Текст книги "Собрание сочинений в 12 т. Т. 9"
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 47 страниц)
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ставка в двадцать миллионов
Никто не мог предугадать, каковы будут последствия смерти банкира. Вполне естественно, что, узнав о ней, Анри д’Альбаре воспрянул духом. Во всяком случае, свадьба Хаджины откладывалась. Понимая, что смерть отца должна была причинить девушке глубокое горе, офицер тотчас же отправился в дом на Страда Реале, но не смог увидеть ни Хаджину, ни Ксариса. Ему ничего не оставалось, как терпеливо ждать.
«Если, соглашаясь выйти замуж за Старкоса, – думал он, – Хаджина подчинялась воле отца, то теперь, когда его не стало, свадьба эта не состоится!»
Рассуждение это не было лишено логики. А отсюда следовал вывод: если шансы Анри д’Альбаре повысились, то шансы Николая Старкоса понизились.
И нет ничего удивительного, что на другой же день Скопело вызвал капитана «Каристы» на откровенный разговор по поводу этого важного события.
Весть о смерти Элизундо, поднявшей в городе бурю толков, принес Старкосу его помощник, явившийся на саколеву, как всегда, в девять часов утра.
Можно было ожидать, что при первых же его словах Николай Старкос разразится гневом. Ничуть не бывало. Капитан умел сдерживать себя и не любил спорить с очевидностью.
– А, так Элизундо умер? – переспросил он.
– Да… умер!
– Скорее покончил самоубийством, – прибавил Старкос вполголоса, будто говоря с самим собою.
– Нет, – отвечал Скопело, уловив слова капитана. – Нет! Врачи констатировали смерть от удара…
– Скоропостижная кончина?…
– Почти. Он сразу же потерял сознание и до последней минуты не произнес ни слова.
– Хорошо, что все так получилось, Скопело!
– Еще бы, капитан, а главное, ведь дело с Аркадией уже улажено?…
– Вполне, – отвечал Старкос. – Векселя он учел, и теперь транспорт пленных в наших руках.
– Да, черт побери, во-время мы все устроили! – вскричал Скопело. – Значит, капитан, одно дело улажено, а другое?
– Другое?… – спокойно переспросил капитан. – Что ж, и оно закончится как надо. Я не предвижу никаких осложнений! Хаджина Элизундо выполнит волю умершего отца, так же как она выполнила бы ее при его жизни, и по тем же самым причинам!
– Значит, капитан, вы не собираетесь идти на попятный?
– На попятный! – воскликнул Старкос тоном, выражавшим непреклонную решимость сокрушить любые препятствия. – Скажи, Скопело, неужели ты думаешь, что найдется на свете человек, который согласится отдернуть руку в тот миг, когда в нее готовы свалиться двадцать миллионов!
– Двадцать миллионов! – улыбаясь и кивая головой, повторил Скопело. – Да! Я именно так и оценивал состояние нашего старого приятеля Элизундо!
– Солидный капитал и в надежных ценностях, – продолжал Николай Старкос, – хоть сейчас же пускай в оборот…
– С той минуты, как он перейдет к вам, капитан, – перебил его Скопело, – пока же им владеет красотка Хаджина…
– А она достанется мне! Будь уверен, Скопело! Одно мое слово – и имя покойного банкира будет опозорено, а его дочери честь отца и теперь дороже денег! Но я ничего не открою, мне не придется ничего разглашать! Я диктовал свою волю Элизундо и буду отныне диктовать ее Хаджине. Она с радостью принесет в приданое Николаю Старкосу свои двадцать миллионов, а если ты в этом сомневаешься, Скопело, значит ты плохо знаешь капитана «Каристы»!
Николай Старкос говорил так уверенно, что его не слишком легковерный помощник склонился к тому, что непредвиденное событие не расстроит, а только отсрочит намеченную свадьбу.
Насколько длительной окажется оттяжка, – вот что занимало Скопело, да и самого Старкоса, хотя он никому бы в этом не признался. На следующий день он не преминул отправиться на похороны богача банкира, которые оказались не особенно пышными и совсем немноголюдными. Там он встретился с Анри д’Альбаре; оба несколько раз обменялись взглядами, и только.
В течение пяти дней, последовавших за смертью банкира, капитан «Каристы» делал тщетные попытки проникнуть в дом Элизундо. Двери конторы были закрыты для всех. Казалось, с кончиной хозяина вымер и весь дом.
Впрочем, Анри д’Альбаре повезло не более, чем его сопернику. Ему не удалось добиться ответа от Хаджины ни лично, ни в письменной форме. Не раз спрашивал он себя, не уехала ли девушка из Корфу со своим верным защитником Ксарисом, который также нигде не показывался.
Между тем капитан «Каристы» вовсе не собирался отказываться от своих планов и всюду охотно повторял, что осуществление их лишь временно откладывается. Благодаря его заверениям и хитростям Скопело, благодаря слухам, намеренно распространявшимся ими, ни у кого не возникло сомнений, что брак Хаджины и Николая Старкоса состоится. Нужно только переждать время траура, а возможно, привести в порядок денежные дела банкирского дома.
Все знали, что Элизундо владел несметным богатством. В толках всего квартала и пересудах города оно, разумеется, раз в пять приумножалось. Да, утверждали, будто банкир оставил не менее ста миллионов. Как богата юная Хаджина и какой счастливец ее нареченный, Николай Старкос! Об этом только и говорили в Корфу, в обоих его предместьях и даже в самых далеких селеньях острова! Страда Реале притягивала к себе всех городских зевак. За неимением лучшего они довольствовались тем, что глазели на знаменитый дом, куда влилось столько денег и где все они скопились: ведь их так мало расходовали!
Состояние и правда было огромным. Оно доходило до двадцати миллионов и заключалось, как сказал Николай Старкос своему помощнику, не в земельной собственности, а в легко реализуемых ценностях.
Все это Ксарис, а вслед за ним и Хаджина узнали в первые же дни после смерти Элизундо. Но девушке пришлось узнать и то, каким способом ее отец нажил свое состояние. Имея некоторый навык в банковских операциях, Ксарис, разбираясь в бумагах и счетных книгах покойного, понял, на чем зиждилось процветание фирмы Элизундо. Несомненно, старик намеревался впоследствии уничтожить эти документы, но смерть застала его врасплох. Доказательства были налицо. Они сами за себя говорили!
Теперь Хаджина и Ксарис слишком хорошо понимали, каким путем достались банкиру его миллионы! За ними стоял позор работорговли и тысячи загубленных жизней! Так вот почему Николай Старкос держал в руках Элизундо! Старик был его сообщником! Капитан «Каристы» мог обесчестить его одним словом! А сам бы бесследно исчез! И ценою своего молчания он покупал у отца дочь!
– Негодяй!… Негодяй!… – кричал Ксарис.
– Молчи! – останавливала его Хаджина.
И он умолкал, чувствуя, что слова его могли относиться не только к Николаю Старкосу!
Так или иначе, но обстоятельства вынуждали Хаджину немедленно принять решение. В общих интересах ей следовало ускорить развязку.
И вот на шестой день после смерти Элизундо, часов в семь вечера, Николай Старкос встретил Ксариса, ожидавшего его на пристани, у лестницы. Он предложил капитану немедленно последовать за ним в дом банкира.
Нельзя сказать, чтобы приглашение прозвучало любезно. Тон Ксариса не отличался ни приветливостью, ни дружелюбием. Но Старкос был не из тех, кого мог смутить такой пустяк, и он двинулся за Ксарисом.
Соседи, видевшие, как Старкос вошел в дом банкира, где до сих пор упорно никого не принимали, окончательно решили, что успех на его стороне.
Николая Старкоса провели в кабинет Элизундо, где он застал Хаджину. Она сидела за столом, заваленным множеством бумаг и счетных книг. Капитан сразу понял, что девушка уже разобралась в делах покойного отца, и не ошибся. Но знала ли она о связях банкира с пиратами Архипелага, вот о чем он спрашивал себя.
При входе Старкоса Хаджина встала, что избавляло ее от необходимости предложить ему сесть, и сделала Ксарису знак удалиться. Она была в трауре. Хотя мучительная бессонница оставила след на ее строгом лице, но в усталых глазах девушки читались воля и решимость. Чувствовалось, что она сумеет сохранить полное самообладание в разговоре, столь важном для судеб всех, кого он касался.
– Я весь к вашим услугам, Хаджина Элизундо, – начал капитан. – Зачем вы призвали меня?
– По двум причинам, Николай Старкос, – ответила девушка. – Во-первых, я хочу объявить вам, что отказываюсь от брака, навязанного мне, как вам известно, моим отцом.
– А я, – холодно возразил Николай Старкос, – скажу только одно: очевидно, Хаджина Элизундо не подумала о последствиях своего отказа.
– Подумала, – ответила девушка, – и вы, Старкос, поймете, насколько непоколебимо мое решение, если я скажу, что мне известно, какие отношения связывали контору Элизундо с вами и вам подобными!
При этих словах девушки капитан «Каристы» помрачнел. Разумеется, он ждал, что Хаджина в вежливой форме возьмет назад свое слово, но рассчитывал сломить сопротивление, открыв ей правду об отце, сообщнике корсаров. А оказывается, Хаджина все знает. Она вырвала из его рук самое верное оружие. Однако он продолжал борьбу.
– Итак, – сказал он чуть насмешливо, – вам известна тайна банкирского дома Элизундо, и, зная ее, вы все же решаетесь разговаривать со мной в таком тоне?
– Да, решаюсь, это мой долг, и я никогда не стану разговаривать с вами иначе.
– Должен ли я в таком случае считать, что Анри д’Альбаре…
– Не впутывайте сюда имя Анри д’Альбаре! – запальчиво перебила его Хаджина.
Затем, овладев собой и желая пресечь всякий разговор на эту тему, она добавила:
– Вы отлично знаете, что капитан д’Альбаре никогда не согласится на брак с дочерью банкира Элизундо.
– Какая разборчивость!
– Нет, порядочность!
– Что вы хотите этим сказать?
– Что порядочный человек не свяжет свою судьбу с дочерью банкира пиратов! Нет, он откажется от богатства, нажитого бесчестным способом!
– Мне кажется, мы отклонились от того, что нам надлежит решить! – заметил Николай Старкос.
– Все уже решено!
– Позвольте вам заметить, что Хаджина Элизундо собиралась выйти за капитана Старкоса, а не за капитана д’Альбаре! Смерть отца не должна была изменить ее намерений, как она не изменила и моих.
– Я подчинилась отцу, – ответила Хаджина, – не зная, во имя чего жертвую собой! Теперь я поняла, что, покоряясь, спасала его честь!
– А если так… – начал было Старкос.
– Я знаю, – не дала ему договорить Хаджина, – все началось с вас, вы вовлекли отца в эти гнусные дела, с вашей помощью грязные миллионы проникли в его банкирский дом, дотоле ничем не запятнанный! Я знаю, что вы угрожали ему публичным позором, если он не выдаст за вас свою дочь! Неужели, Николай Старкос, вы и вправду могли думать, что я согласилась стать вашей женой не из одной только покорности отцу?
– Допустим, Хаджина Элизундо, что мне нечего добавить к тому, что вам уже известно! Но если при жизни отца вы оберегали его честное имя, то оно, наверно, дорого вам и после его смерти; а если вы решитесь нарушить данное мне слово, то…
– То вы все раскроете! – воскликнула девушка с таким презрением и отвращением, что подобие краски выступило на лбу негодяя.
– Да… все! – подтвердил он.
– Вы этого не сделаете, Николай Старкос!
– Это еще почему?
– Тем самым вы выдадите и самого себя!
– Себя! Неужели вы думаете, что сделки совершались от моего имени? Не воображаете ли вы, Хаджина Элизундо, что Николай Старкос разбойничает на Архипелаге и продает в рабство военнопленных? Нет! Я нисколько не уроню себя, обличив вашего отца, а я его непременно обличу, если вы меня к этому принудите!
Девушка посмотрела пирату прямо в лицо. Как ни страшен был его взгляд, она не опустила перед ним своих гордых и честных глаз.
– Николай Старкос, – снова заговорила она, – я могла бы вас обезоружить одним словом, ибо не любовь, не симпатия толкают вас на брак со мной! Вы хотите завладеть богатством моего отца. Да, я могла бы сказать: вам нужны лишь мои миллионы! Вот они!… Возьмите их! И убирайтесь отсюда, чтобы я вас никогда больше не видела!… Но я так не скажу, Николай Старкос!… Унаследованное мною богатство вам не достанется!… Я оставлю его у себя!… И распоряжусь им го своему усмотрению!… Вам его никогда не видать!… А теперь вон из этой комнаты! Вон из моего дома!… Вон!…
Высоко подняв голову, протянув руку вперед, Хаджина, казалось, проклинала капитана, как несколько недель назад на пороге отчего дома его прокляла Андроника. Но если в тот день Старкос отступил перед грозным жестом матери, то на сей раз он решительно шагнул к девушке.
– Хаджина Элизундо, – тихо произнес он, – мне нужны эти миллионы!… Они мне нужны, и я получу их… любой ценой.
– Нет!… Скорее я их уничтожу, скорее выброшу их в море! – отвечала Хаджина.
– А я говорю, что получу их!… Я этого хочу!
Николай Старкос схватил девушку за руку. Он не помнил себя от бешенства. У него потемнело в глазах. Он был готов убить ее!
В один миг Хаджина поняла, что ей грозит. Умереть! Ах, не все ли равно теперь! Смерть нисколько ее не пугала! Но сильный характер повелевал ей иначе распорядиться своей судьбою… Хаджина приговорила себя к жизни.
– Ксарис! – крикнула она.
Дверь распахнулась. На пороге появился Ксарис.
– Выгони этого человека!
Старкос не успел опомниться, как очутился в железных объятьях. Он задыхался. Он силился что-то сказать, крикнуть… Но это было так же невозможно, как вырваться из тисков. И вот помятого, полузадушенного, не имевшего даже сил завыть от обиды, его вышвырнули за дверь.
Ксарис напутствовал его так:
– Я убил бы тебя, будь на то ее воля! Я это сделаю, как только она прикажет.
И он запер дверь.
Улица в тот час уже опустела. Никто не видел, как Николая Старкоса выставили из дома банкира Элизундо. Зато все видели, как он туда вошел, и этого было вполне достаточно. Когда до Анри д’Альбаре дошла весть, что его соперника принимали там, куда он сам не имел доступа, офицер подумал, как и все остальные, что капитан «Каристы» на правах жениха виделся с глазу на глаз с Хаджиной.
Какой это был для него удар! Старкоса принимали в доме, строго-настрого закрытом для него! В первую минуту он чуть не проклял Хаджину, да и кто на его месте поступил бы иначе? Но ему удалось взять себя в руки, и хотя все, повидимому, говорило против девушки, любовь одержала верх над гневом.
– Нет! нет!… – восклицал он. – Невозможно!… Она… и этот человек! Быть не может!… Немыслимо!
Между тем, хорошенько поразмыслив, Старкос, попреки своим угрозам, решил молчать. Он рассудил, что пока не стоит открывать тайну покойного банкира. Тем самым он будет держать в руках Хаджину: ведь он всегда успеет очернить память Элизундо, если того потребуют обстоятельства.
Так было решено им и Скопело. Старкос без утайки рассказал своему помощнику, чем закончился визит к Хаджине. Скопело согласился с капитаном и заметил, что раз уж дела приняли дурной оборот, то самое правильное выжидать, ничего не разглашая. Больше всего сообщников смущало, что девушка и не подумала купить деньгами их молчание. Чем это объяснить? Непостижимо!
В течение нескольких дней, до 12 ноября, Николай Старкос ни на час не покидал саколеву. Он изыскивал, он изобретал средства, способные привести его к цели. При этом он главным образом рассчитывал на удачу, ни разу не изменявшую ему на его мерзком пути… Но теперь он напрасно на нее надеялся.
Анри д’Альбаре тоже уединился. Он больше не возобновлял попыток увидеться со своей бывшей невестой, считая, что это ни к чему не приведет. И все же надежда не покидала его.
Двенадцатого ноября вечером офицеру принесли письмо. Сердце подсказало ему, что оно от Хаджины. Открыв его, он первым делом посмотрев на подпись: предчувствие не обмануло его.
Несколько строк, написанных рукой девушки, гласили:
«Анри!
Смерть отца возвратила мне свободу, и все же вы должны отказаться от меня! Дочь банкира Элизундо не достойна вас! Я никогда не выйду замуж за негодяя Николая Старкоса, но не могу стать и вашей женой – женой честного человека! Простите и прощайте!
Хаджина Элизундо».
Прочитав письмо, Анри д’Альбаре, не раздумывая, бросился на Страда Реале…
Дом был заперт, брошен и пуст, словно Хаджина и ее верный Ксарис покинули его навсегда.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Архипелаг в огне
Остров Скио, или, как его с некоторых пор называют, Хиос, находится в Эгейском море, к западу от Смирнского залива, у побережья Малой Азии. Вместе с Лесбосом на севере и Самосом на юге он входит в группу Спорадских островов, расположенных в восточной части Архипелага. Его периметр не превышает сорока лье. На Хиосе возвышается гора Пиллиней (ныне гора Элиас), достигающая высоты в две тысячи пятьсот футов над уровнем моря.
Важнейшие города на острове – Волиссос, Питие, Дельфиниум, Левкония, Кавкаса, но самый крупный из них его столица, Хиос. Здесь 30 октября 1827 года высадился полковник Фавье во главе небольшого экспедиционного корпуса, который насчитывал семьсот солдат регулярных войск и двести всадников, а также полторы тысячи солдат на жалованье у жителей; корпусу были приданы десять гаубиц и десять пушек.
Вмешательство европейских держав после битвы при Наварине еще не привело к окончательному решению греческого вопроса. По существу Англия, Франция и Россия стремились ограничить новое королевство территорией, на которую распространилось восстание. Однако греческое правительство не могло с этим согласиться. Оно требовало помимо всей континентальной Греции острова Крит и Хиос, необходимые для обеспечения независимости страны. Поэтому, в то время как Миаулис сражался на Крите, а Дюка – на материке, Фавье в указанный нами день высадился в Мавролимене, на Хиосе.
Нетрудно понять, почему греки так стремились отобрать у турок этот замечательный остров, жемчужину Спорад. Его чудесный климат – дар лазурного неба, с которым бессильны соперничать небеса всей Малой Азии, – не знает ни жгучего зноя, ни резких холодов. Легкий бриз несет Хиосу прохладу, делая его самым благодатным из всех островов Архипелага. В гимне, который приписывают Гомеру, – а Хиос считает его одним из своих сынов, – поэт называет остров «весьма тучным». Западная часть его славится тончайшими винами, способными поспорить с лучшими напитками древности, и медом, не уступающим меду Гимета. На востоке вызревают апельсины и лимоны, которые высоко ценятся во всей Западной Европе. На юге растут различные виды мастиковых деревьев, приносящих стране ее величайшее богатство – драгоценную камедь, мастику, столь широко применяемую в искусстве и даже в медицине. Наконец в этом благословенном богами крае произрастают финиковые пальмы, фиговые, миндальные, гранатовые и оливковые деревья – прекрасные сорта плодовых, встречающихся в южных областях Европы.
Итак, правительство стремилось включить этот остров в состав нового королевства. Вот почему отважный Фавье, невзирая на все неприятности, причиняемые ему даже теми, за кого он проливал свою кровь, взял на себя задачу его отвоевать.
Между тем в последние месяцы того года турки по-прежнему творили разбой и зверства на всем эллинском полуострове, и происходило это незадолго до прибытия Каподистрии в Навплион. Приезд этого политического деятеля должен был положить конец постоянным распрям между греками и сосредоточить власть в одних руках. Через полгода России предстояло объявить войну султану, содействуя этим образованию нового королевства, но пока что Ибрагим еще удерживал в своих руках среднюю часть и приморские города Пелопоннеса. Восемь месяцев спустя, 6 июля 1828 года, ему пришлось вывести свои войска из разоренной страны, и к сентябрю того же года на греческой земле уже не оставалось ни единого египтянина; но пока их дикие орды еще опустошали Морею.
Поскольку турки и их союзники занимали некоторые прибрежные города Пелопоннеса и Крита, не удивительно, что соседние моря кишели пиратами. И если они часто нападали на торговые суда, которые курсировали между островами, то происходило это отнюдь не потому, что их перестали преследовать командиры греческих флотилий Миаулис, Канарис и Цамадос; просто пираты были многочисленны и неутомимы, и плавать у этих берегов стало весьма опасно. Весь Архипелаг – от Крита до Митилини и от Родоса до Негрепонте – был охвачен огнем.
Шайки пиратов, составленные из отбросов всех наций, рыскали и вокруг острова Хиос, оказывая помощь паше, запертому в крепости, осаду которой, в самых неблагоприятных условиях, собирался начать полковник Фавье.
Читатель помнит, что негоцианты Ионических островов, напуганные создавшимся положением, общим для всех побережий Леванта, соединились и снарядили корвет, предназначенный для преследования пиратов. Вот почему пять недель назад «Сифанта» и вышла из Корфу в плавание по морям Архипелага. Два-три выигранных сражения, захват нескольких подозрительных кораблей прибавили ее экипажу решимости упорно добиваться своей цели. Корвет неоднократно появлялся у берегов Псары, Скироса, Кеоса, Лимноса, Пароса, Санторини, и его командир Страдена выполнял свою миссию столь же отважно, сколь и успешно. Однако ему не удавалось пока встретиться с неуловимым Сакратифом, чье появление всегда сопровождалось самыми кровавыми расправами. О нем постоянно говорили, но никто его не видел.
Итак, не более двух недель назад, 13 ноября, «Сифанта» была замечена неподалеку от Хиоса. В тот день в порт был доставлен один из захваченных ею пиратских кораблей, и Фавье совершил скорый суд над его разбойничьим экипажем.
Но с того времени о корвете не было больше никаких известий. Никто не мог сказать, у каких берегов преследует он теперь пиратов. Имелись даже основания для тревоги. В самом деле, до сих пор в этих тесных морях, сплошь усеянных островами и, следовательно, якорными стоянками, редко случалось, чтобы какой-нибудь корабль надолго исчезал из виду.
При таких обстоятельствах 27 ноября, спустя неделю после своего отъезда с Корфу, Анри д’Альбаре прибыл в Хиос. Он собирался примкнуть к своему прежнему командиру, чтобы продолжать сражаться против турок.
Исчезновение Хаджины Элизундо как громом поразило молодого офицера. Девушка отвергла Старкоса, как ничтожного и недостойного ее человека; но она отказалась и от своего избранника, считая себя недостойной его! Какая тайна скрывалась за всем этим? В чем искать разгадку? Неужели в жизни Хаджины, до сих пор такой ясной и чистой? Нет, конечно! Может быть, в жизни ее отца? Но что общего было у банкира Элизундо и капитана Старкоса?
Кто мог бы ответить на эти вопросы? Дом банкира опустел. Видимо, Ксарис покинул его вместе с девушкой. Никто не был в состоянии помочь Анри д’Альбаре проникнуть в тайны семьи Элизундо: ему приходилось рассчитывать только на себя.
Тогда у него возникла мысль произвести розыски в городе Корфу, а затем и по всему острову. Быть может, Хаджина нашла себе убежище в каком-нибудь укромном уголке? В самом деле, на Корфу рассыпано множество селений, где легко обрести надежный приют. Беницца, Санта Декка, Левкимми и два десятка других предоставляют надежное пристанище тому, кто хочет скрыться от людей и заставить забыть о себе. Анри д’Альбаре метался по всем дорогам, пытаясь даже в крошечных деревушках отыскать следы молодой девушки. Он ничего не обнаружил.
Впрочем, некоторые данные позволили ему предположить, что Хаджина Элизундо покинула Корфу. В небольшом порту Алипа, на северо-западной оконечности острова, ему сообщили, что в море недавно вышла легкая сперонара, принявшая на борт двух пассажиров, на чьи средства она втайне была нанята.
Но пока что это были весьма неопределенные сведения. Впрочем, совпадение некоторых фактов и дат вскоре дало молодому человеку повод для новых опасений.
Вернувшись в город Корфу, он узнал, что саколева в свою очередь покинула порт. И самое неприятное заключалось в том, что она вышла в море в тот самый день, когда исчезла Хаджина Элизундо. Следовало ли усматривать связь между этими двумя событиями? Не была ли молодая девушка завлечена вместе с Ксарисом в какую-нибудь ловушку и увезена силой? Не находилась ли она теперь во власти капитана «Каристы»?
Эта мысль терзала Анри д’Альбаре. Но что предпринять? Где искать Старкоса? Кто он, этот авантюрист? Неизвестно откуда явившаяся и неизвестно куда отплывшая, «Кариста» могла быть по праву причислена к разряду подозрительных кораблей! Однако, едва самообладание вернулось к нему, молодой офицер решительно отбросил эту мысль. Коль скоро Хаджина Элизундо объявила себя недостойной его, Анри, коль скоро она не хотела больше с ним видеться, самым естественным было предположить, что она скрылась добровольно, под защитой Ксариса.
Но если дело обстоит так, он сумеет ее отыскать! Возможно, патриотические чувства побудили Хаджину принять участие в борьбе, где решались судьбы ее родины. Быть может, ей захотелось пожертвовать на дело войны за независимость огромное состояние, которым она была вправе распоряжаться? Почему ей было не последовать примеру Боболины, Модены, Андроники и многих других героинь, вызывавших у нее безграничное восхищение?
Окончательно убедившись в том, что Хаджина Элизундо не находится более на Корфу, Анри д’Альбаре решил вновь занять место в корпусе филэллинов. Полковник Фавье со своими солдатами находился на Хиосе. Анри решил к нему присоединиться. Покинув Ионические острова, он пересек Северную Грецию, миновал Патрасский и Лепангский заливы, в Эгинском заливе взошел на корабль и, с трудом ускользнув от многочисленных пиратов, бороздивших море вокруг Киклад, в скором времени прибыл на Хиос.
Фавье оказал молодому офицеру сердечный прием, свидетельствовавший о том, как высоко он его ценит. Отважный воин видел в нем не только преданного товарища по оружию, но и надежного друга, которому он мог поведать о своих огорчениях, а их было немало. Плохая дисциплина среди наемников, составлявших значительную часть экспедиционного корпуса, низкое жалованье, которое им выплачивали с перебоями, трудности, создаваемые самими жителями Хиоса, – все это осложняло и замедляло его боевые операции.
Тем не менее осада Хиосской крепости была начата. Анри д’Альбаре прибыл вполне своевременно, чтобы принять в ней участие. Союзные державы дважды предписывали полковнику Фавье прекратить подготовку к осаде, но, пользуясь открытой поддержкой греческого правительства, он игнорировал эти указания и невозмутимо продолжал свое дело.
Вскоре осада перешла в некое подобие блокады, однако настолько плохо организованной, что осажденные имели возможность все время получать продовольствие и боевые припасы. Как бы то ни было, Фавье, возможно, сумел бы овладеть крепостью, если бы его войско, день ото дня слабевшее от голода, не разбрелось по острову и не занялось мародерством. Именно в ту пору оттоманскому флоту в составе пяти кораблей удалось прорваться в порт Хиос и доставить туркам подкрепление в количестве двух тысяч пятисот человек. Правда, через некоторое время для оказания помощи полковнику Фавье прибыл Миаулис со своей эскадрой, но было уже слишком поздно, и Фавье пришлось отступить.
Греческого адмирала сопровождало несколько кораблей, на которых прибыли добровольцы для пополнения экспедиционного корпуса на Хиосе.
В их числе была женщина.
Андроника, сражавшаяся до последнего часа против солдат Ибрагима на Пелопоннесе, находилась в рядах повстанцев с первых дней войны и хотела участвовать в ней до конца. Вот почему она и прибыла на Хиос, исполненная решимости погибнуть, если потребуется, на этом острове, который греки стремились присоединить к своему новому королевству. Ей казалось, что так она искупит то зло, которое ее недостойный сын причинил этому краю во время ужасной резни 1822 года.
…Это случилось в те дни, когда султан вынес острову Хиос свой страшный приговор: огонь, меч, рабство. Привести его в исполнение было поручено капудан-паше Кара-Али. Он сделал свое дело. Его кровавые орды заполнили остров. Все мужчины старше двенадцати лет и все женщины старше сорока были безжалостно истреблены. Оставшиеся в живых были обращены в рабство, и их должны были отправить на рынки Смирны и Берберии. Так, руками тридцати тысяч турок весь остров был предан огню и залит кровью. Двадцать три тысячи жителей Хиоса были убиты. Сорок семь тысяч стали невольниками.
Вот тогда-то в дело вмешался Николай Старкос. Он к его сообщники, натешившись убийствами и грабежами, стали главными посредниками в этом постыдном промысле, который должен был насытить алчность турок населением целого острова. Корабли этого предателя служили для перевозки многих тысяч несчастных к берегам Малой Азии и Африки. Именно в ходе этих отвратительных операций Николай Старкос и вошел в сношения с банкиром Элизундо. Отсюда проистекали те огромные барыши, львиная доля которых попадала в руки отца Хаджины.
Андроника слишком хорошо знала, какое участие принимал Николай Старкос в Хиосской резне, какую голь он играл в этой ужасной трагедии. Вот почему она испытала властную потребность приехать сюда, где бы ее осыпали жестокими проклятиями, если бы знали, что она является матерью этого негодяя. Ей казалось, что, сражаясь на этом острове, проливая свою кровь за дело жителей Хиоса, она как бы искупает преступления своего сына.
Прибыв на Хиос, Андроника должна была в один прекрасный день неминуемо встретиться с Анри д’Альбаре. И в самом деле, через некоторое время после своего приезда, 15 января, она внезапно столкнулась с молодым офицером, спасшим ей жизнь в битве при Хайдари.
Женщина кинулась к нему и, раскрыв объятия, воскликнула:
– Анри д’Альбаре!
– Андроника! Вы?! – вскричал молодой офицер. – И вы здесь?
– Да! – ответила она. – Разве мое место не там, где еще длится борьба против угнетателей?
– Андроника, – продолжал Анри д’Альбаре, – вы можете гордиться своей страной! Вы можете гордиться сынами и дочерьми Греции, защищавшими ее вместе с вами! Еще немного, и на греческой земле не останется ни одного турецкого солдата!
– Я уповаю на это, Анри д’Альбаре, и молю бога, чтобы он дал мне дожить до тех пор.
И Андроника рассказала о своей жизни с того дня, как они расстались после битвы при Хайдари, о своем путешествии в родные края – в Мани, который ей захотелось увидеть в последний раз, затем – о своем возвращении в армию, сражавшуюся в Пелопоннесе, и, наконец, о своем прибытии на Хиос.
Со своей стороны, Анри д’Альбаре сообщил ей, при каких обстоятельствах он вернулся в Корфу, поведал о своих отношениях с банкиром Элизундо, о своей расстроившейся свадьбе, об исчезновении Хаджины, которую он все еще надеялся отыскать.
– Анри д’Альбаре, – сказала Андроника, – если вы и не знаете еще, какая тайна окутывает жизнь этой молодой девушки, верьте, Хаджина достойна вас? Да! Вы свидитесь с ней и будете счастливы, как оба того заслуживаете.
– Скажите мне, Андроника, – спросил Анри д’Альбаре, – не был ли вам знаком банкир Элизундо?
– Нет, – отвечала Андроника. – Откуда я могла знать его и почему вы задаете мне этот вопрос?
