти в соседний кабинет, вернуться, сыграть в свою любимую игрушку.

– Олесик, ты не говорил, Катерине лучше?

– Лучше, – буркнул он.

– Вот и хорошо. А один справляешься? Ну, без нее?

– Да, спасибо.

– Скучно по вечерам, небось?

Она так толсто намекала, что Олесь не выдержал:

– Нет, что вы. Мне друг не дает скучать, постоянно таскает по клубам и ресторанам. И сегодня… тоже. Надо к восьми быть, а я никак не успеваю.

Он полностью скопировал Гошину ехидную ухмылку, испортившую настроение в понедельник.

Как следствие, с работы он ушел не только вовремя, но и задержался минут на десять: добрая Наталья Николаевна, ратовавшая за семейные ценности, завалила его бумажной работой, которую должна была сделать сама, и давно. Олесь не спорил. Наоборот, предвкушал свое опоздание и великого Гордеева, который самолично его собирался забрать.

Гоша пришел не с пустыми руками. Видимо, хотел, чтобы Олесь соответствовал, поэтому притащил рубашку с модными рукавами в три четверти и тонкий синий галстук. Заставил Олеся переодеться и удовлетворенно кивнул.

– Отлично. Все парни будут твои.

– Не нужны мне парни, – буркнул Олесь.

Настроение стремительно портилось. Он снова чувствовал себя Золушкой, но не той, которая в финале сказки выйдет замуж за принца и будет править королевством, а бедной родственницей.

– И не нужно мне больше одежду покупать. Спасибо, я сам как-нибудь.

– Так не поймут, если ты придешь в шмотках с рынка, – сказал Гоша устало.

– Да плевать мне на то, что обо мне подумают.

До клуба они ехали в полной тишине, а Олесь задумчиво курил в окно.

– …И я никогда бы не сказал, что у этого парня такое роскошное тело, – глумливо подмигнул Митя. – С виду – самый обычный, а на фотографиях – бог, просто бог. Такими, как ты, Алик, еще древние греки восторгались.

Они стояли возле бара и общались с гребаным Митей уже полчаса. За это время Олесь услышал многочисленные версии собственного имени и понял, что когда Гоша обнимает его за пояс, хочется Гордеева ударить. Именно так – двинуть в наглую физиономию, на которой благодаря потрясающему актерскому таланту было выражение искренней привязанности. Так, наверное, модные девочки любят своих щуплых собачек – за то, что те помещаются в сумочки и не гадят в них же.

– Спасибо вам, – нежно улыбнулся Олесь. – У меня такие комплексы, не поверите… И только Гоша, – он погладил Гордеева по спине и снова улыбнулся, – дал мне понять, что такое настоящая мужская красота.

И тут Митя скосил взгляд на его правую руку и удивленно хмыкнул.

– Вы уже поженились?

– В смысле? – не понял Олесь.

– У тебя обручальное кольцо на пальце.

Олесь посмотрел на руку и понял, что забыл его снять. Пиздец.

– Я... – протянул он, не зная, что соврать.

– Он женат, – сказал Гоша. – Как и ты, Митя.

– Ну я ж с парой по клубам не хожу.

– А я тоже не хожу, – брякнул Олесь. – И вообще разводиться собираюсь. Брак не сложился, я понял, что не по девочкам, вот и...

Он бы еще продолжал выбалтывать о своих тайных желаниях – рассказывать о них Мите было забавно, – но увидел с другой стороны бара Пашку.

Тот таращился на него со странным выражением лица – словно пытался узнать, но не узнавал. Олесь понимал, конечно. Не каждый день видишь бывшего однокурсника, стоящего в обнимку с мужиком. Женатого однокурсника, уточнил Олесь сам для себя, и стало как-то похуй. Тайное становилось явным, что тут дальше.

– В общем, Гоша – это Гоша, – невпопад брякнул он и ухмыльнулся Мите. – Извините, знакомого увидел.

Пока он шел к порядком прифигевшему Пашке, успел услышать за спиной:

– Значит, женатый мальчик? А принципы как же? Кто говорил, что с женатыми…

– Митя, мальчик – модель. И будет ходить в ваших трусах и торговать своей задницей.

Ублюдок, мстительно подумал Олесь. И сам не понял, кого так назвал.

Пашка сделал вид, что в этой встрече нет ничего необычного, и даже слегка приобнял.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, Олеська!

– Так мы ж уже на дне рождения Мити встречались, – пожал он плечами. – Я вот тоже не знал, что ты такой тусовщик.

– Положение требует. Я бы рад дома сидеть под телевизором, но не могу. Да и, – Пашка вздохнул, – не с кем.

– И поэтому ты к Катьке моей в больницу наведываешься?

– А ты против? – сразу вскинулся он. – Я ее сто лет не видел, она торчит в этой гребаной больнице, скучает!.. Ты же не думаешь, что я...

– Нет, – сказал Олесь, – не думаю.

И решил, что ему похрен. Что он даже обрадовался бы, если бы Катерина завела с Пашкой роман. По крайней мере, совесть за свои желания бы не так мучила.