Текст книги "Дух войны (СИ)"
Автор книги: add violence
Жанр:
Роман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Как только рука на беременную бабу поднялась!
– Они увели ее, – тихо сказал Нур, потупившись.
Хайрат вздрогнул и скосил полные ненависти глаза на спящего Дефендера, прикидывая, не придушить ли поганца во сне, пока доктора не видят – все равно ни Сары, ни Ури не было в поле зрения, только медсестра – кажется, Элен – переставляла какие-то пузырьки и временами косилась на них, словно прислушиваясь. Но тут Дефендер как назло открыл глаза и как-то виновато улыбнулся.
– Доброго утра… – невнятно проговорил он.
Нур с Гаяром, широко раскрыв от удивления глаза, только молча переглянулись.
– Доброго? Что может быть доброго в новом утре войны?! – вспылил Хайрат. – Когда воистину не знаешь, что лучше – новости или их отсутствие?
Дефендер медленно с трудом вздохнул – ему обещали, что, возможно, сегодня разрешат попробовать встать, и он рвался покинуть этот странный госпиталь. Здешние разговоры бередили душу и лишали всякой почвы под ногами, веры в то, что он делает правое дело. Да и потом, там осталась его сестра, Ханна. Жива ли она? Не угодила ли в переплет?
– Слушай ты, бледнолицый, – Хайрат заглянул в глаза Джейсону. Мальчишки переминались с ног на ногу, с удивлением наблюдая за разговором. – Что ваши делают с теми, кого уводят живыми?
Джейсон прикрыл глаза. Он помнил рассказ Ханны о “подарке” для Яна Сикорски.
– Не знаю, – выдавил он из себя. – Я такого ни разу не видел.
Здесь Дефендер не врал: всю эту паскудную историю он узнал от Ханны, Исаака и остальных.
– Если не видел, так хоть, может, слышал? – наседал Хайрат, почувствовав в собеседнике слабину.
– Что это ты с ним вообще разговариваешь, а? – презрительно выплюнул Нур – он считал себя достаточно взрослым для такого. – Кончил бы его – и вся недолга!
– Закрой рот! – рявкнул Хайрат и закашлялся. – Молоко на губах не обсохло, а уже в разговоры лезешь!
– Я и в разведку ходил! – нагло возразил Нур.
– Вот выйду, – пообещал Хайрат, – уши-то тебе надеру! Ишь, распоясался!
Нур притих, принявшись рассматривать собственные грязные ногти.
– Так что, бледнолицый? Как тебя звать-то?
По лицу Дефендера пробежала едва заметная судорога. Если он назовет свое имя – ему конец.
– Джейсон, – промямлил он.
– Так вот, Джейсон, – начал Хайрат, – может, коль не видел, так слышал?
– Слышал, твоя правда, – неохотно выдохнул Дефендер. – В лагере у алхимиков такое было.
– А ты еще и с алхимиками якшаешься? – голос Хайрата вмиг стал угрожающим.
– Дядя… – несмело заговорил Нур. – Я помню его. Он и сам… того… Алхимик.
*
Аместрийцам наконец-то подвезли немного провианта. Поэтому получив на завтрак небывалые порции прелой перловки с подливой из тушенки – невиданная роскошь! – и немного сублимированного кофе, большая часть военных пребывала в весьма и весьма сносном расположении духа. Этим утром им объявили о том, что поисковые операции относительно Джейсона Дефендера прекращены, а сам Каменный алхимик официально признан пропавшим без вести. Весть эту алхимики приняли тихо и без ропота, лишь в глазах Ханны Дефендер стояли злые колючие слезы, но и она не проронила ни слова, лишь отошла подальше от Эдельвайс, чтобы та не докучала ей своим сочувствием.
Рой общался в центре лагеря с приятелями из других подразделений.
– У тебя новая фотокарточка? – пихнул Хьюза локтем Хавок, белобрысый фельдфебель, попыхивая вонючей папиросой. – Валяй, показывай, нам тут тоже немного радости охота.
Хьюз зарделся – аж кончики ушей порозовели.
– Да нет, все та же… Что-то письма идут долго, – он понурил голову.
– А вы слыхали, что мальчонку-почтальона-то… Того-этого, – стоявший поодаль солдат рубанул ребром ладони по шее.
Неслышной тенью подошедшая Агнесс вздрогнула – она помнила безусого мальчонку. Как-то раз застала его за наматыванием второго слоя портянок – казенные сапоги были до того велики, что сбили мальцу ноги до кровавых пузырей. Ему бы в лесу с другими мальчишками крепости строить…
– А он-то… непростой малый, – прошептал еще один солдат, помоложе. – Поговаривали, ужо убили его. И мертвый-то он еще Зельтбану письмо от жены принес да…
Остальные слова потонули в дружном хохоте.
– Дружище, ты ври – да не завирайся, – посоветовал Хавок. – Зельтбан в ту ночь-то как накушался от счастья! Дурень! Жена у него, понимаешь, родила. На два месяца раньше срока, но ребенка здорового.
– Почему на два месяца? – недоумевающе переспросил молодой солдат.
– Да потому что у Зельтбана побывка семь месяцев назад была, – хохотнул Хавок. – Вот он и посчитал. Счетовод хренов. И накушался он уж после того, как письмо ему малявка принес. А потом и нашел его – мертвого. И все-то в его пьяной башке и перепуталось!
Агнесс и сидевшая неподалеку Риза залились краской от цветистых предположений мужской части сослуживцев о том, как же так вышло-то с женой каптера; в активном обсуждении не принимали участия разве что Хьюз, Мустанг и Кимбли.
Зольф сидел на ящике и цедил мелкими глотками омерзительный кофе из металлической кружки. Багровый был чертовски доволен собой и своим сотрудничеством с камнем, он весь светился.
– Вот ты тут смеешься, – осадил молодого солдата старый, – а сам-то чем похвастаться можешь? Тебя ждет кто?
Хавок, хотя вопрос был не к нему, как-то сник и потер белобрысый затылок.
– Нет, – с вызовом ответил молодой. – Так тем и проще. Мне и за бабу не переживать, что она там разродится не вовремя. Да и цинковый-то гроб получать некому. Почем мне знать, вернусь я? Или они и с меня, как с Франца, живьем три шкуры…
Он резко замолчал и прикусил губу. Хавок сунул ему в лицо папиросу и чиркнул спичками – потянулся серый горький дым.
– Когда это все уже закончится? – пробурчал один из солдат. – Омерзительно. Все, чем мы вынуждены здесь заниматься – омерзительно!
– Вам не нравится? – едко вопросил Зольф, оглядывая собравшихся вокруг вояк.
Кто-то поспешил убраться подальше – как-никак, государственный алхимик. Еще доложит, кому не следует… Кто посмелее, зароптали. Эдельвайс побледнела.
– Вы не согласны? – вновь спросил Зольф.
– По-твоему, нам следует смириться? – подал голос сидевший напротив Рой. – Равнодушно смотреть на это побоище?
Солдаты навострили уши – не каждый день услышишь пикировку государственных алхимиков!
– А вас не устраивает ваша работа? – удивился Зольф. – Всех вас?
Эдельвайс потупилась – ей сейчас совершенно не хотелось, чтобы Багровый алхимик вызвал ее на разговор, да еще и при таком количестве свидетелей.
– Устраивала бы – мы бы не возмущались, – нагло отозвался старый солдат.
– Ладно, – отмахнулся Зольф. – Допустим… Вот вы, госпожа снайпер, – он воззрился в упор на Ризу Хоукай, сидевшую плечом к плечу с Роем.
– У вас прямо-таки на лице написано: “я вынуждена так поступать”. Так?
– Именно так, – Риза не отвела глаз. – Убийство не приносит мне радости.
– В самом деле? – Зольф ядовито усмехнулся. – Неужели, попадая в цель, вы не радуетесь собственному мастерству? Не восклицаете про себя: “Попала! В яблочко!” Можете ли с уверенностью сказать, что не испытываете – хотя бы на миг – гордости за свои навыки? За умение делать работу – свою работу! – хорошо? Так что, госпожа снайпер?
Риза оторопела, глаза ее расширились, она совершенно не знала, что ответить – слова Зольфа больно отозвались в ее душе.
– Заткнись! – вскипел Рой, в один шаг преодолел разделявшее их с Кимбли расстояние и крепко ухватил того за сизо-синий лацкан. – Закрой свой поганый рот!
Зольф лишь усмехнулся и с вызовом посмотрел в глаза бывшему приятелю.
– Лично я вас никак не пойму, – Зольф растянул тонкие губы в недоумении. – Здесь, на войне, искать справедливости – это ненормально… Не лучшее место. Ересь ли – использовать алхимию как оружие?
Рой продолжал удерживать Зольфа; тот встал и, казалось, не обращал на действия Мустанга ни малейшего внимания, хотя и не сводил с него глаз.
– Правильнее убивать из винтовки? – продолжал задавать неудобные вопросы Багровый. – Или дело в том, что вы решились убить разок-другой, но истребление сотен и тысяч вам не по нутру?
Остальные подобрались и затихли, не решаясь уйти – всем было слишком интересно, чем это закончится. Рой едва сдерживался, чтобы не заставить Кимбли замолчать самым верным способом: добрым ударом по самодовольной роже.
– Вы не были к этому готовы, когда надели на себя военную форму? – Зольф обвел всех взглядом, остановившись на темных глазах Роя, в которых плескалась пламенная – под стать алхимии – ярость. – Тогда не стоило надевать ее вовсе, – припечатал он серьезно. – Если сами ступили на этот путь – отчего считаете себя жертвами?
Теперь Рой и Зольф почти столкнулись лбами, глядя друг другу в глаза; Кимбли по-прежнему не замечал, как Рой вцепился в его китель – аж костяшки побелели.
– Если вы намерены жалеть себя потом, то воевать не советую, – издевательски протянул Зольф, глядя в глаза Рою, но обращаясь ко всем. – Не отводи глаз от смерти, – он понизил голос, однако сказанные им слова долетали до всех, проникали в самое нутро. – Смотри только вперед. Смотри в лицо каждого из тех, кого ты убьешь. И помни их. Помни. Они-то тебя, – Зольф прикусил губу, – точно никогда не забудут.
Повисло зловещее молчание; лишь где-то вдалеке рвалась эхом канонады некогда безмятежная тишина.
– О, – Зольф как-то незаметно выскользнул из цепкой хватки Роя и посмотрел на часы. – Уже время. Ухожу на работу, – он поправил пострадавшие от грубого обращения Мустанга лацканы и пошел прочь, что-то напевая себе под нос.
– И я тоже, – Хьюз подобрался и, не глядя на Роя, направился вслед за Зольфом. – Меня перевели в другой округ.
– Удачи, – мрачно отозвался Рой. – Хьюз… Почему ты сражаешься?
– Все просто, Рой, – тяжело вздохнул Маэс. – Я не хочу умирать, – сверкнув стеклами очков, Хьюз посмотрел Рою в глаза. – Вот так. Причина всегда бывает простая, Рой.
Мустанг тяжело опустился на ящик. Большая часть солдат направилась в бой – снова. Неподалеку остались лишь молчаливые Риза и Агнесс. Рой не решался поднять глаза и заговорить – он видел, как изменился взгляд Ризы; слышал, как Агнесс украдкой тихо плакала, возвращаясь с вылазок с диверсионным отрядом. И совершенно не был готов обсуждать собственные подвиги.
“Помни! Помни!” – вторило злое эхо словам Зольфа в голове Ризы, било по ребрам в такт каждому удару сердца. Хоукай бросила беглый взгляд на Эдельвайс – та чуть не плакала, только зубы отбивали нестройный ритм о металлический обод кружки.
– И все-таки… Почему? – Риза подняла глаза.
– Ты же слышала, – пожал плечами Рой. – Чтобы остаться в живых.
– А чего она стоит, жизнь-то? – брякнула Агнесс нарочито безразличным тоном.
Риза подняла глаза на Роя. Он молчал.
*
Каюм брел по пустыне. После того, как он нашел своего сына – вопреки всему тому, что говорили злые языки, вовсе не на стороне аместрийцев – он был сам не свой. Всякий раз он задавал богу лишь один вопрос: почему так? Почему так поздно? Почему именно его сын? Его сын, веривший в идеалы этой страны, отправившийся на военную службу, его Хеис, лежал мертвым. Застрелен, словно бешеный пес. Кем-то из них – синих мундиров. Столько лет он, не показываясь в отчем доме, не послав ни весточки, трудился на благо восстания, на благо Ишвара. Оказывается, это он, его Хеис, помогал с поставками оружия, переправляя его через границу с Аэруго. Конечно, Хеис был доблестным воином, но то, что он так и не заглянул в отчий дом, причиняло старику Каюму нестерпимую боль. Одному Ишваре известно, отчего Хеис в этот недобрый час вернулся в самое пекло – должно быть, не хотел отсиживаться в Аэруго, хотел не только вкладывать оружие в руки своих братьев, но и идти в атаку вместе с ними.
Каюм брел по выжженной земле, сетуя на обозленность соплеменников, на бездействие Ишвары, на бесчеловечных аместрийцев. Перед его взором простиралась родина, разоренная, истерзанная. На какой-то миг старику стало отчаянно стыдно: он предал свой народ. Он усомнился в боге. Он сам – отступник. Должно быть, ему следовало отказаться от имени, уйти невидимой тенью, примкнуть к партизанскому отряду – теперь-то ему наверняка дадут оружие. И побоятся смотреть в глаза. Те, кто долгие годы оскорбляли его своим недоверием, те, кто избегали разговоров с ним после того, как увидели его мертвого сына, те, кто узнали, сколько тот сделал для своего народа.
Каюм хотел прийти к Айше, выпить ее настойки и помолчать – с теткой Айшей всегда можно было помолчать обо всем на свете. Она-то довольно настрадалась, чтобы понять его. Понять по одному полувгзляду или полужесту. Раньше она роптала, но после того, как увели Элай, в ее глазах окончательно поселилась неизбывная печаль, истинно ишварское смирение. Но не такой ценой оно должно было приобретаться. Не такой.
Старик дошел до разоренного аместрийской армией Муутина. Тут и там валялись непогребенные тела, над частью уже потрудились падальщики. Падальщиков за последние годы вообще развелось – такой-то пир… Каюму подумалось, что будь у них свои летописцы, они когда-то восславят эти проклятые годы – за достаток, которого их мерзкое племя давненько не видывало.
Обугленные дома, воронки взрывов, изрешеченные пулями остовы домов – где проходила синяя чума, не оставалось ничего неповрежденного. Он с такой печалью засмотрелся на рвущий сердце пейзаж, что даже не услышал, как кто-то рядом негромко напевает какую-то веселую мелодию.
*
– Как думаешь, он его убьет? – Гаяр распахнул алые глазищи, глядя на брата.
– Как пить дать, – подтвердил Нур со знанием дела. – Обязательно убьет.
Гаяр вздохнул и отвернулся. Он впервые видел аместрийца, а тем более алхимика, – не издалека, а вот так, лицом к лицу и не в ситуации прямого конфликта. И этот, со смешным синяком, такой слабый и беззащитный, показался Гаяру человеком.
– Тебе что, жалко бледнохарего? – прищурился Нур.
– Нет, – буркнул Гаяр, отворачиваясь еще сильнее – лишь бы брат не заметил так некстати выступивших слез!
Но Нур словно почуял столь противное его ожесточенной душе милосердие.
– Ты чего еще? – он грубо развернул младшего к себе лицом и встряхнул. – Реветь надумал? Как девчонка! Тебе его жалко? Жалко этого ублюдка?!
Гаяр разревелся – в голос, отчаянно потирая глаза-предатели грязными кулачками.
– Он же… Он же… – Гаяр всхлипывал, и костлявые плечи его вздрагивали. – Тоже человек…
– Человек?! – ахнул Нур. – Да какой он человек! Сволочь! Выблядок! – он огляделся – вокруг не было ни души, и никто не спешил сделать ему замечание. – Выблядок, вот! – еще громче повторил Нур, страшно гордый собой. – А с тобой… Тихо ты! С тобой только в разведку…
Уйдя из госпиталя, они крепко-накрепко пообещали Хайрату, что пойдут к тетке. Но вместо этого Нуру пришла в голову блестящая идея – направиться на места вчерашних боев и поискать выживших. Или провиант. Как говорили взрослые умные монахи, в одну и ту же воронку снаряд дважды не падает, поэтому Нур рассудил, что коль скоро проклятые аместрийцы уже разворотили Муутин до основания, то еще пару дней носа своего точно туда не покажут. А глупышка Гаяр рыдал и рыдал – вдруг их услышат! Да еще и по кому рыдал-то…
– Может, этот и не убивал никого, – стоял на своем Гаяр.
– Да ты, верно, спятил! – Нур плюнул под ноги. – Ты позабыл уже, как они наших родителей?.. А Элай?..
Вспомнив о родителях и Элай, Гаяр расплакался пуще прежнего.
– Тьфу ты, пропасть! Малявка хренов! – выругался Нур, воровато осматриваясь.
Что-то внутри него сигнализировало об опасности – смертельной опасности. В ушах шумело, сердце билось о ребра с такой силой, будто стремилось выпрыгнуть из груди, и сама земля, казалось, дрожала, выла и стенала – словно предупреждая: надо уходить. Среди этого воя Нуру послышалась какая-то веселая мелодия, будто бы кто-то шел и что-то негромко пел. Нур потряс головой и упрямо направился вперед. Пока, выходя из-за груды камней, не наткнулся на мужчину в синей форме с темными волосами, собранными в низкий хвост.
– Вот так встреча, – холодные глаза блеснули, тонкие губы растянулись в хищной усмешке.
Нур уже видел этот взгляд – когда они подрывали поезд. И когда штурмовали временное укрытие дьяволов, явившихся на их землю прямиком из Шеола. Он понимал – надо хватать Гаяра в охапку и бежать, бежать, куда глаза глядят, сбивая в кровь ноги, задыхаясь – бежать…
– Вот уж не думал, что так обрадуюсь двум ишварским свиньям, – протянул алхимик, обнажая белые зубы в ухмылке – меж них цветом крови сверкнул кристалл. – Пришло время отдавать долги.
У Нура перехватило дыхание. Казалось, вот-вот – и из глаз брызнут слезы, столь неподобающие ему, ишварскому мужчине. Он осторожно отодвинул Гаяра за спину, прикидывая, как бы смыться от дьявола с ледяным взором.
– Какая жалость, – вздохнул дьявол в ответ на движение Нура. – Неужто вас не учили, что порядочные люди всегда платят по счетам?
Нур видел его ноздри. Они слегка раздувались, словно это дьявол с жадностью вдыхал горячий воздух – их воздух! – и ожидал их хода. Ответного хода.
– Пошел ты, тварь бледнорылая! – вскипел мальчишка.
Вместо ответа алхимик рассмеялся – рассмеялся исступленно, так, что даже слезы выступили в углах ледяных глаз.
– Ах да, я совсем забыл, что веду речь о людях, а вы, конечно же, ими не являетесь, – дьявол в синей форме поджал губы. – Нужно иметь порядочную смелость, чтобы так говорить со мной, государственным алхимиком, не так ли? – его глаза зло сощурились.
– Плевать, – нервно пожал плечами Нур.
Гаяр громко всхлипнул.
– Начнем с него, – дьявол осклабился, обнажая ровные зубы.
Мгновение – и Гаяр зашелся в нечеловеческом крике боли. Из того места, где у Гаяра должна была быть левая рука, хлестала кровь – Нур даже не услышал, как прогремел взрыв. Зато услышал смех дьявола в синей форме.
– Музыка, – отметил дьявол. – Прекрасная музыка. Что, если добавить сюда немного диссонанса? Как думаешь, щенок?
Он обратился к Нуру. Страх затопил сердце мальчишки – несмотря на то, что все происходящее казалось кошмарным сном, от которого отчаянно хотелось проснуться – пусть постыдно, в слезах и мокрой постели, но подальше от этого сумасшедшего выходца из самого Шеола. Рядом с Гаяром – целым и невредимым. Но вместо этого всю суть Нура заполнила боль; она затопила его удушливой влажной волной. Теперь Нур ничком лежал на твердом обжигающем камне, силясь поднять голову и заглянуть в ледяные глаза своего палача. Встать он больше не мог – его ноги распались на молекулы в новом взрыве. Он изо всех сил старался не кричать, но получалось чертовски плохо.
– Хочешь посмотреть мне в глаза? – дьявол словно угадал его желание. – Не всем из ваших достает смелости, – Нуру показалось, что в омерзительном голосе прорезались нотки чего-то, отдаленно напоминающего… уважение?
Дьявол подошел ближе – Нур рассмотрел его безупречно начищенные сапоги – и грубо поддернул его голову за волосы наверх.
– Я отлично тебе помню, щенок, – осклабился дьявол, заглядывая Нуру в глаза, которые так некстати наполнились горячими слезами. – Похвально, что ты смел настолько, чтобы смотреть в глаза собственной смерти.
До Нура словно сквозь толщу воды доносились все звуки: и голос бледномордого, и завывания Гаяра, которые становились все более тихими и жалобными, и отдаленное эхо стрельбы.
– Пошел ты, армейский выблядок! – зло выругался Нур, и ругань эта словно придала ему сил.
Дьявол снова исступленно засмеялся и развел руки в стороны. Смелость Нура, было поднявшая голову, будто бы скукожилась и забилась куда-то в отсутствующие пятки – вместе с бешено стучащим сердцем. Нур слишком хорошо помнил, что следует за хлопком в ладоши.
– Твоя дерзость не спасет ни тебя, ни его, – ухмыльнулся дьявол. – Сейчас вы отправитесь к вашему несуществующему богу. Даже не придется расставаться с братиком.
Последняя вспышка боли показалась вечной. Словно и сам он – и Гаяр, наверняка, тоже – погрузился в кипящие недра Шеола, где его тело рвали раскаленные когти на тысячи тысяч кровавых ошметков. Агония продолжалась и продолжалась, а перед глазами стояло бледное лицо дьявола. И лишь потом наступила тишина.
========== Глава 14. Книгу листает смерть ==========
Винсент Браунинг возвращался с разведывательной вылазки. За поворотом, до которого было рукой подать, дожидался его отряд: Браунингу показалось, что стоит осмотреть еще одно притаившееся среди камней строение – то ли землянка, то ли полузаброшенный окоп. Что бы там ни находилось: провиант ли, боеприпасы или что еще – это было чрезвыйчайно важно для аместрийской армии, день ото дня все туже затягивавшей пояса. В отряде Браунинга считали смелым, доблестным и упрямым – с ним тут же вызвалось несколько добровольцев, но он на правах старшего по званию приказал ждать – дескать, он один всяко незаметнее.
Он уже направлялся обратно – вылазка дала свои плоды. В землянке оказалось немного вяленого мяса, какой-то крупы и пара ящиков с патронами. Браунинг был доволен: пусть найденное им и не сулило хотя бы одного сытного обеда, но и то хлеб. На последнем повороте он ощутил, как земля ушла из-под ног, и нечто острое, пропоров заскорузлую кирзу, вгрызлось острыми зубьями в его лодыжку. Тихо выругавшись, он ощупал себя – похоже, падая, он подвернул ногу, но кости, вроде бы, остались целыми. Отчего-то вмиг стало влажно и тепло, горячая волна подхватила его и, укачивая, понесла куда-то вдаль, навстречу сну.
Браунинг проснулся от сковывающего все тело холода. Занимался рассвет, в яму проникали скупые розово-багровые лучи, земля была влажной, словно пот выступил из всех пор измученной войной земли. Он достал из-за пояса нож и принялся отжимать стальные челюсти капкана, в который он угодил, но ничего не выходило. Он бросил взгляд на свое орудие – таким при всем желании не перепилить кость. Да и вылезать из ямы без ноги казалось слишком уж сомнительным удовольствием. В голове его разом пронеслись все слышанные за последнее время россказни о том, что происходило с синими мундирами, попавшими в лапы ишваритам. Да что там – россказни. Браунинг и сам видел достаточно. От этих воспоминаний его бросило сначала в жар, а потом в холод. Он вспотел, проклиная себя за все – уж теперь-то его точно найдут, выследят по запаху: запаху крови, пота и страха.
Это продолжалось целую ледяную вечность; солнце поднялось выше, и на смену промозглому холоду пришла нестерпимая пустынная жара. Нога в сапоге распухла, голова разболелась, все тело охватила лихорадка. Браунингу то и дело слышались шаги на поверхности, и он думал, не подать ли голос, однако всякий раз ему казалось, что это поступь врагов – чуждая, не аместрийская – и бог весть, что эти враги с ним сделают, если найдут. Он твердо решил дождаться ночи. Решив больше не расходовать сил на борьбу со стальными челюстями капкана, Браунинг попытался пристроиться так, чтобы его не стремились облизать ненасытные лучи палящего солнца, и вздремнуть. Однако шаги наверху раздались совсем близко; несколько камней тяжело скатились ему на голову.
– Кто это тут вздыхает? – голос сверху царапнул сознание, словно напильником провели по стеклу.
Браунинг силился рассмотреть говорившего, но солнце было чересчур ярким.
– О, посмотри-ка, какого полета птичка попалась в силки! – хохотнул еще один.
Он потерял счет времени. Браунинг никогда не верил ни в бога, ни в черта, но теперь был готов молиться, чтобы кто угодно из них наконец-то ниспослал бы ему смерть. Или хотя бы потерю сознания. Но, похоже, высшие силы точно так же не верили в существование офицера аместрийской разведки и не внимали его безмолвным просьбам.
Браунинг в очередной раз попытался рассмотреть мучителей, но никак не выходило: один глаз не открывался, второй был залит кровью так, что перед ним мутно плыли силуэты. Он даже не мог посчитать их: в глазу рябило от крови, боли и нестерпимой жары; все звуки сливались в адский гул; удары прилетали со всех сторон. Он попытался облизать спекшиеся губы – язык проскользил по острым сколам некогда неровных зубов. Били чем ни попадя: дубинами, руками, ногами, плетьми, чем-то острым… Из капкана его попросту выдернули, оставив на изогнутых зубьях ткань, кирзу и плоть; нога висела в неестественном положении. Браунинг надеялся, что, быть может, им, наконец, надоест, но пока палачи были полны сил и словно пьяны его болью и запахом крови.
– Сдери с него кожу? – предложил один.
– Лучше давайте выпустим кишки и подвесим за них на тех воротах? – возразил второй. – Чтобы его бледнорылые увидели.
– Да ты посмотри на него! У него ж рожа-то уже не белая! И цвет мундира не видно, – ерничал еще кто-то. – Думаешь, эти идиоты поймут, что это ихний шакал?
– На кол его, на кол, – веско проговорил кто-то. – И посередь дороги поставить. В назидание.
– С ума посходили? – сурово прогремел еще один. – Вы что, звери? Вы кому уподобляетесь, ироды?!
До Браунинга долетел ропот остальных.
– Вечно ты, Алаксар, где ни появишься – все веселье портишь, – плюнул кто-то, кто уже предлагал какой-то из вариантов экзекуции – впрочем, какой, Браунинг не помнил.
– Веселье?! – в голосе того, кого назвали Алаксаром, явно послышался гнев. – Ты это весельем называешь, гнида?
– А что он, по-твоему, смерти не достоин? – взъярился один из палачей. – Может, ему стоит ручки поцеловать, извиниться и отпустить?
– Смерти, – отрезал Алаксар. – А не вот этого.
– А как они с нашими?! А с детьми малыми? – палач опасно понизил голос. – Ты видел?! Видел, что от мальчишек в Муутине осталось? А бабы
наши? С ними они что делают? Уж явно не ручки им целуют! А ты… Сам ты падаль! – плюнул палач.
– Тебя мадрих Роу не на это благословлял! – возразил Алаксар. – На бой праведный! А не на бойню и травлю!
– А зверей только и травить! – поддержали палача остальные.
Браунинг почувствовал почти нежное прикосновение к избитому лицу и ноющему затылку, а потом, ощутив, как что-то хрустнуло в шее, внезапно увидел синее-синее небо.
*
Хайрат, вопреки всем врачебным запретам, стоял на улице, тяжело привалившись к дверному косяку, и курил. Горький едкий дым пьянил, и теперь у Хайрата кружилась голова, а на него самого накатывала дурнота. Одному Ишваре было известно, от чего – от крепкой папиросы, от чудовищной слабости и запрещенной нагрузки или же от того, что он узнал о бледнорылом с соседней койки. Раньше Хайрат бы не сомневался – раздавил бы гниду, и рука не дрогнула бы! Но он вспоминал, что и как говорил этот самый Джейсон, и язык прилипал к небу, а руки потели. Разве же это воин? Тьфу, мальчишка! Напичканный странными идеалами, наивный мальчишка!
– Что вы делаете? – всплеснула руками подошедшая медсестра, кажется, ее звали Элен. – Вам же нельзя вставать! И, тем более, нельзя курить!
Хайрат хотел было что-то ответить, но закашлялся.
– Вот! Видите! – строго проговорила медсестра, то ли сердито, то ли брезгливо наморщив нос. – Пойдемте же!
Хайрат затушил недокуренную папиросу и с помощью медсестры, пошатываясь, вошел в помещение. Кровать Дефендера была пуста. Сара Рокбелл сняла дерюгу, заменявшую простыню, и стелила новую – обветшалую и застиранную. Хайрат тяжело опустился на свою постель.
– Живой хоть? – хрипло поинтересовался он.
– Живой, – выдохнула Сара. – Ушёл… Я говорила, рано ему… – она отвернулась, махнув рукой.
Хайрат не ответил. У него словно камень с души свалился. Теперь ему не нужно было думать: убить врага-алхимика или оставить в живых. Убивать больше было некого. И Хайрат отчего-то радовался этому, как ребенок.
– Встанет обратно в строй… – буркнул Хайрат. – Сколько еще наших…
– Мы врачи, – Сара выпрямилась и посмотрела на него в упор. – Наше дело – лечить людей. И неважно, кто они. Мы помогаем всем, понимаете?
Хайрат лег – слабость снова давала о себе знать. Он надеялся, что Нур и Гаяр опять придут. Хотя еще пуще он надеялся на то, что мальчишки, наконец, послушают взрослых и голос разума – и уйдут, пока не стало слишком поздно.
Внесли нескольких раненых. Хайрат огляделся, не спросить ли у кого, откуда они, новые, снова прибыли, но все сплошь были или без сознания, или в бреду. Сара утерла пот со лба и распорядилась отправить кого-то из совсем срочных к ее мужу, а сама взялась осматривать совсем молодого парнишку. Хайрат отвернулся – он узнал юнца. Его мать жила в округе Симу. Уйти не успела. Похоже, сын ее не пожелал уходить, не отомстив. А теперь лежал на окровавленных носилках и отчаянно просил пить. Скрипнула старая табуретка – Сара, опустившись на нее подле раненого, что-то тихо ему отвечала, но пить так и не дала – раненым в живот нельзя.
– В Муутине… Взрывом… Остальные… – бессвязно лопотал мальчишка. – Пить, пожалуйста… Пить… Я… За мальчишками туда…
– Тихо, тихо, – ласково говорила Сара. – Поспи.
– И не проснусь… Я знаю… – слабым голосом проскрипел он. – Пить…
Хриплое дыхание стихло. Вновь скрипнула колченогая табуретка – а после застучали подошвы Сары по выщербленному камню. Хайрат повернулся – приоткрытый рот раненого парня чернел, и лишь непокорной белизной сверкали в нем ровные зубы. Веки были опущены заботливой рукой доктора Сары, скрюченные пальцы еще не остывшего и какого-то мятежного мертвеца застыли у вспоротого живота. Хайрат, превозмогая слабость, сел. Откуда-то из-за перегородки – он знал, что Рокбеллы оборудовали там операционную – раздавались стоны и скупые указания обоих врачей. Около носилок хлопотали две медсестры – та самая, что запретила Хайрату курить, и какая-то незнакомая, постарше. Пара ишварских ребятишек тоже помогала, чем могла. Хайрат поискал взглядом Нура с Гаяром – и не нашел. Еще один раненый затих – грудь перестала неровно и тяжело вздыматься, а на лице его застыло то же неверящее и мятежное выражение, что у того, раненного в живот.
Мысли Хайрата некстати вернулись к ушедшему Дефендеру. Теперь, глядя на раненых и павших товарищей, Хайрат уже жалел, что не воздал бледномордому по заслугам. То, что на днях он не убил одного из ишваритов, отнюдь не означало, что он и впредь будет таким же великодушным. Он оставался майором вражеской армии и, того хуже, – государственным алхимиком. Где-то здесь же истаяла, растворилась призрачная надежда на обретение в стане врага информатора. С другой стороны, теперь Хайрату можно было не думать о том, какие подобрать слова, чтобы найти ключ к чересчур мягкому сердцу Дефендера, которое на поверку могло оказаться вовсе не таким уж сопереживающим и надежным.
*
Полковник Москито пружинистым шагом направлялся к палатке бригадного генерала Фесслера. Любого другого полковника Фесслер уже давно бы стер в порошок за такое панибратство, но с Москито они, будучи курсантами Военной академии, делили одну комнату. Поэтому генерал вполне спускал с рук такую непозволительную для штабс-офицера фривольность, впрочем, периодически не забывая напоминать о своей непомерной щедрости старому приятелю.
