Текст книги "Слёзы Марии-Антуанетты"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Глава 11
ВСТРЕЧА
Словно не веря своим ушам, Альдо повторил:
– Корсажный бант… и сережка… которая может быть только парой к исчезнувшей «слезе», в аптечном шкафчике? Но это невероятно!
– Вы полагаете?
– У этой женщины есть ожерелье с алмазными подвесками, которое Мария-Антуанетта получила в наследство от Марии-Жозефы Саксонской [90]. Она уже появлялась в нем, мы все были тому свидетелями. Ожерелье должно находиться где-то в ее спальне, потому что она, по словам мужа, не хочет с ним расставаться ни на минуту и не желает хранить его в сейфе. Зачем же прятать в аптечке то, что обнаружили вы?
– Ответ напрашивается сам собой: чтобы об этом не проведал муж! Не скрою, с этого момента мое мнение о чете Кроуфордов заметно изменилось! Хотя я давно их знаю… точнее, мне казалось, что я их знаю. Квентин обожает Марию-Антуанетту, в этом сомнений нет. Он принес в жертву этой страсти целое состояние. Сама идея «Магии королевы» принадлежит ему. К тому же выставка встретила такой благосклонный прием со стороны коллекционеров только потому, что он великодушно уступил Трианону почти всю свою коллекцию – за исключением ожерелья Леоноры.
– Когда надеешься на хороший улов, нужна серьезная приманка. Он прекрасно подготовил выставку в надежде на баснословный выигрыш. И получит его в самом ближайшем времени, ведь предоставленная нам отсрочка истекает сегодня вечером. Полночь миновала, наступил пятый день.
– Прежде я согласилась бы с вами, но мое сегодняшнее открытие меняет дело. Леонора не любит королеву, но драгоценности сводят ее с ума! Возможно, она просто манипулирует своим супругом и возглавляет преступную банду?
– Вы же видели, в каком состоянии она была сегодня вечером! Для такого рода штучек нужна очень устойчивая нервная система! К тому же я считаю ее глупой. И все, что мы сегодня наблюдали, показывает, какую власть имеет над ней муж. Он может усыпить ее и приказать ей все, что хочет…
– Если вы хотите знать мое мнение, его власть не так велика, как он думает. Только что Леонора чуть его не покинула, и он совершенно потерял голову: приступ ужаса – а это был самый настоящий криз! – не входил в программу…
Восхищаясь в душе ясным умом этой женщины, Альдо сдался.
– Вероятно, вы правы, хотя при нынешнем состоянии дел мы не можем знать это наверняка. Понятно, что ваше открытие дает нам возможность перейти в наступление. Что вы предлагаете?
– Вести себя так, словно ничего не случилось, и держать в тайне то, что я вам рассказала, пока нам не вернут малышку Отье.
– Возможно, она находится совсем рядом. Дом у Кроуфорда большой, старинный: там есть множество местечек, где можно спрятать человека. Не говоря уж осаде…
– Я тоже об этом думаю! – вздохнула леди Мендл. – Пока ее жизнь в опасности, у нас связаны руки… Но вот вы и добрались, дорогой князь, – добавила она, когда машина беззвучно остановилась перед освещенным входом в гостиницу. – Желаю вам спокойной ночи и хорошего сна. Сейчас это самое разумное, что можно сделать.
Вернувшись к себе, Альдо увидел, что Адальбер курит сигару, развалившись в кресле и положив ноги на низенький столик рядом с вазой, в которой стояли белые пионы.
– Ну что? Как прошел этот ужин?
– Необычно, в некотором смысле даже безумно, но зато очень познавательно. Элси Мендл обнаружила алмазную «слезу» и еще одно украшение королевы в аптечном шкафчике…
Ошеломленный Адальбер снял ноги со стола, а сигару забыл в пепельнице.
– Как же ей удалось порыться в аптечке?
– Сейчас расскажу. А что у тебя?
– Скажем так, я не зря потратил время, но это пустяки в сравнении с тем, что узнал ты.
В точном, но не лишенном поэзии рассказе Альдо странный вечер приобрел экстравагантные очертания. Продолжая говорить, Морозини наблюдал за своим другом и готов был держать пари, что угадал его наиболее вероятную реакцию… Так и произошло!
– Скажи-ка, дружище, – произнес Адальбер, чуть не облизываясь в радостном предвкушении, когда рассказ был завершен, – ты случайно не отметил каким-нибудь дальним уголком своего сознания, каковы нравы и обычаи в этом замечательном доме, каким образом можно в него проникнуть? Мне кажется, я с большим удовольствием познакомился бы с ним… детально!
Альдо засмеялся.
– Я мог бы поставить свой фамильный дворец против горстки вишен, что ты предложишь мне пойти туда и использовать все твои таланты. Мы подумаем об этом позже! Теперь твоя очередь. Ты что-нибудь нашел?
– Кучу бумаг, карт, книг, заметок, окурков и начало – весьма многообещающее, поскольку написано уже шестьсот тридцать две страницы! – полной истории Марии-Антуанетты, призванной доказать святость королевы-мученицы. Все покрыто пылью и засыпано крошками табака. И еще кое-что, – добавил Адальбер, вынув из кармана листок бумаги. – Это не оригинал. Пришлось сделать копию, потому что он может хватиться этого списка.
Это был перечень членов ассоциации. Таковых насчитывалось около семидесяти, и имена их большей частью ничего не говорили Альдо, если не считать покойного маркиза дез Обье, которого профессор не успел вычеркнуть. Зато одно имя было подчеркнуто – некий Сильвен Делоне.– Ты подчеркнул имя или так было в оригинале? – спросил Альдо.
– Да, я. Тебе это имя ни о чем не говорит?
– Возможно… Дай мне подумать!
– Не стоит труда: так зовут кузена Каролин. Тот самый, знаешь ли, о котором она ничего не знала, когда мы познакомились, и который тем не менее писал ей прекрасные письма из Буэнос-Айреса, откуда никогда их не отправлял. Если ты забыл, это дурной знак: ты переутомился!
– Ничего я не забыл! Тут и адрес есть: улица Бон Авантюр [91], дом десять! Не адрес даже, а целая программа! Не наведаться ли нам туда?
– Уже сделано. Я пошел туда сразу после Понан-Сен-Жермена. Дом в развалинах. Похоже, там был пожар…
– Значит, надо расспросить старого безумца.
– Под каким предлогом? Сообщив ему, что я обшарил его берлогу, пока он отсутствовал?
– Нет, конечно! Но мы можем поручить это План-Крепен, раз уж она состоит членом этого общества… Ты же видел, ее имя вписано последним. Значит… -…значит, займемся этим завтра. А сейчас я страшно хочу спать! Спокойной ночи!
И Адальбер, зевнув так, что чуть не свернул себе челюсть, оставил Альдо предаваться размышлениям, которые заняли почти весь остаток ночи. Лишь около пяти утра Морозини погрузился в сон, полный самых абсурдных кошмаров. И проснулся в поту от стука в дверь: грум принес ему записочку на маленьком серебряном подносе.
– Срочное послание для его превосходительства, – возвестил мальчик. – Привез полицейский на велосипеде!
Это было письмо от комиссара Лемерсье. Или скорее – учитывая стиль! – вызов. Морозини просили явиться в Малый Трианон в полдевятого вечера, имея при себе пропуск. Далее следовали другие инструкции без единого вежливого слова. Хорошим манерам Лемерсье был явно не обучен.
Альдо заключил, что комиссар получил какие-то известия от похитителя и что ему предстоит дать официальное разрешение от лица владельцев – его самого и Кледермана – использовать их драгоценности для выкупа. Лемерсье требовал, чтобы он пришел один и, сверх того, сохранил предстоящее свидание в полной тайне даже от членов комитета.
– Я думаю, – проворчал Адальбер, – что некоторые члены означенного комитета знают об этом деле гораздо больше нас!
– Ты имеешь в виду Кроуфорда?
– Естественно. Твой вчерашний ужин кажется мне ловко разыгранной комедией, призванной убедить всех в его полной невиновности.
– Ты забываешь о недомогании Леоноры. Поверь мне, это не было театральной постановкой!– Возможно, случилось что-то непредвиденное, я даже уверен в этом, иначе леди Мендл не имела бы возможности обследовать ванную комнату. В любом случае история становится все более запутанной…
В четверть девятого Альдо, в смокинге и с сигаретой в руке, вышел из гостиницы, где в самом разгаре шла подготовка к ужину, и неторопливым шагом человека, вышедшего подышать свежим воздухом, прежде чем отправиться на очередную вечеринку, проследовал к калитке, ведущей в парк. Бесшумно притворив ее за собой, он скрылся в тени деревьев, чтобы подойти к Трианонам незаметно. Следуя полученным инструкциям, он сказал тетушке Амели и Мари-Анжелин, что собирается поужинать вдвоем с леди Мендл. Те ничего не заподозрили и согласились отпустить его тем более охотно, что Адальбер остался с ними.
В этой одинокой прогулке по пустынному парку, таинственному очарованию которого нисколько не мешали голубоватые вечерние тени, была своя прелесть. Альдо так любил погружаться в прошлое, что его даже обрадовало, хотя и несколько удивило, требование прийти без сопровождения. Сам он полагал, что присутствие еще двух-трех членов комитета было бы вполне уместным при передаче драгоценностей комиссару Лемерсье. Другой причины для вызова и быть не могло. Но он никого не встретил, пока не подошел к маленькому замку. Ни одного сторожа или полицейского. И только у входа он заметил человека, который терпеливо ожидал кого-то за рулем черной машины.
Второй расхаживал по коридору замка, освещенному плафоном из позолоченной бронзы. Увидев Альдо, он тут же спросил:
– Вы месье Морозини?
Вместо ответа Альдо предъявил свой пропуск.
– Поднимайтесь! Вас ждут в будуаре.
И Альдо направился к мраморной лестнице. Наверху он с каким-то странным волнением прошел через едва подсвеченные гостиные, в которых все напоминало о королеве, а манекены в платьях и их тени создавали ощущение какой-то нереальной жизни. Инстинктивно он умерил звук своих шагов, быть может, в надежде что-то расслышать. Разве не говорил ему Кроуфорд, что в Трианоне появляются призраки? Альдо вполне был готов присоединиться к его мнению.
Как и значилось в полученных им инструкциях, он нашел Лемерсье у витрины, теперь наполовину пустой. Зеркала, которые Мария-Антуанетта велела поставить, чтобы сделать непроницаемой для взглядов посторонних свою любимую комнату, были сдвинуты, и в них многократно отражались фигуры обоих мужчин на фоне старинной мебели.
– Вы точны!
– Для меня это вполне естественно. Где все остальные?
– Какие еще остальные?
– Другие члены комитета: Кроуфорд, Мальдан, Вернуа. Они должны присутствовать при передаче драгоценностей в ваши руки…– Драгоценности уже у меня, – ответил комиссар, показывая на сафьяновый портфель, стоящий на столике с вогнутыми ножками. – Извольте проверить!
Альдо, не удостоив комиссара ответом, щелкнул замочком и вынул два знакомых ему потертых футляра синей кожи, с монограммой королевы, и третий, гораздо более новый, который он открыл с раздраженным возгласом:
– Что это означает? Ожерелье графини Хантингдон лежало в витрине рядом с нашими украшениями, но о нем речи не было.
– Напротив. Я вам не говорил, но похититель прислал еще одно письмо, в котором потребовал, чтобы это ожерелье мы присоединили к первым двум.
– И у вас есть согласие владельца?
– Гм… нет! Я попытался позвонить графине, но она уехала к своей дочери в Индию до конца года.
– Надо было попросить ее адрес, телеграфировать ей! Возможно, Индия для вас и находится на краю света, но англичане все-таки установили там современные средства связи…
– Я так и поступил, но ответа не последовало. Я даже в посольство обратился. Безрезультатно! А время играет против нас: мне нужно было принять решение до того, как истечет срок ультиматума. Естественно, мы приложим максимальные усилия, чтобы как можно быстрее схватить этого демона и вернуть драгоценности, но пока вам придется отдать все три футляра…
– Мне? При чем тут я? Вы получили разрешение использовать для выкупа драгоценности – мои и моего тестя. Вам не кажется, что этого достаточно?
– Я сам так думал… пока не получил последние инструкции: вы и только вы один должны произвести эту операцию – драгоценности в обмен на мадемуазель Отье. У Сент-Антуанских ворот вас ждет машина… Я очень огорчен, но другого выхода у нас нет.
– Огорчены? По вашему поведению этого не скажешь. С сегодняшнего утра у вас было достаточно времени, чтобы предупредить меня…
Терпение Лемерсье иссякло еще и потому, что он прекрасно сознавал, какую скверную роль его заставили играть.
– В том-то и дело, что нет! – завопил он. – О том, что именно вам надлежит передать драгоценности, мне сообщили только час назад. До этого момента речь шла исключительно о том, что вы должны дать мне разрешение забрать эти чертовы украшения!
– Если бы здесь были только мои камни, я бы не возражал, но передавать жемчужное ожерелье графини Хантингдон я отказываюсь!
– Тогда вам не отдадут мадемуазель Отье. Шантажист категоричен: или все, или ничего! Выбор за вами!
– Что-то здесь не сходится. Раз мы так бессильны, почему у нас не потребовали также диадему леди Крейвен и ожерелье герцогини Сазерленд?
– Я прочитал в каталоге, что Мария-Антуанетта никогда не носила эти украшения, потому что некоторые их камни изначально находились в пресловутом ожерелье, украденном графиней де Ламот. Должно быть, это связано с какими-то сентиментальными соображениями королевы. Он был прав, сомневаться не приходилось, и Морозини, взбешенный тем, что его разбили на собственной территории, пришел в еще большее раздражение. Кроме того, он знал, что споры ни к чему не приведут: теперь от него одного зависит жизнь мадемуазель Отье. Чертовски неприятная ситуация…
Закрыв футляры, Альдо вновь положил их в сафьяновый портфель.
– Хорошо! – спокойно сказал он. – Вы победили! Если я не вернусь, надеюсь, вам удастся оправдаться перед моей семьей… А также перед Скотланд-Ярдом! Не хотелось бы мне быть на вашем месте!
– Подумать только, какой драматизм! Сразу видно, что вы итальянец! Вы совершенно ничем не рискуете! Вам нужно только передать портфель и забрать девушку. Это мог бы сделать первый встречный дурачок…
– Почему же вы сами этого не делаете? И я не итальянец, зарубите это себе на носу!
– Да? А где находится Венеция? Неужели в России?
– В Венето [92]! В этом вся разница. Мы по-прежнему Светлейшая Республика Венеция и не желаем иметь ничего общего с фашистской Италией! Если вы это усвоили, объясните мне наконец, что я должен делать…
– Взять портфель и отправиться к Сент-Антуанским воротам. Я буду сопровождать вас.
– Какая честь для меня! Вы слишком великодушны!
Мужчины спустились по лестнице и сели в машину, которая тут же рванулась с места. Ехать было недалеко – всего пятьсот метров. У Сент-Антуанских ворот к ним подошел сторож и, Прежде чем открыть перед ними решетку, вручил комиссару ключи зажигания от другого автомобиля.
– «Ситроен» стоит слева, под деревьями, – сказал он.
– Кто передал вам ключи?
– Мужчина, одетый как мотоциклист: большие очки, кожаные куртка и штаны, каска, перчатки. Он сказал, что все необходимое находится внутри, и тут же ушел. Через пару секунд я услышал, как он заводит свой мотоцикл, который затем направился в сторону города.
– Очень хорошо. Открывайте! Потом можете идти спать. На сегодня все закончено!
Как и было сказано, под деревьями стояла самая обыкновенная машина серого цвета, с погашенными фарами, развернутая в направлении Сен-Жермен-ан-Лэ. На водительском сиденье лежали электрический фонарик и свернутая дорожная карта… На ней были поставлены два красных крестика. Поверх стрелки, указывающей на первый из них, было написано: «Вы находитесь здесь», вторая была направлена на перекресток между Роканкуром и Байи. Лемерсье с ухмылкой переписал все данные в блокнот.
– Как мило, что он так точен!– Размечтались! Я был бы очень удивлен, если мой путь завершился бы здесь, так и не начавшись, – отозвался Альдо, пожав плечами. – Не сомневайтесь, что он принял все меры предосторожности!
– А вы не принимайте меня за умалишенного! Я вижу это по вашему лицу! Берите портфель и поезжайте!
Альдо сел за руль, поставив портфель рядом с собой, включил фары и тронул машину с места под напутственный возглас «Удачи!», который показался ему не слишком искренним… В любом случае он уже не нуждался в подбадривании. Стоило ему ввязаться в эту авантюру, как старый демон приключений овладел им и стал нашептывать, что его роль не ограничится передачей драгоценностей, как слишком поспешно заключил полицейский» не отличавшийся большим воображением…
Эта вылазка напомнила ему другую, которая случилась несколько лет назад совсем недалеко отсюда. Он вновь увидел, как сидит за рулем великолепного «Роллс-Ройса», принадлежавшего Эрику Фэррелсу, и везет с собой знаменитый сапфир – в качестве выкупа за женщину, которую он тогда любил. Странная это была заложница, а закончилось все еще более странным образом [93]! На сей раз он был спокоен, хотя он признавался самому себе, что небезразличен к красоте Каролин. Но в драме, которая разыгрывалась сегодня вечером, не ощущалось прежней остроты. В сущности, этим он был обязан Полине: это из-за нее угас, не родившись, один из тех огненных порывов страсти, от которых его не вполне исцелила Лиза и за что он, сохраняя неизменными чувства к жене, все же постоянно корил себя. Правда, в данном случае лекарство оказалось опаснее болезни. Воспоминание о ночи с Полиной продолжало жить в его душе… если он вообще когда-нибудь сумеет забыть эту ночь. Самое ужасное состояло в том, что он не испытывал никаких сожалений, кроме одного – что ему придется отказаться от Полины навсегда. Испытывал ли он угрызения совести? Очень и очень слабые!
Продолжая философствовать, Альдо вел машину вперед. На дороге в Сен-Жермен народа было немного, а когда он повернул к рощам, где находился отмеченный на карте перекресток, стало совсем безлюдно. Он увидел три небольших дома и заправку, которая, впрочем, была закрыта. Какой-то мужчина в рабочей одежде и каскетке вступил в желтый круг света от автомобильных фар. Лицо у него было наполовину закрыто темным платком, в руке блеснул пистолет. Сделав Альдо знак следовать за ним, он углубился в садовую аллею с деревянным барьером. В самом конце ее стоял сарай, куда Альдо было приказано въехать. Он поставил машину возле грузовичка с брезентовым кузовом. Задние двери автомобиля были открыты.
– Выходите! – приказал человек в каскетке. – Возьмите портфель и поднимайтесь! – добавил он, указав пистолетом на грузовичок.
Ничего не оставалось, как подчиниться. Альдо забрался в кузов и сел на железный пол, загроможденный банками с краской и прочим малярным материалом.
– Я бы предпочел продолжать путь в легковой машине, – сказал он со вздохом. – Там гораздо удобнее.– Возможно, но из кузова вы не сможете ничего разглядеть. Располагайтесь где хотите и ведите себя спокойно!
Действительно, когда двери закрылись, стало совершенно темно. Альдо нащупал местечко между двумя банками, от которых мерзко пахло льняным маслом, и стал печально размышлять о том, что после этой поездки его смокинг придет в полную негодность. Опасение легкомысленное, но, по крайней мере, позволявшее не слишком задумываться о куда более неприятных перспективах. Дело принимало скверный оборот, хотя иного ожидать было трудно. На войне как на войне! Только простак мог бы так четко указать место обмена, поэтому использование других транспортных средств выглядело вполне логичным. Когда грузовичок тронулся, Альдо взмолился, чтобы путь не оказался слишком долгим. Дорога была проселочной, и на ухабах малярные принадлежности разлетались по всему кузову.
– Я выйду отсюда в лохмотьях и в синяках, не говоря уж о запахе краски! – проворчал он, когда на ноги ему свалилось несколько банок, видимо поставленных друг на друга.
Ему повезло, что тара оказалась полупустой, поэтому контакт с ней оказался не таким уж болезненным. «Надеюсь, они подберут мне что-нибудь другое, когда я повезу назад Каролин…»
К счастью, вскоре грузовичок выехал на асфальтированную магистраль, и толчков стало заметно меньше. Альдо воспользовался этим, чтобы устроиться в более надежном месте, как можно дальше от задних дверей.
Привалившись к стене кабины и подтянув колени к груди, он прижал драгоценный портфель к животу.
Грузовичок ехал какое-то время, показавшееся Альдо бесконечным. Наверняка больше часа прошло, прежде чем они свернули на другую дорогу – опять проселочную, если судить по бешеной скачке банок с краской. Наконец все стихло, и грузовичок остановился. Кто-то открыл задние двери и направил прямо в глаза Морозини свет мощного электрического фонарика.
– Выходите! – приказал чей-то грубый голос, которого он еще не слышал. – Но сначала передайте мне драгоценности!
Из пучка света вынырнула рука в кожаной перчатке. Альдо протянул портфель ручкой вперед, одновременно разминая ноги, затекшие от неудобной позы в этой колымаге.
– Вы не могли бы погасить фонарь? Вы меня просто ослепили!
– Почему бы и нет!
Фонарь погас, но Альдо не смог насладиться вернувшейся темнотой. Последовал удар каким-то тяжелым предметом по затылку, и в глазах у него все померкло: он провалился во мрак, но это не было мраком ночи…
Отправив Альдо в опасное путешествие, Лемерсье вернулся в свой кабинет и обнаружил у дверей группу ожидающих его посетителей: Адальбера, Кроуфорда, Оливье де Мальдана и генерала де Вернуа. По выражению их лиц было понятно, что обмена любезностями не последует. Верный хорошо известной тактике, комиссар атаковал первым:– Что означает ваше присутствие здесь? Вы теперь встречаетесь друг с другом у моей двери?
– Мы не договаривались об этом. Просто мы все пришли сюда одновременно, – объяснил Адальбер.
– И чего же вы хотите?
– Объяснений! – проворчал Кроуфорд. – Сегодня вечером истекает срок ультиматума, а вы вызвали только князя Морозини, хотя мы были вправе надеяться, что нас хотя бы проинформируют!
– Потому что вы члены комитета? Так вот, месье, я не сделал этого по одной-единственной причине: около восьми вечера мне был дан приказ по телефону, что только Морозини как собственник одного из украшений и доверенное лицо второго владельца должен явиться в Малый Трианон, чтобы получить их от меня и отправиться на встречу, назначенную бандитом-похитителем. И мне запретили предупреждать кого бы то ни было…
– Он будет производить обмен? – изумился Адальбер. – Один?
– А вы чего ожидали? Что похититель велит привести вас всех, в нательных рубашках и с веревками на шеях, как граждан Кале [94], чтобы вы передали ему драгоценности на подушечке? – рявкнул комиссар, с удовольствием позволив себе разъяриться. – Насколько мне известно, я вам не подчиняюсь! Позвольте мне делать свое дело так, как я его понимаю!
– Никто и не думает мешать вам, – сказал Мальдан примирительным тоном, – но вы должны понять, что мы беспокоимся… Каким образом должен произойти обмен?
Комиссару было трудно избежать ответа на этот вопрос. Он крайне неохотно дал необходимые пояснения, которые лишь усилили тревогу его гостей.
– Когда Морозини уехал? – спросил Кроуфорд.
– Он сел за руль машины в начале десятого.
– Значит, два часа назад, – заметил Адальбер, посмотрев на часы. – Остается узнать, как далеко ему пришлось ехать. Вы говорите, на карте был указан перекресток нескольких дорог?
– Я сразу послал туда инспектора Бона, но он ничего не обнаружил.
– Вы должны были ожидать этого. Вам следовало подумать, что встреча состоится в другом месте. Вы хотя бы записали номер «Ситроена»?
– За кого вы меня принимаете? – вспылил Лемерсье. – Я даже знаю, кому принадлежит машина, и вы будете смеяться…
– Вряд ли вам удастся рассмешить меня!
– Вашей председательнице, любезнейшей мадам де Ла Бегасьер! Вы довольны?
– Еще бы! – вздохнул расстроенный Мальдан. – Иначе говоря, нам остается только ждать…
– В таком случае окажите мне любезность и подождите где-нибудь в другом месте! Здесь вы мне мешаете! Я сообщу вам, как только появятся новости.
– Пойдемте ко мне! – предложил Мальдан. – Я живу совсем рядом и, поскольку сегодня ночью все равно никто не сможет спать, предлагаю сыграть в бридж. Нас как раз четверо, и мы хоть немного отвлечемся…
Адальбер сделал гримасу, выражающую сомнение, но возражать не стал: все равно это было лучше, чем бесцельно кружить по своей спальне. Оставалось только надеяться, что в самом скором времени партия будет прервана. И он последовал за остальными, задержавшись лишь для того, чтобы связаться по телефону с гостиницей «Трианон-Палас». В оставленном для мадемуазель дю План-Крепен послании он просил ее позвонить к Мальданам, чтобы узнать последние новости, которыми она может поделиться с маркизой де Соммьер, но только в гомеопатических дозах: если ночь окажется слишком долгой, старую даму не следует волновать – разве что в случае крайней необходимости.
Позднее Адальбер вспоминал эту партию в бридж как сущий кошмар. Никогда он не играл так плохо, хотя в обычное время был довольно сильным игроком. Он проигрывал все, что ставил, и просил прощения у своих меняющихся партнеров. Хуже всего пришлось Кроуфорду: каждый раз, когда Адальбер видел перед собой шотландца, ему хотелось спросить, каким образом одна из знаменитых «слез» Марии-Антуанетты попала в коробочку с надписью «яд» из аптечного шкафчика Леоноры. Он не делал этого только исходя из соображения, что Кроуфорд, возможно, знает об этом не больше его самого, но искушение было слишком велико. По мере того как ползли стрелки на элегантных напольных часах – память о дворце, где расцвели многообразные таланты Пьера Карона де Бомарше [95], – росла его нервозность, неотделимая от тревоги. В конце концов он не выдержал и, бросив карты, начал в волнении расхаживать по комнате.
– Прошу вас извинить меня! – сказал он, закурив сигарету и выдохнув дым вместе со словами. – Вы наверняка заметили, что сегодня ночью я ни на что не гожусь!
– Вы хотите сказать, сегодня утром! – заметил Оливье де Мальдан, подойдя к окну и раздвинув портьеры на окне, за которым занимался самый лучистый из всех рассветов. – Пять часов, господа. Что до вашей игры, дорогой друг, она была не такой плохой, как вам кажется, и по очень простой причине – все мы играли хуже некуда… Расчетов производить не будем, поскольку я вовсе не уверен, был ли это бридж или черт знает что. Ах, Клотильд, вы всегда обо всем подумаете! – обратился он к жене, вошедшей в этот момент в сопровождении слуги, который нес поднос с плотным завтраком. – Даже о том, что нам нужно подкрепиться. Как же вам удалось так рано встать?
– Потому что я и не ложилась, – ответила она и накрыла стол для бриджа белой скатертью. – Пора вам добавить что-нибудь более существенное к содержимому этих сосудов, – добавила она, имея в виду стоящий на консоли старинный бар и две опустевшие за несколько часов бутылки. – Я хотела подать вам луковый суп, но это блюдо как-то не подходит к столь напряженному моменту. Так что же, кофе с молоком или шоколад? Выбирайте сами! А я вас оставляю!
Все, что она им предложила, выглядело так аппетитно, что они вновь расселись за столом. Адальбер был особенно ей признателен. Он чувствовал себя как напуганный ребенок, которого взяла за руку добрая фея, чтобы одарить его дружбой и поддержкой. Какое-то время они ели в тишине, опустошая корзинки с круассанами, молочным печеньем, булочками и сконами [96]. Последние – явно в честь шотландца!
Наконец генерал, отставив пустую чашку и промокнув усы платком, сказал:
– Вы не находите, что для обмена все это длится слишком долго? Я начинаю бояться худшего, гром и молния!
– Я начал этого бояться уже давно! И этот чертов комиссар не звонит! Я готов вновь пойти к нему!
– Ничего это не даст, вы только еще раз убедитесь в том, какой у него скверный характер! – сказал Кроуфорд, поморщившись от боли, потому что у него заболела хромая нога. – Делайте что хотите, а я возвращаюсь домой! Вы расскажете мне, чем закончится эта история!
Он встал и потянулся за своей тростью, но Адальбер вскочил одновременно с ним и преградил ему дорогу.
– Мне кажется, вы знаете об этой истории несколько больше, чем мы все. Быть может, вам известно и чем она закончится?
– Мне? Какая муха вас укусила? Объясните, каким небесным озарением я будто бы знаю обо всем этом больше, чем вы?
– Небесам здесь делать нечего. Лучше объясните нам, как…
Его прервали яростные звонки во входную дверь. Через мгновение перед ними возник побелевший от злости комиссар Лемерсье, глаза его гневно сверкали. Ни с кем не поздоровавшись, он пошел прямо на Видаль-Пеликорна.
– У меня и раньше были основания подозревать вас, – прорычал он, – а теперь извольте сказать мне, куда скрылся ваш блистательный друг?
– Вы совсем рехнулись? Что на вас нашло? Ведь это вы послали его на встречу с шантажистом – возможно, и на гибель – и не соизволили даже сообщить нам об этом!
– С меня довольно вашего вранья, приятель! Не разыгрывайте оскорбленную добродетель. Если вы не ответите на мой вопрос… и немедленно, я заставлю вас заговорить!
– Каким образом? Пытая испанским сапогом, водой или раскаленным железом? Бездарь! Если с Морозини что-нибудь случится…
Не помня себя от ярости, он занес кулак над комиссаром. Оливье де Мальдан, стремительно бросившись вперед, встал между обоими и удержал Адальбера.
– Нет! Прошу вас, успокойтесь, друг мой! Вы потом будете сожалеть! А вы, комиссар, извольте объясниться. Если вы случайно забыли, напоминаю вам, что вы в моем доме.
– Объясниться? – презрительно фыркнул полицейский. – Пожалуйста, если вам так хочется! Ваш ироничный приятель так и не явился на встречу! Похититель по-прежнему ждет его.
– Что вы говорите?
– Чистую правду! Князь Морозини, этот знатный вельможа и образчик всех добродетелей, преспокойно смылся с доверенными ему драгоценностями! На той самой машине, в которую я лично его посадил! Что вы на это скажете? Ха-ха-ха!
Адальбер, вновь потеряв голову, схватил его за горло.
– Скажу, что таких безумцев земля еще не носила! Вы понимаете, что Морозини или погиб, или захвачен бандой убийц, а вы, болван из болванов, явились сюда, чтобы обвинять его в воровстве! Ненасытный бандит нашел способ потребовать дополнительный выкуп! Сейчас вы у меня получите…
На этот раз потребовались совместные усилия Мальдана и генерала, которые едва оторвали Адальбера от его полупридушенной и оттого еще более разъяренной жертвы… С некоторым трудом удалось восстановить подобие спокойствия, хотя оба противника, очевидно, желали иного: один – немедленной и скорой расправы с полицейским, второй – заключения своего врага в какой-нибудь подземный застенок и неминуемого суда над ним. Но когда каждого из них водворили в кресло под охраной двух стражей, пришлось вернуться к дипломатическим методам. Переговоры взялся вести Оливье де Мальдан:
– Я всегда полагал, господа, что откровенный и искренний обмен мнениями приносит больше пользы, чем кулачные бои. Возможно, я не прав, но меня уже не переделаешь, и мне никогда не удастся забыть то, что чему меня научили и на улице Сен-Гийом [97], и на набережной Орсэ…
