Текст книги "Слёзы Марии-Антуанетты"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Он почти задохнулся, но жестом отдал распоряжение. Тут же, к великому удивлению новообращенной, появились два молодых человека атлетического сложения… и, подхватив нарушителя спокойствия за руки, вывели его за пределы того места, где он совершил святотатство. Вероятно, даже за пределы садов, потому что он так и не вернулся. Между тем профессор постепенно успокаивался, утирая лоб большим платком и пытаясь изобразить благостное выражение на еще пылающем лице.
– Увы, нам случается порой совершать ошибки! – вновь обратился он к Мари-Анжелин. – Этот персонаж, принятый совсем недавно, являет собой прискорбный пример нашей недальновидности. Чтобы развеять атмосферу, нужно исполнить наш гимн.
И он затянул на латыни собственную занятную версию молитвы Ave Regina caelorum [66], которую все присутствующие хором подхватили. Верная прихожанка парижской церкви Святого Августина слушала их в полном изумлении. Конечно, она любила Марию-Антуанетту, но изгонять Богородицу, чтобы заменить ее королевой, – это уж слишком!
Когда отзвучали последние звуки гимна, приступили к церемонии посвящения. Сначала надо было принести клятву верности королеве – что ж, это ни к чему особенному не обязывало. Профессор, приколов к трепещущей груди Мари-Анжелин синий значок, в центре которого находился вензель Марии-Антуанетты из позолоченной латуни, расцеловал новообращенную и вручил ей текст гимна, попросив выучить его наизусть. После этого все «братья и сестры» пожали ей руку. За исключением двух «вышибал», которые больше не показывались. Наконец слово вновь взял Понан-Сен-Жермен и сообщил, что 16 октября, в годовщину казни королевы, в часовне состоится торжественная месса, а до этого предполагается провести несколько заседаний, о дате которых будет объявлено дополнительно. На этом все стали прощаться, но вдова обойщика, выполнявшая обязанности казначея, не преминула попросить пятьдесят франков – ежегодный взнос! – у новой сестры. Собравшиеся разбились на небольшие группы, из которых самой значительной была та, что имела во главе «мэтра», и никто больше не обращал внимания на Мари-Анжелин.
Она воспользовалась этим, чтобы отстать от других, и, оставшись в одиночестве, обогнула весь боскет, внимательно разглядывая искусственные рощицы, расположенные вокруг. Молодые люди, которые так решительно разобрались со старым маркизом, могли находиться только в двух из них – стоящих друг против друга! И там ей удалось обнаружить окурки от сигарет разных марок, вдавленных каблуком в землю. В лучшем стиле Шерлока Холмса она, нагнувшись, собрала их и завернула в носовой платок. Потом взглянула на часы и решила, что пора возвращаться. Выйдя через решетку оранжереи в надежде поймать такси, она остановила машину, как раз проезжавшую мимо, и быстро добралась до гостиницы.
Там она пустилась на поиски Альдо и обнаружила, что он сидит, погруженный в свои мысли, на террасе под тентом, скрашивая одиночество сигаретой и бокалом лимонада, который вовсе не принадлежал к числу его любимых напитков. Услышав шаги Мари-Анжелин, он встал и придвинул к ней ротанговое кресло.
– Все так плохо? – спросила она, показывая на полный бокал.
– Хуже, чем вы думаете! Мадемуазель Отье хочет вернуться в свой дом. Не знаю, что делать, как удержать ее. Выпьете что-нибудь?
– Охотно! То же, что и вы!
– Тогда возьмите мой бокал: я к нему не притрагивался и, вообще-то, предпочел бы что-нибудь покрепче!
Он подозвал официанта и заказал коньяк, тогда как Мари-Анжелин уже неторопливо потягивала лимонад через соломинку.
– Неужели ее тяготит наше гостеприимство? – спросила она после паузы. – Можно понять: мы для нее совершенно посторонние люди.
– Почему же она тогда обратилась ко мне за помощью?
– Мне нечего вам ответить, дорогой Альдо. Возможно, на это были свои причины.
– Она получила письмо из Аргентины, которое мы с Адальбером обнаружили в почтовом ящике, и я ей его передал.
– Не прочитав?
– Анжелина! А вы бы разве прочли?
– Без колебаний! Есть ситуации, когда необходимо знать всю подноготную тех, с кем имеешь дело. Кстати, меня только что приняли в веселую компанию профессора Понан-Сен-Жермена! Видите? – сказала она, вытащив синий значок из сумочки.
– И как?
– Весьма странно… Да вы лучше послушайте!
Благодаря своей поразительной памяти она почти дословно воспроизвела все, что было сказано в боскете «Королева», не забыв упомянуть о происшествии со старым маркизом, которого вышвырнули вон так своевременно возникшие крепкие молодые люди.
– Любопытный образ действий в отношении мирного собрания поклонников Марии-Антуанетты! Мэтр обзавелся телохранителями, и я убеждена, что помимо этих двоих у него имеются и другие!
Достав платок и развернув его, она показала Альдо четыре окурка, которые разделила пополам своим тонким пальчиком.– Вот эти я нашла в рощице, откуда появились двое молодых людей, зато эти находились в другой, стоящей напротив первой.
– Да ведь вы начитались Шерлока Холмса! – вскричал изумленный Альдо. – Но работу вы сделали прекрасно, потому что все окурки разные. Значит, по меньшей мере четыре человека следили за вашим посвящением! А зачем?
– Вот это и следует выяснить! Почему этому старому безумцу понадобилась охрана? Полагаю, прятать ему нечего?
– А этот… маркиз дез Обье, вы с ним не знакомы? Вы же состоите в родстве с половиной людей, упомянутых в гербовнике?
– Нет, я его не знаю, но, быть может, наша маркиза? Вместе с ней мы выйдем далеко за пределы трех четвертей…
Спустя несколько минут маркиза де Соммьер задумалась над вопросом, а потом объявила:
– Нет, мы не состоим в родстве, но я с ним знакома. Вернее, была знакома, когда он служил в Вене. Очаровательный человек, который, если мне не изменяет память, трепетно относился к Людовику XVI, его семье и особенно к королеве – ее он просто боготворил. Все позволяет предположить, что он живет в Версале, и было бы интересно возобновить с ним знакомство. Разыщите мне его адрес, План-Крепен!
– Возможно, лучше отдать предпочтение случайной встрече, – дал совет Альдо. – Званый вечер состоится послезавтра, и мы все приглашены. Он наверняка тоже?
– Мы это скоро узнаем! После обеда я загляну в список приглашенных…
Хотя стояла солнечная погода и был выбран столик под деревьями, обед оказался невеселым. Каролин сразу же поблагодарила маркизу де Соммьер за гостеприимство и предупредила, что собирается вернуться в свой дом еще до вечера. Бури протестов не последовало. Альдо сохранил полную невозмутимость, так как это не было для него новостью. Мари-Анжелин, мысленно сочинявшая роман о боскете «Королева», лишь вопросительно подняла брови. Адальбер же отсутствовал, поскольку ему пришлось на короткое время вернуться в Париж по важному делу. Только маркиза, которая редко демонстрировала доброту, лежавшую в основе ее характера, не стала скрывать изумления:
– Вы уверены, что сможете вынести жизнь в доме, который совсем недавно внушал вам самый настоящий ужас?
– Там не впервые происходят странные вещи, и до сих пор я выносила их без особого труда. Сама не понимаю, что на меня нашло в этот раз. Несомненно, нервы сыграли со мной дурную шутку, но благодаря вам я вновь чувствую себя спокойной и могу вернуться к привычной жизни.
Она говорила ровным тоном, без всякого выражения, словно читала наизусть выученный урок. Это Привело в раздражение Морозини.– Неужели нет никого, кто мог бы поселиться вместе с вами? Больше всего нас тревожит ваше одиночество.
– Вы ошибаетесь, я люблю одиночество, – ответила она с улыбкой, которую он счел искусственной, потому что устремленные на него глаза остались пустыми. – И дом свой я тоже люблю. Кроме того, мне уже недолго оставаться одной. Письмо, которое вы мне передали, пришло от кузена Сильвена. Он сообщает мне, что скоро вернется…
На этот раз ей удалось поразить всех своих собеседников.
– Ваш кузен Сильвен? Я полагал, что вы давно потеряли его из виду и не знаете, что с ним сталось. По крайней мере, так вы объяснили полиции?
– Именно потому, что это полиция. Он был так далеко, что искать его не имело смысла, это только осложнило бы дело, не принеся никакой пользы.
– Но вы сказали это и нам, – сурово возразил Альдо.
– В сущности, я вам не солгала. Долгое время мне было неизвестно, где он и что с ним. Южная Америка очень большая, и только сегодня утром положение прояснилось. Теперь все хорошо… И мы с ним скоро поженимся.
Даже эта новость прозвучала в устах Каролин как выученный урок. Девушка говорила равнодушным тоном, словно важнейшее событие в жизни любой женщины не вызывает у нее ни малейшей радости. Маркиза де Соммьер, внимательно наблюдавшая за ней, поддержала игру:
– Ну, хоть одно приятное известие! И мы можем не тревожиться за вас, поскольку вы обретете защитника и покровителя, – добавила она, вопросительно взглянув на Альдо, который ответил еле заметным пожатием плеч. – Вы, конечно, любите его?
– О да! Он очень красив! – сказала она, но прозвучало это не слишком убедительно.
Такое странное поведение изумило Мари-Анжелин, которая, прервав свои размышления, перешла от романтических иносказаний к практическим вопросам:
– И когда же возвращается ваш красавец-кузен? Кстати, у вас нет его фотографии?
– Нет… Сильвен всегда ненавидел фотографии. Он говорил, что… что они крадут душу. По крайней мере, отчасти… Моей фотографии у него тоже нет. Мы решили, что так будет лучше!
– Вы не ответили на вопрос мадемуазель дю План-Крепен! – сухо прервал девушку Альдо. – Когда он обещает приехать?
– Я думаю, скоро… Сейчас он, должно быть, уже в море!
Маркиза де Соммьер заметила, что путешествие из Буэнос-Айреса через Атлантический океан требует времени, поэтому Каролин могла бы остаться с ними еще немного… Тогда мадемуазель Отье встала из-за стола, хотя десерт еще не подавали.
– Нет, нет… я должна вернуться домой, и как можно скорее, – с неожиданной нервозностью сказала она. – Благодарю вас за доброту, дорогая маркиза! Я соберу вещи и вызову такси…– Не стоит труда. Вас отвезет мой шофер! Аль-до, предупреди Люсьена, чтобы он подал машину.
– Еще раз спасибо!
Альдо даже не успел встать, как она ринулась к двери. Вышла в холл гостиницы и тут же исчезла.
– Что вы об этом думаете? – удивленно спросила Мари-Анжелин. – Не может дождаться конца обеда, говорит спасибо и спасается бегством, как будто мы собираемся преследовать ее. И даже не прощается!
– Очевидно, что у этой девушки что-то с психикой! Она изменилась так внезапно! – заметила маркиза де Соммьер.
– Это все чертово письмо! – проворчал Морозини. – Мне надо было отказаться от своих великих принципов и ознакомиться с его содержанием, прежде чем передавать его Каролин…
– Несомненно! – согласилась старая дама. – План-Крепен, помогите ей собрать чемодан. Если я хорошо вас знаю, то вы сумеете найти это любовное послание и заглянуть в него, не так ли?
– Разумеется! Вы совершенно правы. Иду к Каролин.
Она вышла из-за стола вместе с Альдо, который отправился предупредить Люсьена. Тетушка Амели, оставшись в одиночестве, заказала «Сент-Оноре» [67]с кремом и с наслаждением съела его под последний бокал шампанского. В каком-то смысле она была довольна, что эта девушка решила сжечь мосты между собой и Альдо, хотя всего три часа назад уверяла, что любит его. Неважно, что он будет уязвлен в своем мужском самолюбии, все-таки она уж очень хорошенькая и… Замечательно! Лучше поберечь душевное спокойствие Лизы: меньше риска – больше пользы!
Альдо вернулся довольно быстро, а Мари-Анжелин успела лишь ко второй чашке кофе. Вид у нее был озабоченный.
– Ну, как? – спросил Альдо.
– Она отказалась от моей помощи, сославшись на то, что справится сама, так как вещей у нее очень мало. Конечно, за дверь она меня не выставила. Чтобы выиграть время, я попыталась уговорить ее переменить свое решение. Естественно, без всякого успеха, но я надеялась раздобыть письмо. В этом я тоже не преуспела. Зато, пока Каролин складывала юбки в чемодан, я выудила из корзинки для мусора вот это…
– Конверт? И что мне с ним делать?
– Внимательно изучить его. И сказать мне, когда именно он попался вам на глаза в почтовом ящике.
– На рассвете, когда мы уже уходили.
– Вы когда-нибудь видели, чтобы почтальон приносил в подобный час что-либо, кроме телеграмм?
– Нет, но…
– Повторяю, рассмотрите его как следует! Если это письмо доставлено из Аргентины и вообще проходило через какую-либо почту, то я приехала из Соединенных Штатов!
Альдо взял конверт и всмотрелся в него.
– Черт возьми, верно! Марка настоящая, но штемпели, которых и разобрать почти нельзя, совершенно фантастические. Подумать только, – вздохнул он, – эта подделка была у меня в кармане, и я ни о чем не догадался.
– Это понятно, – сказала маркиза. – Ты был слишком занят. Боролся с искушением аккуратно вскрыть конверт. Внутренняя борьба отнимает много времени…
– Вам легко говорить! А вот я чувствую себя идиотом. Письмо, весьма возможно, написано здесь, в Версале, и кузен Сильвен тоже обретается где-то рядом. Хоть Каролин и сказала, что собирается за него замуж, я вижу в нем какую-то угрозу. И девушка явно нуждается в защите! Жить одной в таком доме – просто безумие!
– Составь ей компанию! – едко вымолвила маркиза, нервно раздавив в пепельнице сигарету, которую любила выкурить вместе с кофе. – Она только об этом и мечтает!
Мари-Анжелин догадалась, что кое-какие детали от нее ускользнули. Внимательно посмотрев на обоих, она мгновенно вернула себе обличье тишайшей старой девы:
– Нет, мы не можем предлагать это всерьез! Это было бы неприлично. В крайнем случае эту роль могла бы исполнить я…
– …а мне хотелось бы знать, при ком вы состоите чтицей и секретаршей?– взорвалась маркиза. – С тех пор как я позволила вам торчать в этом чертовом комитете, вас можно увидеть во всех закоулках Версаля, но только не у меня! Я близка к тому, чтобы вернуться на улицу Альфреда де Виньи!
– Успокойтесь, тетя Амели! – шутливо сказал Альдо. – Ни один из нас туда не пойдет, но я сделаю так, чтобы дом был под наблюдением…
Сначала он хотел прибегнуть к услугам Лемерсье, но, зайдя в бар, чтобы пополнить запас сигарет в портсигаре, он заметил журналиста Мишеля Бертье, который, привалившись к стойке красного дерева, потягивал из пузатого стакана какой-то непонятный напиток и, по всей видимости, смертельно скучал. Морозини направился прямо к нему.
– Вы еще здесь? У вас, однако, не так много информации, чтобы передать в газету?
– И не говорите! Об убийце больше ничего не слышно, полиция суетится, но сама, похоже, ничего не понимает, а мой патрон начинает терять терпение. Я дождусь послезавтрашней вечеринки, может, хоть там что-то произойдет. А потом…
– Что это вы пьете?
– «Мари Бризар» [68]с водой.
– Это для барышень! Возьмите лучше рюмку коньяка! Здесь он просто превосходный, и я составлю вам компанию.
У журналиста заблестели глаза.
– Вы мне что-нибудь расскажете?
– Ну… при условии, что вы будете об этом помалкивать, особенно в присутствии ваших собратьев по перу!
– Даю слово! – воскликнул Бертье, сразу став серьезным.
– Дом с привидениями, напротив жилища бедняги Карлова. И наблюдение за хорошенькой девушкой в придачу. Ну как, интересно?
– Еще бы!
– Тогда слушайте!
Часть вторая
МЕСТЬ
Глава 8
ВНОВЬ ПОЛИНА
Это было зрелище редкой красоты, и время словно отступило вспять. Проезжая через Сент-Антуанские ворота, машины останавливались у Трианонов, от которых тянулся бесконечный красный ковер, терявшийся под деревьями. Ветви их были украшены венецианскими фонариками, и приглашенные, забыв о грохочущем XX веке с его бесчинствами, попадали в таинственный, влекущий мир магии, словно стирающей грани между целыми столетиями. «Безумные тридцатые» куда-то исчезли, стоял Божьей милостью 1784 год, и королева Мария-Антуанетта готовилась принять шведского короля Густава III, прибывшего инкогнито под именем графа Гага…
Этому впечатлению способствовало, главным образом, скрытое от глаз электрическое освещение. Лампы были установлены в садах, и от них исходил очень мягкий свет. Рядом с каскадом восстановили большие искусственные витражи, как в былые времена: расписанные темперой, они изображали высокую траву, кусты с фантастическими цветами, пальмы и скалы. Персонажи в сверкающих белых одеяниях, казалось, порхали на фоне темной листвы.
Белоснежные цвета, впрочем, стали неотъемлемой частью общего фона представления, как это было на последнем празднестве, устроенном королевой в своем английском саду. Все женщины явились в белых платьях: это было подлинное пиршество атласа, бархата, муслина, крепдешина, парчи, кружев и перьев – и на их фоне самые прекрасные алмазы, самые роскошные жемчужные ожерелья, которые только могли извлечь из футляров для драгоценностей столь же прекрасные приглашенные.
Что касается антуража, леди Мендл и главный декоратор оперы создали настоящее чудо, создав подобие театральной сцены из Деревушки, расположившейся полукругом на берегу искусственного озера. Ее центральными элементами стали дом королевы, к которому можно было подойти со стороны двора, и стоявшая перед молочной фермой башня Мальборо, доступная со стороны сада. Весь ансамбль слегка подсветили невидимыми лампами, чтобы не бросались в глаза следы, оставленные безжалостным временем на изящных деревянных и глиняных постройках. Напротив, у подножия бельведера [69], сверкающего как золото, расставили низкие трибуны, затянутые бело-голубой тканью. Они предназначались для приглашенных. На самом озере установили плот для оркестра: музыкантов выбирала графиня Греффюль [70]. Естественно, все они были в костюмах второй половины XVIII века. Предполагалось, что спрятанные в кронах деревьев прожекторы будут освещать музыкантов, оставив в относительном полумраке окружавшие плот лодки. Доносившаяся словно бы ниоткуда мелодия флейты в ночной темноте звучала феерически… Было тепло, темное небо усеяли многочисленные звезды.
Необычно тихим оказалось начало этого празднества! Гости, сознавая драматизм ситуации, негромко приветствовали друг друга и тихо переговаривались, молодые люди в бело-голубых ливреях провожали их к местам, обозначенным в приглашениях.
Маркиза де Соммьер, как всегда блистательная, появилась под руку с племянником. Ее длинное кремовое платье с белыми кружевами «шантильи» [71]и коротким атласным шлейфом привело в восторг всех присутствующих. Привычный стоячий воротник на каркасе из китового уса она заменила широким ожерельем– «ошейником» из длинных алмазных подвесок в тон к серьгам. Множество тоненьких алмазных браслетов посверкивало на кружевном отвороте ее правого рукава, а на левой руке не было других украшений, кроме обручального кольца и перстня с великолепным камнем голубоватого цвета в окружении двух поменьше. Альдо с изумлением обнаружил его перед самым уходом из гостиницы, когда накрывал ей плечи шарфом, а она натягивала перчатки.
– Я никогда не видел у вас эту драгоценность. Откуда она у вас?
– Я достала ее из своего сейфа, где она пролежала с момента твоей свадьбы. Ты по понятной причине ее тогда не заметил, поскольку смотрел только на Лизу, что вполне естественно.
– Но это же…
Привычным жестом Альдо потянулся за своей карманной ювелирной лупой, но тетушка остановила его:
– Не трать времени! Камень называется «Мазарини», и его носила Мария-Антуанетта. Именно это украшение я выбрала для сегодняшнего вечера. Мне показалось, что этому перстню будет приятно вновь ощутить атмосферу Версаля!
– Почему вы никогда о нем не говорили?
– Потому что не считала нужным! Теперь ты знаешь это, и я добавлю, что камень предназначается Лизе, как и большая часть моих украшений.
– Но это невозможно! У вас есть своя семья!
– У меня был сын, которого я видела очень редко, потому что его жена предпочитала жить в Испании, своей родной стране. Она вышла замуж во второй раз, и у меня нет других внуков, кроме твоих детей.
– И вы никогда мне об этом не рассказывали! Я знал, что вы не встречаетесь с сыном… и не любите говорить о нем, но не подозревал…
– Я хотела, чтобы так и было. Он отказался от Франции ради женщины, которая терпеть меня не могла. План-Крепен раз и навсегда получила приказ не затрагивать эту тему. Ну что, мы идем?
И они направились к выходу, но когда старая дама взяла его под руку, он нежно накрыл ее ладонь своей, а она ответила ему признательной улыбкой. Прямо держа голову в короне серебристых волос, она выглядела как королева – впрочем, для Альдо она всегда была королевой. Сегодня вечером он ощутил прилив гордости, услышав лестный шепот при их появлении. Маркизу сразу же окружили, хотя она предпочитала не бывать в большом парижском свете. Но эта великая путешественница, которую принимали во множестве дворцов по всему свету, обладала невероятным количеством родственников и во Франции, и за границей. Ей и Альдо отвели места на центральной трибуне, среди видных должностных лиц, министров и послов, тогда как Адальбер и Мари-Анжелин оказались слева вместе с некоторыми членами комитета, другие же сидели справа, что позволяло присутствующим, благодаря изгибу озера, видеть друг друга.
План-Крепен в изысканном муаровом платье, который презентовала ей маркиза, была этим вечером наверху блаженства. К тому же она провела долгие часы в обществе парикмахера и маникюрши отеля. Искусный шиньон, легкий макияж, жемчужное ожерелье – еще один дар маркизы – совершенно преобразили ее, и Адальбер сделал ей комплимент:
– Альдо прав, говоря, что вам нужно проявлять больше кокетства.
– Ну, в повседневной жизни это не обязательно, свобода движений для меня дороже. События столь долгого дня меня не пощадили, к тому же я чувствую себя словно на насесте, – сказала она, показав на свои лодочки с высокими каблуками. – В любом случае я никого не смогу ошеломить красотой, как вон та дама, – добавила она, обежав взглядом трибуны, и взгляд ее задержался не на официозной центральной, а на правой, расположенной напротив. – Посмотрите на соседку Жиля Вобрена.
– Вы говорите о леди Леоноре? Ну, это не новость, – рассеянно отозвался Адальбер, занятый изучением программы.
– Я имела в виду вовсе не ее. А ту, что сидит слева от него, с которой он сейчас разговаривает. Она просто великолепна, но я ее не знаю.
Адальбер поднял глаза, и брови его тут же поползли вверх.
– Вот это сюрприз!
– Вы с ней знакомы?
– Еще бы! Мы с Альдо гостили у нее в Ньюпорте. Он никогда не рассказывал вам о Полине Белмонт? Я хочу сказать, о баронессе фон Этценберг?
– Белмонты – это те самые люди, что возвели для себя копию французского замка? Кажется, за образец они взяли Мезон-Лафит!
– Именно так! Они очаровательны. Брат, Джон-Огастес, настоящий феномен: он коллекционирует парусники и купальные костюмы. Ныряет в океан трижды в день, а жена его тем временем танцует или играет на банджо. А Полина – скульптор.
– Да, Альдо в самом деле рассказывал нам о ней… Но никогда не говорил, что она так ослепительна!
– Наверное, не заметил, – буркнул Адальбер, отчетливо сознавая всю нелепость своего ответа.
Разглядывая прекрасную американку в роскошном и одновременно строгом переливчатом платье из муслина, усеянного крохотными хрустальными горошинами, с глубоким декольте, но без единого украшения на груди, наполовину прикрытой длинным прозрачным шарфом, он вновь ощутил острую тревогу, которую пережил в прошлом году. Взаимное влечение молодой женщины и его друга было столь очевидным! Полина – он поклялся бы в этом, положив руку в огонь! – влюбилась в Альдо, а тот пребывал в явном смятении и поспешил создать из океана преграду для прекрасной угрозы, перед которой не смог устоять. Видаль-Пеликорн был почти уверен в этом: пусть всего один раз, но все же не устоял. Несомненно, это произошло на заре, после бала в «Белмонт-Кэстл», когда Полина и Альдо оказались вдвоем в библиотеке…
Адальбер тогда, бесшумно подойдя к комнате, убедился, что дверь заперта на ключ… Два дня спустя они с Альдо сели на пароход, отправлявшийся во Францию. К великому его облегчению, потому что никогда еще счастье Лизы не подвергалось такой опасности. Полина обладала тем же оружием, что и она, – умом, чувственностью, благородством, культурой, смелостью, чувством юмора, безупречным вкусом и способностью любить безоглядно! И Адальбер с некоторым страхом предугадывал ту бурю, которая поднимется в сердце Альдо, когда они с американкой вновь встретятся лицом к лицу. А избежать этого нельзя…
Пока мадам де Ла Бегасьер, стоя на плоту перед музыкантами, произносила небольшой спич, приветствуя гостей с деликатной теплотой, Адальбер слегка наклонился, высматривая своего друга, но увидел только его профиль. Никакого сомнения! Альдо смотрел на Полину, а Полина смотрела на него. Никто из них не улыбался. Тем не менее Адальбер почувствовал, что между ними уже возникла невидимая нить. Он не слышал ни единой ноты концерта, а просто аплодировал вместе с другими. Им овладела одна мысль: Морозини должен вернуться в Венецию, и чем скорее, тем лучше! Оставалось только убедить его в этом…
В представлении с игрой световых лучей и при участии хористов Оперы, показанном в Деревушке, Альдо уловил немногое. Не услышал он и мелодий и арий Моцарта, Глюка, Гретри, виртуозно исполненных музыкантами и такими знаменитыми солистами, как Жермена Любен и Жорж Тиль. Музыка стала фоном для его грез наяву. Убежденный, что никто не обращает на него внимания, он не смог отказать себе в удовольствии любоваться Полиной: ее прекрасным лицом, хоть и спасенным от холодного совершенства слишком крупным ярким ртом, но таким чарующим, таким влекущим… Как сладко ласкать взглядом ее грациозную шею, на которой чуть подрагивает прозрачный шарф, ее тяжелые блестящие черные волосы, собранные узлом на затылке и заколотые искрящимся бриллиантовым полумесяцем. И даже осмелиться вспомнить с дрожью о том, чего сейчас увидеть нельзя, утонуть в серых озерах ее глаз, которые так часто обращаются к нему. Будь они одни в царстве этой роскошной ночи, благоухающей запахом тополей и роз, он бы без единого слова заключил ее в объятия, твердо зная, что она откроется ему так же естественно, как тем ранним утром в Ньюпорте…
Грезы его были прерваны шквалом аплодисментов. Он запоздало присоединился к тем, кто неистово хлопал…
– Если бы не открытые глаза, можно было бы подумать, что ты спишь, – заметила тетя Амели. – Ты впал в транс или это что-то другое?
– Не в транс, но близко к этому! Я задумался о том, какая странная атмосфера нас здесь окружает! Сколько гнусных преступлений на фоне такой роскоши и блеска!
– В таком случае ты, похоже, находишь в этом некоторое удовольствие? Я видела, как ты улыбался… можно сказать, блаженно. Неужели ты стал садистом?
Зеленые глаза старой дамы искрились лукавством, и она, видимо, пребывала в превосходном настроении. Альдо решил не портить ей вечер.
– Когда позволяешь своему воображению блуждать даже среди ужасных событий, случается порой, что в пути встречаешь какой-то забавный, отчасти нелепый эпизод… но признаний от меня не ждите, ведь это не всегда… прилично!
Он выкрутился не без изящества. Если у нее и оставались сомнения, она ничем этого не выдала. Вокруг них гремели аплодисменты, раздавались крики «браво», вызовы на «бис». Наконец Оливье де Мальдан, исполнявший роль распорядителя, пригласил всех проследовать в особняк леди Мендл, и трибуны начали пустеть. Приглашенные гуськом двинулись к дому, который был иллюминирован в стиле Деревушки – венецианскими фонариками и мягким светом невидимых электрических ламп. Ощущение некой мистерии, царившей вокруг озера, тем самым было сохранено. Чтобы добиться этого, хозяйка даже пожертвовала частью ограды: ее снесли, полностью освободив территорию между двумя участками празднества. В доме с высокими окнами-дверьми электричества не включали. Пространство освещал мягкий свет свечей и факелов, обладающих удивительной способностью приукрашивать лица, смягчая их черты, и играть яркими бликами на женских драгоценностях.
На террасе, под деревьями, вокруг небольшого пруда были расставлены круглые столы, накрытые бело-голубыми скатертями из узорчатого шелка. В центре каждого – деревянный раскрашенный «сюрту» [72], утопающий в листве и обвязанный голубой лентой: в этих вазах стояли розы и белый, как свечи, вереск. На всех салфетках, предназначенных стать сувенирами празднества, была вышита монограмма Марии-Антуанетты. Наконец, встречали приглашенных лакеи в белых париках и бело-голубых ливреях. Зрелище было настолько восхитительным, что вновь раздались аплодисменты. Невидимые скрипки и флейты должны были сопровождать ужин, меню которого составил шеф-повар гостиницы «Трианон-Палас», стараясь с максимальной точностью воспроизвести те блюда, что подавали на стол в маленьком замке королевы. К этим тонкостям Альдо не проявил никакого интереса. Вместе с мадам де Соммьер и четой Кроуфордов он вынужден был занять место за одним из двух почетных столов, стоящих на возвышении, откуда был очень хорошо виден расположенный ниже столик, за которым в обществе Полины буквально лопался от гордости Жиль Вобрен. Правда, и она ему часто улыбалась…
Альдо подгадал так, чтобы встретиться с ней на выходе после представления в Деревушке. Доверив Адальберу заботу о тетушке Амели, он быстро направился к Полине, чтобы Вобрен не успел увести ее. «Надо будет мне поговорить с этим типом, – думал он. – Прямо собственником себя возомнил! Разве Полина ему принадлежит?» Впрочем, князь сразу забыл о своем раздражении, потому что она с сияющей улыбкой обернулась к нему.
– Вы в Версале! Какой чудесный сюрприз! – негромко сказал Альдо, целуя ей руку чуть дольше, чем требовали правила приличия.
– И для меня тоже! Я не знала, что вы приехали из Венеции в Париж!
– Вобрен не сказал вам? Почему же? – добавил он, обращаясь к своему другу, который поспешно подошел к ним…
– Просто я хотел сделать вам обоим сюрприз, – ответил тот с крайне расстроенным видом. – Полина приехала, чтобы выставить свои скульптуры, и я, естественно, пригласил ее на этот вечер. Тебе следовало поблагодарить меня.
– Ну, конечно! Я тебе очень благодарен, старик! Дорогая баронесса, позвольте мне представить вас одной даме, которую я бесконечно люблю и с которой вы, без всякого сомнения, найдете общий язык, – произнес Альдо и взял Полину под руку, чтобы отвести к явно поджидавшей их маркизе де Соммьер. Адальбер уже успел предупредить ее.
Действительно, между двумя женщинами сразу возникла обоюдная симпатия. Тетя Амели поблагодарила Полину за гостеприимство и за помощь паре Альдо-Адальбер, попавшей в мрачную и опасную историю в Новом Свете. Старой даме пришлась по душе обаятельная американка. Она оценила открытый взгляд, грудной голос, твердое рукопожатие и веселую почтительность по отношению к ней самой. Несомненно, это яркая и очень привлекательная личность, но ей хотелось бы узнать, насколько племянник разделяет ее точку зрения. Куда только девалась его недавняя меланхолия? Он просто искрится радостью!
