Текст книги "Гражданин О (СИ)"

Автор книги: Amycus

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Сверху послышался лязг, и он втянул голову в плечи: так грохотали только двери Михалыча, а его видеть не хотелось. И не хотелось, чтобы он видел эти слезы и сопли, но деваться было некуда: снизу все еще разговаривали Гоша с его моделькой, а Гошу Олесь стеснялся намного больше. Он наскоро вытер лицо рукавом и сделал несколько глубоких вдохов.

Михалыч спускался вниз, фальшиво насвистывая "Голуби летят над нашей зоной" и поигрывая ключами, на пролете остановился и смерил Олеся оценивающим взглядом.

– Привет, сосед.

– Привет, – Олесь поднялся и протянул руку.

– Ты... у тебя все хорошо?

– Да, – он вымученно улыбнулся, – Катька... Катька беременная, и я вот, – развел руки в стороны, и Михалыч тут же бросился его обнимать, похлопывая по плечу.

– Отличная новость, поздравляю! Пацана родите, я вам наши игрушки сгружу, у нас целый мешок остался от моего!

Михалыч искренне радовался и поздравлял, и Олесю стало еще хреновее: сосед Катькиной беременности радовался больше, чем он, будущий отец.

– Пошли отметим?

– У меня денег нет… – почти обрадованно признался Олесь, но не тут-то было.

– Да я сам тебя угощу. Пацана ждете!

Он обнял Олеся за плечи, обдав смрадом потного тела и давно нестиранной майки, и потащил вниз по лестнице.

– Гоша-а… почему нельзя войти? – послышался голос девицы.

– Потому что я работаю, малыш.

– А ты мог бы со мной поработать.

Она соблазнительно выгнулась, прислонившись спиной к дверному косяку.

– Анечка, солнце мое…– начал было Гоша, но Михалыч прервал его, шумно выдохнув:

– Привет!

– О, привет, соседи. Анечка, знакомься, это мои соседи. А это Аня, она уже уходит, – улыбнулся Гоша, пристально глядя на девушку.

– Пфф… Ладно, жду звонка, – она чмокнула Гошу в щеку и, покачивая бедрами, пошла к двери подъезда, сопровождаемая взглядом Михалыча.

– Завидую выдержке, – буркнул тот. – Я бы ее выебал. И не только выебал.

Олесь про себя хмыкнул, едва сдерживаясь, чтобы не начать объяснять Михалычу, почему это только мечты.

– А я вот не хочу, – сказал Георгий ровно, его губы были поджаты, и Олесь решил, что это прямой намек на то, что продолжать тему не стоит.

Однако Михалыч успокаиваться не спешил:

– А где ты таких блядей берешь, а?

Дверь подъезда хлопнула, и Гоша, медленно проследив похотливый взгляд Михалыча, повернул к нему голову.

– Именно потому, что бляди, – на последнем слове он поморщился, – не хочу. Хорошего вечера.

Он попытался закрыть дверь, но Михалыч продолжал тему:

– Чистюля, бля. На него такая девка вешается, а он ведет себя как пидорас.

– Кто? – переспросил Гоша, выходя за порог.

– Педрила, – снисходительно пояснил Михалыч. – Который мужиков в задницы ебет. И не способен красивую девку удовлетворить.

– Педераст – это любитель мальчиков, а не взрослых мужчин, – отозвался Гоша. – И если вы хотите поговорить о моих пристрастиях, то я, скорее, содомит.

Олесь вцепился пальцами в перила и почувствовал, что краснеет.

– Так ты внатуре пидовка? – уточнил Михалыч, и его рот снова, как накануне, превратился в букву "О".

– Обычно пидовками называют тех, кто снизу, – ответил тот спокойно, но было заметно, как напряглись плечи. – А я предпочитаю быть сверху.

– Тьфу, – Михалыч звучно харкнул на пол и повернулся к Олесю: – Пойдем отсюда.

– Что ты на него напал? – сокрушенно качая головой, спросил Олесь по дороге.

– Одни, одни пидорасы вокруг. По ящику – пидорасы, на улицах – пидорасы, в родном подъезде… – Михалыч выругался.

– Да кто тебе сказал?

– Кто? Да сам этот… тьфу, бля, руки хочется вымыть.

Ага, и самому целиком не мешало бы, подумалось в ответ. Вспомнился анекдот про гея и пидора – тот, в котором сантехнику объясняли, что геем ему не быть, – и Олесь тихо заржал.

– Че смеешься? – буркнул Михалыч.

– Да так, вспомнил... Катьку.

– Да, – тот резво хлопнул его по плечу, – отметим!

Вернулся Олесь домой на рогах и заполночь. Единственная мысль, которая его тревожила – это какого хрена было пять лет учиться, чтобы получать копейки, когда Михалыч даже без среднего образования зарабатывает гораздо больше.

***

В субботу Катерина сбежала на свой корпоратив, завоняв квартиру лаком и любимыми духами, а Олесь залег на диван перед телевизором. В голове было пусто, ничего не хотелось, он лениво потягивал пиво, раз за разом прокручивая в памяти тот вечер, парк и последнюю встречу с Георгием. Неужели и правда гей? Олесь впервые в жизни видел живого гея и, конечно, хотел знать, точно ли живой… тьфу, настоящий.

На экране телика мелькали кадры старого фильма, в котором так некстати превозносилась крепкая мужская дружба. В старых фильмах любое слово можно было трактовать по-своему, но тут уровень дружбы явно зашкаливал, и Олесь с омерзением нажал на кнопку пульта. И опять застыл.

Показывали молодежную комедию, и переключилось как раз на том моменте, когда два парня должны были поцеловаться на спор.

Телевизор пришлось вырубить, к горлу подкатывало чувство омерзения, и, когда Олесь сделал глоток пива, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту, его стошнило прямо на любимый Катькин ковер.

Он матерился, пока убирал, потом залез в душ и тер себя жесткой мочалкой, пока не стало больно: хотелось содрать с себя кожу и отмыться от того дерьма, которое лезло в голову. Прав был Михалыч: мужик не может хотеть другого мужика. Гоша – хрен с ним, пусть трахает кого угодно, а Олесь нормальный. Нормальный!

***

Понедельник начался даже хорошо: веселая Катька порхала по квартире, довольная тем, что у них наконец-то получилось забеременеть, планировала купить себе спецодежду, щебетала что-то о подгузниках и о том, что садики в округе забиты, нужно уже сейчас записаться, иначе после декрета придется уволиться и сидеть дома с ребенком, а Олесь смотрел в чашку и думал о том, что если эта мерзость, которая с ним творится, продолжится, то впору повеситься и избавить человечество от своего присутствия. А вдруг действительно мальчик родится? Он скривился, отставил кружку с чаем в сторону и сбежал на работу, снова едва сдерживая тошноту.

Отпустило только в метро, и Олесь старался не смотреть по сторонам: вдруг снова какой подросток на глаза попадется.

В обед оказалось, что у генерального день рождения, нужно сброситься, и пришлось отдать последние деньги. А потом позвонить Катьке и сказать, что задержится.

– Ты только недолго, – разом погрустнела жена, но сам Олесь повесил трубку с явным облегчением.

Хотелось напиться до легкости в голове, чтобы вообще ни о чем не думать.

Вечеринка за какой-то сраный час скатилась до уровня обычной попойки, и генеральный, почти не стесняясь, заигрывал с новенькой из отдела продаж, а та отвечала ему взаимностью. Впрочем, Олесь сам не обратил бы внимания на брачные игры руководства, если бы не Ростислав.

– Смотри, папа нашел мне новую маму, – прошептал он Олесю на ухо, неожиданно подойдя сзади.

– Следуй примеру, – огрызнулся Олесь.

– Так я следую. Я нашел себе красивого мужчину в полном расцвете сил.

– Шел бы ты, малыш…

– Меня устраивают оба варианта: и в жопу, и нахуй, – рассмеялся Ростилав. – Пойдем, потискаемся?

Олесь опрокинул в себя очередной бокал вина залпом, хотя обычно любил смаковать и чувствовать вкус, и свалил на улицу покурить. Коллеги собирались в кучки, все что-то обсуждали, а он чувствовал себя лишним: его тут и за мужика-то не считали. Иногда Олесь сомневался, что люди помнят его имя.

Докурив, он отбросил окурок в сторону и направился в сторону туалета. Там его точно никто не побеспокоит, а через полчасика можно будет свалить домой.

Одна кабинка оказалась занята, он мысленно матюгнулся, умылся холодной водой, дождался, пока дылда-курьер закончит свои дела и свалит из туалета, и зашел в крайнюю, с окном. Стекло было матовым, но по силуэтам во дворе угадывались некоторые сотрудники, и Олесь подумал, как они отреагируют, если он сейчас спустит штаны и прислонится задом к окну – заржут или прибегут, чтобы запинать его ногами.

Расстегнул ширинку, прицелился, и…

– Да, привет… – раздался голос Ростислава.

Следит пацан за ним, что ли?

– Привет. Нет еще. У отца. А какие есть предложения? О-о-о… я согласен, да-да. Сейчас, закончу тут. Давай, ага.

Дверца кабинки дрогнула.

– Эй, кто там ссыт как полковая лошадь? – громко спросил Ростик.

– Блядь, – буркнул Олесь тихо. – Хочешь подержать?

– Олесик? – недоверчиво переспросил он. – Конечно, хочу! Открывай!

– Придурок, – Олесь стряхнул каплю, натянул трусы и брюки, со злостью дернул за ручку слива и, развернувшись, рывком открыл двери. – Что ты, придурок малолетний, от меня хочешь, а?

– Сто раз уже говорил, – ухмыльнулся мальчишка, толкая его обратно в кабинку и прижимаясь к Олесю именно так, как представлялось в извращенных фантазиях.

Ростислав был одного с ним роста, теперь же показался даже выше – он склонил голову и сразу поцеловал Олеся, обдав ароматом мятной резинки с цитрусом.

Олесь опешил.

До этого дня он считал приставания Ростика эдаким утонченным издевательством – не впервые в этой жизни Олеся обзывали педиком, и противный мажорчик просто слету обнаружил его больное место. Даже в голову не приходило, что пацан серьезен в своих заигрываниях.

Олесь отстранился и почувствовал, как по спине ползет холодок страха: если его застанут в офисном туалете с сыном генерального, увольнением и позором не обойдется.

– Прекрати! – сказал он. – Я же сто раз говорил, что я женат, и...

– Да мне насрать, – ухмыльнулся мальчишка. – Трахай свою жену, если хочешь. Или – нет?

Он снова потянулся за поцелуем, и на этот раз Олесь не отпрянул, почувствовав, как нахальный язык касается его языка.

Он приоткрыл рот, выдыхая, и понял, что член уже твердый, как гвоздь – встало за каких-то две секунды. И что с улицы наверняка будет понятно, что в кабинке двое.

– Ого… – прошептал Ростик, проводя рукой по его ширинке. – А говоришь, женат.

И этого оказалось достаточно, чтобы прийти в себя: Олесь вытолкал наглого мальчишку из кабинки и вышел следом.

– Тут люди, – прошипел Олесь. – Везде... И... Черт, отстань!

В паху ныло, но он решил, что один оргазм или даже перепих его мечты не стоят увольнения и скандала.

– Ты же меня хочешь, – нагло ухмыльнулся Ростик. – Можем ко мне поехать. Папик все равно будет ночевать у своей зазнобы.

Олесь посмотрел на него и понял, что хочет поехать, но вряд ли сможет куда-нибудь добраться, если это щуплое создание с нежной кожей и пухлыми губами будет сидеть рядом. Хотелось до дрожи, но к горлу снова подкатила волна тошноты.

– Педик чертов, – выдавил Олесь через силу, чувствуя знакомые спазмы в животе, и бросился к выходу.

– На себя посмотри! – заржал в спину Ростислав.

Олесь кое-как выбрался на улицу, где его снова прихватило, он даже на колени упал, выблевывая из себя все, что съел за день.

– Смотри-ка, нажрался в хламину, – неодобрительно сказал кто-то за спиной.

Он неловко приподнялся и, утерев губы, поплелся по дорожке от офиса.

Возвращаться в комнату за вещами не хотелось: в кармане было то самое портмоне, пустое, но мелочи на метро точно должно было хватить.

Добравшись домой, он залез в душ и переговаривался с Катериной через дверь. Жена рассказывала, что уже сообщила на работе и что ей в декрете будут платить честную зарплату.

– Хорошо, когда начальник – женщина, наша Виктория – просто прелесть! – лепетала Катька, пока Олесь поливал член ледяной водой из душа. – Она сказала, что еще и подарок от фирмы будет. Может, коляска? Коляски сейчас ужасно дорогие… Нет, все-таки мне повезло с начальством.

– Ага, – буркнул Олесь, вспоминая своего директора и следом – Ростика, – лучше женщина, ага!

Глава 3

На шее Ростислава был засос. Крупное пятно на загорелой коже было почти незаметно, но не для Олеся. Засос, даже думать нечего. Все от излишней страстности, от того, что кожа на шее такая нежная, и любая боль кажется сладкой – губы прижались чуть сильнее, и вот…

– Олесик, у тебя маркер есть? – Наталья Николаевна проследила его взгляд и вздохнула. – Видишь, он сегодня тихий, почти никого не трогает.

Конечно, тихий – небось, всю ночь… Сколько ему лет? Семнадцать или восемнадцать? Акселерат гребаный.

– Да, вот, – Олесь передал ей маркер. – И хорошо, что тихий.

А ведь он сам мог поставить этот засос. Прижаться губами чуть сильнее, обнажить зубы и впиться в жилку на шее. И услышать стон. И схватить мальчишку за плечи. Залезть к нему в джинсы, прижаться сильнее, просунуть руку, сжать…

– Привет, Олесик.

Ростик сам подошел и улыбнулся, наклонив голову набок, и засос стал виден отчетливее.

– Здравствуйте, Ростислав Валерьевич.

Трахать, чтобы стонал от изнеможения…

– Как прошел твой вечер?

– Отлично, – сказал Олесь ровно, глядя на багровое пятно, – обсуждали с женой покупку коляски для нашего будущего ребенка.

Сзади послышался сдавленный вскрик, а потом Наталья Николаевна охнула.

– Олесик, вы ребеночка ждете?

– Да, – он кивнул и, крутанувшись на кресле, улыбнулся ей широкой фальшивой улыбкой, а потом снова посмотрел на Ростика. – Два месяца. Сегодня жена идет на УЗИ.

– Какая замечательная новость! – залепетала начальница в спину. – Поздравляю, это же чудесно!

Олесь смотрел на шею Ростика и думал совсем о другом.

– А вы чем вчера занимались, Ростислав Валерьевич? – спросил он, дождавшись, пока поток поздравлений закончится.

Тот нагнулся, мазнув по лицу прядью светлых волос, и шепнул на ухо:

– Меня жестко выебали в туалете одного клуба. До сих пор зад болит. Конечно, я представлял, что это ты. Хотя, наверное, ты сам хочешь быть снизу?

Наталья Николаевна кашлянула и сообщила, что больше двух говорят вслух.

Ростислав быстро выпрямился и посмотрел на главбуха свысока – как всегда.

– Я всего лишь поблагодарил моего чудного милого Олесика за сегодняшнюю ночь.

Женщина охнула, а Олесь очень захотел сдохнуть прямо сейчас. И, пока Ростик эффектно удалялся, желание сдохнуть крепло, потому что он так вилял бедрами, что хотелось догнать, повалить на пол, а потом содрать джинсы и…

– Ты не переживай, Олесь, – сказала Наталья Николаевна откуда-то издалека.

– А я не переживаю.

Я просто хочу его выебать, мрачно подумал он.

– Вот таким хорошим мальчикам, как ты, всегда достается от... этих, – сказала она с презрением.

Олесь едва сдержал порыв объяснить, насколько он не хороший, и уткнулся носом в монитор с рядами цифр.

И нахрена ему нужен был красный диплом и магистратура?

До обеда все было относительно спокойно, если не считать того, что Олесь выкурил больше сигарет, чем обычно, и выпил уже три чашки кофе. И зря, понял он, когда появилась нездоровая тяга куда-то бежать, а в затылке заныло. Он стучал по клавишам компьютера и не делал ни одной ошибки, при этом мозг его функционировал, словно разделившись на две части. Пальцы сами по себе набивали цифры. Ни единой ошибки.

– Олесь… у тебя есть минутка?

Он удивленно поднял голову, воззрившись на Ростислава, который улыбался как нормальный человек, а не малолетний ублюдок.

– Вы что-то хотели, Ростислав Валерьевич? – спросил Олесь, поставив локти на стол.

– Да. Я хотел пригласить вас пообедать.

– Моя жена приготовила вкуснейший обед, который я захватил с собой.

– Олесь, ну перестань. Я подумал и решил вести себя хорошо, – и добавил тише: – Папик зол, грозится уволить.

– Свежо предание.

Ростислав улыбнулся еще раз и сделал то, что сломило вежливую холодность Олеся – взъерошил волосы.

– Прости меня. И давай поедим. Вместе.

– Ростислав, что ты от меня хочешь?

– Приглашаю тебя пообедать. И, клянусь, – он снова нагнулся и зашептал на ухо: – Что в офисе я не буду к тебе приставать. Папа сказал, что ты ценный сотрудник, а я лоботряс.

– Я с ним согласен.

– Но это не убьет мою веру в наше с тобой светлое будущее.

– Ростик, прекрати.

– Я вполне серьезен, – он посмотрел на Наталью Николаевну, которая, разумеется, не упускала ни единого слова из разговора, и поклонился. – Мадам, вы не против, если я украду вашего ведущего экономиста?

Она фыркнула.

– Мадам, я предельно серьезен. Клянусь вернуть его в целости и сохранности. Обещаю больше не нарушать ваш покой.

– Иди уже, – буркнула Наталья Николаевна.

Олесь покачал головой:

– Нет, спасибо.

Ростик грустно вздохнул, снова нагнулся и шепнул:

– Большой прожаренный стейк с кровью. И минет. Если захочешь.

У Олеся тут же потяжелело в паху, а на лбу выступил пот.

На его счастье, Наталью Николаевну вызвали из кабинета – не иначе, было подстроено, но Олесь воспользовался возможностью и схватил Ростислава за воротник рубашки-поло, наплевав на то, что дорогая модная вещь может растянуться.

– Еще раз повтори. И посмотри на меня.

– Стейк с кровью… – мальчишка улыбался, но уже не так нагло, скорее, ошалело.

– Дальше.

– И минет. Хороший минет, я гарантирую.

Олесь оттолкнул его от себя и поднялся.

– Хорошо. Первое и второе. Если не боишься.

Он сам боялся до холодного пота, до подрагивающих от нервозности рук, но отказаться не мог. Не от того, что обещал этот рот.

– Не боюсь, – сказал Ростик и облизнул губы.

Олесь охнул, снял со спинки кресла пиджак и потянулся за кошельком.

– Нет, я угощаю, – Ростислав потянул его за руку к выходу из комнаты.

Они сидели друг напротив друга и ели отличное мясо, которое, если верить меню, стоило треть зарплаты Олеся. Он никогда прежде не видел, чтобы стейки столько стоили, но разливающееся на языке наслаждение убеждало в том, что можно отдать правую руку за один крохотный кусочек.

– У тебя кровь на губе… дай…

Ростик вытер ее большим пальцем и поднес к собственному рту. Аккуратный маленький язычок прошелся по подушке пальца, а в наглых глазах вспыхнуло что-то многообещающее.

– Ты здесь часто бываешь? – спросил Олесь, замерев с ножом и вилкой.

– Не очень. Много есть вредно.

– Я не об этом, – сказал Олесь, удивляясь своему поведению больше, чем вкусу стейка. – Ты должен знать, где здесь туалет.

– Хочешь, чтобы я отсосал тебе в туалете?

Одной фразы хватило, чтобы член затвердел до боли, и Олесь заерзал, перекладывая ногу на ногу.

– Да.

– А как же вино?

– Мне еще работать, а мой отец – пенсионер, а не директор компании.

Почему-то рядом с Ростиком наружу перла наглость, и Олесь совсем не хотел вести себя иначе. Если пацан такой настырный, то пусть терпит – это небольшая расплата за подначки.

– Ну, ладно, – Ростик вытер губы салфеткой и встал. – Я буду ждать тебя там. Туалет прямо и направо.

Олесь выкурил сигарету, неспешно затушил ее в пепельнице и пошел следом за мальчишкой. Тот ждал его в предбаннике – туалет, вопреки ожиданиям оказался не очень большой и роскошью не отсвечивал. Да и рассматривать его было некогда – Олесь толкнул Ростика в ближайшую кабинку и закрыл ее на замок.

– Второе, – сказал он, глядя на мальчишку.

– Минет в туалете – это пошло, – протянул Ростик и хмыкнул.

– Плевать, – Олесь расстегнул пояс и вжикнул ширинкой. – Ты предложил, я согласился. Вперед и с песней.

– Взвейтесь кострами, синие ночи, – промурлыкал тот и плавным движением опустился на колени.

– Стой, – Олесь схватил его за плечи и потянул наверх. – А поцеловать?

И, не дожидаясь ответной реплики, набросился на него, прижал к стене и впился губами в шею. Хотелось оставить свою метку рядом с той, вчерашней. Пусть смотрит в зеркало и вспоминает Олеся. Идиотское желание, но рядом с Ростиком он в принципе становился идиотом.

Ростислав разошелся сразу же: запустил пальцы в его волосы, начал бормотать какую-то херь о том, что всегда знал… Олесь пропускал мимо ушей – в этот момент он слушал себя. Никакого смущения, никакой тошноты – только острое желание схватить пацана за волосы, опустить на колени и ворваться в его горячий рот…

– О-ох… – простонал он, ударяясь макушкой о дверь, когда головку обхватили влажные губы.

Ростик сосал умело, но дело было не в технике: Олесь знал, знал, что это делает именно мальчик, что это мальчишечьи пальцы, рот и язык, что утробный стон, от которого вибрация расходится по телу – стон Ростика. В происходящее не верилось, но возбуждение было настолько острым, что сомнениям не осталось места.

Неожиданный, быстрый оргазм сшиб с ног и размазал по полу туалета.

Ростик сидел на корточках напротив и улыбался, в уголке его губ блестела капля спермы.

– Стоило так долго мозги ебать… – он утерся тыльной стороной ладони. – Женатые на вкус прекрасны – чувствуется ответственность и уверенность в себе.

– Заткнись, пожалуйста.

Олесю хотелось блаженно улыбаться и курить. Такого оргазма у него не было за все годы семейной жизни.

– Тебе понравилось?

– Не особенно, – Олесь смотрел в стену напротив и улыбался.

– Эй! – его ткнули кулаком в плечо.

– Я не заметил, нужно еще раз попробовать.

Он говорил, и собственный голос казался чужим. Словно другой человек завладел его телом, а где-то внутри оставался еще маленький Олесь, настоящий.

– Вообще-то я себе поставил цель увидеть твой маленький член и поржать, – сказал Ростик, подавая ему руку. – Но он у тебя не маленький, и теперь я совершенно точно тебя хочу.

Олесь поднялся на ноги и улыбнулся новой какой-то улыбкой.

– Посмотрим на твое поведение.

– Ты охренеть какой эгоист, Олесечка.

– Ну, сам выбрал.

По груди расползалось приятное тепло. Наверное, именно в этот момент он и смирился со своей ориентацией. По крайней мере, больше не тошнило.

– Но я тоже хочу свою часть, – Ростик взял его за руку и потянул к паху.

В этот момент, как назло, зазвонил телефон – Олесь даже через брюки дотронуться не успел.

– Але! – рявкнул он в трубку и услышал голос жены, в котором проскальзывали истерические нотки.

– Я в больнице!

– Я помню, УЗИ. И что?

– Нет, меня положили в больницу! Говорят ужасные вещи, обследуют... Олесь, приезжай!

– Какие вещи? Что говорят? – спросил он и коснулся Ростика, даже сжал его член сквозь ткань.

В конце концов, женщинам свойственно преувеличивать. Внутри слабо колыхнулась надежда, что ребенка не будет.

– О, господи-и… Я не понимаю всех этих терминов! Олесь! Быстро езжай домой и привези мне сменную одежду, зубную щетку…

– Лучше СМСкой сбрось, – он смотрел на Ростика и облизывал губы. – Я все по списку привезу.

– Ладно, – внезапно успокоилась Катерина. – Точно. Сейчас я тебе все сброшу. А ты… там дома захвати тысяч… все захвати, надо будет.

Снова, как утром, мозг работал, Олесь понимал, что от него хотят, но пальцы сами расстегивали молнию на джинсах мальчишки.

Олесь знал, что нужно срочно бежать домой, ехать к жене, но не мог думать о долге. Его волновало только то, что рука вот-вот коснется члена одного маленького паршивца.

– Просто потрогай, – сказал Ростик, когда Олесь выключил телефон и сунул в карман. – Ты же у нас неопытный.

Чужой член под пальцами казался ужасно нежным, и было страшно сделать больно, но Ростик накрыл руку своей, задал темп, и через каких-то двадцать секунд по пальцам уже стекала густая вязкая сперма, а Олесь едва сдерживался, чтобы не кончить во второй раз.

Они молча помыли руки, Ростик вытерся туалетной бумагой, сказал, что ждет сигнала, и вышел первым.

Выходя следом, Олесь наткнулся взглядом на недовольного мужика с пивным животиком, лицо которого вытянулось, когда он понял, что в кабинке было двое.

– Да, – сказал Олесь, – завидуйте.

И вышел.

– Кто тебе звонил? – спросил Ростислав, когда они допивали крепчайший кофе.

– Жена.

– Соскучилась?

– Нет, она в больнице. Просила вещи привезти.

Ростик положил руки на стол и удивленно посмотрел на Олеся.

– А чего ты сидишь? Тебе же надо к ней.

– Мне лучше знать, – на его взгляд Олесь ответил хмуро и немного холодно. – А тебе не стоит задавать вопросы.

Против его ожиданий мальчишка улыбнулся.

– Какой суровый Олесик. А с виду не скажешь.

– С виду у меня и член меньше казался.

Олесь закурил.

– Мудак, – восхищенно протянул Ростик, – мне до тебя расти и расти. Да даже папику. Он просто матери изменяет, а ты забиваешь на жену, которая в больнице.

– Я не забиваю, я думаю, где денег взять.

– Прости, – Ростик развел руками, – мои карманные закончились на твоем стейке.

– Не хватало! – фыркнул Олесь и встал. – Зайду в офис, отпрошусь. И... спасибо за минет.

– Обращайся, – хмыкнул Ростик и довольно улыбнулся.

Олесь обернулся по дороге и махнул рукой, как бы отдавая честь. А вот когда двери жральни закрылись, его и накрыло. Он шел к офису и не мог даже сигарету прикурить – руки дрожали, а к горлу снова подкатывало.

Он только что трогал этого мальчика, наплевав на Катьку, вообще насрав на все и вся. И ему это нравилось. И гораздо меньше понравится сейчас ехать домой и собирать для Катерины вещи, а потом держать ее за руку и говорить, что все наладится.

Тошнило не от того, что произошло, не потому, что ему понравилось. А от самого себя, от своей говнистости. От того, что Катерина в больнице и придется к ней ездить, выражать сочувствие, хотя хотелось тихих вечеров под телевизором или с пивом. Ну или Ростика. Голого и наглого.

На работе сложилось удачно: достаточно было сделать для Натальи Николаевны печальное лицо и туманно намекнуть на то, что у жены проблемы. Курица раскудахталась и отпустила с богом. И всучила еще с собой какие-то конфеты. Олесь швырнул коробку в затрапезную мусорку возле метро.

Дома, сверяясь с СМСкой Кати, он быстро собрал все вещи, выжрал банку пива и поехал в больницу.

Катька выглядела испуганной, а врач сыпал умными словами и постоянно повторял, что это не страшно. Олесь держал жену за руку и пытался понять, что такое "пузырный занос". Словосочетание казалось смешным, но Катерине было страшно, и он решил, что придет домой и в инете все выяснит, чтобы в следующий раз ее утешить.

Врач намекнул, что лечение дорогое, что хорошие лекарства стоят денег, обследования бесплатны только номинально, и за все придется платить.

Олесь сказал, что найдет деньги, и в тот момент искренне в это верил.

Он ушел из больницы с сильным желанием убить себя – даже не за то, что жалел жену только по инерции. А за то, что сейчас надо подкинуться и найти эти сраные сто тысяч или больше. Найти, словно они валяются на дороге, словно он каждый день их находит, словно портмоне не застегивается от купюр.

И Олесь знал, что никогда не убьет себя, потому что Катька останется одна, потому что он хочет прижаться к Ростику и услышать его стон – снова. Потому что страшно умирать до одури и неизвестно, что будет, если закрыть глаза.

Во дворе он встретил Гошу, тот как раз припарковал свой сверкающий джип и заходил в подъезд, они столкнулись в дверях.

Тот посмотрел с брезгливостью, и Олесь, кивнув, нашел в себе силы выдавить:

– Извини.

– За что? – обернулся Георгий.

– За Михалыча. Он перегибает палку, я не... я не считаю, что... короче, я не гомофоб.

– Да? – хмыкнул тот недоверчиво.

– Я... я сам тоже. Можем поговорить?

Гоша открыл двери квартиры и отошел в сторону:

– Заходи, попьем кофе. Пиво не предлагаю, потому что вообще не люблю алкоголь. Это с вами так вышло.

– А я бы выпил, – пожал плечами Олесь. – Нажрался бы в хлам. Извини…

Он прошел в студию и ненадолго отвлекся, рассматривая стены и высокий потолок в два этажа. Это было Зазеркалье, неведомая страна, которую Олесь раньше видел только по телевизору. Пахло дорогим: кожаной мебелью, духами и одеколонами, а городской шум остался за дверью.

Комната была огромной и занимала почти всю площадь квартиры. У стен стояли какие-то большие штуки, по всей видимости, лампы, в углу высилась гора одежды и каких-то ярких тряпок, а напротив невысокого подиума стоял длинный кожаный диван красного цвета во всю стену.

– Тут только небольшая кухня, комната для визажа и санузел, остальное пространство – студия, – Гоша махнул рукой в сторону высоких окон без занавесок, – я свет увидел и понял, что сниму за любые деньги. Другой такой студии в Москве нет.

– А тебе нужна такая большая?

– Ну, не сказать, что нужна, – он сел на диван и придвинул журнальный столик поближе, – просто здесь очень хорошо. И воздуха много.

– А, – качнул головой Олесь, усаживаясь на другом краю дивана. – Хорошо тут.

Он посмотрел на журнальный столик, заваленный многочисленными журналами, и подцепил один. Полистал для приличия.

– Я тебе налью, – сказал Георгий, поднимаясь. – Что будешь?

Он что-то промычал – дескать, все выпью. И, пока хозяин гремел стаканами и хлопал дверцей холодильника, успел бросить журнал обратно и достать сигареты.

– А, ладно, кури, – махнул рукой Гоша и включил кондиционер, Олесину мечту, на продув. – У меня есть джин, ты его пьешь?

Олесь в жизни джин не пробовал и кивнул. Ему было все равно, что пить, хоть «Тройной».

Гоша поставил на стол бутылку, бокал, притащил стакан с минералкой, сел рядом и подвинул ему пепельницу.

– Что у тебя стряслось?

– Ты мне скажи сначала… Ты же правду Михалычу сказал? Спасибо, – он взял стакан и сразу сделал большой глоток.

Напиток приятно освежил истерзанное сигаретами горло, на языке полопались пузырьки, и Олесь шумно вздохнул.

– Не за что. Что я сказал?

– Про то, что ты…

Он избегал смотреть на Гошу и чувствовал себя глупо.

– Да, я гей. А я правильно расслышал твои слова о том, что ты... тоже?

– Хрен знает, – он вымученно улыбнулся. – Сегодня мне отсосал мальчишка. И мне понравилось.

Гоша кашлянул и снова встал.

– Я себе тоже минералки налью. Вообще-то я себе и налил, но раз ты умираешь от жажды… И, пожалуй, нарушу собственное правило не курить в студии, – вытащил свои модные сигареты и закурил. «Zippo» в его пальцах смотрелась так же органично, как на Олесином безымянном толстое обручальное кольцо.

Вернулся Гоша минуту спустя, волосы вокруг лица были мокрыми – видимо, на кухне умылся. Олесь удивился – зачем бы? Неужели нервничает?

Георгий сел рядом, вытянув ноги, и спросил неуверенно:

– Ты... ты же женат, вроде бы?

Олесь криво усмехнулся и сделал еще один глоток. Напиток был крепким и как-то хорошо расслаблял.

– Женат, в том-то и дело. Ты прости, я к тебе в друзья не набиваюсь. Но Михалычу я рассказать такое не смогу.

Он затушил сигарету, долго и ожесточенно сминая ее в пепельнице.

– Это пиздец. Мне понравилось. А потом жена позвонила и сказала, что в больнице. А я не побежал к ней, нет. Я остался и лапал его в той же кабинке. И чувствовал себя так, словно только что начал жить. Ему семнадцать лет, представляешь? А я понял сегодня, что совсем не люблю Катю. Вообще. Мне он нравится, мне его хочется трогать, везде. Целовать. И трахать. Обязательно. Я это в красках вижу…

Так запутанно и очень быстро он рассказал Гоше почти все и запнулся только на случае в парке.

Георгий внимательно слушал, ни единым жестом не выдавая своих чувств по поводу услышанного, а когда Олесь по третьему разу повторил, как его тошнит от собственных мыслей – кивнул.

– Тебя тошнит от себя самого, потому что тебе это нравится? Ты считаешь свои желания настолько отвратительными?