Текст книги "Богатство души (СИ)"

Автор книги: _Dementra_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Возвращаясь в замок глубокой ночью, Азъен переживал, что кто-то будет ждать его в покоях и непременно обо всем догадается. Он специально изменил свой путь через потайные ходы, чтобы пройти мимо комнат Мартираса и Гавриила. У обоих горели свечи, создавая полумрак, и звучали женские стоны. Только если в случае старшего брата это стоны удовольствия, то у второго они больше напоминали крики боли. Азъен давно заметил за ним склонность к грубому сексу и принимал это, как факт. Он уже не испытывал к этому отвращения или неприязни – даже интерес отсутствовал. Но в этот раз он почему-то задержался – что-то зацепило его взгляд.

Через небольшую щель в стене при слабом свете трех свечей Азъен видел лишь силуэты людей. Точнее – силуэт Гавриила, закрывающий собой женщину, стоявшую перед ним на коленях. Он двигался резко и быстро, заставляя её кричать каждый раз, когда он погружался в её тело максимально глубоко. От увиденного Азъена прошиб холодный пот – он не испытывал ни малейшего возбуждения – это было узнавание и осознание, что он уже видел подобное совсем недавно. В голове зазвучали слова Мартираса, когда отец спросил, где сейчас Гавриил: «… должен быть где-то здесь» – ответил тогда старший брат.

Перед глазами всё потемнело, а горло словно сдавили канатами, перекрывая воздух. Азъен медленно сполз по стене, зажимая рот, чтобы ни один звук не имел возможности вырваться на свободу. Только через несколько минут, успокоившись и обдумав всё, как следует, он начал убеждать себя, что всё это лишь его домыслы и фантазии. Тем палачом мог оказаться кто угодно и нет никаких подтверждений, что им был Гавриил. Умом он это понимал, а вот сердце продолжало колоть и кричать обратное – брат был тем палачом, кто первый изнасиловал Эрика и кто потом вернулся, чтобы свершить самосуд над мужчинами и нанести ещё тридцать ударов на двоих.

Азъену стоило немалых усилий, чтобы заставить себя подняться и уйти от покоев Гавриила, где женские крики звучали всё громче. В своих покоях он не зажигал свечи. Побросав всю одежду на пол, он ещё долго лежал на кровати, смотря в потолок.

***

С восходом солнца всё произошедшее накануне казалось лишь страшным сном – мысли о том, что Гавриил мог оказаться палачом теперь казались нереальными и смехотворными. Может, в брате и присутствовала доля жестокости, но не настолько, чтобы надеть черный капюшон, а потом ещё ослушаться указа короля и нанести ударов плетью больше в два раза.

Двадцать три Алэну и тридцать семь Эрику. Последний не мог нормально ходить больше двух недель, не скрипя зубами от боли. Иногда казалось, что он держался только благодаря Алэну – если бы того не было рядом, он давно сдался бы. Но блеск надежды в голубых глазах любовника придавал ему сил – он просто не мог сдаться и оставить его одного.

Жизнь быстро возвращалась в привычное русло, если не считать ночных визитов Азъена в публичный дом. Алэну и Эрику понадобилось больше недели, пока они не смогли передвигаться самостоятельно. Густав, как лекарь, радовался скорому выздоровлению своих пациентов, но во избежание последствий запрещал им делать резких движений и переутомляться.

Пару раз Катарина приходила к друзьям вместе с братом. Азъен точно не мог сказать, как она переживает тот факт, что Алэн и Эрик – любовники. Она вела себя намного спокойнее, но иногда казалось, что это лишь показное. Возможно, она старалась справиться со своей влюбленностью, оттого и не приходила часто. Лишь через месяц, когда друзья поправились и не могли больше оставаться в городе, Катарина пришла попрощаться.

Азъен никогда раньше не думал, что расставания могут быть такими тяжелыми. За последний месяц он часто думал об этом, представлял, но на деле всё оказалось намного сложнее. Запряженную двумя лошадьми телегу нагрузили всем, что только может пригодиться в дороге. Азъену удалось взять из казны отца немного монет, чтобы друзья ни в чём не нуждались. По словам Эрика, этого должно «немного» хватить, чтобы построить себе дом или конюшню, как мечтает Алэн.

Они ещё не знали, куда поедут. Может, в ближайшие государства, может ещё дальше, но в Элладее они остаться не могут. Надежды, что они смогут увидеться когда-нибудь, практически нет, поэтому их прощание затянулось надолго. Катарина оставила друзей, вернувшись в замок, а вот Азъен не мог их отпустить так быстро. Слёзы душили, а слова комом стояли в горле, выходя хриплыми рыданиями. Эрик пытался успокоить расчувствовавшихся друзей и пообещал, что когда у них появится возможность – как только они найдут для себя пригодные условия для жизни – то пошлют весточку. Конечно, все они понимали, что на это могут уйти годы, да и неизвестно, дойдет ли письмо до адресата.

Лишь когда приближалось время рассвета, а на небе исчезали последние звезды, откладывать прощание они больше не могли. С тяжелым сердцем Азъен отпустил друзей, ещё долго смотря, как уменьшается их небольшая телега, постепенно исчезая вдали.

Первые лучи солнца начали освещать Илай, когда Азъен мчался на лошади в сторону леса, где всё ещё сохранялись темнота и прохлада. Раскрасневшиеся от слёз щеки обжигал прохладный воздух, бьющий в лицо. Лес встретил его успокаивающей тишиной, лишь редкие птицы пели на верхушках деревьев, приветствуя согревающее мир солнце, да негромкий шум ручья. То ли он сегодня тёк не так быстро, звуча намного тише, то ли Азъен просто не мог услышать всех звуков. Ему казалось, что он находится в вакууме, через который не могут прорваться ни он, ни посторонние звуки снаружи. Даже мелодия флейты, когда он начал играть, звучала не как всегда. Пальцы словно не принадлежали ему, вяло перемещаясь по клапанам. Рвущая душу боль не могла найти выход, а Азъену казалось, что в нём вот-вот что-то надорвётся, что изменит его на всю жизнь.

– Не плачь, малыш. Ты же помнишь, что обещал сделать для меня.

Голос Йенса, прозвучавший в голове, показался настолько отчётливым и близким, что Азъен вздрогнул, услышав его. Через секунду он не был уверен – мог ли он слышать его или же ему просто показалось. Только участившееся сердцебиение и дыхание свидетельствовали, что он что-то слышал.

Слёзы на глазах быстро высыхали, благодаря чему Азъен смог увидеть недалеко от себя движение не то тени, не то животного. Присмотревшись чуть лучше, он увидел волка, с опаской выглядывающего из-за дерева. Он хорошо помнил его – это тот самый волк, которого он встретил два года назад и в прошлом году на охоте с братьями. Животное не подходило к нему, словно опасалось чего-то или не узнавало. Азъен сам сомневался в своей догадке, а руки уже поднесли флейту к губам. Прозвучавшая мелодия слилась с журчанием ручья и пением птиц. Волк с любопытством приподнял уши, прислушиваясь к музыке – теперь она звучала чисто, как и должна звучать, а Азъен понял, что едва не перешёл за черту, где перестал бы оставаться самим собой. Слышал ли он голос Йенса или он ему просто показался, но он помог ему остаться на верном пути.

Волк, убедившись, что человек тот самый, которого он знал раньше, медленно подошёл, зарываясь носом в отросшие наполовину седые, наполовину чёрные волосы. Азъен отложил флейту, обнимая волка за шею.

– Он хотел, чтобы я оставался прежним, – шептал Азъен на ухо животному, точно оправдываясь. – Я стараюсь. Честно. Но если бы он знал, насколько мне сейчас тяжело. Его нет рядом. Теперь Алэна и Эрика не будет. Я надеюсь, что с ними всё будет хорошо, что однажды мы с ними увидимся, всё плохое окажется позади, а впереди будет только хорошее, – волк тяжело вздохнул, выражая свое скептическое отношение к сказанному. – Да, я знаю, что у жизни не может всегда всё быть хорошо. Если бы не было трудностей, люди не научились бы радоваться хорошему. Но неужели всегда должно быть так больно? Сколько я ещё смогу выдержать, пока не потеряю себя или пока не умру? Для меня это одно и то же. И сейчас я едва не умер. Может, дух Йенса до сих пор со мной и поддерживает меня? Я хочу в это верить, потому что это всё, что мне остаётся.

Волк отстранился от Азъена и лизнул того в щеку кончиком языка. В жёлтых глазах отражалось столько понимания и сострадания, сколько он никогда бы не увидел в человеческих глазах. Вскоре волк ушёл обратно в лес, а вместе с ним ушли и грызущая душу боль. Осталась лишь тоска, но Азъен знал, что она теперь навсегда останется с ним – ему придётся научиться жить с ней.

И он жил – радовался каждому новому дню, гулял в лесу один, иногда с Катариной, и ждал весточек от друзей. В тайне ото всех Азъен молился за их благополучие Аррониксу. Йенс говорил, что их бог не такой, как другие. Во дворце имелась большая библиотека, где хранились знания многих народов и поколений почти со всего мира. Только вот про этого бога Азъен на нашел ни единого слова, даже упоминания.

Он не знал, как правильно молиться Аррониксу и слышит ли он его вообще. Но несмотря на это уже считал его своим богом и просил лишь за своих друзей, чтобы беды обходили их стороной, и они поскорей нашли для себя лучшее место, где им будут рады.

После отъезда Алэна и Эрика конюшня Дирка быстро пришла в упадок. Он не мог справиться с таким объемом работы в одиночку, а нового помощника брать больше не хотел. Пару раз Азъен заходил к мужчине, чтобы узнать, как тот теперь живёт. Дирк сильно сдал всего за пару месяцев, ссутулился, лицо приобрело серый оттенок, как и глаза, но он всё так же ворчал и говорил, что со всем справляется. На какие-то мгновения Азъену казалось, что он видит сожаление в уставших глазах. Может, Дирк и жалел, ведь он лишился не только двух помощников – Алэн был ему как сын, а теперь его нет, и он не хотел заменять его кем-то другим.

Азъен немного жалел мужчину – из-за религиозных предубеждений и собственной вспыльчивости он лишился больше, чем двух помощников. Через полгода он лишился и своей конюшни, потому что больше не мог её содержать. Сначала он продал почти всех лошадей, а потом и амбар, перешедший в собственность короля.

Когда Азъен узнал об этом, то долго не мог решиться подойти к отцу с просьбой. Он и сам до конца не понимал, зачем ему это понадобилось, но не спросить не мог.

– Отец, я могу попросить тебя об услуге? – робко спросил Азъен, когда они с отцом остались наедине.

– Конечно, Азъен. Если это в моих силах, то я исполню твою просьбу.

– Я слышал, что конюшня на окраине города теперь принадлежит тебе. Что ты хотел с ней делать?

– Ещё не думал об этом. Скоро наступят холода и до весны она, думаю, будет пустовать.

– Отец, могу я заняться этим?

– Чем? – удивился Фредерик, смотря в блестящие глаза сына. – Хочешь заниматься лошадьми?

– Да. Я не хочу, чтобы это место пропадало.

– Ты хочешь заниматься этим один?

– Нет, я бы не смог. Мне хочется, чтобы там было, как раньше…

– Азъен, – Фредерик глубоко вздохнул. – Прошлого не вернешь и как раньше уже никогда не будет. Ты должен понять – твои друзья туда уже не вернутся.

– Я понимаю, отец. Хоть мне и хочется вернуть всё, как прежде, но сейчас я хочу восстановить конюшню. И Катарина будет этому рада – раньше она любила туда ходить.

– Азъен, ты ещё так молод для этого…

– Отец, мне скоро семнадцать лет, – возразил он. – Когда-то я должен начинать.

– Хорошо, – согласился Фредерик. – Только пообещай мне, что всё будешь обсуждать со мной или с моей десницей. И ещё что не будешь заставлять сестру заниматься тяжелой работой. Негоже юной леди заниматься чёрной работой.

– Конечно, отец, – улыбнулся Азъен, кланяясь отцу в благодарность.

– Ступай, сын. Я распоряжусь, чтобы амбаром занялись в ближайшее время.

Фредерик отпустил сына, старательно скрывая тёплую улыбку – его сын взрослел и уже подавал поводы для гордости, хоть и ни на секунду не задумывался об этом.

========== Глава 12 ==========

Потребовался месяц, пока конюшню не отремонтировали и не заселили молодыми лошадьми. Катарина сходила с ума от счастья, когда узнала, что амбар теперь фактически принадлежит Азъену. Теперь она практически не покидала его, взяв на себя почти всю работу, не принимая никаких возражений – она командовала строителями; занималась выкупом лошадей и нового инвентаря. Ей даже удалось разыскать Изабеллу – её любимую кобылу – и вернуть на прежнее место.

Впервые за долгие месяцы среди загонов зазвучала мелодия, уже знакомая некоторым лошадям. Она заполняла собой каждый уголок амбара, наполняя его жизнью. Пока что Азъен и Катарина не нашли постоянных помощников, поэтому приходилось нанимать рабочих крестьян на время, чтобы они делали тяжёлую работу. Девушка старалась успевать ухаживать за животными, проводя с ними почти всё время, а у Азъена не укладывалось в голове, какой объем работы предстоит делать каждый день. А ведь Алэн раньше всё это делал один. Не понятно, как он со всем управлялся.

Им срочно нужен помощник, но только где его взять, он не представлял. Он мог бы попросить отца и уже на следующий день к ним пришло бы несколько людей, но он не хотел так. Он хотел всё сделать сам.

Зимой работы в амбаре было немного, но весна в Элладее начиналась рано и Азъен с трудом представлял, как они с Катариной будут справляться с почти полной конюшней, ведь скоро начнутся посевы, поля необходимо пахать, а у них несколько кобыл должны вот-вот принести потомство. Если бы Алэн и Эрик были здесь, они бы подсказали, что делать. А пока Азъену приходилось каждое утро вставать с рассветом, чтобы уже через час приехать в амбар.

Братья иногда заглядывали к Азъену, посмеивались, что он, наконец, нашел своё призвание в жизни – убирать за лошадьми, а Катарину старались от этого занятия отговорить и брать пример со старших сестёр. Вот только все эти слова не имели никакого эффекта и с каждым новым рассветом брат с сестрой вновь скакали в свою конюшню. С приближением весны дни становились всё длиннее и выезжать каждый раз приходилось всё раньше, а работы только прибавлялось.

Азъен привык нестись по улицам города, пока те ещё оставались пустыми и быстро добирался до амбара. Так было всегда, но сегодня – в последний из самых холодных дней зимы – ему помешали это сделать. Из одного переулка, весь обмотанный старым тряпьем с головы до ног, вышел невысокий человек. Азъен заметил его среди серых зданий слишком поздно. Он попытался остановить лошадь, но скользкая дорога и сократившееся до минимума расстояние сыграли против него. Лошадь, увидев неожиданно появившегося человека, испуганно заржала, вставая на дыбы и ударила его передними копытами.

Всё произошло в считанные секунды и Азъену оставалось лишь наблюдать, как человека отбросило назад, словно тряпичную куклу, на несколько метров. Он лежал не шевелясь, казалось, даже не дышал, но из-за большого количества одежды утверждать что-то большее он не мог. Быстро спрыгнув на дорогу, Азъен подбежал к пострадавшему. Им оказался юноша – меньше восемнадцати лет, как ему показалось: голова обмотана старым выцветшим тряпьем, местами истлевшим от старости; худое бледное лицо вымазано сажей или пылью; бледно-розовые губы приоткрыты, с них срывались тонкие клубы пара. Мальчишка явно бездомный, иначе не шатался бы по улицам в таком виде. Значит искать помощи или родных – бесполезное занятие, но и оставлять его на улице его тоже нельзя.

Азъен подвел лошадь ближе и дал ей команду опуститься на колени. Юноша хоть и не отличался большими размерами, но оказался достаточно тяжелым – потребовалось немало усилий, чтобы уложить его в седло. Дальнейший путь пришлось проделывать пешком, надеясь, что ещё не слишком поздно.

За двадцать минут, которые потребовались, чтобы дойти до амбара, Азъен успел сильно замерзнуть и едва шевелил пальцами. Промозглый ветер проникал под одежду, пробирая тело до костей.

– Азъен, где ты пропадаешь? – едва увидев брата, бросилась на него Катарина, но как только в воротах появилась его лошадь, она сразу же остановилась. – Что произошло?

– Я не заметил его… Он выскочил прямо под лошадь… – стараясь не стучать зубами, ответил Азъен, закрывая ворота.

– Он хоть жив? – испугалась девушка. – Может ему нужен врач?

– У нас есть свободное стойло, давай положим его туда и пока сами посмотрим. Лошадь сильно ударила его. Надеюсь, что всё обойдётся.

Зимой амбар всегда сохранял умеренное тепло – после перестройки здесь стало намного уютней и лошадям не приходилось мерзнуть. В свободном стойле уже лежало достаточно свежего сена, куда и решили положить пострадавшего.

Юноша слабо стонал от боли, когда его снимали с лошади. Потребовалось несколько минут, чтобы снять с него несколько слоев старой одежды. За это время Азъен успел согреться, а вот юноша оставался холодным и дрожал, как осиновый лист на ветру. Толстый слой тряпок скрывал худое тело: казалось, что в нём были только кости, обтянутые кожей; на груди и левом плече чётко проступали тёмно-красные следы от удара копыт. Завтра они превратятся в большие синяки, но, похоже, что всё обошлось без переломов. То, что находилось у юноши на голове скрывало отросшие до плеч волосы: грязные и спутанные, их, видимо, не мыли несколько недель, а может и месяцев, а вся одежда, судя по всему, найдена на улице.

Катарина с сочувствием покачала головой и принесла со второго этажа тёплое одеяло, чтобы согреть юношу. Ей не часто приходилось видеть бездомных, тем более – в таком тяжёлом состоянии. А сейчас всем тяжело – зимой трудно найти себе еду на улицах и очень много людей не дожидается весны. Азъен знал об этом и даже разговаривал с отцом, желая как-то решить проблему. Ему казалось, что всё достаточно просто – дать бездомным жилье, нищим – денег, обеспечить их работой. Но на деле всё выходило не так – отец считал, что, если все время помогать людям, они перестанут сами что-то делать и по-простому будут ждать помощи снова. Такого допустить нельзя. Если человек хочет работать, то он будет работать и зарабатывать себе на хлеб. А если его устраивает просить милостыню, то зачем ему помогать?

– А как же дети, отец? – возмутился Азъен, услышав подобные слова от отца. – Дети, оставшиеся сиротами. Они не могут прокормить себя сами, не могут работать. Они тоже должны умирать, потому что не желают сами себе помочь?

– Азъен, ты сам ещё ребенок и многого не понимаешь, – тяжело вздохнул отец. – В Илай несколько домов для сирот, которых воспитывают, учат, им помогают. Я не смогу решить эту проблему, потому что чем больше помогаешь людям, тем больше нуждающихся в помощи появляется на их месте.

– Но отец, на улицах погибают люди! Хорошие люди.

– Хорошие люди всегда погибают. Мы не в силах помочь всем. Я всегда считал, что если человек достойный и он для чего-то нужен, он выживет, как бы тяжело ему не пришлось.

Вот и весь разговор. Азъену не удалось убедить отца, и он так и не смог понять, почему тот так черств со своими подданными. Сейчас перед ним лежал один их этих людей, что нуждается в помощи. Может, он умер бы через несколько дней от голода или холода, если бы не эта трагическая случайность.

Катарина вернулась к лошадям, которых ещё нужно накормить и убрать в стойлах, а Азъен остался с юношей. Через полчаса тот отогрелся и перестал дрожать, плотнее укутываясь в одеяло, пока не понял, что что-то не так. Черные ресницы распахнулись и тёмно-голубые глаза начали осматриваться по сторонам, пока не столкнулись с глазами цвета расплавленного золота, с любопытством смотрящими на него.

– Где я? – слабым голосом спросил юноша, пытаясь сесть. Это ему удалось с трудом – он скривился от боли в груди, ощупывая под одеялом пострадавшие места.

– Ты в амбаре. Я привез тебя сюда, – ответил Азъен, не отводя взгляда от глаз юноши. – Я очень испугался, когда лошадь сбила тебя.

– Лошадь я помню, – кивнул он, с опаской смотря на своего спасителя – тот выглядел ухоженным и явно не из простой семьи; длинные чёрные волосы собраны в низкий хвост, а от висков тянулись две серебряные пряди; золотые глаза смотрели на него, не то изучая, не то переживая. – А ты кто такой?

– Меня зовут Азъен. Я надеюсь, что ты не слишком сильно пострадал…

– Не переживай из-за этого – меня так просто не убьёшь, – он попытался засмеяться, но смех сразу сменился сильным кашлем.

– Может всё-таки послать за лекарем?

– Ещё чего?! – вскинулся юноша. – Чтобы в меня запихивали непонятные яды и ставили на мне эксперименты?!

– Ты боишься врачей? – предположил Азъен, старательно пряча улыбку.

– Я? Ничего я не боюсь! Я им не доверяю, вот и всё.

– Хорошо, я тебя понял. Может тогда я мог бы тебе чем-то ещё помочь?

– Мне ничего не нужно, – ответил он, но в этот момент его желудок издал предательское голодное урчание. Юноша смущённо отвёл взгляд.

Азъен сразу исчез из поля его зрения, вернувшись через пару минут. В руках он держал бутылку с молоком и кусок свежего хлеба, от запаха которого пустой желудок заурчал ещё громче. Мальчишка колебался всего несколько секунд прежде чем высвободить руки и принять предложенную ему еду.

– Как тебя зовут? – спросил Азъен, присаживаясь рядом.

– Дерек. Так меня все зовут, – ответил юноша, откусывая очередной кусок хлеба.

– Дерек – твоё настоящее имя?

– Можно сказать, что настоящее. Никто не знает, какое имя мне дали при рождении. Может, и никакого.

– Ты живешь на улице?

– Сколько себя помню. Ты зря принес меня сюда, Азъен. Надо было оставить меня там – я всё равно бы умер не сегодня, так завтра.

– Я поступил так, как считал правильным. И ты не умрёшь ни сегодня, ни завтра.

– Значит послезавтра, – пожал плечами юноша. – Этой зимой уже умерло много людей от голода и холода. Каждый год так – это естественный отбор. Мы бесполезны для города и самые слабые из нас умирают.

– А ты уже считаешь себя слабым и бесполезным? – появившаяся рядом Катарина немного напугала юношу, отчего тот вздрогнул и отпрянул назад. Он никак не ожидал здесь увидеть кого-то ещё.

– А разве это не так? – подобравшись, спросил Дерек. Дерзкое поведение полной девушки, явно младше его, немного озадачило. – Кому я нужен? Бездомный оборванец. Таких на улицах очень много. Множество никому не нужных детей.

– А что вы делаете, чтобы быть кому-то нужными? – с вызовом спросила Катарина. – Вы только сидите и ждёте, когда придёт человек, которому вы нужны, который дал бы вам крышу над головой. А сами не пробовали поискать это всё вместо того, чтобы сидеть на улицах и попрошайничать?

– Катарина, где твои манеры? – вполголоса спросил Азъен, смущённый поведением сестры.

– К чёрту манеры! – всплеснула руками она. – Наш отец прав – если человек хочет, то он чего-то да добьется, а если нет, то он так и останётся в нищете.

– Что ты можешь знать о нищете и жизни на улице? – спросил Дерек. – Ты – девчонка из обеспеченной семьи, не знающая, что такое безысходность?

– Возможно, я и не знаю, что такое нищета и голод, но что ты – мальчишка едва ли старше меня, можешь знать о безысходности? Что тебе мешает найти работу и получать за неё хлеб или деньги? У тебя целы руки и ноги, ты молодой и здоровый. Так о какой безысходности ты мне говоришь?

Дерек опустил голову, сражённый аргументами девушки.

– Наверное, вы правы – мы бесполезны и только и ждём, что нам кто-то протянет руку помощи. Значит правильно, что жизнь отсеивает таких бесполезных, как я – так и должно быть, – Дерек вернул остатки молока и хлеба Азъену и сбросил с себя одеяло. Тонкая бледная кожа сразу покрылась мурашками от прохладного воздуха. Он поспешил натянуть на себя свою одежду. – Спасибо за вашу доброту и что накормили, но я не хочу больше вас обременять.

– Подожди, Дерек. Куда ты сейчас пойдёшь? – Азъен поднялся, становясь почти одного роста с юношей. – Ты не обременяешь нас. Я прошу тебя, останься хотя бы до завтрашнего утра.

– А что изменится за этот день? – спросил он, не поворачиваясь к собеседнику.

– Может, ничего не изменится. Разве что ты проживешь на один день меньше на улице.

– Хорошо, но только на один день, – согласился Дерек после долгого молчания.

Азъен улыбнулся, услышав положительный ответ и положил продукты на одеяло, оставляя юношу одного. Катарина последовала за ним.

– Азъен, ты уверен, что правильно поступаешь? Зачем ты вообще ему предложил остаться?

– Не знаю, – пожал плечами Азъен. – Но не пропадать же ему на улице после того, как я его едва не убил? Я немного виноват перед ним и это меньшее, что я могу сделать для него.

– Братик, но всем же не поможешь…

– Я знаю, но я хочу дать ему шанс. Если он сам не захочет, то я его не стану держать.

– Он тебе понравился, да? – с трудом сдерживая смешок, спросила девушка. На щеках Азъена выступил румянец, не укрывшийся от внимательного взгляда сестры.

– Нет. Я просто хочу ему помочь.

– Я так и поняла, – ответила Катарина, загадочно улыбаясь сама себе.

С утра Азъену и Катарине пришлось работать одним – на улице поднялся сильный ветер, поднимающий клубы снега, что люди просто побоялись выходить их своих домов. В укрепленной конюшне оставалось всё так же тепло и сухо. Только иногда со второго этажа доносилось завывание голодного ветра, пытающегося ворваться внутрь сквозь закрытые ставни. Брат с сестрой старались все успеть сами, и успевали, пока одна из кобыл не издала первое жалобное ржание. Её время подошло, и кто-то должен находиться рядом, чтобы помочь. Катарина не раз наблюдала, как принимают роды у лошадей, поэтому пришлось идти ей.

– Азъен, я могу вам чем-то помочь? – спросил Дерек спустя полчаса, как ушла Катарина.

– Тебе будет больно…

– Пусть будет. Это лучше, чем сидеть без дела.

– Раз ты так хочешь, то помоги. Работа не сложная, но тяжёлая. Ты справишься?

– Справлюсь, – пожал плечами Дерек и тут же скривился от боли.

Азъен показал, в чём заключается его работа и вернулся к своей на втором этаже. Дерек, никогда не имевший представление о подобной работе, справлялся медленно, но старался, как мог. Азъен иногда спускался, с интересом наблюдая за юношей. Сейчас ему казалось так непривычно, что эту работу делает кто-то другой – не Алэн или Эрик.

Дерек в своей рваной одежде и со спутанными черными волосами выглядел словно из другого мира. Всё это можно исправить, только у Азъена не было полной уверенности, что тогда юноша изменится. Он казался другим – не похожим на остальных людей, и дело тут вовсе не в рваной одежде. Он и сам не мог этого объяснить, но тёмно-голубые глаза завораживали. К нему тянуло достаточно сильно, что Азъен опасался не сдержать себя.

– Братик, как тебе удалось уговорить его работать? – Катарина поднялась к Азъену лишь к вечеру. На её руках и одежде местами оставались следы крови, а сама она выглядела уставшей.

– Я не уговаривал. Он сам предложил помощь.

– Вот как? – удивилась Катарина. – Не ожидала от него такого.

– Я рад, что ты ошибалась.

Вечером, когда работа была закончена, Азъен разделил на троих оставшуюся еду. Уставший Дерек после ужина задремал под завывание ветра на постеленном свежем сене. Пришло время возвращаться домой, но метель никак не желала утихать, а ехать в такую погоду по темноте просто опасно.

Азъен забрался на свое любимое место – на перегородку между стойлами – он целый день мечтал об этом, но времени всё не находилось. Каждый раз, когда ветер пытался ворваться в амбар, протяжно завывая, он слышал его голос, слышал песню, что пел тот с самого утра. И сейчас он вторил ему своей музыкой, дополняя, раскрывая с разных сторон. Музыка будоражила его самого – она казалась прекрасной и в тоже время пугающей. Ветер, словно слыша его, всё яростнее стучал в ворота амбара в тщетных попытках ворваться.

Пока Азъен играл, Катарина успела уснуть с Дереком. Рассчитанные на несколько часов горения масляные лампы уже почти догорели, поэтому на второй этаж пришлось подниматься почти наощупь. Большого теплого одеяла хватило, чтобы укрыться под ним всем троим. Азъен лег между Дереком и Катариной, обнимая сестру, хотя гораздо сильнее ему сейчас хотелось прижаться к другому телу.

А на утро, когда солнце ещё не взошло и ночь только начала отступать, он обнаружил себя в объятиях, но только не сестры. Тонкие руки переплетались с его руками, прижимаясь всё плотнее. Азъена охватило чувство паники. Он испугался сам не понимая чего и постарался как можно быстрее выбраться из своего плена. Он думал, что это будет трудно, так как лежал он посередине, но едва он зашевелился, рука с его груди исчезла, а Дерек отодвинулся от него, давая желанную свободу.

– Я тебя напугал? – шёпотом спросил юноша. Он казался немного растерянным, не зная, какой реакции ожидать, и поспешил оправдаться. – Мне ночью стало холодно, вот я и прижался к тебе. Мы всегда так делаем, чтобы не замерзнуть.

– Ага, – только и смог ответить Азъен прежде, чем вылезти из-под одеяла.

Они умудрились проспать всю ночь. Оставалось только надеяться, что отец не сильно беспокоится за них, ведь теперь они вернутся в замок только вечером, если погода опять не испортится. Пока та оставалась спокойной, нужно сходить в ближайшую пекарню за хлебом и молоком и на что ещё хватит его монет.

Оказалось, что их хватило бы, чтобы прожить без нужды ещё целый месяц. Азъен купил еды на два дня, а оставшиеся деньги потратил на одежду для Дерека. Он не знал, зачем делает это – просто хотел помочь. Единственное, чего он в тот момент боялся – не увидеть его по возвращении. Один час на улице оказался мучительно долгим, холодный ветер пронизывал его насквозь, от чего он не мог двигаться быстрее или ему это так казалось. Он торопился, словно от этого зависела чья-то жизнь – он не знал, увидит ли Дерека ещё, или тот предпочтет уйти. Не хотелось, чтобы всё заканчивалось, даже не начавшись.

У Азъена до сих пор сохранилось воспоминание, как юноша обнимал его утром, прижимаясь всем телом. От этого в груди разливалось приятное тепло, и если бы он тогда не поторопился уйти, то мог бы продлить этот момент. А теперь оставалось только вспоминать и представлять – что было бы, если?.. Вряд ли, конечно, мальчишка проявит к нему взаимную симпатию – такого не бывает. Но помечтать-то можно?

Мечты грели Азъена до тех пор, пока он не переступил порог амбара. Увидев среди загонов одну лишь Катарину, его сердце в отчаянии сжалось, а на глазах образовалась мутная пленка.

– Братик, что с тобой? – спросила Катарина, увидев подошедшего Азъена.

– Я надеялся, что успею… – пробормотал он скорее сам себе. Сняв сумку с плеча, он сел на солому в углу, смотря куда-то в пол.

– Успеешь к чему? – удивилась сестра, глядя на расстроенного брата. Причины тому она не находила.

– О, наконец, ты вернулся, – Дерек подошел совершенно бесшумно, хотя Катарина успела его увидеть, а вот опустивший голову Азъен вздрогнул от неожиданности. Дерек стоял у ворот загона, вытирая полотенцем мокрые волосы. Распахнутая тонкая рубашка не скрывала образовавшиеся синяки, выглядевшие почти черными по сравнению с белой кожей. Но похоже юношу это совершенно не смущало – его глаза блестели, а губы растягивались в счастливой улыбке. – Всю зиму об этом мечтал. И так каждый год – помыться негде, вот и приходится ждать весны.