Текст книги "Богатство души (СИ)"

Автор книги: _Dementra_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Потерпи ещё немного, малыш.

Эти слова он услышал четко, хотя раньше не мог разобрать бормотания лекаря. Но сейчас он был уверен, что слышал другой голос. Он хотел открыть глаза и убедиться, что ему не показалось и что он действительно слышал ЕГО голос.

В покоях никого не оказалось. Солнце светило в окна, заливая ярким светом всё помещение. На столике возле кровати тлела ароматическая палочка. Тонкая струйка сизого дыма не спеша поднималась вверх и растворялась в воздухе, испуская слабый аромат лаванды.

И больше ничего. Азъен разочарованно поморщился – опять его фантазии играют с ним злые шутки. Похоже, он обречен на всю жизнь, если не сойдёт с ума раньше.

Затёкшие за долгую ночь мышцы требовали, чтобы их размяли. Азъен подчинился велению своего тела и вытянулся во весь рост. Это оказалось большой ошибкой. И он это понял, когда сильная боль пронзила всё его тело от спины до ягодиц.

Азъен сжался, глуша крик в подушке. Не двигаясь, боль медленно отступала, но легче от этого не становилось. Старый лекарь оказался прав – вчерашний день воспринимался, как страшный сон. Только очень-очень красочный. Но только это не сон, как хотелось бы верить. Братья действительно были здесь, и отец видел всё, что тут происходило. Азъен считал, что готов к наказанию, но на деле… На деле всё произошло не так, как он себе представлял. Конечно, он не мог предугадать реакцию братьев, и не мог допустить даже мысли, что произойдёт что-то подобное.

А с другой стороны – они воспитывались в мире, где презирают таких, как он – мужеложцев, голубых, людей с нетрадиционной ориентацией. Но что Азъен мог с этим сделать, если он такой, какой есть? Против себя он пойти не мог. Измениться и стать другим человеком, которого хотят видеть другие? Это невозможно. Лучше уж умереть.

Успокоившись и приведя мысли в порядок, Азъен заметил, что в его комнате не так тихо, как обычно. Сам воздух казался пропитанным звуками. Это не было музыкой, звучавшей в его голове или шумом с улицы.

Голос. Далёкий, манящий, неразборчивый, но он определённо хотел, чтобы его услышали. С начала Азъен решил, что его воображение опять играет с ним, но проходили минуты, а ничего не менялось. Он прислушивался, понимая, что либо сходит с ума, либо этот голос действительно звучал и шёл из окна.

Медленно, пересиливая боль во всем теле, Азъен поднялся с кровати. Увидев своё отражение в большом зеркале, он невольно остановился, присматриваясь: бледную кожу теперь украшали множество ярких красных рубцов, которые будут держаться несколько дней; правая щека припухла, как и нижняя губа после удара Мартираса. Азъен положил ладонь на щеку. Яркое воспоминания о жестокости, с которой старший брат нанёс этот удар, заставили его зажмуриться. Словно это произошло только что.

До окна оставалось дойти всего три шага. И, когда створки оказались открыты. Азъена что-то оттолкнуло от него. Он осознал, что находился в состоянии, в котором мог бы шагнуть за край. Сейчас ему плохо и тяжело, но раньше он не допускал мысли о смерти. Не хотелось верить, что он способен на такое. Это оказалось временное помутнение, которое привело бы к необратимым последствиям, если бы что-то не помешало ему это сделать.

Азъен устремил взгляд в даль – туда, где уже многие тысячелетия неподвижно стояли величественные горы. Звуки, что он слышал, исходили именно от них или, возможно, с того направления. Они манили, звали его. Смысл Азъен понять не мог, но сердцем чувствовал, что должен откликнуться на этот зов. Не мог не откликнуться.

Оставалось сделать всего один последний шаг. Вот только этот шаг окажется достаточно тяжёлым. Азъен мог закрыть глаза на боль, но отец… Как он может оставить его и уйти в такой момент? А иначе он поступить просто не мог. Сбежать, воспользовавшись тайными ходами, но он не собирался возвращаться вечером или на следующий день. Возможно – никогда. Кто знает, что его ждёт там, куда зовёт его неведомый голос.

Одному лишь богу ведомо, сколько усилий пришлось приложить Азъену только чтобы одеться, а потом и спуститься в низ. В коридорах он заметил непривычную пустоту, лишь редкие служанки пробегали по своим делам, пряча глаза от принца. Ему оставалось лишь тяжело вздыхать и идти дальше. Что он мог сделать в данной ситуации? Запретить слугам разговаривать и разносить слухи? Это ни к чему бы не привело. Да и не смог бы он этого сделать – так ущемлять людей, даже прислугу.

Приблизившись к тронному залу, Азъен услышал доносившиеся оттуда голоса. Точнее, один голос – короля. Напряжение, висевшее в воздухе, остановило юношу. Он вслушивался в гневный голос отца, который ещё никогда так не звучал.

– Я не могу поверить, что воспитал таких сыновей! – Фредерик рычал всё громче. Эта тирада, по-видимому, длилась уже достаточно долго, но поток брани не иссякал, не давая возможности его слушателям вставить даже слово. – Чудовищно! Неужели я воспитал извращенцев? Насильников?! Что я сделал не так? Я всегда считал себя неплохим отцом и окружал вас всех заботой и любовью. Или вам не это было нужно?..

Он не нуждался в ответах и продолжал говорить, не останавливаясь ни на секунду. Азъен, оказавшись в тронной зале, встал за широкой колонной, чтобы его никто не заметил. За исключением нескольких служанок и шестерых рыцарей, стоявших за троном, зала пустовала. Король, стоя на пьедестале перед троном, нервно расхаживал взад-вперед, извергая ругательства и бросая уничтожающие взгляды вниз.

В нескольких метрах от короля, опустив головы, стояли Мартирас и Гавриил. Братья молчали и не смели даже пошевелиться, лишь их плечи иногда вздрагивали после очередного брошенного в их сторону: «Извращенцы!», «Насильники!», «Позор!». Азъен не увидел их матери в зале. Возможно, она ни о чём и не догадывается, если король решил не посвящать её в это.

– Я воспитывал своих детей, достойных носить корону, – продолжал Фредерик. Азъен не мог оторвать от него взгляда – таким злым он отца еще никогда не видел. – Я растил Людей! А выросли монстры. Вы не достойны чести заниматься даже самой грязной работой. Я не могу называть вас своими сыновьями – больше нет! Совершённый вами инцест не укладывается ни в какие рамки моего понимания. Вы совершили три преступления, и я считаю, что было бы справедливо, если вы понесете наказание за каждое. Но я поступлю по-другому. Я предоставлю вам выбор, – Фредерик сделал паузу впервые за несколько минут, собираясь с мыслями и набрав в грудь больше воздуха. – Кастрация или смерть!

В зале впервые за долгое время повисла тяжёлая звенящая тишина. Старшие сыновья не шевелились, а у Азъена перехватило дыхание от вынесенного приговора.

– Нет, отец, не поступай так, – хриплым голосом произнёс Азъен. Он говорил тихо, но образовавшаяся тишина и акустика зала донесли его слова до присутствующих.

Король поднял взгляд на младшего сына, выходящего из-за колонны нетвёрдой походкой.

– Азъен, тебе не следует тут находиться. Возвращайся к себе в покои, – тон короля немного смягчился, но всё-равно здесь он оставался королем.

– Отец, прошу, не казни моих братьев, – Азъен, словно не слыша приказа, упрямо шёл вперёд, остановившись лишь у самого пьедестала рядом с Мартирасом и Гавриилом. – Они не заслужили такой судьбы.

Стоявшие рядом братья повернулись в его сторону. Только в их лицах читалось презрение и ненависть.

– Азъен, они совершили ужасные преступления, и я не могу оставить их безнаказанными.

– Я не прошу тебя их помиловать. Накажи их. Но то, что ты предлагаешь им выбрать – это ужасно.

– Я всё решил! – отрезал Фредерик.

Азъен упал на колени. Несмотря на сильную боль, он не мог иначе.

– Прошу, отец. Если они заслуживают наказания, то и я тоже.

– Что ты такое говоришь? – Фредерика шокировал поступок сына, а его слова прозвучали, как пощёчина.

– Вот кто истинный извращенец, – зашипел Мартирас, не отводя взгляда от младшего брата. – Мужеложец!

– Молчать! – зарычал Фредерик, но последние слова всё равно успели достичь его ушей. Он повернулся к Азъену. – Сын мой, скажи, что это неправда.

– Это правда, отец, – после недолгой паузы ответил Азъен, не поднимая головы.

Фредерик тяжело опустился на трон, закрывая глаза рукой. Сраженный этой новостью, он не знал, как ему теперь поступить.

– Если нас всё-таки казнят, я хочу, чтобы он был первым, – обратился Гавриил к Мартирасу. – Ещё неизвестно, кто из нас больший преступник. Братец Азъен, а ты знаешь, что для таких, как ты в аду приготовлен отдельный котёл, где тебе будут вставлять кол в твою…

– Достаточно, Гавриил! – уставшим голосом оборвал его Фредерик. В нём не слышалось угрозы, однако сын подчинился, решив не искушать судьбу. – Я не могу допустить подобного, но и оставить всё так тоже не в праве.

– Какое бы ты решение не принял, отец, оно должно касаться всех троих, – сказал Азъен, смирившись со своей судьбой. – Это было бы несправедливо, если ты лишишь братьев достоинства, а меня наказание не коснётся. Казнив их, ты лишишься всех наследников, потому что я отрекусь от права на корону.

– Как благородно, – фыркнул Мартирас. – Да даже если бы ты не отрёкся, кому нужен голубой король? У тебя даже наследников-то не будет. Тебя не будет уважать ни твой народ, ни соседние королевства. Наша страна обречена.

Оскорбления, сыплющиеся в сторону Азъена, сильно кололи. Как бы он не старался не обращать на них внимание, они достигали сердца, и так бившегося, точно испуганная птица. Стоило огромных усилий, чтобы сдержать слёзы – вчерашние события ещё свежи в памяти и каждое новое оскорбление ранило сильнее острого клинка. Азъен не хотел отвечать. Он старался понять братьев: для них он совершил ужасный грех; он не такой, как они – не достойный зваться сыном короля, не достойный называться мужчиной; их всегда учили презирать таких. Но они всё-равно оставались его братьями.

– Достаточно! – голос Фредерика разнёсся по зале, заставив разом замолкнуть обоих братьев. Король убрал руку от лица, поднимая тяжёлый взгляд на сыновей. За несколько минут он словно постарел на полтора десятка лет, а в серых глазах появилась бесконечная усталость и скорбь. – Я уже понял, что вы оба, – он посмотрел на старших сыновей. – Не усвоите урок, какое бы решение я не принял. Но я надеюсь, что ещё не слишком поздно. Поэтому вот вам мой приговор.

Король поднялся на ноги, оглашая сыновьям свое решение:

– Изгнание! Десять лет вы не имеете права возвращаться в Илай; у вас не будет прав претендовать на корону до истечения этого срока. Я надеюсь, что в вас ещё осталось что-то человечное, чего я пока не могу увидеть. За эти годы вы не имеете права пользоваться именем нашего дома – не позорьте честь нашего рода. Если вы хотите чего-то добиться или доказать, то должны сделать это сами. Единственное, о чём я вас прошу – докажите, что в вас ещё осталось хоть что-то человеческое.

– Отец, ты изгоняешь нас двоих? – возмутился Мартирас, смотря на короля в упор. – А младшего сына это не касается?

– Это касается и его. За исключением одного – он может вернуться тогда, когда пожелает.

– Но это не справедливо… – хотел было возразить старший сын, но, столкнувшись с тяжёлым взглядом отца, стушевался и замолчал.

– Ты мне сейчас будешь говорить о справедливости и чести, Мартирас? Ты потерял свою честь вчера и уронил своё достоинство в моих глазах. Мне стыдно за таких сыновей.

– Прости, отец. Я исполню твою волю и сделаю всё, чтобы ты мог мной гордиться и называть своим наследником.

Мартирас опустился на колено, покоряясь воле отца. Спустя несколько секунд его примеру последовал и Гавриил.

– Я надеюсь, мы сможем оправдать твои ожидания, отец, – сухим голосом произнёс он.

– Я тоже на это надеюсь. А теперь ступайте, чтобы до завтрашнего дня я вас не видел. Тогда мы и попрощаемся.

Братья молча поднялись, выходя из залы. Азъен неуклюже поднялся на ноги и нетвёрдым шагом пошёл следом, но едва братья скрылись из виду, Фредерик остановил его:

– Останься, Азъен, – слова прозвучали, как просьба. Однако, Азъен не мог не подчиниться и вернулся к пьедесталу. Теперь он стоял тут один, с грустью смотря на отца. – Когда я возвращался вчера во дворец, у меня было дурное предчувствие. Я считал, что готов к любому удару судьбы, но то, что произошло, оказалось выше моего понимания. Не знаю, что меня тогда заставило пойти к тебе, Азъен. Может, такова была божья воля. Я очень зол на своих сыновей и не знаю, смогу ли однажды забыть тот ужас, что они сотворили. Думаю, если бы ты сейчас не переубедил меня, то я казнил бы их и не пожалел бы об этом. Почему ты так поступил после того, что они с тобой сделали?..

– Я считаю, что они заслуживают второго шанса. Любой заслуживает. Если человек хочет исправиться, то почему не дать ему такую возможность?

– Мне бы очень хотелось верить, что твои братья исправятся. К сожалению, этот мир более жесток, чем ты себе его представляешь. Мне не хочется рушить эту иллюзию – это сделает время. Тогда ты станешь другим человеком. Не тем, что стоит сейчас передо мной. Только будет ли это мой сын, которого я знаю и люблю? Азъен, если хочешь, ты можешь остаться. Мне не хотелось бы, чтобы ты уходил.

– Нет, отец. Я уйду вместе с братьями и пойду своей дорогой. Вряд ли ты захочешь видеть возле себя сына – мужеложца. Что будут говорить люди? Что будет говорить церковь?

– Этого ведь не изменить, верно? – с какой-то обречённостью в голосе спросил Фредерик.

– Нет, отец. Я такой, какой есть, и ничего изменить нельзя.

В зале повисла напряжённая тишина.

– Пообещай мне, что вернешься, Азъен, – наконец, заговорил Фредерик, словно почувствовав, что теряет сына. – Каким бы ты ни был, каким бы не стал. Ты – мой сын! Пообещай мне.

Азъен, не веря своим ушам, поднял глаза, чтобы встретиться с твёрдым взглядом.

– Отец, я обещаю, что вернусь через десять лет, – Азъен преклонил колено перед королем, склонив голову. – Также обещаю всегда помнить о твоей доброте и мудрости, проявленной в этот день. Я благодарен богу, что у меня именно такой отец и король, которым я могу гордиться.

– Сохрани это чувство, мой мальчик. Для меня это очень важно.

– Обещаю!

========== Эпилог ==========

Расставание Азъену давалось намного тяжелее, чем он мог себе представить. Он пытался подготовиться к этому моменту, но скорбные лица родных заставляли его сердце обливаться кровью. Ретрия и старшие сестры старались держать «лицо» и не выказывать лишних эмоций, а вот Катарина не скупилась на слёзы, прощаясь с каждым братом. Произошедший инцидент король решил оставить в тайне. И, хотя слухи ходили по замку, точно никто ничего не знал. Оно и к лучшему – для всех это оказалось бы тяжёлым потрясением. Лекарь долго отговаривал Азъена от легкомысленного поступка и просил подождать еще хотя бы несколько дней. Но в конце концов он сдался и отдал ему небольшую баночку с заживляющей мазью.

Азъен не мог не уйти. Не потому что так приказал король – что-то требовательно звало его в дальний путь. И даже если бы ему запретили покидать замок, он всё равно сбежал бы. Только он и сам не знал, куда. Оставалось только надеяться, что этот голос поведёт его в нужном направлении.

Троим братьям дали лошадей, снабдив всем необходимым для дороги. Мартирас облачился в привычные ему доспехи; тяжёлый меч висел на поясе у левого бедра, а на плече висел колчан со стрелами и луком. Гавриил, посчитав, что тяжёлое оружие ему ни к чему, взял с собой лишь лук и кинжал. Он предпочёл иметь при себе побольше серебра и золота, чтобы не знать нужды долгое время.

Азъену пришлось поддаться на уговоры и взять с собой орудие убийства, как и братья, хотя он и не представлял, как будет им пользоваться. Вечером он собирал свою сумку, кладя самое необходимое: теперь кроме флейты и пары кусков кремния там лежал небольшой мешочек с монетами – он сильно уменьшился с прошлого года, когда его друзьям требовалась помощь – это единственные деньги, что он с собой взял. Была ещё одна вещь, которую он просто не мог не взять – кларнет Йенса, бережно хранимый им два года. Азъен не хотел его оставлять. Футляр оказался слишком громоздким и не мог поместиться в сумку. Инструмент пришлось завернуть в плотную ткань, чтобы уберечь от повреждений. Что лежало в седельных сумках, он даже не интересовался – всё самое важное для себя он взял.

Катарина крепко обняла своего брата, едва не уронив его. Её слезы размазались по его щекам, а она не могла заставить себя сдержаться.

– Братик, зачем же ты уходишь? Останься… – сквозь рыдания умоляла Катарина.

– Не могу, сестрёнка. Я должен уйти. Я вернусь через десять лет.

– Так долго… Зачем ты уходишь?

– Так нужно. Катя, пообещай мне одно, – Азъен крепко обнял сестру, заговорив почти шёпотом, чтобы их никто не мог услышать. – Позаботься о Дереке, чтобы он не натворил глупостей и не пошёл за мной.

– Азъен, Дерека нет, – так же шёпотом ответила сестра, шмыгнув носом. – Я не видела его уже два дня.

– Я знаю. Он ушёл по моей просьбе. И если он решит вернуться, пожалуйста, Катарина, кроме тебя у него здесь никого нет. Я на тебя надеюсь.

– Я поняла, братик. Я сделаю всё возможное. Я буду очень скучать по тебе.

– Я тоже, Катя.

Катарина поцеловала брата в щеку, отпуская его и вытирая слёзы с опухших щек. Все сестры попрощались с братьями. Самым последним к братьям вышел Фредерик.

– Дети мои, – заговорил он. – У вас впереди долгая дорога, каждого из вас ждут трудности. Я надеюсь, что вы достойно встретитесь с ними лицом к лицу и вернётесь домой через десять лет. Я буду молиться за ваши жизни, за ваши бессмертные души. Сохраните в них то богатство, что имеете и приумножьте его. Возвращайтесь людьми и моими сыновьями. Вам понадобится много мужества, чтобы преодолеть этот путь и вынести для себя урок. Вы наберетесь мудрости на этой долгой дороге жизни, но только от вас будет зависеть, что останется в ваших сердцах. В своём же сердце я буду хранить любовь к вам и надежду вновь увидеть своих сыновей, что знал раньше. Прощайте, дети мой! Запомните этот день, как начало новой жизни.

Фредерик опустил голову, закончив свою речь. Трое его сыновей поклонились отцу, готовые отправиться в путь. Мартирас и Гавриил легко запрыгнули в седла, разворачивая своих лошадей, бросая взгляд на их родной город, который они теперь не скоро увидят. Обменявшись в последний раз рукопожатиями, они попрощались друг с другом, поехав в разных направлениях.

Азъен не удостоился даже одного их взгляда, не то чтобы прощания. Развернув свою лошадь, он ещё раз поклонился своей семье, запоминая всех именно такими.

Его путь лежал к горам, куда звал его неведомый голос.

Пока дорога оставалась ровной, позволяя передвигаться пешком, Азъен пользовался этой возможностью. Каждый шаг до сих пор отдавался острой болью между ягодиц, но он упорно шёл пешком, не желая лишний раз переутомлять лошадь.

Первую ночь Азъен встретил на полпути к горам. Ночи ещё стояли тёплые, поэтому он не разводил костёр – достаточно оказалось небольшого одеяла, найденного им в седельной сумке. Хлеба и сушеного мяса ему хватит на несколько дней, но если за это время он не доберётся до ближайшего города, то будет голодать.

Путь до гор занял два дня. Вторую ночь он провел у самых подножий в густом лесу. Голос не унимался и продолжал звать его идти дальше. Там – где-то за этими исполинами, проходила граница Элладеи с соседним королевством – Орливией. Но до неё нужно добираться несколько дней. Азъен никогда не бывал в тех краях. Лишь в прошлом году, когда братья взяли его на охоту, он имел возможность увидеть бескрайние поля, тянущиеся на многие мили вокруг. По рассказам Леона – через этот лес проходит много дорог для путников и торговцев. Он даже показал место, где можно легко пройти – специальную тропу, чтобы не лезть через горы.

Азъен уже скучал по своей семье: по матери и сёстрам, особенно по Катарине – её будет не хватать больше всего; и конечно, по отцу – по его понимающему взгляду. Он всегда знал, какие слова нужно подобрать для каждого человека, всегда старался по справедливости относиться к людям. Даже если эта справедливость граничила с жестокостью, он никогда не переступал этот порог.

Все они изменятся за эти годы. Азъен тоже изменится. Но, как бы он не старался, не мог себе представить повзрослевшую Катарину и других его младших сестёр. Только Дерека он мог хорошо представить – высокий широкоплечий брюнет с карими глазами. Со временем его губы превратятся в тонкую линию, ладони станут широкими и мозолистыми, а кожа всегда будет оставаться бронзового цвета от не сходящего загара.

Азъен часто вспоминал их последний день – день, когда вернулся отец. Он не мог знать, что им готовит будущее и не хотел рисковать Дереком. После долгих уговоров ему всё же удалось отправить упрямого мальчишку. Куда тот пошел, он не знал, но Азъен просил его не возвращаться раньше, чем через месяц. Может, за это время буря уляжется и всё забудется – Дерек не должен испытать на себе то, что когда-то пришлось пережить его друзьям. А теперь Азъен не знал, вернётся ли мальчишка в конюшню или побоится публичного наказания. Окажись его братья менее терпеливыми, то всё произошедшее могло случиться ещё в конюшне и неизвестно, чем бы это кончилось.

Азъен зажмурился, отгоняя от себя непрошенные видения. Уже неделю он шагал по узкой дорожке через густой лес. Деревья здесь казались намного выше и гуще, нежели в лесах Илай. Создавая густую тень, казалось, что здесь царят вечные сумерки. Две узкие борозды, продавленные многочисленными повозками, постоянно петляли и извивались, огибая массивные деревья или выступившие из земли корни. Для одинокого путника они не представляли серьёзной помехи, а вот телеги часто страдали на этих дорогах.

Хотя лес и казался диким и необитаемым, Азъен встречал не менее пяти путников – торговцев или же обычных людей. Кто-то предлагал свою помощь, желая подвести, с кем-то завязывалась непродолжительная беседа. Торговцы любили обсуждать новости, привезенные из других городов, всегда с охотой слушали что-то новое. Азъен радовался общению с людьми, только на предложение подвести он всегда отказывался. Уходя из дворца, он захватил с собой длинный плащ, который хорошо спасал его от лесной мошкары, постоянно желавшей испить его крови. Плащ с широким капюшоном защищал не только от насекомых, но и позволял частично скрыть свое лицо. Первый же путник, начавший интересоваться природой его седины, вынудил его всегда держать голову закрытой.

Свободное время Азъен коротал, играя на флейте. Иногда проезжающие путники останавливались, услышав льющуюся музыку. Всех интересовало, как называется та или иная мелодия, что он играл. Азъен не мог им ответить, ведь всё, что они могли слышать – чистая импровизация – он просто играл то, что звучало в его сердце.

Не оставлял его ещё один вопрос, на который он не мог ответить – куда же он направлялся? По истечении двух недель он и сам перестал спрашивать себя об этом – он просто шёл, пока дорога не кончалась. Несколько городов остались за его спиной за это время. Азъен не хотел задерживаться в них дольше, чем это необходимо.

***

Звонкая мелодия разливалась по густому лесу, когда Азъен услышал позади скрип колёс и топот пары лошадиных копыт. Он отошел в сторону, чтобы не преграждать дорогу, продолжая играть. Низко опущенный капюшон позволял ему видеть лишь прокатившиеся мимо колеса, но, проехав несколько метров, они внезапно остановились.

Азъен убрал флейту, приподнимая капюшон своего плаща. Его дыхание перехватило, когда он увидел перед собой красный расписной фургончик. Тот самый, что два года назад покинул Илай. Он заставил себя сделать шаг, потом ещё и ещё. Со стороны, где сидел кучер, показалась фигура маленького человека, которого он сразу узнал. Патрик ловко спрыгнул на землю, постучав по стенке повозки.

– Я уж думал, что мой слух начинает подводить меня, – заговорил карлик, подходя ближе к Азъену. Два года спустя он казался ещё ниже и теперь едва ли доставал до пояса юноши. – Твою музыку ни с чем не перепутаешь, мальчик. Я очень рад снова тебя видеть.

– И я рад тебя видеть, Патрик, – тепло улыбнулся Азъен.

– Смотри-ка, не забыл, как меня зовут.

– Как я мог? – с грустью спросил Азъен. Он хотел сказать что-то ещё, но в этот момент задняя дверца повозки распахнулась. Черноволосая высокая женщина, увидев путника, сначала нахмурилась, но, встретившись взглядом с золотыми глазами, озарилась широкой улыбкой, выпрыгивая из повозки.

– Янес, неужели это ты? – закричала женщина, крепко обнимая юношу за шею. Того немного смутило её поведение – так могла раньше поступить только Катарина. А Хайда была на два десятка лет её старше, и всё равно радовалась, как ребенок. – Ах, я знала, что однажды мы снова встретимся. Мы очень по тебе скучали. Без тебя наша музыка уже не та.

– Хайда, я тоже скучал по вам, – честно признался Азъен, обнимая женщину. – Столько всего произошло за эти два года.

– Потом расскажешь. Главное, что теперь всё позади, а впереди будет только лучше, – Хайда отпустила юношу, отходя в сторону. Он заметил вышедшего из повозки молодого человека не старше Мартираса. Высокий стройный мужчина улыбнулся Азъену, протягивая ему руку.

– Рад снова видеть тебя, Янес, – заговорил он, чем очень озадачил юношу – он видел этого человека впервые, но вот глаза – тёмно-серые, повидавшие больше, чем любой из них – они принадлежали другому человеку. Увидев замешательство в золотых глазах, мужчина рассмеялся, кладя руку ему на плечо. – Да, нам придётся многое рассказать, а тебе, мальчик, многое понять. Ты меня знаешь. Посмотри на меня повнимательней и скажи, как меня зовут?

Мужчина отошёл в сторону, вынуждая Азъена развернуться спиной к фургончику. Он внимательно разглядывал мужчину: короткие светло-русые волосы, аккуратные черты лица – всё это не имело ровным счетом никакого значения. Только в глазах он мог увидеть истину. Азъен знал её, но для его понимания это оказалось слишком тяжело.

– Ты не Закарий. Как ты можешь быть им? – Азъен попятился, отступая назад, пока его ноги не уперлись в ступени фургончика. – Это какая-то магия, да?

– Магия, волшебство… Возможно, – улыбнулся мужчина, смотря куда-то за спину Азъену. – Я Закарий. А тебе, Янес, сейчас лучше крепче держаться на ногах.

– Что?..

Азъен тряхнул головой, чувствуя, как окружающие его люди начинают приобретать размытые очертания. Он сделал ещё один неверный шаг назад и споткнулся о выпирающую ступеньку, но вместо жесткого приземления его подхватили чьи-то крепкие руки. Капюшон откинулся на плечи, а Азъен увидел над собой лицо человека, которого уже давно считал мертвым.

– Привет, малыш, – широко улыбаясь, произнёс Йенс.

Его улыбка и карие глаза – последнее, что Азъен увидел прежде, чем сознание покинуло его.