Текст книги "Богатство души (СИ)"

Автор книги: _Dementra_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Азъен, слава Аудрису, ты вернулся! – спокойный голос отца никак не вязался с тем, что он слышал еще несколько секунд назад.

– Прости, отец, я не хотел… – Азъен почувствовал, как грубые пальцы Мартираса разжались на его руке. От этой свободы стало ещё больнее. Он положил другую руку на пострадавшее место, немного поворачивая голову.

– Сын мой, что с тобой случилось? – голос Фредерика смягчился, став больше похожим на отцовский. Он повернулся к старшему сыну. – Мартирас?

– Я об этом ничего не знаю, – сразу начал защищаться тот. – Наша мать сказала, что он уже таким очнулся вчера.

Азъен поднял полный непонимания взгляд сначала на Мартираса, потом на отца и Гавриила. Последний кивнул в сторону стоявшего у стены резного зеркала в полный рост. Он медленно подошел к нему, внимательно изучая свое отражение. Первое, что он заметил – большие глаза цвета расплавленного золота, смотревшие так, словно готовые вот-вот наполниться слезами. Всегда бледная кожа сейчас приобрела землистый оттенок на фоне торчащих ежиком черных волос. Над левым виском он увидел какой-то холодный блеск. Приняв его за мусор, Азъен попытался стряхнуть рукой. Волосы пропустили через себя тонкие пальцы, а взгляду юноши предстала ровная полоса серебристо-белого цвета около пяти сантиметров шириной и тянувшаяся к затылку. Он поймал на себе непонимающие взгляды, как будто он мог объяснить это явление. Он и сам бы хотел получить ответ.

– Гавриил, может, хотя бы ты мне скажешь, что вчера случилось? – не сводя взгляда с волос сына, спросил Фредерик.

– Отец, меня там не было. Я знаю не больше остальных. Мартирас сказал, что защищал честь нашей сестры, когда тот бродяга приставал к ней.

– Это неправда! – едва не крича, вскинулся Азъен. – Они просто танцевали. Мартирас все неправильно понял.

– Я хотел защитить нашу сестру от сброда, тянущего к ней свои руки, – ответил Мартирас равнодушным голосом.

– Но Йенс не делал ничего плохого, – Азъен почувствовал горечь во рту и как быстро глаза наполняются слезами. Его рука коснулась кларнета, лежавшего в сумке рядом с флейтой.

– Это пока он ничего плохого не сделал. И не сделает, – слова Мартираса больно укололи Азъена. Ему казалось, что меч в сердце будет менее болезненно, чем то, что он сказал. – И прекрати реветь, Азъен. Я сделал одолжение нашему городу – остальное отребье быстро сбежало, прихватив с собой свой мусор.

– Мартирас, разве так я учил тебя поступать с людьми? – покачал головой Фредерик. – Кем бы они ни были, за ними не замечено ни одного преступления, и я пригласил их в наш дом не для того, чтобы ты показывал свои амбиции. Ты не просто оскорбил человека, ты убил его. Эту кровь и обиду, причиненную тобой нашим гостям, не смоют никакие извинения.

– Я всё понимаю, отец. Я погорячился тогда. Впредь я буду более рассудительным, – Мартирас опустил голову, показывая, что раскаивается в своем поступке.

– Я на это очень надеюсь. Ступайте, я хочу поговорить с Азъеном, – сыновья поклонились отцу, выходя из залы. Азъен вытер набежавшие слезы рукой, начиная успокаиваться. – Азъен, мы думали, что ты сбежал с бродячими музыкантами. Где ты пропадал?

– Я убежал в лес. Я не хотел сбегать из дома. Прости, что доставил столько хлопот…

– Я не знал о том, что произошло, иначе не позволил бы этому случиться. Но что так повлияло на тебя? – Фредерик протянул руку, дотрагиваясь до седых волос сына. У него самого уже много лет седина покрывала голову, но она была естественной – черных волос становилось всё меньше, они приобретали серый холодный оттенок, казавшийся стальным, как иногда его взгляд светло-голубых глаз. У Азъена же полоса седых волос имела светло-серый – почти белый – цвет без единого черного волоска.

– Мартирас убил человека у меня на глазах. Он был нашим гостем и хорошим человеком…

– Я знаю и сожалею, что так произошло, но не могу вернуть его к жизни и никто не может. Азъен, ты ещё очень юн и впечатлителен. У тебя добрая и ранимая душа, но ты должен понять, что люди умирают по тем или иным причинам. Такова жизнь и мы над ней не властны. Нам только остается принимать нашу судьбу такой, какая она есть.

– Я понимаю, отец. И даже Мартираса пытаюсь понять, – Азъен смиренно опустил голову, ожидая ответа отца. Тот подошел к сыну, поцеловав его в висок и обнимая за плечи.

– Ступай, Азъен. Тебе не мешало бы отдохнуть и поговорить с матерью – она тоже беспокоится.

Азъен кивнул и ушёл к себе. После короткого разговора с отцом ему немного полегчало. Тяжесть и режущая сердце боль никуда не делись, но появилось осознание того, что ничего не изменишь – остается только принять. Покинувшее его тело напряжение сменилось чувством сильного голода. Пришлось спускаться в обеденную залу. Теперь он начал понимать эти косые взгляды, которые все так старательно прятали – не каждый день увидишь пятнадцатилетнего мальчишку с такой проседью волос.

За весь день Азъена не оставляли одного дольше, чем на полчаса, не давая побыть одному. С начала его мать – королева Ретрия заходила к сыну, посетовав на его мягкое сердце, доставшееся ему непонятно от кого. Она проявила столько сочувствия и сострадания, сколько могла себе позволить воспитанная леди в подобной ситуации. Азъен видел в её глазах переживание, но она поступала так, как её воспитывали и не могла себе позволить большего, ведь перед ней сидел сын – почти взрослый мужчина. Только за смерть человека она не переживала – она сразу была против появления этих людей в замке. По её словам – чего-то подобного она и ожидала. Она говорила больше, как королева, но не как мать. Ей казались чужды сострадания. Для неё весь мир делился чёрное и белое, где в белом цвете оказывались лишь люди, имеющие чин и звание – значимые люди. Всё остальное – это чернь – рабочие, крестьяне, которые не достойны внимания, и отношение к ним было соответствующее.

Старшие сёстры тоже заходили к брату, не желая оставаться безучастными (наверняка не без помощи матери). Девушки казались огорченными, что в их доме произошло убийство человека. Эмили призналась, что посчитала Йенса милым и интересным, но никак не могла предположить, что этот человек мог держать на уме какие-то грязные мысли. Но вполне возможно, что Мартирас оказался прав, ведь он старше и видит больше – его долг оберегать сестёр от подобных людей. Они должны ценить это в нём.

Азъен терпеливо выслушивал своих родных, стараясь не расплакаться в очередной раз. Они же не знали этих людей, не знали Йенса. Как они могли судить о человеке лишь по тому, что он один из бродячих музыкантов, не имеет земель и не принадлежит к знатной семье? Подобные люди не могут являться поголовно плохими. Йенс не поступил бы так, как говорил Мартирас. Человек с порочной душой, по его мнению, не мог играть такую чистую и прекрасную музыку.

Последним к нему в гости в тот день пришла младшая сестра – Катарина. Полная девочка тринадцати лет отроду уже догнала Азъена по росту и выглядела старше своего возраста, однако детская непосредственность в поведении и озорной блеск в глазах выдавал в ней ребенка. Одетая в легкий костюм для верховой езды, сшитый из мягких эластичных тканей специально для неё, с убранными в высокий хвост каштановыми волосами, она была больше похожа на мальчишку, чем на подрастающую леди.

– Братик, я не сильно потревожу тебя своим присутствием? – тонким голоском спросила девочка, неуверенно топчась в дверях и смотря исподлобья на брата, сидевшего на широком подоконнике с кларнетом в руках.

– Конечно нет, Катарина. Я всегда тебе рад, – Азъен попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной и неискренней, хотя он действительно обрадовался визиту сестры.

Из шести сестер Катарина сильно отличалась от остальных и оказалась Азъену ближе всех по духу. Неугомонная, любопытная девочка с жёлтыми глазами, больше похожими на кошачьи, она никогда не могла долго усидеть на месте. В отличие от сестёр она не любила носить платья, надевая их в редких случаях, как пару дней назад. Все остальное время она предпочитала носить свободные брюки, либо её любимую одежду для верховой езды. Лошадей она любила так же сильно, как и брата, считая их лучшими друзьями. Ретрия упорно пыталась избавить дочь от неподобающих манер и привить правильные, которые соответствовали леди её статуса. По мнению их матери, принцесса должна придерживаться строгого этикета как в поведении, так и в общении.

Катарина не могла этого понять и не хотела – все эти правила не для неё. Особенно что касалось её катаний на лошадях – принцесса не должна ездить верхом, как мужчина. Но тогда от катаний пропадало всякое удовольствие, и Катарина всегда поступала так, как ей того хотелось. Хоть она ещё ребенок, но она лучше всех понимала брата, могла поделиться с ним любыми секретами и выслушать, что угодно. Сестра – единственный человек, знавший о тайных ходах, по которым Азъен покидал замок и чем он там занимается.

– Мы думали, что ты убежал с бродячими музыкантами после того, что сделал Мартирас, – девочка подошла ближе к брату, садясь на табурет, поставленный тут ещё для первого гостя. – Я тебя понимаю – после такого мне бы тоже захотелось сбежать.

– Я не хотел убегать. Мне нужно было ещё раз их увидеть.

– Ты хотел с ними попрощаться?

– Не знаю, – Азъен откинул голову назад, всматриваясь в темнеющее небо, на котором уже начали появляться первые звезды. – Но так не должно было закончиться. Мне не хотелось, чтобы они уезжали.

– Мне тоже, – губы Катарины тронула лёгкая улыбка. – Они мне понравились. Очень красиво играли, а с тобой ещё лучше. Вы словно были созданы друг для друга.

– Спасибо, сестрёнка. Мне тоже очень понравилось с ними играть, – Азъен сильнее прижал к себе кларнет, не желая выпускать из рук.

– Это инструмент того мужчины? – заметив жест брата, жёлтые глазки заблестели от любопытства.

– Я хотел его вернуть, но они не взяли. Сказали, что отдам при следующей нашей встрече, – он умолк, вспоминая слова Хайды: «Отдашь при следующей вашей встрече». Возможно, это ему только показалось или женщина просто оговорилась. Ведь встреча с Йенсом для него теперь возможна только в загробном мире, если он окажется таким же, как и в их религии.

– Значит, они ещё сюда вернутся, – обрадовалась Катарина, на что Азъен лишь покачал головой.

– Возможно. А может просто хотели приободрить, оставив какую-то память о Йенсе.

– Он сказал, что этот инструмент из Гринбергии. Они, наверное, объездили полмира, столько всего интересного повидали. Я бы тоже хотела поехать в Гринбергию, увидеть эту страну, какие там люди, чем они отличаются от нас.

– Сомневаюсь, что люди там другие, но страны я бы тоже хотел увидеть.

– А ты умеешь играть на нём? – заискивающий голос Катарины заставил Азъена повернуться в её сторону. В тусклом свете свечей жёлтые глаза просто светились любопытством и мольбой.

– Как выяснилось – умею, – Азъен улыбнулся, видя, каким восторгом засияли её глаза. На сердце сразу потеплело от одного только вида жизнерадостной сестры.

Азъен поднес к губам мундштук, которого ещё совсем недавно касались губы Йенса. Ему даже начало казаться, что он касается губ мужчины, сливаясь с ним в чувственном поцелуе. Тихая музыка заполнила комнату, перенося музыканта и его слушателя в другой мир. Кларнет словно нашептывал ему ободряющие слова. Он чувствовал в этом инструменте Йенса, в каждой клавише, в каждом клапане. Звуча его голосом, легкая успокаивающая музыка окутывала в теплый кокон, как заботливые руки мужчины, шепчущего ободряющие слова. Словно он находился рядом.

Когда Азъен прекратил играть, в комнате ещё долго звучала музыка, эхом отражаясь от стен. Только сейчас он заметил, что его глаза вновь наполнились влагой и поспешил стереть её рукой.

– Братик, это было так красиво, – Катарина смахивала с лица слёзы пухлой ладошкой, но новые набегали на их место ещё быстрее. – и так больно…

– Мне тоже больно… – эхом повторил Азъен, отворачиваясь от окна. – Йенс был хорошим человеком, что бы ни говорил Мартирас.

Катарина замерла, рассматривая брата, как в первый раз. Таким она его ещё никогда не видела.

– Ты влюбился в него, да? – сделала выводы девочка. Отразившийся на лице брата шок и покрасневшие щеки стали для неё ответом. Пухлый ротик приоткрылся от удивления.

– Не говори об этом никому, Катарина, прошу тебя, – Вымученно взмолился Азъен, прижимая кларнет к груди, словно это его собирались отнять. – Я и сам не понимаю этого…

– Так может быть? Он же мужчина и намного старше тебя. Нам говорят, что это грех и недопустимо…

– Я знаю, но ничего с этим сделать не могу. Он говорил, что их бог не запрещает мужчинам любить друг друга.

– Он говорил с тобой об этом? – круглые щечки девочки порозовели от смущения, в глазах появился интерес и, порожденный им, стыд.

– Не только говорил, – Азъен вспомнил, как Йенс касался губами его пальцев, целовал их, проводил по ним влажным язычком во рту… Зажимавшие кларнет пальцы начали покалывать от воспоминаний. Он не мог рассказать подобное сестре – хотел, но она ещё слишком юна, чтобы делиться с ней подобным. Но что-то он сказать мог. – Когда мы играли вместе, он словно общался со мной. Это было волшебно…

– Когда вы играли два дня назад? – уточнила Катарина. – Тогда это произошло?

– Нет. Я познакомился с ними раньше, когда они выступали на площади.

– Ты играл с ними там? – удивилась девочка. – Они вели себя так, как будто не видели тебя раньше. Они знали, что ты сын короля?

– Я признался в этом Йенсу. Они меня не выдали. Мне так страшно было тогда.

– Мне тоже было бы страшно и, скорее всего, я убежала бы куда подальше. Я так завидую тебе, братик – ты умеешь играть на любом инструменте, как искусный мастер. Мне тоже хотелось бы научиться, но мои неуклюжие пальцы годятся только для верховой езды. Сёстры говорят, что я никогда не научусь играть так же хорошо, как и ты.

– Не расстраивайся из-за этого. Они тоже никогда не научатся так играть, – Азъен улыбнулся, ободряя сестру. Та тихо засмеялась, а в жёлтых глазах заплясали озорные огоньки. – Зато ты лучше всех ездишь верхом и могла бы кого угодно поучить.

– Только не говори об этом нашей матери. Она придёт в ужас, узнав об этом.

Катарина ещё долго сидела с братом, позабыв о сне. Рядом с ней Азъен чувствовал себя не так тоскливо. Он знал, что может рассказать сестре всё, что угодно, не боясь осуждений или непониманий.

========== Глава 7 ==========

Жизнь быстро вернулась в привычное русло, раны на сердце постепенно затянулись. Азъен не забывал о Йенсе, просто теперь воспоминания о нем приносили больше тепла, чем боли. Изменилась только его музыка – она стала более проникновенной, способной дотронуться даже до самой чёрствой души. Вкладывая всего себя, Азъен передавал все свои эмоции, которые могли услышать не только люди.

Теперь, оставаясь в лесу, он замечал намного больше животных, не боявшихся приблизиться к нему, чтобы послушать музыку. Частыми гостями Азъена оказывались олени, лисы, зайцы, позволяющие дотронуться до себя без страха. Волка он больше не видел, как и других хищников, кроме лис. На вопрос об этом, старшие братья отвечали, что в их лесах давно нет волков. Они водятся в горах, как и горные львы, а рядом с людьми они предпочитают не водить соседство. Азъен не говорил, что видел волка в лесу, иначе это послужило бы поводом для очередной охоты.

Мартирас и Гавриил часто любили отправиться в лес на несколько дней. После они возвращались с богатым уловом и поводом, чтобы погордиться собой. Отец хотел, чтобы и младший сын проводил время с братьями на охоте, но мысль об убийстве вселяла в юношу ужас. Иногда ему казалось, что окажись он в лесу совершенно один, то обязательно умрёт от голода, не имея возможности добыть себе пищу. Здесь оказалось бы недостаточно одного умения разжигать костёр.

Азъен часто думал над тем, что произошло в ту ночь, когда он разговаривал с Йенсом в последний раз. Даже от воспоминаний о прикосновениях мужчины сердце начинало биться чаще, а внизу живота накапливалась тяжесть. Но это оставалось ровно до того момента, пока Йенс не спросил его о желании, чтобы на его месте оказалась женщина. Возбуждение быстро проходило, оставляя после себя боль неудовлетворения. Часть его приняла то, что он полюбил мужчину и что этот мужчина уже мертв, но он никак не мог понять, почему его не привлекают женщины. Ему скоро исполнится шестнадцать лет, и он должен испытывать влечение к противоположному полу. Братья всё чаще подшучивают над ним, что пора бы уже становиться мужчиной, «а то седина уже есть, а женщины так до сих пор и не знал. Так и состарится девственником». Азъен с трудом сдерживал себя в такие моменты, чтобы не скривиться. Он вообще не представлял, как из-за этого сложится его дальнейшая жизнь. Катарина лишь качала головой, слыша подобное от брата.

– Может, это придет со временем? – предположила Катарина, расчесывая гриву своей лошади после прогулки.

Они стояли в просторном загоне для лошадей, окружённые десятками таких же. Катарина любила приходить сюда – не в королевскую конюшню, а просторную – на окраине города. Тут расположился большой амбар на двести лошадей не только ездовых, но и пахотных. С трёх сторон его окружали поля и леса, а днём здесь практически не наблюдалось людей и суеты. Большая часть стойл пустовала, и лишь изредка тут проходили посторонние люди.

Азъен не представлял, как можно управляться с таким количеством работы всего двум людям. Дирк – владелец конюшни – практически одного возраста с королем, но из-за своего образа жизни оставался всегда в прекрасной физической форме. Он знал о детях короля, частенько заходившим в гости, и не препятствовал их визитам.

Несколько лет назад конюшня была в три раза меньше, но после того, как увеличилось количество лошадей, мужчине пришлось взять себе постоянного помощника. Тогда одиннадцатилетний Азъен впервые увидел Алэна: невысокий худой мальчишка четырнадцати лет с затравленными голубыми глазами, которые он постоянно прятал за длинной челкой светлых волос, пока хозяин не заставил их отстричь. Как потом выяснилось, Дирк нашел его среди других мальчишек – сирот, скитающимся по улицам, и предложил работу. Ни на что лучшее Алэн не мог и надеяться в своей жизни, от этого очень боялся что-то сделать неправильно и ошибиться. Он быстро полюбил свою работу и лошадей.

Азъен помнил их первую встречу – он тогда ещё почти не умел кататься верхом и просто приходил в конюшню, чтобы играть на флейте для лошадей. За этим занятием его и застал Алэн, немного удивленный и смущённый поведением мальчика, но всё равно завороженный прекрасной музыкой и ясными золотыми глазами музыканта. Они быстро подружились и лишь после третьей встречи юноша узнал, что его новый друг – сын короля. К счастью, это никак потом не повлияло на их дружбу.

Алэн и Дирк жили на втором этаже амбара, где хранилось заготовленное сено и оставалось много места для двух людей. За три года работы на конюшне юноша очень сильно изменился – из робкого мальчика он превратился в уверенного молодого мужчину с ясными голубыми глазами. Он подрос на голову и под обтягивающей рубашкой уже хорошо проступали крепкие мышцы плеч и груди. Азъен часто слышал от друга, что некоторые молодые барышни оказывают ему внимание, заглядывая сюда, чтобы пообщаться. Только взаимностью он никому не отвечал, говоря, что его сердце принадлежит лошадям и этому амбару. Усомниться в подобном никто не посмел бы – Алэн постоянно был в работе, почти не отдыхая. Ему хватало четырёх часов сна, после чего он снова возвращался к лошадям. Но для лучшего друга он всегда находил время, даже если был очень сильно занят. Только в последние три месяца увидеться им не удавалось – после смерти Йенса Азъен приходил сюда лишь пару раз, но друга так и не заставал.

– Братик, о чём задумался? – тонкий голосок Катарины вывел Азъена из раздумий. Он уже несколько минут водил щеткой, глядя куда-то в сторону пустым взглядом.

– Не знаю. Может быть, – ответил Азъен, на что получил звонкий смешок сестры. Он обернулся по сторонам, не обращая внимания на насмешку сестры. – Катарина, а ты в последнее время не видела Алэна?

– Нет… – задумчиво ответила девочка, поднимая глаза к потолку, словно там она могла увидеть ответ. – В последний раз около двух недель назад я его встречала. А вы давно не виделись? Он тоже спрашивал, почему ты не заходишь.

– Я его больше трёх месяцев не видел, – признался он. – Сюда приходил только пару раз, но его не заставал.

– Так и дождись его сегодня. Он будет рад тебя видеть.

– Я так и поступлю, – кивнул Азъен, продолжая медленно стирать с шерсти лошади осевшую пыль.

Катарина убежала домой, пожелав брату удачи, а Азъен уселся на перегородку между стойлами, доставая из сумки флейту. Рядом стоявшие лошади, заметив музыканта, с любопытством повернули головы. Он давно приучил их к своей музыке, а в последнее время играть здесь почти не удавалось, от чего животные вели себя уже не так активно, как обычно. Но как только он поднес флейту к губам, у ворот амбара заржала одна из лошадей. Азъен повернул голову, смотря на вошедшего друга – высокий широкоплечий блондин, обнаженный по пояс, держал рубашку зажатой в руке. Он шёл не спеша, наклонив голову, стряхивая с волос стекающую влагу, а загоревшее крепкое тело юноши блестело от ещё невысохшей воды. Азъен улыбнулся, наигрывая звонкую мелодию, привлекая к себе внимание друга. Тот сразу поднял голову, широко улыбаясь, а голубые глаза заблестели ярче, чем на солнце.

– Азъен, наконец-то ты решил заглянуть сюда, – Алэн подошел ближе, опираясь плечом на косяк справа от Азъена.

– Я тоже рад тебя видеть, Алэн, – улыбнулся тот. – Извини, что не получалось приходить чаще…

– Это тебе не передо мной надо извиняться, а перед ними, – он кивнул на стоявших лошадей, с любопытством смотревших на людей. – Они очень скучают по твоей музыке. И я тоже. У тебя что-то случилось или ты просто не приходил, потому что не хотел?

– Долго рассказывать.

– А ты попробуй, – Алэн подошёл ближе, становясь напротив друга, и только тогда заметил изменения в его внешности. Он изумленно замер. – Кто это с тобой сделал?

Он потянулся рукой до седых волос, возможно, не веря, что они настоящие. Азъен почувствовал робкие прикосновения пальцев к волосам, скользнувших по коже вдоль всей проседи. Он на секунду прикрыл глаза, наслаждаясь приятными ощущениями. Ему бы тогда отстраниться и убрать руку, но он не мог, продолжая наблюдать за реакцией друга, в глазах которого сменялось множество вопросов и эмоций. В какой-то момент ему даже показалось, что он увидел сочувствие и какую-то грусть. Но они быстро испарились, взгляд стал ясным, как обычно, а рука исчезла. Азъен поймал себя на мысли что не хотел, чтобы тот убирал её и сам едва не потянулся за ней, но вовремя остановился, прогоняя от себя это секундное наваждение.

– Расскажешь?

– Алэн… Ты мой друг, но есть такие вещи, которые я не могу рассказать. Во всяком случае пока. Надеюсь, ты меня понимаешь?

– Понимаю, – с какой-то грустью отозвался Алэн. – Может тогда хотя бы порадуешь своей музыкой?

Азъен улыбнулся, услышав просьбу, но тоска на душе не проходила. Ему бы очень хотелось поделиться тем, что произошло три месяца назад, но страх потерять лучшего друга из-за осуждения и непонимания заставлял держать язык за зубами. Именно этот страх и не позволял ему приходить в амбар слишком часто, чтобы избежать нежелательных разговоров.

Когда зазвучала музыка, Азъен уже полностью погрузился в свои мысли и не видел ничего вокруг себя. Мир вокруг словно растворился, он видел только карие глаза, слышал голос мужчины, проникающий под кожу и заставляющий сердце трепетать. Азъен закончил играть слишком быстро, как ему показалось, и ещё несколько секунд сидел с закрытыми глазами. Видение растворялось, плавно возвращая его в реальный мир. Правым плечом он почувствовал прикосновение длинной морды и слабый толчок в бок. Открыв глаза, он увидел перед собой лучшего друга. Голубые глаза блестели от набежавших слез, которые он старательно смахивал рукой.

– Знаешь, Азъен, ты и раньше играл хорошо, но теперь… – Алэн смотрел по сторонам, не зная, как выразить словами то, что испытывал. – Ты когда-нибудь видел, чтобы лошади плакали?

Азъен удивленно посмотрел на друга, а потом повернул голову на прижимающуюся к нему лошадь. Большие карие глаза переполняли слезы, по длинной морде тянулись длинные мокрые дорожки. Оглянувшись по сторонам, он увидел точно такие же у других лошадей, все большие грустные глаза смотрели на него – они чувствовали его боль и скорбели вместе с ним.

– А я-то думал, что поседею раньше всех со своей работой, – Алэн провел рукой по высохшим светлым волосам, укладывая их ровно.

– Ты? – удивился Азъен, поворачиваясь к другу лицом. – Ты же любишь свою работу и лошадей.

– Люблю, – с грустью и какой-то отстраненностью подтверди тот. – Но я же не могу держать всё это хозяйство на себе. Уже сейчас мне приходится заниматься большей частью работы. Дирк моложе не становится, и скоро всё будет висеть на мне. Если он не найдёт ещё одного помощника, то рано или поздно я начну не справляться с работой и конюшня просто пропадёт.

– Так поговори с ним об этом. У вас же хватит места на ещё одного человека.

– Я как-то пробовал ему говорить, он только назвал меня лентяем и не захотел больше слушать, – Алэн глубоко вздохнул, оглядываясь по сторонам. Кроме их двоих в конюшне до сих пор никого не наблюдалось. – Азъен, я очень рад был тебя повидать, но мне пора возвращаться к работе, пока Дирк не пришел. Надеюсь, ты ещё заглянешь?

– Конечно, – улыбнулся Азъен смотря, как друг надевает рубашку через голову.

Поношенная ткань давно вытерлась и местами оказалась порвана. Алэн носил её почти год и за это время она стала заметно мала – ткань плотно прилегала к телу, обтягивая широкие мускулистые плечи и крепкую грудь. За этот год он заметно набрал форму и уже больше напоминал мужчину, чем юношу. Тяжелая рука легла на его плечо, отрывая от размышлений. Алэн попрощался, уходя в конец амбара, а Азъен вновь поднес флейту к губам, наигрывая звонкую мелодию. Лошади сразу оживились, начав трясти гривами. Настроение заметно улучшилось после встречи с другом, и хотелось бы видеть его почаще, но скоро начнется сезон уборки полей, а значит, Алэн будет пропадать там от рассвета до заката.

Вечером перед возвращением в замок, Азъен встретил хозяина амбара и поинтересовался, не хочет ли тот взять себе ещё одного помощника, чтобы разгрузить Алэна. Тот лишь покачал головой, посетовав на ленивую молодежь, которая не желает трудиться. Возможно, не будь Азъен сыном короля, Дирк выразился бы в куда более грубой форме, а так пришлось прислушаться к юноше.

Азъен и не рассчитывал на скорое решение конюха – Дирк был одиноким и достаточно черствым человеком. Он привык всё делать сам и наверняка долго сопротивлялся прежде, чем взять кого-то в помощники. Хоть он и вёл себя иной раз достаточно грубо и резко с Алэном, со временем он привык к его присутствию, относясь к нему почти как к сыну, которого он так и не завёл.

***

Новость о новом помощнике конюха принесла ему Катарина почти через месяц после их с Алэном разговора. Дирк привел его с неделю назад. Его зовут Эрик, и, похоже, младшая сестра влюбилась в него судя по тому, как блестели ее глаза и с какими вздохами она рассказывала о нём. Выбраться к другу у Азъена получилось только спустя несколько дней. Алэн буквально светился от счастья, что Дирк, наконец, пошёл на уступки.

Эрик был на год старше Алэна и, по его словам, очень ответственный, но увидеть его в тот день так и не удалось – он помогал с уборкой полей и вернулся только поздно вечером. Азъен порадовался за друга, что смог исполнить его желание и пообещал зайти в ближайшие дни познакомиться с тем, о ком все так лестно отзываются.

Уборка полей шла полным ходом и иной раз не удавалось увидеть даже Алэна. Азъен мог лишь радоваться за своего друга, который теперь будет иметь больше свободного времени, а пока ему оставалось только находиться в компании лошадей, играя для них на флейте.

На свой шестнадцатый день рождения Азъен совершенно не хотел праздника, но не говорил об этом отцу, чтобы не огорчать. Для Фредерика день рождение ребенка – особый праздник, наверно, даже больше, чем его собственный. Поприсутствовав на официальной части, Азъен удалился в свои покои, в надежде улизнуть из замка хотя бы ненадолго.

За массивными дубовыми дверьми в его покои юношу ждал сюрприз, оставленный старшими братьями. Он сразу понял все их намёки на то, что в шестнадцать лет он, наконец-то, станет мужчиной. На своей кровати он обнаружил лежавшую полуобнаженную женщину, которая ждала именно его. При появлении именинника, рыжеволосая женщина сладко улыбнулась, поднимаясь с кровати. В свете горящих свечей она выглядела моложе, чем на самом деле. Под тонкой полупрозрачной тканью, державшейся лишь на её узких плечиках и тоненьком ремешке, хорошо проглядывалось её стройное тело.

– Ваше Высочество, мне очень польстило оказаться сегодня в ваших покоях, – томно прошептала женщина, приближаясь к своей «жертве». В каждом её шаге, в каждом слове звучал соблазн, призыв овладеть её телом. Только когда она подошла к опешившему Азъену, желая заключить его в свои объятья, он отстранился. – Не нужно бояться, Ваше Высочество. Обещаю, что вам понравится. Я здесь для того, чтобы доставить вам удовольствие.

– Сколько мои братья заплатили тебе? – спросил Азъен, отходя от женщины на безопасное расстояние.

– Разве это важно? Удовольствие, что вы получите, окажется неизмеримо больше.

– Как тебя зовут? – не унимался Азъен, продолжая ходить по комнате кругами. Ему нужно было как-то избавиться от этого безумия, которое ему устроили братья.

– Вы можете звать меня, как пожелаете.

– Как назвали тебя родители?

– Лия, Ваше Высочество.

– Лия, сколько мои братья заплатили тебе?

– Двадцать монет серебром. Будьте уверены, это того стоит…

– Лия, мне льстит забота моих братьев, но я не могу принять этот подарок.

– Если я вас не устраиваю, вы можете выбрать любую из моих сестёр себе по вкусу.

Азъен мысленно скривился – он не знал, как всё устроено в публичном доме, но слышал от Мартираса и Гавриила, что женщины там зовут друг друга сестрами.

– Спасибо, но в этом нет необходимости, – Азъен открыл дверцу шкафа, в котором хранилась одежда, и достал оттуда мешочек с монетами, оставленные ему Йенсом четыре месяца назад. Золотая монета блеснула в его руке, отражаясь блеском в серых глазах рыжеволосой женщины. – Лия, ты можешь для меня кое-что сделать?