Текст книги "Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1 (СИ)"

Автор книги: Женя Батуридзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава 12

Выходной. В моей прошлой жизни это слово было сродни какому-нибудь редкому астрономическому явлению вроде парада планет или, на худой конец, хорошей зарплаты. Обычно мой единственный выходной проходил в бессознательном состоянии на диване, в обнимку с пультом от телевизора и чувством глубочайшей вселенской усталости. Здесь же выходной – это не отдых. Это настоящая спецоперация.

Началось все с того, что тетушка Фуми, наш бессменный министр финансов, обороны и чрезвычайных ситуаций, на утреннем построении (завтраком это назвать язык не поворачивался) объявила о необходимости стратегического пополнения продовольственных запасов. Говоря по-простому, нас ждал поход на рынок. Я, честно говоря, надеялся откосить, сославшись на посттравматический синдром от общения с профессором Тайгой, но мой план был пресечен на корню одним единственным стальным взглядом тетушки. В качестве группы поддержки, а точнее, ударного штурмового отряда, с нами увязалась Хана. И я очень скоро понял почему.

Японский рынок – это нечто. Это Вавилон, помноженный на одесский Привоз и приправленный таким количеством непонятных запахов, что мой нос, привыкший к стерильной чистоте больницы, грозился объявить забастовку и уволиться по собственному желанию. Оглушительный гомон, визгливые крики зазывал, густой аромат маринованного имбиря, свежей рыбы, каких-то пряных трав и чего-то неуловимо-сладкого – все это обрушилось на меня, как лавина. Если честно, я чувствовал себя инопланетянином, случайно телепортировавшимся на чужой марсианский базар.

– Так, диспозиция следующая, – чеканила тетушка Фуми, оглядывая ряды. – Мне нужны дайкон, мисо-паста и свежий тунец. Херовато, твоя задача – нести сумки и не отсвечивать. Хана, ты на передовой.

И тут началось представление, достойное Большого театра. Я-то думал, что видел в своей жизни всё, но никогда я не видел, как торгуется двенадцатилетняя японская девочка. И это была не торговля. Это была психологическая война.

Первой жертвой был избран крупный продавец овощей, похожий на добродушного борца сумо. Он благодушно улыбался всем прохожим, пока к его прилавку не подошла Хана.

– Дядюшка, – начала она голосом, полным ангельской чистоты, – почем у вас этот чудесный дайкон?

Я мысленно хмыкнул. «Чудесный дайкон» выглядел как перекормленная белая морковка с явными признаками экзистенциального кризиса.

– О, для такой милой барышни – всего триста иен за штуку! – пророкотал торговец.

Хана трагически вздохнула, и в ее глазах блеснули слезы. Я напрягся, не зная, что делать.

– Триста иен... – прошептала она, а затем взглянула на меня с таким укором, будто я только что проиграл в карты все наши сбережения. – Дядюшка, посмотрите на моего бедного братца. Он так много работает в больнице, спасает людей, совсем себя не жалеет. А врачи… Они ж копейки зарабыватывают! А у нас большая семья, и денег совсем мало...

Я стоял, обвешанный пустыми авоськами, и чувствовал, как щеки начинают гореть под взглядами заинтересовавшихся прохожих.

– Ну... ладно, – смутился торговец. – Двести пятьдесят.

– Двести! – отрезала Хана, и ангельский голосок сменился сталью. Она ткнула пальчиком в бок редьки. – И посмотрите, вот тут у него небольшое темное пятнышко. Это же почти брак!

Продавец в ужасе посмотрел на нее, затем на меня. Я постарался сделать максимально несчастное и изможденное лицо, всем своим видом показывая, как сильно моя бедная и несчастная жизнь зависит от качества этого проклятого дайкона. Тетушка Фуми, стоявшая чуть поодаль, молча и грозно скрестила руки на груди, создавая дополнительное психологическое давление.

– Двести... и я дам вам в придачу пучок зелени! – наконец сдался торговец.

Хана победоносно улыбнулась, и я понял: этот ребенок в будущем мог бы вести переговоры о разоружении между сверхдержавами. И, скорее всего, ушла бы с них с парой-тройкой атомных подлодок в качестве бонуса.

У прилавка с морепродуктами, где лежали серебристые тушки скумбрии, Хана, склонившись над ними с видом патологоанатома, выдала:

– Дедушка, посмотрите на эту рыбу! У нее слишком грустные глаза. Она явно умерла не своей смертью, а от сердечной тоски. Возможно, её разлучили с семьей прямо перед... – она сделала театральную паузу, – ...смертью! Как можно продавать рыбу, которая пережила такую душевную травму?! Мой бедный братец-хирург, он такой чувствительный, его рука дрогнет, если он узнает, какую боль пережила эта рыбка! Это же отразится на его работе!

Продавец, пожилой мужчина с выцветшим фартуком, только моргал, совершенно ошеломленный таким напором. Он пытался что-то возразить про свежесть и утренний улов, но Хана уже перешла в наступление.

– А эти водоросли! – воскликнула она у следующего лотка, указывая на пучок ярко-зелёных водорослей с видом эксперта. – Они недостаточно зеленые. Мой братец – человек науки, ему нужны идеальные цвета. Такая блеклость может вызвать у него цветовую слепоту, а это катастрофа для хирурга! Представьте, он перепутает сердце с ну допустим почкой! Разве вы хотите, чтобы такое произошло из-за ваших водорослей?

Я уже даже устал краснеть, бледнеть и зеленеть от стыда, решив, что в этом приюте, видимо, не знают такого слова «стыд». Так что приняв свою судьбу, я лишь стоял с лицом настоящего мучаника, которое мне даже не пришлось изображать.

Продавец водорослей, женщина с хитрыми глазами вдруг побледнела. Она что-то пробормотала про "особую скидку для такого чудесного доктора" и почти силой впихнула нам полкило водорослей по цене одного пучка.

У торговца фруктами, который с самого начала казался подозрительно весёлым, Хана обнаружила, что яблоки недостаточно красные.

– Дядюшка, – начала она трагическим шепотом, – эти яблоки… они слишком идеальны, – Хана на секунду замолчала, и я понял, что она не знает, что придумать. Затем в ее глазах вдруг зажегся странный огонек и она продолжила: – Их глянцевый блеск и совершенно ровная форма это неестественно! Если мой братец хирург съест такой идеальный фрукт, это может вызвать у него ощущение неполноценности, и он начнёт сомневаться в своих силах! А хирург, сомневающийся в своих силах, это же катастрофа!

Торговец, до этого улыбавшийся во все тридцать два зуба, медленно вытер пот со лба. Он даже не знал, что придумать в ответ на такое бредовое заявление, и лишь продолжал охать и ахать. В итоге продавец, все-таки, сдался, и мы получили целую корзину яблок по цене пары штук.

В какой-то момент, когда Хана уже направлялась к следующему прилавку, я, спеша за ней и одновременно складывая яблоки в пакет, резко развернулся и в кого-то врезался. Чей-то пакет с апельсинами полетел на землю, и оранжевые бока фруктов раскатились по грязной брусчатке. Черт, опять. Кажется, врезаться в людей – моя новая суперспособность.

– Простите, я... – начал было я, готовясь к очередной порции стариковской ругани, и поднял глаза.

И замолчал.

Передо мной стояла она. Та самая девушка-фельдшер. Только сейчас на ней был не форменный костюм, а легкое летнее платье нежно-голубого цвета, которое так шло к ее темным волосам, собранным в небрежный пучок на затылке. Несколько прядей выбились и обрамляли ее лицо, на котором было написано искреннее удивление. Без вечной усталости и тревоги, которые я видел на ее лице во время вызовов, оно было поразительно красивым. Правильные, тонкие черты, большие карие глаза, в которых сейчас плясали смешинки, и родинка над верхней губой.

– Доктор Хаос? – улыбнулась она, и я понял, что стою и пялюсь на нее с видом полного идиота.

– А, эм... здравствуйте, – выдавил я, чувствуя себя полным идиотом. – Простите, я сейчас все соберу.

Я неуклюже присел на корточки, пытаясь собрать апельсины, и она присела рядом. Наши пальцы случайно соприкоснулись, когда мы потянулись к одному и тому же фрукту. Я отдернул руку, как от огня. Господи, Шпаков, тебе уже туча лет, ты профессор медицины, а ведешь себя как пятнадцатилетний школьник!

– Спасибо, – сказала она, когда мы сложили все апельсины обратно в пакет. – Меня, кстати, Йосано Акико зовут.

– Акомуто Херовато. Хотя, вы, наверное, и так знаете, – усмехнулся я. – После моих «подвигов» мое имя, наверное, уже пишут на стенах, правда, в общественных туалетах.

Она рассмеялась, и смех ее, как бы банально это не прозвучало, был как звон колокольчиков.

– Ну, не в туалетах, но говорят о вас много, это правда. Вы очень смелый. Или очень сумасшедший. Я пока не решила.

– Я и сам пока не решил, – честно признался я.

Этот неловкий момент был прерван громкими возгласами, и тут за моей спиной материализовались мои церберы.

– Братец! – звонко прокричала Хана. – О, а это кто? Твоя подружка? Какая красивая!

Я почувствовал, как кровь снова приливает к лицу. Акико хихикнула, вежливо улыбнулась и поклонилась.

– Здравствуйте.

– Ох, какая милая девушка! – вмешалась тетушка Фуми, окинув Акико таким оценивающим взглядом, каким обычно смотрят на тунца, решая, достаточно ли он свеж для сашими. – Акомуто, ты что же, не представишь нас?

– Тетушка Фуми, Хана, это Йосано-сан. Мы вместе работаем. Иногда, – пробормотал я.

– Работаете, значит, – многозначительно протянула тетушка. Она посмотрела на наши сумки, потом на пакет Акико, потом снова на меня. – Хана, я вдруг вспомнила! Нам же срочно нужны те самые редкие грибы шиитаке, которые продают только на другом конце рынка. Идем скорее, а то все раскупят.

– Но, тетушка, мы же их уже купи... – начала было Хана, но, поймав испепеляющий взгляд тетушки, тут же осеклась. – Ах, да, точно. Грибы! Самые важные грибы на свете! Йосано-сан, было очень приятно познакомиться! – она быстро поклонилась, а затем подмигнула мне. – Братец, не опаздывай к ужину!

А затем они испарились в толпе, оставив меня одного с Акико и чувством, что меня только что разыграли, как последнего лоха. Я смотрел им вслед, а потом перевел взгляд на Акико. Она сдерживала смех.

– У вас очень заботливая семья.

– Их забота иногда может привести к инфаркту, – вздохнул я. – У вас, я смотрю, тоже закупки.

– Да.

Тут между нами повисла неловкая тишина.

– Я тогда, наверное, пойду, – подала голос Акико. – Было приятно с Вами…

Тут я обратил внимание на большие пакеты в ее руках и перебил:

– Давайте я помогу донести вам пакеты, – и чтобы это не прозвучало слишком внезапно, добавил: —Мне как раз в Вашу сторону.

Но Акико вдруг расмеялась.

– Херовато-сан, – проговорила она, пытаясь сдержать очередной приступ веселья. Девушка прикрыла рот ладонью, но смех все равно прорывался сквозь пальцы. – Как это... вам как раз в мою сторону? Вы же даже не знаете, где я живу!

Я смутился. Что-то сегодня у меня совершенно невезучий день. С утра меня Хана выставляла дураком, а теперь и я сам неплохо справился с этой задачей. Что-то пробормотав про то, что хочу загладить вину за это столкновение, я все-таки взял у нее пакеты.

– Спасибо, Херовато-сан, – улыбнулась Акико, и мы медленно пошли прочь от рыночного шума.

Мы шли по тихим улочкам, залитым тёплым дневным светом. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, рисуя узоры на асфальте, и лёгкий ветерок шелестел листвой. Неловкое молчание первых минут, когда я лихорадочно перебирал в уме темы для разговора, быстро сменилось лёгкой беседой. Акико оказалась на удивление открытой, и её смех то и дело прерывал её фразы.

– Так значит, «Доктор Хаос»? – усмехнулся я.

– Услышала, как вас так назвала одна из медсестер в приемном покое, – улыбнулась Акико. – А мне так понравилось, что оно запомнилось даже быстрее, чем ваше настоящее имя.

– Могу поспорить, это была медсестра Аяка, – пробормотал я. – У нее талант придумывать истории. По ее версии, я уже потомок императора, владеющий секретной техникой «исцеляющего касания».

Акико прыснула со смеху, прикрыв рот ладошкой.

– Да-да, что-то такое я тоже слышала! Говорят, вы можете одним взглядом заставить аппарат ЭКГ работать правильно.

– Увы, пока получается взглядом только заставлять домашнего упитанного кота слезть со кухонного стола, – вздохнул я. – Видимо, мое имя «Херовато» не настолько интересное, как прозвище. Не внушает трепета.

– Что Вы, – она даже немного смутилась. – Оно у вас довольно необычное. Редкое. Правда… – Акико вдруг замолчала, и ее взгляд стал задумчивым. Она замедлила шаг.

– Что? Что такое? – напрягся я.

– Наверное, это прозвучит грубо, и, может, я лезу не в свое дело, – девушка вдруг повернулась ко мне, и я увидел, как она нервно теребит пальцами тонкую ткань своего платья. – Просто вы так странно представляетесь. Всегда говорите сначала имя, а потом фамилию. Необычно.

Я смутился. И вправду. В Японии принято всегда первой называть фамилию, затем имя, а у нас – наоборот. И, видимо, по привычке я всегда представлялся так «Акомуто Херовато», хотя, по правильности, надо было бы «Херовато Акомуто».

– Что ж, наверное, я просто не слишком грамотный.

Акико рассмеялась, и я продолжил:

– Наверное поэтому профессор Тайга так смотрит на меня и пытается понять, как такое недоразумение, как я, еще не взорвало больницу.

– Но он же сделал вас своим ассистентом, – серьезно заметила она. – Профессор Тайга никогда не стал бы работать с тем, кому не доверяет. Он суровый, но он один из лучших хирургов, которых я знаю. Он видит людей насквозь.

– Возможно, он просто хочет держать меня поближе, чтобы вовремя остановить, когда я решу провести очередную безрассудную операцию, – пошутил я.

Акико улыбнулась, но взгляд ее оставался серьезным.

– Не думаю. Мне кажется, он видит в вас что-то, чего не видят другие. И чего вы, возможно, сами в себе не замечаете.

Затем мы говорили о работе, о смешных и страшных случаях. Акико рассказала, как однажды им пришлось принимать роды в застрявшем лифте, а я про пациента во время практики, который проглотил зубной протез и утверждал, что его похитили инопланетяне для экспериментов. Мы смеялись, и мне было, на удивление, было очень легко с ней. Будто знакомы сто лет.

Я узнал, что она живет здесь с отцом, который, как оказалось, тоже был врачом. Причём не просто врачом, а, судя по её словам, довольно консервативным и практичным человеком. Он, например, активно убеждал её пойти по пути менеджмента, пророча стабильность, нормированный график и отсутствие того дикого стресса, который так привычен нам, хирургам и фельдшерам скорой. «Никаких ночных дежурств, никаких запачканных кровью халатов, только чистые кабинеты и отчёты,» – так, по всей видимости, рисовал он её будущее. Но Акико с самого детства была влюблена в экстренную медицину.

– Мне нравится это чувство, – говорила она, глядя куда-то вдаль. – Когда каждая секунда на счету. Когда ты на адреналине, на пределе, когда спасаешь чью-то душу. В этом есть какая-то... настоящая жизнь.

Я понимал её, как никто другой. Медицина – это тот самый мощный пульс жизни, который пронизывал каждую мою клетку. Когда ты стоишь над операционным столом и знаешь, что каждая твоя ошибка может стать для кого-то последней. Вот почему я так цеплялся за свою работу, даже когда она высасывала из меня все соки – в ней была эта неподдельная, ничем не разбавленная жизнь.

– А вы? – спросила она, взглянув на меня. – Почему вы стали врачом?

– Я… – и тут я призадумался. Никогда, если честно, даже не думал об этом. – Наверное, просто... всегда хотел. Казалось, что это единственное, что я умею.

Мы подошли к небольшому аккуратному дому, утопавшему в буйной зелени. Стены его были почти полностью скрыты за пышными кустами гортензии, расцветившимися тысячами нежно-голубых и розоватых соцветий, и яркими, словно языки пламени, лепестками азалии. Воздух был густым, напоенным не только ароматом свежей травы, но и чем-то неуловимо-сладким – возможно, это был запах жасмина, обвившегося вокруг старой деревянной веранды, или каких-то других, скрытых от глаз цветов.

– Вот я и пришла, – сказала Акика, останавливаясь у калитки. – Спасибо большое, что помогли.

– Пустяки, – ответил я, отдавая ей пакет. – Был рад столкнуться с вами. В буквальном смысле.

Она снова рассмеялась, прикрыв рот ладонью.

– Может, зайдете на чай? – произнесла девушка, и её карие глаза, в которых всё ещё плясали весёлые искорки, вопросительно уставились на меня.

Я замер. Конечно, общение с Акико было приятным. Она была невероятно интересной девушкой, с живым умом и таким редким взглядом на мир. Каждое её слово находило отклик, и я чувствовал себя удивительно легко, непринуждённо, будто я нашёл родственную душу, настоящего друга, который понимает меня. Но что-то внутри мне говорило отказаться. Я будто сам не знал, кто я, почему я здесь и зачем. И я думал, что в чём-то обманываю и её, и себя, играя роль человека, которым, как мне казалось, я не был. Это было слишком просто, слишком хорошо, слишком приятно....

– Спасибо, но меня ждут на ужин с теми самыми грибами, – наконец улыбнулся я. – Если я опоздаю, тетушка Фуми использует меня в качестве удобрения для своего сада.

– Понимаю, – кивнула она с серьезным видом, но уголки её губ всё равно дрогнули в улыбке. – Тогда, может быть, в другой раз?

– Обязательно, – ответил я, сам не зная, говорю ли я от чистого сердца или бессовестно лгу. – До встречи, Йосано-сан.

– До встречи, Херовато-сан.

Я стоял и смотрел, как она легко скользнула за калитку, и дверь бесшумно закрылась за ней, а затем медленно побрел домой.

И тут уже вечер опустился на город незаметно. Улицы, ещё недавно гудевшие жизнью, стали тихими и почти пустынными. Фонари заливали асфальт теплым желтым светом, создавая уютные островки света в наступающей темноте, а из открытых окон доносились обрывки чужих, незнакомых разговоров и приглушённые звуки телевизора

Я брел бесцельно, просто наслаждаясь прохладой и тишиной, когда мой взгляд зацепился за знакомую фигуру. У входа в небольшой, старомодный бар, из тех, что японцы называют «изакая», стоял профессор Тайга. Он курил, выпустив в ночной воздух струйку дыма, и его лицо в свете красного бумажного фонаря выглядело еще более уставшим и суровым, чем обычно. Он был не один. Рядом с ним стоял высокий мужчина в очках и дорогом костюме, который что-то оживленно ему рассказывал, жестикулируя.

Я хотел было тихо пройти мимо, чтобы не нарушать редкие минуты отдыха профессора, но мужчина вдруг заметил меня. Его глаза, скрытые за блестящими линзами очков, сверкнули, и на лице появилась широкая, дружелюбная улыбка.

– О, Тайга, смотри-ка! Не это ли твой чудо-ординатор, о котором ты мне все уши прожужжал!

Профессор медленно повернул голову в мою сторону. В его взгляде не было ни малейшего удивления, словно он ожидал меня здесь, на этой случайной улочке, в этот поздний час.

– Херовато, – констатировал Тайга.

– Профессор, – кивнул я.

– Херовато-кун, я так понимаю? – улыбнулся мужчина, делая шаг мне навстречу. Он был шире в плечах, чем Тайга, и от него веяло какой-то жизнерадостной энергией, совершенно не свойственной нашему профессору. – Я доктор Сато, старый друг и собутыльник этого угрюмого гения. Наслышан о твоих подвигах! Тайга хоть и ворчит все на тебя, но, кажется, ты единственный, кто за последние лет десять заставил его хоть немного удивиться.

Я не знал, что ответить, поэтому просто вежливо поклонился.

– Ну что же ты стоишь на пороге? – хлопнул меня по плечу Сато-сан. – Неужели ты дашь своему наставнику пить в одиночестве? Заходи, парень, я угощаю!

Он подтолкнул меня к двери изакаи. Оттуда пахло жареным мясом, соевым соусом и, конечно, сакэ. Заливистый смех и приглушенный гомон доносились аж на улицу. Я бросил вопросительный взгляд на Тайгу. Тот лишь тяжело вздохнул, выпустив последнее облачко дыма. Потушив сигарету о пепельницу рядом с дверью и бросив на меня взгляд, который можно было перевести не иначе, как «Ну вот, ещё одна головная боль на мою седую голову, да ещё и в мой единственный выходной», произнёс:

– Заходи, раз уж пришел. Но учти, Херовато, если напьешься, завтра будешь делать клизмы пациентам всего отдения. Лично.

___________________________________________________

Справка:

Дайко́н – овощная разновидность редьки посевной семейства Капустные.

Шиитаке – съедобный гриб, с хорошими вкусовыми качествами, который употребляют сырым, или залитым сметаной с солью, в виде салатов

Глава 13

Профессор Тайга подтолкнул меня к норэну – короткой тканевой занавеске, висевшей в дверном проеме. Я на секунду замер, чувствуя, что надо бы скорее валить отсюда и не напрашиваться на неприятности, но ноги, подкупленные любопытством и легким давлением руки Сато-сана на спину, сделали шаг вперед.

Я прошел сквозь занавеску. Пахло в баре так, словно все самые лучшие запахи и звуки на свете решили устроить вечеринку: терпкий аромат соевого соуса, шипение мяса на гриле, горячий, чуть сладковатый дух сакэ, старое, пропитанное временем дерево и, конечно, табачный смог, который висел в воздухе легкой, почти осязаемой дымкой.

Изакая была до жути маленькой. Длинная, отполированная до блеска бесчисленными локтями и стаканами стойка из темного дерева занимала почти все пространство. За ней, в облаках пара от кипящих котлов, молчаливо колдовал хозяин – морщинистый старик с повязкой-хатимаки на лбу. Стены были увешаны пожелтевшими плакатами, какими-то вымпелами и полками, уставленными батареями бутылок с сакэ, сётю и пивом. Вдоль противоположной стены ютились несколько маленьких столиков, за которыми шумно галдели «сарариманы» – офисные работники в белых рубашках с ослабленными узлами галстуков. Они смеялись, громко спорили и размахивали руками, создавая тот самый фон веселья, который и делает такие места живыми и настоящими.

– Мастер, нам три пива для начала! И якитори! Побольше, всего и разного! – громогласно объявил Сато-сан, усаживаясь за стойку и беззастенчиво хлопая меня по спине, чтобы я садился рядом.

Я неловко опустился на высокий табурет. С одной стороны от меня был совершенно незнакомый, но такой дружелюбный и шумный господин Сато, с другой – мрачной скалой возвышался профессор Тайга. Он сел, не издав ни звука, и тут же заказал себе горячее сакэ. Я оказался зажат между двумя друзьями-японцами. Ситуация была настолько абсурдной, что я чуть не рассмеялся.

– Ну, рассказывай, юный гений! – не унимался Сато, когда перед нами на стойке приземлились три запотевшие кружки пива. – Как тебе удалось приручить этого старого дракона? Мы с ним знакомы со студенческой скамьи, и я до сих пор не знаю, с какой стороны к нему подойти, чтобы он не испепелил меня взглядом.

Я сделал большой глоток холодного, горьковатого пива, чувствуя, как оно приятно холодит горло. Что ему ответить? Облизнув губы и почувствовав вкус хмеля и легкое головокружение, я осторожно начал:

– Ну, что вам сказать, Сато-сан? Наверное, это просто терапия шоком. Думаю, профессор Тайга настолько ошарашен мною, что ему не до испепеляющих взглядов.

Сато грохнул кружкой по стойке и расхохотался.

– Ха! Вот оно что! Тайга, ты слышал? Он еще и острый на язык! Где ты его откопал?

– В куче таких же оболтусов, – проворчал Тайга, не отрываясь от своей маленькой керамической чашечки с сакэ. – Сато, прекрати. Парень устал. И не спаивай его, у нас завтра рабочий день.

– О, не волнуйся, – отмахнулся Сато. – Один бокал пива еще никого не убивал. А вот и наша закуска!

Хозяин поставил перед нами большое блюдо с дымящимися шпажками якитори: куриные сердечки, кожица, шашлычки из рублёного мяса – всё это было глянцевым от соуса и источало божественный аромат. Мой желудок благодарно заурчал. Каждый кусочек на шпажке блестел от сладковато-солёного терияки, а запах жареного мяса, смешанный с ароматом зелёного лука и лёгкой ноткой дыма, мгновенно заполнил всё пространство вокруг нас, отвлекая от любых неловких мыслей и разговоров.

Я потянулся за одной из шпажек, чувствуя, как слюнки текут. Это был куриный шашлычок. Горячий, весь в соусе, он так и манил. Я вгрызся в него, не дожидаясь ни секунды. Нежное, сочное мясо, чуть сладковатое от соуса, смешанное с острым вкусом поджаренного лука, взорвалось на языке фейерверком вкуса. Каждый кусочек был идеально приготовлен, с легкой хрустящей корочкой снаружи и удивительно мягкий внутри. Я жевал, прикрыв глаза от удовольствия, забыв обо всем на свете. На мгновение мир сузился до этого идеального якитори.

– Так все-таки, Херовато-кун, – вдруг вырвал меня из райского наслаждения господин Сато. – В больнице ходят легенды. Разрыв пищевода, тампонада сердца, разрыв диафрагмы... Тайга мне, конечно, в общих чертах рассказал, но он тот еще партизан. Расскажи сам. Откуда такие знания у вчерашнего интерна?

Я почувствовал на себе тяжелый взгляд профессора. Он молчал, но я знал, что он слушает. Слушает каждое мое слово. Казалось, что это был не просто случайный дружеский треп, а настоящий допрос.

– Я… много читаю, – ляпнул я первое, что пришло в голову. – В интернатуре было скучно, вот я и читал. Все подряд. Учебники, статьи, зарубежные журналы…

– Читаешь, значит, – хмыкнул Сато. – Я тоже много читаю. В основном меню в таких вот заведениях. Но от этого у меня не появляется талант делать перикардиоцентез на коленке в приемном покое. Тайга, – он повернулся к профессору, – ты же помнишь наш случай в префектуре Киото? Когда привезли того рыбака с пробитым легким? Мы тогда вдвоем над ним тряслись часа три, и то были не уверены, что вытащим. А этот парень, говорят, в одиночку справляется.

Тайга медленно поставил свою чашечку на стол.

– У того рыбака был осколок в миокарде. Другая ситуация, – глухо ответил он. – Херовато, ешь. А то остынет.

В этот момент я зауважал профессора еще больше, ведь таким образом он помог мне сменить тему. Желая побыстрее отвадить приставучего господина Сато, я зубами вцепился в шпажку с куриной кожей, хрустящей и соленой, и сосредоточился на еде.

Они же заговорили о своем. О каких-то общих знакомых, о новом оборудовании, которое закупило министерство, о дурацких реформах. Я сидел, пил пиво, ел потрясающе вкусное мясо и слушал, чувствуя себя невидимкой.Словно снова окунулся в те самые времена, когда был обычным молодым врачом, ходил на ужины с отделением и сидел там, как мышка, боясь и слова сказать при умных взрослых.

В то же время краем глаза я поглядывал за профессором. Тот же совершенно менялся рядом со своим другом. Плечи Тайги были не так напряжены, а в уголках губ иногда даже проскальзывала тень усмешки. Он все так же был немногословен, но его короткие реплики были полны какого-то только понятного им веселья. Они были как два старых солдата, прошедшие через огонь и воду и понимающие друг друга без слов.

– А помнишь, как мы на последнем курсе подрались из-за медсестры Асами? – вдруг сказал Сато, наливая себе ещё сакэ. Его голос стал еще более расслабленным, наполненным воспоминаниями. – Ты тогда ей такие стихи писал, ужас. Графомания чистой воды. А она выбрала меня!

Тайга нахмурился, и его взгляд стал чуть суровым.

– Она выбрала тебя, потому что ты пообещал ей достать билеты на какой-то концерт, – проворчал он, его тон показался мне даже обиженным. – А стихи были хорошие.

Сато грохнул кружкой по стойке, расхохотавшись ещё громче.

– Ха! Да ты до сих пор так думаешь! – Он повернулся ко мне, его глаза блестели от веселья. – Херовато-кун, ты только представь! Этот грозный монстр, которого боится вся больница, когда-то писал сопливые стихи про луну и лепестки сакуры!

Я постарался сохранить невозмутимое лицо, но все же кинул беглый взгляд на профессора Тайгу, пытаясь найти хоть малейший намёк на поэтическую натуру в его суровом профиле. Однако он лишь недовольно хмыкнул и снова уставился в свою пиалу с сакэ. И все-таки это была бесценная информация. Можно сказать, это был компромат.

А вечер катился дальше. Я узнал многое. Что Сато-сан – блестящий гастроэнтеролог, заведующий отделением в центральной токийской клинике. Что они с профессором вместе прошли через огонь, воду и интернатуру под руководством какого-то профессора-тирана, по сравнению с которым Тайга – просто плюшевый мишка. Время шло, пиво сменилось сакэ, которое Сато наливал мне с упорством человека, решившего раскрыть все мои тайны. Но он не на того нарвался. Я же пил понемногу, чувствуя, как приятное тепло разливается по телу, а голова становится легкой. Отвечал я на вопросы, больше отшучиваясь, и старался не смотреть на профессора.

Наконец Сато-сан посмотрел на часы и крякнул.

– Ох, засиделись. Мне завтра на конференцию в Осаку. Тайга, спасибо за компанию. Херовато-кун, – он снова хлопнул меня по плечу, – был рад знакомству! Ты славный парень. Не давай этому ворчуну тебя в обиду. Если что – звони, я его приструню!

Он расплатился, оставив на стойке внушительную сумму, поклонился мастеру, который уже начал протирать стаканы, и, помахав нам рукой, вышел ловить такси. Мы с профессором остались вдвоём. В изакае заметно поредело. Шум стих, остались лишь приглушённые голоса пары последних посетителей и лязг посуды с кухни. Я допил своё сакэ. Голова немного кружилась, но это было приятное, расслабляющее ощущение. Я посмотрел на Тайгу. Он молча цедил своё сакэ.

– Спасибо за вечер, профессор.

– Сиди, – коротко бросил Тайга. Он подозвал мастера и заказал ещё одну порцию сакэ на двоих. – Пей.

Он налил мне в чашку, потом себе. Мы выпили молча. Сакэ было тёплым и мягким, обволакивая горло.

– Сато – болтун, – наконец сказал Тайга, глядя куда-то в пустоту, сквозь меня. – Но он хороший врач. Один из лучших.

Я кивнул. Это было первое, что он сказал о Сато-сане без ворчания.

– Он сказал, вы обо мне… рассказывали.

Тайга медленно поднял на меня глаза. Его взгляд был абсолютно трезвым, пронзительным, словно он пытался заглянуть мне в самую душу. В этом взгляде не было и тени прежней усталости.

– Я сказал ему, что в моём отделении появился ординатор, который работает так, будто у него за плечами двадцать лет стажа. И что я не могу понять, гений он или самый удачливый идиот в истории медицины.

Он усмехнулся. Впервые я видел, как он усмехается. Не кривит губы в саркастической ухмылке, а именно усмехается.

– Ладно, пошли. А то угроза про клизмы может стать реальностью.

Мы вышли на ночную улицу. Прохладный воздух приятно остудил разгорячённое лицо. Сато-сан уже уехал. Уличные фонари бросали длинные тени, окрашивая всё в золотисто-жёлтые тона. Шум изакаи остался позади, и теперь нас окружала тишина, изредка прерываемая далёким шумом проезжающих машин или скрипом ставень. Воздух был свежим, с лёгким ароматом влажной земли и далёких цветущих растений.

– Вам такси вызвать, профессор? – спросил я, чувствуя себя немного неуклюже.

Тайга кивнул. Я поднял руку, останавливая проезжавший мимо свободный автомобиль. Водитель притормозил. Профессор Тайга коротко кивнул мне, что-то негромко сказал таксисту и скрылся в машине, которая тут же тронулась с места, растворяясь в ночи.