Текст книги "Единое целое (СИ)"

Автор книги: 1electricpirate

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– лицо первого человека, который умер у него на руках;

– имена тех гражданских, которые осмелились с ними сотрудничать;

– подробности тех боевых заданий, в которых ему довелось принять участие;

– море лиц, прошедших перед ним за десять лет службы, за исключением близких друзей, но даже эти образы постепенно размывались, утрачивая имена и индивидуальные черты. Он не мог вспомнить ни одной шутки из тех, что некогда заставляли его смеяться до колик в боку долгими тихими вечерами. Не помнил тех маленьких трагедий, которые переносились с суровыми лицами и рукой товарища на плече;

– цвет маковых полей, бросающий кровавый отблеск на лица гражданского населения и на всё возрастающее число его соотечественников, вовлекаемых в эту войну;

– что он чувствовал, когда его настиг внезапный выстрел в спину. Он не помнил глухой удар пули, разворотившей его плечо, и разрывающую боль, постепенно охватившую всё его тело.

В общих чертах Джон Уотсон помнил, чем занимался на войне. Если постараться, то можно было рассказать множество историй, перечисляя имена и детали, приблизительно набросать расположение его части, бывшей для его много лет родным домом. Он мог воскресить последние слова, срывавшиеся с губ умирающих, которым он не мог помочь, какие бы усилия ни прилагал («Скажи моей маме… скажи ей…» – «Шеннон!» – «О, чёрт, мне конец, ведь так?» – «Помогите! Помогите!»), но голосов не помнил. Он мог припомнить, как ему досаждал песок, забивающийся в ботинки и засыпающий глаза и волосы, но не чувствовал призрачного хруста на зубах.

Между спонтанными воспоминаниями и извлекаемыми сознательно была существенная разница. Годы службы не были забыты, но будто сами прятались в дальних закоулках сознания, будто его гражданская ипостась поставила преграды и фильтры, не давая им всплыть.

Утрата воспоминаний его не печалила, потому что он не стремился их вернуть. Он не хотел воскрешать имена и лица своих товарищей, а также все остальные, смутно плавающие в глубинах памяти. Он не хотел видеть пустые глаза мирных афганцев, по чьим землям пришлось пройти и чьи дома разрушить. Он не хотел заново прочувствовать момент, когда тёмной афганской ночью жизнь почти покинула его после того, как он сам извлёк пулю из своего искалеченного плеча и сжал её в руке.

Конечно, кое-какие образы проникали через барьер, выстроенный его разумом, но то были безобидные мелочи, кратковременные вспышки, обрывки пережитого им самим, оживающие тогда, когда он меньше всего этого ждал. Он внезапно вспоминал отблески палящего афганского солнца в золотистых волосах медсестры при полевом госпитале; раскаты громоподобного хохота капрала Макдональда в комнате отдыха; вспышки смеха его товарищей, безуспешно пытающихся изобразить танец одиноких дамочек*, чтобы послать запись подружке Мэтьюза; обрывки разговоров и шуток; краткие передышки между страхом и напряжением, позволяющим испытать всю полноту жизни.

В ночь после рождения двойняшек Джон лежал в постели на Бейкер-стрит, пытаясь успокоить расходившиеся нервы, чтобы погрузиться в столь необходимый ему сон. Он закрыл глаза, и внезапно на него нахлынули воспоминания, непрошенные и отказывающиеся исчезнуть.

Сержант Мэтьюз получил рваную рану живота, а у Джона не было нужных инструментов, чтобы залатать её. Они оба застряли посреди пустыни после неудачной вылазки, завершившейся полной катастрофой, и не было надежды дождаться помощи раньше, чем наступит утро. И оба знали, что Мэтьюз столько не протянет.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джон, с трудом натягивая на лицо улыбку.

– Будто у меня чёртова дырка в кишках, Уотсон, а ты чего ждал? – прохрипел Мэтьюз, хватая воздух ртом.

– У меня есть ещё морфий, и можно…

– Отвали, Уотсон, оставь его тем, кому он пойдёт на пользу.

– Проклятье…– плечи Джона поникли. Мэтьюз засмеялся и следом закашлялся. Доктор стёр кровь с подбородка товарища.

– Сколько ещё? – прозвучал вопрос сквозь стиснутые зубы. Во взгляде Джона сквозила полная беспомощность.

– Я постараюсь немного унять кровотечение, но… без необходимых инструментов я не смогу… я не… я не знаю. Несколько часов. Может – больше, может – меньше. Слишком мало.

– Вот дерьмо.

Некоторое время тишина нарушалась лишь тяжёлым дыханием и редкими стонами раненого.

– Я мог бы… ты уверен? Если мы накачаем тебя морфием, тебе станет легче.

– Я сказал – отвали, ты оглох?

Доктор кивнул. Небо над ними сверкало россыпью звёзд. Джон знал, что они там и льют свой холодный свет, но не мог позволить себе поднять голову. Он мог смотреть лишь на густую неослабевающую струйку крови, впитывающуюся в песок пустыни.

– Господи, Луиза убила бы меня собственными руками, если бы увидела сейчас, – через боль пошутил Мэтьюз. – Тебя ждёт дома девушка, док?

– Кого, меня? Неа. Вести войну сразу на два фронта – это перебор, как думаешь?

– И я так думал ещё недавно, но Луиза… – он задыхался, и Уотсон плотнее прижал руку. Он постарался максимально снизить потерю крови, но полностью остановить кровотечение не мог, и его руки были уже покрыты кровью сержанта, скользили по ней, а он всё пытался и пытался что-то сделать, пока Мэтьюз между стонами не закричал на него, что довольно мучиться, пусть льётся.

– Она великолепна, док, ты должен взглянуть на неё.

– Я знаю, приятель, ты показываешь её фото при каждом удобном случае. Не трудись.

– Боже, она такая упрямая. Мы познакомились… знаешь, мы познакомились, когда я был… в увольнительной, ну и… Дурацкое дело – одна лишь ночь с … господи… с презервативом или ещё чем-то там. Как бы там ни было, через три месяца она позвонила и сказала: «Энди, ты скоро станешь папой». Я сказал: «Пусть черти меня утащат в ад, если я»…

Доктор больше не мог смотреть на такие муки. Он быстро сунул руку в сумку, извлёк шприц и всадил его в руку Мэтьюза раньше, чем тот понял, что произошло.

– Господи, док, я же сказал – не надо!

– Я не могу зашить тебя, но с уверенностью могу сказать, чёрт возьми, что не позволю тебе испытывать адские боли в последний час на этом свете. Заткнись, Энди, и не мешай мне делать мою работу.

– Твою ж мать! Ну, так… так я сказал ей, что это всё какая-то ошибка, что я не могу быть отцом. Сказал, чтобы она пошла и сделала аборт или разобралась бы с этим иначе, но она только… Ха! Она накричала на меня по телефону, буквально поставила меня на место. Сказала… сказала, что беременна от меня и что я обязан о них позаботиться, выжить на этой войне и… вернуться домой к ней и к моему ребёнку и всё такое прочее.

– Да она построила тебя, приятель.

– Точно. За это я её и люблю. А малышка наша великолепна. Взгляни… у меня в кармане.

Джон неловко ощупывал одежду товарища, пока наконец не добрался до нагрудного кармана рубашки, откуда извлёк маленькую ламинированную фотографию двухлетней девочки, перемазанной в шоколаде.

– Её зовут Джема, – сказал Энди. – Она потрясающая. Я никогда… никогда не хотел детей, пока не увидел её. Мечтаешь о детях, док?

– Кто, я? – Джон хмыкнул. – Едва ли. Если я выберусь живым из этой мясорубки, то не знаю, наверное, буду искать кого-то, кто захочет быть рядом со мной. На самом деле я не гожусь в отцы.

Мэтьюз слабо засмеялся, превозмогая боль.

– Да и я не годился, пока неожиданно им не стал. Тебе непременно нужно завести детей, док, ты просто обязан. И тогда… ты начинаешь понимать, что всё… проклятье… всё, что раньше казалось таким важным, просто чепуха по сравнению с желанием видеть их здоровыми и счастливыми. Господи. Я хотел… я хотел покончить с войной, чтобы дочь росла у меня на глазах. Полагаю, этому не бывать.

Уотсон ничего не сказал, совершенно опустошённый словами этого человека, с которым сражался бок о бок, но совершенно не знал его до этой последней минуты.

– Могу я попросить тебя об одолжении, док? Когда… когда в следующий раз ты будешь дома, не мог бы ты позвонить Луизе и Джеме и поговорить с ними? Рассказать им, что я думал о них до самого конца. А затем… затем пойди и найди себе девушку и заведи с ней детей, ладно? Не оставляй их, пусть растут около тебя. И завязывай с войной, док. Займись чем-нибудь другим, кроме стрельбы по ненормальным психам и штопки других ненормальных психов.

– Хорошо, Энди. Я попытаюсь. Сделаю, что смогу, – сказал Джон, обещая таким образом связаться с семьёй Мэтьюза и передать этот разговор, но что до него самого…

Он смотрел на раскинувшееся над пустыней звёздное небо и думал, что нигде он не будет на своём месте – только здесь, и хотя сейчас он был переполнен ненавистью к этому песку, пропитанному кровью друга, вцепившегося в его руку в предсмертной агонии – и это было страшно, он всё же думал, что если ему придётся покинуть это место, то он не сможет жить, потому что больше ему некуда податься.

Яркие картины воспоминаний погасли, и Джон вдруг ясно осознал, почувствовал всем своим существом, что он лежит в своей постели на Бейкер-стрит, что Шерлок мёртв, но теперь у него есть два ребёнка, которым он нужен и которых ему отдадут завтра днём. Он вернётся домой не один – с ними, и проведёт всю оставшуюся жизнь в заботах об их воспитании. И теперь он понимал, насколько Мэтьюз был прав, когда говорил, что все остальные тревоги отныне будут казаться мелкими и неважными.

Уотсон не забыл, что Мэтьюз умер через два часа, шепча имя своей подруги, а сам он сидел посреди пустыни и оплакивал своего друга, потому что потерял того, кто надеялся получить от него помощь и спасение, потому что, вопреки просьбам Мэтьюза бросить попытки и дать ему умереть, доктор продолжал терзать себя мыслями «что, если… что, если… что, если…», но был бессилен сделать хоть что-нибудь.

Он знал, что всё это произошло с ним в реальности, но не чувствовал липкой крови на руках или колючего песка в глазах – эти воспоминания отошли в тень и дали место другим. Он помнил, как пропускал сквозь пальцы волосы Шерлока, как касался нежной кожи новорождённых, и он удерживал эти образы в сознании, пока наконец не заснул.

************************************************

Алые полосы на белом.

К горлу Шерлока подступила тошнота. Он моргнул. Время замедлилось, а потом и вовсе остановилось.

Алый, белый, тёмно-каштановый, знакомый до боли солнечно-жёлтый.

Краска стекала со стены, жёлтые капли падали в лужу крови, но цвета не смешивались: ослепительно-яркий жёлтый и насыщенный алый существовали отдельно.

Детектив будто получил удар под дых, и это вывело его из ступора.

– Ирен! – он моментально очутился возле неё и опустился на колени. Её дыхание было поверхностным, но пульс был ровным и наполненным. Голова была разбита и из раны текла кровь, руки и ноги были покрыты сеткой неглубоких порезов, несмертельных, нанесённых со знанием дела. Шерлок опять почувствовал ком в горле. Он достал телефон, сбросил входящие сообщения и вызвал скорую помощь.

Он осторожно убрал волосы женщины, чтобы осмотреть и оценить рану на её голове, как веки её задрожали, и она попыталась открыть глаза.

– Шрлок. Какого чёрта т’здесь торчишь?

– Ты ранена, – сказал он одними глазами. Слова застревали в горле, язык онемел.

– Всё хршо. Я большая девочка.

– Ты идиотка. Что здесь было?

– Нет. Времени. Расскажу потом. Уходи, я в порядке.

Она смотрела на него своими зелёными глазами, и взгляд этот был пугающим. Шерлок кивнул, на секунду сжал её запястья и закружил по комнате, отирая жёлтую краску с кончиков пальцев носовым платком. Слова, выведенные на стене над телом Ирен, вспыхивали перед его глазами яркими всполохами каждый раз, когда он моргал.

Неплохая попытка для любителя. Приглядывай за своей семьёй, Шерлок Холмс.

Он пришёл слишком поздно, не успел и крупно просчитался. Ни на что не было времени. Он вложил свой телефон в руку Ирен, предварительно накричав на оператора и запретив ему вешать трубку, пока не прибудет скорая. Судя по цвету крови, по состоянию порезов и подсыхающим дорожкам краски на стене, у Морана была фора не менее 45 минут, а чтобы добраться до Иствела, нужно не менее полутора часов, если гнать всю дорогу и нигде не застрять в пробке.

Шерлок выскочил из здания на улицу. На взлом первой подвернувшейся машины ушло менее минуты, но он всё же опаздывал на 45. Сейчас он лишь мог надеяться на Грега и Джона.

Джон.

На Шерлока попеременно накатывали то тошнота, то острая боль в сердце. Он включил передачу и понёсся по трассе М-1 на предельной скорости, стараясь ни в кого не врезаться.

Ну же, Джон, не подведи.

**********************************************

Грегори Лестрейд раньше не был в доме, где Шерлок Холмс провёл детство, и никогда не пытался его себе представить, но когда автомобиль по плавной дуге подъехал к парадному входу Иствел Менор, в памяти Грега всплыли тысячи мелочей, связанные с консультирующим детективом, многие из которых теперь получили объяснение.

– Бог мой, он и в правду привилегированный засранец, – пробормотал он под нос, захлопывая за собой дверцу автомобиля.

Он не очень хорошо представлял себе, что ему теперь делать после того, как он добрался до поместья. Он чувствовал тяжесть пистолета, засунутого за пояс джинсов, и прокручивал в голове обращённые к нему прощальные слова детектива. Грег не позвонил Джону предупредить о своём приезде, но тот был фактически под домашним арестом, так что большого значения это не имело. Сейчас же он не мог понять, как дать о себе знать: принято ли стучать в двери таких домов?

К счастью, как только он поднялся по лестнице, парадная дверь отворилась, и на пороге показался устрашающего вида внушительный ливрейный лакей.

– Могу я вам помочь, сэр?

– Да, э… Я приехал к Джону Уотсону. Меня зовут Грегори Лестрейд, он меня знает.

– Конечно, минутку, сэр. Не могли бы вы немного подождать?

Инспектора проводили в холл, в котором могла бы поместиться вся его квартира. Он стоял там, переминаясь с ноги на ногу и бросая вокруг себя удивлённые взгляды, пока не услышал приближающиеся лёгкие шаги, после чего выпрямился и замер в ожидании. Молодая женщина с уложенными в простой узел волосами появилась из коридора и внимательно его осмотрела.

– Мистер Лестрейд? Мистер Холмс велел нам вас ждать.

– О, да. Конечно. Вот он я.

– Мистер Уотсон сейчас принимает душ, но я могу отвести вас в его гостиную.

– Он… ну, да, конечно. Ага, хорошо, пойдёмте.

– Меня зовут Аннет, я работаю здесь няней. Миссис Холмс отдала приказ приготовить для вас комнату, находящуюся напротив комнат Джона, чтобы вы могли погостить у нас подольше. Она также приносит свои извинения, что не сможет встретиться с вами до обеда, поскольку очень занята неотложными делами, которые свалились на неё совершенно неожиданно.

– Да, конечно.

Когда его быстро повели по дому, Грегу показалось, что он прошёл через портал в другое время. Всё здесь было пугающе великолепным. Он всегда гордился своей непробиваемой невозмутимостью, но в этом дворце он чувствовал себя неловко, но с лёгкостью мог представить в этом окружении Шерлока.

В гостиной, куда его проводили, был беспорядок, весьма живо напомнивший ему квартиру на Бейкер-стрит. Она была заставлена множеством увлекательных и, вероятно, незаконно добытых экспонатов, может даже, сделанных руками самого Шерлока, а также завалена самыми разными детскими вещами. О том, что здесь живёт Джон, напоминал лишь вязаный свитер, брошенный на спинку шезлонга.

Аннет подошла к детскому манежу, в котором развлекались двойняшки, кидая друг другу мягкие игрушки и что-то лепеча. Лестрейд поставил на пол сумку и направился взглянуть на них, поражаясь, как они выросли с тех пор, как он видел их в последний раз незадолго после рождения.

– Я уверена, что через минуту Джон будет здесь, мистер Лестрейд. Если вы хотите освежиться или…

– Я могу их подержать?

– О, уверена, что вам это можно. Идите сюда, в любом случае я должна поменять их подгузники. Возьмите-ка…

Она наклонилась, подняла Рози и передала её крёстному отцу, нежно воркуя и приговаривая по-французски: «Вот так, моя малышка».

Грег уселся на диван, держа крестницу на руках, щекоча её носик и улыбнувшись, когда она засмеялась. Он так увлёкся девочкой, а Аннет переодеванием Тедди, что оба они не заметили, что дверь открылась, и за ней показался ещё мокрый после душа Джон.

– Аннет, вы не видели мой свитер? Я уверен, что он где-то здесь… Грег!

У Джона был совсем другой вид, чем при их последней встрече. Он теперь не был так вымотан и не выглядел таким опустошённым, из его глаз исчезла смерть, прочно поселившаяся в них со дня гибели Шерлока.

– У тебя всё хорошо, Джон? – придерживая Рози, Лестрейд шагнул навстречу Уотсону, чтобы дружески пожать ему руку. – Вижу, пока эти два разбойника тебя не прикончили. Неплохо, приятель. В Ярде делали ставки, что больше трёх месяцев тебе не продержаться.

– Я получил большую помощь, – ответил с улыбкой Джон. Он ловко подхватил свою дочь привычным жестом; Грег смотрел на них с удовольствием. Не так много времени прошло с тех пор, как его друг губил себя, ища забвение на дне стакана с виски, и теперь видеть его здоровым и бодрым, светящимся отцовской любовью было отрадно для всё ещё чувствующего свою вину инспектора. – Так каким ветром тебя принесло?

Лестрейд переступил с ноги на ногу и в затруднении почесал затылок.

– Э, на самом деле Шерлок попросил меня приехать сюда.

Уотсона будто подменили: только что он был расслаблен и раскован, но в миг напрягся и сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.

– А. Эм. Он сказал… с какой целью?

– Ты же знаешь Шерлока. Он особо не распространяется, только… только заставил меня пообещать приехать сюда. По большому счёту, я виноват перед ним, ну ты знаешь, из-за всей этой истории с доносом Донован и Андерсона, да и в любом случае я хотел навестить детишек… так что я здесь.

Джон нахмурился. Рози начала извиваться в его руках, и он опустил её на ковёр, разрешив ей ползать вокруг своих ног.

– Почему ты не предупредил меня, Грег?

– Послушай, я расскажу тебе всё, что мне известно, когда мы останемся наедине, ладно? – и он бросил быстрый взгляд на Аннет. Уотсон кивнул.

Пока Грег поднимал Рози, с удовольствием грызущую лапу плюшевого тигра, и устраивался с ней на диване, посадив малышку на колени, Джон сам занялся переодеванием Тедди, отослав Аннет из комнаты. Когда за ней плотно закрылась дверь, Доктор уселся на диван рядом с гостем, с трудом удерживая в руках подвижного восьмимесячного сына. Лицо его было полно решимости, и Лестрейд понял, что разговора избежать не удастся. Сначала он надеялся обойтись несколькими словами, но почувствовал себя припёртым к стене, когда Уотсон строго посмотрел ему в глаза и сказал: «Рассказывай всё, Грег», – и тому ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть, усадить Рози поудобнее и, почесав шею, пуститься в объяснения.

– В общем, так. Ну, я полагаю, это случилось неделю назад. Шерлок явился в мой кабинет, совершенно точно не мёртвый – это было понятно, да ещё под руку с Ирен Адлер, разглагольствуя о том, что тебе и двойняшкам грозит опасность и что ему нужна моя помощь, чтобы защитить вас.

– Господи, я прикончу его. Почему он не поставил в известность меня?

Брови Грега поползли вверх.

– Ты вообще говорил с ним с тех пор, как прогнал?

– Ну, нет, не говорил.

– Вот и ответ. Как бы там ни было, он рассказал о сети Мориарти и какой-то западне, и хотел, чтобы я непременно приехал к вам. По его словам, ничего страшного не должно было случиться, но он не был уверен на сто процентов…

– Он считает возможным, что кто-то проберётся сюда? В Иствел?

– Что-то вроде того.

– Чёрт. Я убью его.

– Джон.

Лестрейд отметил, как Уотсон с усилием потёр ногу.

– Он ничего больше не сказал?

– Нет, ни слова. Сегодня утром он прислал мне смс с информацией, как добраться до поместья – и больше ничего.

– Майкрофт в курсе?

– Не знаю. Наверное. С каких это пор Ирен Адлер работает с Шерлоком?

– С тех пор, как Майкрофт шантажом заставил Шерлока вернуться домой и точно так же шантажом вынудил Ирен сотрудничать.

– Само собой. По-другому находит компаньонов братья Холмс не умеют. Господи, Джон, ты связался с сумасшедшим домом.

– Будто я не знаю, – обречённо вздохнул доктор. – Эта парочка кажется совершенно нормальной, но они пока слишком малы.

– Они великолепны, Джон.

Уотсон улыбнулся так заразительно, что Лестрейд не мог удержаться от ответной улыбки.

– Я знаю, – сказал Джон, со счастливым видом рассматривая спящего у него на руках мальчика. – Они идеальны.

Рози на коленях Грега начала потягиваться и зевать, зарываясь глубже в мех игрушечного тигра и располагаясь поспать. Посмеиваясь, Джон встал и уложил обоих в просторную колыбель. Затем он снова сел и нахмурился. Инспектору было знакомо это выражение лица по ночным погоням за преступниками. Перед ним сейчас был капитан Уотсон, прошедший Афганистан, способный быстро принимать решения о том, как им всем выжить.

– Он считает, что кто-то может явиться сюда и попытаться добраться до двойняшек, верно?

Грег кивнул. Джон что-то высчитывал, прищурившись.

– Разумеется, Иствел прекрасно защищён, но Шерлок смог миновать охрану незамеченным, и это значит, что теоретически другой человек тоже может с этим справиться. Мы не делали секрета из моего пребывания в этом доме, и если ведётся слежка, то этот факт должен быть известен. Майкрофт говорил, что за мной непременно наблюдают. У недоброжелателей было восемь месяцев на то, чтобы изучить и найти слабые места в охранной системе. Очевидно, следовало бы забрать детей и спрятать их в надёжном месте, но мы с этим опоздали. Блядь, я убью его! Мы могли бы придумать ещё какой-нибудь выход, будь у нас время.

Джон закусил губу и потёр подбородок, ругая про себя мужа последними словами.

Бог свидетель: иногда Грег с трудом мог поверить, что эти два психа идеально подходили друг другу.

– Он не утверждал, что до этого непременно дойдёт, просто хотел быть полностью спокойным.

Уотсон посмотрел на Лестрейда таким тяжёлым взглядом, что по позвоночнику инспектора пробежала дрожь.

– Грег, если он был обеспокоен настолько, что попросил помощи, то мы должны относиться к этой угрозе со всей серьёзностью. Он никогда не обращается за помощью, даже в тех случаях, когда без неё не обойтись.

Это было чистой правдой. За всю жизнь Шерлок Холмс ни разу ни к кому не обратился с просьбой о помощи, если только не доходил до полного отчаяния.

– Верно. Будем относиться к опасности серьёзно. Может… я не знаю, я мог бы вызвать подкрепление, установить дополнительную охрану…– но Джон прервал его, покачав головой.

– Поздно. За нами несомненно ведётся слежка. Твой приезд могут принять за визит друга – именно поэтому Шерлок попросил об этом тебя. Будь это кто-нибудь другой, то стало бы понятно, что мы догадались о наблюдении. Теперь же нам есть чем удивить непрошенных гостей. И сейчас мы имеем лишь один реальный вариант.

Уотсон провёл в раздумьях ещё несколько минут, собрав на лбу глубокие морщины. Лестрейд смотрел на него и вспоминал, как впервые повстречал Джона, прихрамывающего позади Шерлока и, несомненно, ошарашенного своим новым знакомым. Через несколько часов ветеран войны не только позабыл о боли в ноге, но и непостижимым образом вписался в компанию Шерлока Холмса, а затем хладнокровно убил человека, чтобы спасти консультирующему детективу жизнь. Грег не был идиотом. Только абсолютно слепой и глухой не заметил бы, как Шерлок резко прекратил описывать приметы человека, застрелившего таксиста, как только встретился взглядом с Джоном. Инспектор умел делать правильные выводы, но, по правде говоря, он не сожалел о смерти серийного убийцы, способного продолжить список своих жертв, которых вовлекал в свои дьявольские игры. Смять и выбросить листок с записями было намного проще, чем иметь дело с разгневанным Майкрофтом Холмсом.

– Когда Шерлок… когда он был здесь, он рассказал, что остался лишь один серьёзный враг – правая рука Мориарти. Он назвал его имя – Себастьян Моран. Они выслеживали его в течение многих месяцев.

– Ирен и Шерлок?

– Ммм. И Майкрофт. Если он был способен ускользать от преследователей так долго, то он практически неуловим. На него невозможно выйти, мы понятия не имеем, как он выглядит, каковы его методы работы – полный информационный вакуум.

– То есть, мы без понятия, с кем имеем дело, и если нам придётся с ним столкнуться, что весьма вероятно, мы не знаем, чего ждать.

– Вот именно.

– Чёрт.

– Я точно в следующий раз его прикончу, – пробормотал Джон. Грег недовольно засопел.

– Что за хрень, приятель. Если ты хоть немного любишь его, то, наверное, повалишь и затискаешь до бесчувствия. Ты знаешь, у него был совершенно убитый вид, когда мы говорили о тебе. Что ты с ним сделал?

– Врезал ему, – проворчал Джон, сложив руки на груди. – Наорал на него. И вышвырнул. Сказал ему, чтобы не смел возвращаться.

– Святые угодники! Неудивительно, что он показался таким расстроенным.

– Он это заслужил.

– Я не отрицаю этого. Но ты позволишь ему вернуться к тебе, верно?

Джон промолчал. Грег некоторое время подождал ответа, и, так и не дождавшись, потянулся, расправляя затёкшие руки и ноги. Он не должен был вмешиваться в их отношения, хотя был убеждён, что эти два упрямых говнюка сами не знали, что для них лучше.

– Послушай. Это не моё дело. Он совершенно раздавлен и страшно по тебе скучает, но сначала нам надо пережить эти выходные, а потом разберёмся с вашей проблемой, ладно?

Уотсон вздохнул, потёр обеими руками лицо.

– Да, – раздражённо фыркнул он в конце концов, расправив плечи и натянув на лицо маску спокойствия. – Хорошо. Я думаю, у меня есть план. Он небезупречен, но то же можно сказать о любом другом. Будем надеяться, что нам не придётся им воспользоваться, хорошо?

– Конечно. Так что у нас есть? – и Грег начал внимательно слушать, пока Джон посвящал его в подробности. Предложенный план ему совершенно не понравился, но пришлось признать, что это наиболее эффективный вариант избежать гибели в ближайшие два дня, если всё же произойдёт то, чего так опасался Шерлок.

Конечно, Шерлок Холмс сам мог успешно довести дело до конца, и их приготовления оказались бы тогда ненужными, но у Лестрейда в душе шевелилось нехорошее предчувствие, а взгляд Уотсона был таким напряжённым, что не было сомнений: в ближайшие двое суток они будут избегать споров на семейные темы. Когда Джон высказался, они обсудили детали и принялись за работу.

Они разместили детей в старой лаборатории Шерлока, с единственным доступом через библиотеку, дверь в которую была замаскирована гобеленом, как в мультфильме про Пиноккио. Лаборатория герметично запиралась изнутри звуконепроницаемой дверью. Аннет и мать Шерлока остались с малышами, прихватив с собой запасы еды и детские игрушки. Им были даны строгие указания не открывать дверь, если не будет назван пароль. Няня казалась напуганной, но Селеста, которая очаровала Грега и одновременно заставила его трепетать, уселась на одну из раскладушек, отысканных на чердаке, и не проявляла ни малейшего беспокойства по поводу предстоящего испытания.

– Всё в порядке, мои дорогие. Как-нибудь я расскажу вам о том, как мы с отцом Шерлока провели четыре дня в Кракове, не покидая стенного шкафа.

Остальную прислугу не стали предупреждать. Джон явно испытывал неловкость по этому поводу, но он слишком хорошо понимал, что сейчас не следует доверять абсолютно никому. Все слуги занимались обычными обязанностями, не обращая внимания на напряжение в фигуре доктора и на отсутствие хозяйки поместья.

– Селеста всегда появляется в любой части дома бесшумно и неожиданно, как привидение, – объяснил Джон. – И нет ничего необычного, что она не показывается. А мы с детьми по большей части живём сами по себе в нашем крыле, и никто из прислуги сюда не заходит, так что исчезновение малышей пройдёт незамеченным. В любом случае, рабочие часы заканчиваются, все покинут поместье, а постоянная прислуга отпущена на выходные.

Уотсон выбрал две большие куклы из горы игрушек и положил их в колыбель, а саму колыбель поставил в смежную с гостиной комнату. Он установил радионяню, отыскал одеяла и отвёл Лестрейда обратно в свою гостиную.

В воздухе сгустилось напряжение. У них не было оснований подозревать, что этим вечером следует ожидать развития событий, но пока они сидели и пересматривали старые серии «Друзей» по комедийному каналу, никто из них не смог заставить себя смеяться; оба чувствовали тяжесть оружия, прижатого к спине ремнём брюк. Джон беспокоился, кусал губы и теребил рукава, нервно притопывая ногой и сжимая челюсти. Телевизор он точно не смотрел. Он поглядывал на замаскированный вход в библиотеку, проверял сообщения на мобильном, смотрел на часы – и так по кругу много раз. Наконец Грег встал и выключил телевизор.

– Джон, всё будет хорошо.

Уотсон впился в него безумным взглядом, и Лестрейд невольно сглотнул. Он снова уселся на диван, прихватив журнал и смирившись с тем, что эти выходные будут самыми ужасными в его жизни. Затем Джон заговорил, и голос его немного подрагивал.

– Как ты думаешь, что он сейчас делает?

Грег поднял глаза и внимательно посмотрел в лицо друга. Джон опять с силой стиснул кулаки, его крепко сжатый рот превратился в тонкую кривую линию.

– Кто, Шерлок? – доктор кивнул, и подбородок его задрожал. Инспектор фыркнул. – Наверное, что-нибудь идиотское и опасное.

Подбородок Джона дёрнулся в знак согласия. Грег представить себе не мог, каково сейчас приходится его другу, чьи дети спрятаны в тайной комнате и чей партнёр занят бог знает чем, бог знает где и бог знает с кем. Уотсон не только доктор – он ещё и солдат, и его инстинкты направлены на то, чтобы сражаться и защищать, когда настаёт для этого время. Шерлок Холмс напрасно не принимал во внимание эти факты. Джона продержали в этом доме восемь месяцев, не позволив ничего сделать для защиты семьи, всего лишь прятали его и детей. И Лестрейд искренне полагал, что только чудом этот человек сумел выдержать такое обращение.

– Джон, он выкрутится. Он всегда выкручивается.

Уотсон прерывисто вздохнул, его пальцы впились в обивку шезлонга.

– Когда-то всё случается в первый раз, Грег.

Конечно, оба они уже сталкивались с гибелью Шерлока. Джон же буквально встретил смерть мужа лицом к лицу. Оба они понимали, что судьба дама капризная, и достаточно будет малейшей ошибки, чтобы сопутствующая детективу удача ему изменила.

Они просидели молча довольно долго. Лестрейд читал статью об экономическом кризисе в Европе, Уотсон оставлял вмятины на бесценной обивке.

– Знаешь, он так и не извинился.

– Меня это как-то совсем не удивляет, – проговорил Грег, отрываясь от журнала.

– Он и мысли не допустил, что был неправ. Он сказал, что скучал по мне, что очень сожалел о необходимости разлуки, но что это был единственный путь сохранить все наши жизни. Но я, очевидно, не заслужил того, чтобы меня посвятили в эти планы.