Текст книги "Ребята нашего двора. Вот это было лето!"

Автор книги: Зента Эргле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Зента Эрнестовна Эргле
Ребята нашего двора. Вот это было лето!

Ребята нашего двора

Это еще не начало

В Риге на одной улице стоит большой дом – можно сказать, даже целых три дома, поставленные вплотную друг к другу. В первых двух домах есть по маленькому дворику, а позади третьего раньше был песчаный пустырь. Взрослые там вывешивали на просушку белье, а ребятишки гонялись друг за другом в пятнашки, играли в прятки, а то и в футбол – пока дворничиха не видит. Под домами были подвалы, соединенные между собой проходами. Ребята частенько забирались и туда, хотя дворничиха и родители это строго-настрого запрещали.

Всего в доме было восемьдесят квартир, и в них жило много ребят – девочек и мальчиков. Конечно, не в каждой квартире, но в очень многих.

Самым замечательным, самым уважаемым человеком в доме был полковник авиации Воробьев. Ребята все как один были в этом твердо уверены, хотя он поселился тут совсем недавно. Когда по праздникам полковник Воробьев надевал свои ордена и медали, они закрывали ему всю грудь. В обычные же дни полковник носил лишь три ряда колодок с орденскими ленточками и золотую звездочку Героя Советского Союза. Сынишка полковника – Вовка – рассказывал, что отец в Отечественную войну сбил больше пятнадцати фашистских самолетов. Как только полковник появлялся во дворе, ребята тотчас вытягивались по команде «смирно» и отдавали честь.

Люди в большом доме жили разные. Были такие, как Шульцы из седьмой квартиры, которые детей терпеть не могли (сами они были бездетные) и называли ребят не иначе, как дикарями.

– Когда мы росли, – любила вспоминать сама Шульциха, – таких озорников и в помине не было. Если отец ляжет отдыхать, так ты под стол, под кровать забьешься, сидишь и дыхнуть не смеешь. На стене всегда висел пучок розог.

Но попадались и другие жильцы – например, дядя Криш, который жил как раз над Шульцами, этажом выше. Годами хоть уже и не молодой, он был не прочь поиграть с ребятами в футбол. Дядя Криш работал электротехником. Если в доме у кого-нибудь гасло электричество, звали дядю Криша. Придет, что-то покрутит, где-то подвинтит – и вот опять все в порядке. В карманах у него всегда хранились обрывки проводов и другие занятные вещи. А самое главное – у дяди Криша был мотоцикл, и не какой-нибудь, а с прицепом. Иногда он катал на нем ребят.

Шульцы болтали, будто Криш малость умом тронулся, а то разве стал бы человек возиться с этакими озорниками. А дядя Криш только ухмылялся: что ему какие-то там Шульцы!

Важным лицом в доме была дворничиха – тёть-Силинь. Большая, толстая, шумная, она целыми днями не выпускала из рук метлы и совка, все подбирала какие-то бумажки, сметала мусор. Ее голос раздавался то тут, то там. Тёть-Силинь дворничает тут с незапамятных времен. Дядя Криш, выросший в этом доме, говорил, будто она и раньше была точь-в-точь такая же.

Между тёть-Силинь и мальчишками случались стычки. Тогда им крепко попадало. Но малышей тёть-Силинь никому не давала в обиду, и они вечно ходили за ней по пятам.

В семидесятой квартире жил Алька. Полное его имя – Алексей Томилин, и от роду ему было двенадцать лет. Алькин отец погиб на фронте, а мать работала проводником на железной дороге. Поэтому Альке часто приходилось оставаться одному, и тогда мальчишки у него в квартире чувствовали себя как дома.

Алька отличался от всех ребят. Во-первых, он был мастер свистеть – сунет в рот два пальца, и тут от его свиста, как говорила тёть-Силинь, мороз по коже и волосы дыбом. Из всех ребят только он один умел так свистеть. Правда, Майгонис тоже пробовал – бывало даже покраснеет от натуги, а получалось только шипение да слюна брызгами во все стороны.

Во-вторых, Альке, единственному во всем дворе, принадлежал стальной ножичек, который он гордо именовал кортиком.

В-третьих – и это главное – Алькину голову венчала настоящая красноармейская пилотка. Понимаете, – настоящая! В одном месте пилотка была продырявлена, и Алька хвастал, будто это след пули, хотя ребята были уверены, что он сам гвоздем проткнул эту дырку – для пущей важности. С пилоткой Алька никогда не расставался.

Кроме того, Алька был геройски неустрашим в драках и еще много чего умел. Вот почему все дворовые ребята признавали его своим атаманом.

Жили тут и такие чудаки, как барышня Берзинь из семьдесят первой квартиры. Да, да! Именно «барышня» – так она сама себя величала и так все называли ее. Барышня Берзинь изо всех сил старалась казаться молодой, она красила волосы и одевалась не по возрасту. Платья у нее были чудные – одна юбка, например, вся в каких-то невиданных гадах.

– Таких гадов, наверно, только за границей выпускают, – смеялись мальчишки, ничуть не подозревая, сколь близка к истине их догадка. – А интересно, – ломали они свои головы, – что в тех тяжелых чемоданах, которые так часто таскают к барышне Берзинь разные дядьки?

У барышни Берзинь была крохотная собачонка с огромным розовым бантом. Собачонку звали Эммануильчик. Барышня Берзинь и ее Эммануильчик постоянно находились в состоянии войны с ребятами нашего двора. Поэтому барышня Берзинь всегда сама выводила свою собачку прогуляться во двор, – чтобы мальчишки ее не обидели.

Значительную роль в жизни дома играла управдом, хотя жила она в другом месте. Управдом на ребят была очень сердита, отчасти по причинам сугубо личного характера.

Вечером, накануне того дня, с которого начинается наш рассказ, произошло два чрезвычайно важных совещания: одно во дворе, другое в домоуправлении. Оба они протекали весьма шумно.

– Это не жизнь! – воскликнул Майгонис и сплюнул. – Уж и в мяч не дают поиграть! Так спрашивается, что важнее: белье какой-то там Шульцихи или настоящий спорт?

– Эх, и здорово ты зафитилил! Как саданул, так в простыню, в самую середку – и порядок! – восхищался Янка.

– Послушайте, ребята, надо бы завтра куда-нибудь катнуть! А то послезавтра в школу, тогда насидишься дома.

– Ясное дело! Чего торчать тут в последний день каникул.

– А куда поедем?

– Я знаю! В зоологический, там львы! – выкрикнул маленький Вовка.

– Поди ты со своими львами! Махнем-ка на Взморье. На электричке.

– Только не на Взморье! Там народищу – ступить некуда. Про мяч и не думай, а то выйдет почище, чем сегодня во дворе.

– Тогда поехали в Шмерли, – предложил Алька. – Трамваем. Там озеро – можно выкупаться.

– Меня мать не пустит, – пробубнил Янка.

– А ты наври чего-нибудь. Будто идешь в кино или к кому-нибудь в гости.

Началось подробное обсуждение: кто захватит с собою мяч, где собираться, в котором часу.

Но это уже неинтересно. Поэтому мы покинем двор и поглядим, что происходит двумя домами дальше – в конторе домоуправления.

– Я требую строго наказать эту дикую орду! Сдать в милицию, пускай их там судят! – Квартиросъемщица Шульц стукнула кулаком по столу так, что подскочили чернильница и карандаш. – Вот взять хоть сегодня: я развесила во дворе белье, а эти паршивцы – подумать только! – бах грязным мячом в середину простыни. А ты – стирай, а ты – полоскай…

– Товарищ Шульц права, – заговорила управдом. – Так продолжаться не может. Представьте себе: домоуправление расходует средства, чтобы весь большой двор засадить сиренью, а эти озорники со всех саженцев содрали кору. Чего только они не творят! Растаскивают дрова, запирают в подвал девочек, мучают животных. – Управдом бросила на стол целую пачку исписанных листов. – Я собрала вас сегодня, чтобы обсудить, как быть дальше.

Члены домового комитета кивнули головами.

Тут заговорил до сих пор молчавший полковник Воробьев.

– Неужели дело до того плохо, что надо обращаться в милицию? Я, правда, живу здесь недавно, но мне как-то не верится, будто ребята не могут различить, где черное, а где белое. Ведь они же не дефективные?

– Где черное, а где белое! – вмешалась тёть-Силинь. – Ничего они не различают! С утра до вечера мяч гонять, орать, кричать, стекла бить – это они знают! И ваш Вовка тоже хорош, – куда большие, туда и он, все возле них вертится.

– Бить мячом по воротам – в этом еще нет ничего дурного, – попытался возразить полковник, – а стекла бить – не полагается. Надо бы приглядеться, потолковать с ними.

– Мало ли с ними толковали! И мне и управдому по горло надоело с ними возиться.

– Да с этими сорванцами хоть с утра до ночи толкуй, – поддакнула Шульц, – никакого страху. Когда мы росли – разве дети такое посмели бы!

– Когда вы росли, были другие времена. Нынче детям незачем забиваться под стол. Они не зверята, которых укрощают розгой. Дети должны знать, что у них есть свои права и свои обязанности, которые, разумеется, следует выполнять. Только не за страх, а за совесть.

– Втолкуете вы им, как же! Да и у кого есть время? Со своими-то едва управляемся, – рассуждала управдом. – Кому охота возиться с этой шайкой.

Полковник немного подумал и сказал:

– Придется, видно, мне взяться за этих разбойников.

– Ничего у вас не получится. – В голосе управдома не было ни нотки надежды. – Но попытаться, конечно, можно.

И для полного порядка управдом записала в толстой книге протоколов: «Собрание жильцов поручает полковнику Воробьеву (по его личной просьбе) заняться воспитанием детей дома № 46».

Таким образом этот вопрос пока что считался решенным.

В комнате полковника в тот вечер еще долго горел свет. Если бы мы могли заглянуть в окно, то увидели бы, что полковник с женой обсуждают что-то очень серьезное.

Глава 1. Алька размышляет о жизни

Да, последнее воскресенье летних каникул надо провести честь-честью – это ребята решили твердо.

И вот оно пришло – сияющее, прекрасное, солнечное. На небе ни облачка – у Альки будто камень с души свалился.

С первого же слова послушавшись матери, он схватил помойное ведро и, насвистывая, помчался вниз. У помойки атамана поймала тёть-Силинь.

– Алька, – сказала она, – ты сегодня собери всю свою, ну, как там ее звать, – разбойничью шайку, что ли, и чтоб в четыре все были тут, во дворе. Управдом велела.

– Что вы, тёть-Силинь? – возразил было Алька. – Сегодня же как раз…

– Без никаких, – строго прервала его дворничиха. – Спасенья от вас нету, никому не даете покоя. Сколько окон перебили! И не думайте, не увильнете! С вами будет говорить сам полковник Воробьев! – крикнула она, уходя, и погрозила метлой.

Это был ультиматум. Для Альки небо померкло и земля, казалось, разверзлась под ногами.

– Пропади все пропадом! Приспичило именно сегодня, когда у нас все так хорошо задумано! – Алька осторожно поставил ведро и влез на крышу гаража.

Алька сидел там, колотил пяткой о стену и размышлял. Пилотка съехала на самый затылок, черные кудрявые волосы растрепались, а меж бровей залегли две морщины. Дело принимает серьезный оборот. Какое там серьезный – трагический! Их замечательным планам грозит провал.

Если б их собирала управдомша или одна из мам, так можно было бы вовсе не ходить или наврать чего-нибудь. С полковником Воробьевым так нельзя. Вовка говорил: ему врать лучше и не пытайся. А уж Вовка знает, ведь полковник – его отец.

Алька думал, думал, но ничего не мог придумать.

«Надо посоветоваться с ребятами», – решил он и съехал с крыши гаража.

Почти тотчас на оба двора разнесся Алькин свист – тот самый свист, от которого у дворничихи волосы становились дыбом. И если бы у домов были стеклянные стены, поглядели бы вы, какое этот свист возымел действие!

Близнецы Тонис и Тедис, бросив завтрак, выскочили из-за стола и опрометью кинулись вон.

Маленький Вовка, увлеченный единоборством с отцом и вот-вот готовый одержать победу, поспешно слез с отцовской груди и метнулся к дверям.

– Куда это ты вдруг? – удивился отец.

– Дела, – откликнулся Вовка уже из-за двери.

Янку, любившего в воскресенье подольше поспать, свист застал в постели. В одной ночной рубахе он подбежал к окну.

Белобрысые и черноволосые головы высунулись из окон и мгновенно разобрались в Алькиных знаках, совершенно непонятных постороннему человеку.

Вскоре на крыше гаража уже сидела дюжина мальчишек, и все они старались перекричать друг друга.

– Это все проделки нашей вредной управдомши! – выпалил Майгонис и погрозил кулаком кому-то в небе.

– Тише, ребята! – кричал Алька. – Надо хорошенько все обдумать. За что нам может влететь?

– За дрова Заринихи – наверняка! – напомнил Янка.

Алька сосредоточенно загнул один палец.

С дровами вышло так. Инвалидке бабушке Заринь из шестьдесят второй квартиры привезли дрова – всякие обрезки с фанерного завода. Их сгрузили и аккуратно сложили на большом дворе. Там были и квадратные дощечки, и длинные тонкие планки, и всякие чурочки. Мальчишки мигом очутились тут как тут, и каждый отыскал для себя что-нибудь подходящее – саблю, щит или винтовку. Завязались ожесточенные бои. Когда бабушка Заринь вернулась домой, дрова были разбросаны по всему двору, а на куче еще копошились девочки и малыши, выбиравшие себе подходящие деревяшки. Бабушка Заринь всплеснула руками и, конечно, сейчас же к управдому – жаловаться…

– За девчонок, – добавил Майгонис, – это два. Говорил я тогда, не трогайте вы этих плакс!

С девчонками так вышло случайно. Ребята задумали играть в войну, но никто не хотел быть фашистом. Тут Алька предложил: окружить девчонок, которые забрались в ящик с песком и нянчат своих кукол. Преодолев слабое сопротивление девочек, ребята взяли их в плен и заперли в подвал. Едва покончили с этой операцией, как напал соседский Петерис со своими мальчишками. Про пленниц забыли. А девочки тем временем в своей темнице все слезы выплакали.

– Ну и Шульциха, наверно, тоже бегала жаловаться, – сказал Тонис. – Она говорила нашей маме, что так этого не оставит.

– Тут мы ни при чем! Зачем она развесила свои рубахи да штаны там, где мы играем в футбол?

– А как она разоралась! – припомнил Андрис. – Голосище, как труба! Подумаешь, сколько крику из-за каких-то двух-трех пятен! Дала бы нам, мы бы выстирали – и все.

– Вот вы увидите, больше всего нам попадет за сирень, – заявил Алька, – и за кошку.

Да, эти воспоминания были не из приятных. Весной управдом привезла кустики сирени и засадила ими большой двор: пусть цветут и благоухают на радость жильцам. Мальчики захотели вырезать Алькиным кортиком на сирени свои имена, но веточки были слишком тонкие. Тогда ребята содрали с сирени кору, потому что белые палочки выглядели, по их мнению, куда красивее… Кустики, разумеется, засохли, а управдомша страшно разозлилась. В контору домоуправления вызвали родителей, и они после этого принялись за своих ребят всерьез. И понятное дело, некоторые матери не ограничились проработкой.

Ребята затаили обиду. У управдома был ангорский кот, которого она очень любила. Однажды кот забрел во двор, мальчишки поймали его и защемили хвост в мышеловке. От испуга и боли кот одним скачком перенесся через улицу и шмыгнул во двор напротив. Тут его подобающим образом приняли соседские ребята. Вконец замученный кот был доставлен управдому дворничихой соседнего дома.

С этого и началась вражда между управдомом и мальчишками.

– Незачем было затевать тогда эту кутерьму, – с запоздалым сожалением ворчал Алька.

– Что теперь делать?

– Вы как хотите, а я еду в лес, – объявил Майгонис. – Больно надо опять выслушивать осточертевшие нагоняи. Думаете, вас полковник по головке погладит: «Ах, какие вы молодцы, что девчонок заперли в подвал, что дрова раскидали!» Знаем мы, как такие полковники командуют! Спасибо! Мне это все по горло надоело. – Майгонис повел пальцем по горлу. – Мать каждый день ругает, завтра учительница тоже заведет свое, а тут еще полковник наорет. Благодарю покорно!

– Мой папа никогда не орет, – обиделся Вовка.

– Все равно. Ребята, кто со мной?

Двинулись почти все.

– Как вам не стыдно! – воскликнул Алька. – Сам полковник нас зовет. Его целый полк летчиков слушает, а вы что? Я как атаман приказываю: поездку отложить и продолжать совещание.

Мальчишки заколебались.

– Ребята, я иду за мячом и – едем! – Майгонис, сунув руки в карманы, поддернул штаны и пошел прочь. За ним последовали Андрис и еще несколько мальчишек.

– Трусы! – крикнул им вслед Алька. Майгонис в ответ высунул язык.

– Скатертью дорога! Мы в другой раз поедем. – Гунтис смирился с печальной участью. Янка провел рукой по глазам. Нет, он не плачет – еще чего выдумаете! Просто в глаз попала какая-то соринка…

И ведь так хорошо все было задумано! Еще ладно, если бы дождь шел, а то нет: весь большой двор, как назло, залит солнцем, а по небу плывут белые пушистые облачка. Такой день, такой денечек! Прямо как на заказ! Ребята не могли скрыть огорчения.

Итак, что же теперь делать?

– Не признаваться! – предложил Янка. – Не признаваться, и все!

– Не пройдет, – вздохнул Алька. – Вовкин отец, наверно, и так все знает. Управдомша все рассказала, да еще прибавила. Дернуло же нас тогда гонять ее кота!

– Остается только признаться, – вздохнул Тонис. Тедис тоже вздохнул.

– Поступило предложение, – Гунтис из двенадцатой квартиры всегда говорил умными словами, – поступило предложение послать Вовку к отцу, пусть выяснит, что ему сказала управдомша.

– Ну да: быть может, полковник вовсе и не знает о наших проделках? – оживились мальчики, и в глазах у них появилась надежда.

Но как бы это разузнать? Ведь не может Вовка пойти к своему отцу и заявить: ребята меня послали выведать у тебя, на что жаловалась управдомша. Это не пройдет. Папа ничего не скажет.

– Тут нужна дипломатия, – поучал Гунтис, – ты не серди маму, ешь все, что дают (всем известно, что Вовка плохо ест). Потом скажи папе: «Какая хорошая у нас управдомша», или еще что-нибудь в этом духе. И про кота спроси. Тогда уж он непременно о чем-нибудь проговорится. Только смотри, сейчас же сообщи нам!

– Так вот, братец, теперь многое от тебя зависит. – Алька хлопнул малыша по плечу, и тот прямо надулся от важности.

– Сколько сейчас времени? – спросил Алька у Гунтиса, который тут же небрежно поднес руку к глазам.

– Двенадцать ноль пять, – с гордостью ответил Гунтис: он единственный во всем дворе имел часы.

– Сбор в пятнадцать ноль-ноль. К тому времени все должны что-нибудь придумать. Явиться в полной форме и в галстуках. При полковнике нельзя кое-как. И, – добавил еще Алька, взглянув на свои ногти, – чтоб руки были чистые.

Мальчишки разошлись, повесив носы. За ними Алька с помойным ведром медленно поплелся домой.

У Воробьевых все сидели за обедом. Вовка уже справился с тарелкой супа. Грибы он терпеть не мог и все же терпеливо глотал ложку за ложкой.

Наконец он решил, что пора начинать переговоры. Не думайте, будто это просто. Вовке всего шесть лет, правда до семи уже недалеко, но в школу он еще не ходит.

– Пап, а пап, – завел он речь, мужественно проглотив последний кусок, – как тебе нравится наша управдомша?

– Она очень славный человек, – ответил отец, еще ничего не подозревая.

«Нечего сказать, славный человек! Настоящая ведьма», – подумал Вовка и продолжал расспросы.

– А кот тоже там был?

– Где? Какой кот? – не понял отец.

– Ну, там, в домоуправлении, такой хорошенький серенький котик.

Полковник усмехнулся.

– Тот, что ли, которому вы хвост в мышеловке защемили?

Вовка потупился. Значит, рассказала все-таки.

– Пап, а у вас там совещание долго было? – снова принялся допытываться малыш.

Полковник насторожился. Этакое любопытство! Что-то не похоже на Вовку.

– Разговор шел серьезный, – уклончиво ответил полковник.

– А про Альку… то есть про мальчишек… – ну про нас – тоже говорили?

– Говорили.

– А управдомша очень злится на ребят?

– Послушай, Владимир, что ты крутишь? – строго спросил отец. – Ты хочешь быть летчиком?

– Хочу, – кивнул Вовка.

– Какой летчик ведет машину не по прямому курсу, а зигзагами? Плохой летчик, верно? Так вот, надо всегда идти напрямик. А ты тут все ходишь вокруг да около. Ну, так что же мальчишки велели тебе разузнать?

Вовка почувствовал, что папа видит его насквозь. Он стал красный, как морковка, и с трудом выдавил из себя:

– Ребята велели выведать у тебя, на что жаловалась управдомша.

– Именно этого я тебе сейчас не скажу. После обеда у нас во дворе собрание, там вы все узнаете. – И в знак того, что разговор окончен, полковник взялся за газету.

Вовка знал: папа не любит, когда ему мешают читать газету. На цыпочках он вышел из комнаты и отправился во двор. Хорошо задуманный план потерпел полный крах.

В семидесятой квартире у стола сидел Алька и думал, так крепко думал, что даже голова разболелась.

Что и говорить, примерным поведением они не отличались. И управдомша ничего не скрыла – это тоже ясно. Припомнила, верно, все их проделки со времен царя Гороха и выложила полковнику. Если полковник спросит: «Зачем запирали девочек в подвале?» – не ответишь ведь ему, что это были не девочки, а пленные гитлеровцы.

А полковник станет допрашивать: «Зачем ободрали сирень?» Но честное слово, ребятам и в голову не пришло, что кусты от этого засохнут.

«Видно, придется во всем сознаться, – с грустью подумал Алька, – и обещать исправиться».

Алькины мысли опять ушли куда-то в сторону.

Почему всем родителям хочется, чтобы их дети были паиньками? Мама тоже – вечно тычет Альке в нос паиньку Альфонса из семьдесят второй квартиры: «А вот Альфонс не ругается, а вот Альфонс не дерется, а вот Альфонс ходит чистенький…» Так без конца – как только не надоест! Конечно, Альфонс всегда ужасно вежливый, со всеми здоровается, ходит павлином и воображает из себя невесть какого артиста. Алька таких Альфонсов одной рукой – на обе лопатки! Альфонс труслив, как заяц. Ребят стороной обходит, ни с кем не играет.

Наконец Алькины мысли снова вернулись к сегодняшним событиям.

Майгонис с ребятами сейчас, наверно, гоняют себе мяч где-нибудь в Шмерли или купаются. А он – сиди тут и потей… Алька – в который уже раз! – тяжело вздохнул.

Близнецы Тонис и Тедис мыли руки.

– Что за проклятые чернила! – ворчал Тонис. – Как попадут на палец, так и въедаются, хоть кожу сдирай.

– Когда вырастем большие, изобретем такие чернила, чтоб не въедались, – сказал Тедис.

– И чтоб их можно было стереть простой резинкой, – добавил Тонис. – Интересно, как там у Вовки.

За обедом оба мальчугана сидели притихшие.

– Разве вы не едете в лес? – спросила мать.

Близнецы замотали головой.

Понемногу на большом дворе собрались все ребята. Вовку встретили вопросом:

– Ну, как?

Вовка рассказал все по порядку – как он ел невкусные грибы, как стал расспрашивать и что отец ответил.

– Разве я что-нибудь сделал не так? – чуть не плача спросил Вовка.

– Ничего, Вовка, ты держался как мужчина! – успокоил Алька и так хлопнул его по плечу, что у малыша подогнулись коленки.

– Ну, что скажем полковнику?

– Признаться и обещать исправиться, – решили ребята. – Ничего другого не остается.

Само собой разумеется, что собранию никто не должен мешать. Ведь если девчонки пронюхают, о чем тут идет речь, они непременно раззвонят на весь дом и на завтра разговоров не оберешься. Поэтому от девчонок надо избавиться. Гунтис направился к песочнице. Тут его сестренка Мара, маленькая Таня, Ильза и Лара устроили свое кукольное царство. Запеленутые куклы спали в колясочках, а их «мамаши» вели нескончаемые беседы.

– Послушайте, уважаемые гражданки! – обратился к ним Гунтис. – Будьте так добры, освободите это место.

– Никуда мы не уйдем. Ишь, чего придумал! – отрезала Мара, коновод всех девчонок во дворе.

Остальные ее поддержали:

– Ни-за-что!

– Знаете что? Я вам покажу свою новую книжку. Она с картинками, – попытался соблазнить их Гунтис.

– Подумаешь! Очень нужна нам твоя книжка! Не уйдем.

Ильза пошепталась с подружками и заявила:

– Дадите денег на конфеты, – уйдем.

Гунтис посовещался с товарищами, и сообща они кое-как наскребли двадцать копеек. Мара пересчитала монетки и кивнула головой:

– Ладно.

Девочки забрали своих кукол и не спеша перешли в первый двор.

Раздался свист. Это означало, что полковник вышел из своей квартиры и спускается во двор. Тонис примчался сломя голову и сообщил:

– Идет!

– Становись! – скомандовал Алька и сам выступил на шаг вперед.

Из подъезда вышел Герой Советского Союза полковник авиации Воробьев.

Гунтис, взглянув на часы, отметил:

– Точность!

– Смирно! – крикнул Алька.

Десять ребят в возрасте от шести до тринадцати лет тотчас замерли. Все были в полной форме: бумажная пилотка с нарисованной красным карандашом звездочкой и пояс, за который была заткнута деревянная сабля. Пионеры в красных галстуках. Сам Алька, как всегда, в настоящей пилотке и с «кортиком».

Алька шагнул навстречу полковнику и отрапортовал:

– В строю десять ребят, пятеро отсутствуют. Уехали в Шмерли. Мы вчера еще сговорились, – пояснил он, как бы оправдываясь.

– Здравствуйте, ребята! – приветствовал их полковник, козырнув. Он был – сама серьезность. – Мы с вами уже встречались, только я не знаю, кого как зовут. Давайте познакомимся.

– Алексей Томилин, атаман, – представился Алька, и полковник пожал ему руку.

– Янис Калнынь, – указал Алька на самого толстого мальчугана. С круглого лица на полковника чуть-чуть испуганно глядели такие же круглые глаза.

– Гунтис Ванаг, – продолжал знакомить Алька. Гунтис подал руку так, чтобы полковник увидел его часы.

– Тонис Анцан, Тедис Анцан. – Они были так похожи, что даже Алька их не мог различить. Их только родители различали. Близнецы крепко пожали полковнику руку.

Последним в ряду стоял Вовка.

– Мы, кажется, уже знакомы, – с улыбкой сказал полковник и вдруг спросил: – А почему у вас, Владимир Воробьев, грязные уши?

Вовка стал краснее помидора.

– Да… Алька велел только руки вымыть, – пробормотал он. – Про уши он не говорил.

– Ну, что ж, ребята, давайте побеседуем!

Полковник сел на скамейку.

– Вольно! – скомандовал Алька, и мальчики расселись: кто на борт песочницы, кто на камень, а кто и просто на песок.

– Вам, наверно, известно, что вчера управдом собирала домовой комитет, – начал полковник. – Там рассматривали целую кучу жалоб на вас. Понимаете, целую кучу письменных жалоб! А сколько, говорят, еще было устных…

Он окинул мальчиков взглядом и продолжал:

– Глядя на вас, не поверишь, что все вчерашние жалобы – правда. Кажется, такие славные ребята, даже красные звездочки на пилотках! Неужели такие молодцы станут раскидывать по двору дрова бабушки Заринь, а потом разбегутся – пусть старушка гнет спину, собирая свои дрова?

Мальчики все вдруг страшно заинтересовались землей у себя под ногами. Они принялись усердно разглядывать каждую песчинку. Алька совсем сконфузился и был готов провалиться сквозь землю.

Вырулила барышня Берзинь. Как раз в этот момент она вывела во двор свою собачку. А любимым местом Эммануильчика была песочница.

– Глянь-ка! Барышня Берзинь сегодня рыжая, а еще вчера у нее волосы были желтые, как солома! – Янка подтолкнул локтем Гунтиса. Мальчишки насторожились. Вовка засмеялся.

Барышня Берзинь шествовала прямо к песочнице. Конечно, она тоже слышала о вчерашнем совещании в домоуправлении: такие вести распространяются удивительно быстро.

– Полюбуйтесь, глубокоуважаемый товарищ полковник, ведь это настоящие хулиганы. – Она пустила в ход самую очаровательную из своих улыбок. – Не дают покоя моему Эммануильчику. Собачка только раскопает песочек, выберет себе местечко, а они в нее камнями. Такой крик поднимают, просто… – Барышня Берзинь, не закончив, бросилась на выручку своему любимцу, которого прогнали из песочницы метко пущенные комья песку. На Эммануильчике вся шерсть встала дыбом, а розовый бант так и трясся.

– Студень! – хохотал Тонис, а Тедис поддакнул:

– Карикатура, а не собака!

Эммануильчик в это время уже успел укрыться в безопасное место – за пазуху к барышне Берзинь – и скалил оттуда свои белые зубы.

– Вот видите, видите, глубокоуважаемый товарищ полковник! – кричала барышня Берзинь. – Это дикари, а не дети! – Голос у нее был пронзительный, визгливый.

Полковник уже кое-что слышал об этой «барышне».

– Гражданка, – обратился он к барышне Берзинь, – если вы хотите жаловаться, обратитесь в домоуправление, разумеется в письменной форме. А у нас тут совещание, так что я попрошу вас…

Барышня Берзинь бросила на него такой взгляд, будто хотела им тут же пригвоздить полковника к забору. Потом повернулась и ушла.

– Вы видели, товарищ полковник, – говорил глубоко возмущенный Алька, – здесь играют наши малыши, а она тут со своим псом, и он поганит песок.

– Это негигиенично, – добавил Гунтис. – Даже антисанитарно, потому мы и гоним отсюда ее собаку.

– Тут вы правы, – подтвердил полковник и вернулся к начатой теме: – Так вот, ребята, теперь я буду у вас вроде шефа. Я твердо уверен, что вы можете заняться и более интересными делами, чем те, о которых говорили на собрании. А вы как думаете?

К нему обратилось десять пар глаз, удивленных, изумленных, обрадованных. Полковник ясно видел, что это глаза не дикарей и не хулиганов, а ясные, озорные мальчишечьи глаза.

– Можем, товарищ полковник! – пылко и не задумываясь ответил Алька, а остальные только кивнули головой.

– Рад это слышать, – сказал полковник. – Надеюсь, вы меня не подведете. В таком случае у нас найдутся общие дела, – продолжал полковник. – А скажите-ка мне, какие игры нынче в ходу? Ведь с тех пор, когда я был таким, как вы, прошло немало времени. Теперь ребята, наверно, играют по-другому, не так, как мы в свое время.

Мальчики вздохнули с облегчением: кажется, пронесло! Раз про игру – так это совсем другой разговор.

– В мое время ребята играли в прятки, – припомнил полковник.

– И мы тоже играем! – хором отозвались ребята.

– Все больше по подвалам?

– Ну да! Там здорово можно спрятаться, никто не отыщет. Кругом темно, прямо жуть берет, – признался Алька.

– Гм! А на деньги играете?

– Нет, – ответил Алька. – Раньше играли, а теперь – всё. Милиционер запретил.

– А Майгонис вчера играл с Сережкой из соседнего дома, – заявил Вовка.

– На деньги играть не годится. Это вам ни к чему, – решительно сказал полковник. – Ну, а в футбол?

– Гоняем! А как же! – оживились ребята.

– Только нам не дают, – печально протянул один из близнецов.

– Ну да, мол, белье им запачкаем, окна перебьем, – добавил Алька. – А мы все равно играем, когда дворничихи нет дома.

– Даже поля порядочного – и то у нас нет, – жаловались ребята.

– Где уж нам об этом мечтать, – вмешался Алька. – Управдомша раз обещала поставить столбы для волейбола, а потом разозлилась из-за кота.

– И из-за сирени, – вставил полковник.

Мальчики опять принялись разглядывать песок под ногами.

– Плохо дело, из рук вон плохо. – Полковник взглянул на ребят. – А футбольное поле – хорошая штука, и волейбольная площадка тоже бы не помешала.

– Весной на общем собрании управдом обещала устроить во дворе волейбольную площадку, качели для малышей, гигантские шаги… – вспомнили ребята.