Текст книги "Доктор Акомуто Херовато к вашим услугам! Том 1 (СИ)"

Автор книги: Женя Батуридзе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Я закрыл их дверь и вошел к себе. Комната была простой, но невероятно изысканной. Я подошел к окну и посмотрел на сад, освещенный луной. Тишина. Покой. Но внутри меня бушевала буря. Я лег на кровать и провалился в невероятно удобный матрас. Закрыл глаза. Усталость навалилась мгновенно. Но даже сквозь нее в мозгу, как неоновая вывеска, горел один-единственный вопрос: «Куда, черт возьми, я вляпался?»

Глава 21

Тьма. Она была холодной и гладкой. Я не висел в ней, как это обычно бывает в сериалах и фильмах, а стоял на ее зеркальной поверхности, видя внизу лишь бесконечную, непроглядную глубину.

Она появилась не из мрака, а уже была здесь, словно ждала меня. Старушка. Та самая.

Она не смотрела на меня. В ее костлявых руках была изящная клетка из тусклого серебра. Внутри, на бархатной жердочке, спала крошечная птица с перьями цвета лунного света. Она не пела, а ее грудка едва заметно вздымалась в такт дыханию.

– Красивая клетка, не так ли? – проскрипел ее голос, нарушая мертвую тишину. – Крепкая. Надежная. Прям как тело для души. Но что будет, если замок сломается от сильного удара?

Она несильно встряхнула клетку. Дверца не открылась, но сквозь серебряные прутья просочился светящийся полупрозрачный силуэт спящей птицы. Этот призрачный двойник вспорхнул и завис в воздухе рядом с клеткой – такой же живой, но бесплотный – растерянно озираясь по сторонам. Настоящая птица внутри так и осталась лежать без движения.

– Песня затихнет для мира, – продолжала старуха, указывая на клетку. – Но птица не умрет. Она просто забудет дорогу домой. Будет летать рядом, невидимая и неслышимая для всех.

Я хотел что-то сказать, но мой взгляд был прикован к этой дрожащей светящейся пташке.

Тогда старуха повернулась ко мне. Ее глаза впились в меня.

– А ты... тебе придется заплатить за право ее слышать.

Зеркальный пол подо мной треснул и рассыпался. Я полетел вниз, в ледяную, бездонную воду, что скрывалась под тьмой. Вода хлынула в легкие. Я тонул. Я знал это чувство. Тьма смыкалась, забирая остатки сознания.

Но когда мрак стал абсолютным, я почувствовал прикосновение к своим векам. Ледяное, как сама пустота.

– Третья встреча с ней заберет твой старый взор, – прошептал голос старухи прямо у меня в голове. – Но подарит новый.

Я открыл глаза.

Я все еще был под водой, но больше не тонул. Я дышал. И я мог видеть. Вода не была преградой. И я увидел ее – ту самую призрачную птицу, что кружила теперь надо мной в черной толще воды, одинокая и испуганная. Она была единственным источником света в этой бездне.

И тогда я заметил красную нить. Один ее конец тянулся от моего пальца, а второй был привязан к лапке светящейся птицы. Это была единственная связь между нами в этом холодном мертвом мире.

– Клетка останется цела, – эхом пронесся голос старухи, когда видение начало таять. – Но птицу увидят лишь те глаза, что сами заглянули за край.

Резкий толчок. Я чувствовал, как крик рвется из груди, разрывая легкие, но наружу выходил лишь беззвучный хрип. Я кричал, кричал, кричал…

И проснулся от собственного неслышного вопля, который в реальности превратился в заливистый, беззаботный смех, доносившийся из-за окна.

Черт возьми, ну и сон.

Я перевернулся на другой бок, натягивая шелковое одеяло на голову. Шелк! Ей-богу, я спал на облаке, сотканном из утреннего тумана и взбитых сливок. Кровать была настолько огромной, что казалось, будто я уснул на клумбе в саду небесного императора. Но даже это великолепие не могло заглушить источник шума.

Смех не унимался. Он был звонким, детским, и в нем было столько неподдельной радости, что злиться было как-то… неправильно. Сдавшись, я с трудом разлепил веки и сел. Комната, в которой я очнулся, была произведением искусства. Вчера вечером я ее не сильно рассматривал, сразу же отрубившись, как голова коснулась подушки. Высокие потолки, стены с тонким золотым узором, антикварная мебель из темного дерева. Через огромное, от пола до потолка, окно лился мягкий утренний свет.

Я осторожно выглянул наружу.

Там, на идеально подстриженном газоне, больше похожем на изумрудный ковер, играли Хана и Мика. Девчонки, присев на корточки у небольшого пруда, пытались поймать руками здоровенного золотого карпа, который лениво и совершенно невозмутимо уворачивался от их выпадов, сверкая на солнце чешуей. Каждый его маневр вызывал у девочек новый приступ хохота, чистого и беззаботного.

Я отошёл от окна, чувствуя себя совершенно неуместным в этой роскоши. Взгляд упал на кресло, где вчера вечером я небрежно бросил свою одежду. Моей любимой, слегка потрёпанной футболки и удобных, но видавших виды штанов не было. Исчезли. Будто их ветром унесло в окно в неизвестном направлении.

Зато на комоде, аккуратно сложенная, лежала совершенно новая одежда. Светло-серая футболка из мягкого хлопка и тёмные свободного кроя штаны. Я приподнял футболку – и обомлел. На внутренней стороне воротника красовался ценник, от которого мне стало дурно. Сумма на нём могла бы покрыть мои расходы на еду за полгода. Кажется, я только что стал обладателем самой дорогой в моей жизни одежды.

Я быстро переоделся, стараясь не смотреть лишний раз на оборванный ценик. И сразу понял: нужно было выбираться отсюда. Забрать девчонок и ехать домой. Тем более… Тут я стукнул себя по голове. У меня же рабочий день! Тайга меня убьет, воскресит и снова убьет, но на этот раз с особой жестокостью.

«Ну, с богом», – прошептал я и шагнул из комнаты. И в тот же миг во что-то врезался.

Точнее, не во что-то, а в кого-то.

Раздался короткий удивленный вскрик. Я инстинктивно выбросил руки вперед, чтобы не дать хрупкой фигуре упасть. Мои ладони легли на ее плечи, а она, потеряв равновесие, уперлась руками мне в грудь. Мир на секунду замер.

Я держал ее, чувствуя сквозь тонкую ткань блузки тепло ее кожи и частое биение сердца. Я опустил взгляд. И встретился с ее глазами.

Это была девушка. Ей было лет двадцать восемь, не больше. Идеальная, цвета слоновой кости, кожа, на которой не было ни единого изъяна. Высокие, резко очерченные скулы, прямой, точеный нос и четко очерченные с чуть опущенными уголками губы. Сейчас они были плотно сжаты. Но главное – глаза. Миндалевидные, темно-карие, почти черные, и в них плескался такой острый, пронзительный ум, что я на секунду почувствовал себя голым. Это был взгляд акулы.

Ее иссиня-черные волосы были уложены в безупречную, строгую прическу, ни единого выбившегося локона. Одета она была в белоснежную шелковую блузку и узкую черную юбку-карандаш, которая идеально подчеркивала ее фигуру. На шее поблескивала тонкая платиновая цепочка, на запястье – часы не сильно известной, но довольно дорогой швейцарской марки, которые стоили, наверное, как целая почка на черном рынке.

На ее лице сначала промелькнуло удивление, смешанное с досадой. Затем она моргнула, и ее взгляд сфокусировался на мне. Удивление сменилось холодным любопытством. И в следующее мгновение она взяла себя в руки. Лицо ее стало непроницаемой маской.

– Благодарю вас, – произнесла она ровным голосом. – Вы спасли меня от довольно унизительного падения.

Она осторожно отстранилась, поправила блузку, у которой и поправлять-то было нечего, и смерила меня оценивающим взглядом с головы до ног.

– А вы, должно быть, доктор Херовато, – продолжила она, и в ее голосе не было и тени вопроса. – Я – Ямада Аяме, сестра Кайто. Я хотела бы выразить вам свою глубочайшую признательность за то, что вы спасли моего брата.

Ямада Аяме. Сестра того мужчины. И, видимо, совсем непростой человек.

– Это мой долг, Ямада-сан, – пробормотал я, чувствуя себя неловко под ее изучающим взглядом.

Она чуть склонила голову набок, и в ее темных глазах промелькнула едва заметная усмешка.

– Долг? – переспросила Аяме, и уголки ее губ приподнялись. – Какое возвышенное слово. Особенно для ординатора, о котором до недавнего времени ходили слухи, что его главный врачебный навык – это умение виртуозно спать на дежурствах, не падая со стула. Не находите?

Я замер. Вот оно. Она знала. Знала все о Херовато, то есть обо мне. Неужто уже успела справки навести? Однако в ее словах не было прямой насмешки, нет. Все было сказано идеально вежливо, с такой тонкой иронией, что придраться было невозможно. Это был высший пилотаж.

– Слухи… вещь обманчивая, – наконец ответил я.

– О, несомненно, – легко согласилась Аяме. – Иногда они недооценивают. А иногда – сильно переоценивают. Будет интересно посмотреть, какой случай у нас с вами, доктор.

Наши взгляды скрестились, и в воздухе повисло напряжение, такое плотное, что его, казалось, можно было резать ножом. Я не знал, что сказать. Аяме же просто смотрела. Эту дуэль взглядов прервал третий участник.

– Аяме-сан, доброе утро. Не знала, что вы тут.

Из-за угла появилась еще одна женщина, помоложе Аяме, с мягкими чертами лица и доброй, немного усталой улыбкой. На ней было простое домашнее платье, а волосы были собраны в хвост. Я сразу узнал в ней ту плачущую женщину, которую встретил в холле больница и которая так любезно предложила нам свой дом.

– Эми, – Аяме мгновенно переключилась, и ее лицо озарила вежливая улыбка. – Я приехала рано утром.

Эми кивнула, а затем ее взгляд переместился на меня.

– А, Херовато-сан, доброе утро, – улыбнулась мне Эми. – Надеюсь, вы хорошо спали?

– Да, спасибо, – кивнул я.

– Пойдемте завтракать, – предложила она. – Стол уже накрыт.

– Нет, что вы, спасибо, я и так слишком вас стеснил, – начал было я, пятясь к своей комнате. – Нам уже пора…

– Не говорите глупостей, – мягко, но настойчиво прервала Эми.

– Вы должны хотя бы поесть с нами, – вдруг вмешалась Аяме. – Мы настаиваем.

– Хорошо, – вздохнул я, сдаваясь. Поем и сразу на выход. – Только я… сбегаю в уборную, умоюсь.

– Конечно, – кивнула Аяме. – Мы подождем вас в столовой.

Она развернулась и пошла по коридору, и я невольно проводил ее взглядом. Даже со спины она выглядела как королева. Идеальная осанка, уверенная походка… Хищница. Что же мне так везет на таких женщин? Мей, теперь эта Аяме.

По пути в поисках уборной я наткнулся на экономку.

– Доброе утро, Херовато-сан, – поклонилась она.

– Доброе утро, – ответил я. – Скажите, пожалуйста, а вы не видели моих сестер?

– О, не волнуйтесь, – улыбнулась она. – Хината-тян уже позавтракала и сейчас играет во дворе с Мику-тян. Они в полном восторге от сада. А Хана-тян…

Тут она снова улыбнулась, на этот раз как-то загадочно.

– Хана-тян тоже сейчас в очень приятной компании.

– В приятной компании? – удивлённо переспросил я.

Я замер. Хана? Хана, которая в своём двенадцатилетнем возрасте уже была воплощением любопытства и разрушительной энергии? Что же могло быть для нее "приятной" компанией?. Я вдруг забыл, что собирался умыться, хорошенько обдумать, как себя вести и как бы побыстрее отмахнуться от этой семейки Единственное, о чем я мог думать, это о Хане и её способности находить приключения на свою голову там, где их, казалось бы, быть не может в принципе. Так что ноги сами понесли меня в сторону столовой, желая как можно быстрее поесть, уважив хозяев, а потом, подхватив подмышки сестер, свалить.

Когда я вошёл, меня встретила почти полная тишина, нарушаемая лишь тихим звоном фарфора. За огромным столом из тёмного дерева, который мог бы служить посадочной полосой для небольшого самолёта, уже сидели. Ямада Аяме, с идеальной осанкой и чашкой кофе в руке. Госпожа Эми, с её мягкой улыбкой. И какой-то парень.

Он сидел, откинувшись на спинку стула, и сверлил меня взглядом, в котором читались скепсис, презрение и толика скуки. Он даже не поздоровался, лишь чуть скривил губы, делая вид, что я – не более чем назойливая муха. Кажется, ему было столько же, сколько и мне. Может, чуть меньше или чуть больше. Японцы, хрен поймешь. Выглядел он так, будто только что сошёл со страниц модного журнала, но при этом умудрялся сохранять вид человека, которому глубоко наплевать на все модные тенденции.

Я сел на предложенное мне место, чувствуя себя, как на витрине. Воздух можно было резать ножом. Я понял, что пахнет жареным.

– Погода сегодня обещает быть прекрасной, – нарушила молчание Аяме, обращаясь, кажется, ко всем сразу и в то же время ни к кому. – Йена снова немного укрепилась по отношению к доллару, что не может не радовать.

– Ах, да, погода чудесная, – подхватила Эми. – Сегодня я как раз хотела сегодня съездить в новый сад камелий, он только открылся, но… – тут она замолчала, и взгляд ее погрустнел. Я понял, что она думает о муже. Но Эми все же улыбнулась и продолжила: – Говорят, там невероятно красиво.

Парень молчал, продолжая испепелять меня взглядом. Я ковырялся вилкой в своём омлете, который казался мне на вкус картонным, и думал только об одном: как сбежать.

И пока я разрабатывал в голове план побега, дверь в столовую отворилась.

В проёме появились двое.

Первым шёл высокий седовласый мужчина в безупречно сшитом костюме. Он был лет пятидесяти, с властным лицом и проницательными глазами за стёклами дорогих очков. Он вёл под руку старика.

Старик же был одет в традиционное японское кимоно, и его лицо, изрезанное глубокими морщинами, казалось, ничего не выражало. Но глаза… глаза у него были живые, острые, и в них светилась недюжинная сила воли. Он опирался на трость, но держался прямо, с достоинством.

Все за столом тут же встали и поклонились. Я, как обезьяна, повторил за ними.

– Отец. Дедушка, – произнесла Аяме почтительно.

Мужчина в костюме, отец, кивнул, а затем его взгляд остановился на мне.

– А это, я так понимаю, и есть наш герой, – его голос был глубоким и ровным.

«Ну всё, приплыли», – подумал я.

Мужчина в костюме, которого Аяме назвала отцом, внимательно изучал меня, словно я был экспонатом в музее, который нужно оценить по всем параметрам. В его взгляде не было той колкой заинтересованности, что у Аяме, или скучающего презрения, как у парня за столом. Нет, он смотрел на меня с неким расчётом, словно прикидывал стоимость.

Старик же, тот, что в кимоно, просто кивнул, его морщинистое лицо оставалось непроницаемым. Но его глаза пронзили меня насквозь. Я понял, что самый опасный человек в этой комнате – это именно он.

– Прошу, садитесь, – спокойно проговорил отец Аяме, а потом повернулся к невестке, и его тон стал мягче: – Эми, как ты себя чувствуешь сегодня? Как Мика?

Эми, которая до этого сидела, опустив взгляд, подняла его и улыбнулась, эта улыбка осветила её лицо, как первые лучи солнца.

– Спасибо, отец, я чувствую себя гораздо лучше. Мика в полном порядке. Конечно, она была очень напугана, но благодаря милым сестрам Херовато-сана, оказавшимся рядом, ничего серьезно не произошло. Сейчас она играет во дворе.

Отец кивнул, на его лице появилась лёгкая, почти незаметная улыбка. Затем он перевёл взгляд на Аяме.

– Аяме, как Кайто? Что говорят врачи?

– Состояние стабильное, отец, – ответила Аяме, и её голос был ровным, словно она говорила не о своем брате, попавшем в аварию. – Операция прошла успешно, он восстанавливается. Хирурги сказали, – тут она повернулась ко мне, и её взгляд, острый, как лезвие самурайского меча, впился прямо в мои глаза, – что, если бы не доктор Херовато, он не доехал бы даже до больницы.

Эти слова прозвучали в столовой, словно выстрел. Я почувствовал, как все взгляды устремились на меня. Эми смотрела с теплотой, и в ее глазах так и читалось громкое «Спасибо». Парень, сидевший напротив, наконец-то отвлёкся от созерцания собственной тарелки и поднял бровь, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. А дед… дед просто отхлебнул из чашки с чаем, его лицо оставалось непроницаемым. Но мне показалось, что уголок его губ едва заметно дрогнул, словно он еле сдерживал улыбку. Или это мне просто показалось от нервов. Ведь даже я не мог оставаться полностью спокойным, когда вся семья богачей смотрела именно на меня. И что-то мне подсказывало, что стоит мне сказать что-то не то, как их адвокат позаботиться, чтобы всю свою оставшуюся жизнь я провел в коробке из-под холодильника, прося милостыню у прохожих.

– Доктор, – наконец, заговорил отец, и его голос вернулся к своей обычной, властной тональности. – Мы многим обязаны вам. Я бы хотел кое-что обсудить с вами после завтрака, если в не против.

Я лишь кивнул. Какое уж тут может быть «против».

Глава 22

– Пройдемте в мой кабинет, – продолжил он, не дожидаясь более внятного ответа. – Нам нужно поговорить.

Я покорно встал из-за стола, чувствуя себя ягненком, которого ведут не то на заклание, не то на вручение почетной грамоты. Мы шли по тому же безупречному коридору, и каждый наш шаг гулко отдавался в звенящей тишине. «Ну вот и все, – думал я, – сейчас он отведет меня в подвал, где меня уже ждут два вежливых самурая с катанами, то есть адвокаты, и спросят, не хочу ли я подписать договор о неразглашении. Кровью. Своей».

Наконец, мы подошли к массивной двери из темного дерева. Мужчина открыл ее и жестом пригласил меня войти. Это был кабинет. Да что там кабинет – это был королевский зал. Одна стена была полностью занята книжными полками, уходящими под самый потолок. На полках стояли не просто книги, а древние фолианты в кожаных переплетах. На другой стене висела огромная карта Японии, испещренная какими-то пометками. Посередине комнаты стоял гигантский стол из цельного куска дерева, отполированный до зеркального блеска.

– Присаживайтесь, – указал он на кресло, которое выглядело настолько же удобным, насколько и дорогим.

Я опустился в него и почувствовал, как утопаю в мягкой коже. Отец семейства Ямада сел напротив, сложил руки на столе и несколько долгих, мучительных секунд просто молча смотрел на меня. Я же молчал, не желая первым начинать диалог.

– Херовато-сан, – наконец начал он, и его голос заполнил тишину. – Я не буду ходить вокруг да около. Мой сын жив благодаря вам. Вся моя семья в неоплатном долгу перед вами.

Я снова промычал что-то невнятное. Ну а что тут скажешь? «Ну вы это, заходите, если шо»?

– Я человек дела, – продолжил Ямада. – И я привык платить по счетам. Я хочу вас отблагодарить.

И тут он выдвинул ящик стола и достал оттуда, я даже не сразу понял что. Это была чековая книжка.– Сколько вы хотите? – спросил он, открывая ее и беря в руки ручку.

Я моргнул. Потом еще раз.

В голове пронесся калейдоскоп совершенно идиотских мыслей. Сколько я хочу чего? Сна? Хотя бы восемь часов, без кошмаров про всяких старух. Кофе? Хотя бы тонну, но нормального, человеческого, а не той жижи из автомата, которая, по слухам, могла бы растворить даже титановую пластину. Я скорее просто хочу понять , в конце концов, что это за цирк, в котором я оказался главным клоуном?

Но, понятное дело, что он говорил о деньгах. Но… сколько я ХОЧУ? За спасение жизни? «Так, спокойно, – скомандовал я сам себе. – Не надо делать поспешных выводов».

– Простите, – выдавил я, силясь понять, что происходит. – Я не совсем понимаю, о чем вы.

Он посмотрел на меня с легким удивлением, будто я спросил его, почему солнце светит или птицы поют.

– О деньгах, разумеется, – пояснил он так, будто это было само собой разумеющимся. – О вознаграждении. Назовите сумму. Любую. И не скромничайте. Можете считать, что вы сорвали джек-пот.

Джек-пот.

И тут до меня дошло.

Окончательно и бесповоротно. Он не шутил. Он не издевался. Для него это было так же просто, как купить акции или заключить сделку. Произошла неприятность – авария. Понадобились услуги – медицинская помощь. Услуга оказана качественно – жизнь спасена. Теперь нужно оплатить счет. Все логично. Все по-деловому. Я был для него не врачом, а высококлассным специалистом по ремонту «сломанных» сыновей. И сейчас он, как добросовестный клиент и бизнесмен, предлагал мне рассчитаться.

Внутри меня что-то взорвалось. Сначала это был шок. Потом – волна ледяной, какой-то даже веселой ярости. Я вдруг почувствовал себя невероятно спокойно. Но прежде чем начать, я вдруг осознал одну вещь. Я даже не знаю, как к нему обращаться. «Эй, ты, богатый дядя»? Не слишком вежливо. «Уважаемый Ямада-сан»? Слишком официально для того, что я собирался ему высказать.

Я медленно выпрямился в кресле, посмотрел ему прямо в глаза и позволил себе легкую, чуть ироничную улыбку.

– Простите, – перебил его я, и он удивленно поднял бровь. – Прежде чем мы продолжим, не могли бы вы сказать, как я могу к вам обращаться?

На его лице промелькнуло еще большее удивление.

– Мое имя – Кацуро, – медленно произнес он, явно не понимая, к чему я клоню. – Ямада Кацуро.

– Прекрасно, – кивнул я, собираясь с мыслями.

Кацуро сжал губы, я же сделал глубокий вздох, затем поднял на него взгляд.

– Кацуро-сан, – начал я, и он даже едва заметно вздрогнул. Возможно, от того, как я произнес его имя, не знаю. Может, от неожиданной уверенности в моем тоне. – Давайте начистоту. Вы – человек дела, как вы изволили выразиться. А я… я врач. И сейчас я попытаюсь объяснить вам, в чем разница между нашими мирами. Вы видите сделку. Услуга оказана, долг должен быть оплачен. Вы достаете чековую книжку, чтобы закрыть гештальт, поставить галочку и спать спокойно, зная, что вы – честный человек. Все верно?

Он молчал, но в его глазах появился интерес. Кажется, я смог заинтересовать его.

– Так вот, Кацуро-сан, в моем мире все немного иначе. Когда я стоял над вашим сыном, когда его сердце могло остановиться в любую секунду, я не думал о сумме с шестью нулями или сколько вы там готовы предложить. Я не прикидывал в уме, сколько стоит его жизнь в иенах, долларах или тугриках. Я думал о том, как запустить этот чертов мотор снова. Я думал о том, что у меня есть всего несколько минут, чтобы вернуть парня с того света. И знаете что? В эти моменты деньги – это просто бумажки. Они не помогут зашить артерию, не восстановят дыхание, не заставят кровь бежать по венам.

Я подался чуть вперед, опираясь локтями о колени.

– Вы предлагаете мне деньги. «Благодарность», выраженную в купюрах. Но за что? За то, что я сделал свою работу? За то, что выполнил свой долг? Кацуро-сан, представьте на секунду, что вы пришли в храм и монах, помолившись за здоровье вашей семьи, протягивает вам прейскурант. «Молитва за сына – сто тысяч иен. Молитва за тещу – скидка пятьдесят процентов». Абсурдно, не правда ли?

Я усмехнулся, Кацуро тоже приподнял уголки губ, но глаза его не смеялись.

– Когда вы предлагаете мне деньги за спасение, вы, сами того не желая, меня оскорбляете. Вы низводите то, что я делаю, до уровня… услуги. Платного сервиса. Как будто я не врач, а, простите за прямоту, первоклассная проститутка, которой вы платите за хорошо проведенное время. Мол, спасибо, парень, ты доставил мне, точнее, моей семье, невероятное удовольствие, вот твои чаевые.

Я снова откинулся на спинку кресла и чуть улыбнулся.

– А у меня, увы, нет ни таланта, ни лицензии на подобную деятельность.

Ямада, видимо, очень хотел что-то сказать, прервать меня, но я не дал ему этой возможности.

– Я – врач, Кацуро-сан, – я чуть повысил голос. – Я не торгую жизнями. Я их спасаю. И лучшая благодарность для меня – это то, что ваш сын дышит, что он будет жить, что его дочь не останется без отца. Что он сможет дальше смеяться, любить, работать и банально радоваться солнцу. Вот моя плата. И она, уж поверьте, бесценна. А ваши деньги… они мне не нужны. Простите, если мой ответ вас разочаровал.

Я закончил и замолчал. В кабинете повисла такая тишина, что было слышно, как за окном пролетела муха. Кацуро сидел, не шевелясь, и смотрел на меня. Его лицо было бледным, а в глазах плескалась буря эмоций: шок, недоумение, злость и… уважение. Он открыл рот, закрыл его.

Я медленно поднялся с кресла.

– Спасибо за завтрак, Кацуро-сан. Он был восхитителен. И за гостеприимство. Но нам с сестрами пора. У меня сегодня еще рабочий день.

Я вежливо поклонился и, не дожидаясь ответа, развернулся и вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

Я шел по коридору, и адреналин медленно отпускал меня, оставляя после себя звенящую пустоту и усталость. Что я только что наделал? Нахамил одному из наверняка влиятельных людей. «Герой, – пронеслось в голове. – Теперь тебя точно закопают. Зато умрешь с гордо поднятой головой и чистой совестью, но, как всегда, без денег». Но даже так я не попру против своих принципов.

Я направился в ту комнату, где провел ночь. Нужно было собрать вещи, забрать девочек и как можно скорее убираться отсюда. Надоели мне все эти приключения столичные.

Вдруг я увидел, что навстречу мне, выплывая из из-за угла, шла Эми. Ее лицо было встревоженным, но, заприметив меня, она улыбнулась.

– Херовато-сан, все в порядке? – тихо спросила она. – Отец… он не был слишком резок с Вами?

– Все в порядке, Эми-сан, – я постарался улыбнуться в ответ. – Просто деловая беседа.

– Я так рада, что вы еще не уехали! – ее лицо прояснилось. – Я как раз распорядилась насчет обеда. У нас сегодня будет унаги, наш повар готовит его божественно. Вы просто обязаны остаться и попробовать!

Ее искреннее радушие было как бальзам на душу, но я знал, что должен уйти. Сейчас же. Еще одного раунда общения с семейством Ямада я бы не выдержал. Моя нервная система и так уже напоминала натянутую струну, готовую лопнуть.

– Простите, Эми-сан, – я покачал головой. – Мы очень вам благодарны за все. Но нам действительно пора домой. У меня работа, да и тетушки, наверное, уже всю полицию на уши поставили в наших поисках.

Ее улыбка померкла.

– Но… вы ведь могли бы остаться еще хотя бы на пару часов…

– Нет, – отрезал я, возможно, слишком резко. – Простите. Нам нужно идти. Не могли бы вы сказать, где мои сестры?

Эми растерянно кивнула и указала в сторону сада.

– Они там, у пруда.

Я поклонился ей, стараясь вложить в этот жест всю свою благодарность.

– Спасибо вам за все, Эми-сан. За крышу над головой, за ужин, за вашу доброту. Пожалуйста, передайте мою благодарность всем. И… желаю вашему мужу скорейшего выздоровления. Я уверен, все будет хорошо.

Я оставил ее стоять посреди коридора и быстрым шагом направился в сад. Найдя Хану и Хинату, которые с восторгом уплетали какие-то невообразимо красивые и, судя по их измазанным, но счастливым лицам, вкусные пирожные, я объявил о нашей скорой эвакуации, то есть отъезде.

– Мы едем? Уже? – только и спросила Хината.

– Да. Нас ждет тетушка Фуми и, скорее всего, очень долгая и поучительная лекция, – усмехнулся я.

Хината грустно кивнула. Я смутился, видя, как ей было весело играть здесь с Мику. А теперь я разлучал ее с недавно появившейся подружкой. Хана же молча пошла за вещами.

Мы уже вышли за забор, когда я, обернувшись, чтобы в последний раз взглянуть на этот роскошный дом, заметил ее. В тени, у одной из колонн, стояла Аяме. Она просто стояла, прислонившись к косяку, и смотрела на нас. Ее лицо было непроницаемым, но я был готов поклясться, что в ее темных глазах, даже на таком расстоянии, я увидел отблеск… чего? Удивления? Интереса? А может, это была всего лишь игра света на безупречных линзах ее дорогих очков. Она просто смотрела, как мы уходим. И этот молчаливый, пронзительный взгляд, казалось, преследовал меня аж до нашего приюта.

Путь до вокзала и поездка домой прошли как в тумане. Я был выжат, как лимон, которому устроили сеанс экстремальной выжимки. Девочки, утомленные впечатлениями, почти сразу уснули, прислонившись ко мне с двух сторон. А я смотрел в окно, на проносящиеся мимо огни, и пытался собрать в кучу разрозненные пазлы этих безумных дней.

Когда мы вышли на нашей станции, уже стоял разгар дня. Улочки, которые еще вчера утром казались обыденными, сейчас выглядели как райский уголок спокойствия. Здесь не было неоновых монстров-небоскребов, пожирающих небо, и человеческих рек, грозящих унести тебя в неизвестном направлении.

Чем ближе мы подходили к приюту, тем сильнее нарастало во мне чувство, похожее на страх школьника, идущего домой с двойкой в дневнике. Я знал, что меня ждет. Калитка, как и сама дверь приюта, была не заперта. Мы тихо вошли. Внутри царила непривычная тишина.

– Мы дома, – прошептал я.

И в этот момент тишина взорвалась.

Из гостиной, словно стая воробьев, вылетела вся детвора. Они окружили нас, галдя, смеясь, обнимая девочек. Макото тут же попытался отобрать у Ханы альпаку. Рен и Рин наперебой рассказывали, как они сегодня построили из кубиков башню до самого потолка. Затем появилась тетушка Хару. На лице ее сияла такая счастливая улыбка, что, казалось, она может осветить весь дом.

– Вернулись! – всхлипнула она, заключая меня в свои объятия. – Ох, Акомуто-кун, я так переживала! Девочки мои, хорошие!

Она тискала нас всех по очереди, причитая и смеясь одновременно.

Тетушка Фуми, в отличие от сентиментальной Хару, не плакала. Она стояла, уперев руки в бока, и ее взгляд не предвещал ничего хорошего. Он был грозен, как надвигающийся тайфун. Она медленно, очень медленно оглядела меня с головы до ног, задержав взгляд на моей новой, явно не по размеру и не по статусу, футболке.

И тут, в дверном проеме кухни, появилась она. Тетушка Фуми.

Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на меня. На ее лице не было ни слезинки счастья. Только сталь. Дети, заметив ее, мгновенно притихли. Даже Макото отпустил несчастную альпаку, и та тихонько шлепнулась на пол.

– Ну, здравствуй, герой, – произнесла она ледяным тоном. – Путешественник. Великий целитель и покоритель столицы.

Она медленно, с какой-то зловещей грацией, повернулась и вошла в кухню. Я было подумал, что буря миновала, но я еще никогда так не ошибался.

– Тетушка Фуми, я все объясню… – начал было я.

– Объяснишь? – донеслось из кухни. – О, я не сомневаюсь. Твои объяснения, я уверена, будут столь же захватывающими, как и твои приключения в Токио.

Секунду спустя она вышла из кухни. В ее руке был предмет. Длинный, деревянный, отполированный до блеска. Орудие правосудия, символ домашнего уюта и, в данный конкретный момент, мой личный кошмар. Скалка. Я сглотнул. Сердце ухнуло куда-то в район печени.

– Я сейчас тебе так объясню, бесстыдник, – прошипела она, медленно надвигаясь на меня, – что ты на поезда больше смотреть не сможешь! Я чуть не поседела! Я обзвонила все больницы! Я уже представляла себе, как опознаю вас по фотографиям! А он, видите ли, задержался!

Я попятился. Дети, поняв, что начинается самое интересное, расступились, освобождая арену для боя. Хотя лично бы я это назвал избиением.

– Тетушка, это была экстренная ситуация! Человек умирал! – залепетал я, выставляя руки вперед, словно пытаясь загородиться от неминуемой кары.

– Человек умирал, а у меня чуть сердце не остановилось! – она сделала резкий выпад. Скалка со свистом рассекла воздух в сантиметре от моего носа. – Ах ты, паршивец! Заставил двух пожилых женщин пить успокоительное ведрами! Я тебе сейчас такую экстренную ситуацию устрою!