Текст книги "Wo alle Strassen enden (СИ)"

Автор книги: add violence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Еще не все, херр арбайтсляйтер, – понурилась Агнета. – Архивные не успела, к сожалению. Зато по части новых даже сделала конспект. Правда, вряд ли вы хоть что-то там разберете, – она пожала плечами и засмеялась.

– Давайте договоримся так, – Готтфрид наклонил голову. – Вы возьмете то, что не успели прочитать, скажем… на пару-тройку дней, успеете? А потом мы все обсудим.

Агнета подскочила, ее лицо зарумянилось, а глаза заблестели.

– Да, конечно! Спасибо вам огромное, херр арбайтсляйтер! Раньше меня не допускали к такой работе… Говорили, что мое дело стенографировать да реактивы подавать… А ведь я окончила университет!

Готтфрид встал и улыбнулся:

– Вам нужно заниматься исследовательской деятельностью, Агнета. Я здесь совсем недолго, но вы подали огромное количество идей, замечали мелочи, на которые другие исследователи не обратили внимания. Я уверен, мы с вами найдем способ, как продвинуть наши исследования. Не зря же меня сюда перевели… Вот, держите, – он протянул ей две объемистые папки.

– Это счастье, что вас сюда перевели, херр арбайтсляйтер! – Агнета сияла, прижимая к себе заветные папки.

– Нам предстоит много работы, Агнета. И, кстати, зовите меня просто Готтфрид, – он покивал. – Жду вас через два дня.

– Я постараюсь успеть. Еще определение и фиксация изотопного состава и пересборка теплового контура…

– Оставьте, – Готтфрид махнул рукой. – На пересборку я вызову инженера из смежного подразделения. А определением и фиксацией пусть занимается Айзенбаум.

– Но… – Агнета поджала губы.

Готтфрид усмехнулся – Айзенбаума продвигали все: и предыдущий координатор их рабочей группы, на место которого теперь поставили Готтфрида; и хауптберайхсляйтер Малер; и еще в Мюнхене Готтфрид был наслышан об Айзенбауме как о молодом и чрезвычайно перспективном ученом. Однако личное знакомство разочаровало Готтфрида донельзя: не то чтобы Айзенбаум был глуп, отнюдь нет, глупец не окончил бы кафедру физической химии в Берлинском университете. Но он умел работать только по инструкции, его интерпретации выглядели грубыми и топорными, а творческого подхода он чурался. Агнета выглядела куда как более перспективной, но она была женщиной. Тот факт, что ей удалось попасть в университет, окончить его и устроиться работать в подобную группу, был сам по себе уникальным. Даже более уникальным, чем то, что его, Готтфрида Веберна, обладателя далеко не арийского фенотипа и чрезвычайно низкого партийного чина, назначили руководителем этого проекта. Впрочем, партийные чины теперь вообще значили мало, временами вносили чудовищную путаницу, и подчас Готтфрид не понимал, зачем они нужны – вот с какой бы стати он, будучи всего-то арбайтсляйтером, имел в подчинении тех, кто стоял выше его по иерархической лестнице? Но тем не менее, это все равно уязвляло его самолюбие.

– Я подпишу распоряжение относительно этого, вам не о чем беспокоиться, – отмахнулся Готтфрид. – Зайдите ко мне после обеденного перерыва, напишете заявление о том, что с личным приказом ознакомлены. Но я сначала утвержу все наверху.

– Так точно, херр арбайтсляйтер, – Агнета нахмурилась. – Вы уверены, что мне… вам… позволят…

– Уверен, – Готтфрид улыбнулся – он покривил душой. Он понятия не имел, пойдет ли на это Малер, но намеревался стоять до конца. – Я позову вас, как только улажу этот вопрос.

– Спасибо вам!

Агнета закрыла за собой дверь, а Готтфрид с тяжелым вздохом потер затылок. Невыносимо хотелось есть и пить, до обеда оставалось больше двух часов. Видимо, все-таки придется тащиться к Малеру. Но сначала надо было выпить хотя бы кофе. Его предшественник бремя приготовления кофе возложил на плечи Агнеты, но именно сейчас Готтфриду не хотелось тревожить ее таким пустяком. Она и правда была очень умна и талантлива, и им стоило, по его мнению, держаться друг друга – они оба не вписывались в образ идеального арийского ученого.

Он взял лист и убористым почерком – чем-то похожим на почерк отца, только менее аккуратным – написал заявление на имя Малера о перемене должностных обязанностей сотрудников его отдела и просьбе направить к нему в отдел Алоиза Берга из седьмой инженерной группы, и направился к начальнику. В конце концов, вряд ли его примут сразу, а кофе наверняка предложит Вальтрауд Штайнбреннер. Может, если повезет, даже с парой бутербродов с сублимированным мясом. Или синтетическим сыром.

Вальтрауд Штайнбреннер и правда предложила кофе с бутербродами и как-то чересчур понимающе покачала головой.

– У хауптберайхсляйтера Малера совещание. Вы можете подождать здесь, думаю, они должны закончить относительно скоро, – проговорила Вальтрауд, ставя перед Готтфридом чашку горячего кофе и тарелку. – Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам? – она вытащила из шкафчика еще одну чашку и вопросительно посмотрела на него.

– Нет, что вы, – после глотка кофе жизнь заиграла новыми красками. Осталось не слишком рьяно набрасываться на бутерброды, чтобы не выглядеть вовсе неотесанным дикарем.

– Возьмите еще вот это, – она достала из низкого металлического шкафа маленькую бутылочку темного стекла. – Помогает справляться с абстинентным синдромом и нейтрализует запах, – пояснила Вальтрауд. – Малер терпеть не может, когда к нему являются в таком состоянии, а если вы еще пришли просить о чем-то… – она кивнула на заявление в его руках.

– Все настолько плохо? – обреченно осведомился Готтфрид, но бутылку взял и принялся рассматривать этикетку.

– Могло бы быть и лучше, – уклончиво ответила Вальтрауд. – Но вы не переживайте. Эта штука мертвого подымет.

Готтфрид открутил крышечку и принюхался – алкоголем не пахло.

– Пейте-пейте, – подбодрила его Вальтрауд. – Медики расстарались на славу.

И правда – после первых же глотков характерную вялость как рукой сняло, голова перестала кружиться. Но аппетит только усилился.

– Ешьте, – усмехнулась Вальтрауд. – Если что, я дам вам еще пару бутербродов. Вы, видимо, не успели позавтракать?

– Угу, – кивнул Готтфрид. – Благодарю вас, вы меня выручили.

Кофе показался напитком богов. Бутерброды – изысканным деликатесом. Готтфрид внезапно почувствовал себя очень счастливым: он был в Берлине, координировал группу ученых по разработке нового супер-оружия, у него было хорошее жалование, крыша над головой и – несмотря на фенотип – партбилет. В его команде были работоспособные люди, ассистентка оказалась девушкой очень светлого ума, Вальтрауд Штайнбреннер напоила его прекрасным кофе и прикрыла его задницу перед начальством. А внизу, в одном из баров, его и его лучшего друга – самого лучшего из всех возможных друзей! – всегда ждали две очаровательные девушки. И плевать, что беспартийные.

Деревянная дверь кабинета Малера скрипнула, и оттуда вышло несколько партийцев чином не ниже хауптабшнитсляйтера. Готтфрид встал и вскинул руку в привычном приветственном жесте, дождался, пока все они пройдут мимо него и в приемной, наконец, появится сам Малер. Он окинул Готтфрида хмурым взглядом и недовольно спросил:

– Веберн! Вам чего?

– Добрый день, хауптберайхсляйтер! – отчеканил Готтфрид. – У меня заявление о некоторых пертурбациях в отделе, которые позволят оптимизировать и улучшить работу!

Малер устало вздохнул:

– Посидите еще минут пятнадцать. Я вернусь, и все обсудим, что вы там думаете наоптимизировать. Вальтрауд, налей Веберну еще кофе. И коньяку предложи.

Он вышел прочь.

– Полчаса его точно можно не ждать, – развела руками Вальтрауд. – Вы же не слишком торопитесь?

– Не слишком, – Готтфрид помахал заявлением. – Все равно от его подписи на этой заветной бумаге зависит очень многое.

– Будете еще кофе?

– Буду, – легко согласился Готтфрид. – Только, пожалуй, без коньяка.

Вальтрауд понимающе усмехнулась и налила ему кофе.

Малер и правда появился только через тридцать пять минут. Все это время Готтфрид обсуждал с Вальтрауд то, что Берлин был куда выше Мюнхена, и как же здорово, что им дали служебные квартиры – а уж Штайнбреннерам и вовсе с отдельной кухней и душем прямо в квартире. И выделили денег на флюквагены – только Штайнбреннеры купили новый “Опель” прямиком с завода, и только Готтфрид распорядился дотацией так по-дурацки и взял какую-то развалюху. И вообще, работа в Берлине куда интереснее, хотя и напряженнее: через руки Вальтрауд проходит куда как больше документов, а Готтфриду вверили целую группу ученых, с которыми они работают на благо Арийской Империи.

Готтфрид в конце концов поделился с Вальтрауд желанием произвести рокировку в обязанностях своей группы, и та, кажется, прониклась тем, как он радел за собственное дело.

– Веберн!

Готтфрид едва не подавился глотком кофе из очередной кружки, когда услышал над ухом голос Малера.

– Пойдемте скорее. Надеюсь, ваше дело не задержит меня надолго.

Малер прошел в кабинет, и Готтфрид, подхватив свое заявление, спешно направился за ним.

– Удачи! – прошептала Вальтрауд и улыбнулась.

На этот раз кабинет выглядел как-то обнадеживающе. Лепнина не нависала над головой с присущей ей ранее неумолимостью, кресло не стремилось поймать в тиски, а фюрер с портрета смотрел по-доброму снисходительно, как на младшего товарища. Ровно до того момента, как Малер не пробежал несколько раз глазами Готтфридово заявление, не нахмурился и не изрек с важным видом:

– Вздор! Веберн, я поражен! – Малер встал и принялся мерить кабинет широкими шагами. – Вы всерьез предлагаете перевести Айзенбаума на вспомогательные работы?! Вы еще заставьте его варить кофе и делать бутерброды, право слово!

Готтфрид от тона Малера ощутил невероятное желание сжаться – желательно, до точки, или, того лучше, сменить агрегатное состояние на жидкое и утечь от греха подальше, но переборол себя, встал и, выпрямившись во весь свой незначительный рост, выпалил:

– Так точно, херр хауптберайхсляйтер! Две недели работы в данной группе позволили мне составить впечатление о потенциале каждого из членов команды… – он полез во внутренний карман кителя и извлек оттуда видавший виды блокнот. – Я исправно записывал все, херр хауптберайхсляйтер. Каждую мелочь, каждую идею. И решение, которое я принес вам сегодня, является в полной мере взвешенным!

Он выдохнул. На самом деле идея о том, чтобы дать больше полномочий Агнете и допустить ее до более тесного сотрудничества с ним самим, возникла у него лишь сегодня. Но с Айзенбаумом он не сходился с самого начала. Упрямый, как тысяча чертей, самодовольный молодчик – настоящая заноза в заднице! И, что самое главное, истинно арийская заноза! Айзенбаум не желал работать с Готтфридом. Он подвергал сомнению каждый его шаг, каждое решение и каждую гипотезу. При этом упирал исключительно на инструкции, так что ждать от него альтернативных идей или оригинальной интерпретации уже имеющихся предложений не приходилось.

– Вы предлагаете дать шанс женщине? – брови Малера поползли вверх. – У вас есть мужчина, имеющий те же интеллектуальные показатели. И вы предлагаете дать шанс той, кого уже наблюдают на этот счет и кто, с вероятностью, в ближайший год покинет команду и на неопределенный срок переселится в Центр Арийского Материнства?

Готтфрид поджал губы. Об этом он даже не подумал. Ну и хорош бы он был, если бы начал обсуждать с Агнетой такие вещи!

– Да, – упрямо продолжил он. – На текущий момент ее изыскания имеют больший потенциал. Больший потенциал для того, чтобы послужить Арийской Империи! – веско добавил он.

– И вы запрашиваете временный перевод к вам Алоиза Берга, – покачал головой Малер, достал из портсигара папиросу и жестом предложил закурить и Готтфриду. Тот жестом же отказался. – Алоиза Берга, чей профиль – радиотехника…

Малер закурил, побарабанил пальцами по столу и продолжил:

– Арбайтсляйтер Веберн… Готтфрид… Ваша наглость не знает границ.

– Так точно, херр хауптберайхсляйтер! – улыбнулся Готтфрид.

Вдоль позвоночника скатилась противная капля пота. Сейчас Малер пошлет его куда подальше. И, пожалуй, будет не так уж и неправ. Готтфрид мысленно возблагодарил Вальтрауд и в очередной раз пожалел, что она – жена Штайнбреннера. Иначе бы он обязательно принес ей цветы. И конфет. Выручила же она его со своей целебной жидкостью – Малер даже ничего не заметил! А ведь Готтфрид легко мог оказаться героем вечера на пятничном партийном собрании…

– Я подпишу заявление по Мюллер и Айзенбауму, – проговорил наконец Малер, сминая в тяжелой латунной пепельнице окурок. – Берга я, так уж и быть, прикомандирую к вам на две с половиной недели, слышите? Если не управитесь в этот срок – отвечать вам, Веберн! Перепишите заявление, их должно быть два: одно по вашей группе, второе по Бергу. Хотя я бы на вашем месте искал кого-то более подходящего по профилю. Но вы же руководитель, вам виднее, – он покачал головой и усмехнулся. – Посмотрим. Не забывайте о важности вашего проекта для Империи, Веберн!

Готтфрид кивнул и встал.

– Нет уж, пишите здесь, – Малер придвинул к нему несколько листов бумаги. – А то изомнете и принесете мне невесть что! Достойное не арийского партийца… – он поморщился. – А годное разве что на посещение уборной! И пишите разборчивее, Веберн. И крупнее! В следующий раз к вашим отчетам и заявлениям придется требовать у вас прилагать лупу!

– Так точно, – отозвался Готтфрид, старательно выводя аккуратные буквы на бумаге. Эту битву, похоже, он все-таки выиграл.

*

– И что же? – во взгляде Алоиза явственно читалось недоверие. Впрочем, с еще большим недоверием он смотрел на тушеную капусту с сосисками. – Малер не взгрел тебя как следует за грязное надругательство над светлым образом члена Партии?

– Не такое уж и грязное, – парировал Готтфрид, с аппетитом уничтожая свою порцию. – Меня спасла прекрасная валькирия.

– Трудхен? – Алоиз расплылся в улыбке. – Эх, и пошто Шванцбреннеру(1) такая прелесть досталась… – он разочарованно уставился на капусту, но все-таки продолжил есть.

– Она самая, – подтвердил Готтфрид. – Но вообще-то у меня для тебя отличная новость, дружище.

Готтфрид многозначительно посмотрел на Алоиза и замолчал, принявшись, наконец, за еду – несмотря на бутерброды от Вальтрауд, он по-прежнему был готов сожрать все запасы провианта, до которых смог бы дотянуться.

– Ну не томи, – пробурчал Алоиз. – Начал говорить – говори уже. А то как служащая Дома Удовольствий, право слово!

– Пошел ты, – обиделся Готтфрид. – Я для тебя старался, а ты тут оскорблениями бросаешься!

– Ну ладно, ладно… – Алоиз выпил в один присест компот. – Я это, еще возьму, тебе прихватить? Все еще сушняк…

– Не, с меня хватит, – покачал головой Готтфрид. – А пока ходить будешь, подумай о том, что в ближайшую неделю будешь работать в моей лаборатории!

– Врешь! – Алоиз аж остановился от неожиданности.

– Не вру, – покачал головой Готтфрид. – Завтра тебя Малер вызовет, все подпишешь.

– А ты дневник уже смотрел? – казалось, Алоиз уже и думать забыл про свою жажду.

– Не-е… – разочарованно протянул Готтфрид. – Не успел совсем. Вот после обеда займусь. А там и ты присоединяйся, когда к нам направят. Малер разрешил на две с половиной недели, но мы же за это время не управимся, правда? – Готтфрид заговорщически подмигнул.

– Ох и устроят тебе взбучку, Веберн, – проворчал Алоиз.

– Ага, – согласился Готтфрид. – Малер так и сказал, мол, если за две с половиной недели не уложимся – под мою ответственность…

– Играешь с огнем, дружище, – покачал головой Алоиз.

– Не хочешь – откажись!

– Ну уж нет! – возмутился Алоиз. – И славу, и хулу делить будем по-братски.

После обеда Готтфрид, воодушевленный поддержкой лучшего друга, почти бегом побежал сначала к Вальтрауд Штайнбреннер – забрать завизированную копию заявления и копию приказа, – а потом в свою лабораторию. Он никогда не сомневался в Алоизе и сам бы ради него охотно пошел и в огонь, и в воду, но в очередной раз получить подтверждение их дружеской верности было приятно.

– Агнета, зайдите ко мне, – бросил он на ходу и скрылся в кабинете, даже не обратив внимания на то, как многозначительно за его спиной переглянулись остальные коллеги.

– Да, херр арбайтсляйтер, – Агнета осторожно прикрыла за собой дверь и вытянулась по струнке.

– Во-первых, мы же договорились, – Готтфрид скривился, – что вы будете звать меня по имени. Во-вторых, садитесь, берите ручку и пишите… Пишите на имя хауптберайхсляйтера Малера рапорт, что с его приказом… – Готтфрид сунул ей под нос приказ. – Номер перепишете отсюда. Что вы ознакомлены. И что инструктаж назначен на завтра.

– Это… – Агнета перечитывала приказ снова и снова, точно не веря своим глазам. – Вы… Я так благодарна вам… – она посмотрела ему прямо в глаза, и Готтфрид враз почувствовал себя значимым и важным.

– Только вот что, Агнета… – Готтфрид сделал предельно серьезное лицо. – Кофе варить по-прежнему вам. Иначе, я боюсь, Айзенбаум меня попросту отравит, и на мое место вам прикомандируют кого-нибудь еще.

– Как скажете… Готтфрид! – Агнета принялась выводить на белой бумаге аккуратные крупные буквы – Готтфрид даже удивился, что люди вообще умеют так красиво писать.

То, что Готтфрид предположил о реакции Айзенбаума на распоряжение, кажется, не отражало и десятой доли его впечатлений. Если бы Айзенбаум мог убивать взглядом, то на полу уже лежал бы хладный Готтфридов труп.

– А если я не напишу рапорт? – осведомился Айзенбаум, поправляя узел галстука, и сощурил льдистые глаза.

– Тогда вы отправитесь его писать к хауптберайхсляйтеру Малеру, – с напускным равнодушием Готтфрид пожал плечами.

– Арбайтсляйтер Веберн, – Айзенбаум процедил это так, точно грязнее ругательства на этом свете еще не придумали. – Я не согласен с вашим решением. И, пожалуй, я и правда навещу хауптберайхсляйтера Малера лично.

Готтфрид смотрел в широкую спину уходящего Айзенбаума и чувствовал, как его уверенность лопается, точно мыльный пузырь. Малер, на его взгляд, как-то чересчур легко согласился с его доводами. Что, если он сейчас так же легко согласится и с доводами Айзенбаума? Конечно, спорить с Готтфридом тот не стал, и Готтфрид понимал: Айзенбаум не станет метать бисера перед свиньей. А в том, что его считали свиньей, Готтфрид не сомневался.

Чтобы отвлечься, он принялся читать принесенные Агнетой материалы, но сосредоточиться не выходило. Мысли уползали: что, если ему не удастся организовать работу так, как он считал должным? Что, если его основным помощником останется Айзенбаум? Конечно, он не станет воспринимать Готтфрида как хоть какой-то авторитет. Даже в партийной иерархии Готтфриду было до Айзенбаума далеко. Только почему-то, например, Вальтрауд Штайнбреннер и та же Агнета Мюллер плевать хотели на эти условности. Должно быть, ему стоило сформировать вокруг себя команду унтерменшей. Тех, кто будет рад уже тому, что их допустили до работы в подобном проекте. Исключением, пожалуй, был только Алоиз и несколько студентов из команды. Но и их повысят в звании, как только они защитят дипломные проекты, все они были арийцами. А он так и останется арбайтсляйтером не только в свои двадцать шесть, а, пожалуй, до глубокой старости, если вообще до нее доживет.

Мгновения за мгновениями, минута за минутой, а прошло уже порядочно времени, и Готтфрид не на шутку разволновался: Айзенбаум так и не явился. Не появлялся он и в рабочей группе, а идти к Малеру Готтфриду не хотелось, чтобы не усугубить и без того шаткое положение. Наконец, когда в дверь его постучала Агнета и сообщила, что к нему пришел оберайнзацляйтер Берг, Готтфрид был неимоверно счастлив, что хоть с кем-то он может поделиться всем, что успело вывести его из душевного равновесия за каких-то пару часов.

– Я подписал целую кучу бумаг у Малера, – начал Алоиз, садясь.

– Угу, – кивнул Готтфрид. – И в каком он настроении?

– В нормальном, – пожал плечами Алоиз. – После меня к нему этот из твоего отдела зашел… Зильбербаум… Штальбаум…

– Айзенбаум, – поправил друга Готтфрид и тяжело вздохнул.

– Что с тобой такое опять? Может, ты предложишь мне кофе, например?

– Тебе с коньяком?

– Еще спрашиваешь! – усмехнулся Алоиз. – Конечно! И тебе не повредит. Расскажешь, что у тебя на душе наболело с обеденного перерыва.

Кофе Агнета варила и правда отменный. И коньяка налила в самый раз.

– Айзенбаум не согласен с моим решением, – Готтфрид потер виски. – Не желает сдавать позиций.

– Кто угодно бы не желал их сдавать, – усмехнулся Алоиз. – Но если ты уверен, что это и правда пойдет на пользу Империи…

– Пойдет! Точно пойдет! – горячо воскликнул Готтфрид. – И мне удалось уговорить Малера. Но теперь к нему пошел Айзенбаум…

– И ты боишься, что он окажется убедительнее, – Алоиз сделал добрый глоток кофе и покачал головой. – Ответь мне только на один вопрос, Готтфрид… Почему ты до такой степени не веришь в себя, а?

– Чего ты сейчас от меня хочешь? – ощетинился тот. – Мы вместе учились, Алоиз! И ты еще спрашиваешь…

Его, готового разразиться гневной тирадой, прервал стук в дверь.

– Да! Войдите! – рявкнул Готтфрид.

Дверь открылась, и на пороге показался Айзенбаум, подтянутый, в выглаженном белом халате, с аккуратно подстриженными светлыми волосами. Он вошел в кабинет, смерив Алоиза изучающим взглядом, и положил на стол Готтфрида бумагу.

– Я хотел бы обсудить с вами, херр арбайтсляйтер, – он опять выделил звание Готтфрида, – мои должностные инструкции.

– Я готов, – пожал плечами Готтфрид, пробегая глазами заявление: похоже, Малер все-таки вынудил Айзенбаума согласиться на условия Готтфрида. – Садитесь.

– Наедине, – Айзенбаум скривил красиво очерченные губы.

– Вам нечего опасаться, – возразил Готтфрид. – Оберайнзацляйтер Алоиз Берг – инженер и член нашей рабочей группы.

– Тогда в другой раз, – ноздри Айзенбаума раздувались при каждом вдохе, по челюсти ходили желваки. – Но я уверяю вас, херр арбайтсляйтер, вы очень пожалеете о таком опрометчивом для Империи решении.

Он развернулся и вышел из кабинета, закрыв дверь с чуть более громким, чем того требовали правила приличий, хлопком.

– Сраная жопная дырка, – выругался Готтфрид, отпивая залпом полкружки.

– Зря ты так, – покачал головой Алоиз. – Я мог бы и выйти. А ты врага нажил. Тебе оно нужно в рабочей группе?

– Срать я хотел! – вспылил Готтфрид.

– Срать там, где работаешь – плохая идея, – с сомнением проговорил Алоиз. – Ты вообще представляешь себе, как можно вывернуть эту ситуацию, если хоть что-то пойдет не так? Тут и изменой Империи может запахнуть! И висеть тебе, подвешенным за яйца, в казематах гестапо. В лучшем случае.

– Не нагнетай, – пробубнил Готтфрид. – И без тебя тошно. Давай лучше задержимся и почитаем дневник?

– Знаешь, чем подкупить, чертяка, – рассмеялся Алоиз. – Давай, пиши заявление на дополнительные часы, я отнесу. Нам же нужен новый план работы твоего отдела?

___________________________________________

1) нем. Schwanz – хвост, эвфемизм для обозначения мужского полового члена

========== Глава 4 ==========

Даже создание оружия возмездия не решит всех проблем Германии. Поражающая способность такой бомбы грандиозна, велика и ужасна. Болезни, поражающие ученых, плотно контактирующих с годными для создания оружия Х изотопами, воистину ужасны. У части из них клочьями слезает кожа, выпадают волосы. Нарушается работа пищеварительного тракта. Они теряют силы и воодушевление. При длительном контакте мужчины приобретают евнухоидные черты. Вполне возможно, что в дальнейшем такие мужчины потеряют способность к воспроизводству.

Глупо рассчитывать, что при падении подобной бомбы на любую из стран Европы или Советский Союз Германия не пострадает от загрязнения изотопами. Полностью токсическое влияние их на организм не изучено, однако в рамках своего проекта я взял на себя смелость начать разрабатывать универсальный антирадиновый антидот. Мне в этом помогает талантливейший биохимик и замечательный друг, Людвиг Айзенбаум…

– Отец этого говнюка был другом моего отца? – Готтфрид поднял удивленное лицо на Алоиза. – Вот уже тесен мир!

– Может, он не такой уж и говнюк, – пожал плечами Алоиз. – А ты просто зря обидел хорошего человека. Посуди сам: работаешь ты в отделе, причем давно работаешь… И тут на тебе: отряжают нового начальника. И он переводит тебя на не самую квалифицированную работу. Вот ты бы обрадовался?

– Нет, – выдавил Готтфрид. – И, знаешь, я его даже понимаю. Но он ведет себя как заноза в заднице! И Агнета и правда куда как более толковая.

– И симпатичная, – подмигнул Алоиз, наливая коньяк в кружку для кофе.

– А вот об этом я как раз и не думал, – отрезал Готтфрид, в кои-то веки радуясь тому, что он не настолько светлокожий, как остальные, и мог врать и не краснеть.

– Ладно, – Алоиз ополовинил кружку. – Девчонки – это хорошо. Но что дальше твой отец-то пишет?

Следующие страницы были сплошь посвящены антирадину и важности его для Германии. А Германия в те времена была, как известно, превыше всего.

– Алоиз, а ты не знаешь, – Готтфрид уставился на страницу, на которой был написан точный химический состав препарата Айзенбаума-Веберна. – Сейчас антирадиновые таблетки ваяют по этой же технологии?

Алоиз покачал головой:

– Увы. У меня и биохимиков знакомых-то нет… Может, поговорить с самим Айзенбаумом-младшим? Может, он знает? Или поискать старшего?

– Да что он знает, младший-то… – отмахнулся Готтфрид. – Сколько ему было на момент Катастрофы? Пять? Шесть? Мы-то ничего толком не помним… И потом… – Готтфрид вздохнул, пригубил коньяк из кружки и перелистнул страницу.

– Ты о чем? – переспросил Алоиз.

– Об этом! Смотри! – Готтфрид ткнул пальцем в дневник.

28 января 1945

Вчера пришла печальнейшая новость: мой прекрасный друг, талантливейший биохимик и настоящий герой Людвиг Айзенбаум погиб. Он ехал из Швеции, где встречался с учеными, так же, как и мы, радеющими за будущее человечества. Возможно, он мог привезти какие-то новости и результаты новых изысканий, но, увы: поезд его разбомбили. Какая неслыханная подлость: бомбить мирные поезда и мирные города. Порой я задумываюсь о том, на что идут колоссальные ресурсы великой страны и великого народа: на уничтожение, убийства и производство оружия. Скорее бы настал мир, и мы, ученые, смогли бы работать не над тем, как убивать и разрушать, а созидать… Как всегда говорил Айзенбаум, заслуги ученых измеряются тем, скольких людей сумели осчастливить их открытия… Спи спокойно, дорогой друг…

– Значит, у Людвига Айзенбаума мы не спросим уже ничего… – понурился Алоиз. – Давай выпьем за его память? А следующую – за память твоего отца?

– Давай, – согласился Готтфрид. На душе у него скребли кошки.

*

– Вот зануды, – Алоиз тяжело вздохнул и похлопал по фюзеляжу флюквагена. – Минута в минуту выставили.

Стемнело. Небо над Берлином было сильно светлее, чем над Мюнхеном, и переливалось чем-то оранжевым. Впрочем, и над Мюнхеном звезд было не увидеть – а ведь в детстве они подолгу засматривались на звезды, сбежав из дома под покровом темноты. Ни Готтфрид, ни, должно быть, Алоиз толком не помнили, как вообще выглядело звездное небо; это воспоминание как будто осталось где-то глубоко внутри, скрытое другими слоями, точно сердцевинка луковицы.

– Согласно инструкциям, – покивал Готтфрид. – Чего стоишь, садись.

– Вниз? – Алоиз подмигнул.

– Нет, дружище, – Готтфрид покачал головой. – Выспаться бы сегодня. Мне завтра команду инструктировать. А я с этого коньяка совсем осовел.

– И ты зануда, – с притворным разочарованием протянул Алоиз. – Просить тебя подкинуть меня вниз – бесперспективная идея?

– Абсолютно, – Готтфрид был неумолим. – Где я тебя утром искать буду? И потом, ты теперь в моей группе. И мне надо, чтобы завтра ты работал как следует.

– Так точно, мой новый начальник! – Алоиз сделал серьезнейшую мину, но голубые глаза смеялись. – Кстати, ты когда своим электроприводом займешься?

Готтфрид скривился – “БМВ” снова принялась издавать несанкционированные звуки, но запустилась.

– На выходных, – пообещал он. – Завтра же мы снова задерживаемся, правда? – он подмигнул другу.

– А потом можно и вниз, – закинул удочку Алоиз.

– Это можно, – улыбнулся в ответ Готтфрид. – Главное, сегодня выспись и завтра не опаздывай!

– Вот про опоздания – не тебе говорить! – Алоиз пихнул Готтфрида локтем, и “БМВ” опасно вильнула в близости от одной из стен.

*

Следующий день неожиданно заладился с самого утра: Алоиз, с иголочки одетый, ждал Готтфрида на посадочной площадке в строго условленное время, и Готтфрид – на удивление – не опоздал.

– Работает ровнее, – отметил Алоиз. – Ты что-то сделал?

– Ага, – кивнул Готтфрид. – Запаял эти чертовы контакты. Летит как новенькая! – с мальчишеским восторгом добавил он.

Алоиз промолчал. Готтфриду тут же подумалось, что друг ему не верит: Алоиз всегда был очень практичным и наверняка считал, что лететь как новенький может именно новенький флюкваген, а не двенадцатилетняя развалюха, годная разве что на металлолом и переработку.

Долетели они без приключений. Готтфрид припарковал флюкваген, они высадились и направились к проходной: теперь они входили в одну дверь.

– Теперь вы еще и работаете в одном отделе, – Штайнбреннер оказался тут как тут: как один из координаторов части групп, он каждое утро ошивался у проходных и следил за всеми зоркими глазами. – Не удивлюсь, если Партия сделает исключение и поженит вас. А что, все равно твои гены, – он кивнул на Готтфрида, – Империи не пригодятся. Только вот не знаю, вы были бы Бергами или Вебернами? Наверное, все-таки Бергами.

Алоиз было дернулся в сторону Штайнбреннера, но Готтфрид удержал его за рукав.

– Пошел бы ты в задницу, Шванцбреннер, – отмахнулся Готтфрид. – Мысли, как у школяра.

– За своим языком последи, Веберн, – прошипел тот. – Смотрю, никак мою фамилию не выучишь…

Готтфрид пожал плечами и приложил карту к считывателю. Ворота разъехались в стороны, и друзья скрылись в лабиринтах коридора Естественно-Научного Центра.

– Не бери в голову, – Готтфрид посмотрел на Алоиза: тот все еще пылал праведным гневом.

– Готтфрид, это плохо, – покачал головой он. – Посуди сам: если что-то пойдет не так, по такой статье нам не жить, и как доказать, что этот идиот…

– Да выдохни ты, – отмахнулся Готтфрид. – Ну ты же не думаешь, что он это серьезно? Идиот, что с него взять?

– Анализы, но это к медикам, – буркнул Алоиз.

– Так, сейчас тебя надо представить нашей группе, – сменил тему Готтфрид. – Ты проходи, там есть пара свободных закутков, даже довольно уединенных.

– И только ты, как и полагается начальнику, сидишь за закрытой дверью, – усмехнулся Алоиз.

– Да ну тебя! Я и дверь-то не всегда закрываю!

– Ага, когда не занимаешься чем-то несанкционированным. Вроде рассматривания контрабандных фотокарточек и распития коньяка! – Алоиз рассмеялся. – И заметь, я еще даже не сказал про дневник!

Назад к карточке книги "Wo alle Strassen enden (СИ)"