Текст книги "Богатство души (СИ)"

Автор книги: _Dementra_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

– А ты молодец, малыш, – тихий голос Йенса привлек его внимание. Теплая ладонь сжала его руку, заставляя только начавшее успокаиваться сердце, вновь забиться о грудную клетку. – Я никогда не получал такого удовольствия. Как будто это был лучший секс в моей жизни. Нет! Это было даже лучше.

Азъен почувствовал, как его уши начинают гореть вместе со щеками. Что такое секс он знал, но только не на собственном опыте, поэтому не мог понять, о чём говорить мужчина. Он испытывал удовольствие от музыки, но то ли он чувствовал, о чём говорил Йенс, он не понимал.

– Признайся честно, Янес – как тебе это удается? – Закарий появился рядом совершенно неожиданно, от чего Азъен вздрогнул, рефлекторно хватаясь обеими руками за флейту. – Ты раньше слышал музыку, что мы сейчас играли?

– Нет, – поспешно ответил Азъен, отведя взгляд от тёмно-серых глаз. – Я не знаю, как это получается. Музыка просто звучит у меня в душе, а я только играю то, что слышу.

– Продолжай так делать и дальше. Играть с душой – это единственное, что важно для музыканта, – он посмотрел на лежавшего рядом Йенса и его взгляд немного потеплел. – Тебе удалось зацепить нашего Йенса. Давненько я не видел его таким довольным. Вам надо попробовать сыграть в дуэте.

Йенс приоткрыл один глаз, внимательно смотря на мужчину. Тот многозначительно поднял брови. Все эти игры в «гляделки» Азъен не понимал. Они, должно быть, очень долго путешествуют вместе и хорошо знают все жесты и взгляды друг друга, раз так просто понимают друг друга.

– Всему свое время, Зак. Когда Янес захочет и будет готов.

– А он не хочет? – Закарий внимательно посмотрел на Азъена, а у того создалось такое впечатление, что говорят они вовсе не о музыке. Он опустил голову, полностью спрятавшись за капюшоном, а громкий смех мужчины заставил сжаться и напрячься всем телом. – Йенс, может тогда проводишь мальчика домой? На сегодня у нас выступления закончились.

Йенс молча кивнул, беря Азъена за руку. Тот последовал за ним, немного успокоившись, но мысли продолжали летать где-то далеко отсюда. Он уже представлял себе их дуэт с Йенсом. Музыка, которую он очень хорошо слышал, ласковой и теплой волной согревала его душу подобно поцелую солнца, вызывая трепет предвкушения в всем теле, не ведомый им ранее. Она быстро стихла, едва они снова оказались на улице. Азъен даже не заметил, как они спустились и опять ничего не успел увидеть. Йенс о чём-то недолго разговаривал с друзьями, после чего повел юношу в сторону замка.

– Малыш, тебя довести до ворот замка или ты входишь через другую дверь? – спросил мужчина, когда до замка осталось идти совсем немного.

– Через другую, – он поднял капюшон, чтобы видеть, куда его ведут. Улицы сейчас пустовали и казались шире, чем обычно. Очевидно, даже местные жители ушли послушать музыку на площади.

– Хочешь, чтобы я проводил тебя?

– Я не уверен, что в этом есть необходимость. Если тебя там увидят…

– Не увидят. И я никому не выдам твою тайну. Тебе нечего бояться.

Странно, но Азъен поверил словам этого человека, которого знал всего один день. Темноту погреба, в который они спустились, рассекли искры от кремния, а загоревшийся факел осветил часть большого помещения.

– Принц, который умеет разжигать огонь и сбегает из замка, чтобы гулять как простолюдин… Неужели жизнь в замке так ужасна? – спросил Йенс, принимая у Азъена факел. Тот достал из угла ещё одну сумку и начал переодеваться.

– Там ужасно скучно, одни лишь правила, соблюдение этикета… Это не дает быть самим собой.

– Жизнь в золотой клетке? А ты хотел бы получить свободу?

– В каком-то смысле. Я хотел бы оставаться самим собой и делать то, что мне нравится.

– Странное желание для принца твоего возраста, – Йенс спокойно наблюдал, как Азъен снимает с себя мешковатую одежду, которая явно шилась не на него. На стройном теле он разглядел несколько синяков и ссадин – один на ребрах и два на коленях. – Откуда синяки?

– Я упал, – он поспешил отвернуться, надевая привычную одежду.

– Упал сам или помогли упасть?

– Это не имеет значения – то была моя вина.

– Твой отец гордился бы тобой, узнав тебя с этой стороны.

– Или наоборот – посчитал бы меня позором всего нашего рода. У него есть ещё два сына, которыми он может гордиться. А я не хочу быть похожими на них.

– Ты не любишь своих братьев?

– Люблю, но это же не значит, что я должен во всем им подражать?

– И то верно, – кивнул Йенс, смотря, как Азъен застегивает последние пуговицы на одежде.

Так он выглядел намного привлекательней, нежели в мешковатых балахонах. Но даже одетый в дорогие одежды, с ухоженными волосами и лицом, мальчик не производил впечатление особы благородных кровей. Тем более – принца. В его взгляде отсутствовали присущие его статусу высокомерие и надменность. Мальчик казался искренним и открытым всему миру. Добрым. Слишком добрым и слишком доверчивым для этого жестокого и бессердечного мира. Это однажды может погубить его ранимую душу. А если не погубит, то возвысит…

– Янес, а как твои братья относятся к твоему увлечению музыкой?

– Не понимают и считают, что это занятие не для мужчин.

– Они часто смеются над тобой?

– Часто, но я не обижаюсь. Они уже давно смирились с моей музыкой.

– А что они сказали о нашем выступлении во дворце?

– Сказали, что вы тунеядцы и лентяи, не платящие налоги и не желающие заниматься серьёзной работой.

– Да, многие нас считают такими, но сегодня ты увидел, что это не так.

– Я так никогда и не считал. Если бы я мог… Мне бы гораздо больше хотелось играть завтра с вами, а не сидеть за столом с братьями и сестрами.

– Тебе кто-то запретил это делать?

– Нет, но моя мать считает, что играть с бродячими музыкантами, это…

– Ниже твоего королевского достоинства? – догадался Йенс, видя неуверенность в золотых глазах. Тот обреченно кивнул. –А разве по чину тебе играть на музыкальных инструментах? Эта забава для простолюдинов или леди. Как же они допустили твою любовь к флейте?

– Наверное считали тогда, что мой интерес к ней быстро пропадет.

– Должно быть, пробовали отобрать?

– Пробовали, но не смогли.

Азъен грустно улыбнулся, вспоминая, как крепко прижимал к себе инструмент, не желая с ним расставаться, ведь это последняя оставшаяся память о его учителе. Негромкий смех Йенса приободрил его – мужчина прекрасно понимал, что такое любимый инструмент и каково с ним расставаться.

Скрежет отпирающихся замков оборвал смех и заставил сердце Азъена уйти в пятки. Погреб здесь достаточно большой, и их не сразу увидят, а вот свет факела… Сорвавшись с места, юноша похватал неубранные вещи и повел мужчину за собой, по пути бросив факел в ведро с водой. Пришлось пройти несколько шагов в темноте прежде, чем они дошли до нужного места. Азъен быстро нашел подставку для факела, неоднократно перемещаясь в подобной спешке. Потайная дверь послушно отодвинулась в сторону, но сейчас, казалось, делала это чересчур громко – темнота и напряжение обостряли все остальные органы чувств до предела. Он протолкнул Йенса внутрь и зашел сам, закрывая дверь. Сердце бешено билось в груди, эхом отдаваясь в горле и ушах. Азъен пытался расслышать что-то за широкой стеной, хоть какие-то звуки – если их заметили и подойдут ближе, он это сразу услышит.

Спустя минуту страх отступил, а на его место пришло осознание, что он всё это время стоял вплотную к Йенсу, прижимаясь к нему всем телом. Мужчина не двигался, держа свою руку на его талии, легко поглаживая большими пальцами.

– Сильно испугался? – шепотом спросил Йенс.

– Не очень, – так же тихо ответил Азъен. Этот проход был очень узким даже для него, а широкоплечему мужчине пришлось бы идти боком. Он попытался сдвинуться с места, чтобы стало хоть немного удобней, но добился того, что оказался прижат к стене еще сильнее. – Нам придётся подождать какое-то время. Я пока не могу тебя выпустить.

– Я совсем не возражаю.

Азъен не видел его лица, но чувствовал его улыбку в голосе и близкое дыхание, касающееся его кожи. На скулу легла теплая ладонь Йенса. В темноте все ощущения обострялись, вызывая волны мурашек от каждого прикосновения. Дыхание мужчины становилось более глубоким и горячим, почти обжигая кожу. Во второй раз находиться наедине с ним, да еще в такой близости, Азъен боялся. Эта близость пугала и возбуждала его одновременно, о чем свидетельствовало его участившееся дыхание и ставшие тесными узкие брюки. На своих губах он почувствовал, как большой палец очертил их контур, продолжая двигаться дальше, а на его место легли губы Йенса. От неожиданности и удивления, юноша хотел отпрянуть, приподнимаясь на носках. Он сразу почувствовал, насколько сильно возбужден мужчина – он упирался своим пахом в его живот, надавливая всё сильнее. Его поцелуй становился всё настойчивей, пока Азъен не ответил на него, сдавшись под настойчивым напором. Голова пошла кругом от того, как он сминал его губы своими, проскальзывая язычком в его рот. Азъен уже забыл, где находится, когда рука мужчины легла на его пах. Через тонкую ткань чувствовалось каждое движение и прикосновение пальцев. Если бы он имел такую возможность, то давно бы уже стонал в голос, но тонкие губы хорошо удерживали его от неосознанных действий.

В темноте перед глазами Азъена заплясали разноцветные звезды. Ему даже показалось, что он отключился на какое-то время, обнаружив себя на груди Йенса. Сердце мужчины гулко ударялось о грудную клетку, а на затылке он чувствовал его тяжелое дыхание.

– Йенс… То, что мы сейчас делали… Так ведь нельзя… Это неправильно… – не отрывая головы от груди мужчины, спросил Азъен.

– Возможно, ваш бог и осуждает подобное. Но не наш. Он не запрещает нам любить друг друга, кем бы мы ни были, – хриплый голос Йенса глухо отдавался в груди, звуча спокойно и уверенно. – Я тебя сильно напугал?

– Не знаю… Я просто… Никогда не испытывал подобного.

– У тебя ещё всё впереди, – Йенс поцеловал его в затылок, обнимая за плечи. – Ты еще так юн. Пока слишком рано.

– Мне уже пятнадцать, – возразил Азъен, решив, что его считают ребёнком.

– Я и говорю – мальчишка, – усмехнулся мужчина, почувствовав, как в грудь упираются руки, отодвигая от себя. – Не сердись. Ты просто ещё ничего не понимаешь.

– Мои братья говорят, что я уже достаточно взрослый, чтобы… Быть с женщиной.

– С женщиной, – заметил Йенс. – И почему ты до сих пор ещё этого не сделал?

– Я… Я не хочу…

– Янес, это не одно и то же. Всему свое время. Ты поймешь это потом.

– Потом… – эхом ответил Азъен, нащупывая на стене рычаг. Дверь медленно поползла в сторону, выпуская пару из узкого коридора. Доведя Йенса до выхода, Азъен остановился.

– Не расстраивайся, малыш. Мы ещё завтра увидимся и поговорим, – мужчина потрепал Азъена по голове, взъерошив чёрные волосы, и скрылся в наступающих сумерках.

Азъен быстро убрал сменную одежду на место, торопясь вернуться в свою комнату. Он опять убежал на целый день, его наверняка искали. Нужно побыстрей привести себя в порядок, чтобы никто не догадался, где он пропадал. Добираться пришлось долго – отсчитывая каждую ступеньку, чтобы случайно не попасть не туда, куда надо. Его покои встретили привычной тишиной, но всё равно каждый раз возвращаясь этим путем, он боялся обнаружить тут кого-то. Тусклый огонек от свечи озарил пустую комнату и Азъен с облегчением скинул с себя сумку. Та упала на пол, издав нехарактерный ей звон. Внутри, помимо флейты и пары кусков кремния, он обнаружил красный мешочек, завязанный сверху тонкой веревкой. Он оказался точно таким же, как и тот, что ему дали два дня назад, но раза в три тяжелее. Азъен даже не заметил, как Йенс подсунул его. Только зачем он это сделал, если знал, что юноша не испытывает нужды в деньгах?

Подавив тяжелый вздох, Азъен развязал шнурок, высыпая содержимое мешочка на пол. Золотые и серебряные монеты образовали небольшую горку, на которую последней упала монета с девятью гранями. Азъен пообещал себе, что завтра обязательно спросит у Йенса, что это за знак, ведь во второй раз она не могла к нему попасть случайно. Девятигранную монету он спрятал рядом с первой, а серебряные и золотые убрал обратно в мешочек. Может, они ему действительно однажды пригодятся.

========== Глава 4 ==========

Ещё одни сутки мучительного ожидания сводили Азъена с ума. И только когда подошло назначенное время, он понял, что до ужаса боится. По ступеням он спускался на негнущихся ногах, сжимая в кармане девятигранник, найденный вчера в мешочке. Холодный металл плотно прилегал к руке, даря успокаивающую прохладу. В общую залу он вошёл последним, стараясь незаметно пробраться за стол. Помимо его семьи здесь присутствовало много придворных и приближенных к королю. Азъен с начала растерялся от такого количества людей – он не любил подобные мероприятия, но ходить на них иногда приходилось.

– Азъен, где ты ходишь? – резкий и громкий голос Мартираса, казалось, разнёсся по всей зале. Азъен вздрогнул, словно от удара плети. Сразу захотелось убежать отсюда как можно дальше. – Отец пригласил гостей не для того, чтобы ты заставлял их ждать.

Азъен сел на своё место рядом с братьями, украдкой осматривая зал, но его новых знакомых он не наблюдал. Он вопросительно посмотрел на отца.

– Наши гости скоро придут, – объяснил Фредерик. – Они просили немного времени, чтобы подготовиться.

– Неужели хотят отмыться первый раз в жизни? Не всегда же выпадает возможность выступать перед королем, – Гавриил спрятал улыбку, столкнувшись с тяжелым взглядом отца, а сидящий между ними Мартирас тихо посмеивался, прикрываясь кубком с вином.

Ожидание затягивалось, а напряженные до предела нервы готовы были вот-вот лопнуть. Чтобы избежать катастрофы, Азъен наполнил свой бокал вином, делая пару маленьких глотков. Красный ароматный напиток быстро растёкся в нём согревающим теплом и успокоил расшатанные нервы. Когда его кубок почти опустел, массивные дубовые двери медленно распахнулись, впуская четырёх гостей в зал. Все ранние попытки успокоиться оказались напрасны – Азъен почувствовал, как кровь моментально приливает к щекам, ему хотелось провалиться сквозь землю, чтобы его тут не видели.

На музыкантах теперь надета совсем другая одежда, нежели обычно – простая, не выделяющаяся ничем особенным, но в тоже время в ней оказалось не стыдно показаться перед королем. И одновременно в них не находилось ни грамма высокомерия – они оставались всё теми же простыми людьми.

– Я рад приветствовать вас в своём доме, господа, – властный голос короля заглушил все разговоры, а Азъен вновь напрягся.

Музыканты остановились в пяти метрах от стола. Вперед вышел Закарий, низко кланяясь королю.

– Благодарю вас за приглашение, Ваше Величество. Это огромная честь для нас – выступать для вас и вашей семьи. Мое имя Закарий, а это мои друзья, – он обернулся к остальным музыкантам, поднимая руки и поочередно представляя их. – Это Патрик – мой близкий друг и товарищ, – низкорослый мужчина прижал кулак правой руки к груди, низко кланяясь, от чего бубенцы на его бубне тихо позвякивали. – Пусть вас не смущает его малый рост – у него большая душа и иногда он может заменить собой десятерых человек. Мой друг Йенс, – при упоминании его имени, мужчина широко улыбнулся, демонстрируя ряд белоснежных зубов и, подобно Патрику, сделал низкий поклон, держа свой кларнет за спиной. – Его таланты я могу перечислять бесконечно, поэтому скажу кратко – талантливый человек талантлив во всём. Другого такого я ещё не встречал, а повидал я многих. И, наконец, наша прекрасная Хайда, – женщина приподняла подол длинного платья и присела в низком реверансе. Её движения казались такими естественными и непринужденными, словно она всю жизнь жила при дворе. Даже немалых размеров цитра, прижатая одной рукой, ничуть не мешала ей. – Эта женщина однажды вдохнула жизнь в наш небольшой ансамбль и с тех пор является нашим талисманом и путеводной звездой. Мы очень давно путешествуем вместе, и я по праву могу считать их своей семьёй, которой прежде у меня не было.

Король внимательно выслушал Закария. Его губы тронула улыбка, но большего он позволить себе не мог.

– Ваша жизнь, должно быть, очень интересна. Надеюсь, вы сможете принести немного красок и в нашу. У меня есть только одна семья, которой я очень дорожу. Моя жена – королева Ретрия, – Фредерик жестом показал на сидящую слева от нее стройную темноволосую женщину. Та вежливо улыбнулась, склоняя голову в приветствии, а темно-желтые глаза так и оставались безразличными. Все женщины всегда сидели по левую руку от короля по старшинству, поэтому тот представлял их поочередно. – Мои дочери: Эмили и Элис, – девушки синхронно поклонились гостям. Они казались очень похожими – длинные темно-каштановые волосы и надменность в карих глазах, по которой сразу становилось понятно, кем они считают стоявших перед ними. Между ними была разница почти в два года, однако их часто считали близняшками из-за схожей внешности и манер. – Катарина, – девочка, на вид не старше тринадцати-пятнадцати лет сильно выделялась из общей массы – одетая в красивое кружевное платье, полная кудрявая шатенка не могла спокойно усидеть на месте, словно ей что-то мешало. Когда на неё обратили внимание, девочка замерла, моментально побледнев, а желтые глазки расширились от страха. Отец не стал задерживать на ней внимание и представил остальных трех дочерей. – Аманда, Вилеста и Илайя – мои младшие дочери, – девочки нестройно поклонились. Самой младшей на тот момент исполнилось всего семь лет, но она уже старалась держаться, как настоящая леди. Все трое очень похожие на свою мать с разницей в пару лет. – И мои сыновья: Мартирас и Гавриил – мои старшие дети, – Фредерик жестом руки показал на сидящих рядом молодых мужчин. Те приподняли свои кубки, приветствуя гостей и склоняя голову в поклоне. – И мой младший сын – Азъен. Он также, как и вы, испытывает непонятную мне страсть к музыке. Но я не властен над этим, поэтому принимаю, как должное.

Когда отец произнес его имя, Азъен вышел из оцепенения, отрывая взгляд от стола. На него смотрели четыре пары глаз, но он не заметил в них ни удивления, ни узнавания. Он заставил себя улыбнуться и поприветствовать гостей. Те в ответ, как один, склонили головы, и лишь во взгляде Йенса он заметил промелькнувший огонек азарта. Или ему это лишь показалось?

– Мы рады познакомиться с вашей семьёй, Ваше Величество. Я уверен, ваши дети вырастут достойными вашей гордости.

– Благодарю. Надеюсь, так и будет. Если вам что-то требуется для выступления, то обращайтесь.

– Благодарю, но пока у нас всё есть, – Закарий поднял гитару, прижимая её к телу, и начал перебирать пальцами струны, постепенно отходя в сторону, чтобы его друзьям было достаточно места. Хайда опустилась на пол, скрещивая ноги, и уложила на них цитру. Её тихий голос эхом отзывался по всему залу, создавая иллюзию, что музыка льется отовсюду. Патрик держал в одной руке бубен, лёгкими движениями заставляя колокольчики звенеть.

Когда зазвучал кларнет, Азъен уже не мог оторвать взгляда от Йенса. Он играл так чувственно, так проникновенно, что казалось невозможным не влюбиться в эту музыку.

– Я же говорил, что они шарлатаны, – полушепот Мартираса отвлек Азъена. Он столкнулся с самодовольной улыбкой брата. – Такая музыка, может, и нравится крестьянам, но не годится для королей.

– Они хорошо играют, – вступился за музыкантов Азъен. Вряд ли это переубедит брата, но промолчать он не мог.

– Хорошо. Для свинопасов и пахарей, – Мартирас пододвинулся к Азъену ближе, обдавая его горячим дыханием. Он был уже достаточно пьян, а юноше в первые в жизни пришлось бороться с желанием ударить брата.

– Азъен, – позвал его Гавриил, наклоняясь над столом. – А ты знал, что отец хочет заплатить этим бродягам за то, что нам приходится их слушать? По-моему, это они должны нам доплачивать и быть довольными, что мы оказали им такую честь.

– Когда я стану королем, в этом городе не будет ни одного бродячего музыканта! Если им нравится позорить себя перед людьми, то пусть делают это в других городах…

Азъен подавил тяжелый вздох, стараясь не слушать братьев, которые продолжали разговор уже между собой. Они всегда себя так вели, и ожидать от них любви и уважения к людям бесполезно. Конечно, ему очень хотелось, чтобы братья стали хоть чуточку добрее, но они же мужчины – будущие правители и, по их мнению, не должны знать жалости и сострадания. Звонкая мелодия кларнета вырвалась из общего потока музыки, привлекая внимание Азъена. Он встретился с карими глазами Йенса, устремлёнными на него. Его игра успокаивала и ободряла, а на лице сама собой появилась тёплая улыбка.

Когда музыка стихла, квартет синхронно поклонился. Фредерик сдержанно похлопал в ладоши, выражая свою благодарность. Его примеру последовала Ретрия, а через несколько секунд аплодисменты звучали по всему залу. Азъен не питал иллюзий и прекрасно понимал, что если бы король не отреагировал, то ни один человек здесь не пошевелил бы и пальцем. А так даже Мартирас и Гавриил оказались вынуждены изображать интерес и великодушие.

Пока звучали аплодисменты, артисты о чём-то негромко совещались. Изредка Азъен ловил на себе любопытные взгляды. Он ещё сомневался, рассказал ли им Йенс о нём, или те сами вовремя всё поняли. В любом случае, они очень хорошо притворялись, что видят его впервые.

– Ваше Величество, позволено ли мне будет к вам обратиться? – твердым и уверенным голосом спросил Йенс, подходя к столу на пару шагов.

– Конечно, уважаемый… Йенс, кажется, так вас представили? – в подтверждение тот поклонился, держа кларнет перед собой обеими руками. – У вас очень интересный инструмент. Как он называется?

– Это кларнет, Ваше Величество, – Йенс прикоснулся губами к мундштуку, продемонстрировав незамысловатую, на его взгляд, мелодию. Его пальцы ловко «пробежались» по клапанам, и мелодия стихла так же резко, как и началась. – Он привезён из Гринбергии.

– Прекрасный инструмент и мелодия. А вы тоже родом из Гринбергии?

– Только мой инструмент, Ваше Величество. Я родом из небольшого городка Хейн, что находится на окраине Дермантии.

– Вы совсем не похожи на иностранца и ваша речь очень чистая.

– Мы давно путешествуем по миру и знаем много языков.

– Что же вас заставило покинуть свою родину? – задал вопрос Гавриил, рассматривая Йенса, как жука, решившего заползти на его стол. – Вам так плохо жилось? Дермантия богатая и красивая страна.

– Мой дом там, где моя семья, Ваше Высочество, – голос Йенса не дрогнул, а на губах оставалась та же вежливая улыбка. – И родина там, где нам всем хорошо. Я лишь родился в Хейне, но родины и семьи там не обрёл.

– В таком случае я буду рад, если наш дом станет вашим хотя бы на эту ночь, – вновь взял слово Фредерик, прерывая дальнейшую дискуссию своего сына. Йенс благодарно поклонился ему. – Вы хотели у меня что-то спросить?

– Ах, да! Ваше Величество, вы упоминали, что ваш сын тоже увлекается музыкой…

– Да, Азъен играет на флейте, и очень хорошо, если верить его сестрам.

– У вас не находится времени для увлечений сына?

– К сожалению, нет. Но к чему вы спрашиваете?

– Ваше Величество, за свою жизнь я имел честь познакомиться с многими музыкантами, и каждый инструмент оживает в талантливых руках, обретая особое звучание. Если ваш сын удостоит нас чести продемонстрировать свою игру или присоединиться к нашему квартету, я буду безмерно благодарен.

– Азъен? Вы хотите, чтобы мой сын играл вместе с вами? – ужаснулась Ретрия. – Это просто возмутительно! Чтобы сын короля…

– Ретрия, – спокойный голос короля оборвал возмущения жены. – Я не вижу в просьбе нашего гостя ничего предосудительного. Но захочет ли мой сын выступать с вами? Азъен?

Юноша сидел все это время неподвижно, смотря то на отца, то на Йенса, нервно перебирая ремешок своей сумки. А когда все взгляды оказались устремлены на него, он, казалось, забыл, как дышать.

– Азъен, ты хочешь сыграть с нашими гостями?

– Отец, какая слава потом пойдёт о нашем доме, если он облажается? – Мартирас попытался уберечь отца от опрометчивых поступков, но тот смотрел лишь на младшего сына.

Йенс, видя реакцию юноши, подошёл к нему почти вплотную, так что их разделял только обеденный стол.

– Дыши, малыш, – одними губами прошептал Йенс, а Азъену показалось, что он услышал его голос где-то внутри. Прохладный воздух моментально проник в легкие, возвращая возможность трезво мыслить. Он с благодарностью посмотрел на мужчину. – Я надеюсь, что моя просьба не нанесла оскорбление Вашему Высочеству?

– Нет, – ответил тот, старательно собирая все разбежавшиеся мысли обратно в кучу. – Я польщен вашим предложением и с радостью присоединюсь к вам.

Улыбка на губах Йенса стала шире. Он поклонился, возвращаясь к друзьям. Азъен чувствовал себя, словно напряжённая струна – ему впервые позволили играть на публике при всей семье, да еще и с уличными музыкантами. Доставая флейту из сумки, он с трудом представлял, как будет играть негнущимися пальцами на трясущихся руках. Новая волна паники начала подступать к горлу, перекрывая кислород, когда он подходил к музыкантам.

– Успокойся, малыш. Всё будет хорошо, – голос Йенса опять прозвучал в голове Азъена, моментально подействовав на него лучше, чем любое успокаивающее снадобье. Напряжение пропало, открывая доступ кислороду, а руки вновь приобрели гибкость. Вокруг него оставались всё те же люди, но ощущал он себя так, словно находился совершенно один в густом красивом лесу возле реки, где он иногда любил играть.

В голове вновь зазвучала музыка, чистая и прекрасная, и Азъен уже знал, какой она будет. Музыканты предоставляли ему возможность начать первым на правах хозяина дома. Он не знал, смогут ли они его подхватить, ведь раньше всё было наоборот.

Холодный металл коснулся губ Азъена, становясь с ним одним целым. Закрывая глаза, он уже перенесся в тот прекрасный мир, где играла мелодия его сердца. В тот момент он очень хотел, чтобы другие смогли почувствовать то же, что и он, увидеть его глазами, что он не может описать словами, но мог передать лишь музыкой. Его мир заиграл новыми красками, когда в нём зазвучали тонкие нотки цитры, совершенно не портя его, а лишь украшая. Азъен ждал ещё троих, уже не сомневаясь, что они чувствуют то же, что и он. Колокольчики бубна последовали за цитрой, сразу же за ними запела гитара, принося с собой что-то новое, но в то же время родное и близкое. Лишь когда кларнет подал свой голос, сердце Азъена затрепетало от счастья, а «картина», наконец, стала цельной. Здесь он чувствовал себя защищенным, любимым и нужным, где каждый член семьи поддерживает друг друга и им совершенно не важно, какая в ком течёт кровь.

Показав себя совсем ненадолго, позволяя лишь едва прикоснуться, прекрасный мир начал отдаляться, возвращая Азъена в реальность, где его окружали три десятка слушателей. Инструменты стихали один за другим, пока он не остался совсем один. На последок кларнет прошептал ему ободряющие слова и затих. Азъен открыл глаза, опуская руки, а четверо музыкантов склонились перед ним в почтительном поклоне под бурные аплодисменты всех присутствующих в зале. Даже Мартирас и Гавриил хлопали, но их скептические улыбки говорили сами за себя.

– Спасибо за прекрасную игру, Ваше Высочество, – сказал Йенс, когда в зал вернулась тишина. – Это было честью для меня, играть с таким талантливым музыкантом.

– Благодарю. Ваша музыка пришлась мне по сердцу, – Азъен поклонился в ответ, поднимая взгляд на короля. Тот с улыбкой и гордостью смотрел на сына. – Отец, могу я сопровождать наших гостей этим вечером?

– Братец, а что дальше? Будешь играть по тавернам и площадям? – слова Мартираса больно ужалили Азъена. Он чувствовал не столько обиду, сколько стыд перед друзьями.

– Мартирас, будь повежливей. Любая профессия достойна уважения, – Фредерик оставался как всегда невозмутим, но поведение сына могло толкнуть его к тому, чтобы выгнать его из-за стола. – Азъен, если ты этого желаешь, то пусть так и будет. Но справишься ли ты, ведь музыка, что привезли с собой наши гости, вряд ли знакома тебе.

– Ваше Величество, – обратился к королю Закарий. – Наша музыка не так сложна, как может показаться, и такому одарённому музыканту, как ваш сын, не составит труда играть с нами.

Азъен почувствовал, как у него снова начинают гореть уши, а дыхание вновь сбиваться.

– Вам виднее, – кивнул Фредерик, соглашаясь с аргументами. – Но я буду плохим королем, если не предложу вам присоединиться к нашему столу. Возможно, вы хотите немного отдохнуть?

– Благодарю, но для музыканта полный желудок плохо сказывается на его игре. Я хочу только попросить бокал воды или вина для своих друзей.

Фредерик понятливо кивнул и уже через несколько секунд к ним подошли несколько служанок с бокалами воды и ароматного вина. Азъен взял себе бокал с водой, чувствуя, как пересыхает его горло. Йенс оказался единственным, кто разделил его выбор – все остальные предпочли вино. Закарий поблагодарил короля и услужливых служанок, в миг разбежавшихся по разным углам. В зале вновь зазвучала музыка, заполняя собой каждый её уголок. Азъен без труда подхватывал эту мелодию, отдаваясь игре без остатка.

Время пролетало незаметно, одна песня сменялась другой, не прерываясь более, чем на две минуты, чтобы перевести дыхание. Азъену никогда раньше не приходилось играть так долго, но он чувствовал себя безмерно счастливым рядом с этими людьми, играющими с ним одну музыку.

Последняя песня отыграла далеко за полночь, когда зал почти опустел. Королева уже давно увела младших дочерей в покои, что стоило ей немалых усилий – четверо девочек оказались настолько очарованы музыкой, что не хотели уходить. Старшие сестры остались, самозабвенно слушая игру гостей. Мартирас и Гавриил тоже остались и о чём-то негромко разговаривали, иногда посматривая на музыкантов, но вряд ли вслушиваясь в музыку. Король покинул залу вскоре после жены, принося свои извинения гостям и пообещав им радушный прием на эту ночь в стенах замка. Азъен чувствовал, что ещё немного и он просто свалится с ног от усталости, но это была приятная усталость, которую он прежде никогда не испытывал.

– Прекрасная игра, Ваше Высочество, – поблагодарил Закарий Азъена, подходя к столу за бокалом вина. Кроме них в зале оставалось не больше десяти человек, не считая прислуги, ожидающих окончания представления. – Я на долго запомню этот день.

– Я тоже, – едва слышно ответил Азъен, с пониманием смотря в тёмно-серые глаза и также тихо добавил. – Простите меня, я не хотел вам врать.

– Это простительно. Вся наша жизнь пропитана ложью, но вот тебе следовало бы научиться врать получше, Янес.