Текст книги "Джихад. Экспансия и закат исламизма"

Автор книги: Жиль Кепель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Глава 6
Египетский исламизм и вирус терроризма

В те самые годы, когда в Алжире свирепствовала гражданская война, Египет захлестнула волна насилия, в которой опять же государство противостояло радикальным исламистским группам. В 1992 году, когда в алжирской столице начинались убийства и теракты, власти интернировали активистов ИФС в исправительные лагеря в пустыне, а в горах формировались вооруженные отряды ДИГ и ВИГ, «Гамаа исламийя» расправилась в Каире со светским писателем Фарагом Фодой и бесчинствовала на юге долины Нила. Ее боевики, преследовавшие и убивавшие представителей христианского меньшинства – коптов, приступили в тот год к систематическому истреблению туристов и офицеров сил безопасности. В декабре 14 тысяч солдат и полицейских заняли и «очистили» народный квартал Имбаба на окраине столицы, который «Гамаа» превратила в «освобожденную исламскую зону» – подобие бедных алжирских кварталов Эвкалиптов или Бараки. Эта одновременная эскалация насилия в двух странах происходила в год захвата Кабула моджахедами. Многие сотни алжирских и египетских «афганцев» вернулись домой. Пройдя в Пешаваре школу «салафизма-джихадизма», они способствовали радикализации местного джихада, привнеся в него свой интернациональный опыт. В обеих странах режим также столкнулся с успехом «умеренных» исламистов в борьбе за симпатии средних классов: Мубарак не пошел на риск победы исламистов на парламентских выборах, подобной победе ИФС в декабре 1991 года, однако египетские «Братья-мусульмане» продемонстрировали свою силу в тех социально-политических нишах, которые были для них открыты. В сентябре они одержали верх на выборах в союз адвокатов, завершив тем самым подчинение профессиональных союзов (медиков, инженеров, дантистов, фармацевтов), объединявших египетскую дипломированную мелкую буржуазию. 12 октября, после землетрясения, унесшего жизни более 500 человек и оставившего без крова 50 тысяч жителей Каира, «Братья» взяли в свои руки организацию оказания помощи пострадавшим, опережая в этом неповоротливую государственную бюрократию, – как это сделал ИФС во время землетрясения в Типасе в октябре 1989 года.

Апогеем волны насилия, обрушившейся на Египет, стало убийство в Луксоре 60 человек, в основном туристов, 17 ноября 1997 года, вскоре после резни в Раисе, Бени-Месусе и Бентальхе в Алжире. В обоих случаях эти убийства были последними, за которые взяло на себя ответственность структурированное вооруженное исламистское движение. Радикальные группировки – «Гамаа исламийя» в Египте и ВИГ в Алжире – рухнули, раздавленные репрессиями и ненавидимые населением. «Исторические» лидеры «Гамаа» призвали в июле ко «всеобщему прекращению огня»; в Алжире в конце сентября ИАС объявила об «одностороннем перемирии». Почти одновременно вооруженный джихад потерпел поражение в обеих арабских странах, где насилие достигло своего пика. Это поражение открыло путь к перестройке и кооптации правившими режимами исламистского движения, лишившегося поддержки в народе и вернувшегося к ориентации на средние классы.

Несмотря на сходство между египетскими и алжирскими событиями, частично связанное с общностью направленности, которую хотели придать им активисты, прошедшие Афганистан, эти события разворачивались в совершенно разном политическом контексте. Алжир был молодым государством, обретшим независимость в 1962 году и несшим отпечаток насилия времен войны. Это государство не имело опоры в обществе с тех пор, как в 80-х годах единственная правящая партия ФНО начала терять народное доверие. Религиозные инстанции находились в зачаточном состоянии, и государству пришлось даже пригласить улемов из Египта, когда в 1985 году оно учредило исламский университет в Константине, чтобы придать себе религиозную легитимность. Этот вакуум помог ИФС мобилизовать народ на борьбу во имя ислама и победить на выборах в 1989–1991 годах, способствовал втягиванию части населения в гражданскую войну, по крайней мере, до 1994–1995 годов. В Египте же государство во главе с Хосни Мубараком было наследником очень древней политической конструкции, располагавшей эффективным административным аппаратом, при всех бюрократических издержках, порожденных его «фараонизмом». Благодаря университету Аль-Азхар он располагал религиозной инстанцией, которая сумела сохранить огромный авторитет, несмотря на вмешательство со стороны властей вкупе с критикой со стороны наиболее радикальных исламистов и проникновением «Братьев-мусульман» в среду улемов и преподавателей. К тому же в противоположность Алжиру, где до 1989 года воинствующий исламистский протест ограничивался партизанским движением Мустафы Буяли, Египет, президент которого был убит в октябре 1981 года группой «Аль-Джихад», имел длительный опыт борьбы с исламистским движением, начавшейся после создания в 1928 году на берегах Суэцкого канала организации «Братья-мусульмане». Этот опыт включал в себя казнь Сайида Кутба, повешенного при Насере в 1966 году, и двусмысленные отношения с «Гамаа исламийя», в которые вступил в 70-е годы Садат. Сползание части исламистского движения к насилию в 1992–1995 годах, несмотря на свой открытый характер, не вылилось в полномасштабную гражданскую войну, хотя некоторые районы страны на время вышли из-под контроля полиции и армии. В 1995 году иностранец мог спокойно проживать в Каире, что было тогда невозможно в столице Алжира.

В военном отношении масштабы конфликта, если судить о них по количеству жертв (порядка тысячи человек в Египте и сотни тысяч человек в Алжире), были несоизмеримы. В политическом плане египетское исламистское движение, которое в 1992 году пополняло свои ряды как за счет неимущей городской молодежи, так и представителей средних классов и религиозной буржуазии, оказалось, как и в Алжире, глубоко расколото после пяти лет ожесточенного конфликта с властью, ход которого этому движению так и не удалось повернуть в свою пользу.

Произошедшее в июне 1992 года убийство светского эссеиста Фарага Фоды активистами «Гамаа исламийя» обычно считают началом новой фазы конфликта, который с середины 80-х годов приобрел латентный, хотя и неизменный, характер. После убийства Садата в октябре 1981 года широкомасштабные репрессии на время свели на нет экстремистское течение, рассеяли ряды его сторонников и заставили уйти в тень «Братьев-мусульман», озабоченных в основном тем, чтобы отмежеваться от активистов группы «Аль-Джихад». Президент Мубарак вновь ввел в политическую игру оппозиционные партии, преследовавшиеся его предшественником, и организовал в мае 1984 года парламентские выборы с предсказуемыми результатами. Однако предвыборная кампания отличалась свободой, которой не было уже давно. «Братья» провели в парламент нескольких своих депутатов; власть чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы проявить милосердие к радикальным элементам, арестованным в октябре 1981 года. Большинство из них стали выходить на свободу. До 1987 года о них почти ничего не было слышно: некоторые отправились на афганский джихад через Саудовскую Аравию (с одобрения режима), другие занялись восстановлением разгромленных в 1981 году организационных структур. Исламистское движение, в широком понимании этого слова, понемногу вставало на ноги, вновь овладевая теми бастионами, которые ему удалось захватить в эпоху Садата, и одновременно расширяя фронт наступления. С 1984 года его представители стали одерживать победы на студенческих выборах в большинстве кампусов. С середины 80-х годов большинство из 22 профессиональных корпораций (профсоюзов) Египта перешли под контроль своих молодых членов – представителей «Братьев-мусульман». Бывшие активисты, поступившие в университет в предыдущее десятилетие, ныне обладатели дипломов, вступившие в активную общественную жизнь, они продолжали здесь даава– проповедь-агитацию, – начатую еще в студенчестве. [324]324
  См.: Qandi lA. L'evaluation du role des islamistes dans les syndicate professionals egyptiens // Le phenomene de la violence politique: Perspectives comparatives et paradigme egyptien / Sous la dir. de B. Dupret. Le Caire: Cedej, 1994. P. 282. Успехи «Братьев-мусульман» на выборах в «профессиональные союзы», объединявшие представителей средних классов, объяснялись наличием многих факторов. Прежде всего, рост численного состава профсоюзов объяснялся перепроизводством специалистов в 70-х годах, что привело к их резкому обнищанию. Это явление затронуло в первую очередь новоиспеченных медиков, которым не удавалось обзавестись состоятельной клиентурой и многие из которых жили на жалкое пособие, выплачивавшееся Министерством здравоохранения. «Братьям» удалось создать социальные службы и организовать благотворительную деятельность, ставшую возможной благодаря их контролю над многочисленными благотворительными обществами. Последние финансировались за счет закята, поступавшего от богатых мусульман или нефтедолларов, которые перечисляли сторонники «Братьев» из числа египтян, эмигрировавших в страны Залива. Средства поступали также от местных исламистов или салафитов. Кроме того, предлагая проект политического переустройства общества, в котором набожным средним классам отводилась большая роль, «Братья» привлекали к себе взоры тех разочарованных молодых выпускников вузов, чьи надежды на социальную карьеру разрушила пролетаризация. Наконец, массовый абсентеизм на выборах в профессиональные союзы способствовал победе активного и хорошо организованного меньшинства в лице «Братьев». Данный феномен даст властям аргумент в пользу восстановления контроля над профессиональными союзами в 1993 г. (после победы «Братьев» на выборах в Союз адвокатов 11 сентября 1992 г.). Указ предусматривал, что для того, чтобы выборы были признаны состоявшимися, в них должно было принять участие не менее 50 % членов Союза. Невыполнение этого условия влекло за собой переход союзов под контроль государственной администрации. См.: AbdelFattah N. VeiledViolence: Islamic Fundamentalism in Egyptian Politics in 1990s. Cairo: Sechat, 1993. P. 36–45, 74–81.


[Закрыть]Этот прорыв в среду представителей свободных профессий и «профессионалов» сопровождался обогащением религиозной буржуазии, процветание которой было связано с исламскими банками и исламскими инвестиционными фондами, переживавшими в тот момент период расцвета. В 1988 году государство положило конец этому явлению. Оно опасалось, что этот процесс позволит движению, включая все его течения, сколотить капитал для войны и обеспечит «Братьям» и их друзьям финансовую независимость, которая закончится их непримиримой политической оппозицией. Но в то же время государство поощряло расширение религиозного пространства, контроль над которым оно надеялось сохранить и которое придавало власти легитимность, помогая парировать обвинения в безбожии или «теплохладности», бросавшиеся режиму бородатыми активистами. В 1985 году государственное телевидение отвело около 14 тысяч часов под исламские передачи, [325]325
  За исламскими программами следовали политические (11 тыс. часов) и развлекательные (8 тыс. часов), в то время как передачи «аморальные» (например, танцы) или признанные «несовместимыми с исламскими ценностями», подвергались цензуре. См.: AyalonA. Egypt // MECS. 1984–1985. P. 351. Автор ссылается на газеты «Аль-Ахрам» (21 мая 1985 г.) и «Майо» (25 мая 1985 г.).


[Закрыть]обеспечив проповедникам-«телекоранистам» – таким, как шейх Шаарави, известный своим крайним консерватизмом и враждебностью к коптам, или шейх Мухаммад аль-Газали, близкий к «Братьям-мусульманам», – приоритет в изложении общественных ценностей. Эти улемы считали себя идеологическим оплотом государства против «религиозного экстремизма» и стремились извлечь выгоды из своего статуса. Их первой мишенью стали светские интеллектуалы, труды которых они подвергали цензуре за содержавшееся в них, по мнению этихулемов, «посягательство на религию». Мимоходом нападкам подверглось даже полное арабское издание «Тысячи и одной ночи», обвиненное в «непристойности». Запрещение подавать спиртные напитки в самолетах авиакомпании «Ижипт Эйр» и решение некоторых префектов объявить в своих департаментах сухой закон указывали на то, что государство отдало на откуп религиозным деятелям салафитского и консервативного направлений сферы морали, культуры и бытового поведения. В парламенте депутаты из числа «Братьев-мусульман» неустанно добивались введения шариата и отмены любых законов, которые, по их мнению, противоречили канонам мусульманского права. Когда в 1985 году председатель парламента Рифаат аль-Махгуб (будет убит в 1990 году) отказал им, заявив, что правовая сфера, как и политика, должна оставаться свободной от посягательств со стороны исламистского движения, даже «умеренного», за этим последовали манифестации, организованные пламенным проповедником шейхом Хафезом Саламой. Они были быстро рассеяны, но дали понять, что исламистское движение вновь осмеливалось заявлять о себе на улицах.

В то время как «Братья-мусульмане» и их сторонники в набожном истеблишменте вели с властями своего рода «пограничную войну» – первые за распространение своего влияния на сферы права, экономики и политики, а вторые – за то, чтобы ограничить это влияние областями морали и культуры, – подпольная составляющая исламистских движений разделилась на два больших течения. Этому предшествовали проходившие в тюремных камерах дебаты, вызванные провалом попытки захвата власти после убийства Садата. Первое течение – его лидерами были лейтенант Аббуд аз-Зумр, приговоренный к пожизненному заключению, и врач Айман аз-Завахири, [326]326
  Айман аз-Завахири, который сыграет видную роль в международных радикальных исламистских движениях второй половины 90-х годов (род. в 1951 г., в 1978 г. получил диплом хирурга), был родом из известной каирской семьи врачей и дипломатов. Один из его предков был послом, другой – шейхом Аль-Азхара. Участвовавший еще с подросткового возраста в подпольном исламистском движении в насеровскую эпоху, он присоединился к группе убийц Садата благодаря посредничеству Аббуда аз-Зумра. Арестованный в октябре 1981 г., в 1984 г. он вышел на свободу и провел конец десятилетия в Афганистане. Он также бывал в Европе, выезжая туда через Болгарию. См.: Такрир ааль-халя ад-динийя фи миср 1996 [Доклад о религиозной ситуации в Египте в 1996 году] / Ред. Набиль Абдель Фаттах. Каир: Центр политических и стратегических исследований «Аль-Ахрам», 1998. С. 280.


[Закрыть]уехавший в 1985 году в Афганистан, – считало, что джихад может увенчаться успехом только в том случае, если с помощью силы уничтожит нервные центры «безбожного» режима. Для этого потребуется небольшое ядро в лице решительно настроенных активистов, которое после этого провозгласит исламское государство к восторгу народа, освободившегося от тирании. Эта путчистская концепция воспроизводила в исламистском варианте методы арабских националистов-военных, применявшиеся в предыдущие десятилетия. Она подвергала сильнейшему сомнению эффективность «проповеди» (даава),которую государство имело возможность держать в узде, пока исламистское движение находилось «в стадии слабости», и следовала идеям опуса, сочиненного электриком Абдессаламом Фараджем с целью оправдания убийства Садата. Этого взгляда придерживалась группа «Аль-Джихад» («Танзим аль-джихад»), воссозданная в подполье.

Другие активисты, позаимствовавшие название «Гамаа исламийя» («Исламская группа»), ставшее знаменитым в студенческих городках в 70-е годы, [327]327
  В 70-е годы термин «гамаат исламийя» (по-арабски – во мн. числе) обозначал исламистские студенческие движения всех оттенков. С середины 80-х годов в этот термин (уже в единственном числе, часто с уточняющим эпитетом «радикалийя», т. е. «радикальное») закрепился исключительно за подпольным движением, вставшим на путь насилия и избравшим своим духовным лидером шейха Омара Абдель Рахмана.


[Закрыть]считали, что джихад должен вестись параллельно с проповедью и распространяться на общество, в котором следует проводить в жизнь принцип «повелевания благого и запрещения дурного». Это предполагало одновременное поощрение широкой и открытой агитации и установление контроля над частями территории, которые можно было вывести из-под власти государства и установить на них «исламский порядок». Активисты осмысливали его в категориях морали (они преследовали людей, нравственность которых вызывала подозрения, силой закрывали видеосалоны, парикмахерские, бары, кинотеатры и пр.), догматики и права (угрожали коптам, с тем чтобы те платили «налог на защиту», установленный шариатом для немусульман, живущих под исламской властью) и военно-политических категориях (нападали на представителей государства, полицейских и др.). «Духовным лидером» «Гамаа» был слепой шейх Омар Абдель Рахман, [328]328
  Страдавший диабетом и ослепший еще в десятилетнем возрасте, Омар Абдель Рахман род. 1938) посвятил себя изучению религиозных наук (выбор, достаточно типичный для слепых, которым их увечье не мешает заучивать священные тексты, о чем свидетельствует пример шейха Кишка, популярного исламистского проповедника 70-х годов). В 1996 г. Омар окончил Аль-Азхар; в октябре 1970 г. впервые попал в тюрьму на 18 месяцев за издание фетвы, запрещавшей молиться за Насера (который только что умер), так как тот, мол, был «безбожником»; получив в 1977 г. степень доктора, уехал преподавать в Саудовскую Аравию; пробыв там до 1980 г., стал «муфтием» группы убийц Садата, для которой издал фетву, разрешавшую нападения на коптов (см.: Kepel G. Le Prophete… P. 227); арестованный в 1981 г., но оправданный в ходе процесса, вышел на свободу в 1984 г. (см.: Такрир… 1996. С. 280). Дальнейшая его биография, получившая широкое освещение в прессе после его переезда в США, изложена там же (с. 296–299).


[Закрыть]«муфтий» убийц Садата, который стал известным благодаря своим фетвам, разрешавшим нападения на коптских ювелиров и торговцев золотом (а в случае необходимости и их убийство) для финансирования джихада. Выйдя на свободу в 1984 году, он поселился в оазисе Эль-Файюм, где выступал с проповедями на излюбленные темы. Попав на короткое время за решетку в 1986 году, он будет вновь арестован в апреле 1989 года после жестоких столкновений его сторонников с полицией. После многомесячного заключения Рахман уедет в Судан, где получит визу в США. Здесь он продолжит свои проповеди в Джерси-Сити, пока не будет привлечен по делу о взрыве во Всемирном торговом центре в феврале 1993 года.

Снижение уровня безопасности начало беспокоить египетских наблюдателей лишь с 1987 года, когда были совершены (в мае того года) неудачные покушения на бывшего министра внутренних дел и американских дипломатов, а в Верхнем Египте при подстрекательстве «Гамаа исламийя» участились случаи насилия в отношении коптов. Кто-то распустил слух, что христиане якобы опрыскивали платок женщин-мусульманок таинственной аэрозолью, благодаря которой на ткани после первой стирки проступал крест! То, что подобные небылицы могли привести к инцидентам, красноречиво говорило о степени напряженности в долине Нила. В том же году усилилось представительство в парламенте «Братьев-мусульман»: вступив в коалицию с Партией труда – ее возглавлял бывший марксист, ставший исламистом, – они получили 17 % голосов и 60 депутатских мест. Власть, контролировавшая конечные результаты голосования, придерживалась тогда стратегии диалога с набожными средними классами, от которых она ожидала поддержки социального мира. Но насилие возрастало год от года, что завершилось взрывом 1992 года. Так, осенью 1988 года в Гелиополисе – пригороде Каира – полиция была вынуждена занять целый квартал, в котором «Гамаа исламийя» с помощью силы «повелевала благое и запрещала дурное», это был знак того, что организация смогла выйти из своей цитадели – сельских районов Верхнего Египта – и закрепиться в народных кварталах столицы. [329]329
  Об этих инцидентах и о ситуации в исламистском движении во второй половине 90-х годов в самом широком плане см.: Rausilkm A. Entre Al-Jihad et Al-Rayyan: Phenomenologie de l'islamisme egyptien // Maghreb-Machrek. 1990. Janvier-Mars. № 127. P. 5–50.


[Закрыть]В 1989–1990 годах непрекращавшееся насилие против коптов в Верхнем Египте и возросшее влияние «Гамаа» дали толчок репрессиям. Они проявились в осаде мечети в Эль-Файюме, где проповедовал Омар Абдель Рахман, в многочисленных арестах и полицейских «эксцессах». Все это вызывало акты мести в отношении сил правопорядка со стороны традиционных кругов Верхнего Египта на фоне идеологического противостояния между радикальными исламистами и государством. До 1993 года власть проводила одновременно две стратегии: политического давления на «экстремистов», широко освещавшегося в средствах массовой информации, и негласного диалога с некоторыми из них при посредничестве религиозных деятелей, близких к салафитскому движению или к «Братьям-мусульманам». Колебание между этими двумя линиями, знаком которого стала смена трех министров внутренних дел на протяжении трех лет, [330]330
  В январе 1990 г. сторонника «жесткой» линии Заки Бадра, за месяц до того избежавшего покушения на свою жизнь, сменил Абдель Халим Муса. По инициативе последнего в самый разгар насилия в стране был создан Комитет по посредничеству, сформированный из религиозных деятелей. Однако в апреле 1993 г. этот министр также был отправлен в отставку. Его сменил генерал аль-Альфи, который возглавлял министерство до луксорской бойни в ноябре 1997 г. До своего назначения на министерский пост все трое были губернаторами Асьюта и «специализировались» на радикальном исламизме.


[Закрыть]было истолковано некоторыми активистами как проявление слабости режима. Несмотря на аресты тысяч исламистов, теракты становились все более дерзкими, о чем свидетельствовало убийство в центре Каира в октябре 1990 года бывшего председателя парламента.

Таким образом, к 1992 году, который станет началом пятилетней «войны», положение власти оставалось сравнительно шатким. Однако исламистское движение – в еще большей степени, чем в Алжире, – страдало от раскола между входившими в него различными социальными группами, которые разделяли тактические и доктринальные разногласия. «Братья-мусульмане» завоевали прочные позиции среди представителей набожных средних классов, имели депутатов в парламенте, располагали финансовыми ресурсами благодаря исламской банковской системе, в которой они были широко представлены; они контролировали профессиональные корпорации и через благотворительные ассоциации, возглавлявшиеся некоторыми членами «Братства», могли воздействовать на народные массы. Набожный истеблишмент, ставший опорой власти после убийства Садата, имевший широкий доступ на телевидение и доминировавший на интеллектуальном поле, был подвержен влиянию «Братьев» через крупных улемов, близких к последним, таких как Мухаммад аль-Газали и Юсеф аль-Карадави. Тем не менее, несмотря на «посредническую» функцию, которой они так гордились, ни «Братья», ни набожный истеблишмент не были способны контролировать радикальное течение, а тем более влиять на неимущую городскую молодежь и отстроить ее в боевой порядок за набожными средними классами в единой битве против власти – в противоположность ИФС, которому удалось это сделать в Алжире в 1989–1991 годах.

В самом деле, в 1992 году «Гамаа исламийя» и отчасти группа «Аль-Джихад» сумели превратиться в самостоятельную силу, наращивая свои успехи после освобождения в 1984 году большинства своих активистов. Во второй половине 80-х годов они развернули опорные пункты в провинциях Асьют и Минья (Средний Египет), где царила благоприятная для их пропаганды социальная атмосфера. Снижение цен на нефть в 1985 году привело к спаду эмиграции на Аравийский полуостров, где оседало большинство молодых выпускников – выходцев из крестьянских семей, прошедших через местные студенческие лагеря, появившиеся в долине Нила с конца 70-х годов. Многие из этих молодых людей, посещавшие собрания «Гамаа исламийя» в университете, после учебы возвращались в свои деревни и городки, где оказывались без работы; став обузой для семей, и так во многом себе отказывавших, чтобы платить за их обучение, они были разочарованы в своих ожиданиях. Дискурс и идеология «Гамаа» легко превращали это недовольство в бунт против сложившегося порядка, характеризовавшегося как «безбожный». Эти безработные дипломанты, контактируя со своими необразованными сверстниками, формировали революционную «исламистскую интеллигенцию», которая была призвана повести за собой неимущую мусульманскую молодежь долины Нила, используя особую ситуацию в регионе.

В Сайде – Верхнем Египте – социум исторически отличается наличием кланов и родственных групп, отношения между которыми характеризуются насилием и традициями кровной мести ( cap).Распространению здесь организованной преступности, связанной с нелегальными видами деятельности (контрабанда оружия, выращивание и вывоз гашиша) способствует география: скальные пещеры, острова на Ниле с их буйной растительностью и высокие заросли сахарного тростника позволяют создавать многочисленные укрытия. Присутствие государства на местах выражено слабо: здесь господствуют частные интересы, и это облегчает создание островков инакомыслия, имеющих долгую традицию выживания в таких условиях. Наконец, сельский мир вокруг Асьюта не полностью подвергся экспансии ислама. В этой провинции нильское христианство смогло оказать ему более успешное сопротивление благодаря наличию монастырей. Доля коптского населения здесь – самая высокая в стране. Она достигает 18 % в провинции Минья и 19 % в провинции Асьют, при среднем показателе около 6 %. [331]331
  Численность коптов в Египте служит предметом непрекращающихся споров между теми, кто хотел бы преуменьшить роль египетского христианства, и теми, кто, напротив, хотел бы ее раздуть. Эти споры подпитываются еще и отсутствием данных переписи населения. О положении коптской общины в Египте см.: ElKhawagaD. Le renouveau copte: La communaute comme acteur politique. P.: Institut d'Etudes Politiques de Paris, 1993. О межконфессиональной напряженности в долине Нила см.: Guyomarch С. Assiout: Epicentre de la sedition confessionnelle en Egypte // Exils et royaumes. P. 165–188.


[Закрыть]

Такое положение создало благоприятную почву для экспансии «Гамаа исламийя». Она сумела одновременно сформировать мобилизационные и идеологические структуры, неподконтрольные далекому государству, организуя тайники и тренировочные лагеря, и осуществить на практике, в частности нападениями на коптов, свой принцип «повелевания благого и запрещения дурного». На протяжении веков взаимоотношения между мусульманами и христианами в долине Нила претерпевали различные перемены. Длительные периоды спокойствия сменялись вспышками напряженности, когда фанатичный проповедник возбуждал у своей паствы гнев против «наглости» христиан: строгое толкование священных текстов ислама предписывало принижать и унижать христиан, собирая с них «подушную подать» (джизью),которую налагал на них шариат за «защиту» (эпмма),которой они пользовались (или подвергались, в зависимости от истолкования). В 1911 году в Асьюте состоялся «коптский конгресс», который породил у его противников – и некоторых его сторонников – фантазии по поводу «отделения» Среднего Египта, где было бы основано «христианское государство». Но если напряженность и насилие, возникшие с распространением исламистских движений в 70-е годы и достигшие кульминации в течение двух последующих десятилетий, и черпали аргументы в тех событиях, то своей масштабностью они были обязаны массовому притоку нищих сельских мигрантов – рабочих и студентов, преимущественно мусульман, – в такие города, как Асьют и Минья, где многие копты занимали видное положение. Рядом с крупными земельными собственниками, пострадавшими от насеровской национализации, вырос коптский средний класс, пользовавшийся развитой системой конфессионального христианского образования. Для бедной мусульманской молодежи, неравнодушной к идеологии «Гамаа исламийя», подобная ситуация была сродни саднящей ране. Копты, которым полагалось быть кроткими и подчиненными, процветали, тогда как мусульмане страдали. Это немудреный анализ не учитывал, что большинство коптов долины Нила были, как и их сограждане-мусульмане, неимущими сельскими жителями. Однако он давал простую и легко использовавшуюся в целях манипуляции компенсацию за массовую социальную фрустрацию – компенсацию тем более взрывоопасную, что поток эмиграции на Аравийский полуостров иссяк. По этой причине антихристианская агитация стала излюбленным способом, которым экстремисты долины Нила могли расширить свое влияние на обездоленную молодежь. В их листовках и пропагандистских кампаниях христианин всегда изображался как извращенное существо, пользовавшееся несправедливым социальным верховенством, агент заграницы и крестоносцев, который, несмотря ни на что, желал обратить мусульман в христианство и с этой целью пытался испортить их: так, один копт из провинции Минья был обвинен в том, что он-де заставлял заниматься проституцией малолетних мусульманок и распространял записи их утех на видео-кассетах; [332]332
  См.: Roussillon A. Changer la societe par lejihad: «Sedition confessionnelle» et attentats contre le tourisme: rhetoriques de la violence qualifiee d'islamique en Egypte // Le phenomene de la violence politique… P. 299; Guyomarch С Op. cit. P. 171–172.


[Закрыть]аптекари и ювелиры-копты являлись излюбленной мишенью нападок радикалов, которым «наглость» христиан давала постоянный повод к волнениям. В 1992 году политическая ситуация в долине Нила определялась этой агитацией, которую «Гамаа исламийя» смогла использовать к собственной выгоде. Жесткая реакция государства, которое провело среди исламистов новые аресты и допросы «с пристрастием», побудила подпольное движение, отныне закрепившееся в своих бастионах в Среднем Египте, сменить тактику и вступить в прямое столкновение с властью. Этот переход к «тотальной войне», которому способствовало возвращение в страну в тот год первых групп «афганцев», прошедших военную подготовку и одурманенных фанатизмом под влиянием «салафитско-джихадистской» среды в Пешаваре, разворачивался на трех фронтах: покушения на известных деятелей, убийства туристов и установления контроля в поясах бедности вокруг столицы, символом чего стало провозглашение «Исламской республики Имбаба».

Убийство Фарага Фоды, совершенное 8 июня 1992 года активистами «Гамаа исламийя», которые были установлены, затем арестованы и осуждены, преследовало двойную цель. Последовательный противник введения шариата, сторонник безжалостной борьбы против исламистов и усиления антитеррористического законодательного арсенала для этой борьбы, он был также поборником нормализации отношений с Израилем. Поэтому Фода был отвергнут набожным истеблишментом и «Братьями-мусульманами», которые яростно осуждали его произведения; раздражал он и левых националистов, для которых сионистское государство оставалось врагом при всех обстоятельствах. Выбрав в качестве жертвы личность, не имевшую особой общественной поддержки, но весьма заметную и известную за границей, «Гамаа» бросила прямой вызов государству, пытаясь запугать всех тех, кто намеревался публично встать на позицию, схожую с позицией Фоды. Более того, целя в «радикального секуляриста», «Гамаа», несмотря на жестокость избранного метода, вызывала к себе симпатии со стороны тех самых религиозных деятелей, которых режим стремилея выдвинуть на первый план, чтобы обеспечить себе исламскую легитимность. Так, в июне 1993 года, во время процесса над убийцами писателя, шейх Мухаммад аль-Газали, вызванный адвокатом со стороны защиты в качестве свидетеля, заявил, что человек, рожденный мусульманином и осмеливавшийся выступить против шариата (как это было в случае Фоды), совершил преступление вероотступничества, которое карается смертью; в отсутствие исламского государства, уполномоченного исполнить такой приговор, нельзя осуждать тех, кто взвалил на себя такую миссию. Это выступление не могло не вызвать сожаления в правительственных кругах, что способствовало отказу от политики «диалога» с радикальными исламистами через посредничество религиозного истеблишмента, близкого к «Братьям-мусульманам». Оно вписалось в серию выпадов последних против любой попытки светских интеллектуалов – изображавшихся преступниками – вмешиваться в дискуссию об основополагающих ценностях общества. Другой жертвой стал университетский профессор Наср Абу Зейд, также объявленный «отступником» за свои труды, а затем заочно разведенный по суду со своей супругой под предлогом того, что вероотступник не может оставаться в браке с мусульманкой. В 1995 году из-за угрозы быть убитым он был вынужден эмигрировать с женой в Европу. [333]333
  В декабре 1992 г. (6 месяцев спустя после убийства Фарага Фоды) профессор литературного факультета Каирского университета Наср Абу Зейд представил свои труды на соискание должности заведующего кафедрой. На основании негативного отзыва, сочиненного другим профессором, являвшимся одновременно проповедником, близким к «Братьям-мусульманам», Абу Зейду было отказано под предлогом того, что он, в прошлом марксист, был не вправе писать об исламе. Н. Абу Зейд предлагал свое прочтение священных текстов, которое, разумеется, трактовало их как Творение Божие, но Творение, изложенное таким языком и в духе тех концепций, которые только и могли быть поняты обществом VII в. и которые, следовательно, допускали их современное толкование, отступавшее от буквы (так, рабство, которое Коран не запрещал и о котором он многократно упоминает, по мнению автора, уже не являлось актуальным для сегодняшнего мусульманина). Демарш Абу Зейда был расценен как святотатство – как по содержанию, так и потому, что его автор был человеком светским. Несмотря на поддержку многих интеллектуалов и других представителей университетской профессуры, соискатель подвергся ожесточенным нападкам со стороны набожного истеблишмента, близкого к «Братьям-мусульманам». В мае 1993 г. исламистские адвокаты, ссылаясь на отказ Абу Зейду в должности заведующего кафедрой, подали иск о расторжении его брака под предлогом того, что он, став вероотступником, не имел права оставаться женатым на мусульманке. Первоначально суд отклонил иск, поскольку его податели не являлись юридически заинтересованной стороной в деле. Однако позднее иск был принят к производству на основании положения шариата (хисбы), согласно которому каждый мусульманин имеет право «повелевать благое и запрещать дурное». В июне 1995 г. апелляционный суд Каира расторг брак супругов (без их на то согласия), которые через месяц эмигрировали в Нидерланды, где и проживают по сей день. Выдержки из трудов профессора доступны на французском языке (см.: AbouZeidN. Critiques du discours religieux. P.: Sindbad – Actes Sud, 1999). Об этом деле см.: Dupret В. Apropos de l affaire Abu Zayd // Maghreb-Machrek. 1996. Janvier-fevrier. № 151. P. 18; Un arret devenu une affaire // Egypte/Monde Arabe. 1997.1-er trim. № 29. P. 155; L'affaire Abu Zayd devant les tribunaux (traduction d'extraits des jugements) // Egypte/Monde Arabe. 1998. 2-е semestre. № 34. P. 169–201; Inter-Peuples. 1996. Mars. № 44.


[Закрыть]Наконец, в октябре 1994 года лауреат Нобелевской премии в области литературы Нагиб Махфуз, подвергавшийся постоянным нападкам религиозных консерваторов за свои якобы непристойные романы, был ранен ножом одним из членов «Гамаа». Эти события свидетельствовали прежде всего о том, что исламистское движение располагало связями в египетской юридической среде, причем не только среди адвокатов – как это показало взятие их корпорации под контроль «Братьями-мусульманами» в 1992 году, – но также в магистратуре. Исламские судьи насильно расторгли брак четы Абу Зейд. Всё говорило также о комплиментарности отношений между «умеренными» и «экстремистами»: последние приводили в исполнение приговоры над жертвами, на которые им указывали первые, после чего «умеренные» ссылались на смягчающие обстоятельства, если в этом ощущалась необходимость. Избрание светских интеллектуалов в качестве мишени должно было способствовать восстановлению единства движения, а ради этого можно было не обращать внимания на «умеренных», публично осуждавших чрезмерное рвение активистов, переходивших от слов к действию. Однако оно возымело пагубные для движения последствия с точки зрения его международного имиджа, поскольку именно в тот момент «Братья-мусульмане» и их союзники вели пропагандистскую кампанию, представляя себя – прежде всего в глазах США – как оплот гражданского общества, противостоящего тоталитарным государствам, и как единственную силу, способную нейтрализовать радикалов.

Параллельно с кампанией запугивания светских интеллектуалов, «Гамаа исламийя» с лета повела наступление на иностранных туристов. Начав в июне с закладки самодельных взрывных устройств, она продолжила его обстрелами туристического парохода на Ниле и поезда. За этим последовали убийство английской туристки в октябре и нападение на немецких путешественников (получивших ранения) в декабре. Из Нью-Йорка вождь «Гамаа», шейх Омар Абдель Рахман, слал кассеты с записями, в которых характеризовал туризм как источник разврата и распространения алкоголизма и объявлял его харамом(запрещенным религией). По его стопам пошла часть «умеренного» исламистского движения, видевшая в развитии туризма, в частности израильского, одно из последствий проклинаемого исламистами мирного процесса на Ближнем Востоке. [334]334
  Записи проповедей Омара Абдель Рахмана воспроизводились в египетской прессе антиисламистского толка – сама их крайность, по мысли главных редакторов, должна была обернуться против их автора. Так, журнал «Аль-Мусаввар» от 4 декабря 1992 г. процитировал следующее высказывание слепого шейха: «Туризм, существующий в Египте, совершенно незаконен, является грехом и серьезным оскорблением. (…) Если «Гамаа исламийя» берет на себя задачу борьбы против такого положения вещей, то тем самым она лишь исполняет свой долг, преследуя зло» (см. также: «Сабах аль-Хейр» от 24 декабря 1992 г.). А еженедельник «Аш-Шааб», близкий взглядам «Братьев-мусульман», поместил написанную его главным редактором Аделем Хусейном (бывшим марксистом) претенциозную статью о том, «какой должна быть исламская патриотическая позиция по отношению к туризму». Эта позиция, говорилось в статье, «требовала, чтобы последний был подчинен положениям шариата и исламской морали». Автор сурово осуждал как эмиров Аравийского полуострова, приезжавших в Египет насладиться прелестями здешних проституток, так и израильских туристов, часто причастных к торговле наркотиками, фальшивой валютой и падких на призывы местных жриц любви (см.: Аш-Шааб. 1992. 2 октября; цит. по: RmssiUonA. Op. cit. P. 307–309).


[Закрыть]И радикалы, и «умеренные» сожалели о гибели «невинных людей», но вину за это возлагали на полицейский произвол, вынуждавший «молодежь из «Гамаа»» защищаться всеми доступными средствами. В 1993 году теракты были перенесены в Каир, унося жизни многочисленных иностранных туристов и периодически повторяясь на протяжении последующих лет, завершившись бойней в Луксоре в ноябре 1997 года. Как и нападения на светских интеллектуалов, теракты против туристов побудили часть «умеренных» исламистов искать оправдание ярости радикалов в «безбожии государства». Это свидетельствовало о характере понимания ими данного явления и указывало на то, что бооьбе против режима «Гамаа» давала собственное обоснование, вынуждая остальные фракции движения идти за ней – если не в делах, то хотя бы на словах. Наконец, «война» против туризма представляла собой азартную игру для тех, кто на нее решался: при минимуме средств она причиняла египетскому государству значительный ущерб, нанося удар по его финансам [335]335
  Будучи главным источником дохода Египта, наряду с поступлениями от эмигрантов, туризм принес стране в 1991–1992 гг. более 3 млрд долларов. В декабре 1993 г. президент Мубарак заявил, что в тот год страна потеряла 2 млрд долларовых отчислений от туристической индустрии (см.: Ахбар аль-Яум. 1993. 11 декабря).


[Закрыть]и зарубежному имиджу. Представители «умеренных» исламистов на Западе использовали разгул насилия, чтобы указать на непопулярность и недееспособность «безбожного государства»: они выступали за приход к власти набожной буржуазии, которая смогла бы восстановить порядок и в то же время благоприятствовала бы деятельности инвесторов и бизнесменов. Эти аргументы начинали встречать отклик, в частности, в некоторых политических кругах США. Однако государство стало не единственной жертвой краха туристической индустрии. Значительная часть египетского населения, которое было шокировано беспрецедентным в истории страны планомерным истреблением иностранцев, зарабатывала благодаря туристическому сектору: гиды, владельцы гостиниц и ресторанов, огородники, ремесленники, таксисты, а также члены их семей, жившие за их счет. Каковы бы ни были их политические или религиозные пристрастия, они ощутили существенное снижение уровня жизни и после некоторых колебаний были вынуждены отмежеваться от тех, кто явился тому причиной.