Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. Т. 9"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 47 страниц)
Один из ядер «Сифанты» срезал фок-мачту бригантины. Судно тотчас же легло в дрейф, и корвету оставалось только двигаться в прежнем направлении, чтобы через четверть часа оказаться на траверсе бригантины.
И тогда послышался ужасный грохот. Приблизившись на расстояние в полкабельтова, «Сифанта» открыла огонь из всех орудий правого борта. Казалось, эта лавина раскаленного металла подбросила бригантину вверх, но залп повредил лишь ее надводную часть, и она не затонула.
Тем не менее капитан судна, команда которого сильно поредела после этого залпа, понял, что не сможет долее сопротивляться, и спустил флаг.
В одно мгновение шлюпки корвета подплыли к бригантине и забрали с нее немногих уцелевших. Подожженный корабль горел до тех пор, пока огонь не достиг его ватерлиний. После этого он погрузился в пучину.
«Сифанта» сделала доброе и полезное дело. Кто командовал пиратской флотилией, как его звали, где он родился, кем были его предки, – этого так и не удалось узнать, ибо атаман наотрез отказался отвечать на заданные ему вопросы. Товарищи его тоже молчали; вполне возможно, что они и в самом деле ничего не знали о прежней жизни своего вожака, как это нередко бывало среди пиратов. Однако в том, что они были пиратами, сомневаться не приходилось, и над ними был совершен скорый суд.
Между тем внезапное появление и исчезновение саколевы повергло Анри д’Альбаре в глубокую задумчивость. Ведь обстоятельства, при которых она покинула Тасос, невольно наводили на размышления. Хотела ли она воспользоваться сражением, которое корвет навязал флотилии, чтобы вернее скрыться? Боялась ли оказаться лицом к лицу с «Сифантой», которую, быть может, узнала? Честное торговое судно преспокойно осталось бы в порту, ибо пираты не желали ничего иного, как уйти оттуда! Вместо этого «Кариста» поспешила сняться с якоря и выйти в море, рискуя попасть им в руки! Ничего не могло быть подозрительнее такого поведения, и напрашивался вопрос, не заодно ли она с ними? По правде говоря, командир д’Альбаре ничуть не удивился бы, узнав, что Николай Старкос принадлежит к числу корсаров. К несчастью, теперь только случай мог помочь корвету напасть на след саколевы. Наступила ночь, и «Сифанта», скользившая к югу, не имела никаких шансов на встречу с «Каристой». Так что, несмотря на все сожаления, какие испытывал Анри д’Альбаре, упустивший случай захватить Николая Старкоса, ему приходилось с этим мириться; но зато он выполнил свой долг. Итогом этой битвы у Тасоса было пять уничтоженных пиратских кораблей, в то время как экипаж корвета почти не понес потерь. После этого сражения в южных морях Архипелага должно было на некоторое время воцариться спокойствие.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Сигналы без ответа
Спустя восемь дней после битвы при Тасосе «Сифанта», обыскав все бухты турецкого побережья от Кавалы до Орфано, пересекла Контессинский залив; затем, пройдя от мыса Депранон до мыса Палиури, она миновала заливы Монте-Санто и Кассандра и, наконец, 15 апреля стала терять из виду вершины горы Атос, чья наивысшая точка достигает почти двух тысяч метров над уровнем моря.
В этих местах корвет не встретил ни одного подозрительного корабля. Несколько раз показывались турецкие эскадры; однако «Сифанта», плывшая под корфиотским флагом, не считала нужным отвечать на сигналы этих кораблей, которые ее командир охотнее встретил бы пушечным залпом, чем вежливым приветствием. Иначе отнесся он к греческим каботажным судам, передавшим ему некоторые весьма ценные сведения.
В этих обстоятельствах 26 апреля командир д’Альбаре узнал об одном событии большой важности. Союзные державы приняли решение перехватывать все подкрепления, посылаемые войскам Ибрагима морским путем. Более того, Россия официально объявила войну султану. Таким образом, положение Греции постепенно улучшалось, и при всех трудностях, которые ей еще предстояло пережить, она уверенно шла к достижению своей независимости.
Тридцатого апреля корвет углубился в Салоникский залив, дойдя до самых отдаленных его берегов – крайнего пункта своего маршрута на северо-западе Архипелага. Ему представился случай поохотиться еще за несколькими пиратскими судами – шебеками, шнявами и полакрами, которым удалось уйти от преследования, лишь выбросившись на берег. Хотя их команды и не были истреблены до последнего человека, сами суда по крайней мере были выведены из строя.
Затем «Сифанта» вновь взяла курс на юго-восток, чтобы тщательно обследовать южный берег Салоникского залива. Но, как видно, пираты уже подняли тревогу, ибо корвету не встретился ни один разбойничий корабль, над которым надо было бы совершить правосудие.
Тогда-то на судне и произошел странный, необъяснимый случай.
Войдя 10 мая около семи часов вечера в кают-компанию, занимавшую всю корму «Сифанты», Анри д’Альбаре увидел на столе какое-то письмо. Он взял его и, поднеся к лампе, качавшейся под потолком, прочел надпись на конверте.
Она гласила:
«Капитану Анри д’Альбаре, командиру корвета «Сифанта», в открытом море».
Почерк показался молодому офицеру знакомым. Он напомнил ему письмо, полученное на Хиосе и извещавшее о том, что в командовании корвета есть вакантное место.
Вот что содержалось в этом письме, прибывшем на сей раз столь необычно, без помощи почты.
«Если командир д’Альбаре пожелает разработать план своей кампании в Архипелаге так, чтобы в первую неделю сентября прибыть к берегам Скарпанто, он поступит к общему благу, а также на пользу вверенного ему дела».
Ни числа, ни подписи, как и в письме, полученном им на Хиосе. Сличив оба письма, Анри д’Альбаре убедился, что они написаны одной и той же рукой.
Как это объяснить? Первое письмо ему доставила почта. Что же касается второго, то его мог положить на стол лишь человек, находящийся на корабле. Очевидно, он держал у себя письмо с самого начала плавания или же получил его во время одной из последних стоянок «Сифанты». Более того, письма не было и в помине час назад, когда командир вышел из кают-компании, направляясь на палубу, чтобы отдать распоряжения на ночь. Итак, письмо вне всякого сомнения положили на стол менее часа назад.
Анри д’Альбаре позвонил.
Вошел вахтенный.
– Кто-нибудь входил сюда, пока я был на палубе? – спросил командир.
– Нет, господин капитан, – ответил матрос.
– Нет?… А не мог ли кто-либо войти сюда так, что ты этого не видел?
– Нет, господин капитан, ведь я ни на секунду не отлучался от двери.
– Хорошо!
Приложив руку к берету, матрос удалился.
«И в самом деле кажется невероятным, – сказал себе Анри д’Альбаре, – что кто-нибудь мог войти в эту дверь незамеченным. Но разве нельзя было в сумерках пробраться на наружную галерею и влезть в одно из окон кают-компании?»
Анри д’Альбаре проверил состояние иллюминаторов, открывавшихся на палубу. Однако здесь, как и в его каюте, они запирались изнутри, и было немыслимо проникнуть извне в одно из этих отверстий.
Все это, в общем, не могло вызвать у Анри д’Альбаре ни малейшего беспокойства; он ощутил лишь удивление и то чувство неудовлетворенного любопытства, какое испытываешь перед лицом необъяснимого факта. Ясно было лишь одно: так или иначе, анонимное письмо прибыло по назначению и его адресатом был не кто иной, как он сам – командир «Сифанты».
Поразмыслив, Анри д’Альбаре решил никому не говорить об этом происшествии, даже своему старшему офицеру. Что бы это ему дало? Его таинственный корреспондент, кем бы он ни был, наверняка не обнаружил бы себя.
Но принимал ли капитан совет, заключенный в письме? «Несомненно! – сказал он себе. – Тот, кто писал мне в первый раз, не обманул меня, утверждая, что в командовании «Сифанты» есть вакантное место. Зачем бы он стал обманывать меня во втором письме, приглашая прибыть к острову Скарпанто в первую неделю сентября? Да! Я изменю план кампании и в назначенный срок прибуду, куда мне указано!»
Анри д’Альбаре тщательно сложил письмо, содержавшее новые указания; затем, достав свои карты, принялся пересматривать план похода, с тем чтобы наилучшим образом использовать четыре месяца, оставшиеся до конца августа.
Остров Скарпанто расположен на юго-востоке, на противоположной оконечности Архипелага, то есть примерно на расстоянии ста лье по прямой от тогдашнего местонахождения корвета. Итак, в распоряжении Анри д’Альбаре было достаточно времени, чтобы обследовать все берега Морей, где так легко удавалось скрываться пиратам, а также всю группу Киклад, рассеянных от входа в Эгинский залив до острова Крита.
Следует сказать, что необходимость прибыть в указанный срок к острову Скарпанто лишь незначительно меняла маршрут, разработанный командиром д’Альбаре. Он мог осуществить все то, что ранее наметил, нисколько не сокращая своей программы. Поэтому 20 мая, обследовав небольшие острова Пелерисс, Пепери, Саракинон и Сканцура, к северу от Негрепонте, «Сифанта» отправилась на разведку к берегам Скироса.
Скирос – самый значительный из девяти островов, составляющих группу, которую древние с полным правом могли бы превратить в обитель девяти муз. В его хорошо защищенной, обширной гавани Св. Георгия, с отличными якорными стоянками, экипаж корвета мог без труда запастись свежей провизией – бараниной, пшеницей, ячменем, а также закупить прекрасное вино, составляющее одно из главных богатств края. Этому острову, тесно связанному с полулегендарными событиями Троянской войны, прославленному именами Ликомеда, Ахилла и Одиссея, предстояло вскоре войти в состав нового греческого королевства, в Эвбейскую епархию
Берега Скироса изрезаны множеством заливов и бухт, где легко могли найти себе убежище пираты; поэтому Анри д’Альбаре распорядился обследовать и к самым тщательным образом. Пока корвет лежал в дрейфе в нескольких кабельтовых от острова, его шлюпки осмотрели все побережье, вплоть до последнего закоулка.
Разведка не принесла никаких результатов. Все эти укромные уголки были пусты. Единственные сведения, которые командиру д’Альбаре удалось получить у властей острова, заключались в следующем: месяц назад судно, плывшее под пиратским флагом, атаковало, разграбило и уничтожило у этих берегов несколько торговых кораблей. Этот разбойничий акт приписывали пресловутому Сакратифу. Однако никто не мог сказать, на чем основано это утверждение, ибо полная неопределенность царила во всем, что касалось этого корсара, вплоть до самого факта его существования.
После пятидневной стоянки корвет покинул воды Скироса. К концу мая он подошел к берегам большого острова Эвбеи, называемого также Негрепонте, и внимательно осмотрел все подходы к нему на протяжении более чем сорока лье.
Известно, что остров этот восстал одним из первых, в самом начале войны – в 1821 году; но турки, засевшие в цитадели Негрепонте и одновременно укрепившиеся в крепости Каристос, оказывали упорное сопротивление. Затем, получив подкрепление за счет войск паши Юсуфа, они распространились по острову и принялись чинить обычные для них зверства, до тех пор пока один из греческих вождей, Диамантис, не остановил их в сентябре 1823 года. Внезапно атаковав турецких солдат, он уничтожил большую их часть, а оставшиеся в живых были вынуждены переправиться через пролив и укрыться в Фессалии.
Но в конечном счете преимущество осталось на стороне турок, обладавших численным превосходством. После тщетной попытки разгромить их, предпринятой в 1826 году полковником Фавье и командиром эскадрона Реньо де Сен-Жан-д’Анжели, турки окончательно сделались хозяевами острова.
Когда «Сифанта» проходила в виду берегов Негрепонте, он все еще находился в их власти. С палубы корабля Анри д’Альбаре мог вновь увидеть эту арену кровавой борьбы, в которой он сам принимал участие. Теперь сражения там прекратились, и после признания нового королевства остров Эвбея с населением в шестьдесят тысяч человек должен был составить одну из провинций Греции.
Как ни опасно было патрулировать эти воды, почти под носом у турецких береговых батарей, корвет продолжал свое плавание и уничтожил еще около двадцати пиратских кораблей, шнырявших вокруг Эвбеи.
Эта экспедиция заняла почти весь июнь. Затем «Сифанта» направилась на юго-восток. В последние дни этого месяца она уже находилась возле Андроса, первого из Кикладских островов, расположенного возле оконечности Эвбеи; жители этого острова-патриота восстали против турецкого владычества одновременно с жителями Псары.
Здесь командир д’Альбаре счел необходимым изменить курс корвета и повернул прямо на юго-запад, чтобы приблизиться к берегам Пелопоннеса. 2 июля ему открылся остров Зея, некогда Кеос, или Кос, над которым высится величавая вершина горы Эл».
Несколько дней корвет стоял на якоре в порту Зеи, одном из лучших у этих берегов. Анри д’Альбаре и его офицеры встретили тут немало отважных зеотов, которые были их товарищами по оружию в первые годы войны. Вот почему корвету был оказан самый радушный прием. Но так как ни одному пирату не пришло бы в голову прятаться в бухтах этого острова, то «Сифанта» вскоре возобновила свое плавание и 5 июля обогнула мыс Колонн на юго-восточной оконечности Аттики.
В конце недели, при входе в Эгинский залив, глубоко врезающийся в землю Греции вплоть до Коринфского перешейка, продвижение корвета замедлилось из-за отсутствия ветра. Вахту приходилось нести особенно тщательно. Наступил полный штиль, и «Сифанта» стояла, не двигаясь, с поникшими парусами. Если бы в этих пустынных водах к корвету подплыла сотня-другая шлюпок, ему пришлось бы худо. Поэтому экипаж «Сифанты» постоянно был готов к отпору, и это было совершенно правильно.
И в самом деле, к корвету несколько раз приближались лодки, чьи воинственные намерения не оставляли сомнений, однако они не рискнули бросить вызов пушкам и мушкетам корабля на более близком расстоянии.
Десятого июля вновь задул северный ветер, что было весьма кстати, и «Сифанта», пройдя в виду небольшого города Дамалы, быстро обогнула мыс Скили, у выхода из Навплийского залива.
Одиннадцатого она появилась возле острова Гидры, а еще через день – возле Специи. Нет нужды напоминать, какое участие в борьбе за независимость приняло население двух этих островов. В начале войны жители Гидры, Специи и Псары имели более трехсот торговых кораблей. Превратив их в военные суда, они не без успеха бросили их против турецкого флота. Эти острова были колыбелью Кондуриотиса, Томбазиса, Миаулиса, Орландоса и других людей знатного происхождения, заплативших долг родине сначала своим состоянием, а затем и собственной кровью. Отсюда отплыли те страшные брандеры, которые вскоре сделались грозою турок. Поэтому, несмотря на внутренние неурядицы, острова эти никогда не были под пятой угнетателей.
В ту пору, когда их посетил Анри д’Альбаре, они понемногу выходили из борьбы, уже затихавшей и с одной и с другой стороны. Близился час, когда им суждено было войти в новое королевство, образовав две епархии в провинциях Коринфии и Арголиды.
Двадцатого июля корвет бросил якорь в порту Гермополиса, на острове Сира – родине верного Эвмея, столь поэтично воспетого Гомером. В это время остров еще служил убежищем для всех тех, кого турки изгнали с континента. Сира, католический епископ которой неизменно находился под защитой Франции, предоставила в распоряжение Анри д’Альбаре свои ресурсы. Ни в одном из портов своей родины молодой командир не встретил бы более сердечного приема.
Лишь одно обстоятельство омрачило радость, которую он испытал в связи с этой теплой встречей: то, что он не прибыл сюда тремя днями раньше.
Из беседы с французским консулом выяснилось, что шестьдесят часов назад саколева «Кариста», плывшая под греческим флагом, покинула порт. Это позволяло заключить, что, ускользнув из гавани острова Тасос во время битвы корвета с пиратами, она двинулась к южным берегам Архипелага.
– Но, может быть, известно, куда она отплыла? – живо спросил Анри д’Альбаре.
– Судя по тому, что я слышал, саколева, видимо, держит путь к юго-восточным островам, если только она не направилась в один из портов Крита.
– Вам не пришлось видеться с ее капитаном? – осведомился офицер.
– Нет, командир.
– А не слыхали вы, как его зовут? Николай Старкос?
– Не знаю.
– Есть ли какие-либо основания подозревать, что саколева принадлежит к флотилии пиратов, которыми кишит эта часть Архипелага?
– Нет; но если бы это было так, – ответил консул, – то нет ничего удивительного, что она поплыла к Криту, где многие порты все еще открыты для этих негодяев!
Новость эта не могла не взволновать командира «Сифанты», как и все то, что прямо или косвенно относилось к исчезновению Хаджины Элизундо. Какое это было невезение – прибыть сюда спустя такое короткое время после отплытия саколевы! Однако, коль скоро она взяла курс на юг, быть может, корвету, который должен следовать в том же направлении, удастся настичь ее? Поэтому Анри д’Альбаре, страстно желавший оказаться лицом к лицу с Николаем Старкосом, в тот же вечер, 21 июля, покинул Сиру; «Сифанта» снялась с якоря при слабом ветре, который, судя по показаниям барометра, должен был вскоре усилиться.
Надо сознаться, что в течение двух недель капитал д’Альбаре искал саколеву не менее усердно, чем пиратов. Решительно, в его представлении «Кариста» заслуживала такого же отношения к себе, как и корсары, и по тем же причинам. Если бы ему улыбнулась удача, он бы уж знал, как поступить!
Тем не менее, несмотря на все поиски, корвету не удалось напасть на след саколевы. На Наксосе, где «Сифанта» заходила во все порты, «Кариста» не останавливалась. Среди островков и рифов, окружающих этот остров, корвету повезло ничуть не больше. К тому же здесь совершенно не встречались пиратские суда, хотя обычно они охотно посещали эти места. Ведь между богатыми Кикладскими островами ведется большая торговля, и возможность поживиться должна была, казалось, особенно привлекать этих морских разбойников.
Такая же неудача ожидала корвет возле острова Пароса: его отделяет от Наксоса обыкновенный пролив, шириною в семь миль. Порты Паркия, Навса, Св. Марии, Агула, Дико не удостоились визита Николая Старкоса. Несомненно, консул на Сире был прав: саколева направилась в один из пунктов на побережье Крита.
Девятого августа «Сифанта» бросила якорь в гавани Милоса. Этот остров, процветавший вплоть до середины XVIII века, оскудел в результате вулканических извержений; теперь его флору и фауну отравляют вредоносные испарения, и население Милоса продолжает сокращаться.
И здесь все поиски оказались тщетными. «Кариста» не появлялась; больше того, не удалось обнаружить даже ни одного из пиратских кораблей, обычно бороздивших море вокруг Киклад. Невольно возникало подозрение, что, во-время заметив появление «Сифанты», они успели скрыться. Корвет нанес немалый урон пиратам на севере Архипелага, и немудрено, что на юге они старались избежать с ним встречи. Так или иначе, никогда еще у этих берегов не царило такое спокойствие. Казалось, что отныне торговые корабли могут плавать здесь в полной безопасности. Некоторые из крупных каботажных судов – шебеки, шнявы, полакры, тартаны, фелюги и каравеллы, – повстречавшиеся корвету, были опрошены, но из ответов их владельцев и капитанов командир д’Альбаре не извлек для себя ничего, что помогло бы ему уяснить положение дел.
Между тем наступило 14 августа. Оставалось лишь две недели для того, чтобы к первым числам сентября попасть к острову Скарпанто. Покинув Кикладские острова, «Сифанта» должна была пройти семьдесят – восемьдесят лье к югу. Как известно, Эгейское море замыкает на юге удлиненная земля Крита, и вот уже над «линией горизонта показались самые высокие горы этого острова, покрытые вечными снегами.
Командир д’Альбаре принял решение следовать в этом направлении. Оказавшись в виду Крита, он должен будет лишь повернуть к востоку, чтобы достичь Скарпанто.
Покинув Милос, «Сифанта» продвинулась далее на юго-восток, до острова Санторини, и обыскала все закоулки его мрачных, скалистых берегов. Плавание в этих водах чревато опасностями, ибо каждую минуту, под напором вулканического огня, здесь может появиться новый риф. Затем, приняв за ориентир древнюю гору Иду, современную Псиланти, которая возвышается над Критом более чем на семь тысяч футов, корвет устремился к своей цели, подгоняемый свежим вест-норд-вестом, позволившим поставить все паруса.
На следующий день, 15 августа, на ясном горизонте выступили живописно изрезанные берега Крита – от мыса Спада до мыса Ставрос. Резкий изгиб побережья скрывал еще от корвета тот вырез, в глубине которого расположена Кания, столица этого самого большого из островов Архипелага.
– Намерены ли вы, мой командир, – спросил капитан Тодрос, – бросить якорь в одном из здешних портов?
– Крит попрежнему находится в руках турок, – ответил Анри д’Альбаре, – и я полагаю, что нам тут делать нечего. Если верить известиям, которые я получил в Сире, солдаты Мустафы, овладев Ретимноном, стали хозяевами всего острова, несмотря на мужество сфакиотов.
– Отважные горцы эти сфакиоты, – отозвался капитан Тодрос, – и своей храбростью они по праву стяжали себе славу с самого начала войны…
– Да, храбростью… и жадностью, Тодрос, – ответил Анри д’Альбаре. – Всего лишь два месяца назад судьба Крита была всецело в их руках. Мустафа и его войско едва не погибли, застигнутые ими врасплох; но по его приказу турецкие солдаты стали бросать драгоценности, украшения, дорогое оружие – все, что было у них самого ценного, и когда сфакиоты бросились подбирать эти предметы, туркам удалось ускользнуть из ущелья, в котором они должны были найти себе смерть!
– Это весьма прискорбно, но в конце концов, мой командир, жители Крита не настоящие греки!
Не следует удивляться, слыша такую речь из уст старшего офицера «Сифанты», эллина по рождению. Жители Крита, при всем их патриотизме, не были греками не только в глазах капитана Тодроса; им не пришлось сделаться ими даже при окончательном создании нового королевства. Так же, как и Самос, Крит оставался под турецким владычеством по крайней мере до 1832 года, когда султану пришлось уступить свои права на этот остров Мухаммеду-Али.
Итак, при тогдашнем положении вещей Анри д’Альбаре незачем было заходить в различные порты Крита. Кания сделалась главным арсеналом египтян, и именно отсюда паша бросил на Грецию своих озверелых солдат. Что касается Кании, то по наущению оттоманских властей ее население могло, чего доброго, оказать плохой прием корфиотскому флагу, развевавшемуся на гафеле «Сифанты». Словом, нигде ни в Иерапетра, ни в Суде, ни в Кисамосе-Анри д’Альбаре не получил бы сведений, которые помогли бы ему увенчать свою экспедицию захватом какого-нибудь крупного пиратского судна.
– Нет, – сказал он капитану Тодросу, – по-моему, бесполезно обследовать северный берег, но мы могли бы обойти остров с северо-запада, обогнуть мыс Спада и в течение дня или двух крейсировать возле Грабузы.
Такое решение было, очевидно, наилучшим. В водах Грабузы, пользующихся дурной славой, «Сифанте», возможно, представился бы случай дать несколько залпов по пиратам, которых она не встречала уже больше месяца.
Кроме того, поскольку саколева, по всей вероятности, направилась к Криту, не было исключено, что она сделала остановку в Грабузе. Это еще более укрепило Анри д’Альбаре в намерении осмотреть подходы к этой гавани.
В те времена Грабуза была настоящим пиратским гнездом. Месяцев семь назад для расправы с этим притоном разбойников сюда прибыла целая англо-французская эскадра и отряд регулярных греческих войск под командованием Маврокордато. И что удивительнее всего – власти Крита отказались передать командующему английской эскадрой дюжину преступников, выдачи которых он требовал. Чтобы добиться своего, он вынужден был открыть огонь по крепости, сжечь несколько кораблей и высадить на остров своих матросов.
Итак, естественно было предположить, что после ухода союзной эскадры пираты будут охотно укрываться в Грабузе, где они обрели неожиданных союзников. Поэтому Анри д’Альбаре решил следовать в Скарпанто вдоль южного берега Крита, чтобы пройти мимо Грабузы. Он отдал соответствующие приказания, а капитан Тодрос поспешил привести их в исполнение.
Погода стояла великолепная. Впрочем, в этих благодатных краях зима начинается в декабре, а заканчивается в январе. Благословенный остров Крит, родина даря Миноса и первого инженера древности Дедала! Сюда Гиппократ посылал своих богатых пациентов из Греции, по которой он путешествовал, обучая искусству врачевания!
Держась круто к ветру, «Сифанта» лавировала, чтобы обогнуть мыс Спада, который выступает на оконечности языка суши, вытянутого между заливом Кании и заливом Кисаму. Вечером мыс был пройден; ночью, прозрачной ночью Востока, корвет обогнул крайний выступ острова. Достаточно было ему лечь на другой галс, чтобы снова взять курс на юг и утром, под малыми парусами, корвет лавировал перед входом в Грабузу.
Шесть дней командир д’Альбаре не прекращал осмотра западного побережья острова, заключенного между Грабузой и Кисаму. Порт покидало множество торговых кораблей – фелюг и шебек. Некоторых из них «Сифанта» «опросила», не имея оснований сомневаться в их ответах. Однако на все вопросы, касающиеся пиратов, которые, возможно, нашли себе убежище в Грабузе, они отвечали крайне сдержанно. Чувствовалось, что они боятся сказать слишком много. Анри д’Альбаре не удалось даже установить, находится ли в данное время в порту саколева «Кариста».
Тогда корвет расширил зону своих наблюдений. Он проследовал вдоль берега, тянущегося между Грабузой и мысом Криос. Затем, 22 числа, при сильном ветре, который крепчал днем и стихал ночью, он обогнул этот мыс и стал следовать как можно ближе к побережью Ливийского моря, более ровному, менее изрезанному, не столь усеянному мысами и выступами, чем побережье Критского моря. На северном горизонте тянулась горная цепь Аспровуна, с возвышающейся на востоке поэтической вершиной Иды, чьи вечные снега упорно сопротивляются горячему солнцу Архипелага.
Не заходя ни в один из мелких портов этого побережья, корвет не раз останавливался в полумиле от Румелиса, Анополиса и Сфакии, но вахтенные не обнаружили в этих водах ни одного пиратского судна.
Двадцать седьмого августа, исследовав большой залив Месарас, «Сифанта» обогнула мыс Матала – самую южную точку Крита, ширина которого в этом месте не превышает десяти – одиннадцати лье. Трудно было надеяться, что это обследование принесет какие-нибудь результаты, полезные для экспедиции. В самом деле, лишь немногие корабли пересекают Ливийское море на этой широте. Обычно они следуют либо севернее, через Архипелаг, либо южнее, приближаясь к берегам Египта. Вот почему корвету попадались почти одни рыбацкие лодки, стоявшие на якоре у скал, и время от времени длинные баркасы, груженные морскими улитками, этим довольно редким видом моллюсков, которых Крит огромными партиями поставляет на другие острова Архипелага.
Не повстречав никого в этой части побережья, оканчивающейся мысом Матала, где среди многочисленных островков может укрыться множество мелких судов, «Сифанта» имела мало шансов на успех во время плавания вдоль другой части южного побережья Крита. Анри д’Альбаре решил поэтому направиться прямо к Скарпанто, рискуя оказаться там раньше срока, указанного в таинственном письме. Однако вечером 29 августа его намерения внезапно переменились.
Было шесть часов. Собравшись на юте, командир, старший офицер и несколько других офицеров обозревали мыс Матала. В этот момент послышался голос марсового, «несшего вахту на салинге.
– Корабль впереди, с левого борта!
Все подзорные трубы были тотчас же направлены на указанную точку, находившуюся в нескольких милях от корвета.
– В самом деле, – сказал Анри д’Альбаре, – вот корабль, идущий вдоль самого берега.
– Видимо, он хорошо знает эту землю, раз держится к ней так близко, – добавил капитан Тодрос.
– Поднял ли он флаг?
– Нет, мой командир, – ответил один из офицеров.
– Спросите у вахтенных, нельзя ли узнать национальную принадлежность этого корабля?
Приказание было выполнено. Ответ, полученный через несколько секунд, гласил, что ни на гафеле судна, ни на его мачтах не видно никакого флага.
Однако было еще настолько светло, чтоб можно было определить если не национальную принадлежность, то по крайней мере водоизмещение и тип корабля.
Это был бриг, грот-мачта которого сильно отклонялась назад. Очень вытянутый, весьма изящной формы, оснащенный необыкновенно высокими мачтами и широкими парусами, он, насколько можно было судить на таком расстоянии, обладал водоизмещением в семьсот – восемьсот тонн и, по всей видимости, отличался исключительной быстроходностью. Но был ли он вооружен? Имелись ли на его палубе орудия? Был ли его фальшборт снабжен орудийными портами, в то время закрытыми съемными щитами? Этого нельзя было разглядеть с корвета даже в лучшие подзорные трубы.
Ведь бриг отделяло от «Сифанты» расстояние по меньшей мере в четыре мили. К тому же, едва солнце скрылось за вершинами Аспровуны, наступили сумерки, и подножья прибрежных скал окутала густая тьма.
– Странное судно! – заметил капитан Тодрос.
– Можно подумать, что оно стремится проскользнуть между островом Платана и берегом! – добавил один из офицеров.
– Да! Точно корабль, боящийся, как бы его но заметили, и желающий скрыться! – ответил помощник.
Анри д’Альбаре не ответил, но он, как видно, разделял мнение своих офицеров. Маневр брига в ту минуту показался и ему подозрительным.
– Капитан Тодрос, – проговорил он наконец, – нам важно не потерять след этого корабля в течение ночи. Мы будем действовать таким образом, чтобы до наступления дня идти за ним. Но он не должен нас видеть, поэтому прикажите погасить все огни на корвете.
Старший офицер отдал нужные распоряжения. Наблюдение за бригом продолжалось до тех пор, пока его можно было различить на фоне нависавших над ним скал. Когда наступила ночь, он совершенно скрылся из виду, не обнаруживая себя ни единым огоньком.
На следующий день, с первыми лучами зари, Анри д’Альбаре был уже на носу «Сифанты», ожидая, пока да поверхности моря рассеется туман.
К семи часам пелена растаяла, и все подзорные трубы были направлены на восток.
Бриг попрежнему шел вдоль берега; он находился теперь против мыса Аликапорита, примерно в шести милях от «Сифанты». За ночь он еще больше ушел вперед, хотя совершенно не прибавил парусов к тем, что были у него накануне – фоку, фор и грот-марселям и фор-брамселю, тогда как грот и косой грот были взяты на гитовы.
– Это совсем не похоже на поведение корабля, стремящегося скрыться, – заметил помощник.
