Текст книги "Наступило утро"
Автор книги: Зеин Шашкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава шестнадцатая
Еще с утра курились горы Заилийского Алатау. В ущельях ползли сизые туманы. Но день выдался душный. Солнце палило нещадно и напарило пышные облака над вершинами гор. А к вечеру черные тучи обложили небо, и на улицах стало темно, как бывает перед грозой. В горах шел теплый дождь.
Саха вернулся домой не в духе. Он вспоминал свой разговор с Глафирой. «Это ваша невеста?» – спросила она после ухода девушки. Саха взял ее за руку. «Оставьте меня!» – сказала Глафира и вышла из кабинета. Должно быть, обиделась.
Саха вспомнил Жунуса. Связал же отец его своим глупым сватовством! Надо отправить Ляйли учиться, и у нее пройдет вся блажь.,.
Саха почти ничего не ел за обедом. Прилег отдохнуть на диван, взял книжку. Но сосредоточиться не мог. Начиналась гроза. Он подошел к раскрытому окну– теплый дождь переходил в ливень. Улица покрылась большими лужами. В арыке бурлила мутная вода – ей было тесно, и кое-где она заливала панель. По ней бежала женщина. Увидев ее, Саха закричал:
– Глаша!
Да, это была Глафира. Услышав его голос, она остановилась у окна, промокшая до нитки. С волос падали тяжелые капли воды. '
– Заходите!
Она кивнула головой и вбежала на высокое крыльцо. Он бросился открывать ей дверь. Старушка-хозяйка дала Глафире ситцевое платье, и она, переодевшись в соседней комнате, вошла к Сагатову.
– Как хорошо, что вас ко мне загнал дождь. Я только что думал о вас! – признался Саха.
– А может быть, не только обо мне? У вас есть невеста...
– Глафира Алексеевна! Да выслушайте же меня...
И Саха рассказал, как Жунус посватал у Адила дочку. '
– Теперь верите или нет? – спросил он.
Весь вечер они просидели рядом. Саха держал ладонь девушки в своей руке.
В полночь Глафира собралась домой. Сагатов вышел ее проводить. Дождь кончился, но дул сильный ветер. С гор доносился неясный гул.
– Оставайтесь у меня ночевать,– предложил Саха, – Нет, нет... Я сниму туфли и пройду босиком.
Они шагали в густой непроницаемой тьме, прислушиваясь к странному шуму. Он доносился с южной стороны города и нарастал с каждой минутой...
– Вода выступила из арыков! – сказала Глафира.
– Вернемся?
– Нет, теперь недалеко...
Они не успели дойти до ее дома. Улица неожиданно превратилась в реку. Правда, пока она была еще мелкой, но вода быстро прибывала. Что случилось? Саха, проживший всю жизнь в Верном, не мог понять. Откуда столько воды?
Какой-то старик, пробежавший мимо них в двух шагах, закричал:
– Наводнение... Алматинка разлилась...
Саха терялся в догадках: какое наводнение может быть в городе, где нет ни одного водоема? Утром Алматинку можно было перейти, не замочив ног.
А на самом деле действительно начиналось наводнение. С гор шли бурные потоки воды. Они несли песок и камни. И Саха не умом, а сердцем ощутил, что это – начало большой катастрофы. Он схватил Глафиру за руку и крикнул:
– Бежим!
– Куда?
– В обком! Тут рядом!..
Они пробежали боковой улицей мимо городской библиотеки к зданию обкома. Дверь была закрыта. Саха принялся стучать. Он знал, что сегодня дежурил член бюро обкома дунганин Цун-ва-Зо, заместитель председателя облисполкома. Дверь открыла заспанная сторожиха.
– Чего барабаните? – заворчала она недовольно, сразу не узнав секретаря обкома.– Словно пожар...
Цун-ва-Зо спал на широком кожаном диване в кабинете Сагатова. Он сладко потянулся и хотел перевернуться на другой бок. .
– Проспал город! – крикнул Саха и бросился к телефону.
Телефонистка не отвечала. Саха яростно крутил ручку аппарата. Наконец отозвался сонный голос.
– Почему не отвечаете так долго! Срочно соедините с военкоматом. Звоните в Чека, милицию, в ЧОН.., Цун-ва-Зо ужаснулся: снова мятеж! Он схватился за маузер.
А Саха продолжал кричать в трубку:
– В городе наводнение... Да, да... Предупреждайте всех абонентов...
Цун-ва-Зо переводил глаза с Сахи на Глафиру. Он ничего не понимал. А Саха, уже соединившись с военкоматом, дул в трубку и кричал еще громче:
– Где военком? Объявите тревогу. Поднять красноармейцев... Открыть стрельбу!.. Что не понимаете? Стрельбу! Да-да, говорит секретарь обкома партии Са– гатов.
Саха не выпускал из рук телефонную трубку. Теперь уже ему звонили в обком встревоженные работники. Ни
кто не знал, что происходило в городе. Басов первый сообщил, что по Копальской улице идет каменная ла вина и сносит дома и деревья.
Голос его звучал глухо:
– Гибнут люди.. На улицу нельзя выходить...
– Гибнут люди? – сердце Сахи похолодело. Он не заметил, как Глафира бросилась к двери. .
– Что же делать? – продолжал он кричать в трубку.
– Единственное спасение – сидеть дома...
Сахе не понравился ответ председателя Чека, но Басов был прав. По улице, увлекаемые бурным потоком воды, лавиной катились огромные камни, снося и уничтожая все на своем пути.
Цун-ва-Зо высказал предположение:
– Должно быть, проломилось дно алма-атинского озера, и вся вода хлынула по ущельям на город.
Саха ничего не ответил. Черт его знает, может быть, и на самом деле так! Он сидел за письменным столом, сжав ладонями виски и ощущая полную беспомощность. Разразившаяся катастрофа была страшнее пережитого недавно мятежа. Тогда был враг, известны его силы, с ним можно было бороться, а сейчас оставалось одно – сидеть и ждать, когда каменная лавина, несущаяся с гор, разрушит здание обкома, как, может быть, она уже разрушила сотни обывательских домов...
Снова зазвенел телефон. Сагатов услышал знакомый голос военкома:
– Красноармейцы ходят по улицам и предупреждают, чтобы люди не выходили из домов. Есть жертвы... .
Сагатов покраснел и только тут вспомнил о Глафире, Он оглянулся – ее в кабинете не было.
– Ушла! – сказал Цун-ва-Зо.
– Что же она не предупредила?
– Она сказала вам. Вы разговаривали по телефону., А ей каждая минута дорога. Она же врач...
Краска стыда залила лицо Сагатова. «Руководитель области... растерялся...» – мелькнуло в голове. «Люди гибнут, а ты спасаешься здесь.. Глафира поступила честнее».
Он яростно закрутил ручку телефона. Станция ответила сразу же.
– Басова!
– Подождите минутку. Разговаривает.
– С кем?
– С начальником пожарной команды.
– Поторопите!
Басов отозвался почти сразу:
– Председатель Чека слушает...
– Басов! Это я говорю. Сагатов... Ты меня слышишь? Басов! Басов!
Саха дул в трубку и кричал охрипшим голосом. Ответа не было. Он понял – связь со станцией оборвалась.
Саха поднялся.
– Цун-ва-Зо! Идем...
Дунганин даже не спросил куда и молча зашагал за Сагатовым.
Ночь. Над городом стоит неимоверный гул и грохот. На всех колокольнях бьют в набат. Плывут тревожные звуки, заглушаемые яростным шумом ветра, который хочет вырвать с корнем деревья. Где-то щелкают одиночные выстрелы. А по улице несется бурный поток густой грязи, а в ней каждый камень грозит смертью.
Цун-ва-Зо сказал:
– Саха, мы не пройдем! Бесполезно!
– А может быть, по соседней улице нет такого потока? – осенила Сагатова неожиданная мысль.
Они вернулись в дом и с черного хода вышли во двор, а потом в сад, залитый водою. Перебравшись через забор, попали к соседям. Огромный пес, забравшийся на будку, рявкнул два раза и жалобно заскулил, видимо, испытывая такой же страх, какой в эту ночь испытали все жители Верного.
– Это кто же? Товарищи! – окликнул Саху мужской голос.
– Свои, свои! – отозвался Цун-ва-Зо.– Соседи..,
– В такой момент все свои! – проворчал, видимо, хозяин дома и заговорил торопливо: – Что же это такое творится-то? А? Все стращали землетрясением, а тут от воды, как суслики, погибаем... Должно быть, под алма-атинским озером дно лопнуло... Не иначе... Как думаете?
– Не знаю! – ответил Саха.– Через вашу улицу можно перебраться на ту сторону?
– Вода шибко хлещет, но не глубоко. Тут недавно
одна женщина пробиралась. Тоже вот вроде вас, через наш двор...
«Глафира»,– подумал Саха и сказал:
– Ну, раз она прошла, значит, и мы пройдем!
Хозяин отворил калитку, выпустив Сагатова и Цун– ва-Зо на улицу. Здесь было значительно меньше воды, и они перебрались на другую сторону.
В эту страшную ночь грязекаменные потоки прошли по реке Алматинке и шести продольным улицам, неся смерть и разрушение. К счастью, каменная лавина прорвалась в старое русло реки Весновки – это спасло город от гибели...
Когда рассвело, можно было увидеть, какие бедствия причинила ночная катастрофа. Вода схлынула, оставив на улицах каменные глыбы. Повсюду виднелись полуразрушенные дома. Если бы не деревья, посаженные полсотни лет назад шпалерами вдоль улиц, разрушенных зданий было бы во много раз больше. Могучие дубы, березы и тополи отразили ночную каменную атаку, приняв на свои стволы сокрушительные удары... Некоторые из них пали в неравной борьбе... Они лежали с поломанными сучьями, загородив дорогу.
На улицах валялись трупы людей и животных. Погибли те, кто искал спасения вне стен дома.
Саха с комиссией ходил по городу. Он увидел Глафиру с лазаретной сумкой через плечо. Она вышла из дома, стоявшего посередине улицы. Его смыло с фундамента и отнесло на полкилометра. Саха подошел к окну и услышал вопли женщин. Они оплакивали только что скончавшегося изувеченного человека.
Глава семнадцатая
Жунус не смог доехать до Бухары. Рана на руке загноилась, поднялась температура. Его сняли с поезда на пограничной станции Зиятдин, Бухарского эмирата, и переправили в кишлак Бахча-Қалям. Здесь стояла передовая часть войск эмира, контролировавшая большую Самаркандскую дорогу.
Начальник гарнизона, он же военный министр – ва– зир-и-харб, не надеясь на бухарцев, пополнил эту часть семиреченскими добровольцами. Среди них находился и Амен.
Узнав о раненом Жунусе, он вечером прибежал к нему. Тот лежал бледный. Раненая рука покоилась на груди. Амен смотрел, не отрывая глаз, на осунувшееся лицо Жунуса. Раненый застонал.
– Как вы себя чувствуете?
Узнав голос преданного ему джигита, Жунус в ответ слабо улыбнулся.
Амен не стал терять времени на расспросы. Он разыскал на дворе хозяина, подслеповатого хромого старика, и выругал его:
– Если он умрет, я тебя расстреляю!
– Сын мой, что я могу сделать? —заплакал старик.
Приказав вынести Жунуса в летнюю половину дома, Амен побежал в комендатуру. Там сидел задержанный ночью конным разъездом лекарь. У него оказался документ, выданный бухарским раисом,– начальником полицейского участка,– и удостоверявший, что табибу Маджиду разрешен проезд по всему эмирату. Амен, плохо разбиравший закорючки арабского шрифта, положил справку в карман, а Маджида запер в обхану. Утром, вспомнив о Маджиде, Амен пошел спросить у полковника, что делать с арестованным лекарем.
– Отправить в рекхану,– приказал полковник.
Амен шел к лекарю и думал: не всегда полезна спешка! Если бы он отправил сегодня утром табиба в Бухару, сейчас пришлось бы раскаиваться.
– Раненого вылечишь, я тебя отпущу! – пообещал Амен.– А иначе пойдем в рекхану.
Маджид молчал. Что ответить? Если бы он был факир, а не фельдшер-самоучка, он обещал бы. Однако терять ему нечего... И он пошел за Аменом.
Маджид снял у Жунуса повязку с руки. Пуля прошла навылет, частично раздробив кость. Рана загноилась, начиналось заражение. Что делать? Отказаться от леченья, значит, обречь себя на верную смерть в рекхане.
Маджид промыл руку легким раствором соли, попросил у хозяина чесноку, выжал сок, смазал рану и перевязал.
Как ни странно, к утру Жунусу стало лучше. Когда пришел Амен, он крепко спал.
С этого часа отношения между лекарем и Аменом круто изменились.
Они часто и подолгу беседовали. Слушая рассказы Амена, Маджид уловил в них нотки разочарования.
На третий день, когда кризис у раненого миновал, они беседовали и под конец разоткровенничались. Амен рассказал лекарю о своей жизни.
В городе Туркестане у него была невеста, красивая девушка. Она приглянулась милиционеру, и тот, застращав отца, увез ее. Амен попытался спасти возлюбленную, но счастье повернулось к нему спиной. В драке он убил соперника, и ему пришлось бежать. Тогда он пристал к Жунусу, гостившему в мавзолее Ходжа-Ахмеда Яссави.
Прошла еще неделя. Жунус быстро шел на поправку. Маджид по-прежнему ухаживал за ним. Полковник забыл о лекаре, память его потонула в потоках выпитого виноградного вина.
Отъезд Маджида откладывался со дня на день. Дорога на Бухару была опасна, могли, в любую минуту схватить второй раз и бросить в тюрьму. Лекарь решил подождать выздоровления Жунуса, чтобы отправиться вместе с ним в Бухару.
Незадолго до отъезда Маджида открылся базар в Бахчи-Калям.
В Средней Азии с давних времен базар не только место торговли. Здесь обсуждаются события дня и можно услышать всевозможные новости. Захватив с собою Маджида, Амен направился в Бахчи-Қалям, он хотел знать, что творилось на белом свете.
Базар был в полном разгаре. На суфе разложив товары, сидели бухарцы в широких ярких халатах и в белых чалмах. Бойко шла торговля. Продавцы и покупатели били по рукам. Над толпою стоял разноголосый гул.
– Посмотри на этих кровопийц! – указал Амен.
Маджид оглянулся. В центре базара стояли три узбека в халатах из кашмирского шелка, в атласных тюбетейках. Один из них, в лакированных сапожках, ковырял во рту серебряной зубочисткой и внимательно слушал второго, что-то . оживленно рассказывавшего, Третий одобрительно улыбался, заложив руки за спину.
– Здешние тузы – аксакалы. Вон тот с зубочисткой – хозяин кишлака. Конокрад. Воровал у казахов лошадей, продавал в Бухаре, а лучших иноходцев дарил первому визиру. У него на содержании несколько воров. Они совершают далекие ночные переходы в нура– тинское бекство, где живет много казахов. Полковник знает об этом, но молчит. На днях конокрад подарил ему вороного иноходца с пятном на лбу. Замечательный аргамак! .
Маджид внимательно слушал.
– А это – имам, смотритель мечети. Взяточник. Развратник, заражен дурной болезнью. Говорят, все тело покрыто у него язвами. Недавно один из сарбазов 1 в пьяном виде застрелил старушку. Имам заступился за убийцу, пошел к полковнику и доказал, что раз он убил не по умыслу, поэтому, по шариату, наказывать его не следует. А солдат потом рассказывал, что купил отпущение грехов у имама за сходную цену.
– А третий кто?
– Мираб, хозяин воды. Убийца. Темная личность. Дай закурить! Ты приучил меня к табаку.
– Кури, брат,– Маджид протянул коробочку.– Табак успокаивает.
Свернув папиросу, Амен высек кремнем огонь и закурил.
– Вчера был такой случай,– начал он рассказывать про мираба.– В соседнем кишлаке жил декханин– таджик, некий Боки Шо-мирзо. Его сын обрабатывал землю мираба, старался, но мираб надул его. Сыну надоело работать даром, и он сбежал. Тогда мираб привел лжесвидетелей в суд, и они показали, что сын таджика Шо-мирзо не доработал одного года. Мираб требовал возвратить пай воды. И суд стал на его сторону. Но так как воду нельзя было возвратить, то решили заменить ее рисовым полем. Это еще не все. Кто-то донес, что сбежавший сын декханина скрывается у большевиков. И вот два дня тому назад декханина схватили, пытали, заставляя сознаться, что его сын большевик... Мираб участвовал в допросе. Он сам придумывал пытки. Несчастному загоняли иглы под ногти. Я видел это собственными глазами...
Амен взял под руку Маджида и увлtк его в другую сторону базара.
– Посмотри на этих несчастных, опухших от голода! Их доход от хозяйства делится на пять частей. Первую часть они преподносят эмиру за то, что им выпало счастье быть его подданными. Вторую – мулле в искупление грехов. Третью – мирабу за неправильное распределение воды. Четвертую – старосте за то, что он держит весь кишлак под страхом доноса...
– А пятую?
– Если она останется, то для своих голодных детей.
– Не сладкая жизнь в Бухаре! – сказал Маджид, Их внимание отвлекли шум и крики. Двое полицейских волочили по земле узбека, один из них беспрерывно замахивался дуррой. Узбек громко божился и стонал,
– Ясно, им понравилась вещь, привезенная на базар.
– Хотят отнять?
– Конечно. Они сейчас запрут его в каталажку, а затем выпустят. Декханин побежит быстрее зайца.
– Я вижу, ты хорошо знаешь, как здесь живут люди!..– одобрительно промолвил Маджид, оценивший наблюдательность Амена.
– Да, я давно думаю, для кого мы воюем и разоряем народ.
Не успел лекарь ответить на этот вопрос, как им навстречу попался шут-острослов, в коротеньком пиджачке, сшитом из цветных лоскутов, в конусообразной войлочной шляпе. На самой верхушке ее торчали птичьи перья. В руках шут нес попугая.
– Скажи, попугай, что ожидает джигита? – сказал он, проходя мимо Амена.
Попугай оглянулся и прокричал «дурак». Довольный шут засмеялся и сказал на ухо Амену:
– Только не ты, а старый евнух эмира!
Понизив голос, шепнул:
– Эмир очень дешево продает свои грехи, ищет покупателя!
– Разве приближается день страшного суда? – прищурил глаз Маджид.
– Говорят, он видел во сне Фрунзе!
Шут зашагал дальше, выкрикивая:
– Попугай предсказывает судьбу!
– По-моему, он скоро угодит в рекхану! – сказал Амен. .
Они обошли весь базар и присели у хауза с зеленоватой застоявшейся водой.
– Амен, у тебя трезвый ум, острый язык, ястребиные глаза,– сказал лекарь,– Ты не должен служить добровольно в стране бесправия. Уходи!
– Куда?
– Туда! – коричневый палец Маджида указал в сторону границы.– В советский Туркестан.
– А ты?
– Я тоже иду туда! – открылся Маджид.
Амен усмехнулся.
– Тогда ты заблудился, дорогой. В той стороне находится Бухара.
– У русских есть хорошая пословица: язык до Киева доведет! – уклончиво ответил Маджид.
– Ну, если так, то я могу сказать: за джигитом долг не пропадет. За Жунуса я тебя отблагодарю.
И Амен крепко пожал руку лекарю.
Глава восемнадцатая
' Путь из Ташкента в Бухару был длинным и рискованным. Смерть грозила Маджиду на каждом шагу. Повесить подозрительного человека в эмирате было легче всего. Всякий незнакомец в кишлаке считался если не большевиком, то джадидом. Достаточно было простого подозрения, чтобы накинуть ему петлю на шею.
По дороге в Каган Маджид встретил двух декхай. Они ехали на низкорослом ушастом ишаке, запряженном в небольшую двухколесную арбу. Верхом на ишаке сидел рослый узбек с окладистой бородой. Ноги его волочились по земле, поднимая столб пыли. Сзади на арбе примостился тощий его спутник.
– Куда вы держите путь, правоверные? – спросил Маджид, поравнявшись с арбой.
– В Бухару!
– Помолиться?
– Да, хорошо было бы сейчас сходить в мечеть. А тут, говорят, надо воевать.
– О аллах, заступись за своих рабов! – Маджид, держа руки горстью, провел ими по лицу.– Какая там, еще война!
– С неверными. Недавно по нашему кишлаку прошли афганцы на слонах из Кабула. Они будут освобождать Ташкент от кафиров! – разъяснил бородатый узбек.
– Неужели поедете в Ташкент?
– Ташкент нам нужен, как конокрадам лунная ночь!
– Пусть воюют афганцы!..
Рано утром Маджид достиг предместья Кагана. Он шел бодро: легкая котомка не резала плечи, суковатая палка облегчала шаг.
Город только что просыпался. Пронзительно и коротко свистели паровозы на станции. Знакомые гудки– Маджид за последние десять лет, как приехал из Кокан– да, работал в паровозном депо в Кагане. Здесь он и приобрел опыт подпольной работы.
Не успел лекарь умыться с дороги, как к нему на квартиру . прибегал Шо-мирзо – стройный сильный юноша с бронзовым лицом. Большие карие глаза его смотрели строго и внимательно. Маджид по-отечески обнял гостя.
– Спасибо, что пришел,– сказал Шо-мирзо.– Привет тебе от Мамура. Ты слыхал, что случилось с ним?
– Нет.
– На него было покушение. Шпионы эмира хотели его убить, но не удалось. Мамур отделался легким ранением. Его спасла железная пуговица на френче. Удар ножа пришелся по ней.
Маджид закурил сам и предложил табак Шо-мирзо. Таджик вежливо отказался.
– Вот что...– лекарь прищурил глаза, припоминая.– Ты, кажется, из кишлака Бахчи-Калям?
– Да. Из Бахчи-Калям, близ города Хатырги, на бухарской стороне.
Маджиду показалось, что он напал на верный след. – Расскажи, как ты ушел из кишлака.
Шо-мирзо ответил:
– Год тому назад я удрал из дома мираба и очутился в Бухаре. Чтобы не попасть в рекхану, стал нищим и жил около мечети Худжа. Там однажды я услышал, что беглецы из Бухары собираются в советском Қагане и хотят установить свою власть. Тогда я направился в Каган.
Выслушав рассказ Шо-мирзо, Маджид сказал:
– Я был у тебя в кишлаке и узнал неприятную новость. Палачи эмира замучили твоего отца.
Шо-мирзо побледнел.
– Я говорю правду!
У Шо-мирзо навернулись слезы, губы задрожали.
– Не время плакать. Не один твой отец погиб от руки эмира. Хочешь, я тебе расскажу, кто такой эмир?
– Хочу! – ответил Шо-мирзо.
– Сеид-Алим-хан – страшный деспот. Он закончил пажеский корпус в Петербурге и далеко превзошел русского царя в жестокости и коварстве. Начиная от первого визира и кончая амальдером – чиновником, все дрожат перед ним. Он может без шума убрать любого своего придворного. В рекхане совершаются убийства без крови и без шума, и оттуда никому нет возврата. У купца Сулеймана сын Хусаин-бек учился в Петербурге в одно время с Сеид-Алим-ханом, только не в паж– ском корпусе, а в университете. После вступления на престол Сеид-Алима, он стал его советчиком. Хусаин-бек был его умнее и вскоре приобрел известность во всей Бухаре. Его богатство росло, как и слава. Подхалимы эмира донесли: «В устах народа только Хусаин-бек, а о вас, тахсир, забыли». Этого было достаточно. Хусаин– бек исчез, и никто не знает, где он, что с ним.
Маджид помолчал немного и продолжал:
– А вот как эмир поступил со своим первым визирем Насруллою. Тот всегда выступал защитником трона и натравливал эмира на младобухарцев. Эмир приказал бросить их в рекхану. Насрулла посадил всех, кто не успел бежать в Ташкент. Когда визирь смел с лица
земли всех младобухарцев, эмир тогда расправился и с ним.
Маджид рассказывал и курил. Шо-мирзо молча слушал.
– Эмир – самый богатый человек в Средней Азии. У него дворец в Бухаре, второй в Ширбудуне, третий в Крыму, двести шестьдесят жен и миллионы золотом в русских, парижских и лондонских банках. Вот кто такой эмир Сеид-Алим-хан! Теперь ты знаешь.
...Через несколько дней Маджид отправил Шо-мирзо в старую Бухару для работы среди солдат эмира. Прощаясь, он сказал:
– Увидишь Жунуса из Джетысу, передай привет от Маджида-лекаря. В добрый путь!
Шо-мирзо, переодетый нищим, в этот же вечер направился в старую Бухару. Там он нашел приют у сторожа мечети. Куда деваться нищему – ведь он тоже раб божий!
Однажды сторож услышал, как имам мавзолея Ходжа-Ахмеда Яссави сказал имаму мечети:
– Туркестан – проклятая богом земля! Слезы и кровь мусульман льются здесь рекой. Недавно опять устроили резню неверные. Хальфе прислал письмо: «Русские сожгли все аулы дотла. Погибло очень много казахов. По слухам, резня перекинулась в город. Мусульмане спасаются бегством».
