Текст книги "Уверенность в обмане (ЛП)"
Автор книги: Жан МакДональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Маккензи соскакивает с кровати. Оказавшись рядом со мной, она хватает мое лицо в ладони и заставляет взглянуть на нее. Я дергаюсь, и ее хватка на мне усиливается.
– Эндрю Джонатан Вайз, послушай меня. И послушай очень внимательно, – сурово требует она. Ее руки крепче сжимают мое лицо. – Ты не убивал свою дочь, – губы сжимаются в тонкую линию. – Ты меня слышишь? Ты не убивал ее. Это был несчастный случай. Почему Бог решил забрать её, я не знаю. Но одно я знаю точно: она сейчас на небесах вместе с Эваном и они наблюдают за нами. И я точно знаю, она бы ни за что не хотела, чтобы ты жил под бременем такой вины.
– Я знаю, – плачу я. – Я знаю, но продолжаю чувствовать свою вину. Каждый день. Я подвел ее. Единственный человек, который должен был заботиться о ней, так подвел ее.
Ладонями своих рук Маккензи отирает мои щеки от слез, осушая их.
– Один мудрый человек в свое время сказал мне, что я не неудачница. Я выжившая.
Я категорично хмыкаю:
– Какой пассаж?
– Может быть, есть немного. Но сейчас я говорю правду. Энди, ты не неудачник. Ты выживший.
Она проводит по моим волосам, лаская меня так, как ей больше всего нравилось. Я жду, что она развернется и с криками ринется от меня, но, вместо этого, она стоит рядом и любит меня. Возможна, она права. Все это время я винил ее, что она сбежала, оставив меня, но я был единственным, кто оставил ее. Прежде, чем она ушла бы навсегда, я должен был проверить, но потом забыл с ней связаться. Я оставил ее одну в темноте. Вместо того, чтобы рассказать ей все несколько месяцев назад, я нашел утешение на дне бутылки.
– Ты не ненавидишь меня? – спрашиваю я голосом калеки.
– Я никогда не ненавидела тебя. Мне было больно. Все это время я думала, что ты оставил меня из-за беременности Оливии. Что ты решил, что для меня нет места в твоей жизни. И я согласилась с тобой. Не потому, что не любила. А потому, что хотела, чтобы ты был счастлив. И, имея в своем прошлом некий несчастливый опыт, я решила для себя, что тебе лучше быть отцом ребенка Оливии, – она делает паузу, выдыхая. – Теперь я просто понимаю. Если бы вдруг роли поменялись, я не могу сказать, как бы я отреагировала. – Она целует меня в уголок рта. – Прости. Я так ошибалась.
– Это все моя вина. Если бы я только сказал тебе правду с самого начала.
– Энди, мы ведь только познакомились. Не было никаких оснований так откровенничать со мной.
– Но если бы я...
Она прижимает пальцы к моим губам.
– Найдется миллион причин, почему мы не сделали то или это. Что стало бы, если бы ты сказал мне все с самого начала? Что бы произошло, если бы я не убежала, не оставляя тебе шанса все объяснить? Нет правильного ответа. Есть только одно: мы оба виноваты, – признается она.
– Да, – рыдания прорываются всхлипами из моей груди. Я целую кончики ее пальцев, стискивая, прижимая к своей груди так, чтобы она слилась со мной. Все внутри меня кричит о том, чтобы не отпускать ее. И я не отпущу.
Плача и прося друг у друга прощения, мы постепенно двигаемся в сторону кровати. Маккензи и я падаем на кровать. Я кладу голову ей на живот, и она нежно перебирает мои волосы. Мои глаза трепещут, уже закрытые. Виски ломит, веки становятся тяжелыми от количества слез, что я пролил.
– Пожалуйста, не оставляй меня, – шепчу я, подавляя зевок. Но зевок побеждает.
– Я никогда не оставлю тебя, – ее ногти слегка царапают мне кожу головы.
– Обещаешь? – переспрашиваю я, чувствуя, как быстро приближается сон.
– Я обещаю, Энди, – она целует два своих пальца и прикладывает их к своим губам. – А теперь давай поспим.
– Поспать прозвучит прекрасно, – бормочу я бессвязно.
Она натягивает одеяло над нами и выключает свет. В темноте комнаты я ощущаю, как покой окутывает меня. Надежно укутанный ее руками, я блаженно погружаюсь в сон. Вес моей вины и вся ложь постепенно уходят из моей груди, оставляя мне возможность облегченно вздохнуть, впервые за семь лет. Как сломанная кость, сросшаяся неправильно, так и груз моей вины, что неправильно подавался кем-то, разбивал мое сердце раз за разом. Только теперь произошло правильное лечение, как я подозреваю. Маккензи и мне остается по-прежнему много работы для устройства нашего счастья, но мы становимся на правильный путь, и это только начало.
Глава 16
– Энди, – мягкий шепот щекочет мне ухо.
– Умм? – я заворачиваюсь в одеяло. Моя голова пульсирует не хуже, чем после похмелья. Голова раскалывается. Давит на глаза, и я чувствую себя опухшим. Да, теперь я точно знаю, что ночь откровений и слезы могут сделать с человеком.
Маккензи трогает меня за плечо.
– Просыпайся, соня, – она стягивает с меня одеяло.
Я скрючиваюсь и стону, пытаясь поймать ускользающее одеяло.
– Еще пять минут.
Маккензи соскакивает с кровати и обегает ее, направляясь к моим ногам. Я мгновенно вскакиваю, хватая ее за руку и возвращаю обратно в постель.
– Эй, куда это ты собралась?
Она высвобождает руку из хватки, опуская ноги к краю постели.
– В ванную комнату. Мне надо пописать, – с тупой ухмылкой на лице поднимает ноги вверх и шевелит пальцами.
Я даю ей пренебрежительную отмашку.
– Ну, иди же, женщина.
Она откидывается назад и целует меня в щеку.
– Никуда не уходи.
Я прикладываю руку к сердцу, задыхаясь в притворном ужасе.
– Теперь я знаю степень вашего гнева, я даже и не мечтал о таком, – я массирую щеку, куда чмокнула меня Маккензи.
Меня пронзает шокированный взгляд, и она отскакивает от кровати.
– Я даже подумать не могу, о чем ты тут толкуешь.
Я падаю на спину, скрестив руки за головой, наблюдая, как она крадется по постели. Где-то в глубине своего сознания я все еще ожидаю ее реакции. И хотя прошлой ночью мы пообещали друг другу остаться вместе, я все еще не вижу причин, почему. Она повторяла мне снова и снова, что я должен простить себя. Что потеря Отэм не была моей виною. В глубине души я знаю, что она права, но путь к самоисцелению долгий и трудный, особенно когда ты сам должен простить себя. Я презирал себя долгое время. Семь лет! Семь лет ненависти и презрения к себе не могут исчезнуть в мгновение ока, но открыться Маккензи дает надежду на исцеление. В глубине души я знаю это.
– И правда, – я противненько хихикаю. – Я не хотел говорить тебе, но ты такая страшная, когда злишься.
Маккензи останавливается в изножье кровати, скрещивает руки на груди, игриво поглядывая на меня. Ее волосы взъерошены, макияж расплылся, а одежда представляет собой жалкое зрелище. Тем не менее я не могу представить себе, когда я видел ее более прекрасной, чем сейчас. Она ангел небесный.
– И вовсе я не страшная.
– Я думал, что ты взорвешься прошлой ночью, – я потираю подбородок. Блин, мне нужно побриться. – Ты фактически бросила вызов законам природы.
– Действительно? И как же? – она упирает руки в бедра.
– Ты сумела затормозить с покрышками «Приуса». Я поражен до глубины души.
Маккензи закатывает глаза, покачав головой.
– Почему-то я уверена, что люди делают это все время.
Я выпрямляюсь, всплеснув руками в воздухе.
– Нет! Вы только взгляните! Это же «Приус»! У него нет такой мощности.
– У моего авто есть мощность, – она скрещивает ноги, слегка покачиваясь.
– Нет, милая. Это не так.
– Иногда ты должен сбрасывать маску всезнайки. И, кроме того, вовсе я не страшная.
– Маску всезнайки? – я выпрямляюсь. Ложусь обратно на кровать, подогнув колени и плюхнувшись плашмя. – Но ты ревела покрышками, как рыба фугу делает.
– Рыба фугу? – она переносит свой вес с одной ноги на другую.
– Да. Рыба фугу. Это такая милая, маленькая рыбка в океане. Но когда она бесится, она взрывается. Вчера я даже подумал, что ты оторвешь мне голову.
Маккензи протягивает руку и слегка шлепает по верхней части ноги костяшками.
– Ты преувеличиваешь.
– Ты так думаешь? Спроси Джареда. Этот человек, наверное, до сих пор дрожит от страха.
Легкий вздох вырывается у нее. Она закрывает свой прелестный ротик и спрашивает меня с расширившимися глазами:
– Нет!? Я настолько плоха?
– Позволь мне просто заметить, что я научился не пасовать перед трудностями в своей жизни, – она раскачивается из стороны в сторону, чуть ли не пританцовывая на кровати.
– Извини, – наконец вымолвила она.
– Будет не очень симпатично для тебя, если ты написаешь на пол, – я киваю в сторону ванной.
– О, Боже мой! Спасибо, – она убегает прочь, исчезая за углом. Я не могу помочь, но смеюсь, наблюдая, как она, исчезая в ванной, придерживает свои огромные штаны, что перевернулись на ее талии за ночь. Дверь в ванную захлопывается и закрывается, оставляя меня одного в комнате. Я вскакиваю с кровати и направляюсь к шкафу, куда положил свой телефон на ночь.
Неудивительно, что накопилось столько пропущенных вызовов. В том числе и около полутора десятков от Оливии. Я стону, опускаясь в изножье кровати. Не открывая никому своей любви между мной и Маккензи, мы пообещали друг другу, что будем пытаться исправить все повреждения, что нанесли взаимно. Я полон решимости сделать все, что потребуется, чтобы исправить ошибки и загладить вину по отношению к ней. Нет для меня оправдания, что я вел себя как слепец. Она имела полное право оставить меня тогда, и она имеет такое же право уйти сейчас. Тем не менее, она осталась. Это нечто!
Я нажимаю кнопку чтения сообщений и проверяю почту от Итана, который напоминал мне о дате вылета.
Эндрю Вайзу
От Итона Монтгомери.
Дата: семнадцатое июня две тысячи двенадцатого года. Двенадцать часов тридцать четыре минуты пополудни.
Тема: Ваш удивительный помощник хотел бы напомнить вам...
Да, вы читаете правильно. Этот удивительный помощник напоминает вам, что вместо того, чтобы субботним вечером пойти и переспать со всеми горячими красотками, он повторяет вам – не пропустите свой вылет завтра.
Так как я был вполне уверен, что вы будете вполне успешны в налаживании отношений с прекрасной Маккензи Эванс, я взял на себя смелость заказать билет для нее на самолет до Бостона. Не волнуйтесь, я убедился, что использование вашей личной кредитной картой не оглашалось, в чем ваш бывший помощник был не очень хорош, так как ее грязные руки выдавали информацию на сторону. Да, и, кстати, я тоже купил себе билеты на женский бокс в следующем месяце с вашей карты. Это самое меньшее, что вы можете сделать для человека, который с таким трудом отбивался от вашей беременной дамы, пока у вас не наладился телефон. Эта женщина почти свела меня с ума! Кстати, мне нужны подробности вашей истории. Гэвин не очень разговорчив.
В любом случае ваш и Маккензи самолет один и тот же. Я так же написал об этом Джареду и Гэвину.
П.С.: подтвердите же, что я удивительный.
Хорошей поездки. Не могу дождаться, так хочется познакомиться с женщиной, из-за которой вы создали столько проблем. Она должна быть кем-то особенным!
Итан.
Женский бокс! Надо же. Оставить кредитную карту Итану, чтобы он придумал такую банальщину. Он мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее. Выбрать турнир по вольной борьбе женщин – лилипутов, например. Не то, чтобы я был поборником подобных зрелищ.
Тысячи маленьких бабочек принялись порхать в моем животе после прочтения этой смски. Он купил билет для Маккензи! Это была самая легкая часть и она выполнена! Теперь предстояло дело поважнее: убедить ее лететь вместе со мной. Хотя это может оказаться гораздо легче, чем я думаю, из-за произошедшего вчера ночью разговора. Может быть, стоит допустить хоть на минутку, что она будет настолько добра ко мне, чтобы улететь вместе со мной назад, в Бостон.
– Чего это ты улыбаешься? – спрашивает Маккензи. Господи, эта женщина явно скрытница. Я даже не услышал, когда она успела подойти.
Телефон выпадаетна колени, и я смотрю на полностью одетую Маккензи. Она просушивает волосы полотенцем и вытирает лицо. Даже без макияжа, она непередаваемо прекрасна. Она усаживается рядом со мной, складывая руки на коленях.
– Я просто только что прочитал смски от своего секретаря, – я беру телефон, продемонстрировав ей сообщение и кидаю его обратно.
Она прищуривается, проводя язычком по губам, интересуясь:
– Итан, верно?
– Да. Он напомнил мне день отлета.
– А, да, я вижу, – говорит она, опуская голову на свои руки.
Сейчас представляется хорошая возможность спросить ее. Итак, я пробую сглотнуть волнение и унять порхающих бабочек в животе.
– Я знаю, это покажется странным, учитывая произошедшие недавно события, но все же я хотел бы спросить тебя, – я нервно усмехаюсь, потирая шею, – или в течение последних нескольких месяцев, – я глубоко вздыхаю: – но не хотела бы ты вернуться вместе со мной в Бостон?
Маккензи вскидывает голову и приоткрывает рот от удивления:
– Я... ух... ну... я даже не знаю, что сказать на это.
Ее неуверенность заставляет меня почувствовать себя открытым и по-детски наивным. Я отвечаю ей беспечным пожатием плеч.
– Скажи «да».
Проходит, кажется, целая вечность, прежде, чем я дожидаюсь от нее ответа. Маккензи встает с кровати, подходит к комоду и останавливается. Я смотрю на ее отражение в зеркале. Буря бушует в ее глазах:
– Могу я подумать об этом некоторое время?
Я отталкиваюсь от кровати, потягиваюсь всеми мышцами и подхожу к ней сзади. Положив руки на ее плечи, я гляжу на наше отражение в зеркале. На нас обоих заметны признаки бессонной ночи, проведенной в разговорах и слезах.
– Самолет улетает в три. Так что у тебя не так уж много времени.
Она поворачивается лицом ко мне, предоставляя мне прекрасную возможность рассмотреть в зеркале татуировку на ее спине. Я обнимаю ее, скользя большими пальцами рук по ее коже в месте татуировки.
– Спасибо за понимание, – шепчет она.
Я выдавливаю улыбку, вновь ощущая себя не очень уверенно смотрящим в будущее. Маккензи берет мое лицо в ладони, наблюдая за уголками моих глаз:
– Я всегда любила, как ты прищуриваешься, когда улыбаешься, – ее пальцы скользят по моим щекам. – У тебя еще и ямочки появляются.
Искры желания растекаются вдоль всего позвоночника. Быть так близко рядом с ней рождает огонь в моей душе. Я наклоняюсь и нежно прижимаюсь губами к ее губам. Она отвечает на мой поцелуй с не меньшим пылом, просовывая язык в мой рот. Я крепко сжимаю ее в объятиях, стараясь вложить в этот поцелуй все свои чувства.
Вот это правильно. Это всегда легко возникает между нами и должно повторяться снова. Все стены, что она понастроила между нами, рушатся на моих глазах. Я могу поклясться, что ее любовь ко мне воистину чудо. День, когда она призналась мне в любви стал величайшим днем в моей жизни, но даже это не сравнится со всем спектром чувств, что присутствует сейчас внутри меня. Она прощает меня. И я бы простил себя. Если это случится, значит, возможно все.
Такой накал чувств кружит вдруг между нами. Все внутри меня жаждет ее, нуждается в ней, но она отстраняется, задыхаясь и улыбаясь мне.
– Мне нужно уйти на некоторое время, – шепчет она, целуя меня в шею.
Я откидываю голову, подставляя шею ее чудесным поцелуям, наслаждаясь ощущениями прикосновений ее рта к моей коже.
– Я не хочу, чтобы ты уходила.
– Мне тоже не хочется, – теплота ее дыхания греет кожу горла. – Мои родители беспокоятся. Я оставила телефон в машине и ни разу не перезвонила им за прошлую ночь.
Ее руки поднимаются вверх по рубашке, касаясь живота, а губы продолжают триумфальное шествие по коже горла. Я люблю эту сильную женщину, которая стоит сейчас рядом со мной. За последние несколько месяцев она изменилась больше, чем я могу себе представить, и, будучи честным человеком, должен признать, изменения эти стали в лучшую сторону. Я подхватываю ее и усаживаю на комод. Она обвивается ногами вокруг меня, притягивая меня ближе к себе.
– Возьми мой телефон, позвони им и никуда не уходи.
– Это не отменяет того факта, что я должна уйти. Мне нужно быть дома прямо сейчас.
Спускаясь поцелуями вниз по ее шее, я изучаю ее спину в зеркале, вдавливая себя глубже в нее.
– Но почему сейчас?
Ее глаза остаются закрытыми, пока она скользит кончиками пальцев по коже моей спины. Ощущения от ее прикосновений одновременно и холодными, и обжигающе горячими. Такая смесь удовольствия просто неописуема:
– Потому что сегодня воскресенье, а по воскресеньям мы всей семьей ходим в церковь.
Шокированный ее заявлением, я слегка отстраняюсь, продолжая удерживать ее. Она глядит на меня с удивлением, но не ослабляет свою хватку на мне.
– Церковь? – я восклицаю. – Я и не знал, что ты посещаешь церковь.
– Я не посещала церковь во Флориде, но не потому, что я не пыталась. Просто я не могла найти подходящую. Знаешь, что? – премилая улыбка расползается по ее лицу. – Ты должен пойти со мной.
Я моргаю:
– Что? Подожди. Я? В церковь? – мямлю я. Последний раз я был в церкви, когда хоронил свою дочь. Легче сказать, что между мной и Богом нет общих тем для беседы будет явным преуменьшением. С моей-то удачей что-нибудь обязательно произойдет, как только я окажусь внутри.
– Да. Отличная идея. Вы все трое должны прийти, – подытоживает она.
Я отступаю в сторону кровати, оставляя Маккензи сидеть на комоде. Икрами я упираюсь в матрас, предотвративший мое дальнейшее отступление. Я начинаю покачиваться взад и вперед, вытягивая руки перед собой. Идея пойти в церковь звучит для меня как некое богохульство, как произнесение имя Господне всуе, что недопустимо.
– Ты же в действительности не хочешь, чтобы я пошел в церковь вместе с тобой?
– Конечно, хочу! – она спрыгивает с комода. – Это позволит мне провести побольше времени с тобой перед отъездом, да и даст возможность моей семье попрощаться с тобой.
Попрощаться со мной перед отъездом. То есть она не собирается лететь со мной в Бостон. Мое сердце сжимается от боли. Она могла бы сказать мне «нет», но ее присутствие мне просто необходимо. Когда я вернусь, на меня насядут сразу двое: Оливия и мой отец и мне нужен кто-то, кто будет на моей стороне. Она мое единственное спасение.
План быстро оформляется в моей голове. Я могу проработать идею с церковью в свою пользу. Я ухмыляюсь.
– Я, конечно, могу пойти с тобой, но при одном условии...
Она скрещивает руки на груди, насмешливо приподнимая брови.
– И что же это за условие, советник?
– Я иду с тобой в церковь, а ты летишь со мной в Бостон.
Она опускает руки и с волнением смотрит мне в лицо:
– Я ведь попросила тебя дать мне время подумать об этом. Энди, пожалуйста, – умоляет она. Девушка прижимает руки к животу и закрывает глаза.
Я провожу рукой по лицу, потерев подбородок. Я не могу смотреть, как она молит меня.
– Хорошо. Хорошо, – стону я. – Я дам тебе время подумать.
– И...
– Я пойду с тобой в церковь, – сдаюсь я. Она визжит, подпрыгивая на месте, и хлопает в ладоши. – Я не могу поверить, что ты согласился на это!
– Ты полюбишь это. Обещаю, – Маккензи закидывает руки мне на шею, целуя меня.
Я смеюсь, притягивая ее в свои объятия. Даже несмотря на то, что все ее защитные бастионы рухнули, один она все же продолжала удерживать. Ну что же. Может быть ей поможет то, что я схожу с ней в церковь. Она увидит, что я настроен серьезно, тогда переменит свое мнение и полетит со мной в Бостон.
– Это мы еще посмотрим.
– Пригласи Гэвина и Джареда пойти с тобой, ладно?
Я прижимаюсь поцелуями к ее губам, улыбаясь при мысли, что они заявятся туда. Страдание любит компанию, и мне будет не так больно в церкви, если кто-то составит мне компанию в этом сподвижничестве.
Улыбка, расцветшая на губах Маккензи, заставляет мое сердце биться быстрее. Это первая улыбка, предназначавшаяся только мне с тех пор, как я приехал к ней. Это улыбка ангела. Моего ангела.
– Превосходно. Ну а теперь мне действительно нужно идти, пока родители не объявили меня в федеральный розыск.
Я обхватываю ее лицо руками, целуя нежно в губы.
– Одна последняя вещь, прежде чем я позволю тебе уйти.
Я обхожу вокруг Маккензи, пробираясь к комоду. На нем лежит коробка «Тиффани и К». Я открываю ее и достаю ювелирное украшение, лежащее в коробке. Наружная упаковка защитила коробку внутри. Дождевая вода не добралась до внутренней подкладки. Я взламываю упаковку и беру бриллиантовое колье, лежащее на мягкой атласной подушке. Ожерелье свисает с моих пальцев, когда я поворачиваюсь к Маккензи. Слеза катится по ее щеке, но ее улыбка говорит мне, что она счастлива.
Маккензи хлопает рукой по лицу и приближается ко мне. Она поворачивается, отчего волосы, собранные в хвост, подпрыгивают. Я оборачиваю ожерелье вокруг ее шеи и застегиваю. Ожерелье ложится точно, мягко приземляясь в ложбинке ее груди.
– Превосходно, – восклицаю я.
Она прикасается пальцами к камням, наклоняя голову, чтобы взглянуть на него.
– Оно находится там, где и должно быть, – шепчет она.
Спустя несколько мгновений уходит, а я начинаю суетливо собираться в церковь. Джаред и Гэвин, оба, кажется, заинтригованы идеей посещения церкви, оба словно сговорились и пытаются выяснить, что же произошло прошлой ночью. Я говорю Гэвину, что открыл Маккензи всю правду. Гэвин волнуется за меня. Успокаивается, когда узнает, что Маккензи знает минимум информации. Джаред и вовсе не подслушивает. Он, кажется, догадывался о содержании, видя, что дела явно идут на поправку.
Одевшись для посещения церкви, мы упаковываем наш багаж в чемоданы и выезжаем из отеля. Амарилло остается позади, а впереди маячит новая цель – Бостон. Я сделал все, что нужно, чтобы убедить Маккензи отправиться со мной в Бостон. Я считаю себя мастером по убеждению. Если кто-то и мог на что-то ее уговорить, мне хочется думать, что это я. По крайней мере, мне хочется надеяться на это.
Глава 17
– Добро пожаловать в Первую семейную церковь, – пожилая женщина встречает нас, сунув в руки брошюру. Ее серые волосы собраны в безобразный пучок, почему-то занимавший всю голову. Она одета в цветочное платье, белые чулки и сандалии. Очки с бутылочными стеклами свисают с ее носа. Она улыбается и кажется, что помадой намалеваны зубы вместо губ.
– Спасибо, – отвечаю я, озираясь вокруг. Я пытаюсь отыскать глазами Маккензи и ее семью, поскольку они попросили нас встретиться непосредственно в церкви из-за вчерашних гуляний. Я знаю, на что они намекают. Кажется, нет никаких секретов между членами семьи Эванс: каждый прекрасно осведомлен, где вчера Маккензи проводила ночь. Если бы они только знали, что происходило на самом деле между нами.
Уголком глаза я ловлю отчаянно размахивающего руками человека, пытавшегося привлечь мое внимание. Я поворачиваюсь и вижу Маккензи, машущую мне.
– Энди! – зовет она. Лучезарная улыбка украшает ее лицо. Вернув ей улыбку, я машу в ответ.
В это воскресное утро она самое прекрасное видение. Девушка одета в темно-синее платье с узким рукавом, расклешенной юбкой чуть выше колена. Лиф только подчеркивает ее грудь. Если я правильно вспомнил, женщины ссылаются на то, что такой фасон немного увеличивает талию, но кто я такой, чтобы судить о фасоне. Все, что я знаю об этом фасоне сейчас, так это то, что он дает мне прекрасную возможность любоваться ее открытыми ногами и прекрасно очерченной грудью на протяжении всей службы. О, Боже, спасибо тебе...
Хммм, наверное, нужно притормозить с такими идеями. Богу, скорее всего, не понравится, что я отдаю предпочтение не ему в его же собственном доме. Небольшой смешок вырывается из моего горла в ответ на эту крамольную мысль. Уголком глаза я вижу поворачивающего в мою сторону голову Джареда в ответ на мой смешок.
Когда Джаред вышел из номера отеля в костюме, я не мог поверить своим глазам. Мы все взяли с собой в эту поездку по костюму, просто так, на всякий случай, и я бы предположил, что у всех у нас костюм был один. Но видеть Джареда в костюме, вместо его вечных винтажных футболок и старой крысиной бейсболки, было чем-то сродни чуду. Он выглядел солидно. Черт, да он еще и причесался! Действительно, чудо из чудес!
– Я так рада, что вы пришли! – восклицает Маккензи, когда подходит к нам троим. Она обвивает руками шею Джареда, отклонив его немного назад. – Я очень сожалею о том, как вела себя прошлым вечером. Сможешь ли ты простить меня?
Джаред закрывает глаза, ласково сжимая руки вокруг нее.
– Конечно, я прощаю тебя, – успокаивает он.
Мою улыбку я не могу сдерживать. Все, кажется, правильно особенно решение приехать в этот богом забытый городишко. Джаред и Маккензи очень близкие друзья. Большинство людей мечтают о таких отношениях, хоть я и ненавижу это чувство между ними.
Маккензи целует его в щеку и отступает от него.
– Спасибо. Я не знаю, что бы я делала без тебя.
– У тебя не будет возможности выяснить это, – бормочет он.
Взглянув в сторону Гэвина, я могу увидеть всполохи радости при виде Маккензи.
– Ну, вот и ты, Гетто Смурф, – она подходит к Гэвину, тепло обняв его.
– Гетто Смурф? – переспрашивает Гэвин, приобнимая ее в ответ.
Появляется озорная улыбка, она тянется и трепет Гэвина по бороде, которой он очень гордился. Я чуть не умер от смеха, когда он вышел из номера отеля с новой формой своей бородки. Это было настолько плохо, что я спросил его буквально: может, его бритва испортилась и мне сходить за своей? Нам троим было лень бриться во время этой поездки, но Гэвин пообещал Морган удивить ее на свадьбе своей бородой. Плохой ход. Женщина собиралась смешать его с грязью за это. Мне повезло, у меня места в первом ряду, и я получу истинное удовольствие от созерцания всего этого!
– Голубой костюмчик. Новая, невероятно тонкая линия бороды. И еще тебе необходим золотой зуб, чтобы уж навечно прослыть показушником.
Люди начинают оглядываться на нас, когда мы с Джаредом сгибаемся в приступе хохота. Нам все равно. Наша Маккензи вернулась.
– И не очень-то я похож на Смурфика, – оправдывается Гэвин.
Маккензи берет его за подбородок двумя пальцами, поворачивая голову Гэвина, как будто пытается что-то разглядеть.
– А ты знаешь, ты прав. Это не борода. Ты просто забыл умыться сегодня утром. И я могу помочь, – она слюнявит палец и принимается тереть им кожу подбородка Гэвина. От этих ее действий меня сгибает пополам от хохота. Сзади, держась за мое плечо в попытке удержать равновесие, смеется Джаред.
Гэвин отмахивается от нее, глядя на Джареда и меня:
– Да заткнитесь же, оба...
– Ну не в доме Господнем ругаться, – Маккензи обрывает его прежде, чем он смог закончить фразу. Она трепет его по щеке и подходит ко мне. Джаред может наконец-то выпрямиться, но не смог сдержаться от очередного смешка, толкнув Гэвина в руку.
– Эй, красавчик, – Маккензи обращается ко мне с несвойственной ей скромностью.
– И тебе привет, красавица, – это прозвище возвращается снова. Перед тем, как она ушла, это было моим любимым обращением к ней.
– Хороший костюмчик, – она кивает в сторону костюма на мне. Я не стал рассматривать костюм, который она приобрела для меня, и отправил его в Бостон, решив прийти в строгом сером костюме. – Хотя тебе идет этот цвет.
– Согласен с тобой, и спасибо. Цвет военно-морской формы и лавандовый очень идут мне, – подтверждаю я, подмигивая ей.
– Это верно. Но этот цвет подчеркивает глубину твоих глаз, – ее пальчик пробирается за отворот пиджака.
– Я рад, что ты одобряешь, – я нежно целую ее в щеку, помня о том, где я нахожусь в настоящий момент.
Маккензи улыбается:
– Как насчет того, чтобы проводить девушку на ее место? – она берет меня за руку и ведет через весь зал. И если я произношу «весь зал», то это так и есть. Здесь много народу. Я ожидал увидеть витражи и кресты везде, а нахожу только полированное дерево, обитые скамьи и мониторы высокой четкости, свисающие с потолка, и музыкальные инструменты, не восходящие к Эпохе Возрождения. Это место больше походит на концертный зал, чем на церковь.
Я поднимаю глаза к потолку, ожидая увидеть обрушение свода или молнии. Такому грешнику, как я, находиться в доме Бога само по себе кощунство.
– Ты нервничаешь, – шепчет Маккензи, наклоняясь ко мне, пока мы идем к нашим местам.
– Просто жду, что Бог поразит меня, – шучу я.
Ее голова падает к моему плечу, лукавая улыбка играет на губах:
– Бог всепрощающ, Энди.
Я целую ее в макушку. Она так приятно пахнет: как гранаты и лимоны.
– Ты ведь не собираешься представить меня всем святошам этой церкви?
Небольшой смешок вырывается из ее уст.
– Нет. И ты должен знать меня лучше, чтобы предполагать такое. Все, о чем я говорю, так это, если Бог простит тебя и, если я смогу тебя простить, так может быть и ты сам простишь себя.
– Может быть, – мямлю я. Мы подходим к скамье, на которой сидит вся ее семья. Билл восседает на противоположном от того места, где мы стоим, в конце скамьи, рядом с подлокотником, следом чинно восседают Линдси, Гленда, Коди, Юстис и Джеки, которая держит на руках Хонор. На скамье еще достаточно места, чтобы устроиться всем нам четверым.
Гленда встает и машет старческой рукой Гэвину. Он смеется, мотнув головой:
– Моя старая подружка зовет меня.
– Ты понимаешь, что я собираюсь поведать Морган о том, что у тебя здесь завязался роман с женщиной постарше, – поддеваю я Гэвина.
– О, я знаю об этом. Но если ты начнешь это повествование, то я расскажу Маккензи о том, как ты потерял плавки в бассейне на вечеринке в честь дня рождения Скайлера Макгиллиса, – возражает Гэвин.
– Вай! Вот об этой истории я хочу услышать! – поет Маккензи. Ее брови приподнимаются от любопытства. – Только не говори мне, что эта история произошла, когда тебе было шесть лет. Держу пари, ты был очаровашкой.
– Попробуй поставить шестнадцать вместо шести, – поддакивает Гэвин.
– Отлично! – я поднимаю руки в примиряющем жесте. – Я не скажу ни слова!
– Так я и думал, – Гэвин обходит нас с Маккензи, проталкиваясь к Гленде. Он обнимает ее и пожимает руку Биллу, прежде чем занять место рядом с ней. Двумя днями ранее эта старая женщина напугала бы его до смерти. Теперь она стала добрым другом. Удивительно, как быстро люди меняются в лучшую сторону, как только ты прикладываешь совсем немного усилий, чтобы подружиться с ними. Может, мне так повезет с Маккензи, и она отправиться со мной в Бостон.
– Думаю, присоединиться к ним, – бормочет Джаред, протискиваясь мимо нас и усаживаясь между Глендой и Линдси. Все, кажется, рады нас видеть и не испытывают никаких затруднений, рассаживая нас между собой.
– Мы приземлимся? – спрашивает Маккензи, протягивая руку на сиденье рядом с Джеки. Мое тело напрягается при виде ребенка. Маккензи, почувствовав мои опасения, берет меня за руку, крепко сжимая.
– Мы можем сесть где-нибудь еще, если это заставит тебя чувствовать себя более комфортно.
Я делаю глубокий вздох, выдохнув через нос. Если я ожидаю от Маккензи прекращения побегов, то и сам должен сделать шаг навстречу.
– Мы можем сесть здесь.
– Ты уверен? Я не настаиваю.
Я улыбаюсь, положив руку ей на спину, и подтолкнул на освободившееся место. Маккензи протискивается между скамьями, садясь рядом со своим двоюродным братом. Я иду к ней, ожидая, когда приступ паники захлестнет меня. Пот катится градом по моей спине, пальцы начинают неметь. И это лучшее предупреждение. Но вдруг все прекращается. Маккензи сует руку в мою и спокойно шепчет мне на ухо:
