Текст книги "Большое кино"
Автор книги: Зоя Гаррисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
Кит приподняла его ладонь, лежавшую неподвижно на белой скатерти.
– Но у вас красивые руки, Раш, без единой царапины!
Он поднес руки к глазам.
– Правда, хорошо? Еще один повод благодарить Арчера: он оплатил пластическую операцию, когда у меня самого еще не было на это денег.
– Что случилось с вашим отцом потом?
Он улыбнулся. Кит тут же догадалась, что новая улыбка предвещает очередную мрачную подробность его биографии.
– Ревностно исполняя свои обязанности, папаша проявлял излишнюю драчливость, поэтому его перевели в ночные сторожа. Ему полагалось сидеть неподалеку на дереве с камешками в кармане и при появлении полиции – дело было еще во времена «сухого закона» – швырять их в железную крышу, чтобы предостеречь хозяев. Как-то ночью, в одну из тех жестоких зим, о которых я говорил, он выпил целый галлон жидкости для прочистки ванн, и его нашли после полуночи замерзшим между двумя ветками. Прохожие, притащившие утром его труп, клялись, что отколупывали его заступами.
– Какой ужас!
– Да уж! – Раш снова усмехнулся. – Помню, я тогда страшно рассердился, стал пинать, кусать, царапать принесших тело.
Мне хотелось, чтобы погибли они, а не отец.
– Вас можно понять, – вставила Кит.
– Они плюнули и ушли, предоставив мне самому возиться с трупом. Я был мал даже для своих восьми лет, зато в отце было больше шести футов – настоящий Петр Великий! Мне потребовалось часа четыре, чтобы спустить его вниз по лестнице и доставить в полицию. – Раш залпом допил рюмку. – Я три года работал в аптеке, чтобы купить надгробие для его могилы, на котором потом выгравировали надпись, как это делается в России. Не зная, где он похоронил мать, я велел написать на камне и ее имя. С тех пор моя жизнь протекала в задней каморке при аптеке, но я так старательно учился, стал гарвардским стипендиатом.
– И тогда ваша жизнь изменилась?
– Да. Моим соседом по комнате оказался Арчер Ренсом.
– Вы сразу подружились?
– Правильнее сказать, Арчер меня сразу пожалел. Наверное, я выглядел чересчур жалким по сравнению с обычными студентами Гарварда. – Он снова улыбнулся, но его улыбка была теперь не горькой, а скорее задумчивой. – Достаточно вспомнить, как тогда выглядели мои руки… К тому же я был неимоверно тощим. Арчеру хватило одного взгляда на мой единственный костюм – и он полетел в мусорный бак. Я стал щеголять в его обносках.
– А вам не были коротковаты брюки? – Кит бросила на него лукавый взгляд.
– Конечно. Но его портной легко устранял этот недостаток.
– Какое великодушие! Возможно, за этим что-то крылось?
– Думаю, да. Тогда я стал для Арчера отдушиной. Даже в колледже он оставался иностранцем. – Раш бросил на Кит внимательный взгляд. – Как и вы.
Кит зарделась.
– Арчер научил меня всему тому, что я упустил в своем самообразовании: завязывать виндзорский галстук, причесываться, разбираться в вилках, общаться с женщинами.
– В этом Арчи всегда знал толк! – Кит понимающе улыбнулась.
– Верно, но я был слишком занят учебой и работой по ночам в ресторане, чтобы применять полученные знания на практике, особенно по последнему пункту. И все же я был бесконечно счастлив. Я понял, что худшее для меня осталось позади, дальнейшая жизнь не могла не улучшиться. Так и вышло.
Раш подозвал официанта, и тот принес еще водки. Кит была готова поклясться, что он старается не встречаться с ней взглядом. Выпив, он приободрился и продолжил:
– Я познакомился с ней под конец первого курса, весной.
Это было самое восхитительное создание, какое мне только доводилось встречать: почти с меня ростом, с медными волосами, длинными стройными ногами и волшебным смехом. Он зарождался у нее где-то внутри, потом поднимался по длинной лебединой шее. Она всегда шествовала по студенческому городку в окружении девушек, не годившихся внешностью ей в подметки, как принцесса со свитой захудалых фрейлин. Связку учебников она прижимала к груди, как щит. И всегда смеялась! Раз за разом, возвращаясь к себе в комнату, я боролся с искушением рассказать про нее Арчеру, но всегда меня что-то удерживало. Наверное, я боялся, что разделенное колдовство утратит часть своей силы, а может, опасался, как бы Арчер не высмеял мое увлечение в свойственной ему манере:
«Как ты неуклюж, старина! Хочешь, я сам тебя с кем-нибудь познакомлю? Увидишь, как это просто!» Для него это действительно было просто: он встречался сразу с несколькими хорошенькими студенточками, – но для меня не существовало никого, кроме моей медноволосой красавицы.
Как-то раз я сидел на своем обычном месте в библиотеке Уайденера. Внезапно, оторвав глаза от книги, я увидел ее совсем близко. Я перестал дышать, мои пальцы налились свинцом и отказались дальше перелистывать учебник. Она читала «Тэсс из рода д'Эрбервиллей». В одиннадцать она встала и заложила страницу маргариткой. С тех пор я прозвал ее про себя «Тэсс».
– Вот это по-настоящему романтично! – прошептала Кит, но он не обратил внимания на ее слова.
– Я еще сильнее захотел познакомиться с ней и даже изменил часы работы в ресторане, чтобы каждый вечер ходить в библиотеку в надежде на новую встречу. Долго ждать не пришлось – уже следующим вечером я увидел ее снова. Закончив читать, она опять заложила страницу маргариткой, а проходя мимо меня, бросила другую маргаритку на страницу моей книги. Я был настолько поражен, что даже не оглянулся, а так и остался сидеть, не сводя глаз с цветка.
Кит проглотила водку не поморщившись, так ее захватил рассказ.
– На третий вечер она уселась напротив меня. Никогда еще я не оказывался так близко от нее. Оттенок ее кожи заставил меня затаить дыхание: он был розоватый, как у мадонны Тициана. Я смотрел в книгу, но читать не мог: строчки расплывались. Когда она выходила, я встал и последовал за ней.
Мы сели на скамейку перед библиотекой и взялись за руки. Разговаривали мы немного; помню только, что она читала мне какие-то стихи. У нее был красивый голос.
Мы продолжали встречаться в библиотеке Уайденера. Каждый вечер я просил ее назвать мне свое имя, но она отказывалась. Однажды она не пришла. Я не знал, куда деваться, и даже не мог спросить о ней на абонементе, потому что она не сказала, как ее зовут…
– Больше вы никогда ее не видели?
– Вот видите, не только у вас есть секреты… – Он потер руки и улыбнулся. – Если вам когда-нибудь захочется поведать кузену Арчеру о моем давнем увлечении, то уверяю вас, Кит…
– Не в моих правилах обманывать чье-либо доверие, Раш! – Кит с обидой посмотрела на него.
Он задумчиво раскурил трубку.
– Сам не знаю, зачем все это вам рассказал. Наверное, для того, чтобы вы знали: не одной вам не везет иногда в жизни…
– Значит, вам просто захотелось подсластить мне пилюлю? – Кит не очень верилось в такое объяснение.
– Я еще никогда в жизни никому об этом не рассказывал. – Вид у ее собеседника был такой, словно он сам только сейчас это осознал. – Считайте, что вам повезло. Кит: вы относитесь к немногим, кому Раш Александер показал свое слабое место, – Честное слово, я не стану созывать по этому поводу пресс-конференцию. – Она поднялась из-за стола. – Если серьезно, то Бик, напротив, грозит именно пресс-конференцией. Вряд ли вы понимаете, что это значит для меня. Он обладает в этом городе огромным влиянием.
Раш пренебрежительно махнул рукой.
– Не волнуйтесь, он не посмеет, а если и посмеет, то не скажет ничего, что могло бы унизить вас перед коллегами. Доверьтесь мне и созывайте собственную пресс-конференцию.
Высаживая Раша у отеля «Беверли-Уилшир», Кит уже знала, что у нее нет выхода – придется ему доверять. Она назначила пресс-конференцию на вторник, считая, что за три дня успеет подготовиться.
Бик звонил ей каждый час, проверяя, не передумала ли она, и ей становилось все труднее давать отрицательный ответ. Рита пыталась узнать, не решился ли Бик на переговоры с Рашем, но так ничего и не выведала. Кит подозревала, что встреча пройдет тайно, и в ее воображении перед ней уже представала жуткая картина: Раш зажимает беспомощного Бика в углу какого-нибудь заброшенного склада…
Наконец уже вечером накануне пресс-конференции Рита позвонила Кит домой и сообщила, что у Раша и Бика назначен совместный завтрак.
– Наверное, он любит брать противника измором, – высказала свою догадку Рита.
Наутро, собирая в кабинете последние вещи, Кит получила от Бика по внутренней почте копию мерзкого напоминания. «Ты моя с потрохами» было подчеркнуто трижды. Она сожгла листок в пепельнице. Неужели ей теперь не сможет помочь даже Раш?
Ответ на этот вопрос она получила через полчаса, перед самой пресс-конференцией. Раш прислал к Кит курьера с тремя золотыми «Оскарами», завоеванными фильмом «Хейт-стрит», и запиской. «Фотоколлекция Кроуфорда превращена в пепел под моим личным наблюдением, но шоу еще не закончено».
Кит не знала, что и думать. Когда появился Раш в окружении репортеров, она бросилась ему на шею, не стесняясь слез.
Раш тактично начал пресс-конференцию сам, зачитав письменное заявление Кроуфорда.
– Рад сообщить вам, леди и джентльмены, – произнося это, он подмигнул Кит, – что Кит Репсом только что освобождена от контрактных обязательств. Мистер Кроуфорд поручил мне зачитать вам свое заявление: «Пусть никто никогда не говорит, что я пытался удержать Кит Рейсом силой».
Кит густо покраснела, однако прессу и «Уорнер» эти слова удовлетворили вполне. Вечером она встретилась с Рашем, чтобы получить пепел от негативов. Она была даже готова за них заплатить. Так оно и вышло: держась за холодную раковину в ванной Раша Александера, она позволила ему овладеть ею стоя, сзади, и покинула номер отеля поздно ночью, даже забыв потребовать у него пепел.
Когда в заседании был объявлен перерыв, Раш подошел к ней:
– Мне надо с вами поговорить. Кит.
Кит не удивилась, лишь почувствовала любопытство. Какой смысл наносить смертельный удар при пустых трибунах, гадала она, терпеливо дожидаясь, пока разойдутся остальные.
– Здорово я тебя провел? – Раш вальяжно развалился перед ней за столом и улыбался одной из своих дежурных улыбок.
– Считай, что да. – Кит предусмотрительно отъехала от стола и напряженно улыбнулась. – Почему ты решил меня пощадить?
– Я всегда приберегаю фейерверки для Арчера.
– Какая забота! Кстати, – она показала на пустое кресло Ренсома, – где он сегодня?
– Слишком занят, чтобы присутствовать на нашем маленьком шоу. Сенатор Пирс не дает ему продохнуть.
– У нас серьезные трудности, Раш?
Раш потянулся, хрустя суставами.
– Трудности, Китти? Не уверен. Я просил Арчера позволить мне побеседовать с Пирсом – иногда мне удается влиять на политиков, – но ему захотелось разобраться с этим самостоятельно. Ты ведь знаешь своего двоюродного братца!
Кит с подозрением покосилась на Александера:
– Зато не знаю, добьется ли он толку…
– Во всяком случае, постарается. – Раш поднялся и направился к двери. – Да, совсем забыл! Я хотел попросить тебя об одной услуге. – Круто повернувшись, он подошел и уселся напротив Кит, забросив одну ногу на ручку кресла, и долго молчал с многозначительной улыбкой, видимо, дожидаясь, пока у Кит лопнет терпение. Наконец она взмолилась:
– Ладно, Раш, не тяни резину! Какой мне вынесен приговор? Чего вам больше хочется: законченного «Последнего шанса» или страховой премии? Вам не кажется, что вы слишком долго томите меня неизвестностью?
Вместо ответа Раш неожиданно спросил:
– Знаешь мою дочь Верену?
– Да, очень симпатичная девушка. Она встряхнет «Руба».
Только я что-то не пойму, Раш, какое это имеет отношение ко мне…
– Она симпатичная, – пробормотал Раш. – И между прочим, брала уроки актерского мастерства у Макса Ругоффа. Старина Макс клянется, что она весьма… словом, способная.
Куда он клонит?
– Ругофф – настоящий специалист, – проговорила Кит осторожно. – Он хорошо знает свое дело.
– Ну да. А главная твоя проблема – актриса на место… выбывшей. – Ресницы Кит взлетели вверх. – Я помогу тебе ее решить. – Раш улыбнулся и принялся набивать трубку. – Я хочу, чтобы ты отдала роль Лейси в «Последнем шансе» Верене.
Кит резко зажмурилась, вспоминая Сэма Ротмена с его любимой присказкой: «Надо бежать ноздря в ноздрю. Кит, детка!»
– Я не могу! Ты не понимаешь… Об этом не может быть и речи.
– Это ты не понимаешь. Кит. – Он попыхтел трубкой. – Помнишь, какую услугу я тебе однажды оказал? – Он выпустил дым. – Долг, как известно, платежом красен.
Кит положила руку ему на колено.
– Я бы с радостью дала Верене роль, поверь, Раш… но только не в «Последнем шансе».
Раш, улыбаясь, прищурился.
– Фильм и так идет со скрипом, Раш, а ты хочешь подбросить еще проблем. Будь благоразумен.
– Ты не видишь мой ботинок? – Видимо, он успел скинуть обувь и теперь, засунув голову под стол, продолжал оттуда приглушенным голосом, как из-под воды; – Моя дочь талантлива. Она поможет «Последнему шансу».
– Послушай меня, Раш, ради Бога! Девочка никогда не снималась в кино. Я бы с радостью оказала тебе услугу…
– Я знаю, ты хорошая.
– Но почему обязательно в «Последнем шансе»? Тебя даже не заинтересовал отснятый материал.
– Я не кинокритик. Киска Кит. Ты утверждаешь, что фильм получится что надо, и я тебе верю.
– Раш, умоляю…
Он встал с кресла и опять направился к двери. Щелчок выключателя – и зал погрузился в темноту.
– Я – воплощение разума. Кит. Вели своим людям подготовить контракт.
Кит собрала всю свою волю в кулак и крикнула ему вслед:
– Ни за что! Лучше получайте страховку.
– Между прочим. Кит, у меня завалялись кое-какие негативы. Не знаешь случайно, где быстро печатают хорошие фотографии? – Она увидела, как вспыхнул в темноте огонек в трубке, осветив на миг его дьявольскую улыбку. – На случай, если у тебя остались сомнения, напоминаю: теперь ты – моя. С потрохами.
Глава 11
Остановившись перед подъездом. Либерти убедилась, что хотя до крыши было семь этажей, лифт в доме отсутствовал.
Рядом со звонком Новак стоял значок «7 б».
– Повезло!
Белый лимузин привез ее из аэропорта прямо на Восьмидесятые улицы в Восточном Манхэттене, где проживала Дороти Новак. У Либерти даже не хватило времени заскочить к себе и принять душ. От одной мысли о том, что надо будет до конца дня таскаться с тяжеленной сумкой, ее охватывала еще большая слабость, однако Либерти мужественно отпустила лимузин. Не хватало еще, чтобы Арчер узнал, чему она посвятила день!
На третьем этаже она остановилась передохнуть – ей уже казалось, что лестнице не будет конца, а когда она добралась до пятого этажа, то услышала сверху скрипучий женский голос:
– Не спешите, мисс Адамс, осталось немного.
– Я сейчас.
На площадке седьмого этажа ее поджидала маленькая крашеная блондинка кроткого вида, с синяком во весь подбородок.
– Здравствуйте, миссис Новак. Рада, что вы выкроили для меня время, – произнесла дежурную фразу Либерти.
– А куда мне деваться? – На женщине было светло-зеленое выходное платье, волосы она только что спрыснула лаком. – Вы и есть Адамс? Уж больно вы мелкая!
– А вы ожидали клыкастое чудовище? – Либерти улыбнулась и прошла в дверь.
– Знаете, Монетт всегда читала вашу рубрику, никогда не пропускала. Даже «Инкуайер» держала на втором месте.
– Рада это слышать, миссис Новак. – Не показывая виду, как убийственно на нее действует смесь духов, витающая в воздухе квартиры, Либерти миновала следом за хозяйкой четыре комнаты подряд. От времени все здесь – стены, мебель, потолки – приобрело буроватый оттенок. В последней комнате стояли диван с позолотой, мраморный кофейный столик, заваленный альбомами с вырезками, большой телевизор, а стены украшали безвкусные абстрактные картины.
– Мой покойный муж рисовал, – объяснила миссис Новак. – Выпьете чего-нибудь? Тепло для октября, не правда ли? – Она обмахивалась журналом с телепрограммой. – С тех пор как запустили людей на Луну, с погодой сделалось бог знает что…
– Стакан воды, пожалуй.
– Минутку. – Хозяйка засеменила на кухню.
Либерти присела, открыла сумку и включила диктофон. На столике рядом с диваном стояла фотография в позолоченной рамке, с которой робко улыбалась девушка в белом платье. На голову ее была накинута вуаль, а в руке она держала букетик цветов, перевязанных ленточкой. Либерти вспомнила собственное первое причастие в приюте «Святая Мария»: слишком большое белое платье без нижней юбки, чувство опьянения от крови Христа – вот такая церемония!
– Правда, красивая? – Миссис Новак подала ей зеленый пластмассовый стакан. Теплая вода пахла не лучше, чем вся квартира. С трудом сделав глоток, Либерти поставила стакан на столик и огляделась.
– Монетт и выросла здесь?
– Мы с Ричардом, моим покойным супругом, переехали сюда через год после женитьбы. Когда Ричард умер – с тех пор прошло десять лет, – мы с ней остались вдвоем Наверное, вам все это кажется ужасным?
– Конечно, нет!
– Конечно, да, вижу по глазам! Я действительно поступила с мисс Рейсом ужасно.
Либерти дотронулась до ее руки:
– Горе заставляет делать и не такое.
Женщина покачала головой:
– Просто я…
– Миссис Новак, есть ли у вас ко мне какой-то особый разговор?
Новак неожиданно сильно схватила Либерти за руку:
– Этот человек любил мою Момо! Он сам мне признался, когда сидел там, где сейчас сидите вы.
– Вот здесь? – Либерти указала на бурый коврик у себя под ногами. – Кто это был?
– После похорон он прислал мне огромный букет. А видели бы вы гору цветов, которую прислали моей Монетт все знаменитые актеры!
Либерти могла бы перечислить много мужчин, по очереди пользовавшихся Монетт Новак в недолгий период ее известности, а потом так же по очереди утрачивавших к ней интерес.
– Она была хорошей актрисой, миссис Новак. Но скажите, кто признавался, что влюблен в Монетт?
– Не думаю, что должна отвечать…
– Должны, должны!
– Я не хочу, чтобы это было представлено ее почитателям в неверном свете.
– Ну что вы, миссис Новак…
– Он ее боготворил, даже собирался бросить ради нее свою жену, эту светскую даму… – Казалось, она намеренно подогревала любопытство Либерти. – И бросил бы, можете не сомневаться! Вижу, вы мне не верите. У вас очень выразительные глаза, вам никто этого не говорил? Сперва мне тоже не верилось. Я не знала, что они так близки, пока… – Она потеребила складки платья на коленях. Ее волосы, все больше выбиваясь из-под лакового шлема, так и норовили встать дыбом, словно подсказывая Либерти, что интервью развивается не по правилам.
Тогда, собрав всю свою волю, она решительно спросила.
– Как зовут человека, любившего вашу дочь?
– Раш Александер, как же еще! – Взгляд Либерти застыл на лице Новак. – Не смотрите на меня так! – воскликнула несчастная мать. – Это правда! Думаете, дал бы он мне его, если бы не любил…
– Вы о чем, миссис Новак? О букете цветов?
– При чем тут цветы? О револьвере!
– Револьвер?! – Либерти показалось, что сейчас с ней случится истерика, но она тут же взяла себя в руки. – Какой револьвер, миссис Новак? – Она перешла на шепот. – Тот самый, из которого вы чуть было не…
– Тот, который забрала полиция, – ответила миссис Новак тоже шепотом. – Он дал его мне, чтобы я отомстила за смерть Монетт.
Либерти потерла лицо ладонями и тяжело вздохнула:
– Раш Александер дал вам револьвер, миссис Новак?
– Да, он самый, мистер Александер. Он посоветовал мне сделать это в людном месте, а при появлении полицейских изобразить сумасшедшую.
– Раш Александер?
– Он пообещал, что меня освободят от ответственности как невменяемую, а потом он поместит меня в психиатрическую лечебницу где-то в Новой Англии. Часто эти лечебницы размещаются в старых замках, где раньше жили богачи… Я спросила, сможет ли он устроить меня в подобное заведение Мне всегда хотелось жить в таком доме – уж по крайней мере лучше, чем здесь. – В глазах матери Монетт, обращенных на Либерти, стояли слезы. – Теперь вы понимаете, почему я попыталась ее убить?
Либерти кашлянула.
– Нет, миссис Новак, честно говоря, не понимаю.
– Это мисс Рейсом снова приучила мою Монетт к наркотикам… Нет! – Она ударила себя кулаком по колену. – Монетт не надо было ни к чему приучать. Она сама отлично могла… Мистер Александер сказал, что это Кит Ренсом подложила ей в гримерную иглы и пакетики с наркотиками, но теперь я этому не верю.
– Значит, вы узнали, чья это была работа, миссис Новак?
Глаза женщины неожиданно загорелись торжеством.
– Ну уж этого я вам не открою! С вас и так довольно, мисс Маленькая Сплетница.
Либерти умоляюще протянула к ней руки.
– Но это же самое главное, миссис Новак!
Женщина недовольно покачала головой и надула тубы:
– Хорошо, я скажу. Кто-то задумал погубить мою Монетт.
– Кто? – Либерти едва дышала, стараясь не пропустить ответ.
– Я была дома, когда доставили посылку.
– Посылку?
– Ну да. Посылка была адресована Монетт, но я все равно вскрыла коробку. Ей я ничего не показала: сразу выбросила в мусор и молчок.
– Что там было?
– Ужас! Прислать подобную мерзость такой очаровательной девушке, как Монетт…
– Вы наконец ответите, миссис Новак?
– Дохлая кошка! Именно кошка, а не кот, я проверила.
Либерти показалось, что ее сейчас стошнит.
– Кому же пришла в голову такая варварская идея, миссис Новак?
– Сначала я подумала на мисс Рейсом. Он сказал, что это ее рук дело. Сказал, что она завидовала Монетт – молодой, цветущей актрисе, у которой все впереди. Но мне достаточно было недавно, у отеля, посмотреть ей в глаза, чтобы понять…
Она бы не опустилась до такой гадости. Сами понимаете, я не хочу ни в чем подозревать мистера Александера, но… – Она потрогала свой пострадавший подбородок.
– Понимаю. Вы рассказали в полиции про мистера Александера, револьвер и… – Либерти все же поборола тошноту, – про дохлую кошку?
Миссис Новак сердито подняла на нее глаза:
– Нет, конечно! Как вы думаете, зачем я вас позвала? Я даю вам эксклюзивное интервью, а уж ваша обязанность – поведать обо всем миру.
– Но я не могу это напечатать, миссис Новак, – сперва во всем должна разобраться полиция.
– Вы же обещали! – Новак схватила Либерти за плечи и стала трясти.
– Обещала, но теперь…
– Ах ты, маленькая сучка! Я приберегала сенсацию для тебя!
Монетт умерла, так и не попав в твою рубрику, а ты здесь сидишь, пользуешься моим гостеприимством и еще смеешь говорить, что не можешь написать про Момо правду, потому что этим занимается полиция?
– Я сделаю что смогу, обещаю вам, миссис Новак…
Женщина перестала трясти Либерти и презрительно фыркнула:
– Только попробуй соврать мне!
– Может быть, теперь вы меня отпустите, миссис Новак?
– Так на чем мы остановились? – Миссис Новак, убрав руки с плеч Либерти, старательно приглаживала юбку.
Либерти посмотрела на часы:
– Боюсь, мне пора…
– Никуда тебя не пущу! Мы только начали. Как же это? – Она торопливо раскрыла верхний альбом с вырезками, но Либерти уже пятилась к двери.
– Мой секретарь позвонит вам и договорится о следующей встрече. Очень вам благодарна.
Миссис Новак, зажав под мышкой альбом, преследовала гостью до самого порога, так что Либерти пришлось самой отпирать замки. Уже с лестничной площадки она крикнула:
– Всего хорошего, миссис Новак! Большое спасибо!
Стоя на площадке и положив распахнутый альбом на перила, Новак продолжала что-то кричать сбегающей вниз по ступенькам Либерти, словно та все еще находилась в ее комнате, и ее голос эхом разносился по лестничному колодцу:
– Смотрите, здесь – разве не прелесть? – Монетт в танцевальном классе. А это снято в честь победы в конкурсе «Очаровательная бэби»…
Либерти выскочила на улицу и облегченно перевела дух. «И что теперь со всем этим делать? – думала она, выключая диктофон. – Где тут факты, а где просто фантазия? Лучше стереть все от начала до конца». Девушка остановила такси. Называя водителю адрес кафе «Беркшир-плейс», она увидела в зеркальце заднего вида невысокого брюнета в синем костюме, следовавшего последнее время за ней по пятам. Преследователь тоже поспешно садился в машину. Либерти постучала по пластмассовой перегородке:
– Будьте добры, оторвитесь вон от того «шевроле»!
– Вы шутите, леди? Это что, кино?
– Оно самое. – Она сунула водителю двадцатидолларовую бумажку, и он резко увеличил скорость, так что Либерти вжало в сиденье.
– Я предпочла бы вот это место! – Либерти указала на угловой столик.
– Но столик на четверых, а вы говорили, что вас будет двое…
Часы показывали начало пятого, посетителей становилось все больше, и метрдотель заметно нервничал.
– У меня интервью, и мне нужно, чтобы нас не беспокоили. Считайте, что нас не двое, а четверо. – Она подала метрдотелю десять долларов.
– Как вам будет угодно, мисс.
Либерти заказала чай и лепешки. Она торопилась пополнить запас энергии: миссис Новак до дна исчерпала те немногие силы, которые у нее оставались после сложного перелета.
Девушка еще не решила, с кем только что имела дело: с безнадежно сумасшедшей или с особой, свихнувшейся только наполовину. Либерти не помнила, кому принадлежит удачное сравнение: «Невротики только мечтают о воздушных замках, а психопаты в них обитают, позволяя своим матерям в них прибираться». Она не могла поверить, что Раш Александер всерьез готовился бросить жену ради дешевой потаскушки. И как он мог всерьез рассчитывать на неуравновешенную миссис Новак? Задача заключалась теперь в том, чтобы найти подтверждение услышанному – в противном случае причислить это к разряду нелепых фантазий.
Намазывая клубничный джем и взбитые сливки на горячие лепешки. Либерти блаженно вытягивала ноги в ожидании Кит Рейсом. В элегантном кафе-кондитерской было столько цветов, что она невольно сравнила себя с эльфом, попивающим чаек на верхушке цветущего каштана. Потом по ней скользнула огромная черная тень, и она поежилась. Бик Кроуфорд… Что за ночка! И до чего некстати! Отвратительный вечер в обществе Бика грозил испортить все впечатление от встречи с Кит, а ведь интервью с ней кое-что значило для Либерти… даже больше, чем то, в чем она была готова себе признаться. Не просто кульминация трехсот телефонных звонков в ее кабинет, не просто последний штрих в готовящейся статье, но завершение миссии, начатой месяц назад в мастерской Китсии на Зваре. Она запустила руку в сумочку и нащупала там холодную черепашку – на счастье! Там же лежали пленки, зафиксировавшие звуковое сопровождение всего того кошмара, который происходил в доме Бика Кроуфорда.
Вытащив кассеты, Либерти едва не вскрикнула. Когда же Бик успел заменить ее записи двойным альбомом лучших песен Уэйна Ньютона? Вот мерзавец! Она потребовала телефон и в ярости набрала его рабочий номер, чтобы оставить свой, ресторанный. Потом убрала аппарат под стул и жестом показала официанту, что телефон ей еще понадобится.
При появлении в дверях Кит Рейсом Либерти чуть не подпрыгнула от радости. Та же изящная, гибкая брюнетка, которая двадцать лет назад откинула полу палатки, где лежал Стюарт Гранджер, исполнивший в «Наследнице бури» главную роль!
Встретившись с Кит глазами, она подняла палец, обозначая себя.
Кит пересекла зал грациозно и бесшумно, совсем как кошка на бархатных лапках, и Либерти видела, как посетители, поворачивая головы, провожают ее взглядами. Возможно, они не узнавали актрису, а просто отдавали должное ее красоте. На Кит был гладкий черный костюм, жемчужно-серая блузка с вырезом на груди, а ее дымчато-шоколадному загару нельзя было не позавидовать. Подойдя к столику, она протянула Либерти руку. Длинные изящные пальцы, ни колец, ни лака – эта женщина требовала, чтобы ее принимали всерьез.
– Простите, что опоздала; надеюсь, вы не очень долго меня ждали? Вижу, вы уже успели попить чаю.
Ее глаза имели цвет густых джунглей – ради таких и изобретали цветную пленку. В мочке ее правого уха красовалась драгоценность, о которой Либерти говорила Китсия, – черная жемчужина. У Либерти закружилась голова.
Сев за столик, Кит непринужденно поманила официанта, и тот бросился к ней со всех ног.
– Неудобный стул. Будьте добры, принесите другой.
Официант поменял стул, а Либерти подумала, что она, пожалуй, проделала бы эту манипуляцию без посторонней помощи.
– Вам, наверное, все время твердят, что в жизни вы выглядите такой же красавицей, как и на экране…
– Спасибо.
На самом деле она была даже красивее, чем на экране, крепче. На пленке она получалась какой-то хрупкой, как статуэтка из слоновой кости, обернутая в целлофан.
– Я слышала, вы тренируетесь?
Кит царственно наклонила голову:
– Простите, мисс Адамс?
– Вы плаваете?
– Да. – Скупой кивок. – Плаваю.
– Я тоже, но не по семь миль в день. Семь миль у меня наберется разве что за семь лет! – Либерти подобострастно засмеялась. Кит улыбнулась в ответ, но ее глаза оставались холодными, и лишь угольно-черные волосы сияли, словно смоченные водой.
Либерти вспомнила фотографию в старом «Лайфе»: мокрая Кит, вылезающая на мшистый берег. То был эпизод из самого удачного ее фильма. Подпись гласила: «Кто говорит, что киски не умеют плавать?»
– Надеюсь, мисс Адамс, вы сознаете, что мое интервью вам носит чисто информационный характер?
– Мисс Рейсом, вам известно не хуже, чем мне, что никаких информационных интервью не существует. – Благодаря Арчеру она наконец-то подцепила Кит на крючок. Неужели та надеется, что все обойдется одной встречей? Нет, Либерти будет допрашивать ее еще и еще, нравится ей это или нет.
– Почему в таком случае вы отказываетесь уточнить, что за статью готовите? – спросила Кит, в голосе ее чувствовалось напряжение.
– Хочу написать о вас и вашей матери. Вы образуете весьма своеобразный тандем.
– Мы не работаем вместе, – напомнила Кит.
– Я не это имела в виду, – поспешила поправиться Либерти. – До сегодняшнего дня я знакомилась с вторичными источниками информации, заходила с разных углов. Для себя я называю это «системой Расемона». Но теперь, когда вы дали согласие на интервью…
– Расемон? – перебила ее Кит. – Уж не собираетесь ли вы нас насиловать? Помнится, у японцев…
– Нет, такой подарок не годился бы ко дню рождения. Статья выйдет в декабре, когда вашей матери исполнится семьдесят три года.
– Очаровательно! – Лицо Кит сделалось каменным.
– Вы предпочитаете чай или что-то покрепче? – осведомилась Либерти при приближении официанта.
– «Эрл Грей», пожалуйста.
– Ядром материала я собираюсь сделать «Последний шанс», – продолжила Либерти. – В нем вы, как всегда, ставите на мнимых неудачников. Раньше это приносило вам успех. – Она заранее решила, что начнет с этого, избегая слишком личных вопросов, чтобы интервью не приобрело поверхностный характер.
– Неудачники? – Кит посмотрела на свои часики – овал с римскими цифрами. – Боюсь, я не совсем улавливаю вашу мысль, мисс Адамс.
– Ну как же, а «Хейт-стрит», «Дакотцы»? «Последний шанс» – из того же ряда.
– Если вы имеете в виду, что я не следую кинематографической моде, тут вы, пожалуй, правы. Можете называть меня Кит.
