Текст книги "Слёзы Марии-Антуанетты"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Профессор закашлялся, прочистил горло и сунул в рот жевательную резинку, которую стал с остервенением жевать, прежде чем закурить исключительно вонючую сигару. Теперь уже Адальбер стал кашлять, а его собеседник продолжил разговор:
– Он самый, только вы, дражайший, ничего толком не знаете! Это не королева вручила ему драгоценности – к счастью, далеко не все! – а герцог де Шуазель. Рассказываю: 20 июня 1791 года, около часа дня, перед тем как сесть за стол, королева приказала позвать Леонара, который в то время жил в Тюильри. Она вручила ему письмо, чтобы тот передал его в собственные руки герцогу де Шуазелю, обитавшему в доме на улице Артуа. Если герцога не будет дома, то Леонару следовало искать его у мадам де Граммон. Но Шуазель был у себя. Прочитав письмо, он показал Леонару последние строки, в которых говорилось, что парикмахер должен точно исполнить то, что ему прикажут. После чего бумагу сожгли в пламени свечи, а Леонара отвели во двор особняка, где стоял закрытый кабриолет, и приказали садиться. Речь шла о том, чтобы «отправиться за несколько лье от Парижа с особой миссией». И тут наш фигаро начинает бурно протестовать: хотя королева велела ему надеть широкий плащ и круглую шляпу, он-де в таком виде путешествовать не может! Ему нужно переодеться, маркиза де Лааж ожидает, что он придет сделать ей прическу, ключ у него остался во входной двери! Шуазель, засмеявшись, успокоил его, сел с ним в кабриолет, задернул занавески на окнах. Кучер хлестнул лошадей, и они покатили! Одна почтовая станция, вторая, третья… Только подъезжая к Пон-де-Сом-Вель, где стояли на постое сорок гусар, герцог соблаговолил дать объяснения испуганному «физиономисту» [82]: они направляются в замок Тонель рядом с Монмеди, где к ним присоединится королевская семья, покинувшая Париж около полуночи. Сам он везет коронационное облачение монарха, его белье, часть драгоценностей Марии-Антуанетты и мадам Елизаветы [83]. Услышав это, Леонар разрыдался и поклялся сделать все, что от него потребуется, хотя он по-прежнему не понимал, зачем его увезли. А причина была простой: Мария-Антуанетта даже в изгнании желала сохранить при себе чудодейственные руки своего парикмахера…
Закашлявшись вновь, рассказчик залпом выпил свой отвар из кастрюльки и сразу же продолжил:
– Однако в Пон-де-Сом-Вель происходит неприятность: крестьяне, взволнованные появлением гусар, собираются толпами и угрожают провести насильственную реквизицию. Шуазель делает все, чтобы предотвратить такое развитие событий, потому что вскоре должна появиться королевская берлина, которая опаздывает уже на три часа. Итак, нужно сообщить всем отрядам, расставленным по дороге из Парижа в Монмеди, что карета прибудет с опозданием и следует терпеливо ждать. Сам Шуазель, чтобы утихомирить крестьян, отводит гусар в чистое поле. Для того чтобы предупредить посты, у него есть только Леонар, которому он доверяет кабриолет со всем его содержимым и вручает записку следующего содержания: «По-видимому, «Сокровище» сегодня не проедет. Оставайтесь на своих местах и ждите новых распоряжений». И наш цирюльник, очень гордясь этим поручением, отправляется в путь. Шуазель, бог знает почему, забрал из кареты алмазы мадам Елизаветы, но истории известны такие странности. Прибыв в Сент-Менеу, Леонар с важным видом показывает записку месье д'Антуэну и советует ему «расседлать лошадей, людей отправить в казармы». В Клермоне он встречает месье де Дама, который относится к парикмахеру с недоверием, принимает его довольно плохо, забирает записку и не предпринимает ровным счетом ничего. Наш фигаро уязвлен, но продолжает свой путь. И в Варенне он берет на себя смелость отдавать приказы: объясняет сыну генерала де Буйе и месье де Режкуру, что «он в курсе всего», что «ему нечего скрывать», что в Клермоне и в Сент-Менеу он распорядился отвести войска – и добавляет, ко всему прочему, что в Шалоне короля арестовали! Вот так этот идиот привел в беспорядок всю диспозицию, которую разработал генерал де Буйе с полного согласия короля. Удовлетворился ли он этим? Куда там! Он едет в Монмеди, сбивается с дороги, возвращается обратно и только вечером следующего дня добирается до крепости Стене, где находится штаб-квартира: королевскую берлину арестовали в Варенне несколько часов назад, но Буйе об этом еще неизвестно. На настойчивые вопросы генерала Леонар отвечает уклончиво и даже о Шуазеле ничего конкретного не говорит. Он ничего не знает, ничего не видел… Но все же отдает Буйе алмазы королевы и драгоценное красно-золотое облачение короля, а тот препоручает их одному из своих адъютантов. И приказывает устроить на ночлег злополучного эмиссара. Утром офицера, взявшего на хранение сокровища, находят мертвым, со множеством ран от ударов кинжалом. Шкатулка королевы была украдена, а Леонар бесследно исчез – остались только полосы от колес его кабриолета, направляющегося к границе… Я рассказал вам все!
– Ну и ну! А я-то полагал, что прилично знаю историю трагического происшествия в Варенне!– Что ж, теперь вы можете внести коррективы! А что, собственно, вы хотели узнать об этом презренном воришке?
– О, всего лишь одну деталь! Его действительно звали Леонар?
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу сказать, это его фамилия?
– Нет! Его звали Леонар Отье… как ту бедную девушку, которую похитил трианонский убийца, чтобы заставить нас отдать драгоценности королевы. Лично я против этого!
– Как? Вы хотели бы, чтобы эту несчастную разрезали по кусочкам? Ведь она не имеет никакого отношения к этой истории!
– В ее жилах течет кровь мерзавца-парикмахера! Все мы так или иначе отвечаем за то, что совершили наши предки.
– Но я где-то читал, что Леонара гильотинировали?
– Нет, это был его брат… если вообще кто-то из носивших это имя потерял голову под ножом гильотины. А наш плут умер только в 1820 году. Отсидевшись за границей, он поселился в Версале, где ему дали место в службе пополнения конского поголовья для армии… полагаю, что он жил в том же доме, откуда похитили эту девицу…
– Вы правы. Это многое объясняет… – задумчиво проговорил Адальбер.
– Что же, например? – спросил профессор с жадным интересом, насторожившим его собеседника, который поторопился взять свои слова обратно:
– Пока ничего особенного! Я… я сообщу вам, как только уточню парочку фактов… Но мне кажется, что я серьезно помешал вашим занятиям. Примите мои извинения!
Но он уже подстрекнул старого эрудита, и тот не собирался отказываться от своего намерения выяснить точку зрения Адальбера. Понан-Сен-Жермен преградил ему выход в прихожую и ухватил за рукав:
– Вы и в самом деле собираетесь отдать эти бесценные украшения?
– Ни от вас, ни от меня это не зависит: драгоценности принадлежат князю Морозини и его тестю, швейцарскому банкиру Морицу Кледерману. Вероятно, они отдадут их… чтобы спасти жизнь несчастной девушке!
– Выживет она или умрет, какая разница? Люди, в жилах которых течет кровь Леонара, вообще не имеют права на существование… особенно в Версале! А драгоценности эти любила самая изумительная из всех королев, их нельзя разбрасывать по разным углам мира, их надо собрать здесь, в ее дворце…
Адальбер, утомленный и испытывающий легкую тошноту, слушал бред старика, который становился все более омерзительным. Впрочем, над его речами стоило поразмыслить. Неприкрытая ненависть в словах того, кого все считали почтенным, чудаковатым и чуть смешным историком, вызывала оторопь. Возможно ли, что он связан с преступником, высокопарно именующим себя «Мстителем королевы»?
Совершенно не желая показывать профессору старинную бумагу, Адальбер вновь заторопился с уходом и даже проявил некоторую невежливость по отношению к хозяину. Он устремился на улицу, чтобы вдохнуть глоток свежего утреннего воздуха, но на площади долго не задержался и стремительно направился в гостиницу. Кое-что надо было предпринять очень срочно…
На полном ходу он влетел в холл, резво преодолел два лестничных пролета и постучался в номер маркизы де Соммьер. Как он и думал, открыла ему Мари-Анжелин. Она разбирала почту – как всегда, чрезвычайно обильную – в маленькой гостиной…
– Что случилось? – встревожилась она, когда Адальбер буквально рухнул в кресло. – Вы словно с дьяволом повидались!
– Кажется, так оно и есть. Когда должна состояться ваша будущая встреча с Понан-Сен-Жерменом и его бандой?
– Пока не знаю. Наверное, через три дня… или три вечера, потому что мы получили разрешение проводить заседания в театре Марии-Антуанетты, куда посетителей обычно не допускают из-за его плохого состояния…
– Там или в другом месте, но вы не будете больше встречаться с профессором!
Тон был категорическим, и План-Крепен отреагировала немедленно:
– Что это еще за новости! А почему, позвольте вас спросить?
– Потому что я начинаю думать, что этот старый безумец причастен к убийствам и похищению Каролин Отье. Кстати, вы знаете, что несчастная девушка происходит по прямой линии от Леонара, пресловутого парикмахера королевы? Его полное имя – Леонар Отье…
– Откуда вы это выкопали?
Он рассказал Мари-Анжелин об истории Леонара, дал прочитать листок из тайника и в заключение почти дословно воспроизвел гневные филиппики Понан-Сен-Жермена. В кои-то веки она не смогла ничего возразить, и Адальбер решительно повторил:
– Поэтому не может быть и речи, чтобы вы встречались с этими людьми! Я уверен, что Альдо скажет вам то же самое, когда вернется… Один Господь знает, на что способны такие сумасшедшие…
– Но их намерения следует выяснить! – заявила План-Крепен, слегка подумав, и стала распечатывать адресованное мадам де Соммьер письмо, на котором не было почтовой марки. Видимо, его принес посыльный.
Мари-Анжелин прочла письмо, подняла брови и собралась прочесть его еще раз, на сей раз вслух, но в этот момент появилась маркиза. Она была одета на выход, иными словами, за исключением шелкового зеленого зонтика, ее одеяние – светлое платье, шляпа и перчатки – ничем не отличалось от туалетов, которые она носила между одиннадцатью утра и пятью вечера. Увидев гостя, она улыбнулась и протянула ему руку для поцелуя.
– Ну, Адальбер, какие новости?
Ей ответила Мари-Анжелин, протягивая распечатанное письмо:
– Мы должны сначала прочесть вот это!
– Что на вас нашло, План-Крепен? Прочитайте сами! Кажется, я вас для этого и держу.
– Это послание от маркиза дез Обье, который имел невыразимое счастье несколько раз танцевать с нами в Вене, у князя Шварценберга, в 1905 году. Он свидетельствует нам свое глубочайшее почтение.
Мадам де Соммьер засмеялась.
– Я не помню, чтобы вы были там!
– Прошу прощения?
– Вы сказали: «Он танцевал с нами». Во имя неба, План-Крепен, не используйте «королевское» множественное число, когда передаете содержание письма. В конечном счете я перестаю что-либо понимать.
– В каком мы сегодня игривом настроении! Ну что ж, означенный маркиз дез Обье просит мадам маркизу принять приглашение на чай в пять часов вечера завтрашнего дня. Он просит о милости принять ее… одну! Иными словами, без меня.
– Что за мысль! Но почему?
– Именно потому, что он желает поговорить… обо мне!
Адальбер, со своей стороны, внес свою лепту:
– Если это тот самый старый дворянин, которого по распоряжению Понан-Сен-Жермена вывели из боскета «Королева», его приглашение попадает в самую точку. Мне хотелось бы поехать с вами…
– Об этом не может быть и речи! Или вы полагаете, что я не способна выудить из него интересующие нас сведения? И раз он просит разрешения встретиться со мной, значит, он желает посоветоваться именно со мной, не так ли?
– Здесь нет нужды взывать к добряку «Ла Палису», – улыбнулся Адальбер, вновь целуя руку старой даме. – Прошу вас простить меня! К тому же сегодня вечером возвращается Альдо! Мы сможем все обсудить и настроить наши скрипки в унисон!
Но ждали они напрасно: вечером Морозини так и не появился.
Глава 10
МЕДИУМ
В Париж Альдо приехал вовремя, как и рассчитывал. Но позволил себе совершить безумство.
Выйдя из вагона и направившись к выходу с Восточного вокзала, он вдруг заметил Жиля Вобрена. На какую-то секунду ему показалось, что антиквар пришел встретить его, но тот не проявил никакого интереса к толпе пассажиров, приехавших из Цюриха. Задрав голову, Вобрен с крайне недовольным видом изучал табло отправления поездов. В руке он держал плащ и кожаный портфельчик, а у ног его стоял коричневый чемодан из крокодиловой кожи. Значит, он собрался уехать. Интересно, куда?
В обычное время Альдо сразу подошел бы к Жилю, но ему пришла в голову другая мысль: на данный момент один из его самых старых друзей преобразился в свирепого дракона – хранителя сокровища. Как минимум на сегодняшний вечер Полина избавится от его ревнивого ока. А если повезет и она будет одна… Ведь ему, Морозини, совсем не обязательно торопиться и сразу возвращаться в Версаль: он уже сообщил комиссару Лемерсье об успехе своей миссии…
Стараясь не попасть в поле зрения Жиля, Альдо увидел, как тот обошел табло, сделал несколько шагов перед готовыми к отправке составами и, выбрав поезд Страсбург – Мюнхен – Вена, решительно направился к нему и поднялся в спальный вагон, предварительно вручив свой билет проводнику. Сомнений больше не оставалось: он уезжал и вернется в лучшем случае через пару дней.
Счастливый, как школьник на каникулах, Альдо отмахнулся от неукротимых воплей своего ангела-хранителя, вышел из здания вокзала, сел в такси и велел шоферу ехать к отелю «Ритц». До того момента, когда князь наконец внял настойчивым просьбам тетушки Амели и во время своих визитов в Париж стал останавливаться у нее, Морозини был преданным клиентом «Ритца». В общем, в отеле его хорошо знали и встретили с почтительной фамильярностью, предназначенной только завсегдатаям. Он без малейших затруднений получил номер, хотя и не самый свой любимый.
– Мы его отдали, – объяснил портье, – одной американской даме, которая очень на этом настаивала, и поскольку она тоже принадлежит к числу постоянных клиентов…
– А почему она хотела получить именно этот номер?
– Месье князь будто бы говорил, что всегда выбирает именно его, и поскольку месье князя не было в Париже…
– В таком случае, друг мой, вам ничего не остается, как назвать мне имя этой дамы…
Ответ был именно тот, которого он ждал:
– Миссис Полина Белмонт. Кстати, вот и она.
В самом деле, в этот момент в холл вошла Полина. Она была в черном шелковом платье асимметричного покроя, полностью усыпанном блестками, в накинутом на плечи широком и легком пальто из белого атласа. Три алмазных звезды в черных, как вороново крыло, волосах и подрагивающие на шее алмазные подвески были единственными ее украшениями, хотя другие могли скрываться под длинными атласными перчатками. Она с улыбкой направилось к довольно пожилой супружеской паре, которая явно поджидала ее. Встреча была типично американской – радостной и многословной. Женщины расцеловались, и Альдо понял, что вся компания собирается пойти куда-нибудь поужинать. Ужасно разочарованный, он колебался, подойти ли ему к ним или подняться к себе в номер, но тут Полина обернулась: она забыла отдать свой ключ портье. И увидела того, кто молча смотрел на нее. Ее глаза внезапно вспыхнули.
– Вы? Но каким образом вы оказались здесь? Почему вы меня не предупредили? – стремительно произнесла она, протянув ему руки.– Это вышло случайно. Я приехал из Цюриха и на Восточном вокзале увидел Жиля: он садился в какой-то поезд, выглядел очень сердитым и не заметил меня. И я подумал, что с моим возвращением в Версаль можно повременить и мы могли бы провести вечер вместе… без посторонних! К несчастью…
– Нет. Ничего страшного! Это старые и дорогие мне друзья, которых я не могу оставить – завтра уезжают. Мы с ними поужинаем в «Лаперузе» [84]… и я постараюсь вернуться как можно скорее. Вы дождетесь меня?
Никогда прежде он не видел ее такой взволнованной. Губы у нее дрожали, сверкающий взор молил Альдо о встрече. Это было излишне – его самого влекло к Полине с неодолимой силой…
– Конечно, я вас дождусь…
Он смотрел, как она выходит со своими друзьями на ярко освещенную Вандомскую площадь. Шофер открыл перед ними дверцу большого автомобиля, сияющего черным лаком. Они сели, а Морозини направился к лифту, чтобы подняться в номер, куда уже отнесли его легкий багаж. Он не взял с собой смокинг, что делало затруднительным посещение ресторана. Но это не имело значения, потому что он совершенно не хотел показываться на людях. И мечтал о другом – повезти Полину ужинать на Монмартр или на Монпарнас, в одно из тех маленьких бистро, где не будет никаких знакомых. Но поскольку это было уже нереально, он вызвал дежурного по этажу, велел подать меню и попросил принести ему горшочек тушеных рачьих хвостов, ломтик фуа-гра в соусе «бёр-нуазет» со свежим зеленым горошком и бутылку «Мерсо Гут д'Ор». В ожидании заказа он принял душ, побрился, сменил рубашку и надел тот костюм, в котором наносил визит Кледерману. Потом он поужинал, сидя перед открытым окном, выходившим на площадь, наедине со статуей Наполеона, который смотрел на него с высоты своей колонны, отлитой из пушек, захваченных французскими войсками на поле битвы при Аустерлице. Сердце его билось в непривычном ритме, отражавшем нетерпение в сочетании со смутным беспокойством. Что сделает Полина, когда вернется? Позвонит и назначит свидание в одном из баров или в одной из гостиных? Или же – как он на это надеялся! – пригласит к себе в номер?
Время шло, и минуты казались ему часами. Бесконечными часами под дымок сигарет, которые Альдо закуривал одну за другой. Время от времени он вставал, чтобы подышать вечерней свежестью или вдохнуть запах роз, стоящих в вазе на маленьком столике. Ему снова было пятнадцать лет, и он ждал своего первого любовного свидания – однако в нем сохранялось достаточно хладнокровия, чтобы злиться на себя за эту слабость. Он становился смешон: с минуты на минуту зазвонит телефон, и Полина предложит ему встретиться, чтобы вместе выпить по стаканчику и освежить воспоминания прошлого лета. Нет ни малейшего признака, что она хочет пробудить ту минуту страсти, которую они пережили в библиотеке. Они друзья, только друзья! Разве не поклялись они в этом друг другу? Но его глубинное, потаенное «я» не желало смириться с этим глупым притворством, отвергало эту комедию дружбы. В Ньюпорте он не предчувствовал близости желания, но сегодня вечером он ощущал, что оно захватит его целиком, едва он прикоснется к руке Полины… Он был даже испуган этим – до такой степени, что стал подумывать о бегстве. Оставить ей записку и уйти…
Незадолго до полуночи раздался стук в его дверь, которая открылась словно сама по себе. Вошла Полина – без единого слова. Она смотрела на Альдо, застыв на пороге, и взгляд ее обладал колдовской силой, перед которой он не мог устоять. Он медленно встал и направился к ней, не отрывая взгляда от ее лица, одухотворенного чувственной страстью и от этого еще более прекрасного. Как и тогда, на рассвете в Ньюпорте, она протянула руки и сомкнула их в объятии, когда он прижал ее к себе. И все вокруг перестало существовать…
Когда утром Альдо проснулся, он лежал один на измятой постели, еще сохранявшей запах духов Полины. На подушке остался длинный черный волос, который он бережно взял и обмотал вокруг пальца. Прошедшая ночь была знойной и одновременно нежной, и эта нежность бросала некую тень, омрачавшую необыкновенную чувственную эйфорию. Это означало слияние не только тел – частица их душ устремилась навстречу друг другу. Это тревожило Морозини… С того мгновения, как плотский акт переходил в объятия любви, следовало опасаться по-настоящему серьезных отношений.
Он направился к ванной, мечтая о холодном душе, который помог бы ему привести в порядок мысли, и заметил на кушетке конверт, где твердым почерком Полины были выведено его имя. Несомненно, внутри лежало письмо.
«Виновата во всем только я, Альдо… Всеми силами я жаждала того, что произошло сегодня ночью, жаждала до полного забвения нашего уговора. Слишком краткими были наши объятия после бала, и у меня осталось чувство невыносимой незавершенности… Сегодня утром я ощущаю себя божественно счастливой… и слегка печальной, потому что у меня нет права вторгаться в вашу жизнь, постепенно превращаясь в некую… привычку и – кто знает? – в тягость. Так что позвольте мне закрыть за собой врата рая. И помогите мне: сделайте так, чтобы при нашей следующей встрече мы смогли бы смотреть друг на друга не пряча глаз и с ясной улыбкой, чтобы мы смогли продолжить нашу прекрасную дружбу, вернувшись на то самое место, откуда мы вышли за ее пределы… Слово «дружба», которое я очень люблю, кажется пресным, не так ли? Но я хочу только дружбы и прошу у вас милости позволить мне сохранить ей верность…» И внезапное признание, словно пером ее вдруг овладело безумие: «Почему, ну почему я так люблю тебя?» Подписи не было…
– Как будто ты не знала, что я полюбил бы тебя еще больше? – прошептал он, нежно поглаживая бумагу, как ночью гладил щеку Полины. – Но ты права, и я сделаю так, как ты хочешь…
Пора было обрезать крылья мечте и вернуться к реальности. Взяв зажигалку, он сжег письмо, аккуратно собрал пепел и высыпал его в камин. Потом заказал завтрак и такси. Направление – Версаль!
Ровно через час он вышел из роскошного здания на Вандомской площади и даже не обернулся, чтобы взглянуть еще раз на окна Полины…
Приехав в Трианон ближе к полудню, Альдо застал Адальбера за чтением газет на залитой солнцем террасе в компании с бокалом должным образом охлажденного напитка. Он сел рядом с другом, но тот, казалось, не заметил его присутствия. Только когда Альдо поднял руку, подзывая официанта, он равнодушно повернул голову и вновь уткнулся носом в печатную страницу.
– Мы ждали тебя вчера вечером. Похоже, тебя что-то задержало? – спросил он небрежно.
– Мориц не совсем здоров. Сам он об этом не говорит и делает все, чтобы скрыть свою болезнь, но его дворецкий, совсем не склонный болтать попусту, был весьма встревожен.
– Лиза знает?
– Нет. Она отправилась в Ишль еще до моего приезда, так ничего и не заподозрив. Надо полагать, все ее мысли занимал младенец. Кроме него, она никого не видит! – проворчал Альдо.
Не поднимая глаз от газеты, Адальбер заметил:
– Берегись, старик, слова часто превращаются в реальность, и ты можешь сам накликать то, что тебе вряд ли понравится. Ты приехал в Париж ночным поездом?
– Да. А что?
– В этом случае тебе давно следовало быть здесь. Ты не нашел такси?
– Слушай, не действуй мне на нервы! Я что, отчитываться должен перед тобой? Если хочешь знать, я заходил к Вобрену, но не застал его: он вчера уехал в Страсбург… Доволен?
– Заметь, я говорю все это лишь потому, что ты был нам чертовски нужен.
– Тогда закрой наконец свою газету! Если бы я не знал, где тебя воспитывали, у меня возникли бы вопросы.
– Может быть, тебе хочется почитать? Прошу! И Адальбер вынул из кармана листок бумаги, найденный журналистами:
– Бертье принес мне это вчера утром… После чего я решил нанести визит моему почтенному коллеге. Он встретил меня не слишком сердечно, но я узнал много интересного…
Альдо прочел старинный текст, а потом резким движением вырвал «Фигаро» из рук своего друга.
– Понятно! Ну, хватит уже выдавать информацию по капле! Не строй из себя автора скверного романа-фельетона и излагай все по порядку!
Адальбер не замедлил это сделать, и по мере его рассказа лицо Альдо все больше мрачнело.
– Есть две вещи, которые мне очень не нравятся, – подытожил он, – машина, похожая на твою, и то, что Леонар был предком Каролин. – Это означает, что драгоценности, пропавшие в штаб-квартире маркиза де Буйе, всплыли где-то еще и что цирюльник повел себя мерзко, даже если и раскаялся впоследствии. Но из бумаги этого не следует…
– Заметь: если бы он не вмешался, бесценную шкатулку унес бы ворвавшийся к адъютанту незнакомец, и, вероятно, она исчезла бы навсегда. Кроме того, в шкатулке были далеко не все драгоценности Марии-Антуанетты.
– Из списка ее личных украшений следует, что некоторые из них оказались у эрцгерцогини Марии-Кристины… Я в этом совершенно уверен.
– А меня больше всего тревожит третье обстоятельство: поведение Понан-Сен-Жермена. Возможно, убийцу следует искать именно в этой стороне… К счастью, сегодня мы узнаем больше: тетя Амели будет пить чай с маркизом дез Обье, который вчера прислал ей приглашение. Насколько мы смогли понять, он хочет уговорить ее не подпускать Мари-Анжелин к этому опасному маньяку…
– Очень интересно! И вот что еще… скажи-ка мне, Лемерсье в курсе?
– Я пока в своем уме! Он все испортит и затопчет своими сапожищами! Мерзавец, которого мы ищем, знает, что делает, когда обращается к нему с требованием выкупа. Имея дело с этим идиотом, он ничем не рискует. Смотри… леди Мендл! И в обществе очень красивого кавалера!
Элси Мендл подала им знак своим ярким зонтиком, и они встали, чтобы поздороваться с ней.
– Мы с Болдуином встретились по пути сюда! Полагаю, вы знакомы?
– Нет! – ответили мужчины одновременно, ответив поклоном на улыбку – застенчивую – молодого человека.
– Я секретарь лорда Кроуфорда. Он поручил мне передать вам эти приглашения, – объяснил юноша, вынув из кармана два конверта, и, быстро взглянув на надписи, вручил их каждому из друзей. – Лорд Кроуфорд просит извинить его за не вполне официальный характер этих посланий, но он надеется на вашу снисходительность, поскольку всем сейчас приходится тяжело. В общем, он ждет вас обоих сегодня вечером на ужин, где будут и остальные члены комитета. В том числе, разумеется, и леди Мендл. Лорд Кроуфорд весьма озабочен нынешними событиями и желает укрепить связи между всеми, кто имеет отношение к выставке.
Казалось, он был так же обеспокоен, как и его патрон. Альдо ответил ему с улыбкой:
– Не нужно никаких объяснений. Приглашение лорда Квентина ценно само по себе… Кстати, месье Вобрен тоже приглашен?
– Я только что отправил ему телеграмму.
– А я заходил к нему сегодня утром: он уехал в Страсбург.
– Спасибо, что сообщили мне об этом. Я доложу лорду Кроуфорду. Боюсь, – добавил он и тоже слегка улыбнулся, – как бы это не расстроило леди Кроуфорд.
– Мы сделаем все, чтобы она забыла об этой маленькой неприятности! – живо откликнулся Адальбер. – Леди Элси, я надеюсь, вы направлялись именно сюда?
– Да, но не к вам, – со смехом ответила она. – Не сердитесь, у меня дело к шеф-повару отеля. Я пригласила на обед друзей, которые обожают улиток, а моя кухарка падает в обморок от одного их вида…
Попрощавшись с ними легким кивком, она вошла в гостиницу своей танцующей походкой, которая при взгляде со спины заставляла забыть о ее возрасте.
Маркиз дез Обье жил недалеко от собора Святого Людовика, в одном из тех прекрасных домов, чьи парапеты из кованого железа красиво выступали над розовато-желтыми фасадами. Это было признаком и высокого стиля, и хорошего вкуса, поэтому маркиза де Соммьер выразила уверенность, что здешние обитатели принадлежат к сливкам версальского общества. В тот момент, когда Люсьен описывал плавную дугу, чтобы остановить автомобиль у входа, его обогнала неистово трезвонящая карета «Скорой помощи» и вынудила притормозить, остановившись прямо перед ним. Не обращая внимания на негодующие сигналы Люсьена, из передних дверей машины выскочили люди в белых халатах, проворно извлекли из капота носилки и помчались с ними к дому.
Маркиза, взяв акустическую трубку, позволявшую общаться с шофером, сказала:
– Взгляните, Люсьен! Должно быть, произошел какой-то несчастный случай, и я надеюсь…
Она не договорила. Люсьен уже понял ее. Выйдя из машины, он быстро пошел за санитарами во двор и, увидев консьержа, стоявшего у своей каморки, обратился к нему:
– Здесь проживает маркиз дез Обье?
Консьерж в синем фартуке грустно взглянул на него сквозь очки.
– До настоящего времени – да, но я, увы, не уверен, будет ли он жить и впредь! «Скорая помощь» приехала за ним…
– Что случилось? Он неожиданно заболел?
– Нет, на моей памяти у него даже насморка не было. Он упал с лестницы. Мраморной лестницы, которая ему так нравилась, что он не хотел застилать ее ковром. Он пересчитал ступеньки целого пролета. А у вас к нему какое дело?
– Мадам де Соммьер, моя хозяйка, была приглашена к нему на чашку чая.
– Ей придется простить его, сегодня это невозможно. Смотрите! Вот они спускаются…
Действительно, вновь показались люди в белых халатах: они очень осторожно выносили из дома бедного маркиза, белого как мел. Но тихой скорби не было ив помине: побагровевший от гнева главный санитар завершал яростную речь, обращенную к испуганному камердинеру, который шел за носилками и что-то лепетал в свое оправдание.
– Вы представляете угрозу для общества! – орал санитар. – Ваша лестница – это настоящая ловушка! Я сообщу в полицию!
– Но я здесь ни при чем! Совершенно ни при чем, клянусь вам! Не знаю, кому это пришло в голову. Мы все порядочные люди…
Несчастный заливался слезами, и консьерж, подойдя к нему, взял его за руку и отвел в сторону.
– Да ладно, Ансельм! – успокоительно сказал он. – Ты слишком разволновался! Что тут происходит?
– О, это ужасно! Когда этот человек хотел подняться наверх, чтобы взять халат месье маркиза, он тоже чуть не упал. Над лестницей была протянута тонкая веревка. Он налетел на нее животом, и веревка порвалась под его весом, а месье маркиз такой легкий…
– И что же, в такой час до маркиза никто еще не спускался вниз?
– Нет. Месье использует комнаты на первом этаже, только когда принимает гостей. А постоянно он живет на втором, где есть служебная лестница – не такая красивая, но более удобная.
– Но кто же мог это сделать? – спросил Люсьен, тоже пораженный этой историей. – Вас здесь сколько?
– Четверо: я, кухарка, горничная и шофер. Ладно, мне надо идти. Я должен позвонить мадам графине, племяннице нашего бедного месье…
– И, наверное, в полицию? – рискнул предположить Люсьен.
– Решать будет мадам графиня! Не моего ума это дело!
Слуга маркиза уже устремился в дом, когда Люсьен крикнул:
– Куда его повезли?
– В клинику его друга – доктора Гарсена на улице маршала Жоффра…
Люсьен никогда не видел старого маркиза, но был потрясен тем, что с ним случилось. Он вернулся к своему автомобилю и все подробно пересказал своей хозяйке, не упустив ни единой детали. Она вздрогнула, сильно побледнела, что было заметно даже под слоем пудры, но воздержалась от комментариев и сказала только:
– Возвращаемся, Люсьен! Надо предупредить всех наших!
Сохраняя внешне полное спокойствие, тетушка Амели на самом деле испытала ужас. Она не сомневалась, что это была попытка – возможно, успешная – убить маркиза по одной-единственной причине: он хотел предостеречь ее насчет План-Крепен, которая подвергалась явной опасности…
