Текст книги "Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1 (СИ)"

Автор книги: Женя Батуридзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 19

Мир вокруг схлопнулся до размеров асфальтового пятачка, залитого светом фар. Я опустился на колени рядом с телом, лежащим в неестественной, вывернутой позе. Мужчина, на вид лет двадцати пяти, не больше. Модный пиджак разорван, на бледном лице ссадины, а из-под головы медленно, но верно расползалась липкая, темная лужа.

– Эй! Вы меня слышите? – я осторожно потряс его за плечо, одновременно нащупывая пульс на сонной артерии. Нитевидный, частый, едва уловимый. Сознания нет. Дыхание поверхностное и хриплое, с пугающими паузами. Плохо. Очень плохо.

Толпа зевак уже обступала нас плотным кольцом. Кто-то охал, кто-то деловито снимал происходящее на телефон. Цирк уродов, честное слово.

– Расступитесь! Дайте воздух! – рявкнул я, не оборачиваясь. – Кто-нибудь вызвал скорую?

– Да, да, уже едет! – донесся испуганный женский голос.

Я быстро, но аккуратно осмотрел парня. Зрачки на свет реагировали вяло, но симметрично, уже хорошо, массивного кровоизлияния в мозг, скорее всего, нет. Но вот грудная клетка… Левая сторона при дыхании западала, двигаясь в противофазе с правой. Классическое «парадоксальное дыхание». Окончатый перелом ребер, и, судя по всему, не один.

– Ближайшая больница?! – крикнул я в толпу, не отрывая взгляда от пострадавшего.

– Клиника университета Шова! – ответил какой-то парень. – Минут пять-семь на машине, если без пробок.

Семь минут... В его состоянии это была целая вечность. И тут я словно через всю толпу услышал тихий вздох. Я поднял голову и встретился взглядом с ребенком. Маленькая девочка, лет пяти, стояла у края дороги и немигающим взглядом смотрела на сбитого парня. Она не плакала. Она просто смотрела широко раскрытыми и полными ужаса глазами.

Раздался пронзительный вой сирены. Скорая пробивалась сквозь толпу. Двери распахнулись, и из машины выскочил фельдшер – совсем еще юнец, с испуганными глазами и лицом, усыпанным прыщами. В фельдшеров сейчас что сразу с садика берут?

– Что здесь? – спросил он, подбегая с укладкой.

– ДТП, – коротко бросил я, отрывая взгляд от девочки. – Мужчина, примерно 25 лет. Черепно-мозговая, шок. Давление, думаю, на нулях. Дыхание затруднено.

Фельдшер растерянно посмотрел на меня, потом на пациента.

– Куда везем? Кто… кто опекун?

– Я врач, – проговорил я. – Поеду с вами. Грузите!

В этот момент мой взгляд метнулся к сестрам. Хана и Хината стояли поодаль, прижавшись друг к другу. Лицо Хинаты было белым, как простыня, она вцепилась в рукав сестры. Мое сердце сжалось. Я не мог их здесь оставить. Но и этого парня бросить было нельзя. Я разрывался на части.

И тут Хана сделала шаг вперед. Ее лицо было серьезным, не по-детски взрослым. Она взяла за руку Хинату и подошла к маленькой девочке. Я видел, как Хана что-то ей прошептала, погладила по голове, и девочка всхлипнула и протянула к Хане ручку. Хана, держа за руки Хинату и девочку, подошла ко мне.

– Братец, – ее голос прозвучал твердо и уверенно. – Езжай. Не волнуйся за нас. Мы справимся. Я присмотрю за Хинатой и… и за ней. Мы поедем за вами в больницу на такси.

Я смотрел на нее, сомневаясь. Но решительность в глазах Ханы все же заставила меня кивнуть и, обняв их, проговорить:

– Хорошо, будьте осторожны.

Мы погрузили пациента на носилки. Я запрыгнул в машину скорой помощи следом. Дверь захлопнулась. Машина понеслась по улицам Токио, казалось, подпрыгивая на каждой кочке. Внутри все тряслось и гремело. Пациент лежал на носилках, подключенный к монитору. Цифры на экране были удручающими. Давление 60 на 40, сатурация падает.

– Давай, парень, дыши! – бормотал фельдшер, работая мешком амбу. Он был напуган, я это видел. Его руки дрожали, но он делал свою работу.

Я приложил фонендоскоп к груди пациента. Тоны сердца были глухими, едва слышными, словно доносились из-под толщи воды. А дыхание… Я услышал это снова. Бульканье. И тишина. С левой стороны легкое не дышало совсем.

И тут монитор, до этого надрывно пищавший, издал долгий, ровный писк. Прямая линия. Асистолия.

– Асистолия! – крикнул я. – Начинаем массаж!

Фельдшер замер, но я уже наклонился над грудной клеткой и начал надавливать. Ровно, ритмично, со всей силой, что осталась.

– Адреналин, внутривенно! Быстро!

– Может, дефибриллятор?! – фельдшер уже тянулся к панели.

– Нет, не вздумай! – я глотнул воздух. – Это не фибрилляция. Прямая линия. Только массаж и препараты!

Раз. Два. Тридцать.

Вдох. Вдох. Цикл.

Ещё. Ещё.

Я не смотрел на экран, только слышал только пульсацию в своей голове. В этот момент я бился за сердце так, как будто бился за своё.

На пятом цикле на мониторе дрогнула линия.

Один зубец.

Потом второй.

– Есть пульс! – выдохнул фельдшер. – Вернулся!

Я снова схватился за фонендоскоп. Сердце билось. Часто, аритмично, но билось. Однако хрипы в груди стали сильнее, а под кожей на шее я нащупал характерный хруст, похожий на скрип снега. Подкожная эмфизема. Воздух из поврежденного легкого просачивался в ткани.

И тут меня осенило. Разрыв лёгкого или пневмоторакс. Может быть, скопление воздуха или крови в плевральной полости. А может… в перикарде. Именно это давит на сердце, не даёт ему сокращаться. Тампонада. Вот почему сердце встало. И если не убрать давление немедленно, оно остановится снова. Уже навсегда.

– Нам нужно его дренировать! – крикнул я, глядя на фельдшера. – Прямо сейчас! У тебя есть дренажный набор? Торакоцентез? Хоть что-нибудь?!

Он посмотрел на меня с отчаянием.

– Нет… У нас в укладке ничего такого нет! Только кислород, бинты… стандартный набор!

Я лихорадочно обшарил взглядом убогое нутро машины скорой помощи. Ничего. Пустота. И в этот момент мой взгляд упал на карман его рубашки. Оттуда торчал кончик обычной шариковой ручки. Пластмассовой, с прозрачным корпусом.

Эврика!

Не говоря ни слова, я выхватил ручку.

– Эй! Это моя счастливая ручка! – возмутился фельдшер.

Я проигнорировал его вопль. Одним движением вытащил стержень, другим – сломал корпус пополам, получив две полые трубки с острыми краями.

– Вы с ума сошли?!

Я схватил флакон с антисептиком и щедро полил обломок ручки и свои руки.

– Держи его!

Фельдшер, ничего не понимая, вцепился в плечи пациента. Я нащупал точку между ребрами. Четвертое межреберье по левой среднеключичной линии. Точка Ларрея. Прямой доступ к перикарду. Я зажмурился на секунду. «Господи, если ты есть, прости меня за это варварство».

И вонзил острый край пластика в грудь человека.

Был слышен хруст кожи, потом мягкое сопротивление мышц. Я надавил сильнее. И вдруг – ощущение провала. Я в полости. Из полой трубки корпуса хлынула струя. Темная, венозная кровь ударила в потолок машины, забрызгав все вокруг.

– Мама… – прошептал фельдшер и, кажется, позеленел.

Но я видел, как на мониторе давление медленно, но верно поползло вверх. Пульс стал ровнее. Пациент судорожно вздохнул, а потом еще раз, уже глубже. Мы его вытащили. Пока что.

И в этот самый момент машина резко затормозила. Мы приехали.

Я выскочил из скорой, не обращая внимания на перепачканную кровью футболку и помогая выкатить носилки, и помчался ко входу в приемное отделение. Но путь мне преградил охранник – внушительных размеров дядька с лицом, не обезображенным интеллектом.

– Стоп! Вам туда нельзя. Только персонал больницы. Проходите через главный холл, регистрируйтесь.

– Я врач! Я с ним приехал! – задыхаясь, прокричал я.

– Не положено, – отрезал он, выставляя руку. – Правила для всех одни.

Я готов был его убить. Но спорить было бесполезно. Носилки с пациентом и перепуганным фельдшером уже скрылись за дверями, а я остался стоять, как идиот, провожая их взглядом. Пришлось, чертыхаясь, обходить здание и заходить через центральный вход.

Я рухнул на жесткий стул в холле, чувствуя, как отпускает адреналин, сменяясь дикой усталостью. В голове был полный туман. Я спас человека при помощи шариковой ручки. Если бы мне кто раньше сказал, что я на такое безрассудство решусь, то покрутил бы я пальцем у виска и посоветовал ему сменить психиатра.

И тут я увидел их. Ко мне, расталкивая немногочисленных посетителей, бежали Хана, Хината и та маленькая девочка. Малышка уже не плакала, а сосредоточенно сосала огромный леденец на палочке, который, видимо, купила ей Хана. Хината что-то показывала ей на пальцах, и девочка даже пыталась улыбнуться.

– Братец! – Хана подбежала ко мне, за ней семенили остальные.

Я вскочил и крепко обнял их всех.

– Все хорошо, – прошептал я, хотя сам в этом не был уверен.

– Мы успокоили малышку, – прошептала мне в грудь Хана. – Ее зовут Мика. Мы купили ей леденец. А Хината показала ей фокус с монеткой.

Я посмотрел на Хинату, которая в этот момент как раз «доставала» монетку из-за уха Мики. Та тихо хихикнула.

– Ты молодец, Хана, – я потрепал ее по волосам. – Ты очень взрослая.

Хана кивнула, и мы все вместе сели на скамейку. Мика, кажется, совсем вымоталась и теперь сонно терла глазки, прижимаясь к ноге Хинаты.

Время в больничных холлах течет по-особому – вязко и липко, как патока. Оно цепляется за тиканье настенных часов, за стерильный запах антисептика, за приглушенные разговоры близких и родных пациентов. Минуты растягиваются в вечность и превращаются в мгновения. Хината, измотанная переживаниями, задремала у меня на плече. Хана тихонько поглаживала по голове Мику, которая двумя ручками обнимала большую плюшевую альпаку.

И тут двери больницы распахнулись с такой силой, что чуть не слетели с петель. В холл буквально влетела взволнованная молодая девушка, с растрепанными волосами и безумными от ужаса глазами. Она металась по холлу, заглядывая в лица редких посетителей.

– Где…? Где она? Моя дочка! Мне сказали… ДТП… И муж… Что с моим мужем?! – её голос срывался на крик.

Я медленно поднялся и сделал шаг ей навстречу.

– Тише, тише, я здесь, – сказал я как можно спокойнее, привлекая внимание девушки. – Ваша дочка здесь, с нами. Все в порядке. Пойдемте.

Женщина перевела на меня затравленный взгляд, и я осторожно подвел ее к нашей маленькой компании. Увидев Мику, она замерла, а потом рухнула на колени, кажется, в момент лишившись всех сил.

Хана улыбнулась матери и мягко погладила малышку по голове.

– Она очень устала и уснула.

Мика что-то пробормотала во сне и крепче вцепилась в штанину Ханы. Женщина смотрела то на свою спящую дочь, то на моих сестер, и по ее щекам хлынули слезы.

– Мика… доченька моя… Слава богу… – прошептала она, осторожно касаясь волос девочки. Потом она подняла на меня свои заплаканные, но уже более осмысленные глаза. – А мой муж… Что с ним? Он…

– Он жив, – твердо сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Он в тяжелом состоянии, но он будет жить. Сейчас все в руках врачей этой больницы.

Она сглотнула, пытаясь взять себя в руки.

– Мне… мне позвонили и сказали, что его привезли… что его сбила машина… что какой-то парень-доктор поехал с ним…

Её взгляд метнулся к моей футболке, перепачканной кровью, потом снова на мое лицо. Понимание медленно отражалось в ее глазах.

– Это вы… – прошептала девушка. – Это вы были там?

Я молча кивнул.

– Вы… вы… спасибо вам! – она вдруг подалась вперед и вцепилась в мою руку обеими руками, как утопающий за соломинку. – Спасибо вам! Если бы не вы… Спасибо!

Я неловко похлопал ее по плечу. И в этот момент из дверей приемного покоя вышел врач. Мужчина лет сорока, в идеально выглаженном халате, с усталым, но властным лицом и цепким, оценивающим взглядом. Он обвел холл глазами и остановился на мне.

– Кто из вас привез пациента из ДТП? – спросил он.

– Я, – ответил я, мягко отстраняя от себя мать Мики.

Он подошел ближе, оглядел меня с ног до головы.

– Это вы воткнули в него ручку?

– Я.

Он на мгновение замер, а потом уголки его губ чуть дрогнули в подобии улыбки.

– Необычный подход. Рискованный. В торакальном отделении какой больницы вы работаете?

В голове промелькнула мысль: «В Первой Градской, профессор, заведующий отделением». Но я вовремя прикусил язык.

– Я ординатор первого года, – ответил я. – В больнице города Кунитати.

Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Оно окаменело. В следующую секунду он рывком преодолел разделявшее нас расстояние, схватил меня за грудки и с силой прижал к стене. Девочки испуганно вскрикнули.

– Как ты посмел?! – прошипел он мне в лицо. – Ты, сопляк, только вчера закончивший интернатуру, посмел лезть человеку в грудь шариковой ручкой?

– У него были явные признаки тампонады сердца, – стараясь сохранять спокойствие, начал я. – Проблемы с дыханием, нитевидный пульс, он потерял много крови, и давление было на критической отметке. Я поставил предварительный диагноз – кровотечение в средостении и…

– Молчать! – крикнул он так громко, что несколько человек в холле обернулись. – Ты не имел на это права! Где был твой куратор? Кто позволил тебе, желторотому птенцу, проводить такую процедуру без надзора?! Ты хоть понимаешь, что ты мог его убить?!

– Спасти пациента было важнее, чем следовать инструкциям, которые, судя по всему, не учитывали присутствие в скорой ничего, кроме энтузиазма и шариковой ручки! – не выдержал я.

– Ты…

Доктор уже открыл рот, чтобы выдать новую порцию гневной тирады, но его прервал твердый спокойный женский голос.

– Профессор Томимо, этого достаточно.

Врач замер и медленно опустил меня и выпрямился, хотя на лице его все еще играли желваки.

– Я не знаю, в какой богадельне тебя учили, парень, – прошипел он. – Но это точно была не больница. Это клуб самоубийц, раз они выпускают на волю таких идиотов.

Он резко развернулся и ушел обратно в операционный блок.

Я стоял, прислонившись к стене, тяжело дыша. В ушах звенело. Я медленно повернул голову в ту сторону, откуда раздался спасительный голос.

И увидел ее.

В дверях приемного покоя, в идеально сидящем белом халате, стояла женщина. Она была невероятно красива той холодной, отточенной красотой, которая завораживает и пугает одновременно. Длинные темные волосы, собранные в хвост, строгие черты лица, пронзительные глаза, которые сейчас нечитаемо смотрели на меня.

Мей Теруми.

___________________________________________________

Справка:

Парадоксальное дыхание – состояние, при котором поврежденная часть грудной клетки при вдохе движется внутрь, а не наружу, что говорит о переломе ребер и повреждении легких.

Асистолия – состояние, когда сердце полностью перестает сокращаться, и на мониторе отображается ровная линия.

Массаж сердца – непрямой массаж грудной клетки для искусственного прокачивания крови, когда сердце не работает.

Фибрилляция – хаотичные сокращения сердца, которые иногда лечат с помощью дефибриллятора.

Подкожная эмфизема – воздух, который просачивается под кожу, из-за повреждения легких или дыхательных путей.

Тампонада сердца – скопление жидкости (обычно крови) вокруг сердца, которое сдавливает его и мешает нормально работать.

Дренажный набор / Торакоцентез – медицинская процедура прокалывания грудной клетки, чтобы удалить воздух или жидкость и освободить сердце или легкие.

Точка Ларрея – место на грудной клетке, где безопаснее всего делать прокол для удаления жидкости из области сердца.

Средостение – пространство в грудной клетке между легкими, где находятся сердце, большие сосуды и другие важные органы.

Адреналин – лекарство, которое стимулирует сердце и сужает сосуды, используется при остановке сердца и шоке.

Пневмоторакс – попадание воздуха в пространство между легким и грудной стенкой, что сдавливает легкое.

Глава 20

Я стоял, слившись со стеной больничного холла в одно целое, и смотрел на нее.

Мей Теруми.

«Пьяная богиня». Это точно была она.

Однако я совершенно не ожидал встретить ее еще раз, так еще и в столичной больнице, облаченной в белый медицинский халат.

– Однако… – раздался тихий, чуть скрипучий голос.

Я перевел взгляд. Возле Мей стоял пожилой мужчина. На вид ему было лет шестьдесят, но держался он с такой прямой, почти военной выправкой, что возраст угадывался с трудом. Седые, почти белоснежные волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб. Тонкие, аристократические черты лица, очки в дорогой оправе, из-за которых на меня заинтересованно смотрели прищуренные глаза.

Мей сделала несколько шагов в мою сторону. Двигалась она с грацией пантеры, бесшумно и плавно. Остановившись в метре от меня, она склонила голову набок, и на ее губах заиграла едва заметная, хитрая, как у лисицы, полуулыбка.

– Врач, спасающий жизни при помощи канцелярских принадлежностей, – ее голос, низкий и бархатный, казалось, обволакивал все пространство вокруг. – Должна признать, в этом есть определенный, несколько варварский шарм. Как вас зовут?

– Акомуто Херовато, то есть Херовато Акомуто, – ответил я, мысленно ругая себя за то, что опять перепутал порядок. Ну и ладно, какая уже разница.

– Херовато-сан… – повторила она, растягивая слоги, словно пробуя на вкус экзотический коктейль. – Имя, которое, я уверена, еще долго будет эхом отдаваться в этих стенах. Преимущественно в сопровождении эпитетов «безрассудный», «сумасшедший» и «тот самый идиот».

Она склонила голову набок, и ее темные, как омуты, глаза изучали меня без тени осуждения, но с таким холодным любопытством, от которого по спине пробежал холодок.

– Вы продемонстрировали филигранную технику владения шариковой ручкой. Это было смело. И это было самое вопиющее нарушение всех мыслимых и немыслимых правил со времен, когда один хан принял решение о строительстве огромного деревянного флота для вторжения в Японию прямо в сезон тайфунов.

Я молчал. Что я мог сказать в ответ? Не объясню же я, что профессор, который даже во сне смог бы на ощупь найти эту точку Ларрея. Здесь и сейчас я был всего лишь ординатором, совершившим акт медицинского вандализма. Думаю, я бы и сам отреагировал также. Однако все равно было неприятно выслушивать обвинения в свою сторону. Ведь другого выхода не было. Кто же виноват, что ручка оказалась полезнее самого фельдшера.

– Видите ли, Херовато-сан, – Мей сделала еще один крошечный шаг, и я уловил тонкий аромат ее духов. Жасмин, сандал и что-то еще, неуловимо-горькое. – Есть старая пословица: «Даже обезьяна падает с дерева». Вы сегодня не просто залезли на дерево, на которое многие ординаторы боялись даже посмотреть. Вы запрыгнули на самую его верхушку с завязанными глазами, умудрились сорвать нужный плод и не свернуть себе шею. Это достойно аплодисментов. Но стоит ли повторять такой трюк? Обезьяны, знаете ли, не всегда так удачливы.

Ее слова были не упреком или осуждением. Нет. Скорее уроком. Уроком по философии риска, прочитанная мне, человеку, который сам мог бы написать на эту тему диссертацию. И в чем-то она была права. Успешный исход не отменял безумия метода. Особенно, если это выполнено тем, кто, по ее мнению, на такие риски имеет пока мало права.

– Успешный результат не всегда оправдывает безумный метод, – закончила Мей. – Ведь удача – дама капризная, а кладбища полны тех, кто ставил на нее слишком часто. Не забывайте об этом.

С этими словами она развернулась, и вся ее хищная аура мгновенно испарилась. К молодой женщине, матери Мики, подошла уже не хитрая лисиц, а заботливый врач. Она мягко коснулась ее плеча.

– Ямада-сан, – голос Мей мгновенно стал теплым и участливым, – можете не волноваться. Получено полное согласие от семьи вашего мужа на операцию. Сейчас им занимается один из лучших хирургов нашей страны. Ваш муж в надежных руках.

Женщина снова разрыдалась, но теперь это были слезы облегчения. Она что-то лепетала, кланялась, а Мей лишь мягко похлопала ее по плечу. Затем она кивнула своему спутнику, и они, не проронив больше ни слова, направились к выходу.

Я остался один на один с тишиной холла и своими мыслями, затем достал телефон. Батарея почти села. И двадцать три пропущенных от тетушки Фуми. Сердце ухнуло куда-то в район пяток. Я посмотрел на часы. Половина одиннадцатого. Последний поезд ушел. Мы опоздали.

Осознание этого факта было хуже, чем только что прожитое унижение. Я застрял в ночном Токио с двумя детьми и почти пустым кошельком. Тетушка Фуми меня не то что на вокзале жить оставит. Она меня лично в компостную яму закопает в качестве удобрения для своих любимых цветочков.

– Братец? – Хана, до этого тихо сидевшая в углу и молча наблюдавшая за всем, подошла и дернула меня за рукав, выводя из транса. – Мы домой едем?

Я посмотрел на ее серьезное личико, на сонную Хинату, которая уже клевала носом, и почувствовал себя самым безответственным идиотом на планете.

– Кажется, наш поезд… решил уехать без нас, – выдохнул я. – И телефон сел. Тетушке не позвонить.

– Мой тоже, – покачала головой Хана.

Я опустился на скамейку, чувствуя, как паника медленно начинает брать за горло. Вот тебе и спас жизнь, герой. Теперь можешь спасать себя и двух маленьких девочек от перспективы ночёвки на улице.

Именно в этот момент к нам подошла Ямада-сан. Она уже немного успокоилась, но глаза ее все еще были красными от слез.

– Простите, я невольно подслушала… – тихо сказала она. – Я слышала... Вы пропустили свой поезд?

Я только устало кивнул.

– Пожалуйста, – Ямада-сан сложила руки в умоляющем жесте. – Поезжайте к нам. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.

Я поднял на неё глаза. Предложение хоть и было очень щедрым, но каким-то подозрительным. И хоть сомневаться в словах плачущей женщины, едва не потерявшей мужа, было самым настоящим кощунством, я все же не решался согласиться.

– Мы… мы не хотим вас стеснять, – пробормотал я.

– Вы не будете нас стеснять, – мягко, но настойчиво прервала Ямада-сан. – Вы будете нашими почётными гостями. Отказ я не приму. Это меньшее, что мы можем для вас сделать. Пожалуйста.

Я колебался, но потом посмотрел на спящую Хинату. Да и какие у меня были варианты? Вокзальная скамейка и старая газетка, вместо одеяла?

– Спасибо, – выдохнул я. – Мы будем вам очень признательны.

На её лице отразилось облегчение. В этот самый момент к нам быстрым шагом подошёл мужчина в безупречно строгом чёрном костюме и тёмных очках. Он молча поклонился Ямаде-сан.

– Госпожа.

– Такеши, – кивнула она. – Возьми, пожалуйста, Мику, – Ямада-сан указала на свою дочь. – И отвези наших гостей, – она с твёрдостью произнесла моё имя, давая понять водителю мой новый статус, —Херовато-сана и его сестёр в наш дом. Распорядись, чтобы им приготовили лучшие комнаты.

Она осторожно взяла у Ханы спящую Мику.

– Слушаюсь, госпожа, – кивнул Такеши. – А вы, госпожа? Машина ждёт.

– Я останусь здесь, – твёрдо сказала Ямада-сан. – Я буду ждать в больнице, пока не закончится операция.

– Но, госпожа…

– Это не обсуждается, Такеши, – отрезала она. – Поезжайте.

Мужчина понял, что спорить бесполезно. Он снова поклонился, аккуратно взял на руки маленькую Мику и повернулся к нам.

– Прошу за мной, Херовато-сан.

Мы вышли на улицу. У входа в больницу, там, где обычным смертным парковаться было запрещено, стоял черный, блестящий, как рояль, «Лексус» последней модели. Такеши открыл заднюю дверь. Я сначала помог сесть сонной Хинате, потом Хане и сел сам на переднее сиденье. Водитель как раз усадил малышку Мику в кресло.

Дверь захлопнулась, отсекая шум ночного города. Внутри было тихо, пахло дорогой кожей и чем-то неуловимо-цветочным.

– Ого… – выдохнула Хината, прилипнув к тонированному стеклу. – Братец, прям как в кино…

– Да, как в кино, – согласился я, осознавая, что влип. Судя по всему, я спас не простого человека, а довольно-таки важную шишку.

Машина плавно катилась по ночным улицам, унося нас все дальше от шумного центра, в тихие, респектабельные районы. Минут через двадцать мы свернули на узкую, идеально освещенную улочку и остановились перед массивными деревянными воротами. Такеши нажал кнопку на пульте, и ворота беззвучно разъехались в стороны, открывая вид, от которого у меня перехватило дыхание.

Это был не дом. Это было поместье. Традиционное японское здание, окруженное садом, который выглядел как произведение искусства. Идеально подстриженные сосны, каменные фонари, пруд с отражающимися в нем звездами. Я был в шоке.

Машина остановилась у парадного входа. Такеши вышел и открыл нам дверь.

– Прошу, Херовато-сан. Вас уже ждут.

Я вылез из машины, девочки выскочили следом и замерли, разинув рты.

Раздвижные двери дома открылись, и на пороге нас встретила пожилая женщина в строгом кимоно. За её спиной стояло несколько служанок, которые тут же низко поклонились.

– Херовато-сан, добро пожаловать, – произнесла пожилая женщина, и от этого «-сан» у меня по спине пробежал холодок. – Меня зовут Аяме. Я главная экономка в этом доме. Госпожа распорядилась предоставить вам и юным девам всё необходимое. Прошу, следуйте за мной. Ужин уже готов.

Юные девы… Херовато-сан… Из поругаемого ординатора в «Херовато-сана». Головокружительный карьерный рост за последние полчаса.

Я наконец кивнул, взял за руки притихших сестёр и шагнул за порог. Воздух внутри был теплым и обволакивающим, в отличие от уже от похолодавшего ночного, и пах кипарисом, старым деревом и едва уловимым ароматом ладана. Мы шли по бесконечному коридору, полы которого были из темного, отполированного до зеркального блеска дерева. Стены были украшены свитками с каллиграфией, а в нишах стояли древние вазы, каждая из которых, я был уверен, стоила больше, чем моя годовая зарплата.

Мы шли мимо раздвижных дверей сёдзи, за которыми угадывались комнаты, обставленные дорогой мебелью. У меня в голове не укладывалось, как такое возможно. Это был не дом, это был филиал национального музея. Или резиденция императора. Кого, черт возьми, я спас? Директора «Тойота»? Главу якудза?

«Юные девы» Хана и Хината, услышав то обращение экономки, шли, выпрямив спины и приняв такой важный вид, будто они как минимум наследные принцессы, а не две девчонки, которые еще вчера дрались за последний кусок пирога. Я же чувствовал себя слоном в посудной лавке. В своих мятых джинсах, футболке с дурацким принтом и с остатками чужой крови я был живым оскорблением этому царству гармонии и чистоты.

– Аяме-сан, – решился я нарушить тишину. – Дом… он очень красивый. Наверное, у него богатая история?

Я надеялся, что этот невинный вопрос поможет мне хоть что-то прояснить. Экономка, не оборачиваясь, чуть заметно улыбнулась.

– Этому дому более трехсот лет, Херовато-сан. Он видел многое. Семья Ямада владеет им с самого основания. Они очень ценят традиции.

«Семья Ямада». Так, это уже что-то. Осталось только выяснить, что это за Ямада такие, что живут во дворце и имеют штат прислуги, способный укомплектовать небольшой отель.

– Должно быть, очень сложно поддерживать такой большой дом в порядке, – не унимался я, изображая светскую беседу.

– Старый господин всегда говорил, что порядок в доме – это порядок в мыслях, – уклончиво ответила Аяме. – Семья Ямада очень уважаема в определенных кругах. Они занимаются сохранением культурного наследия. Так что чистота и порядок – основы нашего быта.

Ага, «сохранением культурного наследия». Звучит благородно и совершенно ничего не объясняет. Этим «наследием» может быть что угодно – от антикварных кувшинов до подпольных казино. Старая лиса. Что ж мне так везет сегодня на хитрых японок. Она говорила много, но по сути не сказала ничего.

Наконец, мы остановились у больших раздвижных дверей.

– Прошу прощения, Аяме-сан, – вставил я, пока нас не усадили за стол. – Не могли бы вы одолжить мне телефон? Мне нужно сделать один очень важный звонок. Иначе завтра меня самого придется спасать.

Экономка с пониманием кивнула, достала элегантный смартфон и протянула мне. Я тут же набрал номер тетушки Фуми. Гудки не успели даже закончиться, как раздался тихий голос:

– Да…?

– Тетушка, это я, Херо...

– АКОМУТО ХЕРОВАТО! – не успел я договорить, как в трубке раздался крик, от которого, кажется, завяли цветы в ближайшей вазе. – ГДЕ ВАС НОСИТ?! Я СЕЙЧАС В ПОЛИЦИЮ ЗВОНИТЬ БУДУ! Я УЖЕ ВСЕ МОРГИ ОБЗВОНИЛА!

– Тетушка, успокойся, пожалуйста, – попытался я перекричать ее. – У нас все хорошо. Мы живы и здоровы.

– ХОРОШО?! – ее голос поднялся еще на октаву. – ТЫ ЗНАЕШЬ, СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ?! ПОЕЗД УШЕЛ! ДЕВОЧКИ ГДЕ?! ЕСЛИ С ИХ ГОЛОВ ХОТЬ ВОЛОСОК УПАДЕТ, Я ТЕБЯ…

– Тетушка Фуми! – рявкнул я так, что на другом конце провода замолчали. – Мы в порядке. Мы просто… немного задержались. Произошло одно происшествие, мы помогли человеку. И опоздали на поезд. Нас приютили очень хорошие люди. Завтра утром мы будем дома. Девочки рядом, целы и невредимы.

В трубке наступила тишина. Затем послышались всхлипы.

– Идиот, – уже тише, сдавленным от слез голосом сказала она. – Я так переволновалась…

– Прости, тетушка. Все хорошо, правда.

– Дай трубку Хане!

Я передал телефон. Хана отрапортовала, что все отлично, что они в большом красивом доме, и что сейчас их будут кормить ужином. Потом трубку, судя по всему, вырвала тетушка Хару, и уже ее слезливые причитания полились из динамика. Наконец, убедив их обеих, что мы не проданы в рабство и не попали в секту, я закончил разговор и с облегчением вернул телефон экономке.

– Прошу, Херовато-сан, – экономка указала на открытые двери. – Ужин готов.

Мы вошли в столовую. Это была огромная комната с огромным длинным столом и большими стульями. Стол был сервирован так, будто мы ждали визита премьер-министра. Десятки маленьких тарелочек с разнообразными закусками, сашими, супы – я даже названий половины этих блюд не знал.

Хината и Мика уже сидели рядом и о чем-то мило щебетали, тыкая палочками в еду. Хана с серьезным видом знатока пробовала все подряд. А я сидел, ковырялся в рисе и думал. Мысли роились в голове. Кто эти люди? Что будет завтра? Разговор с Мей не выходил из головы. Теперь ее слова заиграли другими красками. Ведь я ткнул ручкой не в обычного человека. А видимо в человека, в которого лучше ничем таким не тыкать.

После ужина, до которого я почти не притронулся, Аяме-сан повела нас в отведенные нам комнаты. Это было целое крыло дома. Девочкам досталась одна большая комната, мне – другая, по соседству. В каждой комнате были свои ванная. Большие кровати уже были застелены свежим бельем.

– Если вам что-нибудь понадобится, Херовато-сан, просто позовите, – сказала Аяме и, поклонившись, бесшумно удалилась.

Я благодарно кивнул и, прежде чем зайти к себе, я остановился у комнаты девочек. Дверь была слегка приоткрыта, и я услышал тихое сопение. Они спали. Я тихонько вошел. Хината спала, вся сжавшись в комочек, а одеяло сбилось где-то на краю, а Хана растянулась на своей кровати, раскинув руки.

Я подошел к каждой из них, поправил одеяло Хинате, затем подошел к Хане и нежно погладил её по волосам. Эти девочки... Вся эта ситуация была для них такой же неожиданной, как и для меня. Они увидели настоящую аварию сегодня, а потом просидели в холодном холле больнице. И сейчас спят в совершенно чужом доме. И все же они не сказали мне ни слова, ни обвинили.