Текст книги "Месть венецианки"

Автор книги: Жанна Лаваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

22

Венеция, 1 августа 1507 года,

Ка д'Оро.

Синьоре N., замок Аскольци

ди Кастелло

«Летели дни, а я все никак не мог найти способа покинуть Топкану. Лукреция продолжала уговаривать меня сбежать вместе с ней. Она действовала все теми же методами, как и тогда, на «Санта Марии», но это вызывало во мне лишь еще большее отвращение к ней. Я держал ее в своих покоях, запирая на ночь на случай, если какая-нибудь шальная мысль посетит ее.

Во дворце все говорили о новой наложнице султана, которая буквально вскружила ему голову. Он прятал ее от всех и часто заводил со мной разговор о том, как добиться ее любви, не прибегая к насилию. Я отвечал, что ее золотая клетка – уже насилие, а значит, султан старается напрасно. Это была одна из невольниц, прибывших в Константинополь на том корабле, что мне удалось спасти от пиратов. Я не видел ее, но, вероятно, девушка была красива, раз Баязид так настойчиво добивался ее расположения. Одна из жен султана – гречанка по имени Елена – сказала как-то, что несчастная – итальянка.

Дворцовые сплетники гадали, как долго красавица сможет держать в плену самолюбие повелителя. Он изменился за это время и даже проявлял некоторую рассеянность в государственных делах. Но никакие провидцы не могли догадаться, чем закончится эта история. Девушка осталась верна своей чести и бросилась с башни христианского храма в Галате, куда ее по ее же просьбе отвезли для молитвы.

Но Господу было угодно спасти жизнь несчастной наложницы. В тот момент, когда она уже простилась с жизнью, внизу проезжал возничий с телегой зерна. Старик дремал и даже не заметил, как на мешки с пшеницей за его спиной упала девушка. Лишь осел, тащивший телегу, испуганно закричал. Янычары вернули девушку во дворец, где через несколько дней она полностью поправилась.

История эта стала достоянием всей столицы. Говорили, что султан проиграл поединок – христианка отказалась от его высочайшей милости и предпочла смерть его ласкам. Турки даже несколько поутихли в своей жестокости к «неверным», отдавая дань мужеству этой итальянки. Баязид был совершенно раздавлен. Он чувствовал себя униженным и смешным.

Султан рассказал мне, что в тот день, когда она хотела покончить с собой, у него в четках треснул камень – верный признак несчастья. Но он не придал этому значения.

Я пытался убедить его в том, что она заслужила свободу, ибо ее чудесное спасение – воля Всевышнего. Баязид признавал мою правоту, но лишиться наложницы было выше его сил. Поэтому он решил все-таки оставить ее при себе, но поклялся, что никогда не прикоснется к ней. Я спорил с ним, но тщетно. Султан просто потерял голову и не хотел слушать меня. Он даже отказывался показать ее мне, и я не знал, где, в какой части дворца он прячет несчастную. Между тем во дворце я был очень уязвимой фигурой. Какие только грехи не приписывали мне, но всякий раз мне удавалось выкручиваться. С каждым днем мое положение становилось все более ненадежным, несмотря на то что султан продолжал благоволить мне. Когда Баязид находился в своих покоях, я должен был гарантировать его безопасность. От меня зависели многие, а потому я неизбежно был в курсе придворных интриг, дворцовых тайн. Но я чувствовал себя чужим во всей этой компании и тяготился своей приближенностью к владыке.

Однажды в палате докладов султана произошла тревожная встреча с человеком из прошлой жизни. Сама августейшая особа при этом оставалась за занавесом и без надобности не вмешивалась в ход докладов. И вот перед великим визирем предстал человек. Я вспомнил его совершенно отчетливо – да, я видел его в Венеции, более того – сражался с ним. Это было во время карнавала, в тот день, когда я впервые увидел мою Клаудию и когда мне выпало счастье отстоять ее честь. Не было никаких сомнений, что это был тот воинственный турок. Он тоже узнал меня, и в глазах его я прочел едва сдерживаемую злобу. Конечно, он все помнил и скорее всего хотел бы завершить прерванный поединок. Что ж, в моей жизни было немало испытаний. И вот опять судьба уготовила мне встречу с врагом.

Это все, что я могу рассказать Вам сегодня, дорогая синьора, ибо время постоянно ограничивает мои возможности. Вот и сейчас оно не позволяет мне продолжить мою повесть, и я прощаюсь с Вами. Опять призываю Вас набраться терпения и дождаться моего следующего письма.

Да хранит Вас Господь».

Баязид сидел за своей традиционной ширмой и вяло вникал в суть докладов своих высокопоставленных подданных. Сегодня он совершенно не был настроен вершить государственные дела. Все его мысли были прикованы к той венецианке, что томилась в покоях после отчаянной попытки рассчитаться с жизнью. «Если эта Клаудиа предпочла ему смерть, значит, быть рядом с ним – хуже смерти! Какая чудовищная истина…» – думал он.

Его слух потревожил чеканный голос нового докладчика, выговаривавшего обязательные слова приветствия великому визирю.

– О, милостивый благоволитель, выдающийся полководец, блюститель всеобщего порядка, мудрый советник нашего повелителя…

Баязид искал себе оправданий. Он никогда не считал себя слишком жестоким, хотя этого требовало его великое предназначение вершителя судеб. Теперь же он хотел пасть на колени перед Клаудией и добиться хотя бы ее благосклонного взгляда, взгляда прощения…

– …ясновидящий благоустроитель народных дел, великая опора трона, непогрешимый довершитель продуманных задач, беззаветный хранитель всех единомышленников… – приветствие продолжалось.

Эти льстивые обращения он слушал из года в год, изо дня в день, и хотя ужасно уставал, никогда не сомневался в их необходимости. Сейчас же он был не в силах далее слушать и тихонько вышел в маленькую дверцу, находившуюся за ширмой. Чужие речи мешали, он хотел одиночества.

Себастьяно стоял на своем обычном месте рядом с ширмой султана и, не отрываясь, смотрел на этого человека, которого не только видел раньше, но и скрещивал с ним сабли. В его памяти воскресли давние события на венецианском карнавале, финалом которых стал поединок с турком.

Теперь этот турок стоял перед ним, и Себастьяно знал его имя – Ибрагим Дасарлык.

– Ну же, почему остановился? Мы все тебя слушаем. – Визирь напомнил Дасарлыку, для чего тот здесь находится.

– Да, высокочтимый, я продолжаю…

Когда церемония доклада была окончена, Себастьяно вышел во двор и стал ожидать появления своего недруга. Наконец встреча состоялась. Неожиданно для Себастьяно Ибрагим поклонился со всем уважением.

– Здравствуй, храбрый итальянец, – заговорил он. – Сейчас мне рассказали про тебя. Оказывается, ты герой. Как занесло тебя в Топкану?

– Это долгая история… – ответил Себастьяно.

Он давно уже научился восточной манере разговора. Нужно было выслушать человека и почувствовать его характер; отвечать же кратко, по возможности, ничего существенного не сообщая, при этом держаться учтиво, даже доброжелательно.

– Говорят, султан любит тебя. Ты хорошо ему служишь. Немногих он так ценит, – продолжал Ибрагим.

– Султан – мудрый человек, его решения всегда верны. Если он что-то делает, значит, так угодно Аллаху…

Ибрагим понял, что Себастьяно держит дистанцию и подступиться к нему будет нелегко.

– Послушай, итальянец…

– Меня зовут Себастьяно. – Он пристально посмотрел турку в глаза. – Если хочешь говорить со мной, то должен называть меня по имени.

– Неверный задирает нос… Давно я таких не встречал.

– Не забывайся, ты говоришь с приближенным султана. Оскорбляя меня, ты оскорбляешь и нашего повелителя.

– Хорошо… Себастьяно. Я не хочу оскорблять тебя. Я лишь хочу напомнить тебе нашу первую встречу. Тот поединок был честным, а потому у меня нет к тебе претензий. Только вот…

– Что?

– …Нужно закончить ту беседу. Выбери день и час, и пусть наши сабли разрешат спор.

– А ты хитер, Ибрагим Дасарлык. Ты ведь знаешь, что мне нельзя с тобой драться. Если ты будешь хотя бы ранен, меня повесят. Ты надеялся, что я не знаю об этом? Давай закончим этот разговор. Если повезет, мы еще скрестим сабли. Но не сейчас. – Себастьяно слегка поклонился, давая понять, что разговор закончен.

– Подожди, Себастьяно. – Ибрагим тронул его за плечо. – Я привык завершать свои дела. Пусть наша встреча состоится тайно. Если Аллаху будет угодно, чтобы победил ты – никто не узнает, что я погиб от твоей сабли. Если ты не трус, тебя это устроит.

Себастьяно медлил. Эта встреча была совсем некстати. Она давала шанс расквитаться с ним за похищение в Венеции и отомстить этому мусульманину за его грязную похотливость, но могла также привести к краху всех его надежд вернуться на родину.

– Хорошо, Ибрагим. Но нас никто не должен видеть. Только ты и я. А для этого тебе придется сообразить, как мне покинуть дворец.

– Тебя не выпускают из дворца? – искренне удивился Дасарлык.

– Я – пленник султана и могу покидать Топкану только с ним.

– Ладно, я буду думать. Но не рассчитывай, что это поможет тебе улизнуть. – Дасарлык улыбнулся. – И молись своему Богу, храбрый Себастьяно, тебе еще пригодится его помощь.

Себастьяно промолчал и, резко развернувшись, пошел прочь.

23

Клаудиа продолжала томиться в роскошных покоях султана. Там она проводила долгие дни, не ведя им счет. Она вопрошала Бога, зачем он оставил ей жизнь, ведь теперь она была ей ни к чему. Но Господь не отвечал.

…Иногда приходил Баязид и молча сидел, глядя на нее. Он ничего не говорил и не пытался ухаживать, просто сидел и смотрел. Что творилось в его душе – было непонятно. Да это и не слишком волновало Клаудию. Этот человек не существовал для нее, хотя и находился рядом. Другой же – Себастьяно – хотя и был далеко, в ином мире, заполнял все ее мысли. Она жила воспоминаниями, и это было все, что осталось в ее жизни.

Однажды Елена, которая приходила, чтобы ухаживать за Клаудией, вдруг завела странный разговор.

– Слушай меня внимательно, – начала она тревожным шепотом. – Вчера вечером Баязид вдруг позвал меня к себе в спальные покои. Я страшно удивилась, ведь он давно остыл ко мне, теперь у него есть новые любимые наложницы. Но он хотел видеть именно меня. Я даже испугалась… а когда пришла, султан вдруг спросил, хотела бы я стать свободной?

– Господи, разве это возможно? Елена, я так рада за тебя! – искренне обрадовалась Клаудиа. – Ты обретешь свободу. Это такое счастье…

– Подожди, дослушай. Он сказал, что дарует мне свободу, если я выполню одну его просьбу.

– Какую же?

– Я должна найти в Константинополе хорошего художника – итальянца или француза.

– Художника? Но у султана есть много хороших арабских художников, – удивилась Клаудиа.

– Нет, ему нужен художник, который умеет рисовать портреты.

– Святая Мария, но это же невозможно. Ислам запрещает рисовать людей.

– В том-то и дело. Поэтому делать это надо тайно. Если я сумею найти мастера и сохранить все это от чужих ушей – он пожалует мне свободу.

– Но зачем тогда ты рассказываешь все это мне?

– Потому что он просил меня об этом. Ведь художник ему нужен для того, чтобы написать твой портрет.

– Мой?

– Да. Видно он сильно любит тебя, если идет на такой грех!

– Странно, Елена. Зачем ему мой портрет? – недоумевала Клаудиа.

– Не знаю. Никогда еще Баязид таким не был.

– Что же мне делать?..

– Не отказывай ему, не играй с огнем, – посоветовала Елена. – Может, он хочет отпустить тебя и оставить себе портрет?

– Нет, Елена, не такой он, чтобы отпускать. Султан скорее погубит меня здесь, чем отпустит. Но ты сможешь стать свободной. Это самое главное. Так что постарайся выполнить просьбу султана, найди живописца.

– Мне так жаль тебя, Клаудиа. – На глазах Елены появились слезы. – Все это несправедливо. Я получаю свободу благодаря тебе, а ты… Ты так и останешься здесь.

– Для меня это уже неважно.

Елена вышла, и Клаудиа вновь осталась одна. Она привыкла к постоянному одиночеству и вновь погрузилась в воспоминания. В них она опять была с Себастьяно, опять слышала его голос, чувствовала его прикосновения.

«Досточтимый Себастьяно. Я все устроил, как мы договорились. Все произойдет на моем корабле, что стоит на якоре в бухте Золотого Рога. Там будем только мы, команду я отпущу на берег. Я немало постарался, чтобы узнать, как тебе выбраться из Топканы. Для этого мне пришлось заплатить немало денег разным людям. Но это еще больше подкрепляет мой азарт, ведь теперь ты вдвойне мой должник.

Эту записку тебе передаст старший дворцовый эконом. Я хорошо заплатил ему, и он покажет тебе тайный ход, ведущий к морю. Сегодня ночью для тебя там будет оставлена лодка. Если же ты не придешь, я сочту это трусостью и расправлюсь с тобой иным путем. Срок пришел, думай о смерти. Слава Аллаху!»

Себастьяно прочитал записку еще раз и посмотрел на эконома. Тот виновато улыбнулся и возвел очи к небесам.

– Что ж, говори, я слушаю.

– Аллах всемогущ, он все видит и накажет меня за сговор с тобой, христианин. Это большой грех, ведь этот ход – тайна султана. Если он узнает, что я говорю с тобой об этом…

– К чему ты клонишь? Говори же скорее!

– Аллах накажет меня, чувствую, накажет. Какой тяжкий камень взваливаю я себе на сердце. Если султан узнает…

– Что ты хочешь? Денег у меня нет. Разве Ибрагим мало заплатил тебе?

– Ибрагим Дасарлык – хороший господин, но он далеко, а уши султана – они здесь, за каждым углом, в каждой комнате. У султана много ушей, везде уши султана.

– Говори же, хватит плакаться. – Себастьяно в раздражении схватил его за длинную седую бороду. Тот сразу затараторил:

– Ты можешь помочь мне. Можешь… Подари мне твою белую девушку. Свет не видывал такой красоты. Прошу тебя, ты ведь можешь сделать это…

– Негодяй, разве тебе мало заплатили? Ты ничего не получишь. А эту записку я передам великому визирю. И Ибрагима, и тебя ждет виселица на площади. Весь город соберется посмотреть на вас.

– Не делай так, христианин. Ведь я знаю, что ты так не сделаешь, правда? Если ты расскажешь кому-нибудь о записке, ты не выйдешь из дворца. Но я читаю в твоих глазах. Ты желаешь свободы. Если ты и победишь Ибрагима, ты ведь не вернешься сюда, правда? А за твою свободу Ибрагим Дасарлык мне ничего не заплатил. Значит, это должен сделать ты. – И старик улыбнулся Себастьяно, как старому другу.

– Хорошо, бери ее. Она совершила в своей жизни столько мерзостей, что вполне заслужила твоих ласк, старик. Будь ее хозяином. – Себастьяно решил, что это вполне заслуженная участь для Лукреции. Она хотела убить его. Что ж, Господь даровал ему возможность воздать ей по заслугам. – Я знал, что мы расстанемся друзьями, – сказал старик и вытащил из-под халата план подземного хода.

Распахнулась ажурная дверь и, крадучись, в комнату вошла Елена. Гречанка была не одна. Она ввела за руку человека в плаще с капюшоном, накрывавшим его голову.

– Это художник, француз. Я привела его тайным ходом, который мне показал сам султан. Никто не должен его видеть. Так сказал Баязид. Он уйдет сам, тем же путем. – Елена говорила шепотом. Потом подошла ближе к Клаудии и показала лист бумаги. – Смотри, ты видишь это?

– Что это? – спросила Клаудиа, всматриваясь в начертанную вязь.

– Посмотри сюда, в самом низу. Это – монограмма султана, она скрепляет все его грамоты. Он дал мне вольную! С сегодняшнего дня я свободна. – И Елена бросилась на шею Клаудии, рыдая от счастья.

– Милая моя, я так рада за тебя!

– Я так счастлива. Если бы не ты…

– Не надо обо мне. Моя жизнь кончена, не думай об этом. – Клаудиа положила голову на плечо гречанки. – Я многого не рассказывала тебе, но я заслужила такую участь.

– Не говори так! Ты тоже получишь свободу. Султан не даст тебе умереть здесь. Я знаю, он любит тебя.

– Нет, Елена, моя жизнь кончится в этой золотой клетке. Это я знаю наверняка.

Стоявший чуть поодаль человек в плаще задел серебряный кувшин, и тот со звоном упал на пол. Это напомнило девушкам, что они не одни.

– Мне пора идти, Клаудиа. Теперь я покидаю дворец навсегда.

– Дождись хотя бы утра, Елена. Куда же ты пойдешь сейчас?

– К грекам, в Галату. Они помогут мне. Я уйду сейчас же, я не могу больше оставаться ни минуты в этом проклятом месте. – Елена поцеловала в последний раз Клаудию. – Прощай. Пусть Господь подарит тебе свободу.

Когда гречанка вышла, Клаудиа села на ковер.

– Я готова. Говорите, как мне сесть, где будут стоять свечи…

Но человек в плаще ничего не отвечал. Он подошел вплотную к Клаудии и сбросил капюшон.

– Рене?!! Ты? Откуда?

– Тише, тише, умоляю тебя! – Они бросились друг к другу в объятия. – Ты видишь, я искал тебя по всему свету! Я люблю тебя и вызволю из этой темницы.

– Господи, я ничего не понимаю. Как ты здесь оказался?

– Не спрашивай сейчас, дай мне наглядеться на тебя.

Он обнял ее крепче и стал жадно целовать. Поцелуи были сладкими, родными… Она отвечал ему со всей страстью, которая долго дремала в ее душе и наконец выплеснулась наружу.

– Подожди, подожди, Рене, – отстранилась она. – Но как ты попал сюда? Тебя убьют, если увидят…

– Все это время я искал тебя. Искал повсюду. Я поклялся, что не отступлю, пока не отыщу тебя.

– Рене, Рене, пиратская твоя душа. – Клаудиа потрепала его по волосам и опять прижалась к его горячему телу. – Я не видела тебя целую вечность. Здесь день кажется неделей… Я ничего не вижу, кроме этих ненавистных ковров и павлинов за решеткой. Будь проклят этот рай.

– Но теперь я уведу тебя отсюда. Помнишь, как мы забрались на виллу того князя, на Бренте?

– Конечно, Рене. – Они рассмеялись. – Только там я знала дорогу, а здесь… Топкана – это город в городе, здесь трудно разобраться.

– Я знаю дорогу. Как бы иначе я попал сюда?

– Да, кстати, как ты попал сюда?

Рене опустился на ковер. Клаудиа села рядом и положила голову ему на грудь. – Если б ты знала, что я почувствовал, когда я увидел, что «Большой Берты» нет на рейде. Я сразу понял, что это проделки Щеголя.

– Он устроил бунт. Маноло убил Эля, а Тюленя бросили в трюм.

– А ты?

– Меня связали еще раньше. Абдул хотел задушить меня, но, видимо, вовремя передумал. А потом…

– Я знаю, что было потом. Потом Щеголь атаковал турецкую грузовую барку, но кто-то из турков подпалил ему порох, и «Большая Берта» взлетела на воздух.

– Точно, еще мгновенье, и я бы последовала за ней. Этот смельчак оглушил Тюленя. Я бы подстрелила его, но у меня не было оружия.

– Господи, Клаудиа, если бы ты не спаслась, я бы убил себя. – Он крепко обнял ее. – Как я люблю тебя…

– Рене, мой милый Рене! – Клаудиа не могла сдержать слез радости. Она до сих пор не верила, что видит перед собой дорогого ей человека. – Но откуда ты все это знаешь?

– Об этом знают все пираты с Магриба. Я решил, что если ты спаслась, то должна быть здесь, в Константинополе.

– А дальше? Как ты нашел меня в Топкане?

– Драгут-раис. Ты помнишь этого дьявола?

– Конечно! Его я никогда не забуду. – Образ похотливого карлика-пирата встал перед глазами.

– Так вот, ему очень пришелся по нраву наш подарок. Лукреция просто ослепила его. Но он хитрый, и сам не прикоснулся к ней. Он нашел ей лучшее применение и решил услужить своему покровителю – султану. Лукреция предназначалась для него.

– Так она здесь, в гареме Баязида?

– Да, должна быть где-то во дворце.

– Ну что ж! Она любит мужчин, а здесь очень любят женщин. Особенно белых. Ей придется по вкусу в Топкане…

– Когда я узнал о том, что Щеголя отправили на корм рыбам, – продолжил Рене рассказ, – я стал думать, как добраться до Константинополя. А Драгут как раз снаряжал корабль, чтоб отправить Лукрецию к Баязиду. Я вызвался охранять «жемчужину». Так я и оказался здесь.

– Хорошо, Рене, но как ты узнал, что я здесь, во дворце? Откуда ты знаешь Елену? – Клаудии не терпелось поскорее все узнать. Уж слишком невероятной казалась эта их встреча.

– В городе я жил у греков-ставриотов.

– Кто это?

– Это секта тайных христиан. – Рене глубоко вздохнул. – Несчастные, но стойкие люди. Они живут очень сплоченно, носят два имени: дома – христианское, на людях – мусульманское, не выдают девушек замуж за мусульман, тайно хоронят умерших по нашим обычаям.

– Как же они молятся?

– У них есть тайные церкви, в пещерах, близ Константинополя, но туда они меня не допускали. Говорят, что из-за ставриотов изменились даже мусульманские обряды. Раньше мусульмане во время земного поклона на молитве, касаясь лбом земли, держали кулаки сжатыми, а теперь кладут ладони плашмя.

– И что же это значит?

– Они делают это, чтобы не подумали, что у них в кулаке крест.

– Господи, везде они ищут неверных…

– Так вот, Клаудиа, – продолжил Рене, – я жил у них и разыскивал тебя. Я узнал, что на той барке был гарем султана – подарок рыжебородого Аруджа – и подумал, что если ты спаслась, то могла оказаться там. Потом еще эта история с попыткой покончить с собой…

– Не надо об этом, Рене.

– Я чувствовал, что это ты, только не знал, как попасть сюда. Топкана – не венецианская вилла.

– Странно, что ты вообще об этом думал. Даже для османцев это неприступное место. А уж для тебя, христианина…

– Я был в отчаянии. Но мне рассказали, что из дворца тайно приходила гречанка-наложница и искала художника, итальянца или француза, для какой-то работы в Топкане. Это был единственный шанс, и я пошел на риск. Я разыскал ее, соврал, что учился во Флоренции и могу писать картины.

– Рене, милый! – Клаудиа невольно расхохоталась. – Но какой же из тебя художник? Ты посмотри на свои руки.

– Да, мне пришлось соврать ей, но сейчас это уже неважно. Важно, что случай помог нам. Она сказала, что это страшная тайна султана, и никто не должен знать о том, что он просит написать твой портрет. – Да, для меня самой это все странно. Ведь он магометанин…

– Пусть сам разбирается со своим Аллахом, а нам нужно торопиться. Скоро рассвет.

– Ты думаешь, это возможно? Там же янычары.

– Там нет никого. Клаудиа, что с тобой? Я не узнаю тебя! Вспомни «Большую Берту», наши большие дела на море!

– Да, Рене, должно быть, я изменилась. Когда-то у меня была цель, святая цель, и я стремилась к ней. А сейчас…

– Прекрати, Клаудиа. Ты выполнила свой долг, ты отомстила. Теперь ты свободна, ты можешь позволить себе опять быть счастливой. – Он резко встал и, взяв ее за руку, поднял с ковра и прижал к себе. – Я люблю тебя, люблю. Мы будем счастливы!

– Рене, милый Рене…

– Не говори ни слова. Быстрее, нам нужно торопиться!

Они вышли из павильона. Клаудиа полностью доверилась своему другу. Они двигались почти на ощупь, и она не могла понять, по каким ориентирам Рене определяет дорогу.

Наконец они добрались до какой-то чугунной дверцы и оказались в подземелье. Рене поднял с пола факел и зажег его.

– Осторожно, ступай за мной. Здесь легко заблудиться. Дай мне руку.

Каменный сводчатый потолок был таким низким, что им приходилось идти согнувшись. Они шли довольно долго, и Клаудиа начала замерзать.

– Боже, какой бесконечный ход. Зачем он Баязиду?

– На случай войны, мятежа, измены… Мало ли что. Будь осторожна, скоро начнется долгий спуск к морю.

Неожиданно где-то сбоку промелькнуло пламя факела.

– Что это? – испугалась Клаудиа.

Рене выхватил саблю и, сделав несколько шагов в сторону, осветил факелом небольшой коридор, отходящий от основного хода. Какой-то человек поспешно зашагал прочь от них, на ходу погасив факел. Еще мгновение – и он скрылся во тьме.

Рене вернулся к Клаудии и осветил ее лицо.

– Что с тобой? – спросил он.

Клаудиа смотрела туда, где только что горел факел незнакомца.

– Господи, наверно я схожу с ума.

– Что случилось?

– Мне показалось, что я видела лицо Себастьяно.

– Какого Себастьяно?

– Моего мужа.

Рене обнял ее. Она вся дрожала.

– Он же мертв, Клаудиа. Ты уже отомстила за него. Твоя совесть чиста.

– …Это было его лицо… Наверное, мой рассудок помутился, ведь этого не может быть.

– Быстрее, Клаудиа. Кто бы это ни был, нам лучше быстрее выбраться отсюда.

Они зашагали быстрее. Вскоре началась длинная лестница, уходящая вниз, казавшаяся зловещей дорогой в преисподнюю.

Но вот стало теплее, и пламя факела задрожало. Значит, близко выход, а там и свобода…

Свежий воздух опьянил Клаудию. Они оказались на берегу. В неясном предрассветном свете черные силуэты гор казались мистическими. Огромное небо было полно звезд.

– Не останавливайся. – Рене поцеловал ее и повел по какой-то каменистой тропе. – До рассвета нужно добраться до моих ставриотов. Они спрячут нас на некоторое время, а потом проводят в горы. Только там мы будем в безопасности.

– Господи, Рене, я так счастлива. – Клаудиа крепко сжала его руку.