Текст книги "В танце жизни (СИ)"

Автор книги: Алин Крас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Нашего зеленоглазого сыночка мы назвали Янисорэлем.

Пышным цветом расцветшие собственнические чувства Сергонэля и его запредельную ревность в отношении меня и ребенка, постепенно, шаг за шагом, мне удалось, где хитростью, где уговорами, где мелким шантажом и намеренными капризами, в какой-то степени преодолеть. И добиться от него согласия чаще бывать в доме моих родителей. Даже, на некоторое время, оставлять Янисорэля с Эли. Сама же, тем временем, я отправлялась за покупками, или на работу в контору, чтобы привести в порядок финансовые документы, или посещала вновь возобновленные уроки танца.

– Ты знаешь, что Кирсатэль собирается уйти в Орочью Степь? – спросил меня Михас на одном из занятий, вдруг подняв запретную тему о Кирсатэле.

– Как уйти? Зачем? Надолго? – почувствовала я ненужное и давно забытое волнение.

– Новый Владыка орков, твой родственник, Эракус, ищет в свое ближайшее окружение Целителя. И хоть обещана большая плата, никто из эльфов не соглашается надолго отправиться в Степь.

– А Кирсатэль согласился? Но, почему?

– Мне он объяснил, что ненавидит себя за все случившиеся между вами. Что это ему послужит наказанием – и Степь, и орки, и невозможность тебя видеть. Говорит, что останется там, если не навсегда, то на долгие годы, – с неподдельной грустью объяснил Михас.

– Ох, Михас, мало того, что там условия жизни для эльфов неподходящие, так это же и очень опасно. Мы-то с тобой видели, какие эти орки дикие и агрессивные, – испугалась я за Кирсатэля.

– Он любит тебя, и эта любовь совсем свела его с ума. По-моему, он просто жить не хочет. Поэтому опасность его и влечет – с раздражением вздохнул Михас.

– Михас, что же делать? Я не хочу, чтобы он страдал, а тем более загубил свою жизнь! Ты можешь ему передать, что я больше не обижаюсь на него? Теперь, повзрослев, я считаю, что он должен простить себя. И простить меня, за излишнюю категоричность и не желание с ним разговаривать и общаться. Ему надо постараться все забыть, найти себе подходящую женщину, и стать счастливым.

– Передать-то я передам, да только толку от этого не будет, – уверенно заявил Михас. – Я ему не раз говорил, чтоб посмотрел вокруг. Пусть не такие сильные, не такие яркие, не такие душевные, но есть и другие удовольствия, и радости в жизни. Себя в пример ставил. Но он не хочет этого понимать, а только одно на это отвечает – не нужна никакая другая. Даже и смотреть вокруг не собирается. Заявляет мне каждый раз, как речь об этом заходит, что жизнь, без надежды получить свою любимую, ему не нужна.

Не все поняв в словах Михаса, но посчитав это неважным, я поспешила высказать мелькнувшую у меня спасительную мысль:

– Ну, так дай ему эту, пусть ложную, но надежду. Хоть это никогда и не случится, но ты обмани его, чтобы спасти, – торопливо произнесла я слова, которые раньше бы мне в голову не пришли, но жизнь как-то постепенно выветрила из меня излишнюю принципиальность и юношеский максимализм. – Скажи, что если он хочет когда-нибудь быть мне интересен, он должен не хоронить себя заживо, а жить активной жизнью. Чтобы стать сильным, решительным, не сдающимся, успешным, богатым, умеющим любить и заботиться, в общем – привлекательным, во всех смыслах с точки зрения женщины, – на одном дыхании, торопливо выговорила я. – А пока он будет к этому стремиться, уйдут годы. Он тем временем успокоится и забудет обо мне, найдя новую любовь, – и, не сдержавшись, заревела, уткнувшись Михасу в грудь носом, жалея Кирсатэля, и сокрушаясь несправедливостью жизни.

– Не плачь, – пожалел меня Михас, гладя по голове своей огромной ладонью. – Это ты здорово придумала. Должно помочь. – Когда я немного успокоилась, он вдруг сказал: – А я жениться собираюсь. И завтра дом покупаю.

Сквозь мокрые ресницы я посмотрела на него с удивленной улыбкой:

– О! Здорово! Ты, наконец, влюбился по-настоящему?! Кто она?

– Это Офисарэль. Она хорошая девчонка. И нравится мне, очень. С ней как-то легко. Но я бы, наверное, не спешил жениться, если бы на днях не выяснилось, что она ждет ребенка, уже даже известно, что мальчика.

– Вот здорово! Как у нас с тобой одинаково с детьми получается. Я рада за тебя, – искренне порадовалась я за друга, вспомнив милую полукровку, которая однажды ждала Михаса после наших занятий танцами.

– Я тоже рад, – широко улыбнулся Михас. – Понял, что жизнь, это не эльфийская сказка о Единственной Дармии, которой у орков и вовсе не бывает. Надо наслаждаться тем, что есть реально. – Увидев, что моя туника на груди промокла от прилива молока, он засуетился, схватил меня за руку и потянул на выход из помещения, где проходили занятия. – Заболтал я тебя сегодня, пошли скорее, я провожу тебя домой.

Я согласно кивнула, действительно, надо спешить, и уточнила:

– Янисорель в доме родителей, с ним Эли, так что, мне туда.

По дороге Михас продолжил прерванный разговор.

– Вот что, хотел сказать. Конечно, так, как это принято у эльфов, разделить на двоих радость воссоединения в браке, может, и неплохо. Но мы с Офисарэль решили отметить это событие среди небольшого числа друзей. Поэтому, в выходной день, в конце этой декады, сразу после сиесты, жду тебя в ресторане «Дикая Степь».

– Спасибо, но я без Сергонэля не могу пойти. Он не захочет меня одну отпустить. Да и сама, не хочу его этим обижать, – замялась я.

– Ну, так, приходите вдвоем, – не колеблясь, пригласил Михас.

– А кто еще там будет? – уточнила я, чтобы понять размер предстоящего празднества по-орочьи, где предполагается много еды, много вина, много музыки и много танцев.

– Да немного нас соберется, всеж-таки у нас здесь Эльфийский Лес, а не Орочья Степь. Будут две подружки Офисарэли. Мой напарник по работе, орк, его зовут Демис. Ты с Сергонэлем. И Кирсатэль с Ювизелэм, с которыми я как-то крепко сдружился в последнее время, – будто бы извиняясь, пояснил Михас. – У тебя-то совсем на меня времени не стало. Но ты не думай, я не обижаюсь, все понимаю. То учеба, то работа, то любовь, то беременность, то роды. Теперь вот, маленький ребенок.

– Хорошо, что не обижаешься и все понимаешь. Ты мне дорог, как и прежде. Просто, взрослая жизнь диктует свои условия. Ведь ты и сам очень занят, а вот женишься, ребенок родится, и неизвестно сможешь ли выбираться на танцы со мной, как сейчас, хотя бы раз в декаду, – тяжело вздохнула я.

Сергонэль, услышав от меня о приглашении Михаса, удивился этим орочьим заморочкам, но охотно согласился пойти вместе со мной. Правда, в тот же день должны были проходить Бега, где ему предстояло задержаться после сиесты, чтобы проконтролировать эти состязания от начала до конца, в том числе денежные выплаты Тотализатора. Поэтому мы договорились, что пойдем порознь и встретимся уже в ресторане, куда он подойдет, как только сумеет освободиться.

Эти несколько дней, до намеченной вечеринки, я невольно провела в волнении, думая о встрече с Кирсатэлем, и сердце предательски сжималось от мысли, что может быть я увижусь с ним в последний раз в жизни. Возможно, лучше было бы избежать этого испытания, но я не могла обидеть Михаса отказом. Да и, откровенно сказать, мне хотелось посмотреть на Кирсатэля, которого я так давно не видела. И Ювизэля увидеть хотелось, узнать как у него дела. Чтобы хоть как-то отвлечься, я, когда позволял Янисорэль, проводила время в мастерской Александрэля, мастеря в подарок Офисарэли бегунки.

В назначенный Михасом день, еще утром, я прибежала в дом родителей с Янисорелэм, которого носила в тканевой наплечной перевязи предназначенной для переноски маленьких детей, и с сумкой с нарядной одеждой для себя.

Весь день, после каждого кормления Янисорэля, я сцеживала из груди остатки молока, во флакон с эластановой соской, чтобы Эли могла накормить ребенка в мое отсутствие, ведь я невольно пропускала время вечернего кормления.

Перед выходом Эли сделала мне красивую прическу, и я переоделась. На прощанье обняла Эли, поцеловала Янисорэля и поспешила в «Дикую Степь».

На короткое мгновение, задержавшись у порога ресторана, прижимая к груди сверток с подарком, я перевела дыхание и, справившись с волнением, вошла в зал.

Большой зал ресторана в значительной мере передавал степной орочий колорит Прямо на стенах были развешаны пучки пряных трав и сплетенные черенками связки корнеплодов для острых приправ. В углу зала располагался открытый очаг, где на глазах у посетителей, на решетке, жарилось мясо, распространяя вкусный запах. Конечно, употребление еды не предполагалось на полу, как это происходит у степных орков, но и никаких двухместных столиков на достаточном расстоянии друг от друга здесь не было. Большие столы без скатертей, с голой деревянной столешницей, рассчитанные на шесть или двенадцать персон. Вместо стульев к столам приставлены длинные широкие лавки со спинкой, на которых лежат цветные, яркие подушки, чтобы можно было облокотиться или, даже, принять полулежащее положение. Ночное освещение предусматривалось не жучками-светлячками, но, правда, и не лучинами, а гномьими светильниками.

Стол, заказанный Михасом, стоял чуть в стороне, и все приглашенные уже сидели за ним, весело переговариваясь. С одной стороны стола сидели Михас, еще один орк, видимо Демис, Офисарэль и две ее подружки, обе, как и она, орочьи полукровки, судя по темным волосам и коричневому цвету глаз. С другой стороны, напротив, расположились Ювизэль и Кирсатэль, и где было оставлено место для меня и Сергонэля.

Пока я чуть задержалась у порога, окидывая зал взглядом, Кирсатэль, как чувствуя, повернул голову в мою сторону и наши глаза встретились. Его зрачки, расширившись, дрогнули, а мое сердце, как и раньше при виде него, ухнуло в пятки. Что это со мной?! Я счастливая мать и жена, все остальное в прошлом! И я, заставив себя через силу улыбнуться, а потом отвести взгляд, направилась к столу Михаса.

Увидев меня, все обменялись со мной радостными приветствиями. Подойдя к Михасу, я со словами поздравления обняла его, а потом передала свой подарок Офисарэли. Михас представил меня тем, с кем я не была знакома. Выбирать, где мне сесть не приходилось, и я присела на самом краю лавки, но Ювизэль, оказавшийся ко мне ближе, схватил меня за руку и потянул на себя со словами:

– Ариэль, пожалуйста, сядь поближе. Между мной и Кирсатэлем. Мы так давно не виделись, соскучились.

– Я тоже скучаю, – садясь между ними, призналась я, испытывая тихую грусть, что прошли те беззаботные времена, когда мы часто, вот так, втроем, сидели.

В тот же момент Михас подал знак разносчику и тот, скрывшись на кухне, быстро вышел назад, неся на подносе глубокие глиняные миски, наполненные горячей, исходящей паром, традиционной орочей похлебкой. Расставил их перед каждым из нас, начиная с мужчин, как это принято у орков. Когда очередь дошла до меня, я сделала отрицательный жест. Хоть запах у этой похлебки и вкусный, но я не голодна и сейчас это слишком сытная еда для меня.

Взяв из стопки тарелок, стоящих на краю стола, верхнюю, положила себе на нее гроздь ягод из большой общей корзины, наполненной ягодами и фруктами.

Вначале все мало разговаривали, а активно ели, запивая еду фруктовыми или ягодными винами, ну, кроме меня и Офисарэли. Только Кирсатэль практически не притронулся к еде, а повернув голову в мою сторону, молча, на меня смотрел. Я же старалась его так пристально не рассматривать, чтобы не усугублять неловкость. Но все же, сумела заметить, что он изменился. Исчезла юношеская беззаботность из глаз, сменившись изучающей настороженностью, черты лица стали жестче, потеряв плавность линий. Но, когда-то такой притягательный для меня, его запах не изменился.

Вино и еда сделали свое дело, все расслабились, начали обмениваться шутками, интересоваться новостями и планами друг друга. Я старалась принимать участие в общем веселье, и хоть мне вино сейчас пить нельзя, но как-то постепенно прониклась праздничной аурой и тоже расслабилась. А потом, поймала себя на том, что мое волнение и неуверенность от встречи с Кирсатэлем совершенно прошли. Я искренне рада, что вижу рядом и Михаса, и Ювизэля, и Кирсатэля. Что все они мне одинаково дороги, и я бы очень хотела видеть их рядом чаще, за такими вот, дружескими, встречами, и хотела бы, чтобы мы принимали участие в жизни друг друга. Очень-очень жаль, что жизнь разводит нас все дальше.

Похлебка сменилась жаренным на углях мясом с тушеными овощами, а потом и десертом, в виде огромного пирога, запеченного с фруктами.

Заиграла ритмичная музыка, в которой преобладал бой барабанов. Многие посетители ресторана и вся наша компания, кроме меня, Кирсатэля и Ювизэля, пустилась в пляс, встав в круг. У орков нет индивидуальных или парных танцев, они всегда и во всем стремятся объединиться в группу.

Я с любопытством наблюдала за этим зрелищем, восхищаясь чувством ритма, пластикой больших, мускулистых, сильных, орочьих тел и завораживающей гибкостью девушек.

Очнулась я от этого представления, когда Кирсатэль осторожно взял меня за руку. Повернулась к нему лицом, посмотрела в глаза, и сердце от сочувствия жалостливо дрогнуло, так этот взгляд был тосклив, несчастен и полон любви.

– Ты простишь меня, хоть когда-нибудь, Любимая? – хриплым от волнения голосом, прошептал он.

– Я уже простила, – искренне ответила я, в этот момент и сама поняв, что это правда. Что никто не идеален. Что все мы делаем ошибки и на них учимся жизни. Что надо уметь понять и простить другого, тогда и тебе будут прощены твои промахи и заблуждения. Я уже не так категорична, как прежде. Рождение ребенка и жизнь с Сергонэлем заставили меня повзрослеть и понять, что жизнь отличается от юношеских максималистских представлений о ней. – И ты меня прости, – тихо добавила я, опустив глаза, не в силах выдержать то, что я видела в ответном взгляде. – Не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Судьбе не угодно, чтобы мы были вместе. Я смирилась с этим и приняла. Смирись и ты. Давай, несмотря ни на что, постараемся быть счастливы и друг без друга. Согласен?

Он ничего не успел мне ответить, только поднес мою ладонь к своей щеке и прижал ее, закрыв глаза, когда над нашими головами раздался сухой, безэмоциональный голос Сергонэля, из чего я сразу поняла, что он зол. До бешенства:

– Что здесь происходит?

Осторожно отобрав свою руку у Кирсатэля, я подняла голову к стоящему рядом Сергонэлю и ужаснулась, увидев, как его глаза теряют свой фиолетовый цвет, приобретая красный оттенок ярости, а губы сжимаются так, что становятся совсем не видны.

Я не чувствовала за собой никакой вины, но поняла, что сейчас не время демонстрировать Сергонэлю свое недовольство его неадекватной реакцией. Иначе, как я уже знаю, дело закончится дракой, и праздник Михаса будет испорчен, а ресторан разгромлен. Хоть бы и Кирсатэлю с Ювизэлем хватило выдержки сейчас помолчать.

– Мы разговариваем, – ответила я на его вопрос, всеми силами стараясь, чтобы в моем голосе звучала только доброжелательность, а не раздражение и ответная злость. – Нам есть, что обсудить, ведь мы очень давно не виделись, – и, взяв Сергонэля за руку, чуть успокаивающе сжав его пальцы, я потянула его вниз и к себе ближе. – Садись рядом. Ты, наверное, голоден? Сейчас позову разносчика, что будешь похлебку или мясо?

– Мясо, – ответил он, садясь рядом со мной на лавку, не отпуская мою руку и не спуская с меня испытывающего взгляда, и я увидела, как постепенно уходит красный всполох из его глаз.

Пока Сергонэль ел, к нам, выйдя из танцевального круга, подошел Михас. Мы оказались за столом впятером, я и четверо мужчин – Сергонэль, Кирсатэль, Ювизэль и Михас. Какая-то традиционно эльфийская, невеселая пропорция получилась.

– Итак, – произнес Сергонэль, выглядящий теперь совершенно спокойным, отодвигая от себя тарелку, аккуратно сложив на ней нож с вилкой и обведя всех нас взглядом, остановил его на Михасе, – ты тот, кто учил мою Ненаглядную девочку целоваться?

Михас удивленно посмотрел на Сергонэля и растерянно ответил, как будто оправдываясь:

– Мы тогда были детьми.

– А ты тот, с кем я дрался за нее около Академии, верно? – перевел взгляд Сергонэль на Ювизэля.

– Да, – согласно кивнул Ювизэль, с вызовом улыбнувшись. – И я тогда не понял, что это на тебя нашло. Подумал, что бешеный ящер укусил.

– Ты же, – повернул голову Сергонэль к Кирсатэлю, – как я понимаю, тот, кто сделал ее женщиной в общественной гигиенической комнате?

Я нервно заерзала от этих неприятных, шокирующих вопросов, понимая, что Сергонэль нарочно демонстрирует и степень моей доверительной откровенности с ним, и стремится посильнее задеть их. Понимает ли он, что и меня обижает таким своим поведением? Но, раз уж считаю себя взрослой, то не буду кидаться в него фаерболами и в спешке левитировать отсюда, где сейчас стало так психологически омерзительно.

С тревогой отметив, что теперь в глазах Кирсатэля блеснул красный всполох, я сдвинулась на лавке так, что бы перекрыть собой злобные, с вызовом устремленные друг на друга, взгляды Сергонэля и Кирсатэля.

Перехватив взгляд Сергонэля, спросила, стараясь, чтобы голос не дрожал от обиды, возмущения и нестерпимого желания треснуть Сергонэля по башке, рядом стоящей тарелкой:

– К чему эти вопросы, ставящие всех нас в неудобное положение? Разве в твоей жизни все было идеально? И ты не испытываешь неловкости, вспоминая о тех или иных своих поступках? Чего ты добиваешься? Зачем пытаешься испортить такой чудесный праздничный день?

– Я хочу, чтобы они поняли, что свой шанс упустили. Теперь, ты моя. Моя! – с жаром повысил он голос, приближая ко мне лицо и пристально глядя в глаза. – Поэтому пусть держаться от тебя подальше!

– Что же, я теперь и общаться с друзьями не могу? – с вызовом спросила я, чувствуя как в груди, зашевелился горячий, обжигающий комок. Опять мой Дар Огня стремится выйти из-под контроля, пользуясь моим гневом.

Видимо, Сергонэль что-то увидел в глубине моих глаз, потому что, взяв меня за руки, вдруг мягко сказал:

– Дружи, общайся, но соблюдай дистанцию.

– Вот как?! Выходит, ты мне не доверяешь?

– Тебе, доверяю. А их я плохо знаю, потому и доверия к ним никакого не испытываю, – возразил он.

Я закрыла глаза, всеми силами стремясь унять Огонь в груди, понимания, что для этого надо прекратить эту нашу первую, за все время, ссору. Спорить бесполезно, мне сейчас ничего не добиться. Сергонэль в таком же гневе, как и я, и не услышит моих аргументов. Да и если быть объективной и честной, такая его реакция, наверно, имеет под собой основания. Мы с ним относимся друг к другу по-разному. Он любит, полыхая жарким костром всепоглощающей страсти, а мое сердце совсем недавно горело для другого мужчины. Мое чувство к Сергонэлю напоминает тлеющие угли, дающие тепло благодарности за его заботу, внимание, любовь. Я тоже люблю его, но эта любовь похожа на привязанность к тому, с кем надежно и спокойно. Наверное, это моя вина, что Сергонэль чувствует эту разницу в наших отношениях. Поэтому не доверяет мне, безосновательно ревнует и боится потерять.

– Ладно, – открыла я глаза, и устало опустила плечи, наконец, справившись со своим непокорным Даром. – Поехали домой. Сегодня был очень насыщенный день, а надо еще Янисорэля от родителей забрать.

– Пойдем, – охотно согласился Сергонэль, помогая мне подняться, и демонстративно обняв за плечи, притянул к себе вплотную. – Поздравляю, – обратился он к Михасу. – Желаю долгих лет совместной счастливой жизни и рождения детей, – и, не дожидаясь ответа, потянул меня к выходу.

Я, молча, кивнула всем на прощанье, вымученно улыбнувшись, пряча глаза от неловкости за все здесь произошедшее.

Как только мы переступили порог ресторана, Сергонэль, встав на одну ступеньку входной лестницы ниже, крепко обнимая, накрыл мои губы глубоким, жестким, собственническим поцелуем, доказывая свое право то ли мне, то ли себе. Я же, чувствуя глубокую обиду, уперлась ему в грудь ладонями, стремясь отодвинуться и прервать этот грубый, неуместный поцелуй. Он, не отпуская меня, скользнул губами к моему уху и, лизнув чувствительный острый кончик, жарко зашептал:

– Извини меня, Ненаглядная моя. Я не сдержался, когда увидел, как ты гладишь его по щеке, а он млеет от этого. В первый момент думал, сердце навсегда остановится. А потом, еле справился с желанием растерзать его.

– Я тебя прощаю, – примирительно сказала я. – Но на будущее, давай договоримся, что будем доверять друг другу.

– Согласен, – на глазах успокаиваясь, улыбнулся он и, теперь уже, очень осторожно и нежно, снова поцеловал.