Текст книги "Saving grace (СИ)"

Автор книги: Ame immortelle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Не замечаю, как начинаю дремать. Сквозь некрепкий сон ощущаю прикосновения чего-то ласкового, но холодного к щеке… его ладонь.

– Эвен… – с улыбкой открываю глаза и тянусь к любимому, чтобы обнять за шею.

– Разбудил тебя, мой мальчик, – сжимает меня в руках, все еще холодных. На контрасте с моим теплым телом это действует возбуждающе на обоих. – Прости … Так вдруг захотелось тебя обнять!..

– Любимый мой… – целую его чуть шершавые обветренные губы. – Там ужин есть, ты ведь голодный. Давай, ты пока в душ иди, а я тебе все разогрею.

Эвен отстраняется и смотрит сейчас несколько иронично:

– Ужин? Серьезно? – снова обнимает меня. – И как я только жил без тебя…

Высвобождаюсь из объятий и, чмокнув родного в щеку, направляюсь на кухню.

После ужина идем в спальню. Я, естественно, соскучился по ласкам и нашим занятиям любовью за эти дни, но Эвен, наверное, устал, так что сегодня обойдемся объятиями. Ничего страшного.

Но кажется, планы моего будущего мужа не соответствуют моим представлением об уровне его усталости.

Не проходит и пяти минут после того, как мы легли в постель, а Эвен начинает покрывать мою шею поцелуями: я не против.

Быстро оказываемся полностью обнаженными, и я уже спускаюсь губами от любимой груди к низу крепкого живота моего мужчины. Думаю, хороший минет ему точно сейчас не помешает. Но Эвен ловко скользит вверх по прохладной простыне, и уже через мгновение я оказываюсь между его широко разведенных, подтянутых к груди ног.

– Эвен… Ты чего это?.. – непонимающе смотрю на то, каким сейчас бесстыдно-открытым предстает передо мной любимый.

– Разве ты не хочешь сделать этого?

Нет, конечно, я не забыл, что когда-то он предлагал мне побыть «сверху». Но как-то предложил и точка. Все это время я отдавался ему, даже не задумываясь, что хочу поменяться с ним ролями, хотя бы на одну ночь. Тайком, конечно, мечтал о том, как это могло у нас произойти… А тут раз и на тебе: «не хочешь сделать этого».

Хочу, Эвен! Неебически хочу тебя именно так… Чтобы и ты принадлежал мне без остатка, как и я принадлежу тебе уже давно!

– Первый раз будет очень больно, – предупреждаю я.

Любимый лишь молча гладит меня по волосам и плечам, пока я позволяю себе дотронуться указательным пальцем до его открытого ануса.

Мы не торопимся. Поднимаюсь вверх, чтобы слиться в единое целое с этими вновь распухшими от моих поцелуев губами.

– Сколько в тебе близкого… Сколько родного… – шепчут мне эти губы. Обнимает меня за плечи, обхватывая крепкими ногами меня за поясницу и прижимаясь всем своим трепещущими естеством к моей плавящейся плоти.

– Я так долго не выдержу, Эвен!..

– И не надо, не сдерживая себя…

Снова опускаюсь к его паху, оглаживая напряженные бедра изнутри. Наконец, накрываю губами сочащуюся горячей липкой влагой головку его отвердевшего органа и начинаю ритмично двигать головой, доставляя своему суженому невероятное удовольствие. Слышу, как участилось его дыхание, как он уже без всякого стеснения стонет, запрокидывая голову и в порыве хватая меня за волосы. Мне немного больно, но это приятная боль, которая лишь говорит мне о том, как сейчас хорошо…нам обоим.

Чувствую, как он напрягся в предоргазменных судорогах, как подтянулись и набухли яички… Да у меня самого, что скрывать, член сейчас разорвется без всякой дополнительной стимуляция.

Не даю пролиться мимо ни единой капле его горячего семени. Все принимаю ртом, слизывая остатки своим шершавым языком.

Сейчас он максимально расслаблен, а я, наоборот, максимально напряжен, поэтому не теряю ни мгновения.

Тянусь за смазкой и быстро растерев ее на пальцах, смазываю его чуть пульсирующий вход и начинаю медленно проталкиваться внутрь. Конечно, при первом же проникновении Эвен вздрагивает и пытается зажаться:

– Придется потерпеть, сам захотел, – игриво шепчу я, влажно и размашисто проводя языком по его промежности. – Мой тридцатилетний девственник.

– Что-что?!.. – усмехается любимый, перетерпев первые болезненные ощущения от моих пальцев.

Молча продолжаю растягивать его. Я-то знаю, каково это, в первый раз… Правда, мой первый раз был где-то там, в прошлом, в грязном туалете, без ласк и нежности. Но с моим Эвеном я забыл о той грязи, о той боли. С ним я всегда ощущаю себя на вершине блаженства и хочу, чтобы и он себя чувствовал так даже в первый раз в этой роли.

– Готов?..

– Давно уже…

Надеваю презерватив и, еще раз пройдясь смазкой по своему рвущемуся от возбуждения органу, подхватываю Эвена под коленями и вхожу пока одной головкой в хорошо подготовленный анус. Любимый вскрикивает, но я гашу его боль, зацеловывая грудь и живот, руки и все, до чего в силах дотянуться губами.

– Исак… Мне… Мне почти не больно, не останавливайся.

– Зачем обманываешь?.. Мне ли не знать этого…

Нет, родной, ты не познаешь и десятой доли того, что когда-то пришлось вынести мне.

Двигаюсь медленно, чуть увеличиваю амплитуду толчков, не спуская глаз с дорогого для меня лица. При каждом моем движении Эвен широко распахивает глаза и тут же сладко прикрывает их: значит, боль ослабевает. Еще долго даю ему привыкнуть к себе, прежде чем мне удается задеть внутри этот нервный комочек. По реакции моего мужчины понимаю, что сейчас можно ускориться, что я и делаю.

Уже когда оба мы на пике, кажется, что все смешалось в единое: наше дыхание, наши стоны и крики, наши имена, срывающиеся с воспаленных губ.

Изливаюсь, будучи внутри него, а Эвен кончает второй раз, еще ярче, чем от моего минета.

Знаю, что сейчас эйфория от оргазма пройдет, и боль станет ощутимой. Поэтому осторожно выхожу из него и, быстро избавившись от латекса, достаю с тумбочки упаковку влажных салфеток и вытираю нас обоих.

Выбросив использованные салфетки и презерватив, возвращаюсь к любимому и ложусь рядом, обхватив его поперек груди.

Мы оба – мужчины, и сейчас наши организмы требуют одного: крепкого сна, а поговорить о случившемся мы и утром сможем, поэтому просто шепчу ему:

– Люблю тебя.

И вместе с крепкими объятиями слышу в ответ:

– И я люблю тебя, мое теплое солнышко.

Мы были так счастливы, так утомлены, но так счастливы…

А через пару недель, почти накануне Рождества я чуть все не разрушил. Ведь говорят же: все тайное рано или поздно становится явным. Говорят, да только я не слушал.

– Где ты был, Исак? Может, объяснишь?! Оказывается, когда ты говоришь мне, что остаешься на дополнительные занятия, ты и не думаешь там появляться! – раздается строгий голос Эвена, когда я, запыхавшись, никак не думая, что любимый сегодня вернется раньше меня, открываю входную дверь.

========== Часть 32. Just my imagination ==========

…We’ll always be this free

We will be living for the love we have

Living not for reality…

Эвен.

– Тебе нечего мне сказать, я правильно понимаю?

Стою сейчас над ним, включив самого строгого учителя. В совершенно закрытой позе, с руками, сложенными на груди. Сверлю его суровым взглядом. Умом понимаю, что веду себя крайне наигранно и глупо, но эмоции сейчас заглушают голос разума. В голове моей уже появились самые недобрые подозрения.

Исак сначала молча стоит напротив, неуверенно теребя ткань подкладки в карманах куртки, а затем пятится к все еще открытой двери.

– А, ну да, ожидаемо, Исак! Давай, сбеги сейчас! Ведь никакого нормального объяснения твоему обману нет, я прав?!

Мальчик снова молчит, не сводя с меня, на удивление, совершенно спокойного взгляда… Где же я не доглядел? Где совершил этот промах? Неужели я где-то просчитался? Неужели я его потерял?..

Мне бы сейчас голову включить и трезво оценить обстановку, или хотя бы дать любимому шанс все объяснить, но вместо этого я несу сейчас какую-то ерунду, словно импульсивный подросток.

Между тем Исак тянется рукой ко входной двери и плотно прикрывает ее:

– Там дует. На улице сегодня ветер снова разыгрался, а ты почти раздетый, еще заболеешь, – ласково улыбаясь своими тонкими губами и чуть влажными глазами, тихо шепчет Исак. – Ты ведь всегда заботишься обо мне: чтобы мне не было холодно, чтобы я не заболел.

– Что?..

Я уже мысленно приготовился к хлопанью дверью, глупым сбивчатым оправданиям, сочиняемым на ходу, с заиканием и трясущейся верхней губой. А он такое выдает: холодно…заболеешь. Что происходит?! Что он творит?! Что я-то сам творю?!..

Это даже не страх. Какой-то внутренний вакуум, что не дает полноценно дышать, что заставляет все мое тело цепенеть от неизбежности развязки… Исак!.. Я не могу тебя потерять! Не могу!

Дергаю плечами, на которые тяжелым грузом легли нелепые подозрения, но снова включаю «великого педагога в одном лице»:

– Исак. Давай поговорим серьезно, как взрослые люди, – делаю глубокий вдох, а мальчик спокойно кивает в ответ. – Ты можешь мне объяснить, только честно, где ты проводишь время вместо вечерних занятий уже в течение месяца? Если… – сначала не выдерживаю и отвожу взгляд, но затем снова обращаю его к родному личику, – если кто-то появился у тебя другой, и тебе требуется время для встреч, скажи правду… Пусть мне будет невыносимо тяжело это принять, но я взрослый человек, и я отпущу тебя. Вернее, пока учишься, поживешь тут, места хватит… А там уж сам решай.

Жду. Не знаю, оправданий ли, истерик ли, уходов по-английски…

Исак хмурит брови, что образуют сейчас глубокую впадину на переносице. Затем снимает верхнюю одежду, обувь. Недолго копается во внутреннем кармане своей куртки и вынимает оттуда сверток, перетянутый чем-то бумажным, и протягивает его мне:

– Вот, возьми. Придется, правда, немало добавить, но тогда как раз хватит тебе на новый лэптоп. Старый-то у тебя перезагружается по полчаса и дольше. Как ты еще справляешься со всеми этими заказами, что берешь домой?..

Не знаю, сразу ли в тот момент дошел до меня смысл его слов, но я впадаю в еще большее оцепенение, а Исак продолжает:

– Не бойся: я их не украл и ни с кем не переспал за них…

На последних словах вспыхиваю лицом.

– Что же ты, не опускай взгляд, ты ведь именно так подумал, правда?

– Исак, я… – а что я сейчас скажу? Да… Стыдно до кончиков пальцев на ногах, но я ведь именно так и подумал, буквально на пару секунд, но эти жуткие мысли затмили все разумное во мне… Да опомнись ты уже, Эвен! – хочется кричать мне самому себе. – Исак твой стал взрослым, ему можно доверять, а ты, видимо, застрял где-то там, в том самом школьном туалете…рядом с наглым, притворно-самоуверенным парнем с красным снэпбэком и дерзкой улыбкой!

– Не бойся, – повторяет мальчик, видя мое смятение. – Я честно заработал их. Устроился курьером в одну компанию, вот. Между прочим, можешь гордиться: им нужен был на эту должность человек с хорошим знанием английского, так что за это мне еще и платят вполне прилично для курьера.

– Зачем, Исак… У меня есть деньги, я бы и сам купил этот несчастный лэптоп… А ты напропускал занятий и, наверное, отстанешь по программе, все-таки выпускной класс…

– Перестань! – подходит ко мне, попутно кладя заработанное на тумбочку в прихожей, и обнимает за талию, опуская голову на мою тяжело вздымающуюся грудь. – Давай сейчас просто помолчим, хорошо?

Молча киваю в знак согласия и сам обнимаю его, надежно скрепив руки на этой все еще немного костлявой спине. Мальчик мой… Да что ж я только что чуть не натворил!.. Каким же взрослым ты у меня стал!..

Зарываюсь лицом в эту шелковую бездну, мягко целую в лоб и виски, сильнее стискивая его в объятиях:

– Прости меня… – так и не выдержав молчания, бормочу я, чуть шмыгая носом.

– Тш-ш-ш, – прикладывает пальчики к моим губам, как тогда, в аэропорту, перед отлетом в Англию…после первого признания в любви, сорвавшегося с его горячих мальчишеских губ. – Сначала я, идёт?

– Идёт…

Чуть отстраняется, запрокидывая голову, но не выпуская меня из своих ласковых рук:

– Не трудись доказывать, что деньги у тебя есть на ноутбук. Может и есть, да только где они? По-любому, уже что-нибудь придумал мне к Рождеству, ведь так? А сам будешь и дальше мучаться, ожидая по часу, когда это старье соизволит включиться, и ты сможешь приступить к своим любимым переводам. Знаю, что ты копил на хороший, но ведь «с Исаком своим» ты еще не скоро себе позволишь такой, да?

– Но, родной мой…

– Я не закончил! Когда ты последний раз думал о себе?! Надо купить лэптоп для работы или еще что-то, но сначала ведь надо Исаку и бла-бла-бла! Это не равные отношения двух взрослых людей, пойми! Это что-то вроде отношений «отец-ребенок» или «старший брат-младший брат»… А я так не хочу!

– Разве ты бы на моем месте поступал иначе? Не уверен… – пытаюсь возразить я, но Исак настроен сейчас гораздо решительнее меня.

– Не утрируй! Ты так делаешь постоянно! О себе забыл, в принципе! Ты в зеркало когда последний раз смотрелся? Подглазины свои видел? От недосыпания, от постоянных переработок. А я, значит, должен на это закрыть глаза?! Да я в постели, прости, боюсь лишний раз тебя приласкать, потому что вижу, как ты устаешь и не хочу, чтобы ты думал: мне в силу возраста без этого никак, вот и лезу, лишь бы свое получить!

– Мальчик мой…я ведь просто очень сильно тебя люблю и хочу, чтобы ты ни в чем не нуждался!

– Но не такой же ценой! Все, в чем я нуждаюсь – это здоровый любимый рядом, без которого я все равно счастлив не буду! Эвен… Я ведь серьезно за тебя волноваться начал. Понимаешь, – сглатывает подступивший к горлу ком, сильнее прижимаясь ко мне. – Ты посреди ночи во сне вздрагиваешь постоянно. Я тебя обнимаю, а ты и в объятиях моих дергаешься… Я очень переживаю за твое здоровье! Это же от нервного перенапряжения… Нельзя так, родной… Мне невероятно тепло от твоей заботы, но ты и сам в ней нуждаешься. Так что отныне я буду о тебе заботиться! Так же, как и ты когда-то стал заботиться обо мне, оберегать от всего.

Оба затихаем на какое-то время, с невыразимой силой и одновременно нежностью обнимая друг друга. Учителя в себе мне, конечно, никуда не деть:

– Исак… Но учеба – нельзя ею пренебрегать, мы ведь разговаривали с тобой про университет.

– А что с ней не так? Я неплохо справляюсь с программой: табель ты сам недавно видел, да и родителям твоим его отправили по электронной почте, как моим опекунам, нет, разве?

– Всё так, но эти вечерние занятия были бы не лишними.

– Не лишними?! Уверен?! – закатывает глаза, соблазнительно облизывая губки… Еще немного, и он точно получит «наказание». И о чем только я думаю, тоже мне, учитель. Улыбаюсь своим же мыслям, а Исак продолжает:

– Мне на них нечего делать, Эвен, поверь! Там занятия для полных тупиц, типа Мор… ну в общем, ты понял, для какого уровня! – осекся, чуть не произнеся вслух имя своего обидчика. Радует лишь то, что мальчику моему уже давно стало проще ко всему относиться, и о той ситуации ему, надеюсь, никто больше не стремится напомнить.

– Для тупиц, говоришь, – передразниваю его, пытаясь разрядить обстановку. – Хорошо, допустим, ты и без этих занятий справишься с выпускным экзаменами, но почему ты сразу не сказал мне все, как есть?

– Да?! А ты бы мне разрешил?! Хочешь сказать, не было бы этих нравоучений?! Ты бы не включил «учителя» и не начал меня воспитывать? Типа, надо учиться, поработать я еще успею, а сейчас трудиться за двоих в семье будешь ты?! Не так, скажешь, было бы?!

Молчу. Конечно, он прав, не во всем, но по поводу его вечерней работы я бы уж точно был не в восторге. Вот я идиот… Мальчик ради меня старался, а я едва ли не в измене его обвинил. Смотрю на любимого: тот как будто мысли мои читает:

– Еще какого-то «другого» придумал…вот что у тебя в голове?! – снова льнет к моей груди, а я начинаю ласково пропускать сквозь пальцы завитки его волос. – Ну, какой может быть другой, а? Когда я и на секунду не могу выпустить тебя из своих мыслей? Когда я думаю о тебе, о твоих руках нежных, о губах горячих, о ласковом голосе, а у самого сердце в груди так стучит, что, того гляди, и ребра пробьет…когда меня всего изнутри ломает от любви к тебе!.. Какой может быть «другой»?.. Когда я и под дулом пистолета не соглашусь ни с кем быть, кроме моего Эвена!.. Ни с кем, понимаешь?.. – соленые капли уже стекают по моим щекам, попадая ему на голову, а он берет мое лицо в свои ладони и собирает эту жгучую влагу губами. – Ни с кем, – вторит сам себе. – Потому что без тебя я – никто! Так, оболочка от Исака Вальтерсена, а внутри была бы сплошная пустота, без сердца и без души. Все, что есть во мне хорошего – все это от тебя, Эвен. Ради тебя и благодаря тебе я стал таким, какой я сейчас. Из жалкого подростка, живущего ради мелочей, я превратился в сильного человека, живущего с целями в жизни. Я научился признавать ошибки, научился принимать взрослые решения. Помнишь, как я забрал это чертово заявление? Я сделал это только потому, что перестал жить ненавистью и винить всех вокруг в своих бедах. Ты научил меня быть таким. Пусть ты ушел из школы, но ты – настоящий учитель, помни об этом всегда! А еще ты – мой единственный, любимый всем моим сердцем, человек, и даже не мечтай, что так просто сбагрил бы меня другому, понял?

– Угу, – просто мычу что-то нечленораздельное, не в силах сейчас вытащить из себя ни единого путного слова.

– Вот, то-то же! Напридумывал там себе, ага, как же, к другому бы он меня отпустил, да сейчас! – вновь покрывает поцелуями все мое лицо, убирая слезы, а их, как назло, только больше становится.

Мне уже не сдержаться. Рыдаю в голос. Наверное, впервые Исак видит так открыто мои слезы… Успокаивает меня, шепча нежности, как я ему когда-то… столько раз! Вот и все. Пробита броня. Насквозь. И мог ли я подумать тогда, два года тому назад, что тот подросток, который предлагал мне «салфетку» в школьном туалете и скабрезно «шутил» про подкаты, станет для меня самым важным человеком на свете? Что он так изменится, так повзрослеет, научится быть ответственным. Научится быть самим собой и не бояться правды.

– Ну, всё-всё, Эвен, успокойся, пожалуйста. Я тоже, дурак такой, мог бы давно все честно рассказать, и не пришлось бы сейчас видеть, как мой любимый плачет, – притягивает мою голову к себе на плечо, а я и рад уткнуться сейчас в любимую, все еще почти детскую шею.

– Да я что-то совсем раскис, – утирая остатки слез руками, оговариваюсь я, вновь виновато опустив взгляд. Я и не думал, что кто-то, вернее, не просто кто-то, а мой Исак скажет мне такое… Словно к жизни возродился, как феникс из пепла: так окрылили меня его слова!

– Ничего, – берет меня за руку. – Это ты совсем заработался и перенервничал. Пойдем, – тянет меня по направлению к кухне, – я проголодался, да и ты, уверен, со своими «расследованиями» так ничего и не поел после работы, – иронично ведет бровью, а мне снова так неловко за свои глупые подозрения, что ничего не остается, кроме как кивнуть и последовать за ним.

Этой ночью всё, что позволяет мне Исак, – это уснуть у него на плече, в этих нежных, трепетных объятиях. Правда, нервы так сразу в порядок привести не удается, поэтому сначала лежим лицом к лицу и разговариваем шепотом, пусть и находимся наедине.

– Давай на Рождество уедем в Берген? Тебе надо отдохнуть. Только обещай никакой работы с собой туда не брать, договорились? – Исак перебирает своими пальчиками волосы у моего виска и осторожно проводит ими дальше, ко скулам, шее, пульсирующей сбоку, ключицам… Это успокаивает. Правда.

– Мы с тобой обязательно уедем на Рождество в Берген, но сами каникулы проведем в Тромсё.

– Эвен! Нам это не по карману! Сам подумай: аренда дома и прочее…

– Эй… – целую его в кончик носа. – Там дом моего однокурсника. Он с семьей улетает на каникулы в Бельгию, так что, можно сказать, мы не столько арендуем его, сколько присмотрим за жильем. Ну и сами чудесно проведем время, отдохнем от городской суеты, идет?

– Да, – улыбаясь, берет пальчиками мою руку и трется щекой о раскрытую ладонь.

– Тем более, мне же теперь совсем немного надо добавить, чтобы купить новый лэптоп, – подмигиваю моему маленькому «добытчику».

– Я работу, если что, не брошу, даже не начинай этот разговор! – Исак упрямо встряхивает челкой, которая незамедлительно оказывается между моих пальцев.

Аккуратно убираю ее со лба, притягивая будущего мужа к себе и склоняя голову к его нежному плечику:

– Спи сладко, мальчик мой.

Уже проваливаюсь в забытье, как слышу тихое «люблю тебя» и чувствую, как Исак обнимает, даря самую надежную защиту моему тревожному сну.

***

– Замерз? – кутаю любимого в теплое одеяло, крепко обнимая сверху руками.

– Ну, если есть желание согреть, то да, – ластится ко мне своим нежным личиком.

Эти три дня, проведенные в Тромсё, обоим подействовали на пользу. Волшебное время, но свое главное чудо я вижу только в глазах любимого…моего сокровенного, моего тихого, безмятежного счастья.

В эту ночь мы долго не можем разомкнуть губ. Сколько бы ни делили эту нежность, она не иссякает, не становится меньше, а лишь приумножается. Наслаждаемся каждой впадинкой, каждым рельефным изгибом тел друг друга. Мне так нравится, как он реагирует на мои прикосновения, как принимает их, как отдается сам и как берет свое от нашей любви. Берет, чтобы дать взамен еще больше. Мы не решаем, не договариваемся, кто будет сверху или снизу: просто ложимся в постель, и все случается так, как случается.

– Так не больно?..

Действую сейчас с чуть большим напором. Исак быстро подстраивается, бурно отвечая на мои настойчивые ласки.

Вместо ответа мальчик только сильнее раскрывается для проникновения. Ловлю губами его слипшиеся от горячего пота локоны у лба. Одной рукой оглаживаю это пылающее личико, убирая с него влажные завитки волос. Скольжу большим пальцем по скулам, наконец, добираюсь до нежного полураскрытого рта и погружаю кончик пальца в этот горячий сосуд. Продвигаюсь дальше внутри Исака, что заставляет любимого резко стиснуть зубы, когда я едва ли успеваю вытащить палец.

– Опасно, – шутливо замечаю я.

Исак лишь мурлыкает что-то в ответ и подставляет моим поцелуям чувствительное местечко под подбородком, шею, плечи. Но я медлю… Вижу в его полуприкрытых глазах немую мольбу не прекращать этих поцелуев. Ты их получишь, милый, всегда получаешь!..

Когда поздно ночью уже засыпали, тесно прижавшись друг к другу, мой мальчик резко вскинул голову, обратив взгляд своих широко распахнутых глаз к окну.

– Эвен! Началось! Вставай!

Ничего не соображаю спросонья, но, выглянув в окно, вижу, как в небе тонкими нитями зарождаются первые блики настоящего чуда природы наших широт: северного сияния.

– Ну, ты чего, Эвен! – не успеваю и одной ноги спустить с нашей постели, как Исак, почти полностью одетый, подбегает ко мне и тянет меня за руку. – Одевайся! Пойдем!

Буквально в считанные мгновения натягиваю на себя джинсы со свитером крупной вязки, таким же, как и у Исака – рождественские подарки нашей мамы – и, набросив пальто, бегу, еле поспевая за моим неугомонным возлюбленным.

К тому времени, когда мы оказываемся на улице, все небо сияет изумрудными оттенками. Свет переливается волнами в этой небесной гавани. Исак просто заворожен. Крепко прижавшись грудью к моей спине, он целует меня в подбородок и снова приковывает взгляд к небу. А я склоняясь к его лицу и улыбаюсь, как дурак. С кем бы еще среди ночи я выбежал из дома, чтобы любоваться северным сиянием? И вижу его не только на небе: оно пылает в моих любимых изумрудных глазах.

– Ты не смотришь! Так не честно! – притворяется обиженным родной мальчик.

– Я смотрю, – прислоняюсь к лицом к его щеке, целуя уголки все еще горячих губ. – Оно еще прекраснее, когда отражается в твоих глазах.

Исак что-то ворчит в ответ, но, в основном так, для порядка. По довольной улыбке вижу, как приятны ему мои слова.

Через какое-то время любимый разворачивается в моих объятиях. Беру его потихоньку начинающее замерзать личико в свои ладони:

– Насмотрелся? Пойдем домой.

Исак облизывает губы с алой каймой:

– Если верить старой легенде, богиня Валькирия собирала души павших воинов и отправляла их в небесный чертог. Выходит, мы видим, как сияют их сердца, да?

– Если верить, то да. Но там, где мы с тобой сейчас находимся, – это обычное природное явление.

Мальчик вновь обиженно опускает взгляд и лепечет:

– Для меня – это чудо. Вот так!

– Исак… Ты сейчас на что обижаешься?

– Да я и не обижаюсь, ты чего хоть, – проводит носом по щеке, вдыхая запах морозной ночи. – Просто… В жизни ведь не так много чудес, правда?

– Правда, – целую его, заключая в объятия. – Но разве то, что мы с тобой вместе – не настоящее чудо?

Любимый кивает, но я вдруг обращаю взгляд к небу, где продолжает гаснуть это красивое свечение. Исак мирно дышит мне в шею, а я улыбаюсь, понимая: наше с ним сокровенное чудо никогда не сможет угаснуть. Оно будет сиять, обнажая новые грани; будет гореть негасимым пламенем счастья и бесконечной, такой повзрослевшей, но все еще юной, нежной и трепетной любви.

И секрет у этого чуда прост: надо быть честным со своим сердцем, надо уметь любить, потому человек приходит в эту жизнь для того, чтобы наполнить каждый ее миг этим волшебным, но в то же время самым настоящим, самым искренним чувством.

Not my imagination