Текст книги "Единое целое (СИ)"

Автор книги: 1electricpirate

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Я подумал, Джон, чтобы ситуация прояснилась до конца, вам следует ознакомиться полнее с историей нашей семьи. Сами мы никогда об этом не говорим, как вы и сами уже заметили, и тем более не склонны выносить это на публику. Наш дом был полон счастья и любви, как мы их понимаем, на протяжении многих лет. Но все представители нашей семьи не совсем обычные люди, каждый из нас, и я полагаю, как бы это ни было прискорбно, что семейные узы в последние годы несколько ослабли.

Попытайтесь представить, каково это – расти в окружении невероятно, даже запредельно умных родственников. Не думаю, что посторонний человек способен понять, на что это похоже, к тому же не следует забывать о постоянном давлении, оказываемом на семью высшим эшелоном политической элиты и присущими всем Холмсам антисоциальными наклонностями. Наши родители поженились по любви, но моей матери пришлось бороться за то, чтобы её признали в высшем свете. Наш отец – его имя Терренс, ведь вы хотели спросить об этом – был чрезвычайно умён, но я и Шерлок подавали ещё большие надежды, если сравнивать наши способности и способности отца в семилетнем возрасте. Рози была ещё более щедро одарена, чем все мы, очень рано проявив явные признаки блестящего интеллекта, который бы развивался и далее.

Я не думаю, Джон, что вы вполне осознаёте всю глубину ума Шерлока. Не надо на меня так смотреть – я лишь констатирую факт. Вам и не удалось бы, потому что вы не гений. У него фотографическая память, возможно, он страдает синдромом Аспергера в лёгкой форме. О настоящем аутизме речи не идёт, но всё же его способ мышления и взаимодействия с обществом значительно отличается от обычного. Он не социопат, как сам себя рисует, но люди ему не нравятся и общепринятых этических рамок он не придерживается; такие перекосы могут быть результатом специфического воспитания. Я уверен, что вы это сами давно вычислили, но лишнее подтверждение не помешает, верно?

Ещё чаю? Как пожелаете. Продолжим. Наши родители были чрезвычайно умны, но очень редко бывали дома. Я полагаю, они консультировали британское правительство по ряду вопросов, а также выполняли различные особые миссии по всему миру. Шерлок, как вы видите, продолжил семейное дело, но название для профессии выбрал сам. Родители помогали выслеживать преступников, были активно вовлечены в работу разведки в странах Европы в 1970-1980 гг.

Большую часть времени нас воспитывали гувернантки со средним уровнем интеллекта, и никто надолго у нас не задерживался. Шерлок на семь лет моложе меня, и когда меня в 11-летнем возрасте отправили в закрытую школу, он по большей части чувствовал себя одиноким. Он всегда был трудным ребёнком: необычным и шумным, склонным к резким перепадам настроения, и было совершенно непонятно, как с ним обращаться. Он был странным, со сверстниками вёл себя насмешливо и вызывающе с младых ногтей. Но в то время ему было не всё равно, что о нём говорят или думают, он переживал по этому поводу. Он отчаянно искал признания, но не знал, какими путями можно его добиться; от природы способностей к общению у него не было, так что завести друзей среди ровесников он так и не смог.

Когда Шерлоку было семь лет, родилась Рози, и он глубоко полюбил её с первого взгляда. Она обожала его, а он восхищался её талантами, но прежде всего – ею самой. Тогда мне было 14 лет, я почти постоянно находился в школе и виделся с сестрой крайне редко, хотя эти встречи всегда были радостными. Она не могла не нравиться, она была маленьким солнышком, дарившим счастье, и она была чрезвычайно сообразительной для такой крохи. Всё своё время Шерлок посвятил ей. Он не позволял няне делать её работу и лично ухаживал за малышкой. Он просто трясся над ней. Я думаю, понимание этого поможет вам разобраться с текущей ситуацией. С первого взгляда он решил, что сделает что угодно ради её безопасности, потому что он безгранично полюбил её.

Думаю, к тому времени он уже сам понимал, что не сможет вписаться в общество полностью: занятия в группе дошкольной подготовки не оставили в этом сомнений. Он был одинок и чувствовал себя тем, кем его называли другие дети – чудиком. Рози относилась к нему совершенно иначе и, естественно, не обращалась с ним, как с ребёнком, чего он терпеть не мог. И хотя она была совсем кроха, но Шерлок вообразил, что лишь она понимает его и всегда будет понимать и принимать таким, каков он есть на самом деле, а не каким кажется со стороны.

Наверное, я испытывал ревность и даже немного обижался, чувствуя, что Шерлок отдаляется от меня. До моего поступления в школу он меня, пожалуй, боготворил. Думаю, вы не удивитесь, если я скажу, что мы были очень близки, и Шерлок так и не простил мне мой отъезд.

Как бы там ни было, вернёмся к нашей теме. Когда вы спросили, что с ней случилось, вы, конечно, подразумевали – как она умерла? Да, так я и подумал. За подробностями вам лучше обратиться к Шерлоку. Но для общего понимания происшедшего будет достаточно и того, что я расскажу. Шерлок защищал сестру, когда их пытались похитить трое неизвестных. Он разработал план по спасению Рози, но ему было всего десять лет, а его противниками были трое взрослых человек. Рози была напугана, ей было всего три года. Она упала с лестницы, пока Шерлок был занят обороной. Мы думаем, она умерла мгновенно.

Её смерть стала для Шерлока полным крахом. Он предотвратил попытку похищения, отпугнув негодяев расставленными им ловушками и капканами, но когда он обнаружил, что Рози упала… Я был первый, кто нашёл их. Я ездил в деревню купить нам еды к обеду, так как родители были за границей. Шерлок… Прошу прощения… Шерлок прижимал её к себе и пронзительно кричал. Они сидели в луже крови одного из похитителей. И… я помню, кровь была повсюду, даже в его волосах, но он не замечал этого. Понадобилось три человека, чтобы отнять у него тельце сестры.

Когда он прекратил кричать и плакать, он замолчал и много месяцев вообще отказывался говорить. Ни единого слова. Матушка показывала его лучшим психологам, каких только смогла отыскать, но он по-прежнему целыми днями сидел неподвижно и смотрел в стену или играл на скрипке – и это состояние длилось полгода. Выполняя особое поручение в Эстонии, наш отец стал жертвой террористического акта и погиб. У него было порядочно врагов. После его похорон Шерлок заговорил, но так и не стал прежним.

Он во всём винил себя – и тогда, и сейчас. Он счёл, что из-за его упущений план не сработал, что он был слишком увлечён отпугиванием профессиональных наёмных убийц и не заметил, как один из них столкнул малышку с лестницы. За те шесть месяцев молчания, как я полагаю, он решил, что будет лучше никогда больше ни с кем не сближаться, потому что не мог и не хотел причинить кому-либо вред в будущем.

Но потом он встретился с вами, Джон. Я уверен, вы совершенно не осознаёте, какое огромное значение имел тот факт, что он позволил вам стать своим другом, не говоря о любовных отношениях.

Так к чему я веду? К тому, Джон, что когда Джим Мориарти пригрозил убить вас, с Шерлоком произошло нечто, чего не было с десятилетнего возраста – он запаниковал. Тогда он попытался и не смог спасти единственного человека, которого любил и защищал, и теперь он никак не мог допустить, чтобы с вами произошло то же самое. Он не просто пытался перехитрить умнейшего человека из всех ему известных, конечно, исключая меня, потому что всё время признавал моё превосходство. Он относился ко мне с недоверием многие годы, и я признаю, что многие мои действия не способствовали улучшению отношений. Вот почему он даже не подумал обратиться ко мне за помощью, полагая, что я способен его предать.

Я разгадал его трюк лишь спустя три недели после его исчезновения. Матушка и я решили ничего вам не говорить, потому что это был наилучший способ сохранить жизни вам обоим. Надеюсь, вы не находитесь в плену заблуждения, что Шерлок наслаждался затянувшимся отпуском. Он своими руками обезвредил нескольких из наиболее опасных криминальных авторитетов мирового масштаба, и сделал это, чтобы обеспечить вашу безопасность.

Конечно, чтобы отвести угрозу от его собственной жизни, необходимо было вернуть его на родину. И, само собой разумеется, существовала постоянная угроза, доктор Уотсон, что вы падёте жертвой депрессии и погибнете. Это было неприемлемо, и мне пришлось действовать наилучшим образом из всех возможных, чтобы сохранить обе ваши жизни до того момента, как я сумею его вернуть домой. У моего плана было дополнительное преимущество: он давал Шерлоку то, о чём он мечтал с семилетнего возраста, но считал себя неспособным и недостойным иметь – семью.

Даже без учёта последних событий, Шерлок никогда бы не заговорил с вами о возможности завести детей, потому что считал себя абсолютно непригодным к отцовству. А вы бы не подняли эту тему, потому что были уверены в полном его неприятии самой идеи. Так что я сделал это за вас обоих. И наступит день, когда вы оба поблагодарите меня.

Я совершенно не сожалею о содеянном, Джон. Я понимаю, что вы сейчас злитесь на меня, на него, на матушку за то, что мы держали вас в неведении, но я верю, что в своё время вы поймёте, что все мы действовали в ваших же интересах. Возможно, вы правы в том, что, будучи вашим мужем, Шерлок обязан был посоветоваться с вами, когда нависла угроза, но я надеюсь, что теперь вы узнали о нём достаточно, чтобы понять, почему он не смог.

Мой брат очень ранимый и хрупкий человек, Джон. Я думаю, вы уже это знаете, но всё же любите его. Они с Ирен продолжают совместную работу по поимке Морана, и думаю, они вскоре достигнут успеха. Я искренне надеюсь, что после завершения этой миссии вы позволите ему вернуться к вам.

Он любит вас безмерно, Джон. И это… действительно меня трогает. Нет нужды смотреть на меня так. Вы можете удивляться сколько угодно, но я способен испытывать эмоции. И я очень люблю брата. Всё, что я хочу, это чтобы он был в безопасности и счастлив. Думаю, здесь у нас с вами желания не расходятся.

Я тоже продолжаю работать над уничтожением криминальной сети, созданной Мориарти, и полагаю – вскоре результат будет достигнут, вы сможете вернуться в Лондон и чувствовать себя там в полной безопасности, насколько это вообще возможно. А до того времени, я надеюсь, вы останетесь в Иствеле как в наиболее подходящем месте. Опасность, грозящая вам и вашим детям, вполне реальна, Джон, и мне бы хотелось, чтобы вы это поняли. Вам и сегодня не следовало здесь появляться, но я прекрасно понимаю, почему вы это сделали.

Пожалуй, больше мне нечего добавить к ранее сказанному. У вас есть ко мне вопросы?

Конечно, прошу вас. Вы можете взять альбом с собой. Матушка, наверное, уже ищет его. Итак, мы закончили? Мне предстоит неотложный разговор с премьер-министром Бельгии, и лучше бы мне успеть до четырёх, пока этот лентяй не покинул рабочее место.

До свидания, Джон. Поцелуйте за меня детей.

******************************************************

И Холмс-старший покинул кабинет, оставив Уостона с пустой чашкой в одной руке и фотоальбомом Розалин в другой.

Джон посидел минут десять, пытаясь осмыслить всё услышанное. Майкрофт изложил всё быстро и логично, изредка прерываясь не несколько секунд сделать глоток чая и давая возможность вставить замечание. И Джону ничего не оставалось, кроме как поверить в каждое его слово.

И теперь он не знал, как ему быть.

Доктор поставил чашку с блюдцем на полированную поверхность нарочно в пяти сантиметрах от элегантной пробковой подставки.

Зажав в руке альбом, он встал, расправил плечи и вышел на улицу. Уже знакомый телохранитель поприветствовал его в фойе и проводил к самому обыкновенному на первый взгляд чёрному седану, хотя опытный глаз Уотсона заметил, что стёкла пуленепробиваемые, а сам автомобиль бронированный.

Он не запомнил дорогу в Кент. Его пальцы непроизвольно ощупывали тиснёную обложку альбома, и он не замечал пролетающий за тонированным окном сельский пейзаж, погрузившись в обработку нахлынувшей на него информации.

Уостон никогда не стремился владеть всеми холмсовскими тайнами. Он ничего не слышал об их маленькой сестрёнке до этого дня и не сожалел об этом. Он хотел слышать от Шерлока лишь то, что тот сам считал нужным рассказать, за исключением двух пунктов: употребление наркотиков и его трёклятая смерть.

Доктор и раньше догадывался, что у детектива много тайн, и никогда их не выпытывал, но всегда был готов выслушать. Даже сейчас он чувствовал себя неудобно, зная, что сам Шерлок ни за что не рассказал бы ему эту историю.

Когда он вернулся в Иствел, двойняшек как раз искупали, переодели и положили на животики, чтобы те играли, бросая друг в друга мягкими игрушками. Аннет включила телевизор и прилегла на диван рядом с детьми, но как только Джон вошёл в детскую и быстро пересёк комнату, чтобы подхватить малышей и прижать к себе, она сразу выключила телевизор и бесшумно выскользнула из комнаты, предоставив счастливой троице наслаждаться собственной компанией без помех.

Тедди засмеялся, а Рози весело взвизгнула, когда отец начал осыпать их поцелуями. Ручка девочки взметнулась вверх и приземлилась Джону на нос – он поцеловал крохотную ладошку.

Чуть позже Тедди с удовольствием сидел в креслице-качалке и грыз яркие колечки детской пирамидки. Джон лежал на боку, прижав к себе задремавшую дочь и собственнически положив руку на её спинку. Он закрыл глаза и понемногу отдался на волю чувств.

Он всем сердцем жалел того Шерлока-мальчика, перенёсшего такую ужасную трагедию, его маленькую сестрёнку, так рано ушедшую из жизни из-за действий налётчиков. Ему было невыносимо чувствовать себя игрушкой в руках Майкрофта, но этот чёртов манипулятор был прав: многое прояснилось. Злость Джона потеряла силу и постепенно рассеивалась, и хотя не ушла совсем, но к ней стали примешиваться и другие чувства: любовь, понимание, жалость, тоска, – всё это вместе и ещё что-то.

Рози начала крутиться, и Джон сел, чтобы взять её на руки как полагается.

Ложь Шерлока, конечно, непростительна. Рассказ Холмса-старшего не улучшил ситуацию в целом, хотя сделал чуть менее ужасной. Но между «не так отвратительно» и «гораздо лучше» нельзя поставить знак равенства. Не в их случае. Джону хотелось поговорить с мужем, обсудить всё, что узнал, но он также понимал, что разумнее будет выждать некоторое время. Шерлоку тоже следовало кое-что узнать, например, каково это – быть частью единого целого, членом семьи, и Джон не знал, как донести до него эту мысль иначе, чем подержать его на расстоянии.

Пока Шерлок сам не осознает, где и как он ошибся, Джон не может ему ничего предложить и лишь готов ждать. Возможно, было жестоко заставить Шерлока почувствовать себя отторгнутым от родных и близких, заставить испытать это страшное опустошение без своей второй половины, но, несмотря на все свои блестящие таланты, Шерлок был почти необучаем.

Джон любил Шерлока и всегда будет любить, он представить себе не может – как можно не любить его, но это не значило, что он мог простить ему полтора года агонии, в то время как тот ни капли не сомневался в правильности своих поступков. Он даже не попытался извиниться. Уотсон не мог припомнить, чтобы Холмс когда-либо извинялся раньше, но тогда это не имело значения, но теперь обстоятельства изменились, и извинения стали казаться необходимыми.

Тедди уронил свою игрушку и заплакал, и Джон немедленно отставил в сторону свои самокопания. Сейчас он должен был заботиться о двух новых жизнях и больше ни о чём не думать.

Должно пройти какое-то время, прежде чем он сможет встретиться с мужем лицом к лицу. Даже зная теперь о его детстве, и понимая, что Шерлок действовал под влиянием паники, а не разумного расчёта, Джон не мог немедленно справиться со всей накопившейся в нём болью, хотя почувствовал некоторое облегчение, и ярость его несколько улеглась. Джон ещё злился на Шерлока и будет зол некоторое время за то, что он разыграл гибель и заставил в неё поверить, а затем как ни в чём не бывало вернулся и ждал, что его немедленно примут в распростёртые объятия, не задавая вопросов.

Уотсону понадобились вся его воля и мужество, чтобы прийти к такому решению. Искушение позвонить мужу, умолять его вернуться и больше никогда не исчезать было безграничным. Его пальцы буквально судорогой сводило от желания набрать его номер и быстрее заполучить Шерлока обратно, но он бы никогда не простил сам себе, если бы сейчас сдался, позволив окончательно раздавить свою гордость и взять над собой верх этому безумцу, с которым по воле случая вступил в брак. Хотя случайности никакой в этом не было и в помине. Не существовало такой силы во всей вселенной, которая помешала бы им соединиться. Печать судьбы легла на Уотсона в тот момент, когда он впервые встретился с Холмсом взглядами в тот перевернувший всю его жизнь день в Бартсе. (Джону пришло на ум, что надо бы проставиться Майку Стэмфорду.)

Их притянуло друг к другу, как магнитом: мощно и неотвратимо. Раз соприкоснувшись, они уже не могли оторваться друг от друга, и чтобы их разделить, нужны были силы, превышающие человеческие возможности. Джон и Шерлок сплавились в Джонлок, и если этот союз не распался после смерти Шерлока, то воскрешение тем более не могло ему повредить. Нужно было подождать, пока схлынет боль, приложить усилия, чтобы принять новую реальность, чтобы затем воссоединиться, безошибочно отыскав точки соприкосновений.

Вся жизнь Шерлока Холмса была войной, и Джон Уотсон был бойцом на этом поле битвы, но их дети – нет. Эти беспомощные и беззащитные человечки были самой большой драгоценностью на всём белом свете. Их жизнь была Джону дороже, чем собственная, и даже дороже, чем жизнь мужа. Горящие неведомым ранее огнём глаза Шерлока подсказали Джону, что в этой новой расстановке приоритетов он не одинок – достаточно было бросить лишь один взгляд на мужа (слишком мимолётный, но этого хватило, чтобы вдавить в сердце раскалённое клеймо в форме Шерлока). Теперь не только Джон и Шерлок были едины, но помимо всякого их осознанного желания, в силу высшей неизбежности, их неотделимой частью стали Тедди и Рози.

Детектив и его блоггер любили жизнь, полную риска и борьбы, но обстоятельства изменились, перекраивая иерархию предпочтений. В сознании Джона произошли такие сдвиги, что если сравнить их с дрейфом континентов, то более всего это походило бы на встраивание Австралии между Европой и Северной Америкой.

Детям на поле битвы нет места.

Если бы Уотсон думал только о себе, то немедленно схватил бы сына и дочь и рванул в Лондон, чтобы как можно скорее убраться из подлой западни, которую ему расставил клан Холмсов и в которую он послушно попался. Так больше продолжаться не могло, нужна была перемена места и время, чтобы подумать и переосмыслить все факты. Было ужасно оставаться в одном доме с теми, кто строил планы и схемы, используя в них Джона в качестве одного из элементов, без малейшего намёка на угрызения совести. Селеста Холмс во время завтраков элегантно подносила ко рту булочку, и на её челе не мелькало ни тени раскаяния при виде едва сдерживавшего эмоции зятя. Майкрофт весьма и весьма рисковал получить по своему напрашивающемуся на кулак носу. Джона и его чудесных идеальных детей использовали в сложной многоходовке в качестве хитроумной приманки.

Ему тем труднее было разобраться в собственных чувствах, что разработанный ими проект казался разумным и полным неоспоримых преимуществ. Если называть вещи своими именами, благодаря его осуществлению оба они – Шерлок и Джон – остались в живых и получили в своё распоряжение два очаровательных источника удовольствия и восхищения. Но он запретил себе думать в таком ключе и сосредоточился на своё праведном и имеющем под собой все основания гневе.

Но как бы сильно он не хотел бежать из этой тюрьмы, он не мог. У него не было права выбора, столь желанной свободы передвижений. Слова Шерлока и Майкрофта не оставляли сомнений, что на протяжении всех полутора лет с Джона, с высокой степенью вероятности, не спускали глаз невидимые наблюдатели, и не только те, кто берёг его от неприятностей.

И хотя отношение к каждому носителю фамилии Холмс теперь было полно недоверия, так как он утвердился во мнении, что все они морально и этически ущербны, но он безоговорочно полагался на их прозорливость, когда дело касалось обеспечения безопасности.

Теперь он понимал, какие события породили неустанное беспокойство Холмсов друг о друге. Нельзя было придумать лучшего способа, чтобы уберечь детей, чем позволить им остаться под неусыпной заботой и наблюдением Селесты и Майкрофта. Никто лучше любого из Холмсов не смог бы решить головоломку и передать преступников в руки правосудия или заставить понести наказание, хотя холмсовские методы Уотсон не одобрял гораздо чаще, чем ему хотелось бы.

На некоторое время Джону придётся остаться в этой западне. Он не должен был и не собирался поддерживать общение с матерью Шерлока только потому, что она хозяйка этого дома.

Теоретически обмануть можно любую систему безопасности, у каждого здания есть возможные точки для проникновения, но Джон от всей души надеялся, что в данном случае учтены все мелочи и все случайности, насколько это вообще возможно.

Позже, оглядываясь на этот этап своей жизни, Джон Уотсон до конца осознает, что ни минуты не действовал по собственной воле – он был лишь фигурой в разыгрываемой шахматной партии и не мог поступить иначе, так как его обычному уму противостояли три мощнейших аналитических интеллекта Англии.

Все его ходы с точностью и блеском были просчитаны Холмсами с самого начала. Так что решение, оставаться ему и детям в поместье или нет, в действительности было принято вовсе не им.

========== Глава 11/16. Существование пустого множества ==========

Ирен устроила скандал.

Она часто позволяла себе говорить на повышенных тонах, но на этот раз её крики звучали пронзительно-визгливо.

Шерлок с силой прижал ладони к ушам, пытаясь заглушить дьявольский шум, но немедленно получил подзатыльник, отвешенный изящной рукой с идеальным маникюром.

– Ты меня не слушаешь!

– Напротив, у меня нет никакой возможности не слушать тебя, – возразил Шерлок. Вопли затихли, но Ирен встала перед ним, уперев руки в бока и сверля гневным взглядом.

– Шерлок Холмс, для такого гения ты невероятно глуп.

– А ты настырная идиотка.

– Кто из нас двоих лучше разбирается в отношениях, Шерлок?

Детектив помрачнел и, не поднимая глаз, проворчал:

– Ты.

– Верно. Так может ты наконец заткнёшься и сделаешь так, как я советую?

– Нет. Я уже сказал, что ты требуешь от меня невозможного.

Они возвращались к этому разговору снова и снова. Наверное, за прошедшие после ночного проникновения в Иствел полтора месяца эта тема поднималась сотни раз. Холмс ненавидел повторы, но он был буквально заперт в одной комнате с Ирен, и покинуть это место они смогут лишь через десять часов, поэтому им нечем заняться, кроме как обсуждать сложности отношений с Джоном.

А начался этот бесконечный спор в перерывах между выслеживанием их дичи, когда время ожидания они стали использовать, чтобы разобраться с другой проблемой Шерлока, а именно той, что его муж, узнав правду об инсценировке смерти детектива, прогнал его и сказал, что больше не желает его видеть.

Это совершенно неприемлемое положение дел – обсуждение тем вне плоскости текущего расследования – быстро превратилось стараниями Ирен Адлер в геенну огненную, и эта женщина со своими благими намерениями лишь удваивала страдания угодившей туда души.

– Джон совершенно ясно дал понять, Ирен, – повторил Шерлок в сотый раз, – что он больше не желает меня видеть.

– А я говорю тебе, что всё это чушь собачья. Да он голову потерял, едва впервые тебя увидел.

– Пусть так, но он… по непонятным причинам злится на меня, а когда он зол, то доводы рассудка бессильны.

– По непонятным причинам? – изумлённо повторила Ирен, не веря собственным ушам. – Тогда понятно, почему он в бешенстве, паршивец ты эдакий! – и она отвесила ещё один подзатыльник.

– Эй! – воскликнул Шерлок и попытался отбиться, но лишь заработал ещё один удар.

– Заткнись и слушай меня, ты, непроходимый тупица! Он сердится, потому что ты, такой блестящий гений, и мысли не допускаешь, что мог совершить ошибку и протащить его через ад, и ты даже не попросил прощения!

Холмс отмалчивался, скобля кончиком туфли пол. Красивое лицо женщины перекосило от ужаса, накрашенные кроваво-красной помадой губы открылись в изумлении.

– О, боже! Тебе и в голову не пришло, что следует извиниться, верно?

– Почему бы мне извиняться за то, что я спас его жизнь?

– Потому что ты заставил его страдать!

– Я страдал не меньше! Какова была бы формулировка извинения? Прости меня, милый, за то, что я перенёс в эти месяцы и что убил несметное число преступников, лишь бы ты не погиб. Нет. Я совершенно не сожалею о содеянном. Он жив. И последние полтора года он жив только потому, что я сделал то, что сделал.

Ирен готова была закричать от разочарования и бессилия. Шерлок прикрыл голову, но на этот раз она не стала его бить.

– Он считал тебя мёртвым, негодяй!

– Да, он точно так же накричал на меня. Но это было центральным пунктом всего плана. Он невыносимо скучал по мне, я невыносимо скучал по нему. Но так было нужно. Я не могу извиняться за то, что не мог не сделать. Находиться друг без друга было ужасно, но мы оба выжили, и я не понимаю, почему он так зол! Я ведь не погиб, и разве он не должен этому радоваться? Скольким ещё так повезло, чтобы погибший возлюбленный вернулся из мёртвых? Да почти никому.

Ирен с размаху уселась на край кровати, так что растянувшийся на диване Шерлок почувствовал движение воздуха.

– Боже мой, наверное, ты и вправду социопат, – она на минуту закрыла лицо руками, чтобы успокоиться и набраться сил для дальнейшего разговора. – Шерлок, ты скучал по нему, но знал, что он жив и что вы ещё будете вместе. Уверяю тебя, он заслужил выслушать извинения за то, что ты заставил его поверить в свою необратимую смерть. Ничего нет страшнее на свете, когда умирает тот, кого ты любишь. Я не сомневаюсь, что он безумно рад, что ты жив, Шерлок, но как же ты не понимаешь? Он считал тебя мёртвым, для него весь мир перестал существовать, когда тебя не стало – и ты был тем, кто заставил его это почувствовать.

– Я… да, я понимаю, какой это был кошмар, но теперь я вернулся и всё объяснил… и я… я не могу повернуть время вспять, Ирен. Это уже случилось, и я сделал то, что должен. Я сохранил его жизнь, а ради этой цели я готов вытерпеть что угодно. И за это я не намерен просить прощения.

Между ними повисло долгое тяжёлое молчание. Наконец, Ирен Адлер посмотрела на Холмса и сказала:

– Ты не достоин такого человека, как Джон Уотсон.

Шерлок был с ней полностью согласен: он и наполовину не заслужил такого счастья, чтобы посягать на обладание хотя бы мизинцем Джона, но признаться в этом перед Ирен было бы равнозначно краху. Они любили друг друга, но наивно было бы полагать, что это их состояние может продлиться вечно. Ничего другого не оставалось, как найти в себе силы, чтобы дать мужу свободу, отпустить его. Он так и сказал на исходе той ночи, но Джон не стал обсуждать эту тему и ответил молчанием на недвусмысленное выражение чувств. Шерлоку хватало ума понимать, что он никогда не был и не будет достоин Джона Уотсона, но он совершенно точно знал, что по каким-то неведомым причинам однажды стал избранником Джона и сам допустил это, потому что слишком долго и упорно игнорировал зарождающееся чувство, спохватившись, когда стало уже слишком поздно с ним бороться.

К несчастью для них обоих, та часть натуры Холмса, которая была готова сделать для Уотсона что угодно, в настоящее время была подавлена другой, стопроцентно уверенной в своей правоте, хорошо знакомой окружающим по блистательным выступлениям великого детектива.

Умом Шерлок понимал, каких действий от него ждут: чтобы он смиренно просил прощения, раскаивался и умолял мужа позволить вернуться. Но Уотсон так решительно заявил о нежелании видеться до тех пор, пока не приведёт мысли в порядок, что униженные извинения и просьбы, по мнению Холмса, сделали бы ситуацию ещё болезненнее. После первой вспышки ярости Джон не перестал сердиться, и Шерлок, не понимая до конца природу этой злости, взбесился сам, спровоцировав у супруга новый приступ негодования. Они не могли разорвать этот порочный круг гнева и разочарования. Детектив не хотел ворошить это осиное гнездо своими наскоками. Он отчаянно ухватился за слова Джона о том, что тот против развода, хотя сам не верил им до конца. Но всё же это был проблеск надежды в море отчаяния.

Впрочем, если Ирен права и у Джона нужно всего лишь попросить прощения, тем самым признав ошибочность выбранного образа действий, Шерлок всё равно не смог бы это сделать. Уотсон был единственным в мире человеком, видевшим его насквозь, не считая ближайших родственников. Он отлично увидит неискренность приносимых извинений и не примет их.

Проблема была в том, что Шерлок Холмс не сожалел о принятом полтора года назад решении, о шагах, предпринятых для его выполнения, и о продолжающейся в настоящее время охоте. Он и не мог бы, поскольку до сих пор все его действия оказались оправданными и помогли сохранить жизнь Джону Уотсону, а теперь ещё и его детям. Полтора года назад он принял твёрдое решение спасти Джона любой ценой, даже рискуя разрушить их отношения. Наступив на собственные чувства, Шерлок сделал это – добровольно покинул мужа ради его безопасности. И во имя такой цели он повторил бы свой план, не задумываясь, потому что он сработал.

Джону пришлось испытать боль и страдания, но он был способен вынести многое; если бы детектив мог исключить выпавшие на долю его доктора переживания, он бы это сделал, но это было невозможно.

Вот почему крики Ирен о том, что он должен извиниться и постараться понять разницу между оплакиванием погибшего возлюбленного и мучениями от разлуки длиной в тысячи миль, не оказывали на Шерлока никакого воздействия, хотя в глубине души он желал ей поверить. На непоколебимость его позиции не влияли её постоянные напоминания, что он сам обратился к ней за помощью. Он был готов на что угодно, но только не на то, чтобы убедить Джона, что он сожалеет о принятом ранее решении. Потому что он нисколько не сожалел.

В любом случае, эти разбирательства были несвоевременны. Можно было спорить до посинения о том, что и как должен сделать Холмс, чтобы вернуть мужа, но пока Себастьян Моран был жив и находился на свободе, эти препирательства оставались пустым сотрясением воздуха. Кроме того, оставалась вероятность, что они с Джоном больше не увидятся: охота на Морана была делом опасным. На минуту детектив захотел, чтобы верный глаз Уотсона и его твёрдая рука сопровождали его, как прежде при расследованиях и погонях.