Текст книги "Джихад. Экспансия и закат исламизма"

Автор книги: Жиль Кепель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц)

Во второй половине 70-х годов ПАС была допущена в состав правительственной коалиции в обмен на обещания более сдержанной исламизации коренных жителей-малайцев и ужесточения дисциплины в рядах своих приверженцев. Однако вхождение ПАС во власть, по преимуществу в сельских регионах, не открыло ей доступа к основным очагам социального кризиса, то есть в городские трущобы и студенческие городки. Партии не удалось сыграть здесь роль посредника, отстаивающего интересы режима, поэтому в 1978 году ее представители вышли из правительства. Как и в Египте, власти стремились обрести в исламистском движении «умеренного» партнера, с помощью которого можно было бы устанавливать нормы морального поведения, позволявшие избегать общественных потрясений и не нарушавшие существовавшей социальной иерархии.

После того как ПАС расписалась в своей неспособности выполнить эту задачу, власть нашла исламистского джокера в лице молодого руководителя АБИМ Анвара Ибрахима, который сделал головокружительную карьеру, но затем столь же стремительно пал в преисподнюю. В 1975 году Анвар Ибрахим был выпущен из тюрьмы. Под его руководством исламистское движение приобрело необыкновенную популярность среди новоиспеченных горожан, школьников и студентов. Его харизма привлекала к нему массы народа. В 1982 году, ко всеобщему удивлению, Анвар по настоянию премьер-министра Махатхира Мохаммеда стал членом правящей партии УМНО. [521]521
  О развитии процесса исламизации в Малайзии в 80–90-е годы см.: Mu-zaffar Ch. Two Approaches to Islam: Revisiting Islamic Resurgence in Malaysia (unpublished). 1995. May; CamrouxD. States Responses to Islamic Resurgence in Malaysia: Accomodation, Co-option, and Confrontation // Asian Survey. 1996. September. P. 852. Очень много фактического материала, почерпнутого из местной прессы, приведено в работе Лорана Мецгера (см.: Metzger L. Strategie islamique en Malaisie (1975–1995). P.: L'Harmattan, 1996).


[Закрыть]Он был кооптирован в нее с тем, чтобы АБИМ оказала поддержку правящему режиму. Анвар Ибрахим усматривал в этом возможность ввести во властные структуры своих людей с целью исламизации государства изнутри. Махатхир, который уже был министром в 70-е годы, играл ведущую роль в проведении государственной политики исламизации. Он следил за тем, чтобы неконтролируемые группы сторонников «призыва» не монополизировали этот процесс. Чтобы избежать этого, он курировал строительство роскошных мечетей, организовывал щедро финансируемые конкурсы чтецов Корана. Он же контролировал отправку паломников в Мекку, открывал многочисленные курсы по изучению исламских наук и шариата, и т. д. С приходом Анвара в правительство процесс исламизации за счет государства ускорился. Каждому ученику или студенту-мусульманину вменялось в обязанность посещение курсов по изучению ислама, что позволяло создавать рабочие места для выпускников ранее созданных шариатских факультетов. В 1983 году в Куала-Лумпуре в торжественной обстановке открылся Международный исламский университет. Почетным президентом был избран Анвар, ректором стал саудовец египетского происхождения. [522]522
  Имеется в виду д-р Абдель Хамид Абу Сулейман (род. 1936, Мекка), с 1988 года являющийся ректором Международного исламского университета и принадлежащий к международному исламистскому истеблишменту. С 1973 по 1979 г. избирался генеральным секретарем WAMY (World Assembly of Muslim Youth), являющейся филиалом Лиги исламского мира. Автор многочисленных трудов, в том числе: Abu Sulayman A. Towards an Islamic Theory of International Relations. Herndon: International Institute of Islamic Thought, 1993.


[Закрыть]Университет проповедовал описанную в предыдущих главах «ваххабитско-исламистскую» идеологию. Обучение велось на английском и арабском языках. Университет ставил перед собой целью подготовку международной исламистской элиты, воспитанной на концепте «исламизации знания». Согласно этому концепту, предметом любой науки, как точной, так и гуманитарной, является прославление Божественного Откровения, которое находит свое высшее воплощение в исламе. Выпускники этого университета, получавшие многочисленные стипендии из стран Залива, готовились для воспроизводства консервативного международного исламистского истеблишмента, чтобы затем работать в исламской банковской системе, администрации Организации Исламской конференции, исламских неправительственных организациях и т. д.

В самой Малайзии исламская банковская система [523]523
  Об исламской банковской системе см. ч. 2, гл. 4.


[Закрыть]заработала в бытность Анвара Ибрахима министром финансов с созданием в 1983 году Исламского банка. Премьер-министр Махатхир лично открыл в нем счет № 1. Малайские власти хотели привлечь сюда сбережения наемных рабочих и представителей средних классов бумипутра, недавно ставших горожанами, разделявших взгляды дакваи обогатившихся после событий 1969 года – с началом проведения «новой экономической политики», в результате которой значительная часть китайских капиталов перетекла в карманы некоторых коренных малайцев. Свою верность режиму они должны были подкрепить своего рода халяльнымфинансовым продуктом – фондами управляли молодые «мусульманские банкиры», этот цвет набожной финансовой буржуазии. Всё это позволяло также создать для выпускников религиозных учебных заведений рабочие места в шариатских учреждениях, призванных следить, чтобы сделки и размещение капитала не осуществлялись на основе процентной (ростовщической) ставки, приравниваемой, согласно Корану, к лихве, то есть к своего рода нетрудовому доходу, и, следовательно, запрещенной шариатом.

Анвар Ибрахим вводил в коридоры власти элиту малайских студентов-исламистов, добиваясь для них влиятельных постов во властных структурах. В результате этой политики они теряли интерес к радикальной интерпретации своей идеологии, а значит, и к пересмотру сложившегося порядка. Однако в малайзийском исламистском движении кроме враждебно настроенных режиму активистов ПАС, деятельность которых ограничивалась провинциальными бастионами, оставались и другие группировки, не поддававшиеся призывному пению правительственных сирен. Среди них привлекала внимание секта «Дарул Аркам». Она доставляла много хлопот секретным службам Махатхира Мохаммеда еще и потому, что к ней примкнули некоторые высокопоставленные чиновники: ее подозревали в намерении проникнуть со временем во власть с целью ее захвата, несмотря даже на то, что секта вербовала сторонников прежде всего среди малоимущей городской молодежи. К середине 90-х годов «Дарул Аркам» насчитывала около десятка тысяч приверженцев и от 100 до 200 тысяч сочувствующих. Ее авуары, накопленные за счет коммерческой деятельности, оценивались в 120 млн долларов. Ее руководитель, проживавший с 1988 года в изгнании, выступал от имени ислама со все более резкими нападками на коррумпированный режим.

Для власти, проводившей политику развития экономики и исламских банков, озабоченной мерами по контролю над городской молодежью и поощрением религиозной буржуазии с целью заручиться ее поддержкой, критика со стороны секты была неприемлема, поскольку подрывала религиозную легитимность режима. Тем не менее ликвидация этого движения затянулась надолго в силу деликатности всех моментов, связанных с исламом. В 1986 году труд Асхари Мохаммеда оказался под запретом: его автор утверждал, что встречался с самим Пророком и готовил своих последователей к приходу Махди, мессии, которым некоторые из его приверженцев считали самого Асхари. Летом 1994 года постановлением Национального совета фетв Малайзии секта была окончательно объявлена «уклонистской», а ее деятельность – незаконной. Высланный из Таиланда, где он нашел себе прибежище, основатель секты выступил в одной из телевизионных передач с публичным раскаянием. В это же время полиция приступила к ликвидации образовательных, благотворительных и коммерческих организаций секты, стала закрывать ее коммуны. Как и в Египте, малайзийское правительство предоставляло широкую автономию исламистским движениям до тех пор, пока они проповедовали моральные устои и сдерживали потенциально взрывоопасные социальные слои. Однако им не было позволено подменять собой существующую власть и угрожать режиму претензией на одинаковую с ним религиозную легитимность. Случившееся с сектой «Дарул Аркам» в 1994 году станет лишь прелюдией к другому столкновению, неизмеримо более масштабному, которое произойдет четыре года спустя. Его жертвой станет Анвар Ибрахим.

Все действовавшие факторы в совокупности были призваны укрепить и структурировать новый религиозный средний класс, получивший городское воспитание, но сельский по происхождению. Успешное проведение такой политики вплоть до конца 90-х годов объяснялось интеграцией Малайзии в процесс бурно развивавшегося азиатского капитализма в основном благодаря усилиям предпринимателей китайского происхождения. Эти круги без особого колебания и излишних эмоций восприняли проводимую по отношению к ним политику социальной дискриминации, поскольку на самом деле именно они и являлись подлинными архитекторами и бенефициарами «открытия» экономики страны для внешнего мира. Оказалось, что финансирование исламизации не требовало чрезмерных затрат. Что же касается молодых китайцев, лишенных доступа в малайзийские высшие учебные заведения, то они благодаря помощи общины учились в Австралии или на Западе, получая гораздо более престижные дипломы, нежели их мусульманские соотечественники, посещавшие местные вузы.

Вдохновленный «азиатским чудом» 90-х годов, Махатхир представлял свою страну как плод удачного альянса «строгого» ислама с современным капитализмом. Символом этого альянса стали две сооруженные в виде минаретов башни национальной нефтяной компании – самое высокое здание в мире, воздвигнутое в Куала-Лумпуре в 1997 году и составлявшее гордость режима. Махатхир стремился стать лидером в состязании с арабскими странами Залива, процветание коих зиждилось лишь на нефтяной ренте, за гегемонию в исламском идейном пространстве. Неутомимый борец за дело мусульман и стран «третьего мира», премьер-министр, для которого «западные ценности – это западные ценности, а исламские ценности – это общечеловеческие ценности», основал в 1992 году Институт исламского взаимопонимания (ИКИМ) для пропаганды по всему миру малайзийской модели исламизации. На многочисленных коллоквиумах и семинарах, проводившихся в странах Запада, представители ИКИМ подчеркивают «современность» этой модели, ее совместимость с рынком и нормальными межэтническими отношениями.

Однако из-за своей крайней зависимости от внешних рынков, финансировавших исламизацию и «положительную дискриминацию» внутри страны, Малайзия в полной мере испытала на себе последствия азиатского кризиса 1998 года. Наиболее заметной жертвой этой катастрофы стал Анвар Ибрахим – интеллектуал-исламист, которого Махатхир сделал своим преемником и наследником, гарант лояльности к режиму реисламизированной молодежи. По подозрению в намерении отстранить от власти премьер-министра Анвара лишили всех полномочий, подвергли избиениям. Подконтрольная правительству пресса навесила на него ярлык содомита. [524]524
  Интересующимся событиями осени 1998 г. рекомендуем работу, написанную их очевидцем Рафаэлем Пуйе (см.: РоиуёR. Mahatir Mohamad, l'lslam et l'invention d'un «universalisme alternatif»: Memoire. Institut d'Etudes Politiques de Paris. 1998. Novembre).


[Закрыть]Затронув в данном случае вопрос нравственных устоев обвиняемого, власти метили в самую сердцевину идеологии исламистской интеллигенции, облекавшей социальные отношения в моральные нормы. У Анвара и его многочисленных защитников в среде малайзийской молодежи не оставалось иного выхода, как обвинить режим в клевете, ведь доктрина исламизма считала преступным любое «отклонение» в поведении. В этом вопросе исламисты попали в свою же собственную ловушку. Проповедуя морально-тоталитарную концепцию общества, они тем самым запрещали прибегать к защите частной жизни индивида. Но, кроме этого, отстранение Анвара явилось лакмусовой бумажкой отношений между исламистской интеллигенцией и властью. Премьер-министр без сожаления расстался с бывшим лидером АБИМ еще и потому, что был уверен: благодаря процессу исламизации и внедрению исламских норм в общественную жизнь городская молодежь уже вписалась в социальную структуру. И в самом деле, режим сумел привлечь на свою сторону определенную часть молодежи. Благодаря сложившейся системе ей удалось достичь определенного продвижения по социальной лестнице. Политическое бессилие, проявленное Анваром и его сторонниками, несмотря на широкую кампанию в их поддержку, явилось наглядным свидетельством того, что в первое время кооптация лишила исламистскую интеллигенцию способности к мобилизации сил: она оказалась в плену своих же собственных противоречий, которые умело использовал авторитарный режим, а противопоставить ему ей что-либо так и не удалось. Режим же и без Анвара продолжал политику исламизации, усиливая тоталитарный характер моральных запретов в условиях экономического спада. В январе 1999 года канцелярия премьер-министра объявила о введении для мусульманских супружеских пар электронных удостоверений, свидетельствовавших об их семейном положении. Таким образом, исламская полиция нравов, оснащенная сканерами, получила возможность проверять, состоят ли мужчина и женщина, застигнутые вместе, в законном браке, или же они должны быть подвергнуты аресту за совершение хальвы —незаконной «тесной близости»…. [525]525
  См. депешу от 28 января 1999 г. (выражаю искреннюю признательность Давиду Камру, обратившему на нее наше внимание).


[Закрыть]Диктаторский характер режима, усилившийся после выборов, прошедших в ноябре 1999 года под строгим контролем властей, искал идеологическую опору в насаждении норм исламской морали, что уже стало причиной многих громких скандалов. [526]526
  Атташе таиландского посольства подвергся преследованиям религиозной полиции нравов за то, что находился в гостиничном номере со своей женой, но не мог доказать полиции, что состоял с ней в законном браке. Старший брат Анвара Ибрахима также стал жертвой подобного рода чрезмерного усердия: однако, как оказалось впоследствии, молодая женщина, с которой он был застигнут, являлась его второй женой (с точки зрения шариата, многоженство разрешено). Подконтрольной режиму прессе, начавшей иронизировать по поводу сексуальной озабоченности главы семьи, пришлось замолчать, склонившись перед полигамией, о которой многократно велась речь на страницах печати и которая санкционировалась исламским законодательством.


[Закрыть]Ужесточение моральных запретов породило недовольство даже у обласканной властями исламистской интеллигенции, всегда готовой оправдать политику режима. Под давлением мирового общественного мнения власти были вынуждены выпустить из тюрьмы и выслать из Малайзии друга Анвара, Аниса, который по прибытии в США сделал заявления в нехарактерном ранее для него тоне. Потомственный интеллигент, пакистанец по происхождению, противник «безбожного Запада», подвергаемого им яростной критике на страницах основанного им же периодического издания, Анис делится впечатлениями об ужасах, которые ему пришлось пережить в застенках Махатхира Мохаммеда: «Всю свою сознательную жизнь, как и многие мне подобные в мусульманском мире, я считал, что Запад устраивает заговоры, единственной целью которых является стремление принизить нас, не дать нам возможности поднять голову. Однако именно мои западные друзья спасли меня, в то время как Махатхир, мусульманин, сделал все, чтобы погубить меня. (…) Он показал, что, хотя он и называет себя мусульманином, его сердцу чуждо всякое сострадание.

Тирания является свидетельством краха его концепции «азиатских ценностей». Моя трагедия и трагедия Анвара должны заставить сильно призадуматься наших мусульманских собратьев, которые берутся оценивать Запад и его роль в мире. В то время, когда мы готовимся строить наше коллективное будущее в XXI веке, мы должны определить, чьи ценности для нас важнее: Махатхира или же Джефферсона? За меня ответил сам Махатхир». [527]527
  Anees M.A Jefferson vs. Mahathir: How the West Came to this Muslim's rescue // Los Angeles Times. 13.09.1999. Жизненные ценности, на которые ссылается автор, выражены в словах, выгравированных на фронтоне мемориала Джефферсона в Вашингтоне: «Я поклялся на алтаре в вечной вражде к любой форме тирании над разумом человека». С этой фразы начинается статья Аниса. В ней он описывает пытки и унижения, которым подвергался во время своего заключения. В конце обвинительного процесса правительственный ежедневник Куала-Лумпура, выходящий на английском языке, поместил большую фотографию Аниса с полуобморочным выражением лица, на голове – квадратная тюбетейка, которую носят в Малайзии мусульмане, под фотографией большими буквами написано: «Sodomised!» («Содомит!»; см.: The Sun. 20.09.1998).


[Закрыть]Подобная эволюция в умах некоторых исламистских интеллектуалов, пытавшихся найти выход из фаустовской дилеммы, к которой их подвел авторитарный режим, и узнавших, что такое истинная демократия, станет характерным явлением конца XX века для большинства других мусульманских стран (об этом речь пойдет в третьей части данной книги). В Малайзии после 1970 года эта эволюция вписалась в длительный процесс «перехвата» государством риторики воинствующего ислама, что позволило властям взять под контроль и нейтрализовать неимущую городскую молодежь, и, играя на религиозных чувствах, идеологически интегрировать ее в систему. Таким образом, политические диссиденты были лишены возможности использовать язык ислама для выражения социального недовольства. Попытавшаяся прибегнуть к тем же методам секта «Дарул Аркам» была раздавлена. Участие Анвара Ибрахима в правительстве так и не позволило ему установить исламское государство и воплотить на практике идею шариатской социальной справедливости, о чем мечтали его сторонники. Анвар и его друзья-исламисты, введенные им во властные структуры, банки, прессу и образовательные учреждения, лишь пополнили ряды набожной буржуазии, не создав никакой опасности для существовавшей социальной иерархии, а, напротив, лишь укрепив ее. И когда Анвар, опиравшийся на поддержку и симпатии мирового финансового истеблишмента и руководителей некоторых западных стран, [528]528
  Из беседы с Анваром Ибрахимом (в то время – министром финансов) во время сессии Всемирного банка в Вашингтоне. См.: Davis J.M. Betweenjihad and salaam: Profiles in Islam. L.: Macmillan, 1997. P. 297. После отстранения Анвара от власти солидарность с ним выразили представители политической и экономической элиты, среди которой был и Крис Паттен, бывший губернатор Гонконга, засвидетельствовавший свое уважение к «бывшему вицепремьеру с подбитым глазом».


[Закрыть]посчитал, что его час настал, премьер-министр-автократ Махатхир Мохаммед, почувствовав угрозу, без колебаний устранил его. Не сумев сохранить дистанцию по отношению к власти, малайзийская исламистская интеллигенция в час испытаний потеряла способность повести за собой обездоленную молодежь. Остается посмотреть, сможет ли она в будущем выстроить новую систему ценностей и какое место в ней займет ислам. [529]529
  О дискуссиях внутри исламистского движения по поводу демократизации и отношении к политике «азиатских ценностей» и исламистской легитимизации режима Махатхира отсылаем читателя к работе С.А. Хусейна (см.: Hussein S.A. Muslim Politics and the Discourse on democracy in Malaysia // Democracy in Malaysia: Discourses and Practices / Ed. Loh Kok Wah and Khoo Boo Teik. L.: Curzon, 2000).


[Закрыть]

Глава 5
Исламистская легитимизация диктатуры в Пакистане при генерале Зия-уль-Хаке

Малайзийские события продемонстрировали, как путем привлечения руководителей и видных представителей исламизма во власть авторитарному режиму удавалось управлять тонкими социальными процессами, поддерживать хрупкое этническое равновесие и обеспечивать адаптацию местного капитализма к условиям мирового рынка без угрозы социальных потрясений. Пакистанские события явили собой аналогичную картину. Однако проводимая генералом Зия-уль-Хаком политика насаждения исламизма была отмечена большим насилием, сопровождавшим весь период его правления. Придя к власти в результате государственного переворота и свержения в июле 1977 года премьер-министра Али Бхутто, генерал превратил нормы шариата в господствующую идеологию 11-летнего диктаторского режима. В то время как внимание всего мира было приковано к разворачивавшейся в Иране исламской революции, носившей явно антизападную окраску, в соседнем Пакистане в том же 1979 году, когда Хомейни с победой вернулся в Тегеран, насаждался целый комплекс мер по исламизации государства и общества. Хотя эти преобразования и не носили революционного характера, тем не менее они имели целью коренное изменение существовавшего общественного строя. Такая политика пользовалась прямой поддержкой США и стран Залива. В результате иранских событий и вторжения в конце того же, 1979 года Красной Армии в Афганистан режим Зия-уль-Хака, воплощавший в жизнь идеи Маудуди и его последователей, превратился в основной опорный пункт американской политики в этом регионе. Пакистан стал перевалочной базой военно-технической помощи, оказывавшейся Вашингтоном джихаду против Советов в Афганистане.

Преследуя одни и те же цели, Хомейни и Зия вкладывали в проводимую исламизацию неодинаковый смысл. [530]530
  См: Ayoob M. Two Faces of Political Islam: Iran and Pakistan Compared // Asian Survey. 1979. Vol. XIX. № 6. P. 535–536. В этой статье дан сравнительный анализ ситуаций в обеих странах, сделанный по «горячим следам».


[Закрыть]Зия был сторонником эволюционного продвижения к созданию исламского государства, в то время как Хомейни ратовал за революционное построение Исламской Республики Иран. Оба события получили огромный социальный резонанс. Насильственное отстранение от власти бывшей шахской правящей элиты в Иране и ее замена представителями кругов религиозной буржуазии стали возможны – в чем мы убедимся позже – благодаря вовлечению в революционный процесс бедной городской молодежи. Это дало исламистской интеллигенции повод заявить о том, что ее «обделили». В Пакистане, наоборот, исламизация способствовала возникновению союза религиозной буржуазии и исламистской интеллигенции и их интеграции в систему, в которой правящие элиты в лице генералитета сохранили свое положение, тогда как под угрозой Божьей кары любое проявление народного недовольства стало невозможным. [531]531
  См: Ahmad M. The Crescent and the Sword: Islam, the Military and Political Legitimacy in Pakistan, 1977–1985 // The Middle East Journal. 1996. Summer. № 3. P. 372–386. В статье дан тщательный анализ проводимой военным режимом политики исламизации в целях снятия напряженности при решении проблем социального, этнического и религиозного характера. См. также: Daechsel M. Military Islamisation of Pakistan and the Spectre of Colonial Perceptions // Contemporary South Asia. 1997. № 6 (2). P. 141–160. Автор обращает внимание на то, что правившая военная хунта использовала исламизацию в качестве инструмента господства, а не по идеологическим убеждениям и пристрастиям.


[Закрыть]

До 1970-х годов Пакистан занимал маргинальное положение в мусульманском мире, хотя и находился в самом его географическом и демографическом центре. Многолетний непрекращающийся конфликт с Индией способствовал оторванности Пакистана от мира; внешняя политика этой страны характеризовалась зацикленностью на проблемах Индийского субконтинента. Начиная с 70-х годов волею обстоятельств Пакистан выдвинулся на мировую исламскую авансцену. Выделение в 1971 году Бангладеш в отдельное государство ускорило поворот западной части Пакистана в сторону Ближнего Востока, в частности, к сближению со странами Залива, по причине эмиграции миллионов пакистанцев в нефтедобывающие государства после событий 1973 года. [532]532
  В период с 1971 по 1988 г. переводы эмигрантов составляли основной источник поступления валюты. Они явились главной причиной появления групп, которые, в отличие от эры национализма, в своем социальном росте уже не зависели от государства. См.: Addition J.S. Op. cit. P. 200. Об усилении связей со странами Ближнего Востока после поражения в войне 1971 г. см.: Ibid4. P. 45–48.4 См.: Календарь Международного исламского университета на 1990 г.


[Закрыть]Быстрый рост населения за период с 1970 по 1990 год с 65 до 121 млн человек явился для страны тяжелейшим демографическим грузом. По численности населения Пакистан вышел на второе место после Индонезии (183 млн жителей) в мусульманском мире, намного опередив по этому показателю признанного лидера арабского мира – Египет (56 млн) и своего ближайшего соседа – Иран (59 млн). При Зия-уль-Хаке государственная политика исламизации способствовала включению страны в международное исламское сообщество. Открытие в 1980 году по инициативе генерала Международного исламского университета (аналогичного тому, что был основан в Куала-Лумпуре) станет одним из самых знаменательных факторов. В университете собрался весь цвет международного исламизма ваххабитской направленности и последователи «Братьев-мусульман».

На рубеже 70-х годов национализм в Пакистане, как это было и в арабских странах, и в Малайзии, вступил в глубокий кризис. Он был вызван поражением пакистанской армии в войне с Индией, последовавшим затем расколом страны на две части и выделением Бангладеш в отдельное независимое государство. По своим последствиям это поражение было равнозначно проигранной арабами войне против Израиля в 1967 году. Как и на Ближнем Востоке, в национальном позоре были обвинены националистические элиты. В стране наблюдался всплеск популярности идей социализма, вслед за которым последовала реакция со стороны исламизма. В конечном итоге идеология исламизма всё более завоевывала массы. Социалистический период в Пакистане был связан с пребыванием у власти в 1970–1977 годах Али Бхутто. [533]533
  См.: Burki S.J. Pakistan under Bhutto. N.Y.: St Martin's Press, 1982.


[Закрыть]Будучи выходцем из семьи крупных землевладельцев, Бхутто тем не менее возглавлял Партию пакистанского народа (ППН), девиз которой – «Социализм, ислам и демократия». В основном партия опиралась на обездоленные слои городского и сельского населения. Правление Бхутто началось с национализации и аграрной реформы. Однако коррупция и произвол – неизбежные спутники этих начинаний – способствовали росту популярности противников Бхутто, объединенных в Пакистанский национальный альянс (ПНА), стержнем которого стала исламистская партия «Джамаат-и ислами» (ДИ), основанная Маудуди. Следуя советам ДИ и партии улемов – «Джамият-и улама-и Пакистан» (ДУП), ПНА выбрала своим лозунгом «Низам-и Мустафа» («[социальный] порядок Пророка»), то есть создание исламского государства и претворение в жизнь законов шариата. Чтобы предотвратить опасный ход развития событий, Бхутто пошел на изменение собственной доктрины в направлении ее большей исламизации: слово «социализм» в программных документах партии было заменено выражением «мусавати Мухаммади»(«Мухаммадово равенство»), выходным днем вместо воскресения стала пятница. Несмотря на манипуляции в ходе мартовских выборов 1977 года, победа Бхутто на них не выглядела убедительной. В стране начались столкновения между сторонниками ППН и ПНА. Бхутто прибег к крайним мерам: был наложен запрет на спиртное, запрещены ставки на бегах, закрыты ночные клубы. В апреле правительство объявило, что через полгода в стране вступят в силу законы шариата. [534]534
  О последних месяцах правительства Али Бхутто см., в частности: Richter W.L. The Political Dynamics of Islamic Resurgence in Pakistan // Asian Survey. 1979. June. № 19. Vol. 6. P. 551–552; Adams J. Pakistan's Economic Performance in the 1980 s: Implications for Political Balance // Zia's Pakistan / Ed. Craig Baxter. Boulder: Westview Press, 1985. P. 51–52.


[Закрыть]Ответственность за проведение в жизнь этого постановления была возложена на человека, который в июле 1977 года совершит государственный переворот, а в апреле 1979 года прикажет повесить бывшего премьер-министра. Этот человек – генерал Зия-уль-Хак, начальник генштаба при Бхутто.

Для укрепления самого длительного по времени из трех военных режимов, правивших в Пакистане после обретения им независимости, генерал, давний поклонник Маудуди, возвел исламизацию в ранг государственной идеологии. Переняв лозунг ПНА «Низам-и Мустафа», он положил его в основу законодательной системы общества, превратив «порядок Пророка» в религиозный оплот государства, опиравшегося на законы военного времени. Для достижения этих целей генералу было необходимо заручиться поддержкой исламистской интеллигенции. И «Джамаат-и ислами» с готовностью взяла на себя эти идеологические функции. В награду за оказанную диктатору поддержку ДИ получила министерские портфели, перед ней открылись многочисленные возможности доступа к рычагам управления государством, проникновения в административный аппарат и, наконец, к значительным финансовым ресурсам из американо-саудовской помощи афганским моджахедам, которая частично потекла через ее руки. [535]535
  См.: Nasr S. V.R Islamic Opposition to the Islamic State: The Jama at-i Islami 1977–1988 // International Journal of Middle East Studies. 1993. May. Vol. 15. № 2. P. 267.


[Закрыть]

Воплощение в жизнь идей Маудуди (вплоть до кончины этого богослова в 1979 году) и его сторонников позволило Зия-уль-Хаку поставить преграду на пути возрождения демократии и послужило предлогом для оправдания введения законов военного времени в связи с необходимостью строительства исламского государства. Годы диктатуры принесли выгоду средним классам, интересы которых выражала исламистская партия. Благодаря капиталам эмигрантов, возвращавшихся из стран Залива не только с огромными деньгами, но и будучи убежденными мусульманами, американо-саудовской помощи афганскому джихаду и очень прибыльному пакистано-афганскому транзиту эти социальные слои обрели золотую жилу. [536]536
  См.: Zia's Pakistan. Op. cit. В этом сборнике приводятся сведения о поддержке режима различными социальными слоями общества. В статье Роберта Лапорта (La Porte R J. Urban Groups and the Zia Regime // Zia's… P. 7–22) отмечается, что генерал пользовался безоговорочной поддержкой промышленных, коммерческих и сельских элит, а также популярностью у предпринимателей средней руки и мелкорозничных торговцев. Их процветание было напрямую связано с результатами проводившейся режимом эмиграционной политики в страны Залива. Диктатора поддерживало также суннитское духовенство. Напротив, профессора юридических вузов, шокированные насаждавшейся исламизацией законов, врачи, отказывавшиеся делать ворам ампутации конечностей, предписанные исламскими нормами (худуд), беднейшие слои городского населения, лишившиеся права на забастовки, профсоюзы, урезанные в своих правах, и пр. – все они не испытывали особых симпатий к власти. Но и здесь режиму удалось извлечь пользу из благоприятных экономических условий, позволивших резко увеличить количество рабочих мест и поднять уровень зарплат.


[Закрыть]Присутствие членов «Джамаат-и ислами» в правительстве давало членам партии и ее сторонникам возможность быстрого карьерного роста. Таким образом, набожная буржуазия избежала искушения вступить в альянс с обездоленной молодежью для свержения правивших элит. Последние сами уступили для нее нишу. Генералу Зия-уль-Хаку удалось разбить ППН, устранив, таким образом, всякую опасность «социализма», сохранить лояльность средних слоев и обласкать исламистскую интеллигенцию, разделявшую идеи Маудуди: она согласилась подчиниться правящим группам, на которые опиралась военная иерархия.

Эта политика нашла отражение в мерах по исламизации, предпринятых в 1979 году. [537]537
  См.: Islamic Reassertion in Pakistan: The Application of Islamic Laws in a Modern State / Ed. Anita M. Weiss. N.Y.: Syracuse University Press, 1986. P. 11–17.


[Закрыть]Они включали в себя проверку действующих законов на предмет их соответствия шариату, введение исламского уголовного кодекса и телесных наказаний – худуд(отсечение кистей рук и ступней у воров, побивание камнями женщин за прелюбодеяние, порку за употребление алкоголя и т. д.). Началась исламизация системы образования и экономики. Однако в каждой из этих сфер власти делали всё, чтобы решения «исламского» правосудия не выходили из-под контроля военной иерархии и не меняли сложившейся социальной пирамиды. Так, с 1980 года многочисленные требования проверки действовавших законов на соответствие исламу передавались в Федеральный шариатский суд, который тщательно рассматривал эти требования во избежание злоупотреблений. Что касается исламского уголовного кодекса, то в Пакистане, как и в других странах, он был призван ввести в практику ряд карательных мер, которые позволили властям удержать под контролем сферу нравственности – в ущерб личной свободе граждан, в первую очередь женщин.

В то же время исламизация системы образования и установление исламских налогов должны были иметь более значительный долгосрочный эффект, нежели тот, на который рассчитывала власть, желавшая максимально контролировать религиозную сферу и демонстрировать заботу о бедных взиманием с обеспеченных занята.Эта «узаконенная милостыня», предназначенная нуждающимся и являющаяся одним из пяти «столпов ислама», в большинстве современных мусульманских стран осталась сугубо частной инициативой. Государство Зия-уль-Хака взимало ее с банковских счетов каждый год в месяц Рамадан, в размере 2,5 % с вклада. Это был налог скорее «доктринальный», нежели реальный, призванный продемонстрировать благочестие военного режима и служить имиджем социальной справедливости, поскольку он распространялся (не будучи слишком тяжелым) лишь на средние и высшие городские слои – только их представители могли иметь счет в банке. Тем не менее десятки миллионов пакистанцев не ощущали какого-либо влияния этого налога на их благосостояние. [538]538
  См.: Clare G. Zakat and ashras a Welfare System // Islamic Reassertion in Pakistan. Op. cit. P. 79–95.


[Закрыть]И всё же введение занятаимело своим следствием изменение религиозного пространства страны. Это не могло не способствовать – уже после правления генерала Зия и вплоть до сегодняшних дней – раздроблению этого пространства и эскалации насилия в обществе. Сначала шиитское меньшинство, насчитывающее от 15 до 20 % населения, заявило, что оно уже платит на добровольной основе закятсвоим аятоллам. Шииты отвергли вмешательство государства в религиозные дела. Власти пришлось отступить и освободить от налога шиитов, что вызвало недовольство наиболее консервативных суннитских улемов, ярых противников шиизма. Улемы опасались, что некоторые пакистанцы объявят себя шиитами только ради того, чтобы уклониться от обложения. Это был один из пунктов разногласий, которые в следующее десятилетие выльются в кровопролитные стычки между воинствующими представителями двух общин, о чем будет рассказано в последней части книги.

Помимо всего прочего, деньги от закята.шли на финансирование традиционных религиозных школ – динимедресе,контролировавшихся улемами и в большинстве своем связанных с деобандским движением. [539]539
  Подробнейшие данные о развитии сети динимедресе в 80-е годы приводит в своей книге Дж. Малик: MalikJ. Colonialization of Islam: Dissolution of Traditional Institutions in Pakistan. New Delhi: Vanguard Books, 1996. См., в частности, с. 179, где речь идет о финансировании динимедресе из фондов заката. О движении деобанди см. Пролог.


[Закрыть]Контроль над этой сетью учебных заведений был важной задачей: школы давали обучение, кров и пищу массе молодых людей из бедных семей. В условиях скученности и строжайшей дисциплины, которые неоднократно становились предметом осуждения со стороны правозащитных организаций, [540]540
  См.: Human Rights Commission of Pakistan // HCPR Newsletter. 1996. April. Vol. 7. № 2. P. 32. В докладе рассказывается о случаях, когда провинившихся послушников медресе держали в цепях. Мракобесие в стенах медресе – довольно нередкое и известное явление. Во время посещений нами занятий в пакистанских медресе в апреле 1998 г. мы наблюдали, как учащиеся были вынуждены сидеть прямо на земле, тесно прижавшись друг к другу. Ели и спали они в тех же классных комнатах в условиях крайней скученности.


[Закрыть]пакистанские медресе готовили учеников к усвоению религиозных знаний в традиционном и очень ригористичном духе и прививали им соответствующее мировоззрение. Для исламского государства Зия-уль-Хака финансирование медресе за счет предоставления части закятануждавшимся ученикам означало начало установления контроля над потенциально опасной возрастной категорией и социальной прослойкой. Параллельно наводились мосты между религиозным и государственным светским образованием: изучение ислама, ставшего обязательным предметом для всех учеников и студентов, позволило создать много преподавательских рабочих мест для отличников медресе. При условии модернизации учебных программ медресе выдаваемые ими дипломы приравнивались к дипломам государственных учебных заведений. Открыв, таким образом, перед паствой улемов возможность сделать чиновничью карьеру, эти меры позволили поднять престиж самих медресе. В сочетании с поступлениями от закятаи демографическим взрывом тех лет это вызвало гигантский рост числа медресе в 80-е годы. [541]541
  См.: Malik. Op. cit. P. 196. Автор отмечает, что количество медресе, находившихся под контролем деобанди, возросло более чем на 500 % за период с 1979 по 1984 г. Общее число только учебных заведений деобанди составило к этому времени 1097.


[Закрыть]Улемы – особенно самые их ригористически настроенные представители, деобанди, – получили огромную власть не только над беднейшей пакистанской молодежью, но и над молодежью афганской, так как они взяли на свое содержание многих детей из семей афганских беженцев. Именно в этой среде зародилось движение «Талибан», само название которого означает «ученики медресе».

Перед лицом попытки государственного вмешательства в свои дела в обмен на поступления от закятанекоторые директора наиболее известных медресе предпочли полагаться на собственные ресурсы. Они были достаточно велики, чтобы школы могли не считать себя обязанными Зия и сохранять свою независимость от генерала – при всем рвении на поприще исламизации, которое он выказывал. Поступая так, деобандские улемы сохраняли политическую власть: они могли позволить себе не идти на уступки, поскольку держали в руках ключи социального мира, манипулируя на свой лад городской и сельской неимущей молодежью, посещавшей их школы. И, как показал афганский опыт, улемы были вполне способны превратить своих учеников в воинов джихада, готовых убивать и умирать за дело, на которое им указали. Зия нуждался в улемах больше, чем они в нем, ведь улемы контролировали самые неспокойные социальные слои общества, до которых у военного режима не доходили руки.