Текст книги "Джихад. Экспансия и закат исламизма"

Автор книги: Жиль Кепель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Некоторые исламские гуманитарные организации Боснии, объединившиеся в Координационный комитет (подобный Исламскому координационному совету, созданному в Пешаваре в 1985 году) под эгидой Саудовской Аравии, проводили в жизнь концепцию благотворительности, сочетаемой с даава– распространением веры. Она порождала многочисленные споры, поскольку предоставление помощи иногда увязывалось с выполнением теми, кому она адресовывалась, религиозных предписаний, трактовавшихся в самом ригористическом духе. Ходили слухи, что женщины, не носившие платка, не получали помощи, что те, кто не посещал мечеть, тоже не получали права на поддержку, и т. д. В условиях войны было невозможно точно зафиксировать подобных фактов, но именно такую репутацию снискали себе эти ассоциации.

Более радикальную форму распространения непримиримых концепций ислама применяли «салафиты-джихадисты», которые приехали в Боснию, чтобы вести здесь вооруженный джихад вопреки противодействию своих правительств. Насчитывая, по некоторым оценкам, около 2 тысяч боевиков (многие из которых были саудовцами и прочими выходцами из стран Аравийского полуострова), они прибыли в Боснию после вступления моджахедов в Кабул в апреле 1992 года. В то время как египтяне и алжирцы начали возвращаться в свои страны (где впоследствии многие из них примут участие в боевых операциях «Гамаа исламийя» и ВИГ), те, кто отправлялся в Боснию, практически не имели понятия о том, что такое европейская мусульманская страна, которую они рассматривали как новую часть исламской уммы, где можно было вести себя так же, как в Афганистане.

Одним из главных руководителей моджахедов в Боснии была сильная личность, «командир» Абу Абдель Азиз по прозвищу Барбарос (Рыжая Борода). Он получил его за свою длинную бороду, которую так же, как и тщательно уложенные волосы, красил хной по обычаю, приписываемому Пророку. [268]268
  О догматических дебатах в отношении ношения бороды, ее цвега – во время джихада, – длины и т. д. см.: BenkheiraM. H. L'amour de la Loi: Essai sur la normativite en islam. P.: PUF, 1997. P. 80–104.


[Закрыть]Ветеран Афганистана, в который он приехал в 1984 году по призыву Абдаллаха Аззама, он искал новое место для продолжения джихада после падения Кабула в 1992 году, колеблясь в выборе между Филиппинами и Кашмиром. «Прошло всего пятнадцать дней, и началась война в Боснии. Это подтверждают слова Пророка, да пребудет с ним мир и благодать: «Несомненно, джихад будет продолжаться до Судного дня». В Боснии начинался новый джихад, мы отправились туда и будем участвовать в нем, если на то будет воля Аллаха». [269]269
  Детали биографии и высказывания Барбароса взяты из его интервью, которое он дал в августе 1994 г. журналу «Ас-Сират аль-мустаким» («Правильный путь»), № 33. Английский перевод приводится на сайте Мусульманской студенческой ассоциации Северной Америки: http://msanews.mynet.net// MSANEWS/199605/1996059.0.html. В журнале опубликована фотография командира с его знаменитой бородой и одетым в военную форму. Этот персонаж был «открыт» журналом «Time», которому он дал более лаконичное интервью в сентябре 1992 г. Интервью, на которое мы ссылаемся, адресовано публике, поддерживавшей джихад.


[Закрыть]Отправившись на своеобразную разведку с четырьмя «афганцами», он охарактеризовал конфликт как джихад, после чего обратился за фетвами к трем салафитским улемам, которые ранее благословили Абдаллаха Аззама на войну в Афганистане. [270]270
  Речь идет о Насир ад-Дине аль-Альбани (призывавшем к осторожности ввиду неравенства сил) и двух салафитских шейхах, близких саудовскому режиму – Абдель Азизе бен Базе (станет верховным муфтием королевства) и Мухаммаде бен Утаймине.


[Закрыть]Добровольцы, прибывавшие тогда в Боснию и превратившие город Зеница, куда можно было легко попасть из Хорватии, в место сбора, воевали либо самостоятельно, либо в составе 7-й («исламской») бригады боснийской армии, созданной в сентябре 1992 года. Идеологические конфликты с бойцами из числа коренных боснийцев заставили их объединиться в полк «Эль Муджахидун», специально созданный для них в августе 1993 года. В этой структуре Барбарос выполнял функции командира. Привыкшие воевать, «джихадисты», прибывшие с тяжелым вооружением, ввязались в жестокие бои с сербскими формированиями [271]271
  На сайте «Azzam Brigades» опубликованы жития «мучеников», погибших в Боснии, а также рассказы о боях, позволяющие составить представление о других боевиках. Почти все они носят – как это было в Афганистане, Алжире и Египте – военные псевдонимы в виде имен, популярных в эпоху Пророка (Абу [букв.: «отец»] Омар, Абу Сейф и пр., за которыми следует указание на национальную принадлежность или район происхождения: Абу Халид аль-Катари [Катар], Абу Хамам ан-Наджди [Неджд, район в Центральной Аравии]). Из 10 «мучеников» пятеро – саудовцы, двое – йеменцы, один – катарец, один – кувейтец (таким образом 9 из 10 погибших – выходцы с Аравийского полуострова) и один – египтянин. На том же сайте описано сражение под Тишином (Северная Босния), в котором 25 арабских «джихадистов» разбили-де в декабре 1992 г. сербский отряд численностью в 200 человек. Этот рассказ, воспевающий героев и призванный подкрепить дух сторонников джихада, помимо всего прочего дает представление о масштабах участия саудовцев в боях в Боснии. Эти люди (все – ветераны Афганистана) в большинстве своем были уроженцами Мекки. Данные житийные повествования – достоверность содержания которых мы не можем проверить – интересны прежде всего тем, что помогают нам увидеть тот имидж, который «джихадисты» хотели сформировать в глазах англоязычных исламистов – пользователей Интернета. Так, до присоединения к джихаду по религиозным убеждениям все 10 «мучеников» сделали удачную профессиональную или социальную карьеры: кувейтец и катарец были в прошлом чемпионами по одному из видов спорта, египтянин и саудовец – профессиональными военными, а один из йеменцев (уроженец Южного Йемена), в прошлом коммунист, прошел на Кубе прекрасную подготовку в танковом учебном подразделении. Другой саудовец был очень богат и купался в роскоши. Все они отказались от обеспеченной жизни в этом мире во имя священной борьбы, на службу которой поставили свой талант, знания и умения. См.: http://www. azzam.com.


[Закрыть]и, если верить их пропагандистским листкам, одерживали решающие победы, спасая ислам от уничтожения. Они ничуть не уступали противнику в жестокости: фотографии арабских боевиков, с улыбкой потрясающих только что отрубленными головами «сербских христиан» или давящих их каблуками своих сапог, [272]272
  Такого рода фотографии опубликованы на сайте «MSANEWS».


[Закрыть]произвели такой эффект, что командование вынуждено было взять под контроль тех, чье чрезмерное рвение компрометировало боснийскую армию.

Помимо военной деятельности они использовали «свободное время» для пропаганды среди боснийских мусульман салафитской концепции; они взялись за «очищение» местного ислама: [273]273
  Барбарос заявлял по этому поводу: «Что касается боснийцев – то это не мое мнение, а лишь то, что говорят сами наши братья-мусульмане: они считают, что это не кризис (азма), но благодать Божия (рахма). Без этого мы никогда бы не познали Аллаха, да прославится имя Его. Мы никогда бы не открыли дороги в мечеть. Наши мужчины, наши женщины, наши дети были морально распущены, и по их внешнему облику нельзя было отличить мусульманина от христианина. Мусульманские женщины были одеты, но в действительности ходили обнаженными (арият). Но теперь, слава Богу (аль-хамду лиллах), наши мечети переполнены. Наши женщины носят полный хиджаб. Это значит, они прикрыты полностью, включая лицо. Они преисполнены гордости, когда ходят в покрывалах по магазинам или по рынкам. Теперь полный хиджаб стал повседневной нормой. И это, аль-хамду лиллах, – результат даава (распространения веры), которым наши молодые люди, моджахеды-фрилансеры [т. е. те, кто не являются военнослужащими боснийской армии], занимаются в свободное время» (MSANEWS).


[Закрыть]срывали церемонии братств, истолковывавшиеся как «отклонение от ислама», пытались заставить женщин носить черные платки, а мужчин – бороды, громили кафе и т. п., перенося таким образом афганский опыт на Балканы, преимущественно в район Зеницы. Эта практика, иногда сопровождавшаяся «шариатскими» свадьбами (без гражданской регистрации) с молодыми боснийками, порождала неблагоприятные для «джихадистов» слухи и негативную реакцию, рупором которой были газеты «гражданских партий», некоторые интеллектуалы из числа мусульманских демократов и даже панисламистские идеологи ПДД. [274]274
  См.: Bougarel X. Islam et politique… P. 357–359. В диссертации приводится перевод на французский язык нескольких ироничных текстов об исламе «арабских братьев» и их неуклюжих попытках насадить его в Боснии.


[Закрыть]Бригада «Эль Муджахидун», которой президент Изетбегович публично выразил признание 10 декабря 1995 года, взяла на себя обязательство не противиться Дейтонским соглашениям, подписанным через несколько дней в Париже, согласно которым «иностранных добровольцев» просили покинуть территорию Боснии и Герцеговины [275]275
  Отъезд арабских «джихадистов» проходил не без проблем: они опасались, что будут уничтожены, когда покинут боснийскую территорию, чтобы направиться в аэропорт Загреба. В марте более 300 из них вылетели из Сараево в Стамбул, где после теплого приема, устроенного им турецкой исламистской партией «Рефах», лучшие из них были «отобраны» турецкой спецслужбой MIT. 100 человек отправились в тренировочный лагерь на территории Северного Кипра (находящегося под турецким протекторатом); 200 «джихадистов» вернулись в Джалалабад, в лагерь, контролировавшийся Хекматьяром, ожидая возможной переброски в Чечню; некоторые уехали в Албанию – еще один потенциальный фронт джихада, который, однако, не открылся. См.: MSANEWS.


[Закрыть]в обмен на прибытие американских военных для поддержания мира. Для многих из «салафитов-джихадистов» это стало горьким испытанием: война, которую они хотели превратить в джихад, завершилась в духе pax americana,или, как они оценивали ситуацию, «неверные» солдаты оккупировали территорию общины правоверных. Это явилось для них печальным отзвуком событий пятилетней давности, когда армии коалиции вступили на саудовскую землю. Босния была спасена от сербского разбоя, но ценой ее интеграции в европейское пространство, ее «озападнивания» – чего не случилось с Афганистаном. Воинственные и ригористические концепции ислама, апологетами которых были моджахеды, нашли отклик лишь в мелких молодежных экстремистских организациях, [276]276
  В основном они были представлены Организацией активной мусульманской молодежи, базировавшейся в Зенице и возглавлявшейся А. Пезо, бывшим инвалидом войны. В июне 1998 г. мы имели возможность констатировать, что его ежемесячный журнал «Сафф» (арабский термин, обозначающий ряд верующих на молитве), весьма хорошо изданный, продавался в киосках возле главных мечетей страны. В Мостаре, где Салех Джолакович, улем, которого хорошо принимали на Аравийском полуострове, создал независимый исламский центр «Исламска Заедница», Организация активной мусульманской молодежи организовала митинг, плакаты с призывом на который были расклеены по всей мусульманской части города.


[Закрыть]и сегодня от них остались лишь несколько натурализованных арабов, женившихся в Боснии и осевших в «исламской коммуне» в глухой деревеньке на севере страны, что напоминало опыт секты «Дарул Аркам» в Малайзии и Шукри Мустафы в Египте.

Провал радикального исламизма в Боснии – следствие не только просчетов гуманитарных организаций, смешавших в кучу и благотворительность, и даава,не только ригоризма «салафитов-джихадистов», спутавших Зеницу и Джалалабад, или махинаций Запада, с разоблачением которых не преминули выступить последние. В первую очередь этот провал объясняется возникновением в гражданском обществе стремления к введению религии в демократические рамки. Во многих аспектах эта тенденция схожа с логикой «постисламизма», которая просматривается с середины 90-х годов в других мусульманских странах, в том числе и в Иране, как мы это увидим ниже.

На выборах, состоявшихся в сентябре 1996 года, когда война была уже закончена, СДА закрепила свой успех, одержанный в 1990 году. Таким образом, она смогла извлечь максимум выгоды из моральной победы над сербской агрессией и международного авторитета, обретенного А. Изетбеговичем. Соперница ПДД, Партия за Боснию и Герцеговину, основанная бывшим премьер-министром Силайджичем, несмотря на то что она играла главную роль в восстановлении государства с осени 1993 года, получила лишь небольшой процент голосов. Правившая партия критиковалась в основном за захват всех рычагов государственный власти: по мнению ее противников, ПДД воспроизвела модель функционирования Коммунистической партии Тито, многие кадры которой оказались в ПДД, привнеся в нее свои старые привычки (сараевские юмористы даже прозвали их «арбузами», зелеными снаружи и красными внутри). Активистам ПДД ставили в упрек также использование ислама в качестве обоснования ее легитимности, смешение понятий «Мусульмане» и «мусульмане», то есть национальной идентичности и религиозной принадлежности. Однако сама эта монополизация религии, хотя и была чревата уклоном в популизм или единомыслие, способствовала предотвращению радикализации идеологии и практики партии. Она могла править, лишь объединив светские средние классы города, бывшие коммунистические кадры, не склонные к религиозности, и сельскую Боснию, где еще сохранялось почитание суфийских братств, столь ужасавшее арабских джихадистов. Каждый год в июне высокопоставленные чиновники ПДД председательствовали на праздновании Айватовицы —древнего ритуала паломничества, исламизированного братствами, который, будучи далеким от правоверия в его салафитском и исламистском понимании, символизировал самобытность мусульманской Боснии и свойственный ей плюрализм. В партийных журналах можно было встретить тексты, призывавшие к реисламизации государства и настаивавшие на исламских моральных нормах в духе «Исламской декларации» 1970 года. Но сам президент, не отказываясь от прошлых убеждений, не переставал делать публичные заявления, выдержанные в духе политического реализма. Он сознавал, что создание исламского государства или любая попытка введения шариата натолкнулись бы на сопротивление масс избирателей и тем самым подорвали бы власть ПДД. Хотя круг основателей партии сохранял исламистские убеждения, контролируя ключевые сферы государства и идеологии, скорее общество изменило облик партии, нежели ей удалось изменить его в сторону исламизации. Далее мы увидим, что во многом аналогичный процесс произошел и в турецкой исламистской партии, вхождение которой во власть – сначала муниципальную, затем общенациональную – заставило ее частично отказаться от своей первоначальной доктрины и превратило ее в инструмент реализации политических амбиций религиозных средних слоев. В Боснии партийные догматики выставили себя на посмешище, развернув кампанию против Деда Мороза как неисламского символа. Энее Карич, мусульманский интеллектуал, выпускник сараевского медресе, переводчик Корана, одно время занимавший пост министра культуры и ныне близкий к X. Силайджичу, следующим образом описывал состояние плюралистического и демократического боснийского мусульманского общества, в котором никто не мог в политических целях провозглашать себя истинным мусульманином, отказывая в этом остальным: «Босния находится на европейской земле, и очень важно, что боснийские мусульмане с давних пор и до сегодняшнего дня принимают принцип практики и исповедания ислама в гражданском обществе и гражданском государстве». Карич считал, что эта религия должна была иметь возможность развиваться без «всякого диктата относительно того, каким должен быть «правильный ислам»», который «никогда не станет ни чьей-либо собственностью, ни инструментом в руках политиканов, использующих его в своих эгоистических или мирских целях». [277]277
  Капс Е. Islam in Contemporary Bosnia // Islamic Studies. 1997. Vol. 36. № 2–3. P. 480.


[Закрыть]При всем идеалистическом оттенке этих высказываний можно констатировать, что росток исламизма, который, казалось в 1992 году, будет подпитываться международной динамикой, через три года завял, не принеся плодов, отторгнутый боснийским обществом. В 1995 году большой сезон джихада закончился повсюду. Его неудача в Боснии станет лишь прелюдией к алжирскому и египетскому фиаско, которое случится двумя годами позднее.

Глава 5
Вторая Алжирская война: логика резни

В тот год, когда разразился конфликт в Боснии, в Алжире началась новая гражданская война, в которой исламисты сыграли основную роль. В 1992–1997 годах страну терзали чудовищные по жестокости и дикости столкновения, жертвами которых стали более 100 тысяч человек. Война началась после государственного переворота в январе 1992 года, прервавшего парламентские выборы, которые должны были принести победу Исламскому фронту спасения. Наряду с боями между алжирской армией и исламистами, окопавшимися в народных кварталах или ушедшими в партизаны, война ускорила процесс размежевания внутри движения, начатого ИФС. В нем всё более явно расходились позиции набожной буржуазии и неимущей городской молодежи. Буржуазия, шедшая в основном за руководством распущенного ИФС, отдала свои симпатии его «вооруженному крылу», Исламской армии спасения (ИАС), затем – «умеренным» исламистским партиям, в частности партии «Хамас», основанной Махфудом Нахнахом. С 1995 года, по мере военных успехов, режим пытался перетянуть на свою сторону эту набожную буржуазию, заинтересовывая ее приватизацией и переходом к рыночной экономике. Что касается неимущей городской молодежи, то в массе своей она поддерживала разрозненные боевые группы, которые стали известны под названием Вооруженной исламской группы (ВИГ). Признававшая лишь тотальную войну против власти, враждебная любой идее перемирия или компромисса, ВИГ создала вокруг ядра бывших членов Вооруженного исламского движения, которым в 1982–1987 годах руководил Мустафа Буяли, и бывших «афганских арабов»-алжирцев исключительно воинственное «салафитско-джихадистское» движение. В 1994 году оно потеснило группы, верные ИФС, и привлекло в свои ряды многочисленных «хиттистов», а также интеллектуалов, ушедших в подполье. Возглавляемая сменявшими друг друга «эмирами», каждому из которых было не более тридцати лет и которые выросли с оружием в руках, ВИГ в конце концов лишилась народной поддержки. В 1995 году она перенесла терроризм во Францию и закончила резней гражданского населения в пригороде Алжира осенью 1997 года, в момент, когда ИАС провозгласила «одностороннее перемирие» с властями. Поражение ВИГ стало поражением радикализированной беднейшей молодежи и шедшей за ней «салафитско-джихадистской» интеллигенции. Оно лишило движение в целом его народной «составляющей», отныне разгромленной и не способной мобилизоваться, как она это сделала в 1989–1991 годах, создав тогда для ИФС ту критическую массу, которая позволила ему завоевать улицу и одержать верх у избирательных урн. Поэтому к моменту окончания гражданской войны алжирские власти сумели сохранить контроль над политической ситуацией и оказались способны привлечь на свою сторону – на своих условиях – набожные средние классы, которые были предрасположены к компромиссу с режимом, не угрожая его всевластию.

Однако после окончательного поражения алжирских исламистов в 1996–1997 годах стало ясно, что стратегия джихада лишилась всякой народной поддержки и выродилась в саморазрушительный терроризм. Прежде, особенно в 1994–1995 годах, насилие достигало такой степени, что государство уже не могло противостоять исламистам. Некоторые наблюдатели, в частности в США, уже говорили об Алжире как о «будущем фундаменталистском государстве». [278]278
  На эту тему написано множество статей. См., в частности: Fuller G. Algeria: The Next Fundamentalist State? Santa Monica (Calif.), 1995. Автор работы является одним из аналитиков фонда «Rand Corporation».


[Закрыть]Как казалось, многие факторы свидетельствовали о том, что дело движется именно к такому результату: разочарование большинства избирателей, проголосовавших за ИФС в декабре 1991 года; сочетание двух традиций джихада (местной, в лице Буяли, и вернувшихся в страну «афганцев»); свежая память о войне за независимость с ее партизанскими отрядами и победой «полковников», силой захвативших власть в 1962 году; наконец, ярость огромных масс молодежи, полной решимости расправиться с «ворами» у власти. Руководители исламистских движений и их противники в мусульманском мире пристально следили за развитием алжирского конфликта. Каждый противостоящий лагерь страстно желал победы своим сторонникам, каждая удача воспринималась как успех собственного дела. В Египте, где волна терроризма захлестнула юг долины Нила и где радикальная «Гамаа исламийя» обменивалась посланиями солидарности с ВИГ, алжирская проблема вызывала самое пристальное внимание. Во Франции, где проживали многочисленные выходцы из Алжира и связи которой с этой страной после 130 лет колониального господства оставались очень тесными, гражданская война вскоре перестала рассматриваться как вопрос внешней политики в Средиземноморье, превратившись в вопрос внутренней жизни. После убийств французских граждан в Алжире и последовавших вслед за этим полицейских мер против алжирских боевиков-исламистов во Франции ВИГ перенесла боевые действия на французскую территорию, угнав в декабре 1994 года самолет авиакомпании «Эр Франс» и совершив серию терактов летом и осенью 1995 года. Остается еще много вопросов относительно того, кто конкретно нес ответственность за терроризм и был причастен к операциям, которыми завершилась кровавая сага ВИГ. Проиграв в военном отношении, запятнав себя неимоверными жестокостями, последняя политически ослабила исламизм в целом, прежде всего в Алжире, но также в остальном мусульманском мире, где этому движению пришлось затратить много сил и времени, чтобы отмежеваться от своего наиболее экстремистского ответвления. Алжирское поражение вынудило движение перейти к оборонительной тактике (за исключением самых радикальных групп), что резко контрастировало с его наступательным оптимизмом 80-х годов. Интеллектуалы, близкие к набожным средним классам, были вынуждены изменить идеологическую риторику, чтобы успокоить общество. Они стали ссылаться на необходимость демократизации, что отдалило их от экстремистов, но усилило внутренние разногласия. Таким образом, алжирская драма 90-х годов имела огромный резонанс даже за пределами страны, в которой она разыгралась. Тем важнее более подробно остановиться на ее завязке.

Когда 13 января 1992 года электоральный процесс был «приостановлен», согласно использовавшемуся тогда эвфемизму, многочисленные мелкие радикальные группы, рассматривавшие выборы и демократию как безбожие (куфр),уже были готовы к джихаду. Они начали его с кровавого нападения на военный пост в Геммаре 28 ноября 1991 года, почти ровно через два года после убийства Абдаллаха Аззама в Пешаваре. Лидер исламистского «коммандо», Аиса Масуди (известный как Тайиб аль-Афгани), будет арестован, судим и казнен. Этот теракт, который власти приписали ИФС, чтобы скомпрометировать его во время предвыборной кампании, явился первым свидетельством существования на крайнем фланге исламистской партии «салафитско-джихадистского» движения, которое никогда не рассчитывало прийти к власти с помощью избирательных урн, но лишь ждало благоприятного момента, чтобы развязать вооруженную борьбу. По свидетельству одного из ветеранов Афганистана, стоявшего у истоков ВИГ, идея создания группировки для захвата власти путем джихада родилась в конце 1989 года, когда были выпущены из тюрем руководители бывшего Вооруженного исламского движения Буяли. Однако стремительное становление ИФС, его мобилизационные успехи вплоть до «повстанческой забастовки» в июне 1991 года создали атмосферу, благоприятствующую политической победе исламистского движения, которая практически лишала провозглашение джихада всякой привлекательности. Лишь после ареста Мадани и Бенхаджа по истечении забастовки, когда режим продемонстрировал решимость использовать силу для сохранения контроля над ситуацией, вооруженные группы перешли к открытым действиям, начав с теракта в Геммаре. Они считали, что для джихада созрели все условия, поскольку теперь в стране имелось достаточно активистов, разочарованных в стратегии партии и готовых принять участие в военных операциях. [279]279
  См. опубликованное в «Аль-Ансар» (журнале «сторонников джихада в Алжире и во всем мире», печатном органе ВИГ за границей, основанном в июле 1993 г.) интервью с одним из лидеров «афганцев», стоявшим у истоков создания ВИГ: Al Ansar. № 17. 1993. 5 Novembre. Интервью цит. по: ат-Тавиль К. Аль-харака аль-исламийя аль-мусаллаха виль-джазаир: мин «аль-инказ» иля «аль-джамаа» [Вооруженное исламское движение в Алжире: от «спасения» к «группе»]. Бейрут: Дар ан-Нахар, 1998. С. 84–85. Эта книга написана ливанским журналистом, который вел алжирскую рубрику в ежедневной газете «Аль-Хайят» (Лондон). На данный момент в этом его труде собраны исчерпывающие сведения об алжирском вооруженном движении в 1992–1997 гг.; автор использовал большое количество печатных и аудиовизуальных материалов, к которым имел конфиденциальный доступ. См. также: GngnardA. La litterature politique du GIA algerien des origines a Djamal Zitouni: Esquisse d'une analyse // Facettes de l'islam beige / Sous la dir. de F. Dasseto. Louvain-la-Neuve: Academia-Bruylant, 1996. P. 69–95. Здесь опубликованы достоверные данные, почерпнутые из собранных в Бельгии материалов.


[Закрыть]В действительности это «джихадистское» течение состояло из многочисленных группировок, находившихся в состоянии соперничества по идейным и личным мотивам и имевших неодинаковый опыт. Эти различия послужат поводом к братоубийственным стычкам и актам террора. Внутри этого течения существовали две основные группировки: это бывшие активисты ВИД Буяли – Абдель Кадер Шебути, Мансури Мельяни, Изз ад-Дин Баа и ветераны Афганистана – Кари Сайд, Тайиб аль-Афгани и Джаафар аль-Афгани, [280]280
  Аль-Афгани – прозвище, широко распространенное среди ветеранов джихада в Афганистане (не является свидетельством какой-либо принадлежности к этой стране).


[Закрыть]который будет «эмиром» ВИГ с августа 1993 года по февраль 1994 года. В движение входили и диссиденты ИФС, например, Сайд Мехлуфи, в прошлом офицер алжирской армии, затем главный редактор печатного органа ИФС. Будучи автором вышедшего в свет в 1991 году «Трактата о гражданском неповиновении», призывавшего к насилию, он был исключен из партии на съезде ИФС в Батне в июле того же года. Наконец, в движение входила молодежь, не имевшая никакого опыта борьбы; с 1992 года эта группа становилась всё более многочисленной. К такого рода контрастам добавлялись культурные различия: «салафитско-джихадистское» течение, сформировавшееся в Афганистане, легко воспримет близкую ему, но слабо разработанную идеологию Буяли. Представители этого течения станут главными авторами текстов и прокламаций ВИГ. Однако позднее появятся и другие направления: «кутбисты» (сторонники Сайида Кутба), [281]281
  «Кутбистами» противники называли группу бывших «афганцев» во главе с доктором Ахмедом аль-Вадом, которая в воззрениях на современный мир использовала концепции, позаимствованные из работ Кутба, такие как джахилийя и хакимийя. До своего ареста Ахмед аль-Вад короткое время (осенью 1992 г.) возглавлял вооруженную группировку, которая впоследствии получила название ВИГ. Он погибнет в феврале 1995 г. во время бунта в алжирской тюрьме Сиркаджи. См.: ат-Тавиль К. Указ. соч. С. 65; аль-Мисри Абу Хамза. Тальми аль-ансар ли с-сейф аль-баттар [Партизаны полируют разящий меч]. Лондон, 1997. С. 20–21.


[Закрыть]не признававшие салафитов; «такфировцы», [282]282
  Это течение получило свое название от группы «Ат-Такфир ва ль-хиджра» («Отлучение и хиджра»), возникшей в Египте в 70-е годы и возглавлявшейся Шукри Мустафой. В состав течения входили бывшие «афганцы», объединившиеся вокруг доктора Ахмеда Бу Амара, по прозвищу Пакистанец. Отлучая от ислама всё общество, кроме небольшой группы своих адептов, идеологи этого направления наносили тем самым ущерб идее джихада в целом, так как суживали потенциальный круг своих приверженцев. По этой причине «салафиты-джихадисты» жестоко нападали на сторонников данного течения, а обвинение в «такфиризме» (отлучении общества от ислама) часто использовалось в ходе ликвидации и чисток в рядах ВИГ после 1995 г. Последнее известное коммюнике «эмира» Антара Зуабри, опубликованное 26 сентября в журнале «Аль-Ансар», будет оправдывать массовые убийства, совершенные в этом месяце, «отлучением общества, считающегося безбожным» (такфир аль-муджтама), что свидетельствовало о скатывании ВИГ в последние месяцы ее существования на позиции «такфиризма». См.: ат-ТавильК. Указ. соч. С. 280–283.


[Закрыть]считавшие, что всё современное общество безбожно и его следавало отлучать от ислама; «джазаристы» (или «алжирианисты») [283]283
  О «джазаристах», вступивших в ИФС на съезде партии в Батне в июле 1991 г., см. с. 145. Их лидером являлся Лунес Белькасем (Мухаммад Сайд), который вступит в ряды ВИГ в мае 1994 г. и будет ликвидирован в ноябре 1995 г.


[Закрыть]– ассоциация интеллектуалов-технократов, которая скатится к насилию и примкнет к ВИГ в мае 1994 года. Организационная рыхлость вооруженных групп во многом явится результатом их идеологической раздробленности, которая помешает их операционному объединению и с 1995 года станет причиной внутренних чисток и ликвидации.

Это разнородное и очень малочисленное по своему составу движение выдвинулось на первый план после приостановления выборов в январе 1992 года, за которым последовали арест большинства руководителей ИФС и роспуск партии. Тем самым подпольщики получили оправдание своей стратегии. К ним начало стекаться немало молодых людей, которые «уходили в партизаны», чтобы избежать репрессий. В феврале вооруженная группа напала на здание Адмиралтейства в столице Алжира, начались убийства полицейских, а регулярные столкновения после пятничной молитвы стали заканчиваться гибелью десятков людей по всей стране. В августе произошел дерзкий и кровопролитный теракт в алжирском аэропорту, в котором власти обвинили исламистов, тогда как сторонники движения увидели в нем провокацию. Однако 1992 год прошел относительно спокойно по сравнению с эскалацией насилия на протяжении следующих пяти лет: репрессированное руководство ИФС оказывалось не в состоянии контролировать своих активистов и избирателей; оно еще не знало, какую стратегию избрать. Мобилизация масс, отрабатывавшаяся каждую неделю после окончания пятничной молитвы и призванная, по замыслу агитаторов, произвести такой же эффект «снежного кома», который произвел в Иране в 1978 году аятолла Хомейни, наталкивалась на решительный отпор военной верхушки. Последняя держала в то время ситуацию под контролем и арестовала более 40 тысяч человек, которых отправили в Сахару. Эта массовая высылка произведет эффект, противоположный ожиданиям властей: исламисты и сочувствовавшие им еще более укрепятся в своих радикальных убеждениях. После освобождения (с лета 1992 года) эти люди составят мобилизационный резерв вооруженных групп. [284]284
  Массовые аресты позволили режиму получить в 1992 г. передышку и уничтожить ячейки ИФС, что привело к краху стратегию Фронта по революционной мобилизации населения. Но организация [в качестве мест заключения] лагерей в пустыне, лишенных элементарных бытовых удобств, позволила самым опытным и обученным активистам вербовать так боевиков из числа молодежи, возмущенной бесчеловечным с ними обращением. Эти молодые люди ушли в партизаны сразу после своего освобождения в конце 1992 г. Воспоминания одного из таких бывших узников, вставших на путь джихада, опубликованы, в частности, в алжирской газете «Liberation» в номере от 12 сентября 1999 г. В насеровском Египте пребывание «Братьев-мусульман» в лагерях в тяжелейших условиях сыграло важную роль в радикализации исламистского движения: именно там Сайид Кутб написал свой манифест «Вехи на пути», и именно там зародилось движение «такфировцев».


[Закрыть]Растерянность ИФС проявилась в расколе ее основных руководящих структур. ИФС, возглавляемый внутри страны подпольной «кризисной ячейкой», во главе которого в скором времени окажется Абдерразак Реджем, близкий к вождю «джазаристов» Мухаммаду Сайду, располагал за границей двумя представительствами – «парламентской делегацией» во главе с Анваром Хаддамом (также «джазаристом») и структурой, руководимой осевшим в Германии Рабахом Кебиром, подчеркивавшим свою верность Аббаси Мадани. Они объединятся (временно) только в сентябре 1993 года, после создания в Тиране (Албания) Заграничного исполнительного комитета ИФС (ЗИКИ), который будет обязан выражать единое мнение Фронта. В противоположность ситуации в Иране, где в 1978 году Хомейни взял власть, объединив под своей эгидой различные социальные группы, которых он заставил забыть о разногласиях с помощью единого исламистского революционного дискурса, ИФС в 1992 году выглядел полностью уничтоженным репрессиями. Набожные средние классы, которых он когда-то привлек на свою сторону, были дезориентированы и лишены возможности политического самовыражения, а инициатива стала постепенно переходить к экстремистским бандам, в которых неимущая городская молодежь будет играть решающую роль, с тех пор как гражданская война вступит весной 1993 года в свою активную фазу.

В то время как руководство ИФС переживало разброд и теряло контроль над ситуацией (давая тем самым режиму иллюзию легкой победы), вооруженные группы, напротив, усиливали координацию действий. В марте 1992 года А. Шебути и И. Баа, бывшие члены буялиевского ВИД, а также С. Мехлуфи, один из основателей ИФС, – все трое салафиты, очень скоро убедившиеся в необходимости джихада, – создали Движение за исламское государство (ДИГ). Базируясь в подполье, в частности близ г. Лахдария (к юго-востоку от столицы), оно сумеет привлечь в свои ряды некоторое количество активистов ИФС, распущенного в том же месяце. Одновременно Мансури Мельяни, также бывший заместитель Буяли, создаст собственную ячейку, к которой примкнут «афганцы» и более молодые городские активисты: февральское нападение на Адмиралтейство и августовская атака на столичный аэропорт будут приписаны именно им. Арестованного в июле (и казненного в августе 1993 года) Мельяни сменит Мухаммад Алляль, он же Мух Левейей (его прозвище происходит от названия алжирского квартала, в котором он жил), снискавший себе репутацию «городского партизана». 31 августа – 1 сентября 1992 года в Тамесгиде пройдет совещание, призванное объединить всех под началом Шебути. Прерванное солдатами, которые убьют Левейея, совещание не выполнит этой задачи. Преемнику Левейея, Абдельхаку Лаяде, бывшему автослесарю из алжирского народного квартала Бараки, открывшему для себя ислам после октябрьского восстания 1988 года, предстоит сделать решающий шаг: в октябре 1992 года в результате слияния трех небольших групп будет создана ВИГ.

К концу 1992 года в состав вооруженного движения вошли две основные группировки. Хорошо организованное и имевшее четкую структуру, ДИГ во главе с Шебути по прозвищу Генерал (лива)отдавало предпочтение продолжительному джихаду с опорой на партизанскую организацию, что вписывалось в традиции Войны за независимость и эпопеи Буяли. Борьба ДИГ была направлена прежде всего против государства и его представителей. В январе 1993 года фетва, изданная Али Бенхаджем, находившимся в тюрьме, возвела ее автора в ранг человека номер два в распущенной партии. Что касается Лаяды, то он, как и ВИГ, предпочитал немедленное действие, нанося врагу удары, которые были призваны дестабилизировать режим, создав ситуацию повсеместного отсутствия спокойствия. Он сурово осуждал ИФС и клеймил как «безбожников» его руководителей, отказывавшихся взяться за оружие и обосновывавших это тем, что они против насилия. В своих первых заявлениях «эмир» ВИГ угрожал также журналистам, этим «внукам Франции», и семьям военных; и с весны 1993 года его угрозы начали претворяться в жизнь. В «интервью», опубликованном журналом «Аш-Шахада» («Исповедание веры») в марте 1993 года, Лаяда вписывал свое движение в контекст современной истории, позволяя тем самым определить его идеологическую преемственность. [285]285
  Издаваемая в Стокгольме алжирскими исламистами, близкими к ВИГ, «Аш-Шахада» впервые вышла в свет в ноябре 1992 г. Трудно судить, в какой мере «интервью» передавало слова «эмира» и не являлось ли оно плодом коллективного творчества. Ясность изложения, знание истории, ссылки на источники давали основания полагать, что текст писался при участии представителей интеллектуалов, участвовавших в движении.


[Закрыть]По его мнению, «величайшей драмой, пережитой Общиной правоверных в нашу эпоху, было падение халифата [в 1924 году]»; пакистанская «Джамаат-и ислами» и «Братья-мусульмане» много сделали для борьбы с «идеями джахилийи»и создания исламского государства, однако итог прошедших 70 лет был, по мнению Лаяды, неутешительным. Поскольку эти движения медлили с объявлением джихада и не торопились браться за оружие, «безбожникам» повсюду удалось удержаться у власти. В то же время «исламский опыт, который пошел по пути джихада, добился многих из поставленных целей и преподал массу стратегических уроков в масштабах всего мира – это афганский опыт». В Алжире, где враги ислама, получившие образование во Франции, захватили власть после завоевания независимости, некоторые проповедники поддерживали огонек сопротивления; [286]286
  Лаяда цитировал четырех алжирских исламистских мыслителей: шейхов Мисбаха, Абдель Латыфа Султани, аль-Арбави, бывших членов Ассоциации алжирских улемов, оставшихся в оппозиции режиму после 1962 г., и философа-реформатора Малека Беннаби (1905–1973).


[Закрыть]наконец, появился «мученик Буяли, который осознал, что путь к возвышению слова Аллаха лежит через джихад, но остался в одиночестве, поскольку проповедники пребывали в мечтаниях, миражах и наивности в интеллектуальном и оперативном плане». Затем появился ИФС, цели которого были правильными, но стратегия которого потерпела поражение от сил безбожия. Вот почему настало время джихада, для развертывания которого «ВИГ собрала необходимые аргументы, почерпнутые из шариата». Лаяда выражал удивление по поводу того, что «те, кто издавал фетвы, провозглашавшие джихад обязанностью каждого (фард айн)в Афганистане, [287]287
  Автор явно сожалеет, что значительная финансовая помощь, которая оказывалась афганскому джихаду (в частности, поступавшая с Аравийского полуострова), не перепадала вооруженным алжирским группировкам.


[Закрыть]не делали того же в Алжире и других мусульманских странах, в то время как основания, на которых зиждились подобные фетвы, оставались теми же». После подготовительного периода и последовавшего за ним объединения первых мелких джихадистских групп [288]288
  Автор уточнял, что ВИГ возникла в результате «союза между группой Мансури Мельяни, доктора Абу Ахмада [Ахмада аль-Вада] и Муха Левейея».


[Закрыть]в рядах ВИГ Лаяда планировал объединить под своим началом всех вооруженных исламистов «на единой интеллектуальной платформе: следовать по пути правоверного суннизма, как его понимали благочестивые предки». [289]289
  Арабское выражение, которое использовал Лаяда, относится к салафизму в его ригористской интерпретации («иттибаминхаж ахль ас-сунна валь-джамаа ва фахмас-салаф ас-салих»).


[Закрыть]Ссылаясь далее на Освальда Шпенглера, чтобы констатировать «упадок Запада», и Бертрана Рассела, чтобы провозгласить, что «миссия белого человека закончена», [290]290
  Эти отрывочные ссылки на западных авторов, идеи которых приводились в доказательство упадка их собственной цивилизации, часто встречаются в исламистской литературе. Трудно установить, были ли имена Освальда Шпенглера, автора знаменитых очерков под названием «Закат Европы», и философа и математика Бертрана Рассела известны слесарю-авторемонтнику Лаяде или речь шла об интеллектуальном вкладе авторов «Аш-Шахады».


[Закрыть]«эмир» выступал за установление в Алжире халифата военным путем. Существовавшие исламистские движения он делил на две категории. По поводу тех из них, которые «шли на уступки безбожной власти», он говорил: «Мы не виновны [в их крови], так как суждение Аллаха по их поводу ясно, когда Он, Всевышний, говорит: «А тот из вас, кто идет им на уступку, тот – из их числа». [291]291
  Коран (V: 51): «О вы, которые уверовали! Не заводите дружбы с иудеями и христианами: дружат они между собой. Если же кто-либо из вас дружит с ними, то он – один из них» (пер. М.-Н.О. Османова). Более близкие к исламистскому движению переводчики, такие как профессор Хамидулла, интерпретируют этот аят как запрещение брать в друзья иудеев и христиан. Цитируемый здесь фрагмент – для которого мы предлагаем более простую интерпретацию – косвенно приравнивает к иудеям и христианам «безбожных» правителей. Другой фрагмент, имеющий тот же смысл («Те – из их числа» – «хум минхум»), очень широко используется в текстах ВШ. Он служит оправданием «коллективной ответственности» всех, кто подозревается в оказании помощи режиму, и даже всех тех, кто не встал в ряды вооруженной борьбы. Он будет приведен в оправдание убийства женщин и детей в 1997 г. (см.: аль-Мисри, А X. Указ. соч. С. 20). Выражение «мы не виновны» означает что проливать кровь указанных лиц разрешено. Заметим, что цитата из 51 айата V суры в тексте интервью содержит лексическую ошибку («фа хува минхум» вместо «ва иннахуминхум»), которая не меняет смысла, но нарушает сакральность коранического текста и показывает, что исламская образованность автора интервью (или его редакторов) оставляет желать лучшего – несмотря на его претензию на принадлежность к самому правоверном) салафизму.


[Закрыть]Что же до тех, кто не является союзниками власти, то мы им говорим: «Чего вы ждете, чтобы присоединиться к каравану джихада?»». [292]292
  Выражение «присоединиться к каравану джихада» перекликается с заголовком одной из брошюр Абдаллаха Аззама на эту тему – «Ильхак би ль-кафиля!» («Присоединись к каравану!»).


[Закрыть]Наконец, выступая за единство в рядах бойцов, Лаяда стремился избежать разногласий, которые к моменту появления этого текста в марте 1993 года [293]293
  С момента взятия Кабула моджахедами в апреле 1992 г. и до вступления в него талибов в сентябре 1996 г. Афганистан был погружен в состояние анархии, компрометировавшей «победу джихада», которой гордились его сторонники.


[Закрыть]превратили победу афганских моджахедов над Красной Армией в братоубийственную войну. [294]294
  Самые важные места из «интервью» приводятся по: ат-Тавшь К. Указ. соч. С. 79–84. См. также: Там же. С. 74–78. Автор воспроизводит отрывки из коммюнике № 2 ВИГ и публикует расшифровку аудиокассеты с записью выступлений Лаяды.


[Закрыть]

Это «интервью» – независимо от того, был ли его автором сам Лаяда или же его «доработали» редакторы «Аш-Шахада», – сразу же обозначило двойную преемственность ВИГ: от афганского джихада и от эпопеи Буяли. Эта организация предстала как естественный результат развития алжирского исламистского движения после стратегического поражения ИФС. Она претендовала на то, чтобы стать прибежищем для разочарованных активистов последнего и единственной организацией вооруженной борьбы. Эти амбиции приобретут осязаемый характер в 1993 году, во время эмирства Лаяды, и достигнут апогея в 1994 году, в период руководства Шерифа Гусми. Они проявятся в развязывании кампании насилия, объектом которого станет не только государство и его представители, но и все (как мужчины, так и женщины), кто считался тем или иным образом связанным с государственной властью.

Начиная с марта 1993 года среди жертв насилия оказались преподаватели университетов, представители интеллигенции, писатели, журналисты, врачи; не все из них были связаны с режимом, но многие их них в глазах представителей неимущей городской молодежи, вступивших в вооруженную борьбу, воплощали ненавистную фигуру франкоговорящего интеллектуала, обладателя недоступного культурного капитала. В военном отношении потери режима были неощутимы, однако миф о легкой победе над исламистским движением, созданный властями в 1992 году, рассеялся, как туман на рассвете. Доверие к государству было подорвано и тем, что жертвами исламистов стали «видные» люди, имевшие друзей за границей. Режим, хотя за пределами Алжира об этом узнают гораздо позже, был более всего озабочен утратой контроля над городскими народными кварталами, сельскими и горными районами, а также транспортными артериями, которые перешли под власть вооруженных групп. Всё это свидетельствовало о непрочности положения правивших кругов, являлось доказательством скатывания в оппозицию значительной части населения. Не вступая в организации ВИГ или ДИГ, еще находившиеся в то время в эмбриональной стадии, банды молодежи из малоимущих семей, более или менее контролировавшиеся местными «эмирами», изгоняли с подконтрольных им территорий полицию и провозглашали создание «освобожденных исламских зон». Этот процесс, поначалу вызывавший удовлетворение населения, которое в большинстве своем голосовало за ИФС и часто вспоминало о «честной» работе депутатов этой партии в муниципалитетах, [295]295
  18 466 коммунальных народных ассамблей (муниципалитетов), в которых в июне 1990 г. одержали верх представители ИФС, в апреле 1992 г. были распущены и поставлены под контроль руководителей, назначенных властями. Эти лица окажутся главной мишенью для вооруженных группировок.


[Закрыть]оборачивался изменением социальной иерархии внутри исламистского движения. В эпоху подконтрольных ИФС мэрий (июнь 1990 – апрель 1992 года) местная власть находилась в руках религиозных средних слоев и партийной интеллигенции. Они проводили популистскую политику, призванную удовлетворить социальные требования неимущей городской молодежи: борьбу с коррупцией в госаппарате и воровством, за моральное поведение и т. д. В 1993–1994 годах молодежь захватила местную власть силой: исламистские нотабли, торговцы, транспортники и предприниматели, враждебно настроенные к государству, лишившему их победы на выборах в январе 1992 года, поначалу охотно финансировали этих «эмиров» – «хиттистов», поденщиков и водопроводчиков, в которых они видели инструмент своего политического реванша. Однако уже через несколько месяцев этот добровольный исламский налог превратится в рэкет бандитов, преследовавших всё более и более туманные цели и боровшихся, подобно хищникам, за контроль над территорией. Тем временем армия, ушедшая из этих кварталов, окружала их и превращала в гетто. [296]296
  См.: Martinez. L. Op. cit. Автор с большой точностью описывает данный феномен и показывает, что помимо идеологического столкновения между исламистами и властью война выступала как средство перераспределения богатства с помощью насилия. В данном конкретном случае рэкет и другие формы бандитизма, практиковавшиеся вооруженными группировками (взимание «платы за проезд», похищения с целью выкупа, кражи и пр.), станут основным источником финансирования джихада в отсутствие внешнего спонсора, каковыми были нефтяные монархии Аравийского полуострова во время войны в Афганистане. По мере эскалации алжирского конфликта растущее число убийств, покушений против собственности и краж будет приписываться различным заинтересованным сторонам, сумевшим превратить исламистское насилие в инструмент (для устранения конкурента или конфискации имущества у жертвы) и воспользовавшимся общим климатом нестабильности, чтобы заниматься гангстеризмом под прикрытием джихада.


[Закрыть]Набожные средние классы нищали, а затем становились жертвами вымогательства молодежных банд «из народа». Желая избежать рэкета, представители этих классов покидали свои кварталы. Этот процесс в огромной мере способствовал распаду социального единства исламистского движения и в дальнейшем подготовит средние классы к сближению с режимом.