Текст книги "Wo alle Strassen enden (СИ)"

Автор книги: add violence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Впереди маячила какая-то внутренняя проходная. Часовой. Совсем молодой парень с едва пробивающимся светлым пушком над верхней губой козырнул и несмело спросил:

– Какова цель прохода в отсек В-2-08-Y?

– Всеобщая тревога, – небрежно отозвался Алоиз. – Давай, юнец, живее.

– По всеобщей проходят через B-2-11-X, – неуверенно возразил тот.

Готтфрид дернулся.

– Это ты что же… – Алоиз нахмурился. – Сомневаешься в правдивости моих слов?

Мундир криминальрата и тон Алоиза сделали свое дело: мальчишка сжался и замотал головой:

– Никак нет, херр криминальрат, просто я подумал, может, вы перепутали.

– Фамилия? Кто за тебя ответственный? Где он?

– Херр криминальрат, пожалуйста, – тихо проговорил мальчишка, лицо его пошло красными пятнами. – Не сообщайте… Всеобщая тревога… Всех вызвали… Проходите, – промямлил он, нажимая у себя какую-то кнопку.

Часть стены отъехала в сторону, открыв магнитный считыватель. Алоиз небрежно приложил карту к считывателю – и все четверо рванули в открывшийся проход.

– Херр криминальрат, так не положено! – донесся сзади срывающийся на фальцет крик мальчишки, но никто из них не обернулся – они продолжали бежать по лабиринтам пустых коридоров.

– Ловко ты его, – покачал головой Готтфрид. – Откуда ты знаешь, куда нам?

– У меня тоже были проекты с подпиской о неразглашении, – усмехнулся Алоиз. – Помнишь, я еще два года назад ездил в командировку в Цюрих? Так вот, я ездил не в Цюрих. Мы проводили здесь коммуникации. Конечно, я знаю не все. Но вот наш арьергард знает кое-что, чего не знаю я. А остальное – потом. Под шнапс.

Второй кордон без штурма не сдался: молодой парень с прозрачными глазами и шрамом на половину лица проверил магнитную карту Алоиза, посмотрел куда-то у себя и с недоброй усмешкой проговорил:

– Криминальрат Вессель. Рад, что вы выбрались из морга живым и почти здоровым, но у нас это не положено, – он что-то нажал, и из стойки, за которой прятались все органы управления, выросла почти прозрачная мерцающая стена.

– Ого! – искренне восхитился Готтфрид. – Это же силовое поле! Эксперименты с ними одно время ставили в ряде лабораторий. А потом…

– Заткнись, – прошипел Тило. – Никому тут не нужны твои проповеди!

Готтфрид обиделся. Было и так понятно, что они погибли. Сейчас этот шрамолицый нажмет еще пару кнопок…

Но вместо этого раздался выстрел, и шрамолицый, вместо того, чтобы нажать что-то еще, с глухим стуком уронил голову на свою панель. Сзади него, отгороженная от остальных силовым полем, стояла Мария и рассматривала что-то, видимо, панель управления.

– Я не знаю, как это отключить! – прокричала она. Звук доходил искаженный, как будто к голосу Марии примешалось противное дребезжание.

Готтфрид потер затылок. Он совершенно не понял, как Мария вообще там оказалась и в какой момент проникла за стойку – теперь же вся стойка спереди и сбоку была огорожена этим чертовым экспериментальным силовым полем, а за спиной Марии и со второй стороны была глухая стена.

– Посмотри на пиктограммы на кнопках, – посоветовал Алоиз. – Скорее!

– На них нет пиктограмм, – покачала головой Мария, и принялась рыться там, судя по звуку, в бумагах. – Зато есть инструкция.

Очень скоро поле исчезло, и в стене открылся магнитный считыватель.

– Бежим, – подал голос Тило. – Очень скоро они обо всем узнают.

– Узнают, – согласился Алоиз, – но не очень-то и скоро. Я вывел из строя камеры и микрофоны во всех помещениях, кроме одного, – он поправил в правом ухе какую-то микроскопическую капсулу телесного цвета – Готтфрид только теперь ее вообще заметил.

– Это не забудьте, герои, – хмыкнула Мария, протягивая Готтфриду пистолет, судя по всему, позаимствованный у шрамолицего часового.

Готтфрид взял ледяной пистолет и задумался о том, насколько не задумываясь Мария выстрелила этому человеку в затылок. Должно быть, так же, как когда-то тому самому гестаповцу Рольфу, о котором говорили Тило и Вальтрауд.

– А теперь стойте, – Алоиз резко затормозил перед следующим поворотом и обернулся к остальным. – Надеваем противогазы!

Тило запустил руку в тюк и выдал каждому по противогазу. Готтфрид тут же натянул его на себя, отметив, как тяжело стало дышать.

– Здесь точно будет сопротивление, – продолжил Алоиз. – Нам надо пройти по коридору до лифта H-001. И подняться на нем на самый верх. И на входе, и на выходе нам, возможно, придется тяжело. У нас всех кнопки на пряжках. Нажмете их, когда мы отойдем от поворота на двадцать шагов. Не позже. И не раньше – заряда может не хватить. Если что – стреляем на поражение. Лучше всего – в головы.

– Но куда мы идем? – спросил Готтфрид. Вышло невнятно.

– В змеиное логово, – серьезно пробубнил Тило.

– Туда, откуда я наладил вам в камеру этот радиоспектакль, – кивнул Алоиз. – И… пообещайте мне одно. Если хоть с кем-то из нас… – он сглотнул. – Надо дойти до конца. Там какой-то заговор.

– И нас в него втянули, нас даже не спросив, – подхватил Готтфрид.

Мозаика складывалась. И картина ему совершенно не нравилась.

– Не дадим больше никому подохнуть просто так, – Алоиз нахмурился. Его глаза горели зловещим огнем, в голосе прорезалась сталь. – Давайте узнаем правду. И прекратим это дерьмо.

Алоиз надел противогаз и кивнул за угол. Тило хмыкнул. Готтфрид ощутил, что еще меньше доверяет ему. Но затевать здесь и сейчас спор – было идеей еще более самоубийственной, чем лезть в змеиное логово. Там хоть были шансы, что все закончится не их мучительной смертью. Точнее, не шансы – шанс. Примерно один из ста. Или – один из миллиона.

Тило отцепил от пояса гладкую круглую гранату и вышел за угол.

– Руки за голову! Несанкционированное проникновение! – раздалось оттуда.

А потом они побежали. У Готтфрида кровь стучала в висках. Слишком длинные рукава мешали, ствол автомата задирался при стрельбе, штаны норовили упасть, противогаз ограничивал обзор и затруднял дыхание – но он бежал вперед. Три человека у лифта и еще трое в коридоре кашляли, пытались продрать глаза и отчаянно ругались. Кто-то принялся палить в воздух – Мария обернулась и дала сухую хлесткую очередь, человек упал, хрипя и захлебываясь кровавой пеной.

Лифт сиял впереди подобно свету в конце тоннеля. Готтфрид запоздало подумал, что, должно быть, они так и погибнут перед его сверкающими дверями: наверняка охрана обесточила его, передала информацию кому надо, и граната со слезоточивым газом только оттянула их неминуемую участь.

– Заберите оружие у этих! – приказал Тило, кивнув на троих у лифта. – Добейте!

Готтфрид вздрогнул – эти люди ничего им не сделали. Они просто исправно несли свою службу. Просто оказались не в том месте не в то время!

Мария подняла автомат. Готтфрид закрыл глаза и на всякий случай отвернулся – и очень пожалел, что не может заткнуть еще и уши.

– Что встал столбом? – Тило стукнул его в плечо. – Шевели задницей, неженка!

Он ввалился в лифт, ощущая, как у него вспотели не только ладони – под противогазом пот градом тек прямо по лицу.

– Снимайте, – скомандовал Алоиз. – Здесь работает вытяжка.

Мария, стягивая противогаз, побледнела и едва слышно застонала – Готтфрид подумал, что ей, должно быть, очень больно. Алоиз посмотрел на часы:

– Перезаряжаем автоматы! Живо! Тебе не надо, – махнул он на Готтфрида. – Тебе он вообще для виду. Через тридцать секунд будем. Надевайте!

Тило вытряхнул наушники. Их оказалось трое.

– Надевайте все, кроме неженки, – он резко ткнул узловатым пальцем Готтфриду в грудь. – От него все равно толку никакого! Уши руками зажми, но все равно готовься потерпеть!

Готтфрид едва успел открыть рот, но тут же передумал говорить вообще хоть что-то. Двери лифта разъехались в стороны. Еще один маленький блестящий шарик с громким стуком упал на вымощенный плиткой пол и покатился. А потом…

Готтфрид зажал уши – но это не помогло. Через все его тело прошла странная вибрация, на языке появился противный привкус крови, и он очутился в звенящей пустоте. У всего вокруг словно нажатием одной кнопки выключили звук, а тело Готтфрида потеряло и свой вес, и какую-никакую ориентацию в пространстве – он словно плыл в нигде. Глянцевый темный, почти черный, похожий на мрамор пол неожиданно оказался у него прямо перед глазами. А потом он почувствовал, что куда-то летит.

Пол заскользил под ним, и Готтфрид понял, что его куда-то тащат. Свет резал глаза, тишина давила, точно многотонный пресс, голова кружилась; его трясло. А потом тишину разорвал мерзкий писк. Готтфрид потряс головой – писк только усилился. Темный мрамор перед глазами сменился на светлый, почти белый. На него упала крупная алая капля – медленно, вальяжно, и разбилась, расцвела ярким цветком. Он с трудом поднял голову и обомлел.

В помещении находились пятеро: трое женщин и двое мужчин. Готтфриду это показалось сном – или кинофильмом, у которого выключили звук. Все пятеро были одеты в гражданское: мужчины и одна женщина в строгих черных костюмах с атласными лацканами, безупречно-белых сорочках и при бабочках, напомаженные; еще две женщины – в необычайной красоты вечерних платьях. В одной из женщин Готтфрид узнал Вальтрауд Штайнбреннер – она была чертовски не похожа на себя. Ее огромные голубые глаза казались фиалковыми в обрамлении пушистых накрашенных ресниц, тонкую длинную шею украшало ожерелье из черного жемчуга, а платье из какого-то удивительного материала, похожего на мокрый шелк, открывало ее молочно-белые округлые плечи, подчеркивало высокую грудь и тонкую талию. Она открывала рот и что-то говорила, но Готтфрид никак не мог услышать хоть что-то сквозь писк, который становился громче и громче.

Слово взял Алоиз, и Готтфрид проклял все – он хотел знать, черт возьми, что происходит, кто все эти люди и о чем они говорят. Теперь решалась их судьба, а судя по тому, что ему уже удалось услышать в камере, и судьба едва ли не всей Арийской Империи. Готтфрид ощутил, что начинает ощущать собственное тело – по его лицу текло что-то густое и горячее. “Кровь! – пронеслось у Готтфрида в голове. – Черт побери, у меня из ушей идет кровь!” Он испугался – что, если он больше никогда не услышит ни голоса Марии, ни рассказов Алоиза, ни даже политрука Хоффнера? Только теперь, ощутив свою беспомощность, он понимал, насколько не ценил такие простые жизненные радости. Он осторожно сел чуть позади Алоиза и принялся наблюдать.

Алоиз что-то говорил, а Тило и Мария стояли по бокам с автоматами наперевес. Только раз Готтфриду удалось поймать взгляд Марии, и на лице ее промелькнуло такое тепло, такая нежность, что он понял одно: он отчаянно хочет жить.

Потом говорить принялся один из мужчин – высокий, с крупными чертами лица и ослепительной белоснежной улыбкой. Глаза его при этом оставались холоднее льда, и Готтфрид подумал было, что этот человек, должно быть, настоящая акула: острозубый, крупный, он стоял напротив Вальтрауд и говорил ей что-то, и Готтфрид подумал о том, что не хотел бы теперь очутиться на ее месте. Но Вальтрауд, точно истинная валькирия, повела плечами и что-то ответила, а потом повернулась к Алоизу и принялась что-то объяснять. Тут же в игру вступила женщина в мужском костюме. У нее было мрачное жесткое лицо, а огромные очки в роговой оправе и короткие завитые русые волосы делали ее похожей на сову.

– …Можете! – сквозь писк издалека до Готтфрида долетел крик Вальтрауд. Впервые на памяти Готтфрида на ее холеном лице отразился настоящий страх.

Он принялся тереть уши, размазывая по лицу кровь. Присутствовать при том, как вершится история, но не слышать самого главного было настоящей пыткой.

Сова усмехнулась и что-то проговорила.

– …Есть… границей! – донесся до Готтрифда голос Алоиза. – Узнают…

– …Достаточно! – рявкнул мужчина-акула. – Бомба!.. Не захоронили… – он, судя по всему, обратился к сове.

Еще двое молча наблюдали. Сова достала папиросу и закурила. А потом рассмеялась мужчине-акуле в лицо.

– …Не верю! – прокричал акула Алоизу. – Таких размеров! Блеф!

В ответ Алоиз покачал головой, что-то произнес, а после – видимо, в доказательство собственных слов – вытащил из кармана два совершенно микроскопических динамика.

– …Как?! – снова донесся до Готтфрида возглас акулы.

– …Не блеф, – проговорила Вальтрауд.

Готтфрид напрягся изо всех сил – писк в ушах сменился звоном, но слова стали слышаться немного разборчивее. Хотя все равно он разбирал лишь очень громкие возгласы.

– …Ваш порядок! – прокричал акула. – Тоталитаризм!

– Не начинайте, – скривилась сова.

Она сказала это вроде бы не так уж и громко, но ее слова Готтфрид расслышал полностью – да что там, расслышал – прочувствовал.

– …Не должно! – акула тыкал пальцем в Вальтрауд.

Та стояла и ухитрялась смотреть на него сверху вниз с нескрываемым презрением.

– …Новый состав! Новые представители… Империи! – разорялся он.

– Протестую! – прогрохотал мужчина, до этого молчаливо наблюдавший за всей это вакханалией. – НКВД… отношения… к гибели… Штокера.

– Это наша оппозиция, – подал голос Тило. Его Готтфрид расслышал хорошо – он стоял совсем рядом. – Зараженные и мутанты. Они подняли восстание. Херру Штокеру просто не повезло.

– Вы допустили, чтобы пострадал один из Хранителей Равновесия, – сова подошла поближе и уставилась на всю незваную компанию сквозь толстые стекла очков. – Этот, – она указала пальцем на Готтфрида. – Это тот ученый, с пушкой?

Готтфрид замер. Он только теперь понял, что слышит все, хотя и нечетко, будто бы из-за стены. Он обреченно кивнул.

– Ликвидируйте его, – пожала плечами сова.

– Чтобы весь мир узнал о том, кто такие Хранители Равновесия? – рявкнул Алоиз неожиданно близко и громко. – Чтобы наш и ваш фюрер узнали о том, какую информацию вы им приносите? Что вы держите их в бетонных бункерах вовсе не из-за ситуации на поверхности? И что осталось куда больше населения, чем вы им рассказываете? Я это легко устрою, если хоть один волос упадет с головы Готтфрида Веберна!

Готтфрид почувствовал, как к горлу подступает предательский ком.

– Следи за языком, юноша! – гаркнул молчаливый. – Это у вас… фюрер, – выплюнул он. – А у нас – генеральный секретарь!

– Велика разница! – с нескрываемым пренебрежением выплюнул Алоиз. – НКВД, гестапо… Я достаточно слышал!

– Ваши условия? – сова поправила очки.

– Вы прекращаете врать народу! – выпалил Алоиз.

Готтфрид, словно в замедленной съемке увидел, как вытянулись лица всех пятерых. И услышал, как надтреснуто рассмеялся Тило.

– Все остается как есть, – отчеканил он. – Вы вводите в ложу Хранителей от Арийской Империи нового члена. Можно одного из этих, – он ткнул дулом автомата в Готтфрида, Алоиза и Марию. – Контуженного не советую – он неисправимый идеалист.

– Я требую отставки миссис Штайнбреннер! – выкрикнул акула.

Вальтрауд вздернула подбородок и скрестила руки на груди.

– Я против, – веско сказал молчаливый. – Товарищ Мещерякова, товарищ Ларсен, ваши мнения?

Женщина в вечернем платье поджала губы и бросила быстрый взгляд на мужчину-акулу и что-то тихо произнесла. Судя по тому, как побагровел акула, она не согласилась с ним. Сова тоже что-то проговорила, но Готтфрид не расслышал. Вальтрауд торжествующе улыбнулась.

– Если у вас неразрешимые противоречия, товарищ, – он скривился, – Дженкинс, введите преемника в ложу Хранителей преждевременно и освободите место. Товарищ Штайнбреннер, – он кивнул Вальтрауд. – Что происходит в Берлине? Ситуация под контролем?

Тило снова рассмеялся:

– Если вы сейчас прекратите грызться и спустите приказ о переговорах, возможно, удастся избежать переворота. Против мутантов ваши экспериментальные силовые щиты не помогут.

– Действуйте, – кивнула сова Вальтрауд. – Если вы справитесь с ситуацией, я думаю, даже у, – она неприятно улыбнулась, – товарища Дженкинса не останется сомнений в том, что вы занимаете свое место по праву. И уберите отсюда этих, – она кивнула на Готтфрида со товарищи. – Вы же можете обеспечить, чтобы не произошло утечки информации?

Вальтрауд уставилась Готтфриду в глаза так, что у того холод пополз вдоль позвоночника, а в ушах зазвенело еще сильнее.

– Могу.

– Вот вы, – обратилась сова к Тило. – Не хотите войти в состав Хранителей?

– Не хочу, – усмехнулся Тило.

– Старый пидор, – прошипела Вальтрауд.

– Мне расценивать это как оскорбление? – Тило, казалось веселился.

Вальтрауд только сверкнула глазами, но ничего не ответила. Разве что она научилась говорить, не размыкая губ.

========== Глава 21 ==========

– Ему сейчас нужен покой! – упрямо проговорила Мария. – Неужели ваши государственные дела не подождут пару дней?

Готтфрид улыбнулся – его одинокая неуютная квартирка сразу стала совершенно иной, как только ее порог переступила Мария.

– Нет, – Алоиз упрямо мотнул головой.

– Вас тут трое! – возмутилась Мария. – От него только что ушел врач! Нас едва-едва с конвоем провезли по этим чертовым улицам – вы видели, что там творится?

– И поэтому ты теперь хочешь выгнать нас туда, злая женщина? – нахмурился Алоиз. – Чтобы нас разорвали на части?

Готтфрид толком не помнил, как их развезли по домам – ему почти сразу вкололи какую-то гадость, и он уснул. Теперь он не мог даже толком сказать, сколько прошло времени. Он сел на кровати.

– Пусть проходят! – прокричал он – в голове тут же зазвенело.

– Готтфрид, – Мария покачала головой. – Не кричи так. И тебе нужно лежать.

– Биргит? Отто? – удивился Готтфрид, рассматривая ввалившихся к нему гостей.

Биргит держала в руках пакет с фруктами, а Отто тащил нечто типа портативного магнитофона, но непривычно маленького и, судя по всему, легкого.

– Не утомляйте его, – проговорила Мария.

– Тебе самой покой нужен, – проворчал Алоиз. – А ты тут прыгаешь. В общем, садитесь. Я бы предложил выпить, но вам обоим нельзя. Так что будем обходиться фруктами и содовой.

– Расскажите мне уже, что там было! – взмолился Готтфрид. – Я все прослушал.

– А мы не расскажем, – подмигнул Алоиз. – Лучше! Ты сам послушаешь!

Он кивнул Отто, и тот поставил на стол магнитофон и нажал какую-то кнопку.

Готтфрид не верил своим ушам. Часть этого разговора была ему уже знакома по холодной камере гестаповских застенок – теперь казалось, что это все происходило так давно! Он слушал и не верил, что все и вправду могло бы быть так. Что его хотели ликвидировать только за то, что он хорошо работал? Что три Сверхдержавы вовсе не враждуют и не собираются готовиться к новой войне? Что они водили за нос даже глав государств? По всему выходило, что эти самые, как они называли себя сами, Хранители Равновесия попросту играли всеми ими, точно фигурами на шахматной доске.

– Как тебе? – Алоиз налил всем содовой и отсалютовал стаканам. – Теперь ты понимаешь, что мы крепко держали этих козлов за яйца?

Тем временем пленка продолжала воспроизводить происходившее. Так Готтфрид окончательно разобрался, что женщину-сову звали товарищ Мещерякова, мужчину-акулу – мистер Дженкинс, молчаливого – товарищ Вышняков, а женщину в вечернем платье – мисс Ларсон. И что женщина-сова предложила, во избежание раскрытия, стереть с лица земли Арийскую Империю направленной ядерной атакой.

– О, как они вцепились друг другу в глотки, – улыбнулся Алоиз и нажал какую-то кнопку – голоса смолкли. – Так вы не захоронили ядерный запас? А вы? Нет, что все-таки до вас? Политиканы, – он скривился.

– Теперь ты один из них, – поддела его Мария.

Готтфрид только с удивлением оглядел их. Алоиз только вздохнул в ответ.

– Лучше расскажи, как ты до этого всего вообще добрался, – Готтфрид заерзал на кровати.

– Я даже не знаю, с чего начать, – Алоиз развел руками.

– С начала, – строго проговорила Мария.

– Я родился в Мюнхене…

– Алоиз! – Готтфрид одернул его. – Давай серьезно, а?

– Все началось с моего проекта, – подала голос Биргит и замолчала, выжидательно оглядываясь.

Никто ее не остановил, напротив, Алоиз только улыбнулся и покивал.

– Мне нужна была система записи, прослушки и воспроизведения. Портативная. Но все, что выходило, имело очень громоздкую и тяжелую конструкцию. А когда мы брали интервью у вашей рабочей группы, арбайтсляйтер Веберн, – она уважительно кивнула Готтфриду, на что тот при упоминании его чина в очередной раз скривился, точно от зубной боли, – Алоиз… то есть… – она смешалась и опустила глаза.

– Алоиз-Алоиз, – поддакнул Готтфрид. – Нечего тут официоз разводить!

– Алоиз сказал, что его основной профиль – это радиоэлектроника, – послушно продолжила Биргит. – Тогда мы договорились обсудить эти вещи – у меня как раз стоял эксперимент из-за отсутствия компетентных людей.

Алоиз охотно перехватил инициативу и принялся сыпать техническими подробностями. Основную суть Готтфрид все-таки уловил: Алоиз воскресил давнюю идею с транзистронами. Она позволяла сделать эти конструкции куда как более компактными.

– Погоди! – ахнул Готтфрид. – Динамики в застенках.

– Верно, наших рук дело, – покивал Алоиз. – Потому-то я и знал часть плана этого проклятого здания.

– А я уже подумал было, какого хрена до этих заговорщиков было так легко добраться! – рассмеялся Готтфрид.

– Не легко, – помрачнел Алоиз. – А очень даже сложно. Ты, дружище, как всегда – увидел только верхушку айсберга. Когда меня взяли за жабры, я вообще не думал, что выберусь. Не говоря уж о том, чтобы спасти еще и твой драгоценный зад. Конечно, глупо было надеяться, что гестапо поверит в сказочку о том, что ты о дневнике отца – ни сном ни духом. Да еще Шайссебреннер, сука такая.

Алоиз помрачнел, уставился на стакан содовой, точно на врага народа и протянул:

– Выпить нечего?

– Нечего, – покачала головой Мария. – Тут вообще было шаром покати.

– Магдалина, – пояснил Алоиз и уставился в пол. – Я немного не успел. Он приводил ее ко мне.

Готтфрид поежился. Он вспомнил наслаждение на лице Штайнбреннера, когда он, по его собственному выражению, “учил его манерам”.

– В общем, – влез Отто, воспользовавшись всеобщим замешательством и совершенно проигнорировав выразительный взгляд Марии, – мы с херром Бергом тоже обсуждали транзистронные конструкции. Он принес мне магнитофон, – он кивнул на стол, – несколько малюсеньких микрофонов и наушники. И мини-радиосистему для них. И сказал, чтобы я держал включенными. А он на досуге со мной свяжется, чтобы протестировать запись…

– И связался, я посмотрю, – покачал головой Готтфрид.

– А что мне было делать? – удивился Алоиз. – Если бы не Отто и Биргит, нас бы попросту убили.

– А что теперь? – спросила Мария.

– А теперь, – Алоиз потер переносицу. – Они собираются вводить меня в эту сраную ложу. Хранители, мать их за ногу, равновесия. Вершители мракобесия, вот кто они!

– И-и-и? – Готтфрид вытер вспотевшие ладони о пижамные штаны.

– Не знаю, – нахмурился Алоиз. – Сейчас там восстание. Беспорядки. Зараженные и мутанты поднялись, до верхних уровней, вроде как, не долезли, но безобразят на средних. Туда же и стянули все охранные и штурмовые отряды. Помнишь то здание, со свастикой? Так это их штаб-квартира оказалась! Хорошо, что мы туда не полезли! А Хранители… Считается, что почти никто вообще ничего не знает о той части здания, где они встречаются! А я как раз там коммуникации прокладывал. По спецзаказу.

– А откуда оружие? И почему нам помогал этот мутный таракан? – не выдержал Готтфрид.

– Сам не знаю, почему он нам помогал, – вздохнул Алоиз. – Он так толком и не объяснил. Просто явился ко мне в камеру и вытащил оттуда мою задницу: дал форму, оружие, провел в координационный центр, а дальше вы и сами видели.

– И ты вот так ему доверил наши задницы? – возмутился Готтфрид.

– А что мне оставалось? – вернул вопрос Алоиз. – Так у нас хоть какой-то шанс появился. И, как видишь, выгорело.

– Да? – завелся Готтфрид. – Может, сейчас за нами снова гестапо явится?! А ты сюда их привел, – он махнул рукой в сторону Отто и Биргит.

– Мы не боимся! – в один голос ответили они оба.

Готтфриду показалось, что уши-лопухи Отто даже задрожали от едва сдерживаемого трепета.

– Не явится, – подала голос Мария. – У него есть одна тайна. Я уж не знаю, как это все связано с политическими играми, но выражаясь вашим языком, я крепко держу его за яйца. Повезло, что я не успела рассказать об этом Фуксу. Иначе вышло бы неловко.

Все выжидательно уставились на Марию, но она не стала продолжать.

– Так что с вершителями, то есть, с хранителями? – наконец спросил Готтфрид.

– Там какое-то обучение, – пожал плечами Алоиз. – Да что я… Можешь сам послушать. Но пленку я тебе не оставлю. Надо вообще крепко подумать, куда все это деть. И им это… Сказал, что за рубежом у меня тоже есть друзья. Пока они выяснят… В общем… Это… Выздоравливай, вот! Тут фрукты… Мария, вон, остается на ночь.

Готтфрид расплылся в улыбке, предвкушая ночь в объятиях Марии, но та только усмехнулась:

– В твой курс лечения, Готтфрид, входит бром.

Алоиз рассмеялся, Отто и Биргит залились краской, а Готтфрид только тяжело вздохнул.

*

За ними не пришли ни на следующий день, ни через неделю. Готтфрид по-прежнему сидел на больничном, Марию пару раз вызывали в управление, и после второго раза она пришла какая-то жутко взволнованная, а потом сунула Готтфриду под нос пахнущую свежей типографской краской красненькую книжицу.

– Партбилет! – ахнул Готтфрид. – Мария…

Он заключил ее в объятия, она отстранилась и закусила губу.

– Ох… Готтфрид… Не знаю.

– Чего ты не знаешь? Радоваться надо!

– Не знаю, – тень легла на ее лицо, и она сразу стала казаться старше. Толстый слой пудры скрывал огромный ставший трехцветным бланш. – Как вспомню про Магдалину. И этого вашего Штайнбреннера.

Готтфрид обнял ее и погладил по волосам:

– Все уже кончено, – твердо заявил он. – Магдалину, увы, не вернешь. Мы должны жить дальше.

Он прижал Марию теснее – не хотел смотреть ей в глаза. Ему и самому снились жуткие пересохшие глаза Магдалины, ее порванный рот и изломанное тело. Но кому-то теперь надо было быть сильным. Сейчас это был он.

– Да, – она покивала. – Мне предлагают место…

– Соглашайся! – Готтфрид отстранился и заглянул ей в лицо.

– В гестапо, – выдохнула Мария и отвела глаза.

Готтфрид вздрогнул.

– Это… хорошо, – неуверенно протянул он.

– Под прикрытием.

– И ты сейчас мне об этом говоришь! – укорил ее Готтфрид.

– Я не хочу недоверия между нами, – Мария упрямо повела плечами. – И потом… Мне предлагают служебную квартиру.

Она высвободилась из его рук и принялась мерить шагами комнату.

– Я не хочу! Я хочу жить с тобой!

Готтфрид потер затылок. Вместе жили женатые пары, а это было редкостью; они вполне могли приходить друг к другу, для этого вовсе не обязательно было жить вместе.

– Готтфрид, – Мария подошла к нему и обняла. – Разве мы не можем пожениться?

Он отвел глаза. Он толком и не думал об этом, но, похоже, Мария была иного мнения.

– Разве ты не хотел бы? Жить семьей, – она замолчала и отпрянула. – Мне не стоило. Прости. Как только мне дадут ключи, я перееду, Готтфрид.

– Скажи, ты не знаешь, все спокойно? – перевел тему Готтфрид. – Восстание… А официальные новости молчат.

– Спроси об этом у своего Алоиза, – бросила она. – Он осведомлен лучше меня.

– Мария! – Готтфрид поймал ее за локоть, когда она уже отвернулась и направилась к шкафу. – Я не имею представления о том, что нам надо сделать, чтобы пожениться! Ты же знаешь, это почти не принято.

– Штайнбреннеры женаты, – возразила она.

– Они – другое дело, – Готтфрид выставил ладони вперед. – Потому что он правильный, а Вальтрауд вообще…

– Ты не хуже! – возразила Мария. – Ты так и не понял? Ты ничем не хуже Штайнбреннера! И твой обожаемый Алоиз сидит там же, где Вальтрауд! Но если ты не хочешь…

– Хочу! – горячо возразил Готтфрид. – Как только меня выпишут, я все узнаю!

– Тогда у меня тоже есть некоторые сведения, – смягчилась Мария. – Как раз от твоего Алоиза. Он тебе, кстати, передавал привет. И настоятельно требовал следить, чтобы ты пил все выписанные тебе медикаменты.

Готтфрид виновато улыбнулся – поначалу он и правда пытался прятать чертов бром куда подальше, но Мария неустанно следила за тем, чтобы он пил всю горсть предписанных таблеток и собственноручно ставила ужасно болезненные витаминные уколы.

– Зараженные продолжают требовать, чтобы им дали полноправный статус граждан и принимали в Партию. Но, судя по всему, они все-таки найдут компромисс. Конечно, ни о какой Партии, по крайней мере, ее основном блоке, речи идти не может. Но мутантов собираются снарядить на определенные работы. Говорят, это идеальная рабочая сила при правильном стимуле – они очень сильны и… – Мария замялась.

– Тупы как пробки, – закончил за нее Готтфрид.

– Ну, – она улыбнулась, – в точку. Думаю, Вальтрауд, как опытный кукловод, их додавит. Там как раз еще та гром-баба в агиткоманде, а она, говорят, пламенные речи толкает. Когда трезвая.

*

Готтфрид вышел на балкон их с Марией квартиры. Они переехали туда чуть меньше года назад, но он никак не мог привыкнуть к новой обстановке: она ничем не напоминала привычные аскетичные условия прежних казенных квартир и казарм. Во-первых, там было целых три комнаты: отдельная кухня, просторная гостиная и уютная спальня; во-вторых, прямо в квартире располагался не только туалет и душ, но даже стояла самая настоящая ванна – впрочем, чистая дерадизированная вода все равно оставалась жутким дефицитом, поэтому ванна скорее напоминала ненужный предмет роскоши; а в-третьих, само убранство квартиры больше походило на старый дом его родителей в Мюнхене, тот, где они жили еще до Катастрофы. А еще и балкон. С каменной балюстрадой, просторный, и вид с него открывался совершенно фантастический: на одну из главных площадей Берлина. Алоиз, правда, сетовал, что из квартир в той части здания, где обретался он, вид был еще лучше, но выхлопотать для четы Вебернов квартиру получше ему не удалось. Готтфрид, правда, и так чувствовал себя неловко – он предпочел бы жить в обычной казенной квартирке, но Алоизу об этом не говорил ни слова, тот и так для них сделал все возможное и невозможное. Да и Марии, похоже, нравилось.

Готтфрид обернулся – сквозь панорамные окна он видел, как Мария накрывает на стол в гостиной. На ней было то самое серебряное платье, в котором он увидел ее впервые. Залюбовавшись ею, он направился внутрь.

– Не мешай мне, – строго проговорила она, раскладывая приборы на четыре персоны. – Лучше пойди вон, еще полюбуйся. Вернешься, когда придет твой Алоиз.

– Я помочь хотел, – рассмеялся Готтфрид.

Он уже привык к тому, что как только дело касалось приема гостей или какого-то небольшого торжества, Мария не подпускала его к хозяйственным хлопотам ни на шаг, но неизменно продолжал предлагать помощь.

– Все уже готово, – Мария критически осмотрела стол. – Можешь принести ведерко для льда из кухни. Лед в морозилке. Все равно они будут с минуты на минуту.

Назад к карточке книги "Wo alle Strassen enden (СИ)"