Текст книги "Ассы в деле (СИ)"

Автор книги: Зейналов Магеррам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Вскоре зрение стало возвращаться. Воннел увидел себя обмотанным трубками и окруженным множеством крохотных тварей (очевидно, биороботов) походивших на помесь пальцев с сосками.

Потом доктор посмотрел чуть дальше, вверх, туда где был потолок. Там он увидел зеркало и в нем отражалось нечто странное, бледное, похожее на виноградную лозу-альбиноса. Воннел всегда разбирался в живописи, и мог распознать источник любой, самой абстрактной картины. Но и тут ему понадобилось минут десять чтобы узнать и признать в отражении себя.

Потом он отключился, и не приходил в себя вплоть до того как большое сине-белое солнце взошло над замком.

Оно взошло, и ознаменовало собой начало дня когда должно совершиться страшное преступление. А когда оно взойдет снова, преступление будет раскрыто.

Раннее утро первого дня. Где-то.

Сине-белое солнце медленно поднималось над горизонтом. Одновременно, бурлил и бил вверх многометровыми гейзерами бывший песок. Потом он испарялся, и поднимался дивными бирюзовыми облаками. Небо от того делалось салатовым, а земля чуть темнела, обрастая прожилками похожими на земной солончак, и создавая впечатление прекрасной кварцевой долины.

Со скалы, где стоял замок, открывался живописный вид, рождая спокойствие, наполняя сердце смотрящего самыми прекрасными детскими мыслями. Делая его немного добрее.

Температура была две с половиной тысячи градусов.

Внутри замка, по ту сторону силовых полей, атомных кондиционеров, этропофазеров, за стеклянным окном с деревянными ставнями пришел в себя доктор Воннел. Теперь уже окончательно.

Он знал, что лежит на том же месте что и ранее. Трубки и биороботы исчезли, но зеркало над потолком осталось. На этот раз Воннел быстро узнал себя, уже не полупрозрачного и даже немного розоватого.

– Черт, где я? – спросил он себя, просто проверяя качество голоса. В таких обстоятельствах что-то подсказывало ему, что ответа не будет.

С голосом оказалось всё в порядке.

Воннел лежал в роскошных апартаментах, на кровати, где мог поместиться АСС всем основным составом, под потолком, с лепкой достойной лучшего архитектора, между стенами, мебелью и бархатными занавесками оформленными в старонеоколониальном стиле. Все это стоило не одной дюжины состояний.

На Воннеле была пижама, а у кровати его ждали тапочки. Они оказались уютными, теплыми, словно всю жизнь доктор носил только их.

Он протер слипшиеся глаза, встал и подошел к большому зеркалу. В нем отражались комната, гардины, два канделябра. На стене висела голова гигантского кхрумптера, в остекленевших фасеточных глазах которого мерцали огоньки свечей. Рядом с кроватью на тумбочке стояло некое устройство – черного цвета, пузатое с начертанными на нем символами.

Не хватало чего-то очень существенного, даже важного. Самого главного.

Воннел не отражался. Его пробил холодок.

Он обошел зеркало сзади, потрогал. Никакой электроники, никаких хитроумных устройств. Он даже заметил, что металлическое напыление в некоторых местах протерлось, и за ним проглядывало обычное стекло.

Воннел стал перебирать в голове объяснения происходящего, рациональные версии отметались за отсутствием фактов, мистические за отсутствием рационализма. Он мог умереть и попасть в чистилище, оказаться в лапах вампирской секты и в бессознательном состоянии пройти инициацию.

Обстановка казалась слишком реалистичной для сна, и вообще Воннел знал свои сны как пять пальцев – в них он либо убегал от чудовищ, либо возвращался в ту ночь когда они стояли под дождем и она говорила, что он конечно очень милый и вообще хороший друг. Он слушал, смотрел с тоской и ждал когда она попрощается, как ждут выстрела приговоренные к смерти.

Она была в салатовом, город, как всегда, в сером.

Воннел вздрогнул, и не сразу понял от чего. "Дзынь!", – в углу противным металлическим звоном заливалось то черное устройство.

"Возьми себя в руки", – подумал доктор Воннел, – "Ты и не через такое проходил".

Он подошел к камину, вынул из него кочергу, решительно подошел к устройству и дважды ткнул его в бок.

Черный аппарат зазвенел казалось еще громче.

"Киборг", – подумал Воннел и убрал кочергу. Точнее, начал убирать, но та зацепилась за провод и верхняя часть устройства отделилась. Она упала на пол а потом заговорил.

– Вас давно ищут!

– Простите, я случайно.

– Гости давно ждут вас в обеденном зале, не забудьте взять с собой блокнот. Он лежит на письменном столе в соседней комнате.

Потом Воннел услышал короткие гудки. Они продолжались минуты три, пока он сидел на кровати и пялился на киборга.

– Вы живы? У вас что-то с аккумулятором?

Киборг не отвечал.

Утро первого дня. Земля. Нью-Анджелес.

– ... короче, все умерли, – закончил капитан, и уткнулся лицом в подушку, не покидавшую его стола последние три года.

Нину тем временем не покидало беспокойство. Ее женская интуиция (купленная за полторы тысячи галакредитов), подсказывала, что произошло нечно ужасное. Чистое сознание киборга в этом случае было бы более точным. Оно бы напомнило Нине, что Воннел – личность столь одинокая, что предпочитает проводить большую часть суток в офисе АССа, и потому никогда не опаздывает на работу. Оно бы напомнило Нине, что в воздухе этим утром грозовыми тучами висели невиданные для августа пробки, а значит миллионам людей пришлось воспользоваться собственными флаерами, чтобы добраться до работы, и следовательно что-то не так с системой городского варп-транспорта.

И наконец, оно бы напомнило, что утром робот-почтальон принес пустую бандероль, на которой Воннел по ошибке был обозначен в графе не адресата, а "Содержимое". По ошибке?

Этого вопроса интуиция Нины не задала, она лишь врям от времени щекотала ее сознание перышком предчуствия.

И так продолжалось около часа, пока Боузер не отложил квазаромет и не произнес:

– Как-то слишком тихо.

– Я тут, если что? – сказал Тоддд. – Могу анекдот рассказать. Оказывается дворник покрасился в зеленый...

Тоддд был, как многие помнят, разумной формой гравитации, и помимо приходящей способности предсказывать будущее, обладал просто удивительным чувством юмора. Анекдоты, как он считал, должны рассказываться всегда с конца, ведь вишенка на тортике – это самое вкусное. Да и вообще, в противном случае, любой анекдот автоматически превращается в шараду с неуловимым финалом, и, вместо того чтобы рассмешить, заставляет поломать голову. Фигурально выражаясь.

Тоддд часто становился навязчивым в своих идеях. И главная из них была принять участие в расследовании. Когда несколько лет назад еще младенцем Тоддда подбросили к порогу конторы в гравитационной карзине (?), к той была прикреплена записка: "Наделонебратьродители".

АСС не был детским садом, и Тоддд имел все шансы оказаться в детском приюте для инопланетян. Да только с пеленок он открыл в себе способности предугадывать события, и на всякий случай его решили оставить. И не прогадали.

– У меня плохое послечувствие, – сказал Тоддд, – наш славный Воннел исчез.

Нина вскочила.

– Точно! Я думала, он просто проспал, но нет. Что-то случилось. Он исчез. Я знаю, я чувствую.

– Нет нет. Тут что-то иное. – Нина, способная видеть гравитацию, заметила как Тоддд прошел из одного края офиса в другой, сел в кресло, и закрыл лицо руками, – Я не знаю как это сказать. Воннела больше нет.

– Он мертв? Он уже мертв?!

– Нет. Не уже. Чуть потом, примерно завтра утром. Воннела больше не будет.

– Ты знаешь где он?

Тоддд затрясся, и стал испускать виртуальные бозоны.

Нина бросилась к нему и схватила за нижнюю правую руку.

– Нет, нет. Я не знаю. Я же не провидец. Я не виноват. Отключите центрифугу, профессор!

Утро (первого дня – убрать везде (?)). Где-то.

Он постоял еще немного, прислушиваясь к собственному страху. Воннел больше ничего не решал, не зависел от собственных действий. Теперь он ощущал себя марионеткой, и это усиливало чувство безысходности. Правила игры оставались неясными.

Воннел осмотрелся еще раз в поисках своей одежды и не нашел ее.

Потом он открыл дверь и вышел в коридор.

Это действительно был коридор. Длинный, темный, освещенный редкими электрическими лампами. На старых затертых обоях висели картины в рамках такой толщины будто их создатели знали места где точно растет более сотни деревьев.

Одна из картин висела прямо напротив. На ней огромный водяной вал поднимался высоко, обнажая часть морского дна на переднем плане. И в центре этого колосса завис в вечном падении планетолет из которого падали вниз несколько человеческих фигурок. Воннел прекрасно знал эту модель планетолетов и прикинов размеры решил что высота волны не менее пяти километров.

Он знал и планету. Это была Клементина, известная любому школьнику. Но только художник, изобразивший ее, вольно обошелся с законами физики, в угоду замыслу. Клементина находилась на расстоянии всего трех астрономических единиц от горизонта событий черной дыры.

Та дыра тоже была особенной. Она стояла в отдалении от крупных звездных скоплений. Потому она не имела аккреционного диска, что и позволило планете выжить в такой близости от гиганта. Планета представляла собой кремниевый шар с тонким слоем воды, а на поверхности под мощью гравитационных сил возникали невиданной высоты волны. Из-за трения, тонны жидкости вскипали, и волны в действительности выглядели столбами воды и пара, на самой вершине превращавшегося в ледяные облака. Они скорее напоминали сильно растянутые в ширину ядерные грибы, а не то, что изобразил на холсте неизвестный художник.

– Да, всё так и было, – сказал Воннел вслух.

– Как посмотреть, – ответил голос.

Доктор Воннел вздрогнул.

– Кто здесь?

Ответа не было.

– Я вас слышал. У вас женский голос... очень приятный.

Главное, что успокаивало – если бы его похитили чтобы убить, сделали бы это раньше. От него чего–то хотели.

Кроме его собственной, дверей поблизости больше не было. Он стал рассматривать следующую картину. На ней были лишь длинные закручивающиеся трубы, напоминавшие человеческие волосы под микроскопом. Реальный замысел художника для Воннела оставался загадкой. Может еще одна планета.

Но следующая картина его поразила. На ней молодая женщина в доспехах держала в руке флаг. Левая рука ее лежала на столе. Дама стояла гордо выпрямившись позади нее склонились люди в древних одеждах.

Подбородок ее был горделиво поднят. Ее взгляд говорил, что она действительно правила этими коленопреклоненными мужами за спиной. Но глаза ее в позиции "подбородок вверх" смотрели не вниз на подданных, как следовало ожидать, а еще выше. И от того казалось, что они закатаны. Но то был тонкий намек – она принимала власть от того, кто по неизвестным причинам не был изображен на картине.

Образ рыцарственной особы был двояким – властная дама – медиатор для более важного господина, и безумица на грани припадка.

Следующая картина оказалась очередной репродукцией черного квадрата. И только присмотревшись Воннел увидел мутную грязно-бурую полосу тянувшуюся из левого нижнего угла в правый верхний.

Только под этой картиной имелась табличка. "Над поверхностью Сатурна-14. Пейзаж".

Затем Воннел свернул за угол и вновь оказался в коридоре. На этот раз таком длинном, что конец его тонул во тьме. Впрочем, возможно, дальняя часть его просто не была освещена.

Тут не было дверей. А картины были и вовсе загадочными. Воннел подошел к одной, пытаясь разобраться в нагромождении кругов и линий.

– Вот так всегда бывает – мозг дорисовывает часть изображения, – сказал женский голос, – И мы не в силах проконтролировать этот процесс, убедиться в действительности ли мы видим то что есть на самом деле, или наш разум покопавшись в собственной базе, подбрасывает нам фантомы. Те, что первыми попались под руку.

– Вы полагаете? – спросил Воннел.

– Полагаю? Я? Вот вам Пантелеймон Слепец: "Если свободная воля – есть путь внутри, данный нам Богом, то не является ли то окно, что открывает нам дверь в этот мир из тьмы лишь ее инструментом. Ибо нет причин сомневаться в том, что увиденное через нее, волею этой не преломляется. И в этом случае правы ли мы, заявляя, что контролируем себя, на деле даже не понимая суть реальности в которой действуем".

– Либо софистика, либо вырвано из контекста.

– Ладно, пойдем с другого конца. Вот тебе карандашный рисунок, а вот картина маслом. Над первой приходится корпеть много недель, чтобы добиться результата. Маслом же достаточно совершить два три неряшливых мазка, и потом каждый увидит в них что захочет – капли тягучего дождя, колосья пшеницы, решетки тюрьмы. Масло обманывает мозг, заставляет додумать то, что мы хотим увидеть. И тут главное – если бы реальность зависела от нашего восприятия, то картина могла бы быть окном в другие реальности, или инструментом их изменения. Что, в общем, одно и то же.

Доктора Воннела пробил холодок.

– Где я?

– О нет нет. Вы... мы скорее всего недалеко(?).

– Кто вы?

– А вот это хороший вопрос.

Из стены медленно выпорхнуло нечто облачное, и закружилось под электрической лампой. Для голограммы оно было слишком живым, или, напротив, мертвым.

– Привидение, – каким-то особым чутьем понял Воннел.

Существо остановилось и оказалось женщиной с красивыми, но чуть крупными чертами лица. Доспехов на ней уже не было.

– Добро пожаловать, – сказала она. – Я Жанна.

– Вот на этой реплике я должен испугаться и свалиться в обморок.

– Вам решать. Но в таком случае вы опоздаете к завтраку.

Она вновь направилась к стене. Ноги ее двигались словно для проформы, для предания большей человечности. На самом же деле она плыла будто облако.

Воннел заметил короткий боковой коридор и удивился, как он мог упустить его раньше. Он же был под самым носом. А может появился только что?

Человек последовал туда за привидением и обнаружил лестницу на нижний этаж.

На половине пролета Жанна обернулась.

– Поторопитесь. Уже все собрались.

Утро первого для. Нью-Анджелес.

Полицейское управление, к которому относился отдел капитана Хинича никогда не знало покоя. Никто не видел Хинича без сигары, потому что каждый день был не самым удачным, чтобы бросать курить.

Нина шла на капитана по коридору, а позади нее шел Боузер. Хиничу не понравилось напряженное выражение лица кибертехника, он завернул за угол, попытался укрыться за свинцово-керамическим сейфом, но был опознан.

– Капитан. Выходите, я вижу, что вы там.

Хинич вышел.

– Мы оба знаем сколько АСС сделал для вас. Теперь нам нужна ваша помощь.

– Эм. Стало быть, дело серьезное?

– Воннел исчез. Если мы не найдем его в течение суток – он умрет.

– Что я должен делать?

– Что ваше управление должно делать? Я бы так сформулировала. Семьдесят шесть процентов преступлений раскрывает ваш компьютер. Еще два процента – полторы тысячи ваших сотрудников. И только мы с Воннелом раскрываем четые штуки в год. Зато каких четыре. Мы – лучшее, что у вас есть. А доктор Воннел – лучшее что есть у АССа. Вы должны поднять лучших ваших людей и нелюдей и мы вместе придумаем как спасти доктора Воннела.

– Они, – капитан пожал плечами, – Заняты. И потом, у меня просто нет полномочий.

– Объясните ситуацию начальству и организуйте мне команду. Они нужны всего на сутки. Дальше это уже не будет иметь значения. Увидимся в вашем кабинете через полчаса.

Она отвернулась и быстро двинулась по коридору.

– Куда вы!

– Мне нужен доступ к Бишопу.

Капитан махнул рукой.

– Ладно, иди, я распоряжусь.

Хинич распорядился и Нина вошла в апартаменты Бишопа.

– Мне очень жаль, Нина, – начал он вместо приветствия. – Но задача несистематезируема, как и все, чем занимался доктор Воннел. Это же было понятно с самого начала.

– Как мне спасти его? Просто дай предположение.

– Я не имею предположений, Нина. Все на что я способено – это вероятности.

Красная лампа грустно замигала.

– Где он?

– Вне Земли, с вероятностью чуть больше девяносто семи процентов.

– Каковы основания это предполагать.

– Ты бы и сама их увидела, если бы не решила предать... прости, стать человечнее. Сегодня, примерно в то же время, когда доктор исчез, случилась авария на локальной ветке варп-тоннеля. Кроме того, одновременно вышли из строя все прочие системы доставки. Есть множество пострадавших. Пользуясь вашими терминами, наверняка эти случаи взаимосвязанны. Следовательно, доктора Воннела быстро и эффективно перебросили куда-то очень далеко. Чтобы сотворить подобное, нужен доступ ко множеству систем безопасности. А значит, тот кто это сделал, находится очень высоко в иерархии доступа к информации.

– Кто это может быть?

– Никаких версий, Нина. Я уже сказал, Воннел занимался несистематезируемыми случаями. Очевидно, что его похищение связано с ними, а значит найти виновного будет достаточно трудно.

– Тоддд сказал, что Воннел умрет до завтрашнего утра. Ты ведь знаешь кто такой Тоддд, и что он умеет, когда захочет?

– Воннел рассказывал.

– Вы ведь были друзьями с Воннелом.

– Ну, насколько это возможно.

– Насколько вероятно, что он умрет?

– Раз это был Тоддд, ответ вам не понравится.

– Насколько вероятно?

– Мы... – единственный крассный глаз Бишопа мигнул, – Мы не герои детектива, Нина. Если бы я сказал, что у него есть, скажем, пять процентов шанса на выживание – это были бы хорошие шансы в рамках сюжета. Он непременно вытянул бы счастливый билет.

Но беда в том что это – реальность.

– Я спросила, насколько вероятно?

– Даже со всеми твоими стараниями и возможностями...

– Бишоп!

– Нет шансов. Вообще нет никаких шансов. Мне очень жаль, Нина, но Воннел непременно умрет.

– Но Тоддд же предсказывает вероятности. Всё можно изменить.

– Тоддд не авгур и ничего не предсказывает. Вежливость и привычка жить среди людей удерживают его в рамках ваших чувств приличия и времени. Но иногда он, сам того не ведая, становится тем, кто он есть. Итак, он ничего не предсказывает. Он точно знает. Вы ничего не можете изменить. Воннел был хорошим человеком.

– Черт бы тебя подрал, бесчувственная ты машина, – кибертехник развернулась и быстро пошла к двери.

– Мне очень жаль, Нина.

Дверь захлопнулась.

Утро. Где-то.

За длинным обеденным столом оказалось шесть существ, не считая его и привидения Жанны. Воннел узнал орионку (о поле можно было судить по синим молниям мелькавшим внутри газообразного тела), пентатела (представлявшего собой симбиоз пяти полуразумных существ), и человеческую женщину. Остальные оставались для него загадкой.

Напротив доктора сидело волосатое существо, очень похожее на орангутанга. Единственным отличием были глаза, посаженные друг над другом. Рядом с ним находился высокий инопланетянин гуманоидной формы, с совершенно лысым черепом и кожей цвета малахита. Последнее существо он заметил не сразу. Воннелу казалось, что это лишь очень глубокая тень, каких было очень много в этом доме. Но тень хоть и медленно, но шевелилась. И сидевшая рядом Жанна о чем-то с ней шепталась.

Все кроме Жанны и этой Тени, ели.

– Как я понимаю, вы и есть хозяин, – сказал Воннел.

Тень не шелохнулась, но доктор непостижимым образом почувствовал, как она посмотрела на него.

– Пока вас не было, мы условились подкрепиться и уже потом поговорить и познакомиться, – сказал знакомый мужской голос, стоявший в портативных переводчиках по-умолчанию. – Многие тут не ели несколько дней.

– Я сыт по-горло, – сказал Воннел, подумав, что быть убитым ему не грозит, – А вы не притронулись к блюдам. Так что ответьте, зачем вы нас, ну или меня, похитили.

Тьма колыхнулась.

– Я такая же жертва как и вы, сэр.

Воннел был уверен что никогда не встречал представителей его расы. Формой тень напоминала мужчину, землянина. Края тьмы были прозрачными затем темнели, становясь в центре совершенно черными. На месте глаз существа зияли две огромные дыры совершенно невиданной черноты. И тьма эта вглядывалась в доктора.

Доктор знал сколь чудна и многообразна Вселенная, и каких удивительных существ рождает безумное, явно лишенное высшего контроля, воображение природы и статистики. Порой даже логика обитателей мироздания настолько отличалась от человеческой, что геометрию Лобачевского в их школах проходили раньше евклидовой. А профессии и вовсе были чудны и непостижимы.

– Раз вы не притронулись к еде, может для начала познакомимся? – сказал Воннел, представился и указал на незнакомца вилкой.

– Генри Нейбовиц, – сказала бездна, – торговец.

Воннел кивнул и приступил к трапезе. Когда все закончили, высокий гуманоид постучал маленькой вилкой по бокалу и сказал:

– Что ж господа, по праву пришедшего сюда первым и по некоторым иным причинам, о которых вы узнаете позже, открою наше сегодняшнее собрание, и начну его с себя. Меня зовут Ден. Названия своей расы я не знаю, так как являюсь последним ее представителем. А работаю я страховым агентом в скромной конторе, на маленькой планете, населенной рыбаками и лесорубами. Название планеты Вламус-214, остальные же названия вам ничего не скажут. У меня была долгая, хм, даже очень долгая жизнь, за которую я много путешествовал и не нажил врагов.

Утро первого дня. Где-то.

– У меня была долгая, даже очень долгая жизнь, за которую я много путешествовал и не нажил врагов. И я не знаю почему я здесь, – закончил Ден и передал слово соседу.

Сосед – нервный псевдоорангутанг поковырялся в переводчике, нашел нужную кнопку и бурно зажестекулировал.

– Я Шин. Мою планету обнаружили пятнадцать лет назад. Моих родителей убили чтобы сделать из них афродизиак. А потом земляне, – он указал на Воннела, – заподозрили что мы разумны и циркулярная пила остановилась в сантиметре от моих гениталий. Люди пытались дать мне образование инженера, но по призванию я художник. Мне долго приходилось доказывать, что я обладаю интеллектом, рассказывать, что изображено на моих картинах, и что я так вижу. Знаете, это так глупо, ты будто пытаешься объяснить умственно отсталому смысл анекдота. И пока они не пригласили экспертов по живописи, моя жизнь еще долго висела между признанием таланта и циркулярной пилой.

Воннел ждал что следующей будет молодая и сексапильная землянка, но слово взял пентател.

– Меня зовут Клавнир. Моя раса очень знаменита. Наверно, некоторые из вас видели сериал "Вселенский собор" – тот самый где разыгрываются сцены суда якобы у разных рас. Когда нужно сделать комедийную серию, они в половине случаев показывают пентателов. Ну и далее классический ход – выясняется, что одна пятая часть пентатела была убийцей, а другая давала против него показания. На самом деле у нас всё намного сложнее. – Существо закрыло правые глаза и начало перешептываться с собой, – Да. Извините. Я отвлекся. Дело в том, что по профессии я, кинокритик и меня просто выводят из себя клишированные повороты и эксплуатация стереотипов. И да, я тоже понятия не имею, как тут оказался.

Следующей была орионка.

– Здравствуйте. У меня нет имени в звуковом виде, но я могу изобразить его в спектре. Я, если вы знаете космографию, родом с Альнилама, уютной, теплой звезды. С той ее части, что ближе к короне в сторону галактического надира. Это лучшее место во вселенной. Для меня, разумеется. Я преподавала античную эстетику своего мира до того как попала сюда. И да, я понятия не имею кто и зачем меня похитил.

Потом заговорила Жанна.

– Меня зовут Жанна. В прошлой жизни я была землянкой. Что я делала тогда и почему умерла, я знаю только по книгам, так давно всё это было. Все что я помню, это мерцание на лице мальчика. Кажется он слишком близко подошел к костру. Как моя жизнь складывалась после смерти я помню смутно. Но думаю, что врагов у меня нет давно.

Воннел ждал когда представится землянка, но Ден, взяв на себя статус модератора, указал на него.

– Меня зовут Девид Воннел. По образованию я врач-диагност. Но уже много лет я работаю детективом в маленьком агентстве по решению необычных дел, – он махнул рукой, – вроде этого. Как ни странно, у меня есть личные, точнее, профессиональные враги. Их несколько. Но ни у кого из них не хватило бы ресурсов собрать нас здесь.

– Какое совпадение, среди нас сыщик, – сказал Нейбовиц.

– Это знак судьбы, – вспыхнула Орионка, – Вы обязаны нам помочь!

– Да, это не случайно, – впервые подала голос женщина.

– Кстати, что на счет вас? – спросил коммивояжер, – Вы часом не его напарница.

– Нет, – сказала женщина, – Меня зовут Нина, кажется, просто Нина. Я не помню откуда я взялась и что делала. Только знаю, что это было нечто очень важное. Если я вспомню, то обязательно вам скажу. На счет врагов – увы, я ничего не помню.

– Какая жалось, – сказала Орионка, – но нам, надеюсь, будет о чем друг с другом поговорить.

(?)

Глава вторая

Около полудня. Где-то.

Свет включился и первое, что увидел Воннел, это грозовое облако, заполнившее потолок. И только потом он посмотрел на остальных. Те, художник и землянка выглядели напуганным и тоже глядели вверх. О других говорить было трудно. Их мимику Воннел читать не умел.

– Что это? – выдохнула Нина. Никто ей не ответил.

Что-то изменилось. Воннел понял это не сразу. А поняв, вскочил.

– Где орионка?!

– Что? – спросил коммивояжер.

– Ее не хватает.

Лысый гуманоид поднял длинный указательный палец к потолку:

– Это она.

– То есть как? – спросил доктор.

– Она мертва. Кто-то выключил свет, убил орионку и включил обратно. Чего не понятного – классика жанра.

– Какого ч...

– Детективного.

В то время как Воннел нервничал, переходил порой на визг, его собеседник – гуманоид Ден – был спокоен как скала.

– Вы об этом знаете больше чем я! – говорил Воннел, – Объясните, что здесь происходит.

– Ну, кто-то затеял игру. Похитил нас, привез на этот край вселенной, потом одного убил. Если следовать логике жанра до конца – убийца один из нас.

– Ага, потому ему понадобилось выключить свет! – заметил коммивояжер.

– Скорее всего.

– Давайте просто обыщем друг друга!

Лысый махнул рукой:

– Давайте.

Тень приблизилась к землянке и положила руку ей на плечо, и оно немедленно стало черно-белым:

– Эй, стойте, – сказа Воннел, – Что вы надеетесь найти? Бластер?

– Ну, – тень нервно улыбнулась.

– Орионка состояла из газа. А мы не знаем чем ее убили, но это явно не бластер. Для нее температура в миллион градусов что дом родной.

– Может быть кто-то и знает, – заметила Нина, и обвела взглядом присутствующих.

Никто ей не ответил.

– Мы можем найти что-нибудь странное в самом доме, что должно натолкнуть нас на нужную мысль, – продолжила землянка.

Воннел подумал, что она красива.

– Есть смысл устроить обыск, – сказал он.

– Отлично! – подал голос художник, – давайте разделимся.

Воннел, Ден и критик посмотрели на художника с укоризной. Тот никогда не видел земных фильмов.

Вышли. Всей гурьбой обшарили тюрьму. Обнаружили четыре этажа, запертый подвал и, что самое интересное, котельную. (?)

Стены были классическими, кирпичными. С потолков на проводах висели лампы накаливания. Тут было прохладно и сыро и только от огромной печи, стоявшей в самом центре шло тепло. Выходящие из нее трубы поднимались к высокому потолку и там исчезали.

Воннел подошел к окну. Снаружи, за стеклом висело некое устройство, доктор подумал и решил, что это термометр.

– Меня одно настораживает, – сказал он.

– Тут темнее чем в других местах, – заметил художник, – И стены другого цвета, но единообразие стиля соблюдено.

– Зачем нужна печь, когда снаружи плюс полторы тысячи?

– Действительно, – заметил коммивояжер.

– Но и это не главное, – Воннел выдержал паузу, – Тут холодно.

– И что с того? – спросила Жанна.

– Всё это декорации. Сделанные с умом и любовью, и за большие деньги. Но это лишь дорогая и добротная бутафория. Мы с вами, господа, сидим сейчас в самой дорогой тюрьме в истории человечества.

– Так уж прям человечества? – спросил коммивояжер.

Воннел подошел к стене и провел ногтем по шершавому кирпичу.

– Из чего строят дома на вашей родной планете, Генри.

– Ну. Строго говоря планеты у нас нет. Дома мы делаем из рассинхронизированых кварков. Кажется я проходил эту технологию в старших классах, но запамятовал.

– Эта клетка сделан под людей. Не только потому что наша культура доминирует в галактике, а вообще под нас. Тут все человеческие удобства. Вы когда-нибудь пользовались круизными лайнерами "Галактик Воядж"?

Коммивояжер отрицательно покачал головой.

– Я пользовался, – подал голос пентател. – Превосходная компания. Отличный сервис.

– Именно! – Воннел щелкнул пальцами, – Там все сделано под людей. Но только с виду. Кто принимает душ в соляной кислоте – извольте, вот вам соляная кислота. Кому нужна фторовая атмосфера, отлично, снабдим вас респираторами, а если надо, будете кататься в персональном аквариуме.

– Да, и что самое главное – стоимость билета для всех одинаковая. Они – отличные ребята.

– Не суть. Здесь этого нет, – Воннел подошел к умывальнику и открыл кран, – Это вода. – Он намочил палец и попробовал, – Да, точно вода.

– Но смотрите как всё сделано, – продолжил он, – Старательно, с любовью. Ржавый металлический кран. Рядом грязные перчатки средневекового рабочего с жирными черными пятнами. Словно он только что бросил их и ушел. Я уж не говорю о настоящих масляных картинах на стенах, какие есть в музее. Что вы скажете о них, мадам. Я не так силен в истории.

Он указал на Жанну.

– Холсты из конопли или льна. Точно не скажу. Грубая ткань, но хорошо прогрунтованная. Картины если и не ручной работы, то уж очень похожи. Потом там есть темпера на дереве. Знакомая картина. Я где-то ее видела.

– "Темпера", "конопля". Мне эти слова ничего не говорят. И да, где вы это видели, откуда вы так разбираетесь в этом деле?

– Я... Я не помню.

– Я тоже многое не помню. У нас, возможно, у всех провалы в памяти. Вы, – он кивнул на Нину, – Я уверен что мы знакомы, причем давно. Но совершенно не помню обстоятельств.

– Я тоже, – на лице Нины вспыхнула улыбка.

– К чему вы ведете? – спросил пентател.

– От нас чего-то хотят. Но мы не знаем чего. Кто-то потратил огромные деньги на нас и эту тюрьму. Эти декорации.

– И что это нам дает? – спросил пентател, – Что мы должны делать?

– Надо узнать где выход и валить отсюда, – предложил коммивояжер, – Нас же как-то сюда доставили.

– Нет, нет, – сказал пентател, – Наши похитители могущественны. Они наверняка всё предусмотрели. Надо идти до конца.

– До конца чего? – спросила Нина.

– Буквально. До слова "конец", – сказал Воннел, – Господин критик прав. У нас нет другого выхода. Мы должны доиграть наши роли.

– И с чего начнем.

Воннел подумал, вспомнил кабинет капитана Хинича, и ответил.

– С допроса.

Около полудня. Нью-Анджелес

В кабинете капитана Хинича собрались лучшие сыщики его отдела. Нина проводила взглядом каждого, кто вошел. Тут были все – Даллас из Феникса, Кливленд из Детроита, и Текс... Она не могла вспомнить, откуда был Текс.