Текст книги "Бессмертие (СИ)"
Автор книги: Ахум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
И, лихо крутанувшись на пятках, шеф ушёл Тёмным Путём. Исполнять собственное распоряжение, надо полагать – то есть спать.
Коллеги последовали его примеру, и буквально через минуту я остался наедине с нашим пернатым умником.
========== Часть 17 ==========
Часть 17
Я лениво развалился в кресле, пододвинул поближе чашку с камрой, достал из ящика стола несколько выпусков «Королевского Голоса» и надумал было отвлечься своим излюбленным способом – чтением, но довольно быстро понял, что сейчас это не работает. Никак. Я перечитывал по нескольку раз один и тот же абзац, пытаясь вникнуть в суть, но слова ускользали от меня, разлетаясь в разные стороны, смысл прочитанного никак не хотел укладываться в голове. После третьей по счёту газеты, которую я с раздражением отбросил, я осознал, что читать мне сегодня не светит, откинулся на спинку кресла, положил ноги на соседнее… Ох, не ровен час, я так опять усну! Эта мысль быстро привела меня в состояние активного бодрствования, и я тут же отругал себя за легкомысленность. Джуффин отправился спать, дорогуша, так что со своими снами разбирайся сам!
Я выудил из Щели Между Мирами несколько чашек кофе. Крепчайший ристретто будет сейчас очень кстати, капучино на закуску и пару глотков бальзама Кахара, чтобы уж наверняка.
Минут через двадцать после того, как я осушил все чашки и параллельно выкурил несколько сигарет, я почувствовал, что во мне загорелись как минимум штук сто грибных светильников: прилив бодрости был невероятный – горы можно было свернуть.
После такого издевательства мой организм срочно потребовал физичечкой активности – на месте усидеть я решительно не мог. Сначала я с изрядной скоростью наматывал круги по кабинету, но мне это быстро надоело. Немного поразмыслив, я вышел из Управления и решил прогуляться. Мне нужно было куда-то деть кипящую во мне энергию – увидеть рассветное солнце, пройтись по набережной, поймать ладонью утренний ветер, вытряхнуть из глупой башки остатки ненужных мыслей и страхов.
Я шёл по улице Медных Горшков, направляясь в центр города, и удивлялся – как много людей не спит в такую рань! Домохозяйки, горничные и кухарки спешили на рынок за свежими продуктами, подвыпившая компания студентов в униформе Высшей Королевской Школы, хохоча, шла по набережной, хотя эти-то, скорее всего, не рано встали, а просто ещё не ложились. Один из парней, узнав меня, приветственно кивнул, я улыбнулся в ответ.
Мой город. Мой Ехо. Просвеченный лучами утреннего солнца, умытый, свежий, ранний, деловитый и неспешный одновременно. Его мостовые переливались цветной мозаикой, откуда-то невероятно вкусно пахло свежей выпечкой и пряностями. Я огляделся в поисках источника дивного аромата и обнаружил совсем рядом небольшую пекарню, которая уже открылась. На радостях переплатив втрое и оставив пекаря весьма удивлённым и обрадованным таким началом дня, я вышел, держа в руках свежайший хлеб, пропитанный маслом с пряными травами, и тут же откусил от него здоровенный кусок.
Я присел на обочине, на траве, недалеко от забавных кудрявых кустов, расцвеченных небольшими синими бутонами. От цветов доносился тонкий аромат, немного похожий на запах жасмина с моей родины, только нежнее, с примесью горьковатой ноты.
Я достал из Щели ещё одну чашку кофе. Мне казалось, что весь мир создан именно для меня, он так старается мне угодить, собрав в одном месте всё то, что я так люблю – свежий хлеб, кофе, цветы и юное солнце, прохладные после ночи, ещё не успевшие впитать дневное тепло камни мостовой, шорохи раннего утра, полновесность этих длящихся тягучими каплями минут. Всё это было так прекрасно, так невозможно и пронзительно прекрасно, как может быть только тогда, когда ты готовишься умирать.
Я поймал себя на этой мысли и тут же испугался – вот же ерунда какая! Дичь просто! Придёт же такое в голову!
Хотя почему же дичь? Конечно, я не знал, как оно обернётся после полудня. Как там было в одной из любимых книг прошлого моего мира? «Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!»
Что будет со мной… и с Шурфом?
Я стиснул кулаки. Всё, что угодно, только не это! Я почти молился неведомым богам, понимая, что это всё бессмысленно и глупо, но… Пожалуйста, только не он! Я воскресил в памяти его лицо. Его улыбку, его странную беззащитность, когда он обнимал меня… грешные магистры, ведь так недавно! Как он легко-легко касался моих волос губами, каким, оказывается, тёплым и нежным он может быть. Он знал меня всего, удивительным образом чувствовал, он дотрагивался так правильно, его пальцы касались меня так, словно он играл на арфе, творили дивную музыку, перебирая струны, заставляли моё тело звучать. Шурф… Я провёл по губам подушечками пальцев, будто пробуя его имя на ощупь, касаясь звуков. Шурф… Как бы я хотел, чтобы это он касался меня сейчас!
Нет, я не позволю чёрной бездне небытия забрать тебя у меня. Нет, не сейчас, что бы там ни было. Не сейчас. Вершитель я вообще или кто!
До полудня оставалось ещё куча времени, и я откровенно не знал, куда себя деть, поэтому встал и просто пошёл куда глаза глядят. Ходьба – ещё одно волшебное средство, сродни чтению, которое меня всегда успокаивает. В голове крутились обрывки мыслей, я послушно переставлял ноги, шёл и шёл – вдоль Гребня Ехо, любуясь домами и крышами, улыбаясь людям, шедшим мне навстречу, и совершенно не заметил, как очутился у двери дома. Своего собственного. Надо же! На самом деле, я был изрядно удивлён. Как же это я притопал сюда, абсолютно этого не заметив?
В гостиной я застал премилую картину. На диване сидели Базилио с Иш и звонко над чем-то хохотали. Иш сегодня был парнем и приобнимал Базилио за плечи. Она, раскрасневшаяся, что-то ему втолковывала и заливалась звонким смехом, а он смотрел на неё таким лукавым взглядом, что оставалось только умилиться да и убраться восвояси, дабы не нарушать их идиллию. Вот как оно бывает – две иллюзии нашли друг друга!
И тут я вспомнил о Гуриге. Вот те раз! Бедный наш монарх! А он-то в Базилио влюблён! И Малдо, мой неунывающий приятель-архитектор благоволил к Иш, когда она была девчонкой, и пропадал в «Свете Саллари» днями напролёт, порой даже в ущерб работе, а уж это для трудоголика Малдо было и вовсе из ряда вон… Ну да что тут поделаешь, сердцу, как говорится, не прикажешь.
Похоже, сообщать нашему Величеству о том, что на любовном фронте он потерпел фиаско, придётся мне. Ну, а кому же ещё. И, конечно, он вежливо меня выслушает и поблагодарит за участие. Я содрогнулся и снова несказанно порадовался тому, что давно успел сложить свои монаршие полномочия в пользу того же Гурига, я-то был самозванцем, а теперь гордый маленький народ Хенха под покровительством Соединенного Королевства и его славного правителя жил-поживал и отлично обходился без своего непутёвого царя. А Гуригу я искренне сочувствовал. Всё-таки быть правителем – это тяжкое бремя.
Размышляя о судьбах королей, я тихонько покинул гостиную, оставшись незамеченным, и переместился на крышу, одно из моих самых любимых мест в доме. Оттуда открывался прекрасный вид на Ехо. Я смотрел поверх домов и верхушек деревьев туда, где за линией горизонта рождался новый день, набирая и набирая обороты, а город жил своей повседневной жизнью. Город, так любимый мною, город из моих давних грёз и снов, город, который всего день назад обрёл совершенно новый смысл – только потому, что именно в нём живёт один человек. Высокий, молчаливый, с серыми глазами и длинными пальцами, не слишком улыбчивый и замкнутый, очень дорогой и близкий для меня, ближе которого никого и нет.
Время незаметно подошло к полудню, мне нужно было возвращаться в Управление, а я не хотел уходить отсюда, мне казалось, я могу сидеть тут вечно и любоваться красотой Ехо. Я поцеловал на прощанье ласковый ветерок, который принёс мне запахи реки и тёплых улиц. Прощаясь с ним, я обещал вернуться – и очень рассчитывал на то, что сдержу своё незамысловатое обещание.
Я поднялся, сделал шаг и оказался в Доме у Моста. Оглядевшись, я даже не сразу понял, уходил я вообще отсюда или мне это приснилось, потому как и состав участников, и обстановка были ровно те же: стол был уставлен подносами из «Обжоры», на жаровне подогревался кувшин с камрой. Единственным отличием, не дававшим мне спутать вечер с утром, был наряд Мелифаро. Сегодня он был одет в ядовито-зелёное лоохи, из-под которого виднелась ярко-салатовая скаба. Ну, хоть не малиновое с оранжевым, и то хлеб.
Я посмотрел на своих коллег, задержал взгляд на Джуффине и несколько удивился переменам, произошедшим в его облике – почти не заметным на первый взгляд, но всё-таки… Сейчас в его глазах плясали весёлые бесенята, лицо помолодело, и весь облик снова напоминал Кеттарийского Охотника, самого опасного наёмного убийцу Смутных времён. Глядя на него, я понял, что отступать некуда. И весь мой страх тут же закончился – ну, не то чтобы действительно закончился и не то чтобы совершенно, просто я перестал его замечать.
– Ну что, Нумминорих, ты придумал, под каким предлогом выманить нашего ужасно занятого сэра Лонли-Локли? – спросил шеф у нюхача.
– Я подумал, а зачем врать-то? – ответил тот. – Я просто попрошу у него помощи, скажу, что у меня есть дело на Тёмной Стороне, и без него никак не справиться. Ведь это так и есть. Если я начну врать, то Шурф это почувствует, а так – это же правда. И не помочь мне у него не будет веских причин. Я думаю, что он согласится.
– Молодец! – похвалил Джуффин. – Ты не просто быстро учишься, сэр Кута, а уже практически всё умеешь. Во всяком случае, ты совсем не так прост, как кажешься.
Довольный Нумминорих обрадовался, как мальчишка, и тут же растерял всю свою деланную серьёзность, которую попытался было на себя напустить. Ободрённый начальственной похвалой, он сел в кресло и уставился в одну точку, посылая зов Шурфу и безмолвно моля нашего Великого Магистра о помощи.
– Пошли, – вставая и направляясь к двери, бросил Джуффин.
Мы с Мелифаро разом вскочили с кресел. Конечно, мы запросто могли оказаться на Тёмной Стороне и не вставая, да и ритуал спуска в подземелья Управления, по большому счёту, не очень-то был и нужен, но в таком деле, которое предстояло нам, не грех и перестраховаться.
Поэтому сейчас мы след в след ступали за нашим Стражем, который шёл впереди и тихонько насвистывал. Мелифаро любил оставаться на Границе. Каждый раз это был для него маленький праздник, потому что только тут, на стыке реальностей, он наконец обретал цельного себя.
– Тут, – коротко сказал он, внезапно остановившись. Появившийся из ниоткуда Ахум улыбнулся мне и Джуффину, а потом они оба положили нам на плечи горячие тяжёлые руки.
– Я вас запомню, – сказали они хором и сделали шаг назад, прислонившись спинами друг к другу.
Мы с Джуффином пошли вперёд, и я не оборачиваясь чувствовал сзади этот щит, эту опору. Отсюда, с Границы, им видно всё. И они оба, он один, сделает всё возможное, чтобы вернуть нас обратно.
Вступая под твёрдый небесный свод Тёмной Стороны, я видел, как меняется мой шеф, сбрасывая личину доброго дядюшки, становясь молодым Кеттарийским Охотником – с беззаботной хищной улыбкой и весёлым холодным огнём в глазах. Таким он был на самом деле, просто редко показывал себя настоящего кому бы то ни было. И глядя на него, я тоже заражался этой бесшабашной весёлой злостью, странной легкомысленностью, ощущением, что всё возможно и всё по плечу.
Попав на Изнанку Мира, я, как и в прошлый раз, совершенно не ощутил привычной радости, которая сопровождала все мои прошлые визиты сюда.
– Да… – протянул Джуффин, – это место перестало быть таким прекрасным, как раньше, и это стоит исправить.
Я издалека увидел клеть со змеями и скривился, зная, что меня ждёт. Мне совершенно не хотелось к ней приближаться.
Шеф будто мысли мои прочитал:
– Да мы пока туда и не пойдём, может, и вообще не пригодится, так что не стоит заранее так огорчаться, Макс. И вообще, заранее делать не стоит ничего. Зачем?
– Понятия не имею, – буркнул я, – оно как-то само получается.
На меня напало уныние и раздражение одновременно, я злился на Джуффина, не очень понимая, почему именно. Наверное, потому, что он какой-то слишком беззаботный.
– Это всё змеи, Макс, – очень тепло и спокойно сказал помолодевший сэр Халли, – просто постарайся не реагировать.
Я вздохнул и открыл было рот, чтобы глубокомысленно изречь, что ему самому следует постараться сделать, и заодно – куда засунуть свои советы и как глубоко, и вдруг периферийным зрением заметил какое-то движение справа.
К нам приближались два человека. Нумминорих и Шурф. Они шли и о чём-то неспешно беседовали, но…
Не знаю, то ли наш нюхач просто этого не видел, то ли выдержка у него стальная, но то, что видел я…
Я хотел закричать и броситься к Шурфу, но застыл истуканом, пустой марионеткой, у которой не осталось ни единой мысли в голове. Я повернулся к Джуффину и увидел, что он внимательно наблюдает за приближающейся к нам парочкой. Судя по его лицу, он видел то же, что и я.
Они шли медленно, и тут, на Изнанке, было очевидно, что Шурфу даже ходьба даётся с большим трудом. Он был не просто бледен – он был полупрозрачным, мне казалось, что я смотрю не на живого человека, а на какую-то странную выцветшую голограмму, нечёткое трёхмерное изображение…
– Джуффин, – прошептал я, и, не в силах что-либо ещё добавить, просто махнул рукой в их сторону.
– Я вижу, Макс, вижу, – сухим и бесцветным голосом констатировал он.
И я это видел. И чувствовал. Несколько змей поселились в нём. В моём Шурфе. Я попытался сконцентрироваться, чтобы подсчитать, сколько именно ползучих гадов сейчас были внутри него, в его сердце… и не смог. Я просто их видел.
Я был связан с ним, и сейчас, когда мы оба оказались в зоне досягаемости друг друга, да ещё на Тёмной Стороне, где всё тайное становится явным, я ощутил во всей полноте те чувства, от которых он так оберегал меня, выставляя щиты и прячась за барьерами. Оказалось, что это он не от меня прятался, а прятал и оберегал меня, потому что сейчас меня пронзила боль, такая невероятная боль, что я даже не смог крикнуть, а просто опустился в бессилии на колени, хватаясь за собственное сердце. И в это же мгновение Шурф остановился и увидел меня.
Мы были далеко друг от друга, но я слышал и видел всё, что происходило с ним. И понимал, что он слышит и видит меня – так, словно мы стояли друг напротив друга на расстоянии одного шага.
– Шурф… – прошептал я побелевшими губами.
– З-зачем, Макс? За-ачем? – он сразу понял, что Нумминорих затащил его сюда по приказу шефа, что его визит на Тёмную Сторону – это ловушка. И сейчас смотрел на меня своими серыми глазами, в которых было столько боли, столько любви.
– Ш-шурф, – шептал я, пытаясь улыбнуться.
Я видел, как змеи копошатся в его теле, как он отдаёт им себя, как они упиваются его энергией, его жизнью, оставляя вместо чистого света боль и пустоту. Я видел, как его сердце, пронизанное насквозь этими мерзкими тварями, всё ещё старается биться, и с какой невероятной, нечеловеческой болью даётся ему каждый новый удар.
Это был самый жуткий из всех кошмаров, который мог случиться со мной. Я видел боль, которая захлёстывала Шурфа, которая терзала его тело, его душу, которой было столько, что хватило бы на половину этого Мира. Боль была неизбывной и бесконечной, кроме неё не было ничего, и мне казалось, что сейчас он только из неё и соткан.
Я обернулся, посмотрел на Джуффина и понял, что дела наши совсем плохи.
– Если я пущу в ход свой Белый огонь, то уничтожу змей, – сказал он, – но…
– Но вместе с Шурфом, – закончил за него я.
– Ничего, Макс, ни-ичего, – шелестящим голосом произнёс Великий Магистр, – сделай это, просто сделай.
Меня затрясло, из глаз хлынули слёзы, я почти не владел собой.
– Ты же видишь, я… Я больше не могу, – Шурф смотрел на меня невидящими глазами.
Сколько он вообще это терпел, сколько? Мне страшно было это даже представить. Если сейчас я просто смотрю на него, и мне становится настолько невыносимо, то каково же ему?
– Макс, сделай это быстро, – продолжал Шурф, – я… Я хочу, чтобы это был ты.
Мне казалось, что меня затягивает в кошмар, в нелепый, отвратительный, ужасный сон, и надо проснуться, обязательно проснуться, ну же, ну… вот-вот… пожалуйста!
– Я… не могу, – голос не слушался, сменившись гортанными хрипами, – я не могу убить тебя.
– Пожалуйста, – его глаза темнели, а сам он ещё больше истончался, – ты же видишь… Пожалуйста, закончи это… Эта боль… я не могу.
– Джуффин, – я кинулся к шефу, – ну что ты молчишь? Придумай же что-нибудь! Этого же просто не может быть! Не может!
Я орал на него, требуя немедленных действий, но Кеттарийский Охотник молчал.
– Так иногда случается, – наконец медленно ответил он, – иногда мы оказываемся слабее атакующей нас жизни. Или смерти. Я ничего не могу сделать, Макс. Его сердце… Его почти уже нет.
– Шурф… – я медленно подошёл к нему, с каждым шагом всё больше и больше ощущая ту боль, которая терзала и рвала его сердце.
– Остановись, Макс, – предостерегающе зашипел он, – дальше нельзя, иначе змеи перекинутся на тебя.
Я смотрел на него. И как же я раньше не замечал его любви? Её так много, безмерно много – даже сейчас, в этом мутнеющем от боли взгляде, в слипшихся от непрошеных слёз ресницах, в его сердце, которое сейчас пожирают змеи с болота Гнева острова Муримах…
– Я люблю тебя, – я сказал это, не обращая внимания ни на Джуффина, ни на притихшего и отошедшего в сторону Нумминориха, ни на Мелифаро и Ахума, которые, конечно, всё слышали с Границы. – Я люблю тебя, – повторил я спокойно и твёрдо. – Люблю.
И, не в силах больше сдерживаться, сбивчиво и путано зашептал:
– Я здесь, слышишь, я знаю, я всё знаю… Я чувствую, я знаю, как тебе сейчас. Я вижу, я с тобой. Отдай мне, хоть немного отдай…
Как я ни старался представить, что всего этого не существует, как бы ни старался убедить себя, что всё это – лишь мимолетный кошмар, я знал, что всё это правда. Реальность – моя и его. И единственное, что я сейчас могу для него сделать, единственное, чем я могу помочь своему дорогому другу, своему самому любимому человеку на свете – это убить его.
Я не знаю, как буду жить после этого. Вероятнее всего – никак, но это было уже неважно. Я не могу прекратить его страдания другим способом, других способов попросту не осталось, он всё равно умрёт, змеи, жадно и ненасытно пожирающие его энергию, его жизненную силу, вытянут из него всё до капли, взамен оставив только бесконечную боль, агонию, длящуюся невообразимо долго…
Шурф видел все мои метания, все мои мысли и чувства – видел, знал, и, несмотря на нестерпимую боль, продолжал мне сочувствовать. Конечно, он не хотел для меня такой судьбы – просто так получилось. Я тоже для себя такого не хотел. И ни для кого.
Я стоял напротив него и знал, что стоит мне сложить пальцы в щепоть – и тут же с них сорвётся мой Смертный Шар, который я нацелю точно ему в сердце. Одна длинная невозможная вечность, один яркий полновесный миг, через который его боль закончится. И мир для меня без него закончится тоже.
Его сердце, которое могло быть таким нежным, которое билось так часто, которое обдавало меня таким искрящимся жаром, которое умело так любить. Любить меня. Сердце…
Сердце. Смутная догадка шевельнулась у меня в голове, я глубоко вздохнул, и оба мои сердца замерли на миг. Оба.
Вот оно! Это, конечно, чистой воды безумие, но ведь кроме этого шанса больше нет никакого? Я могу отдать ему своё сердце. Сердце своей Тени. Точнее, Джуффиновой, если верить Теххи, которая когда-то, будучи уже серебристым лёгким облачком, открыла мне эту страшную тайну. Я не очень представляю, как это осуществить технически, но разберусь как-нибудь, главное в таком деле – моё искреннее желание, а сам процесс… Я свято верил в то, что всё устроится как-нибудь само собой.
У меня есть только один миг, один-единственный, который будет стоить нам обоим или жизней, или смерти – одной на двоих. Но он стоит того, чтобы попробовать.
– Шурф…
Он видел, что я решился, правда, не знал, на что именно. И видел, каких усилий мне это стоило. И даже сейчас, стоя на самом краю Вечности, он пытался меня утешить:
– Я люблю тебя, Макс, давно люблю. Всегда. Помни меня.
– Я буду, – проклятые слёзы застилали мне глаза, но я ничего не мог с этим поделать. – Всё будет хорошо, Шурф, – я твердил это как рефрен молитвы, как мантру, – всё будет хорошо. Я с тобой. С тобой.
– Пожалуйста, Макс, – прошептал он, глядя мне прямо в глаза, – пожалуйста… – и сомкнул веки.
Да, я понял его. Он не хотел видеть… Он не хотел, чтобы я видел его смерть.
Он замер, даже, кажется, дышать перестал. Он был словно выточен из мрамора – бледный, почти белый, в белых одеждах, и невероятно красивый – тонкой, болезненной, ускользающей красотой. Он ждал.
Я смотрел на него – и всё медлил и медлил.
Вдо-о-ох на одиннадцать, вы-ы-ы-дох. Я сложил пальцы, прищёлкнул – и с моей руки сорвался пронзительно-зелёный шар. Точно в сердце, в этот змеиный клубок. Словно в замедленной съёмке, я видел, как Шурф падает на спину, валится, как сухая ветка, улыбаясь последнему мигу, улыбаясь мне, жизни, наслаждаясь этим последним мгновением без боли…
Мой Шурф… В ту же секунду я почти упал на него, сложил ладонь, как кинжал, и не коснувшись рёбер, проник в его грудь и схватил за мёртвое уже сердце.
Невероятная боль пронзила, словно раскалённым прутом. Откуда? Ведь его сердце уже мертво? Намертво сжав зубы, сдерживая крик, я что есть силы стиснул его сердце в кулаке – вместе с мёртвыми змеями. И оно исчезло, растворилось в цветном тумане Тёмной стороны.
Повинуясь безотчётному порыву, я лёг, прижался, укрыл Шурфа собой, обнял, закрыл глаза и взмолился всем богам всех миров. Я так хочу, чтобы ты жил. Не рано или поздно, не так или иначе, а сейчас, слышишь, Шурф, СЕЙЧАС! Только живи. Дыши. Просто дыши. Я хочу отдать тебе своё сердце. Два – слишком для меня одного. Дыши. Давай. Прошу тебя. Я не хочу без тебя. Не оставляй меня. Не оставляй.
Не знаю, сколько времени прошло – мне казалось, что мы лежим так с ним вместе вечно. Или всего миг. Время застыло вязкой смолой, переменило ход, стало равнодушным наблюдателем.
Кажется, я проиграл… или мы проиграли оба. Шурф. Родной мой. Его тело подо мной было всё так же неподвижно и безжизненно. Шурф… Забери меня с собой. Я не хочу оставаться тут один. Да, я помню – каждый из нас может обойтись без чего и кого угодно… Может. И я могу, но не хочу. Я хочу с тобой. Все эти годы ты был рядом, так ненавязчиво и незаметно. Если бы не твоя любовь, которая вытаскивала меня из самых чёрных глубин… Шурф…
Я ничего не чувствовал. Если во мне и есть это проклятое второе сердце, то оно сейчас никак не обнаруживало себя. Наверное, это в принципе невозможно. Чем я думал, дурак? А что мне ещё оставалось? Как мне поверить в то, что его нет? Как осознать, что мы больше не посидим вместе на моей крыше плечо-в-плечо, глядя на ночной город. Грешные магистры, Шурф!
Я поцеловал его куда-то в шею, в висок, коснулся прохладной кожи, вдыхая его запах, такой родной и близкий, крепче обнял, прижался всем телом. Я люблю тебя. Люблю.
Краем уха я услышал шаги. Джуффин. Мне было всё равно. Я повернул голову в его сторону, хотел было сказать, чтобы он от меня отстал, но сверху на мой затылок легла рука. Это никак не мог быть шеф, он был слишком далеко. Рука была тяжёлой и тёплой. Шурф! В то же мгновение он едва уловимо дёрнул подбородком.
Я приподнялся на локтях, скидывая его руку, вглядываясь, не веря, не смея… Мне что, это показалось? Я посмотрел на Джуффина – тот только пожал плечами, дескать, понятия не имею, что это было.
– Шурф… – позвал я тихо.
Тишина. А-а-а, драные вурдалаки! Я начал трясти его за плечи.
– Я же не схожу с ума? Шурф! Давай же, ну! Давай!
Веки дрогнули. Шурф открыл глаза.
– Твою ж мать! – ничего умнее мне в голову не пришло, правда, трясти его я перестал.
– Ого! – Джуффин был поражён не меньше моего.
– Он жив? – подскочил Нумминорих.
Мы втроём уставились на сэра Лонли-Локли, который по-прежнему лежал, вытянувшись во весь рост, а я сидел на нём верхом.
– Макс, – сдавленным шёпотом заговорил Шурф, – тебе никто не говорил, что ты довольно тяжёл? Для моей грудной клетки это слишком.
– Прости, – пробормотал я и поднялся на ноги, не отрывая от него горящего взгляда.
Картина вышла просто потрясающая – лежащий Шурф и мы трое, стоящие в ряд и пялящиеся на него во все глаза.
Мы молча созерцали друг друга, пытаясь поверить в то, что все настоящие, никто никому не снится и всё происходит на самом деле.
– Как ты себя чувствуешь, Шурф? – нарушил молчаливую игру в гляделки шеф.
– Ну, – задумчиво произнёс он, – как воскресший мертвец, разжившийся новым сердцем, на которого смотрят так, что лоохи уже начинает дымиться.
Он медленно приподнялся на локтях, повертел туда-сюда головой, попробовал встать, но шеф его остановил:
– Погоди. Дай я посмотрю.
Он сел возле Шурфа, положил ему руку на грудь, а через несколько минут, когда он убрал ладонь, я спросил:
– Ну что, у меня получилось отдать сердце моей Тени? Или твоей? А, да какая разница, у меня же получилось, правда?
В принципе, ответ был очевиден и лежал вот тут же, живой и, надо думать, невредимый.
– Вообще-то нет, – ответ Джуффина меня несколько озадачил, – сердце моей Тени по-прежнему при тебе, оно не захотело тебя покидать. Ты отдал Шурфу своё сердце, Макс.
– Ничего себе,– присвистнул Нумминорих.
– Это как? – я тупо уставился на Джуффина, одновременно пытаясь протестировать собственный внутренний мир. Изменилось ли во мне что-то? Особых перемен я в себе не заметил, ну, во всяком случае, пока.
И только тут до меня окончательно дошло, что Шурф жив. И что я больше не чувствую той страшной боли, которая грызла его сердце, что он смотрит на меня – и улыбается. Живой. Огненная волна накрыла меня, кипящей лавой скручивая, сбивая мне дыхание. Меня сложило пополам, я упал на колени, уткнулся лбом в траву и застонал. Радость иногда тоже бывает невыносимой. Ко мне подскочил Джуффин, но я выставил вперёд руку, давая понять, что всё хорошо, что это просто… Просто так бывает. Он понял и сделал шаг назад.
Наконец я смог выдохнуть, и эта странная волна отступила, но память о неслучившейся потере всё ещё саднила свежим ожогом.
Мой Шурф… Поняв, что со мной творится, он протянул руку и сжал мою ладонь. Я стиснул его пальцы. Живой… Ты живой!
– Макс… Ты вытащил меня! Макс…
Я хотел касаться его. Хотел почувствовать его жизнь под своими губами. И, не обращая внимания больше ни на кого, я наклонился к его тёплым губам и поцеловал. В этом поцелуе были утешение и радость, пережитое отчаяние, горечь жизни и холодная нега смерти – всё, что мы сейчас разделили на двоих, что нас сделало ещё роднее и ближе.
Потом я сел рядом с Шурфом, пытаясь выровнять дыхание и запоздало осознавая, что Джуффин и Нумминорих стали свидетелями столь откровенной сцены. Я почувствовал, как медленно, но верно становлюсь совершенно пунцовым. Пытаясь скрыть смущение, я маскировал его напускной деловитостью.
– Так что нам со всем этим делать? Как мы теперь будем жить – я с сердцем Джуффина, а Шурф с моим?
– Полагаю, долго и счастливо, – не преминул съязвить шеф. – У тебя вроде до сих пор жалоб не было на сердце моей Тени? Отчего сейчас должно быть иначе? Да и Шурф, кажется, неплохо себя чувствует, да?
– Пока отлично, – сказал Шурф, поднимаясь наконец с лиловой травы и садясь рядом со мной, – кажется, что-то неуловимо изменилось, только не могу понять, что именно.
– Ну, всё-таки сердце Макса должно чем-то отличаться от твоего собственного, – задумчиво изрёк Джуффин, – но в сравнении с перспективой остаться без сердца вообще, согласись, это не самая худшая альтернатива.
– Соглашусь целиком и полностью, – быстро отозвался Шурф, видимо, представив себя безсердечным, – с сердцем гораздо лучше.
– Вот и славно, – шефу надоело стоять над нами истуканом, и он тоже опустился на траву.
Следом за ним сел и Нумминорих – не оставаться же единственным стоящим, когда все остальные чинно уселись в уютный кружок.
Мы сидели молча, каждый по-своему переживал случившееся. Сейчас, когда я осознал, что Шурф жив, да и я вроде тоже, меня несколько смущало и волновало… ну, ведь все видели, как я его целовал. Такой поцелуй точно нельзя было расценивать как дружеский, да и вообще, бывают ли они, дружеские поцелуи в губы? Но ни Джуффин, ни Нумминорих ничего не сказали на этот счёт, словно бы всё это было само собой разумеющимся.
– Да успокойся ты, Макс, – ответил на невысказанные мысли мой не в меру понятливый начальник, – конечно, я давно об этом знал.
Мои брови поползли вверх.
– То, как вы смотрели друг на друга, мог не заметить или слепой, или полный кретин, – спокойно сообщил он, – а я, как ты понимаешь, не являюсь ни тем, ни другим.
– Чужие мысли читать нехорошо, – обиженно буркнул я, понимая, что без этого явно не обошлось.
– Почему? – искренне удивился Джуффин. – А по-моему, очень даже хорошо. Как по мне, так просто отлично! И вообще, ты слишком громко думаешь.
– Ну ладно, – согласился я и обратился к нашему нюахчу, – а ты тоже знал?
– Конечно, – он удивлённо пожал плечами и тут же пояснил: – Запах же. От тебя пахло Шурфом, а от Шурфа тобой.
– Ага, – только и смог вымолвить я. Вот ведь, все знали – и никто ни слова…
– Макс, – подал голос Шурф, – ты зря так волнуешься, наши с тобой личные отношения вообще никого не касаются. В Соединённом Королевстве, да и вообще в Мире, к связям подобного рода все относятся совершенно спокойно.
– Вот именно, – откликнулся шеф. – Ну, а пока Макс переваривает эту информацию, позволь у тебя спросить, Шурф: знаешь ли ты, кто сотворил с тобой эдакую пакость?
Я замер. Как-то на радостях я совершенно забыл об этом. Ведь наш Великий Магистр не сам на себя наложил это чудовищное заклятие?
– Да, знаю, – тихо отозвался он, – знаю, кто, но не знаю, почему. И это меня очень удручает, потому что этот человек… в общем, это на него никак не похоже. Может быть, не делать скоропалительных выводов? Вполне вероятно, что его самого околдовали.
– Надо же! – сказал Нумминорих почти с восторгом.
– И… и кто это? – спросил я, толком не понимая, хочу ли я это знать – а ну как это окажется… ну, скажем, Мелифаро? Или… да я даже и не знаю, Базилио или тот же Гуриг?
– Это Абилат Парас, – спокойно произнёс Шурф.
– Кто?! – в один голос заорали мы.
– Я понимаю, в это трудно поверить, но…
– Не может быть! – отчеканил Джуффин.
