Текст книги "Большое кино"
Автор книги: Зоя Гаррисон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
– В чем была особенность «Центуриона»?
– Я сам заказывал музыку. Что хотел, то и воротил. – Кроуфорд сделал вид, будто подбрасывает мячик. – Какие бы ошибки мы ни делали, о них никто не мог пронюхать. Даже если мы выпускали несколько ерундовых фильмов подряд, все оставались в неведении по поводу суммы убытков.
– Что же в этом хорошего?
– Э-э, Либерти… – Он произнес ее имя так, словно в нем было вдвое больше слогов. – В этом городе самое главное – делать вид, будто у тебя неограниченный кредит. – Он помог ей подняться из-за стола. – А теперь я покажу вам дом.
Они двинулись по анфиладе огромных комнат. Дом Бика оказался причудливым сочетанием утонченного вкуса и безобразного примитива – типичное жилище нувориша. Она пыталась вернуть его к теме, ради которой приехала, а он увлеченно щелкал лямкой сарафана у нее на плече.
– Сейчас я вам кое-что покажу. – Перед ней предстали заспиртованный половой член кита-кашалота, эротическая эскимосская статуэтка из моржового клыка и две доисторические осы, так увлекшиеся совокуплением, что и не заметили, как были увековечены в куске янтаря. – Единственные в своем роде! – Он потер руки. – Другого не держу.
Либерти поймала его на слове:
– Кит Рейсом – тоже единственная в своем роде?
Он задумался, потом брякнул:
– Не стану врать, мне нравилось ее трахать.
– Она – необыкновенная женщина, красавица. – Либерти пропустила мимо ушей его грубость.
– Ты не хуже, малышка. – Он наконец спустил лямку с ее плеча и потерся щекой о ее шею. – Ну-ка подсядь ко мне… – Он откинул крышку круглой коробочки и сунул ее Либерти под нос. – Смотри не расчихайся!
В коробочке оказалась примерно унция мелко помолотого кокаина. Либерти могла отказаться от спиртного, от марихуаны, валиума, даже от антигистаминных препаратов, но кокаин был сильнее ее, какой бы подозрительной ни выглядела компания.
Он зачерпнул порошок ложечкой с ручкой в виде обнаженной девушки.
– Где карлик? – спросила Либерти, озираясь.
– Нюхай, лисичка! После этого ты наконец перестанешь кривить ротик.
Все это напоминало ей что-то знакомое, возможно, из «Плейбоя», но возражений не вызывало. Либерти втянула немного в одну ноздрю, потом в другую.
– Дерьмо! – Она резко откинулась назад, и Кроуфорд воспользовался моментом, чтобы, задержав ногой ее падение, бесстыдно к ней прижаться.
– Мне нравится, когда леди бранятся, Либби. Можешь браниться всю ночь напролет.
Она поспешно вскочила и забегала взад-вперед.
– Где тут беговая дорожка? Я могу поставить рекорд в беге на шестисотметровую дистанцию.
– Потом поставишь. Я могу предложить более интересные способы для проверки твоей выносливости.
– Бик! – Она ударила его по руке и ушибла кулак. – Что за разговоры?
– Разве тебе не нравится?
Он схватил ее за руку и потащил в кабинет, к горящему камину.
– Очень уютно. – Либерти плюхнулась на подушки, не забыв включить при этом диктофон, заменявший ей в борьбе с нечистой силой связку чеснока. Как всегда в самый неподходящий момент пленку заело. – Дерьмо! – Она быстро заменила кассету.
– Мне нравятся бабы, трахающиеся под запись. Это заводит меня даже больше, чем грязная брань.
– Слушай! – Либерти ловко увернулась от его лап. – Я приехала, чтобы поговорить о Кит Рейсом, и ты будешь мне отвечать, будь ты неладен!
– Упрямая сучка! – Кроуфорд сил и нахмурился. – Правильно мне про тебя рассказывали…
Он хотел заставить ее нюхнуть еще кокаину, но она предпочла ссыпать его себе в ладонь и натереть десны. Ей нравилось, как щиплет десны и язык, – совсем как после визита к стоматологу.
– Зачем тебе Кит? Она же умерла;
– Надеюсь, что нет. Завтра я беру у нее интервью. Знал бы ты, чего мне стоило его добиться!
– Ладно, она осталась хорошей актрисой, значит, может сойти за живую.
– А за главу «Горизонт пикчерс»?
– Дудки! Она все время смотрит в рот папаше Ренсому.
– Кузену, – поправила Либерти.
– Не важно. Она всегда в нем души не чаяла. Если бы она сопротивлялась ему так же, как раньше мне, то у нее еще был бы шанс выжить, а так – тьфу!
– Если Рейсом позволит доснять «Последний шанс», она вырвется на свободу?
– Ну уж это вряд ли.
– Что ты знаешь о «Последнем шансе»? – Засылаешь к ним шпионов?
– Нет, просто знаю, с кем трахаться. Я спал с Монетт Новак, прежде чем ей под юбку полез Раш Александер.
Либерти широко раскрыла глаза:
– Раш Александер и Монетт Новак?
– Учти, строго между нами. Это он снова подсадил ее на героин. Сам я не люблю спать с наркоманками – я не из таких. Поэтому я и сбагрил ее Рашу – пусть побалуется. – Он осклабился. – А тебе нравится наш разговор. Лисичка!
Иди присядь ко мне на коленки. – Он похлопал себя по огромному окороку.
– Только при условии, что ты будешь рассказывать дальше.
Кроуфорд горячо задышал ей в ухо:
– Все в этом городе только и болтают, что о творческих задатках Кит Рейсом. Ладно, она способная, не спорю, вот только не умеет играть в команде. Для бизнеса она не годится. Творчество – еще не все. Акулы сожрут ее и не поморщатся. Раш только и ждет, чтобы она оступилась. Ты не понимаешь… С Кит покончено. «Последний шанс» тут ни при чем, все дело в ней самой. – Либерти потянулась за новой порцией кокаина.
Его уже несло:
– Я могу наломать в десять раз больше дров, чем, скажем, два с половиной года назад, когда напортачил с дурацким вестерном. Даже в двадцать раз! И все равно останусь на плаву, потому что знаю правила игры. А вот Кит, как бы она ни снимала кино – ей все равно никто не поможет выбиться.
– За последние месяцы она привлекла много талантливых людей…
– А как же! – Он презрительно фыркнул. – Творческие личности слетаются на Кит как мухи на мед – особенно европейцы. Она ведь – само милосердие! Но все это только спектакль.
Либерти сползла с его колен:
– Если спектакль, то удачный.
– Уж поверь мне, Кит психованная. – Кроуфорд поймал ее за руку и стал лизать ей палец, а потом прихватил ее зубами за чувствительное местечко между пальцами так, что она подпрыгнула. – Маленькая, прыгучая – то, что надо! Ты знала, что Киска Кит любила, когда ее связывали?
– Ну и что? Марсель Пруст тоже любил. Разве это делает ее психованной?
– Может, да, может, нет. Но я никогда не видел Женщин, которые любили бы это так, как Кит.
– Я ни капельки не удивлена. – Она соврала: ее охватило даже не удивление, а оторопь, словно она застукала Кит Рейсом с любовником у себя дома. Ей захотелось убраться куда подальше, захлопнув за собой дверь спальни.
– Как я с ней баловался! Я ее дурачил: бывало, свяжу ее, завяжу глаза платком, она лежит в предвкушении, и я говорю ей, что сейчас мы будем трахаться, А сам знаешь что беру?
– Довольно! – Либерти резко выпрямилась. – Не желаю больше слушать!
– Еще как желаешь! Я же вижу, как ты часто дышишь – прямо как птичка… У Кит было пресс-папье – подарок матушки по случаю назначения ее моей вице-президентшей. Не знаю уж, что за штучка ее матушка, но, на мой взгляд, этот подарок – вылитый член. Более того, это мой член! Я все ломал голову: откуда она узнала, какой он у меня? В общем, его-то я и пускал в ход.
– Отвратительно!
– Ничуть. А главное – ты уже в полной готовности.
– Отстань! – Либерти зажмурилась. В голове у нее гудело, в ушах раздавался голос Бика и удары ее собственного сердца.
Он навалился на нее, заслонив и камин, и весь белый свет.
Бик Кроуфорд, воплощение американской мечты – кому же и отдаваться, как не ему?
Часы у изголовья кровати показывали час тридцать, когда Либерти приступила к осуществлению своего плана. Она надеялась на успех, иначе ей грозила смерть под двухсотдесятифунтовой тушей, спящей мертвым сном. Высвободив руку, она прикурила от зажигалки их погасший «джойнт» с марихуаной, сделала напоследок парочку хороших затяжек и перебросила окурок через Бика. Остальное было делом времени. Она уповала на то, что пламя охватит всю кровать еще до того, как он очнется и снова за нее примется.
Интересно, зачем он так старается? Последние три раза он ее совершенно не замечал. Можно было подумать, что он елозит не на женщине, а в грязи. От мальчишеского энтузиазма давно не осталось и следа, он превратился в угрюмого профессионала, работающего на средней скорости. «Качая грязь» – хорошее название для книги о природе мужской сексуальности!
Бику можно было бы посвятить целую главу, да что там – всю книгу.
Ее восхищение давно улетучилось, паника – тоже. Сперва она прикрикнула на себя: «Не трепыхайся! Это не смертельно».
Но в нем оказался спрятан вечный двигатель. Сколько раз это повторялось? Вряд ли причина – кокаин. Может быть, холодная вода? Когда он учудил это в первый раз – выскочил наружу перед самым семяизвержением и окунул обе руки в ведерко из-под шампанского, где еще не растаял весь лед, – она расхохоталась. Он посмотрел на нее обиженно, стоя на коленях, как сенбернар, угодивший в прорубь.
Либерти полагала, что навредила себе этим смехом. Если бы не смех, все обошлось бы грязными словечками и скоротечным надругательством. Но смех его взбесил. Она понимала, что это было голливудское бешенство, лекарство от всех неприятностей. Да, он привык вышибать клин клином.
Примерно в полночь он стал лить ей в рот шампанское.
Шампанское было такое холодное, что Либерти завизжала от страха. Он стал колотить ее по спине, словно она подавилась, и заставил выплюнуть все до последней капли.
А какие он использовал игрушки! Раньше, проходя мимо витрин секс-шопов, она гадала, как все это можно применить, и вот теперь ее любопытство было удовлетворено.
Запах марихуаны и тлеющего атласа становился все сильнее, но он не шевелился. Либерти полагала, что дворец сделан из железобетона и ни за что не сгорит, а она в худшем случае получит ожоги третьей или второй степени. Туша не позволяла ничего рассмотреть, но она надеялась, что на другой стороне кровати уже разгорелся хорошенький пожар. Потом она увидела дым.
– Либерти! Скорее, горим! – Он одним движением выплеснул воду из ведерка со льдом в огонь, совсем как дисциплинированный бойскаут на учениях по тушению походного костра Освобожденная Либерти метнулась в ванную. Даже если она будет отрезана в полыхающей спальне, даже если вместе с пожарными примчится целая орава репортеров, она все равно первым делом смоет с лица его слюни. Она боялась смотреть на себя в зеркало и долго терла лицо, возила мылом между пальцами и между ног Ребячество, конечно, учитывая, в каком количестве точек успел побывать Бик…
Вернувшись в спальню и застав его сидящим на краю почти не пострадавшей кровати, она схватила сумку и помчалась через анфиладу комнат к выходу. «Главное, пленки со мной», – подумала она, направляясь в сторону ворот.
В отеле ее ждали две записки: от Ренсома и от Пег. С мужчинами она в данный момент никакого дела иметь не хотела.
– Хорошо, что ты звонишь, Либ! Немедленно возвращайся! – Голос секретарши звучал как-то странно, но она решила, что это ей показалось.
– Закажи мне билет на восьмичасовой рейс, «Юнаитед». – Либерти так зевала, что слезились глаза.
– Нет, это поздно.
– Послушай, с нашим бюджетом мы пока еще не можем арендовать самолеты. – Либерти растянулась на кровати и уставилась в потолок.
– Я договорилась с Фредди из «Федерал экспресс». Вылетишь с ним грузовым рейсом в три тридцать.
Либерти посмотрела на часы. Два пятнадцать.
– Мне придется лететь с курами?
– Я наврала, что мы готовим репортаж про ночные рейсы.
Можешь залезть в кабину к пилотам.
– Пег, ты чудо! Только к чему такая спешка?
– Сегодня в два часа дня ты встречаешься с миссис Новак.
От неожиданности Либерти села.
– Да ты просто телепатка! Как ты узнала, что она мне нужна?
– Один наш общий знакомый из «Пост» знает, что ты готовишь материал про Кит. Он решил, что тебе будет интересно услышать про то, как мамаша Монетт Новак чуть было не укокошила Кит.
Либерти пристально смотрела на тень от пальмовых листьев на ковре. После слов Пег они казались ей вылитыми кинжалами!
– Где? Когда?
– Вчера утром, в холле «Шерри».
– Это попало в вечерние газеты?
– На первых страницах ничего нет. Никто не был опознан.
– По какому поводу запрет на огласку?
– Этого наш знакомый не знает. В общем, миссис Новак собирается дать тебе эксклюзивное интервью, – Какая я везучая! В тюремной камере?
– Нет, ее выпустили под залог. Кит отказалась подавать в суд.
– Час от часу нелегче!
– Вот и удовлетворишь свое любопытство за чаем.
– Сомневаюсь… Ладно, Пег, я кладу трубку. Надо срочно принять душ, иначе сифилис гарантирован.
– Подожди, подожди!.. Насчет того репортера…
– Какого?
– Того, что написал про миссис Рейсом и был уволен. Он нанялся в «Толедо стар», а дальше произошло самое интересное. Он готовил статью из трех частей об одной стройке, но так и не добрался до третьей части. Его раздавило насмерть балкой.
Говорят, оборвался трос у крана.
– Боже!
– Но и это еще не все. Застройщиком была «Рейсом энтерпрайзиз».
Либерти затошнило.
– Спасибо, Пег, – прошепелявила она. – Ползу в душ.
Глава 10
Раш что-то затевал, и Кит с тревогой ждала встречи с ним на бюджетном совещании. Нанесет ли он удар при всех? Двенадцать глав филиалов «Рейсом энтерпрайзиз» сидели за подковообразным столом. Зеленое сукно было ярко освещено, как на вечернем бейсбольном матче. Хозяин презирал встречи один на один. «Арена существует для открытых соревнований. Пускай никто не дремлет», – твердил он.
Раш сидел в центре «подковы», за маленьким столиком. Перед ним стоял микрофон, графин черного кофе, в котором поблескивал лед, под рукой лежала стопка разноцветных папок.
Посередине «подковы» торчал еще один микрофон, но кресло перед ним было свободно.
Место Арчера тоже пустовало. Он всегда предпочитал сидеть в сторонке, у стены, в белом кожаном кресле, и это почему-то раздражало Кит. Сегодня он вообще предпочел не присутствовать.
Кит вытянула удачный номер – четвертый. Первые три выступления предоставят ей время, чтобы сосредоточиться и поразмыслить. Опыт показывал, что лучше отстаивать свой бюджет в первой половине заседания. К концу терпение Раша иссякало, он задавал больше вопросов и меньше слушал.
Кит огляделась. Справа от микрофона сидела Ширли Уэллс, единственная, кроме нее, женщина на совещании, глава «Руба» – недавно приобретенной косметической компании.
К остальным Кит успела присмотреться на прошлых совещаниях.
– Женщины, вперед! – произнес Раш в микрофон и криво усмехнулся. Среди собравшихся пробежал вежливый смешок.
Не смеялась одна Кит. Пока Ширли Уэллс шла к микрофону, Раш с улыбочкой вытащил из стопки желтую папку. Кит не спускала глаз с розовой – папки «Горизонт».
Она была рада, что на совещании появилась еще одна женщина. Правда, привыкнув к одиночеству, Кит давно перестала его страшиться. Разве Бик не научил ее, что оригинальность – будь то в окрасе, в половой принадлежности, в поведении – тоже сила?
Ширли ухватилась за микрофон, как лас-вегасская фокусница.
– Проверка. Раз, два. – Она постучала себя ногтем по зубам. Ширли всегда отличала дерзость. Недавно она наняла дочь Раша, манекенщицу и фотомодель, на роль «лица» фирмы «Руба» в развертывающейся рекламной кампании.
– Ширли, – начал Раш, даже не дав ей вцепиться длинными ногтями в папку, – я заметил, что на странице шесть вы включили в колонку расходов на разработку новой продукции затраты в случае непредвиденных обстоятельств. Вы, конечно, человек новый, но любой из здесь присутствующих вам скажет, что мы не включаем в наши бюджеты подобную статью. – Раш помолчал, давая стихнуть нервному смеху.
– Ладно, – тотчас откликнулась Ширли, щелкая зажигалкой. – Давайте соответственно увеличим статьи «Внешний дизайн» и «Новые символы». – Она выпустила дым.
– Годится. – Он сделал пометку. – Теперь страница десять.
– Я вся внимание…
Дождавшись своей очереди. Кит спокойно подошла к микрофону и, сев во главе «подковы», подогнула микрофон так, чтобы было удобнее говорить. Какие у нее худые пальцы! Она умела сохранять самообладание, удерживая внимание на мелочах: полосатом галстуке Раша, царапине от бритья под правым бакенбардом, розовой папке с ее бюджетом. Отослав ее к странице с ошибкой, Раш снисходительно захихикал; она, напротив, сохраняла терпение и учтивость.
– Любопытно узнать, откуда у вас цифры на странице семь.
– От Ренди Шеридана, разумеется.
– У меня случайно оказалась копия оригинального бюджета Шеридана. – Раш помахал бумажкой. – Тут это больше смахивает на восемьсот тысяч, чем на миллион с хвостиком.
Кит покраснела:
– Я уверена в правильности своих подсчетов. Ренди несколько раз пересматривал свои первоначальные выкладки. Я хорошо это знаю!
– Пересматривал? – передразнил он ее. – Надеюсь, это не очередной пример вашего творческого подхода к финансам, Кит.
Извольте предоставить доказательства.
Ситуация была тяжелой. Кит никак не могла вспомнить, откуда взяла свою цифру: может быть, она узнала ее у секретаря Ренди, может, от самого Ренди, звонившего ей домой накануне ее отъезда в Нью-Йорк. Одно было очевидно; она не могла взять эти данные с потолка, как бы Раш ни старался создать у присутствующих противоположное впечатление.
– Это слишком напоминает игру в прятки, которую вы затеяли в прошлом квартале. Кит. У вас есть возражения? – Он провел рукой от высокого лба к темени.
Все притихли, а Кит никак не могла придумать ответ. Даже если бы он вознамерился разорвать ее на части, ей пришлось бы смириться со своей участью. Она ждала, парализованная страхом, как кролик в силках.
– Рекомендую посовещаться с Шериданом и доложить результат до подведения окончательных итогов. Все остальное выглядит прилично. Сдается мне, «Горизонт» стерпит ваше правление. – Он с улыбкой захлопнул папку.
Кит еле слышно прошептала слова благодарности и соскользнула с кресла. Она терялась в догадках, почему он не прикончил ее у всех на глазах и не оставил истекать кровью на суконном столе? Бик ни за что не упустил бы такого случая. Он сказал бы что-то вроде: «Ты неплохо пристрелялась. Киска Кит», – но кровопускание обязательно состоялось бы.
Медленно возвращаясь на свое место, она слабо улыбнулась следующему докладчику. Несколько минут все недоуменно молчали – Рашу не было свойственно отпускать добычу живой.
«Ты моя с потрохами!» Никогда, даже на мгновение, Бик не позволял ей забывать, что хозяин – он. Как она умоляла его разрешить ей снять «Дом на Хейт-стрит» – историю молодого юриста, жизнь которого рушится после первой в жизни сигареты с марихуаной! Картина получилась бы недорогой: неизвестные актеры, натурные съемки. Но Бик не проявил к проекту интереса. Она доказывала, что сумеет управиться за три месяца и не выйдет за пределы трех миллионов. Они обгонят остальные студии, которые не успеют за это время переключиться на хиппи и «травку». Бик выдвинул собственные условия: десять недель и два миллиона.
Картина дала огромные сборы. Бик принимал поздравления. Зато когда «Хейт-етрит» собрала комплект «Оскаров»: «Лучшая картина», «Лучшая режиссура», «Лучший сценарий», «Лучшая музыка», – все, кто поднимался на сцену за статуэтками, благодарили именно Кит. После церемонии репортеры кинулись к ней, стремясь узнать, как относится к происшедшему подлинная триумфаторша, но Бик – так, во всяком случае, показалось Кит – сделал все, чтобы интервью не состоялось. Позже, на балу победителей в «Хилтоне», она собственными ушами слышала, как Бик внушал Джону Спирсу из «Вэрайети», что это он, дядюшка Бики, вдохновил Кит заняться «Хейт-стрит»; сама она якобы побаивалась приниматься за дело… Кит ушла, не сказав ни слова, к недоумению вице-президентов студии в полном составе – вместе с женами и любовницами – и съемочной группы фильма.
– Думаешь, я буду смирно сидеть и слушать твое вранье? – прошипела она, когда Бик нагнал ее на стоянке.
– Надо было заявить о своем несогласии с моей версией событий. Киска Кит. – Он самодовольно ухмыльнулся.
В этот момент она его просто ненавидела.
– Ты же знаешь, я никогда не спорю с тобой при людях.
– Не мудрено; это ведь ниже твоего достоинства, зазнавшаяся сучка! Ты не заслужила лавров. Ты не умеешь делиться славой.
Она не сдержала слез.
– Почему, Бик? Почему ты солгал?
– Какая ложь. Киска Кит? – Он изобразил искреннее недоумение. – Просто нежелание привлекать больше, чем нужно, внимания к твоей персоне. Пора бы понять мою философию: заслуги принадлежат всей команде, а не одному игроку. Сильная команда – залог долгожительства в спорте.
Уже на следующее утро кинокомпания «Уорнер бразерс» предложила ей вдвое больше денег, чем платил Бик, и Кит не раздумывая согласилась. Еще до обеда на столе у Бика лежало ее заявление об уходе, а к часу дня Рите было ведено готовиться к переезду. В самый разгар сборов в кабинет ворвался Бик: заявление Кит догорало в его руке.
Но Кит продолжала сборы. Рита выскользнула из кабинета.
– Ладно, ты все доказала. – Он подошел к ней со спины, нежно обнял. – Знаю, ты обижена. Я потерял голову. Поверь, лучшего игрока, чем ты, у меня в команде нет. Мы переходим во фронтальное наступление. В такой момент ты не можешь нас покинуть.
Она высвободилась из объятий.
– Надо было думать раньше, а теперь уже поздно. Решение принято: я ухожу в «Уорнер».
Дернув ее за руку, Бик заставил Кит обернуться.
– Брось, твое место рядом со мной! Сама ты не справишься. Знаешь, где твоя сила? Между ног! Там же – твое чутье. Без моей помощи ты станешь натыкаться на стены и понесешь миллионные убытки. Без меня тебе не обойтись.
– Возможно, – холодно отозвалась она, глядя на него, – но я все равно попробую.
– Я и ты – все равно что Голдвин и Талберг! – выкрикнул он ребячливо. – Киноиндустрия требует, чтобы мы не расставались.
Она захохотала.
– Что тут смешного? – Он стал трясти ее за плечи, но чем больше он впадал в ярость, тем неудержимее становился ее хохот. И тут он не сдержался и ударил ее по лицу.
Вернувшись, Рита застала Кит одну, скорчившуюся в кресле и зажимающую нос окровавленным платком.
– Свинья! – Рита быстро вышла и вернулась с влажной салфеткой. – Как я рада, что мы уходим! – У нее дрожали руки, и Кит пришлось самой поменять компресс.
На следующее утро Рита ворвалась в кабинет Кит с синим конвертом в одной руке и большим листом бумаги в другой. Все ее лицо было в слезах, по щекам текла синяя тушь.
– О Кит!
Кит выхватила у нее лист и подбежала с ним к окну, чтобы рассмотреть. Бик сделал ксерокопию на студийном бланке, причем очень старательно: оттиск был расположен точно посередине страницы. Над изображением было напечатано: «КР от БК. См, ниже». Под ксерокопией красовалась короткая фраза:
«Ты моя с потрохами». Кит оперлась о подоконник и уставилась на автостоянку. Об «Уорнер» можно было забыть. «Центурион» превратился в ее тюрьму.
Следующая ее мысль была 6 том, что фотографии делал не сам Бик. Когда он ее связывал, она требовала, чтобы он не отходил от нее даже на сантиметр, иначе ее охватывала паника, она начинала хныкать и портила все удовольствие им обоим.
Видимо, он поручил снять их кому-то другому. Фотографу, должно быть, пришлось свеситься с карниза, потому что Кит была сфотографирована сверху, простертая на постели, связанная, с повязкой на глазах. Она пыталась вспомнить, когда именно мог быть сделал снимок. «Вот, значит, как я выгляжу! – мелькнуло в голове. – Вот какой он меня видит «
Следующая мысль была еще более неожиданной: «Какая я красивая!» Потом ее охватил страх. Она не знала, что предпринять Рита истерично рыдала, поэтому она сама схватила телефон и отправила Китсии телеграмму: «Бик шантажирует меня, чтобы оставить в „Центурионе“„. Позвонив Бику через секретаря, она пригласила его на завтрак в «Поло Лондж“. До прибытия помощи она была готова выкинуть белый флаг.
– Ты моя! – гаркнул Бик следующим утром, треснув кулаком по столику. – Как ты смеешь подмигивать другим?
– Сколько раз повторять? – Она говорила кротким голосом из опасения, что он учинит скандал прямо в ресторане. – Я буду там работать, а не торговать своим телом.
Он не желал ничего слушать.
– «Уорнер» на последнем издыхании – там ты только будешь исправлять чужие ошибки. О собственных планах забудь – Все равно я хочу попробовать, – возразила она тихо.
– Лучше не испытывай судьбу. Я все сделаю так, как ты захочешь. Ты это заслужила. «Хейт-стрит» – лучшее тому доказательство. Ты готова к самостоятельной работе Его согласие вознаградить ее за успех «Хейт-стрит» было теперь слабым утешением.
– Работа с Мейсом, Филом, Джоном, даже с тобой, Бик, старая привычка. Привычка расхолаживает.
– У меня в штанах кусок льда?
– Перестань, Бик.
– Лучше признайся честно, что больше меня не любишь Так и скажи, чего бродить вокруг да около? Уходишь, потому что тебе надоел я. Валяй, я все стерплю! А в ответ ты услышишь от меня вот что, можешь больше со мной не спать. Что ты на это скажешь, Кит? Не спать со мной и делать любые фильмы по своему желанию! Только останься. Киска Кит! Прошу тебя, не уходи!
Кит поняла, что он говорит серьезно. Более того, он напуган. Значит, в бизнесе она нужна ему больше, чем в постели! Это стало для нее разочарованием: получается, что ночи с ней, полные, как ей всегда казалось, обоюдного восторга, были для него всего лишь атлетическими упражнениями, продолжением работы. Тогда при чем тут любовь? Возможно, истина вообще заключалась в том, что Бик ее разлюбил, а то и просто никогда не любил – Я ухожу. – Она не могла на него смотреть. Никогда еще она не видела его таким побитым. – Жаль, что ты так усложнил всю ситуацию.
– Наверное, ты полагала, что я поднесу тебя Марти на серебряном подносе? – Марти Розен был главой «Уорнер». – Много чести! – Он замолчал. Кит казалось, что она слышит, как он размышляет. – Скажи-ка, Киска Кит, ты захватишь с собой бечевку для рук и повязку для глаз, или мне самому переслать их в «Уорнер»?
Она наотмашь ударила его по физиономии и выбежала из ресторана Помощь подоспела в тот же день – в лице Раша Александера, с которым она никогда прежде не встречалась. Она надеялась, что явится сам Арчер, но когда Раш представился, облегченно перевела дух. Арчер стал бы ее судить, а Раш, чужой человек, сможет просто выслушать и посочувствовать.
Они ужинали вдвоем в «Чейзен», и Раш буквально очаровал Кит. Он оказался восхитительным собеседником, говорил о своей коллекции живописи, о русских иконах, о романе, который дочитал только сегодня, в самолете, о своей дочери. Он сам заказал ужин, сам выбрал вино, отказывался отвечать на телефонные звонки. Даже его голос действовал на Кит как лекарство. Его движения были медленны, обдуманны, несли успокоение. В ожидании кофе он сказал:
– Чтобы суметь вам помочь, я должен узнать как можно больше. Относитесь ко мне, как к своему адвокату. Расскажите мне все, вплоть до самых тривиальных, вроде бы ничего не значащих мелочей.
Кит подробно описала свою безуспешную попытку примирения с Биком. Раш кивал, поощряя ее продолжать. Она рассказала о фотографии, ксерокопии, игрищах в кабинете и в постели. Он был так серьезен, так официален в своем белом смокинге, настолько отличался от Бика, что она поведала ему все, вплоть до интимнейших деталей.
Он слушал ее молча. Она ощущала его внимание, но терялась в догадках, сочувствует ли он ей или полон осуждения.
Когда она закончила, он долго молчал.
– Знаете, – не выдержала она, – в вас очень сложно разобраться. Уж не считаете ли вы меня просто набитой дурой?
– Нет. – Он как-то странно улыбнулся. У него были такие запавшие глаза, что казалось, природа сознательно наделила его этими впадинами как тайниками.
– Тогда скажите что-нибудь! Поговорите со мной, хватит сидеть с загадочной улыбкой!
– Просто я сравниваю вас с Арчером и удивляюсь вашему сходству.
– В каком смысле? – Такой реакции она никак не ожидала.
– Оба вы с виду очень сильные, но когда вам требуется помощь…
– Мне не слишком нравится это ваше замечание! – буркнула она.
– Никто не любит, когда его гладят против шерсти. Поймите меня правильно: я уважаю Арчера больше, чем кого-либо.
В конце концов, он меня спас.
– Спас? От чего?
– От непосильного труда, которым я занимался целых пятнадцать лет. – Раш задорно улыбнулся. – Я доказываю свою признательность тем, что помогаю ему оставаться в числе пятисот богатейших людей по классификации «Форчун» и спасаю его имя от прессы.
– Его и мое? – Кит приподняла бровь.
– Говорю вам, я обязан ему всем. Если бы не Арчер… – Он махнул рукой и заказал еще водки, потом бросил на нее испытующий взгляд. Казалось, ему тоже хочется поделиться с ней сокровенным, но он сомневается, достойна ли она доверия. Понимаете, Кит, я вел и веду не слишком-то традиционный образ жизни… – Раш замолчал.
– Люди с сильными характерами чаще всего оригинальны, – подбодрила она.
– Мой отец был бродягой, сыном русского помещика, дезертиром царской армии. Сбежав с горничной, он сел с ней в Стамбуле на пароход, отплывавший в Америку.
Раш подозвал официанта и повторил заказ. Чтобы сделать ему приятное, она согласилась на водку, хотя предпочла бы что-нибудь другое, а в качестве противоядия заказала кофе. Раш так увлекся своим рассказом, что взгляд его запавших глаз казался обращенным внутрь.
– Я родился в трюме незадолго до того, как пароход причалил в нью-йоркском порту.
– Как это романтично – родиться в трюме! – У Кит расширились глаза.
Он мрачно усмехнулся:
– Крысы, гнилая вода, лежащие вповалку люди, задыхающиеся от зловония, – да, вот это романтика…
Кит покраснела от стыда.
– Наверное, я страшно наивная. Пожалуйста, продолжайте.
– Мы поселились в двухкомнатной квартирке в Провиденсе, штат Род-Айленд. Там были такие кривые полы, что я до трех лет не мог научиться ходить. Моя мать умерла от туберкулеза, когда мне было три года. Я храню шаль, в которую она куталась перед смертью.
Кит представила себе худенького темноглазого мальчугана, ковыляющего по неровному полу, и поспешно опрокинула водку в надежде, что Раш отнесет ее слезы за счет крепости напитка.
– После смерти матери мы остались вдвоем – отец и я.
Отец сильно изменился. – Раш усмехнулся. – Он возненавидел Америку и все вокруг, даже меня. Работал он вышибалой в подпольном кабаке, а возвратясь утром домой, заставал меня за уроками: я обматывал мерзнущие руки тряпками и сидел у дровяной печки с доской на коленях, заменявшей мне парту. Как мой старик бесился! Он бранил меня последними русскими словами – английский он учить отказывался. Потом он принимался крушить мебель. Каждый сломанный стул я использовал на дрова. Не помню, чтобы потом выдавались такие же холодные зимы. Я отмораживал руки, и к десяти годам они покрылись шрамами, которых я так стеснялся, что даже летом не снимал перчаток.
