Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. Т. 9"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 47 страниц)
Какой прекрасной и плодородной показалась бы эта земля, особенно в южной своей части, полгода назад, в самый разгар лета, когда день длится здесь целых пятнадцать – шестнадцать часов! Тогда повсюду взор ласкали бы зеленые долины и пастбища, способные прокормить тысячи животных; девственные леса, состоящие из гигантских деревьев – берез, буков, ясеней, кипарисов, древовидных папоротников; широкие равнины, по которым проносятся стада гуанако, вигоней и страусов, наконец целые армады пингвинов и всяких пернатых. Когда на «Альбатросе» зажглись электрические фонари, целые стаи кайр, уток, гусей и других птиц устремились к его бортам. Их было столько, что хватило бы пополнить дичью сотню таких кладовых, как у Франсуа Тапажа.
Это нашествие птиц принесло немало хлопот повару, который умел мастерски приготовлять их, уничтожая неприятный привкус жира. Прибавилось хлопот и у Фриколлина, который охотно ощипывал десяток за десятком этих лакомых представителей мира пернатых.
В тот день, около трех часов пополудни, перед самым заходом солнца, впереди показалось огромное озеро, окаймленное густыми лесами. В ту пору оно полностью замерзло, и несколько туземцев быстро скользили на длинных лыжах по его ледяной поверхности.
Едва завидев воздушный корабль, насмерть перепуганные фуэгийцы пустились наутек, а когда у них уже не было сил бежать, они спрятались, зарывшись в снег, словно животные.
Двигаясь к югу, «Альбатрос» пролетел над каналом Бигл, оставив позади остров Наварино, чье греческое имя ласкает ухо на фоне неблагозвучных названий этих далеких мест, и миновал остров Уолластон, расположенный в самой южной части Тихого океана. Наконец, преодолев семь тысяч пятьсот километров от берегов Дагомеи, он пролетел над последними островками Магелланова архипелага и самой южной точкой Нового Света – страшным мысом Горн, острый выступ которого вечно гложет прибой.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой «Альбатрос» совершает то, чего, пожалуй, никому не совершить
Наступило 24 июля. А ведь этому дню в Южном полушарии соответствует 24 января в Северном» Больше того, только что пройденный пятьдесят шестой градус южной широты соответствует на севере параллели, которая в Европе проходит через Шотландию на уровне Эдинбурга.
Поэтому термометр постоянно показывал среднюю температуру ниже нуля. Так что путешественникам приходилось занимать немного искусственного тепла у аппаратов, предназначенных для обогревания рубок воздушного корабля.
Следует упомянуть, что хотя продолжительность дня должна была постепенно возрастать после зимнего равноденствия, которое в Южном полушарии приходится на 21 июня, на самом деле день заметно уменьшался, ибо «Альбатрос» неуклонно приближался к полярным областям.
По этой причине южная часть Тихого океана, граничащая с Полярным кругом, освещалась очень ненадолго. Итак, днем – весьма мало света, а ночью – к тому же и весьма чувствительный холод. Чтобы сносить его, приходилось одеваться на манер эскимосов или фуэгийцев. И так как на борту «Альбатроса» теплых вещей было достаточно, то дядюшка Прудент и Фил Эванс, хорошенько укутавшись, могли подолгу оставаться на палубе, тщательно обдумывая свой план мести и ожидая лишь удобного случая, чтобы привести его в исполнение. Робура они видели мало; надо сказать, что после обмена обоюдными угрозами во время полета над Тимбукту инженер и его пленники вовсе не разговаривали.
Что касается Фриколлина, то он ни разу не выходил из кухни, где помогал Франсуа Тапажу приготовлять пищу, за что повар оказывал ему самое радушное гостеприимство. Эту выгодную должность негр охотно принял с разрешения своего господина. К тому же, оставаясь взаперти, Фриколлин не видел того, что происходит снаружи, и мог считать себя защищенным от опасности. Не походил ли он на страуса не только физически, из-за своего удивительного желудка, но и нравственно, из-за своей редкой бестолковости?
В какой же пункт земного шара держал теперь путь «Альбатрос»? Можно ли было предположить, что в самый разгар зимы он отважится проникнуть в область над южными морями или над землями, лежащими у самого полюса? Даже если допустить, что химические элементы батарей были бы достаточно морозостойкими, следовало помнить, что уже одно пребывание в ледяной атмосфере грозило гибелью всему экипажу, страшной гибелью от холода! Если бы Робур вздумал пересечь полюс в жаркое время года – еще куда ни шло! Но решиться на такой перелет в самый разгар антарктической зимы, во мгле вечной ночи, мог только безумец!
Так рассуждали председатель и секретарь Уэлдонского ученого общества, оказавшиеся против воли над тем материком Нового Света, который хоть и называется Америкой, но отнюдь не той, где расположены Соединенные Штаты!
В самом деле! До чего еще дойдет этот невыносимый Робур? И не наступило ли время покончить с путешествием, разрушив его летательный аппарат?
В тот день, 24 июня, инженер то и дело беседовал с боцманом. Не раз Том Тэрнер и Робур записывали показания барометра – и, видимо, не для определения достигнутой высоты, а чтобы получить данные, относящиеся к погоде. Без сомнения, в атмосфере происходили какие-то изменения, которые следовало принять во внимание.
Дядюшке Пруденту показалось даже, что Робур составляет опись всех оставшихся на борту запасов – как тех, что служат для питания тяговых и подъемных механизмов воздушного корабля, так и тех» что служат для питания человеческих организмов, о бесперебойной работе которых также следовало позаботиться.
Все это, возможно, говорило о том, что инженер готовится в обратный путь.
– В обратный путь? – заметил Фил Эванс. – Интересно, куда?
– Туда, где этот Робур может пополнить свои запасы, – отвечал дядюшка Прудент.
– Должно быть, на какой-нибудь остров, затерянный в Тихом океане, где существует колония таких же проходимцев, как их вожак.
– И я того же мнения, Фил Эванс. Я полагаю, что Робур в самом деле помышляет о том, чтобы двинуться на запад, а при той скорости, какой обладает его воздушный корабль, он быстро достигнет цели.
– Но если он туда доберется… нам не удастся привести в исполнение свой план…
– Он туда не доберется, Фил Эванс!
Очевидно, коллеги отчасти проникли в замыслы инженера. К вечеру этого дня уже не оставалось сомнений, что «Альбатрос», достигнув границ антарктических вод, намеревался, наконец, повернуть назад. Как только льды сковывают все эти воды, вплоть до мыса Горн, все южные области Тихого океана покрываются ледяными полями и айсбергами. Ледовый пояс образует мощный барьер, который не могут преодолеть ни самые прочные корабли, ни самые отважные мореплаватели.
Разумеется, ускорив взмахи своих крыльев-винтов, «Альбатрос» мог бы перелететь сначала ледяные горы, во множестве скопившиеся на поверхности океана, а затем и горы сухопутные, возвышающиеся на материке вблизи полюса, если только самая южная точка земного шара действительно лежит на материке. Но разве мог он отважиться продолжать свой полет в ледяной атмосфере, которая в период полярной ночи охлаждается до шестидесяти градусов ниже нуля? Конечно, нет!
Поэтому, углубившись километров на сто к югу, «Альбатрос» вскоре повернул к западу, взяв курс на один из неизвестных островов, расположенных в Тихом океане.
Внизу простиралась бескрайняя гладь океана, омывающего американский и азиатский материки. В это время его воды приняли ту своеобразную окраску, благодаря которой их называют «молочным морем». Немощные лучи полярного солнца не могли преодолеть полумрак, и вся поверхность этой части Тихого океана казалась молочно-белой. Ее можно было принять за огромное снежное поле, ибо с высоты водная гладь казалась совершенно невозмутимой. Вероятно, именно так выглядит эта часть океана, когда мороз сковывает его воды, превращая их в безграничное ледяное поле.
Как известно, это необычайное явление вызывают мириады светящихся телец, фосфоресцирующих микроорганизмов. Но удивительнее всего, что такое скопление мельчайших живых существ, излучающих опаловый свет, наблюдалось за пределами Индийского океана.
Внезапно барометр, который в утренние часы держался довольно высоко, резко упал. В атмосфере появились признаки, которые заставили бы насторожиться обыкновенный корабль, но воздушный корабль мог ими пренебречь. Очевидно, какая-то страшная буря не так давно возмутила воды Тихого океана.
В час пополудни Том Тэрнер, подойдя к инженеру, сказал:
– Мистер Робур, взгляните на эту черную точку на горизонте! Вон… там… прямо к северу от нас. Не утес ли это?
– Нет, Том, в той стороне не может быть земли.
– Тогда это, должно быть, корабль или по крайней мере шлюпка.
Дядюшка Прудент и Фил Эванс, стоявшие на носу «Альбатроса», напряженно всматривались в точку, указанную Томом Тэрнером.
Робур приказал принести свой морской бинокль и принялся внимательно наблюдать за движущимся предметом.
– Это какая-то шлюпка, – объявил он, – и я уверен, что в ней люди.
– Потерпевшие кораблекрушение? – воскликнул Том.
– Да, потерпевшие кораблекрушение люди, которым пришлось оставить свое судно, – продолжал Робур, – несчастные, потерявшие представление о том, где находится земля, быть может, погибающие от голода и жажды! Ну, что ж! Никто не посмеет сказать, что «Альбатрос» не пришел им на помощь!
Механику и двум его помощникам был отдан короткий приказ, и воздушный корабль начал медленно опускаться. Метрах в ста от поверхности моря «Альбатрос» остановился и, ускорив вращение гребных винтов, быстро понесся к северу.
На волнах беспомощно покачивалась шлюпка. Ее парус бессильно повис на мачте. Из-за отсутствия ветра она лишилась управления, а на борту ее, повидимому, ни у кого не было сил справиться с веслом.
В глубине шлюпки лежали пять человек: они либо спали, либо не могли пошевелиться от истощения, если вообще были живы.
Подлетев ближе, «Альбатрос» начал постепенно снижаться.
На корме лодки можно было разобрать название судна, с которого она была спущена: то был французский корабль «Жаннетта» из Нанта, очевидно покинутый своим экипажем.
– Э-эй! – закричал Том Тэрнер.
Его должны были услышать, ибо шлюпка находилась в каких-нибудь восьмидесяти футах под «Альбатросом».
Никакого ответа.
– Стреляйте! – приказал Робур.
Команда была выполнена, и громкий звук выстрела прокатился над поверхностью воды.
И тогда с «Альбатроса» увидели, как один из потерпевших бедствие с трудом поднялся: глаза его блуждали, а изможденное лицо напоминало лицо скелета.
При виде «Альбатроса» он вздрогнул от испуга.
– Не бойтесь, – крикнул Робур по-французски. – Мы пришли к вам на помощь!… Кто вы?
– Матросы с «Жаннетты», трехмачтового судна, на котором я был помощником капитана, – ответил человек. – Вот уже пятнадцать дней… мы оставили его… когда оно пошло ко дну!… У нас нет ни воды, ни пищи!…
Четверо других потерпевших кораблекрушение медленно приподнимались. Измученные, исхудавшие, дошедшие до последней степени истощения, они простирали руки к воздушному кораблю.
– Внимание! – закричал Робур.
С «Альбатроса» на веревке было спущено в шлюпку ведро с пресной водой. Несчастные накинулись на воду с такой жадностью, что на них было больно смотреть.
– Хлеба!… хлеба!… – кричали они.
Немедленно была спущена и корзина с провизией: в ней были консервы, бутылка брэнди и несколько литров кофе. Помощник капитана с большим трудом удерживал изголодавшихся людей, набросившихся на еду.
Затем из шлюпки донеслось:
– Где мы?
– В пятидесяти милях от берегов Чили и от архипелага Чонос, – ответил Робур.
– Благодарю. Но без ветра нам…
– Мы возьмем вас на буксир!
– Кто вы такие?…
– Люди, которые рады оказать вам помощь, – кратко ответил Робур.
Помощник капитана понял, что должен уважать инкогнито своих спасителей.
Но можно ли было надеяться, что летательная машина окажется достаточно сильной, чтобы взять шлюпку на буксир?.
Разумеется! И, привязанная к концу каната длиною в сто футов, шлюпка быстро понеслась на восток, увлекаемая мощным летательным аппаратом.
К десяти часам вечера появилась земля: с «Альбатроса» заметили береговые огни. Для потерпевших кораблекрушение моряков «Жаннетты» эта помощь с неба пришла как раз во-время, и они имели все основания считать свое спасение чудом!
Как только шлюпка оказалась вблизи проливов между островами Чонос, Робур крикнул, чтобы матросы отвязали конец каната, что они и сделали, благословляя своих спасителей; затем «Альбатрос» вновь направился в сторону открытого моря.
Положительно, он был великолепен, этот воздушный корабль, способный прийти на помощь потерпевшим кораблекрушение морякам, затерянным среди океана! Какой воздушный шар, даже самой совершенной конструкции, был бы способен сослужить подобную службу! Дядюшке Пруденту и Филу Эвансу пришлось с этим согласиться, несмотря на то, что они пребывали в таком расположении духа, когда люди готовы спорить даже против очевидности.
А волнение на море все не успокаивалось. Тревожные признаки нарастали. Барометр упал еще на несколько делений. Порывистый ветер то яростно свистел между подъемными винтами «Альбатроса», то на минуту совсем затихал. При таких условиях парусному судну пришлось бы уже взять два рифа в марселях и один риф в фоке. Все указывало на то, что направление ветра вот-вот переменится и он задует с северо-запада. Стекло штормгласса затуманилось, и это также внушало тревогу.
К часу ночи ветер достиг бешеной силы. Однако, хотя воздушный корабль шел теперь против ветра, он еще мог благодаря своим мощным гребным винтам преодолевать его и продвигаться вперед со скоростью четырех-пяти лье в час. Но большего от него нельзя было требовать.
Очевидно, надвигался грозный циклон – явление в тех широтах весьма редкое. Как бы его ни называли – ураганом в Атлантическом океане, тайфуном в Китайских морях, самумом в Сахаре, торнадо на западном побережье, – это всегда и всюду свирепый и весьма опасный вихрь! Да, опасный для всякого судна, попавшего в орбиту этой крутящейся бури, вращательное движение которой усиливается от окружности к центру; лишь в самой середине этого воздушного Мальмстрема остается относительно спокойная зона.
Робур это знал. Он знал также, что самым благоразумным было бежать от циклона, вырваться из сферы его действия, поднявшись в верхние слои атмосферы. До сих пор ему это всегда удавалось. Но теперь нельзя было терять ни одного часа, пожалуй, даже ни одной минуты!
В самом деле, неистовство ветра возрастало с каждой секундой. Обезглавленные вихрем волны мчались, разбрызгивая белую пену по поверхности океана. Циклон, перемещаясь с невероятной скоростью, неудержимо двигался к полярным областям.
– Вверх! – скомандовал Робур.
– Вверх! – повторил Том Тэрнер.
Подъемные винты воздушного корабля заработали с максимальной быстротою, и он устремился под острым углом вверх, точно двигался по наклонной плоскости, установленной в юго-западном направлении.
В это мгновение барометр вновь опустился: ртутный столбик резко упал – сначала на восемь, затем на двенадцать миллиметров. Внезапно восходящее движение «Альбатроса» приостановилось.
Чем объяснялась эта остановка? Повидимому, она произошла вследствие того, что мощный воздушный поток стремился сверху вниз, и под его давлением «Альбатрос» не мог найти себе надежной опоры в атмосфере.
Когда пароход поднимается вверх по течению реки, работа винта тем менее успешна, чем быстрее текущая вода уходит из-под его лопастей. При этом судно так сильно относит назад, что его попятное движение может порою стать равным поступательному. То же происходило и с «Альбатросом».
Однако Робур не прекратил борьбы. Все семьдесят четыре винта «Альбатроса», работая ровно и согласованно, вращались с предельной скоростью. Но неумолимо увлекаемый циклоном, летательный аппарат не мог вырваться из его грозных объятий. Пользуясь каждой минутой затишья, «Альбатрос» пытался подняться вверх, но под тяжестью циклона снова и снова падал вниз, подобно тонущему кораблю. Казалось, он судорожно барахтается в волнах воздушного океана, затерянный в ночной мгле, которую его фонари побеждали только на очень небольшом пространстве.
Было очевидно, что, если ярость циклона еще возрастет, «Альбатрос», потеряв управление, превратится в хрупкую соломинку, в жалкую игрушку вихря, способного с корнем вырывать деревья, сносить кровли и разрушать стены зданий.
Робур и Том Тэрнер могли теперь объясняться лишь жестами. Дядюшка Прудент и Фил Эванс, вцепившись в перила, спрашивали себя, не сыграет ли разбушевавшаяся стихия им на руку, не уничтожит ли она сама воздушный корабль и его изобретателя, а вместе с ним и секрет изобретения!
Так как «Альбатросу» не удавалось подняться в верхние слои атмосферы и вырваться из цепких лап циклона, ему, повидимому, оставалось только одно: попытаться достичь относительно спокойной зоны в центре циклона, где он мог бы свободнее маневрировать. Но чтобы достичь этой зоны, надо было преодолеть центробежную силу вращающегося вихря, который удерживал воздушный корабль в своей орбите. Достанет ли на это у «Альбатроса» мощности?
Внезапно тучи на небе разорвались, и сгустившиеся водяные пары хлынули вниз потоками дождя.
Было два часа ночи. Барометр, падавший резкими скачками – по двенадцать миллиметров сразу, – в эту минуту опустился до семисот девяти миллиметров; правда, такое понижение объяснялось отчасти тем, что воздушный корабль находился в то время на значительной высоте над уровнем моря.
Описанный циклон был явлением тем более редким, что возник он за пределами тех областей, в которых, как правило, наблюдаются подобные вихри: области эти расположены между тридцатым градусом северной и двадцать шестым градусом южной широты. Быть может, именно поэтому крутящаяся буря внезапно превратилась в обыкновенный ураган, движущийся по прямой. Но зато в какой ураган! С ним можно было бы сравнить разве только неистовый шквал, налетевший 22 марта 1882 года на штат Коннектикут, скорость которого достигала ста шестнадцати метров в секунду, то есть свыше ста лье в час.
Стало быть, «Альбатросу» оставалось лишь мчаться по ветру, подобно судну, убегающему от бури, или, вернее, не противиться воздушному течению, вырваться из которого он был не в силах. Но, послушно двигаясь по навязанному ему пути, воздушный корабль несся к югу, приближаясь к полярным областям, которых Робур стремился избежать; теперь он не волен был избирать себе направление и вынужден был лететь туда, куда увлекал его ураган.
Том Тэрнер стал у руля. Требовалось все его умение, чтобы «Альбатрос» не опрокинулся.
На рассвете, если можно так назвать неясный проблеск света, окрасивший горизонт, «Альбатрос» оставил за собой пятнадцать градусов широты, считая от мыса Горн, иначе говоря, он пролетел больше четырехсот лье и проник в пределы Южного полярного круга.
Здесь в июле месяце ночь продолжается девятнадцать с половиной часов. Солнечный диск, не дающий ни тепла, ни света, едва появившись на горизонте, почти тотчас же скрывается вновь. На самом полюсе вечная ночь длится сто семьдесят девять дней. Все указывало на то, что «Альбатросу» вскоре предстояло погрузиться во мрак этой ночи, словно в пучину.
Если бы в тот день можно было произвести обсервацию, то она показала бы, что воздушный корабль достиг 66°40' южной широты. Всего тысяча четыреста миль отделяли его в то время от Южного полюса.
«Альбатрос» неотвратимо приближался к этой недоступной точке земного шара, и скорость полета, можно сказать, «скрадывала» его тяжесть, несмотря на то, что сила притяжения над полюсом несколько увеличивается, ибо Земля здесь приплюснута. Казалось, воздушный корабль мог теперь вполне обойтись без своих подъемных винтов. А вскоре ураган достиг такой силы, что Робур счел нужным довести и число оборотов гребных винтов до минимума; таким способом инженер рассчитывал избежать серьезных поломок и в то же время сохранить управление «Альбатросом», предельно уменьшив собственную скорость воздушного корабля.
В обстановке грозной опасности инженер хладнокровно отдавал распоряжения, а экипаж выполнял их с такой готовностью, словно в груди начальника и его подчиненных билось одно сердце.
Дядюшка Прудент и Фил Эванс ни на мгновение не покидали палубы. Впрочем, на ней можно было оставаться, не испытывая никаких неудобств. Сопротивление воздуха было настолько незначительно, что почти не ощущалось. Воздушный корабль напоминал теперь аэростат, который движется вместе с несущей его воздушной средой.
Область Южного полюса, по приблизительным подсчетам, занимает площадь в четыре миллиона пятьсот тысяч квадратных километров. Материк ли это? Или архипелаг? Или же древнее море, льды которого не тают даже в летнее время? Этого никто не знает. Твердо известно лишь одно: на Южном полюсе гораздо холоднее, чем на Северном, и это объясняется положением Земли на ее орбите в период антарктической зимы.
Ничто в тот день не указывало, что буря слабеет. «Альбатрос» должен был вступить в область, лежащую у самого Южного полюса, вблизи семьдесят пятого меридиана. Вдоль какого меридиана он ее покинет и удастся ли ему вообще выбраться отсюда?
Мы уже говорили, что, по мере того как воздушный корабль продвигался на юг, продолжительность дня все сокращалась. Вскоре ему предстояло погрузиться во тьму вечной ночи, которую озаряют лишь свет луны да бледные лучи южного полярного сияния. Но месяц тогда едва народился, и спутники Робура рисковали ничего не увидеть в этих областях Антарктики, тайны которых до сих пор еще ускользают от взоров пытливого человечества.
Весьма вероятно, что «Альбатрос» пролетел над несколькими уже известными пунктами, лежащими близ Южного полярного круга; он двигался западнее Земли Грейама, открытой Биско в 1832 году, и Земли Луи-Филиппа, открытой в 1838 году Дюмон д’Юрвилем; обе эти территории – самые удаленные пункты, когда-либо достигнутые человеком на этом еще не изученном континенте.
Между тем на борту «Альбатроса» люди не слишком страдали от холода, ибо температура держалась значительно выше, чем можно было опасаться. Казалось, ураган, словно своего рода воздушный Гольфстрим, нес с собою изрядный запас тепла.
Какая жалость, что вся эта область оставалась погруженной во мрак! Однако, если бы луна даже освещала окружающее пространство, возможность наблюдений была бы весьма ограничена. Дело в том, что зимой вся поверхность вокруг Южного полюса скована ледяным панцырем и занесена необозримым снежным покровом. В эту пору незаметно даже так называемого «мерцания» льдов, белесый свет которого мог бы слегка окрасить темный горизонт. Как различить в таких условиях очертания суши, как определить площадь морей и расположение островов? Как произвести гидрографическую съемку местности? Как составить орографическое описание территории, когда холмы и горы невозможно отличить от айсбергов и ледовых заторов?
Около полуночи тьму озарило южное полярное сияние. Окруженное серебристой бахромою, оно походило на гигантский раскрытый веер, занимавший половину небосвода. Во все стороны от него расходились яркие электрические лучи; некоторые из них, постепенно угасая, достигали зенита, где сверкали четыре звезды, образующие созвездие Южного Креста. То было поистине величественное зрелище! Свет южного полярного сияния позволял охватить взглядом общий вид местности, укрытой бесконечной снежной пеленою.
Нечего и говорить, что над этими районами, расположенными у самого магнитного полюса, стрелка буссоли постоянно колебалась и не могла точно указывать направление, которому следовал воздушный корабль. И вот наступил момент, когда, наблюдая за ее склонениями, Робур пришел к выводу, что воздушный корабль находится над южным магнитным полюсом, лежащим приблизительно на семьдесят восьмом градусе южной широты.
А позднее, около часа ночи, вычислив угол, который стрелка буссоли образует с вертикальной плоскостью, инженер воскликнул:
– Под нами Южный полюс!
Внизу показалась огромная белоснежная шапка, но она ревниво скрывала от взоров то, что находилось под ее ледяным покровом.
Вскоре южное полярное сияние погасло, и математическая точка, где сходятся все земные меридианы, осталась такой же неизученной, какой она была и до тех пор.
Надо сказать, что если дядюшка Прудент и Фил Эванс намеревались похоронить в каком-нибудь пустынном месте воздушный корабль вместе с теми, кого он уносил на борту, то случай был самый благоприятный. И если они этого не сделали, то, без сомнения, лишь потому, что еще не раздобыли взрывчатого вещества.
Между тем ураган продолжал дуть с такой силой, что, если бы на пути «Альбатроса» встретилась какая-нибудь гора, он разбился бы подобно кораблю, наскочившему на прибрежные скалы.
И в самом деле, управлять движением воздушного корабля было тогда невозможно ни в горизонтальной, ни в вертикальной плоскости.
А ведь на землях Антарктиды, как известно, возвышается несколько горных вершин. Вот почему каждую минуту можно было ожидать столкновения и гибели летательного аппарата.
Такой катастрофы приходилось опасаться тем более, что после нулевого меридиана ветер повернул на восток. И тогда в сотне километров от воздушного корабля показались две светящиеся точки.
Это были два вулкана, входящие в мощную систему гор Росса, – Эребус и Террор.
Неужели «Альбатросу» предстояло сгореть в их пламени, словно гигантской бабочке?
Путешественникам пришлось пережить тревожный час. Один из вулканов, Эребус, казалось, готов был спалить воздушный корабль, который не мог вырваться из русла урагана. Столбы пламени росли буквально на глазах. Завеса огня преграждала путь. Огромное зарево полыхало вокруг. Ярко освещенные лица людей, стоявших на борту «Альбатроса», казались зловещими. Недвижимо, без звука, без жеста, все ждали ужасной минуты, когда их поглотит эта огнедышащая печь.
Однако ураган, уносивший «Альбатрос», сам спас его от страшной катастрофы. Языки пламени Эребуса, опавшие от сильного порыва ветра, дали дорогу воздушному кораблю, и под брызгами расплавленной лавы, которые, по счастью, отбрасывала центробежная сила подъемных винтов, «Альбатрос» пролетел над самым кратером действующего вулкана.
Часом позже два колоссальные факела, озаряющие крайние пределы мира во время долгой полярной ночи, уже скрылись за горизонтом.
В два часа «Альбатрос» прошел над островом Баллени, расположенным у границ побережья Декуверт; но разглядеть этот остров было невозможно, ибо льды прочно спаяли его с антарктическим материком.
Начиная с Южного полярного круга, который «Альбатрос» вновь перелетел вдоль сто семьдесят пятого меридиана, ураган мчал воздушный корабль над ледовыми заторами и айсбергами, которые ежеминутно угрожали ему гибелью. Отныне «Альбатрос» больше не подчинялся своему рулевому, он находился в руках божьих… А бог хороший кормчий.
Воздушный корабль двигался теперь на север вдоль Парижского меридиана, который образует угол в сто пять градусов с тем меридианом, которому он следовал впервые, пересекая Южный полярный круг.
Наконец за пределами шестидесятой параллели появились признаки, свидетельствовавшие, что ураган слабеет. Скорость его заметно уменьшилась, «Альбатрос» мало-помалу вновь приобретал свободу передвижения, Затем – и это было истинным облегчением – он опять вернулся в освещенные области земного шара, и часов в восемь утра над горизонтом взошло солнце.
Робур и его люди, в свое время ускользнувшие от циклона возле мыса Горн, теперь спаслись и от урагана. Они вновь оказались над Тихим океаном, пролетев семь тысяч километров над полярными землями всего лишь за девятнадцать часов, то есть со скоростью свыше одного лье в минуту; такая быстрота в два раза превосходила ту, которую «Альбатрос» мог развить при помощи своих гребных винтов в обычной обстановке.
Вследствие колебаний стрелки буссоли, вызванных близостью магнитного полюса, Робур не знал, где он находится. Надо было дождаться появления солнца, чтобы произвести обсервацию. К несчастью, небо в тот день было сплошь затянуто тучами и солнце вовсе не показывалось.
Инженер был тем более раздосадован невозможностью определить местонахождение воздушного корабля, что во время бури оба гребных винта были повреждены.
Сильно раздраженный этой поломкой, Робур вынужден был пока что примириться с весьма умеренной скоростью «Альбатроса», который делал в то время не более шести лье в час. Вдобавок ко всему следовало считаться с опасностью новых поломок. Если бы оба гребных винта вышли из строя, положение «воздушного корабля, летевшего над безбрежными просторами Тихого океана, стало бы весьма затруднительным. Поэтому инженер спрашивал себя, не должен ли он немедленно приступить к исправлению винтов, чтобы сделать дальнейшее путешествие более надежным.
На следующий день, 27 июля, часов в семь утра, на севере показалась какая-то земля. Вскоре выяснилось, что это остров. Но какой именно? Ведь таких островов на Тихом океане насчитывают тысячи! Как бы то ни было, Робур решил сделать здесь остановку, не опускаясь, однако, на землю. По его мнению, одного дня должно было хватить для исправления поломок, и вечером воздушный корабль сможет продолжать свой путь.
Ветер совсем прекратился, и это благоприятствовало планам инженера: можно было рассчитывать, что «Альбатрос» останется неподвижным в небе и не будет унесен неведомо куда.
С воздушного корабля спустили канат длиною в сто пятьдесят футов, с якорем на конце. Когда «Альбатрос» приблизился к острову, якорь скользнул по рифам, а затем прочно засел меж двух утесов. Затем под действием подъемных винтов канат натянулся, и «Альбатрос» застыл в воздухе, подобно судну, ставшему на якорь.
Впервые после того, как воздушный корабль покинул Филадельфию, он вновь коснулся земли.