Текст книги "Saving grace (СИ)"

Автор книги: Ame immortelle

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Целовал меня одними губами, даже не пытаясь проникнуть языком… Бережно обхватывал своими, ласковыми – то верхнюю, то нижнюю половинки моего рта. А я лишь податливо отвечал на каждое влажное касание, но это было то самое мгновение, когда я и сердцем и телом стал принадлежать ему. Не было ни страстных пошлых засосов, ни беспорядочной хватки друг друга за все доступные места. Но мы разделили момент неправдоподобной, совершенной близости, когда мои воспаленные губы идеально совпали с его – бесподобно терпкими.

Я, наверное, просто стал задыхаться в этом счастье, вернее, совсем забыл, что надо еще как-то дышать, как-то впустить кислород в легкие, потому что последние пять минут дышал только его губами. Мы совсем ненадолго прерывали поцелуй, а потом Эвен, окинув нежным взглядом мое лицо, снова тянулся к моим губам, все это время не выпуская моих ладоней из своих рук. И не надо, Эвен, никогда не отпускай ни рук моих, ни самого меня!

Наконец, почувствовав, что сейчас вот-вот просто рухну на него от нехватки воздуха, первым отстраняюсь, но лишь за тем, чтобы прильнуть к его груди.

– Эвен…

Забыв о правилах, забыв, кто сейчас передо мной, просто, всхлипывая, шепчу его имя куда-то в заходящееся дикими ударами сердце.

И тут же чувствую, как бережно меня заключают в объятия, и ласковый шепот у виска в такт давно закончившейся песне:

– You are my saving grace… you are my saving grace.

____________________________________________

* Kentish town – O2 Forum Kentish Town – культовое место выступлений артистов. По расположению мест для зрителей – в главе не совсем точная информация, но очень хотела, чтобы все произошло именно здесь.

Комментарий к Часть 26. Saving grace

В следующей части – очень теплая ночь. И обещанная прогулка по Лондону.

…Давно без передышки шепчу в эти шелковые волны три слова и имя, да только имя это само стало неделимо с ними…

========== Часть 27. Fire and soul ==========

Эвен.

Люди уже начали расходиться, а мы все стоим и не можем отпустить друг друга. Как же сильно я соскучился по нему!

– Нам идти надо, хороший мой, – давно без передышки шепчу в эти шелковые волны три слова и имя, да только имя это само стало неделимо с ними… дышу этим нежным шелком, а сам не спешу разомкнуть объятий, и чувствую, как одними губами мой мальчик шепчет признания мне в ответ; а в голове один только вопрос: зачем мне нужен был этот год без него?..

– Мне не отпустить вас, больше, не отпустить, и не просите! – сильнее сжимает ладони на моей спине, трется носом о плечо, и снова голова его находит покой на моей груди. Касаюсь губами всего его лица, ото лба до подбородка; нахожу губы… Мягко целую эти все еще полудетские тонкие изгибы. Мальчик все смелее и смелее отвечает на мои поцелуи. Ох… родной мой: и почему я так долго убеждал себя, что любить тебя – неправильно, что любить тебя – грех. Но разве то, что делается с любовью, можно назвать грехом?

– Исак, – чуть отстраняюсь под неодобрительный взгляд, – нам и не нужно отпускать друг друга. Но я не смогу сесть в машину и завести ее, пока обеими руками обнимаю тебя.

– Машину? Уехать хотите?! Снова меня одного здесь оставить?! Нет уж! – цепляется своими все еще маленькими пальцами за рукава моей сорочки, впиваясь в меня отчаянным взглядом своих невероятных зеленых глаз, что светятся сейчас ярче концертных софитов.

– Ты не понял, просто, – улыбаюсь, беру его чуть повзрослевшее личико в свои ладони, касаясь носом кончика его носа. – Я больше никогда тебя не оставлю, но нам нужно съездить забрать твои вещи из общежития. Я арендовал на неделю машину и небольшой дом в пригороде. И, если ты не против – очень бы хотел провести эту неделю с тобой здесь.

– А что потом? – вроде заулыбался, когда услышал про неделю вместе, а сейчас почему-то напрягся.

– Потом? Потом мы вернемся в Норвегию. И, если не возражаешь, будем вместе… Что скажешь?

– Как пара… Или…

И этому ребенку восемнадцать? Ни дать, ни взять – малыш десятилетий, не верящий, что все отныне будет хорошо.

– У тебя, – наклоняюсь к уху и задеваю его губами, – есть другие предложения? Ну, можем быть просто хорошими близкими друзьями.

– Ок, – притворно-равнодушно хмыкает Исак. – Но только как в Queer as Folk*.

Оба тут же разразились смехом. А остроумия моему мальчику по прежнему не занимать.

– Ну что, пойдем?

– Пойдем…те, – неловко осекается Исак.

– Зачем снова на «вы» меня зовешь? Я думал, этот вопрос сам собой как-то разрешился. Мне нравится, когда ты по имени называешь меня, – обращаюсь к нему, пока идем до машины. Совсем близко, его ладонь – в моей. И так будет всегда, forever and ever.

– Это так, на эмоциях вышло. Сразу сложно привыкнуть. Можно, пока на «вы»?

– Как тебе удобно, родной, так и делай.

Забираем его вещи, едем по городу, а я мысленно прокладываю маршруты, по которым будем гулять в оставшиеся вечера. Полагаю, за этот год Исак успел немало где побывать, но, когда гуляешь даже по знакомым местам со своей второй половинкой – все становится особенным. Так рождаются самые волшебные воспоминания, которые связывают эти места со счастьем.

Впервые готовим настоящий ужин вместе, который, больше оказался похож на типичный английский завтрак – яичница, пара жареных на гриле сосисок, овощи, кофе для меня и чай для Исака. Он, конечно же, фыркнул насчет кофе перед сном, тут же съязвив «а спать мы сегодня ночью не будем, по ходу».

Но нет. Сегодня я просто хочу уснуть с ним рядом, не выпуская его из объятий. Сегодня я хочу окружить нежностью и заботой моего мальчика, чтобы он, наконец, понял и никогда больше не сомневался: я люблю его и буду любить.

Сходили по очередь в душ.

Ложась в постель, снимаю верх, оставаясь в одних боксерах. Смотрю на Исака, а тот даже рот приоткрыл… Может, я поспешил все-таки?

– Исак, ты не думай, мы просто уснем рядом, ты не против? Я лишнего не позволю себе, не бойся, – говорю это и уже снова берусь за футболку, как вижу, что мальчик в считанные секунды тоже остается в одном белье:

– А я и не думаю, – хмыкает он. – И ничего не боюсь.

Сначала ложимся совсем далеко друг от друга; каждый на свой край кровати. Разворачиваемся друг к другу лицом; долго молча изучаем одним взглядом, присматриваемся. Наконец, я первым нарушаю эту неуютную паузу:

– Так что там насчет героя книги? – мы в доме одни, но то ли ночь так действует, то ли близость моего мальчика – я шепотом роняю каждое слово в эту тишину.

– М? – не сразу догадывается, о чем это я.

– Ты в письме сказал, что я напоминаю тебе героя книги. Хотелось бы узнать, какой и кого именно?

– А… – тоже тихо отзывается Исак. – Я думал, вы догадались, нет, разве?

– Почему ты так решил?

– Ну вы прислали мне ее сами, вместе с билетом на концерт.

Стоп. Он это серьезно?

– Да? И кого же из персонажей «Над пропастью во ржи»** я тебе напоминаю? Мистера Антолини, надо полагать, учителя Холдена?

– Он-то здесь при чем? – возмущенно фыркает Вальтерсен. – Вы думаете, если учитель – вас всегда только с персонажами-учителями будут сравнивать? Нет, на него вы не похожи, хотя и всегда помогали мне дельным советом.

– А кто тогда?

– Главный герой. Холден Колфилд.

– Что? – хихикаю я, видимо, не очень уместно, так как Исак сердито бросает:

– Ничего смешного! Да, я вот таким вас вижу.

– Подростком с девиантным поведением и философским критическим взглядом на мир?

– Да это-то тут при чем? Что вы снова про возраст, – закатывает глаза, но придвигается ближе, а я, не теряясь, протягиваю руку так, что его голова скоро оказывается на моем плече:

– Удобно? – снова шепчу я; Исак только молча кивает в ответ и продолжает:

– Вы мне его по другой причине напоминаете.

– По какой же?

– Помните, там есть такой эпизод. Он с сестрой разговаривает. Такая мысль в его голове рождается, я все дословно запомнил, хотите, процитирую?

– Хочу.

– «Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему…»

– «Наверное, я – дурак», – заканчиваю за него отрывок.

– Вы… вы тоже читали, читали и запомнили? – таращится удивленно, а я целую его в прохладный лоб и снова шепчу в ответ:

– В детстве была любимая книга, могу страницами целыми цитировать.

– Ого! – с нескрываемым восхищением улыбается, а я обнимаю его второй рукой и притягиваю к сердцу: мне отныне по-другому не уснуть.

– Я рад, что тебе понравилась книга, рад, что ты так проникся. Польщен твоим сравнением… Может, в чем-то ты и не далек от истины.

– Еще бы! – ерзает носом по моим ключицам. – Это ведь и правда ваша работа: спасать детей. Вы не замечали – вы только этим и занимаетесь. Уверен, я – не единственный, кого вы у самого края пропасти сумели удержать…

Оба замолкаем, потому что все еще помним тот ужас, через который пришлось пройти моему мальчику, а затем и мне – вместе с ним, потому как все его мучения я пропустил через свое сердце.

– Прости меня за всю ту боль, от которой тебя уберечь не смог, – обхватываю его обеими руками, его, такого милого, моего, укутанного в одеяло; крепко-крепко прижимаю к груди и зарываюсь лицом в его локоны. – Прости меня, родной, и за ту боль, причиной которой я сам стал, – а у самого уже влага по щекам стекает.

Исак все чувствует. Выпутывает руки из-под одеяла и, слегка отстранившись, тянет их к моему лицу:

– Не за что вам прощения просить: не случись всего того – может, так бы никогда и не узнать мне, каково это – засыпать, чувствую, как бьется ваше сердце рядом, – гладит нежными пальчиками мои щеки, смахивая с них слезы; затем опускает свой утиный носик на мой, ластится, как котенок… маленький мой. Пускай уже такой взрослый, но все еще мой маленький, мой родной, мой мальчик любимый.

– Eskimos kisses, – щурится и тут же получает поцелуй на каждый миллиметр своего личика. И когда успел сгореть этот предпоследний барьер между нами?

Улыбается и снова жмется к груди, шепча сотые признания на двоих за этот вечер… «люблю вас».

– Вы правда сможете быть со мной? В смысле, там, в Норвегии?

– А что не так с Норвегией? У нас не запрещены отношения между мужчинами.

– Но ведь вы же учитель…

– И? Это главная причина, чтобы не любить тебя и не быть с тобой?

– Я не об этом, – ерзает головой по моей груди, устраиваюсь удобнее, а я начинаю перебирать пальцами ему волосы. – Вам нелегко будет. Найдутся особо «порядочные», которые просто будут отравлять вам жизнь из-за отношений со мной… Я знаю, как вам важна эта работа. Более того, вы там правда на своем месте. Не хочу я, чтобы вы жертвовали делом своей жизни из-за какого-то… Ваше дело – «спасать ребятишек», удерживать их на краю, чтобы не упали в пропасть, – снова цитирует мой умненький мальчик Сэлинджера.

– Исааак! – укоризненно растягиваю его имя. – О каких жертвах ты говоришь? – целую край его волос и знакомым движением рук укрываю спину, крепче прижимая к себе мальчика, что вызывает лишь тихий вздох благодарности за эту близость друг к другу. – Давай так: мы сейчас не будем думать о том, что там ждет нас. Эта неделя – только наше с тобой время. И даю тебе слово: все мы с тобой решим и преодолеем, просто рядом будь… Помнишь, сам просил об этом меня? Только я вот, дурак, не сдержал тогда слова, отпустил тебя, – чувствую, что слезы снова подступают к глазам. – Но больше я не совершу такой ошибки, родной мой. Обещаю.

Снова тянемся друг к другу за поцелуями. Когда его окрепший, подкаченный за этот год обнаженный торс плотно касается

моего живота, моей груди, оба чувствуем, как напрягается каждый мускул на наших горячих друг от друга телах. Я знаю, что этой ночью ничего не будет. Не уверен, только, сколько еще сможем сдерживаться.

– На завтра много планов, может, поспим немного, а то до утра от силы пять часов осталось? – не без разочарования отрываюсь от его губ.

– Угу, – вздыхает Исак, возвращая голову на свое законное место: мне на грудь.

Часа через полтора внезапно возникшая жажда заставила меня аккуратно переместить безмятежно спящего мальчика на свободное место рядом; а сам я, осторожно ступая, чтобы не разбудить его, прошел на кухню за стаканом воды.

Так же тихо возвращаюсь и вижу картину: Исак, словно новорожденный слепой котенок, судорожно ощупывает своей маленькой ручкой-лапкой место рядом и, очевидно, не обнаружив меня, резко вскидывает голову, открывая глаза. И я не знаю, как сердце мое не сделало остановку в тот же миг от умиления и восторга, всепоглощающей нежности и любви к этому мальчику.

– Исак, – ставлю воду на тумбочку рядом, – ты чего не спишь?

– Куда вы уходили? – лепечет, часто моргая спросонья.

– За водой, будешь? – сажусь на колени рядом с ним, но мальчик отрицательно качает головой.

Тогда я ласково обнимаю его, и мы вместе опускаемся на еще не успевшую остыть постель.

– Спи, солнышко мое, я с тобой.

– Я люблю тебя, – шепчет, чуть приподняв голову. Ну наконец-то! А то мне уже как-то неловко от этого «вы».

– Знаю, любимый, знаю… И я тебя люблю, сильно-сильно люблю, только давай еще ненадолго закроем глаза.

Какое-то время мальчик молчит, а потом я слышу тихое:

– Мой первый раз.

– Что? – переспрашиваю, не совсем понимая, о чем это он сейчас.

– Это мой первый раз, – целует в уголок губ, затем снова прижимается щекой к моей шее. – Первый раз я засыпаю любимым.

Снова успокаивающе глажу ему спину:

– Не первый.

– В смысле, – приподняв голову, прищуривает один глаз и хитренько улыбается. – уже тогда…

– Уже тогда, – улыбаюсь ему в ответ. – Долго боролся с собой, убеждал самого себя, что это все неправильно. А потом понял: ни люди вокруг, ни их убеждения, ни комфортные «правильные» отношения не сделают меня счастливым. Таким меня способен сделать только мой Исак.

Дарит мне сонную улыбку и, наконец, оба обретаем покой, прислонившись друг к другу. Счастливые.

***

– Ты чего дрожишь весь, Исак? – обнимаю любимого, а тот прячет лицо в ткани моей рубашки-поло.

– Высоты боюсь… – зардевшись, со стыдом, шепотом признается мальчик.

Вот так дела. Нагулявшись по всем избитым маршрутам, от Тауэра до Вестминстерского дворца; измерив вдоль и поперек Уайт-холл и Гайд-парк, мы оказались на высоте в сто-метров, хотя и не на самой крайней, в одной из кабинок гигантского колеса обозрения, сооруженного на правом берегу Темзы: Око Лондона***.

Помимо нас, в кабинке-капсуле еще около десяти человек.

– Не стесняешься меня при всех обнимать? – эх… Снова он за свое, вот когда уже все поймет?

– Нет, конечно, – глажу мальчика по голове. – Почему я должен стесняться обнимать родного мне человека? Или, я, может, староват для тебя? – ну, а что, как он – так и я. Надоело уже уговаривать его поверить моему серьезному к нему отношению.

– Совсем что ли того?! – огрызнулся мальчик. Узнаю моего мятежного, ну слава Богу.

– А что, нет? Ты же не веришь, что я хочу быть с тобой, невзирая на мнение окружающих и обстоятельства. Так почему я должен верить тебе? А вдруг ты просто вбил себе в голову, что должен добиться меня и моей любви, как некой цели. Раз добился – все. Я стану тебе нужен.

Надо было видеть лицо Исака: все оттенки красного разом вспыхнули на нем, как пламя.

– Ты это серьезно?! Не нужен?! Да я чуть не сдох, не загнулся без тебя! И письмо это написал от отчаяния, смирившись. А что потом бы со мной было… тебе лучше не знать…

Разворачивается ко мне спиной, упрямо складывая руки на груди.

Люди вокруг и правда начинают с интересом рассматривать нашу «семейную сцену».

– My drama queen, – улыбаюсь и обнимаю его со спины. – Вот сейчас точно наш первый раз, – прижимаюсь подбородком к его шелковой голове.

– Чего-чего, – запрокидывает ко мне свое притворно-недовольное личико. – Что еще за «королева драмы»? И что это за первый раз?

– Да, первый. Наша первая ссора, любимый, – дотягиваюсь поцелуем до его носика.

Исак молча разворачивается в моих руках и сам ласково обнимает за шею:

– Прости меня, Эвен, родной. Я понял все… Больше так не буду.

– Ничего, все в порядке. А высоты не надо бояться, я же рядом – я всегда тебя удержу, слышишь? Не дам упасть, ведь это моя работа, сам сказал мне ночью, – склоняю голову, и губы наши, столкнувшись, уже не могут разомкнуться. И знаю я, чувствую: Исак больше не боится.

Целуемся на прохладном ветру набережной Темзы; мальчик мой выдыхает мне в губы:

– Хочу тебя…

И я хочу, очень хочу… Но, не все сразу, поэтому решаю немного поиграть с моим своенравным любимым.

– Исак, об этом нам правда стоит поговорить. Понимаешь, у меня никогда не было отношений с мужчиной, и мне пока что сложно представить, как это может быть между нами физически. Извини, если разочаровал.

– А, в смысле… Секса у нас не будет?

– Да, секса не будет.

Вижу, как хмурит брови мой мальчик, возможно, сейчас мои слова – это тоже своего рода проверка. Ну, артист то из меня еще тот, не хуже моего Исака.

– Так ладно… Чего там, обходился же как-то все это время, и дальше обойдусь. Просто, будем рядом, это – самое главное. Лишь бы тебе снова к женщине не захотелось уйти. Насчет меня можешь не переживать – на стороне секса искать не буду.

– Я тоже не буду. Это исключено. Хочу быть только с тобой.

– Ну и все, значит.

Продолжаем целоваться, а сердце мое ликует: я ни на мгновение не пожалел о своем выборе.

***

Ближе к ночи, немного уставшие, но довольные, полулежа на кровати выбираем на планшете маршрут на следующий день. Исак сидит ко мне спиной, прижавшись к груди, а ладони мои – сомкнуты на его животе.

В принципе, уже решили, куда пойдем. Я касаюсь губами его шеи и начинаю неспешно забираться руками под его футболку. По началу мальчик реагирует спокойно. Находит губами мои губы, а я продолжаю уже настойчивее ласкать прохладную юную кожу.

Исак отрывается от моих губ, спускается ими ниже к шее, касаясь на ней кончиком влажного языка самых чувствительных местечек.

Не могу больше контролировать себя, да и не хочу.

Рукой спускаюсь к верху его домашних штанов и осторожно проникаю ею под самый краешек, слегка оттянув его.

Мальчик замирает, прекратив ласкать своим мокрым ртом мою шею:

– Ты же сказал… Мы не будем заниматься сексом?

– Я не обманул тебя, – другой рукой глажу его по щеке, обволакивая родное личико туманом чистой, неразбавленной нежности.

– Тогда зачем дразнишь меня, раз ничего не будет?

– Мы не будем заниматься сексом, – вторю я ему. – Мы будем заниматься любовью.

____________________

* Queer as Folk – «Близкие друзья». Довольно известный сериал, поднимающий тему LGBT.

** «Над пропастью во ржи» – роман американского писателя Джерома Сэлинджера.

*** Око Лондона – вообще-то, как утверждают энциклопедии и моя преподаватель по практике языка – Лондонский глаз. Но Аня – на то она и Аня, чтобы переводить так, как благозвучнее.

========== Часть 28. Roses ==========

Исак.

– Хочешь, я буду снизу? – шепчет мне в распухшие губы. – Хочешь?

Прерывисто дышу. Дотянувшись рукой до его влажного лба, убираю с него длинную прилипшую челку, пытаясь пальцами зачесать ее назад – тщетно: ниспадает упрямой волной, щекоча мне лицо.

– Хочу чувствовать тебя, – хватаю ртом его губы.

Говорят, что в такие моменты не помнишь, как избавляешься от одежды. Но только – не я. Я запомнил каждое движение рук Эвена: то, как он, оттягивая момент, сантиметр за сантиметром обнажал мое горящее тело, то, каким спрашивающим позволения, нежным взглядом смотрел мне в глаза, гладя мои бедра, живот, поднимаясь вверх по груди и снова опускаюсь к низу, останавливаюсь в каких-то миллиметрах от моей жаждущей его прикосновений плоти… И видел в глазах моих лишь стократное «да».

– Могу я помочь?.. – выдыхаю на полустоне, проводя чуть дрожащими пальцами по его животу, все ниже и ниже. Даже сквозь мягкую плотную ткань ощущаю это томящееся напряжение, хочу обнажить его, прикоснуться пальцами, губами… хочу чувствовать, как Эвен срывает голос до сладких стонов. Впервые хочу сделать это, потому что люблю, потому что хочу доставить удовольствие любимому.

Набравшись смелости, тянусь руками к самому краю и, ловко зацепившись согнутыми пальцами, умудряюсь спустить до середины бедер низ его домашней одежды вместе с бельем.

– Какой…

Стыдливо прикрываю веки, не сумев подобрать нужных слов, чтобы наградить его достоинство. Что ж… боли, конечно, при таких размерах, не избежать. Но я готов. Готов вынести любую боль, потому как с ним она покажется сладостью.

А Эвен… Вот чего я точно не ожидал, так не ожидал. Берет мою руку и кладет ее на свой начавший твердеть член.

– Ты можешь.

Приободренный такой инициативой, начинаю осторожно скользить влажными пальцами по его полувставшему органу.

С наслаждением исследую каждый кусочек его плоти, каждую выпирающую венку. Провожу большим пальцем по уздечке – Эвена чуть потряхивает. Дышим оба прерывисто, захлебываясь в ощущениях друг друга.

На мгновение убрав руку с его горячего на ощупь члена, хватаюсь за плечи и опрокидываю его навзничь. Быстро стянув с него футболку, губами нахожу его губы; целуемся долго, сталкиваясь, переплетаясь языками. Спускаюсь ниже, беспорядочно припадая влажным распухшим ртом ко всему, что попадется на пути.

Чувствую, как сильные руки обхватывают мне спину, начинают ласкать, без стеснения спускаясь к самому низу.

Но я быстрее него веду свой путь к его груди, животу, все ближе и ближе к распаленной моими настойчивыми пальцами плоти.

Едва успеваю обхватить губами головку, чуть сжав рукой у основания, как слышу жаркий шепот

– Исак… любимый…

Да, Эвен, да, и ты – мой любимый. Я все сделаю, чтобы тебе хорошо было, чтобы никогда больше ты и подумать не смел, что с ней тебе было лучше… Блять… Какой же ты горячий. Я никогда еще не получал такого наслаждения, делая минет… Разве сравнишь то, с каким удовольствием я посасываю головку, как вожу горячим языком по всей длине пениса, как касаюсь губами яичек, помогая ласкать их свободной рукой. И все это – не отрывая жаждущего взгляда от твоего лица, пылающего в предвкушении первого на сегодня оргазма.

Ты впиваешься длинными пальцами мне в волосы; не помня себя, выдыхаешь мое имя.

Когда сил уже не осталось сдерживать себя в последних предоргазменных конвульсиях, вскидываешь бедра, со всей силы сжимая руками простынь. Запрокидываешь голову и, наконец, раскаленное семя твое, любимый, окропляет мне утомленные губы, язык, попадает глубже. Но я все принимаю, до капли, напоследок смахивая языком остатки с чуть расслабленной плоти.

Даю тебе и себе отдышаться, прислонившись лицом к твоему животу.

– Иди ко мне, – ласковый, чуть охрипший шепот зовет меня.

Поднимаюсь выше, нависая над любимым лицом с ниспадающими на лоб, влажными от пота волосами. Пытаюсь навести порядок губами, но родной мой кладет мне ладони на плечи, и через мгновение я оказываюсь лежащим ничком, а Эвен…

Нежно убрав взмокшие кудри, прилипшие к шее, начинает покрывать все мое разгоряченное нашей близостью тело поцелуями. То ли из-за разницы температуры, то ли от волнения – я чувствую прохладу от каждого прикосновения его губ, словно долгожданный глоток ледяной влаги в самый знойный летний день.

И пока его губы дарят эту живительную прохладу моей шее, лопаткам, спине… руки его, пробравшиеся под меня, без стеснения ласкают мне живот, зарываясь в чуть вьющиеся волосы внизу…

Доходит ртом до ягодиц и направляется сначала к правому боку. Чуть развернув на левый бок, продолжает оставлять поцелуи уже на лобке. То же самое проделывает с другой стороны, все это время подбираясь руками к моему изнывающему по его ласкам твердому пенису. Много ли надо в таком возрасте. Едва ли Эвен задрал мне футболку, член уже начинал пульсировать, набирая напряжение, а сейчас и вовсе был готов взорваться. Головка беспрестанно сочилась смазкой, и, когда Эвен, наконец, накрыл ее своей ладонью, я, не сдерживаясь, вскрикнул от сильных ощущений.

– Ааа… Эвен… Эвен…

– Сейчас, милый, – Эвен начинает вращательные движения пальцами по моему члену.

И тут происходит то, чего я меньше всего ожидал…но боялся.

Своим горячим языком любимый мой ведет к ложбинке чуть ниже спины и уже проникает внутрь, оттянув одну половинку свободной рукой.

Хуй знает, что со мной, и чего я испугался! Пытаюсь его остановить:

– Эвен, родной, не надо… Не надо тебе этого делать, ты не обязан…

– Я тебе уже говорил, не решай за меня! – несколько громче отзывается мой ласковый. – Просто немого расслабишься и все. Успокойся, я не сделаю тебе больно. Так сильно хочу любить тебя, – целует верх моего бесстыдно открытого перед ним зада. – Любить тебя всего, без остатка, слышишь?

– Эвен, – уже не шепчу, не прошу человеческим голосом, а просто скулю, как щенок… – Не надо, прошу тебя!

Меня начинает трясти: не от страсти, не от возбуждения, а от рыданий. Слезы градом хлынули из моих глаз, затапливая простынь.

– Исак, любимый, что случилось? – тревожно спрашивает Эвен, забравшись повыше и обняв меня со спины. – Я больно сделал, что-то не так, ответь мне?

У меня уже истерика… сука, ненавижу себя, взял и испортил такой момент… ебаный, недотраханный мудак…

Видя, что меня трясет всего, осторожно разворачивает к себе лицом и прижимает к теплой родной груди – самому надежному пристанищу.

– Любовь моя… прости меня. Успокойся, прошу тебя, – гладит мне волосы, целует лоб, виски, укачивает в своих объятиях, словно младенца.

– Ты не виноват… Эвен, – сквозь слезы мямлю я. – Это ты меня прости, что испортил наш первый раз… Даже секса тебе нормального дать не могу! – убиваясь своей ничтожностью, снова реву, как раненое животное. – С ней лучше было?

– С ней было по-другому, – обнимает еще сильнее.

– По-другому?..

– Исак… Хватит уже, это – прошлое. Мое настоящее и будущее – ты! Всем сердцем люблю тебя! Мне не секс с тобой нужен… Я говорил уже: с тобой – только любовью хочу заниматься… Успокойся, – ласково касается моего лица, заглядывая в глаза, а мне кажется – в мою душу. – Мы еще не привыкли, не все сразу. Давай просто рядом сейчас полежим, хорошо?

– Хорошо… – несмело киваю в ответ, прижимаясь к родному теплу.

Что я такого в жизни сделал? За что мне достался самый идеальный мужчина на свете?..

С ней было по-другому… И как мне не думать о его словах? По-другому это – как? Лучше… Хуже? Хотя, чего уж там: она, наверное, истерики не закатывала, когда он ее там целовал… Ненавижу себя! Ненавижу!

Ладно, надо хотя бы успокоиться. Любимый снова целует меня, мягко поглаживая плечи, спину. Снова шепчет что-то о любви, о том, как нужен ему… А я лежу в его объятиях и понимаю, что проебался по полной.

А он как будто не замечает моих переживаний. Поднимаю взгляд и вижу, как нежности его не убивалось ни капли ни в глазах, ни в улыбке.

– Ты прости меня, Эвен, – начинаю я. – Со мной просто никто так не обращался никогда… там всегда только боль была, и все. Не знаю, что произошло со мной.

– Все в порядке, мой мальчик, – щекочет меня за ухом, как котенка. – Только давай договоримся: что бы ни произошло у нас в будущем, ты никогда не будешь бояться рассказать мне все, как есть, договорились?

– Да, – шепчу в ответ, касаясь губами шеи.

Начинаем гладить друг друга. Тела еще не остыли от ласк, так что не проходит и пяти минут, как оба ощущаем возбуждение друг друга.

– Эвен, – поворачиваюсь на спину, увлекая его за собой. – Люби меня, как только ты умеешь… Я хочу это чувствовать.

– Ты уверен? – ведет носом по ключицам, спускаясь руками к животу.

Киваю, улыбаясь. Прогибаюсь в спине, подставляя его губам как можно больше простора.

– Подожди, родной, – достает из тумбочки небольшой тюбик и упаковку презервативов.

– Я хочу без них… Без всего этого, Эвен.

– Но, это ведь больно очень? Да и я никогда такого с мужчиной не делал, – снова касается волос на лобке. – Я же тоже волнуюсь, родной.

Глажу его по голове, стараясь говорить, как можно спокойнее и увереннее:

– Я хочу чувствовать тебя… Не латекс и не смазку. Просто сначала растяни меня… Не так быстро, только… – краснею, как девственник. Надеюсь, он хотя бы в теории понимает, как делать это с парнем. Ой… Будь, что будет. Я не должен проебаться перед ним еще один раз!

Эвен хмурится, но покорно убирает все обратно. Осторожно проводит пальцами по моему достоинству, приближаясь к тому самому, столько раз терзаемому другими.

– Можно слюной, – зачем-то подсказываю я.

– Не переживай, я в курсе, как это делается. – ухмыляется, подмигивая. Смачивает пальцы слюной и опускает руку к моему анусу.

Раскрываюсь для него пошире, чтобы все было комфортнее и для него и для меня.

Чувствую, как он сам боится, продвигаясь одним пальцем по миллиметру, каждый раз спрашивая:

– Так не больно, маленький? Мне остановиться?

Блять! Эвен… Знал бы ты, как и с какой «подготовкой» меня трахали раньше!

Да после таких прелюдий, нежнейших прикосновений, ласкового шепота… После всего этого – войди ты в меня разом на всю длину – мне бы и в сто раз не было так больно, как с ними!

Хорошо подготовив меня, медленно входит в хорошо увлажненный анус.

Сначала боли не чувствую, но как только ему удается проникнуть чуть глубже, невольно издаю болезненный крик. Хватаюсь за плечи, а он накрывает мои губы своими.

Он чувствует, как мне больно… Но остановиться уже не в силах. И я тоже этого не хочу, потому что боль эту уже перекрывает наслаждение.

Эвен любит меня долго, ни на мгновение не забывая о том, чтобы я чувствовал как можно меньше дискомфорта.

– Исак, милый, я сейчас… Как хорошо с тобой, мальчик мой, – еще пара толчков, и я чувствую, как меня заполняет горячая вязкая влага.

Чуть отдышавшись, любимый доводит меня до финиша, и вот уже низ его живота весь в моей сперме. Буквально валится на меня, но сообразив, что нам обоим не помешает стакан воды и прохладный душ, встает на ноги.

– Я за водой. В душ первым сходишь? – наклоняется, чтобы подарить немного усталый поцелуй.

– Вместе с тобой хочу… можно?

– Можно, – подмигивает и направляется за водой.

В душ идем вместе, возвращаясь оттуда совсем не скоро. Засыпаем в неизменном положении: я – на его груди, он – заключив меня в самые теплые объятия.

– Я понял разницу, Эвен. Теперь я знаю, что значит заниматься любовью, – еще раз целую его.

– Спи, любимый… Завтра… Завтра будет новый день.

***

Завтра наступило, завтра, которое принесло мне новые испытания, совсем неожиданные.

Все началось с самого утра. Просыпаюсь и не обнаруживаю любимого рядом. Прошлепав босыми ногами на кухню, нахожу его сидящим за накрытым для завтрака столом.