Текст книги "Драгоценности Парижа [СИ]"

Автор книги: Юрий Иванов-Милюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Солнце на небосклоне неторопко приближалось к той точке, после которой Панкрату нужно было идти к реке и переправляться на другой берег. Он в который раз осмотрел оружие, сегодня урядник решил захватить с собой винтовку на случай, если придется отбиваться от родственников девушки. Близких по крови дядьев и других мужчин у нее не было, но могли подключиться родные со стороны жены брата и мужа сестры. Впрочем, брат Муса один стоил многих, он заменил убитого отца, встав во главе банды абреков, дерзкими набегами терзающих путников на дорогах и жителей приграничных населенных пунктов на русской территории. Пощелкав затвором, Панкрат взглянул на тени от деревьев, закинув винтовку за плечи, скорым шагом заспешил к Тереку. В присмиревших, но до сей поры неспокойных, аулах с плоскими крышами на бедных хижинах движение заметно убавилось, наступало время очередного намаза. Издалека прилетел тоскливый голос муллы, он подал сигнал к действию. Панкрат разделся, поддерживая узел с одеждой и оружием над головой, поплыл по течению вкось, подрезая тугие струи мутного Терека. На вражеской стороне никого не было, карагачевый лес вперемежку со столетними дубами принял казака в тенистую прохладу, заставил быстрее одеваться и перебирать ногами, чтобы согреться. Когда сквозь ветви показалась скала с журчащим из нее ручейком, Панкрат уже бежал, не в силах справиться с волнением. Но как бы его ни лихорадило, ни один металлический звук не потревожил тишины леса, хотя оружия на нем было навешано предостаточно – так умело закреплялось оно на положенных ему местах. Ловкость управляться с военным снаряжением казаками была заимствована у горцев и передавалась ими из поколения в поколение, как наипервейшее средство для достижения победы над врагом.

Возле водопада девушки не оказалось, прячась за кустами, Панкрат осторожно продвинулся вокруг скалы на другую ее сторону, он знал, что Айсет, чтобы избежать случайных встреч и не привлекать лишнего внимания соплеменников, могла зайти за выступ и дожидаться встречи там. Знал и о том, что задерживаться у ручья надолго ей нельзя было ни в коем случае, чечены без промедления взялись бы за поиски девушки. Но и за выступом возлюбленной не было, она или раздумала убегать с Панкратом, тем самым нарушив данное ему слово, или в связи с убийством ее жениха в ауле началось тотальное расследование. Казак присел на отглаженную множеством подметок плиту, пристально всмотрелся в начало стежки, ведущей к саклям. Она походила на закиданный ветвями тоннель, лишь понизу вглубь леса убегал темный лаз. И вдруг где–то в середине тропы послышался стук камней, словно шедший – или спешащие – случайно поддал их носком обуви. Шум был таким кратковременным, что человек не военный не обратил бы на него внимания. Снова над лесом зависла тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев да переливчатым голосом ручья. Панкрат снял с плеча ружье, втерся в углубление в скале, ему почему–то расхотелось поспешить навстречу звукам, наоборот, что–то изнутри подтолкнуло его спрятаться. Внутренний голос оправдал себя, на площадку перед водопадом выскочил квадратный и коротконогий джигит при сабле, винтовке с пистолетом и кинжале, оглядевшись, он собрался было начать восхождение на вершину скалы, с которой окрестности просматривались как на ладони, за ним из зарослей выбежали больше десятка вооруженных до зубов человек. Казак мысленно помолился тому, что вовремя переплыл реку и приготовился к бою, он подумал о том, что в связи с последними событиями чечены решили перенести намаз на более позднее время или успели совершить его раньше. Планы рушились на глазах, заставляя в бессилии заскрипеть зубами. Меж тем один из отряда издал приглушенный гортанный возглас:

– Ирисхад, русские не станут прятаться в скалах, они их боятся, нам нужно проверить тропу к берегу реки, если неверные снова перешли на нашу сторону, то схоронились в камышах или нашли укрытие в лесу.

– Вагиф, убийцами моего двоюродного брата могли оказаться не русские солдаты, а казаки из станицы напротив, – попытался оправдать свои действия коротконогий. – А они лазают по скалам получше горных баранов.

– Казаки стараются следов не оставлять, и ты это знаешь не хуже меня, Ирисхад, – наставительным тоном сказал рослый чечен, скорее всего он был старшим в группе и теперь пытался образумить воспылавшего мщением соплеменника. – Пока ты доберешься до вершины, мы можем упустить время, а вместе с ним поганых гяуров, ведь они совершили убийство в период исполнения нами священного намаза, сейчас самая для них пора. До молитвы и после нее неверные к нам страшатся носа показать.

– Мой родственник допустил ошибку и поплатился за нее, нельзя прерывать хвалы господу даже во имя любви к женщине, – нехотя согласился квадратный. – Сегодня мы тоже отступили от правил, но причина очень веская, господь нас поймет. Аллах акбар.

Джигит воздел руки вверх, затем спустился со склона и присоединился к соплеменникам, вся группа скрылась в ведущем к реке другом тоннеле, так–же закрытом ветвями деревьев. Панкрат вздохнул, он подумал о том, что тоже, как и отец, нажил себе кровника, с которым придется повозиться основательно. А что тайное когда–нибудь станет явным, в этом сомнений быть не могло – слишком тесно жили друг с другом казаки и чечены. Он приладил винтовку между ногами, теперь о планах горцев и их маршруте ему стало известно из первых рук, когда вернется, нужно будет предупредить несущих службу на кордоне, чтобы в час намаза они не спешили трапезничать, а были готовы ко всему. Сейчас же объявилась возможность обойти их стороной, если они не надумали рассредоточить засады по всему берегу. Продвинувшись к водопаду, казак ладонями зачерпнул ледяной воды, омыл ею лицо и начал карабкаться на вершину скалы, необходимо было уточнить расположение сил противника, чтобы без приключений вернуться домой. Гора была невысокой, она представляла из себя массивный обломок от горной цепи, убегающей к ослепительно белым зимой и летом неприступным пикам. На верху между нагромождениями камней гулял жестокий ветер, заставивший поглубже натянуть папаху. Панкрат осмотрелся вокруг, внизу чернели крыши чеченских халуп, по улицам бродили старики, в пыли возились дети, за окраиной аула на лугу паслось стадо маленьких красноватых коров вперемежку с отарой овец. Он не знал, в какой сакле живет его возлюбленная и мучительно пытался отличить ее от остальных, крытых чаканом. Но все хаты были на одно лицо, даже печные трубы над ними представляли из себя равные конические воронки. Солнце перешло ту незримую черту, после которой ждать появления любимой у ручья представлялось бесполезным, скорее всего, в ауле или в ее семье произошло что–то из ряда вон выходящее. Казак покусал кончики усов, решил, что будет приходить к водопаду до тех пор, пока не выяснит причину. Он снова развернулся лицом к реке, с охотничей зоркостью отметил места, в которых спрятались чечены. Они не решались растянуться по берегу Терека, а старались держаться поближе друг к другу, проскочить сбоку такой засады не составляло больших проблем.

Панкрат собрался спускаться вниз, когда внимание привлек один из джигитов, он явно не желал сидеть в секрете, порываясь снова выйти на тропу к водопаду. Казак узнал в чечене двоюродного брата убитого им жениха Айсет, подивился чутью родственников, как две капли воды похожих друг на друга, вспомнил, как нелегко было ему управиться с первым. Медвежий выпестыш словно упреждал действия казака, успевая подготовиться к ним во всеоружии, его погубило лишь одно неверное движение. Вот и сейчас коротконогий, казалось, нутром ощущал, что за спиной у него прячется враг, не обращая внимания на подаваемые главарем знаки, он пропал в зарослях кустов. Казак засунул полы черкески за пояс и запрыгал по камням к основанию скалы. Квадратный джигит сам выбрал свою судьбу, оставалось помочь ему в этом выборе, тем более, что кровник все равно охотился бы за ним до конца своей жизни.

Под кроной мощного дуба сбоку тропы спокойно могло бы разместиться стадо диких свиней, наверное, по осени они наведывались сюда часто, потому что вокруг валялась только скрипучая скорлупа от желудей. Панкрат присел под стволом с замшелой корой, вытащил из ножен кинжал и прислушался. Где–то на подходе почудился звук осторожных шагов, видимо джигит, недавно прошедший этой дорогой, больше доверял собственной интуиции, нежели визуальным наблюдениям. Оценив во второй раз, с кем имеет дело, казак камышовой кошкой вскарабкался на зависшую над тропой толстую как дерево ветвь и постарался с нею слиться. Ждать появления чечена пришлось недолго, тот высунулся из–за кустарника, завертел короткой шеей вокруг, затем расставил ноги и замер на месте, не решаясь пойти дальше, у Панкрата закрались мысли о том, что так можно не добраться до дома. Если не получится убить противника сразу, его соплеменники мигом окажутся здесь, и тогда жизнь будет зависеть только от его величества случая. Между тем, квадратный джигит подергал горбатым носом, оторвав маленькие глазки от кустов по бокам дороги, поводил ими по ветвям деревьев. Казак затаил дыхание, он вспомнил, как когда–то с батякой они ставили силки на волка, а потом спрятались в буреломе и начали ждать. Зверь объявился быстро, потому что в тех местах чувствовал себя хозяином. Огромный волчара с подпалинами на мощной груди вел себя точно так–же, хотя ветер дул в обратную от него сторону. Не позарившись на свежие куски мяса, матерый хищник ушел своей дорогой и лишь года два спустя батяка достал его из ружья, но времени на того волка он тогда потратил достаточно.

Сейчас ситуация напоминала воспоминания из далекого детства, Панкрат из последних сил старался удержаться на суку, руки и ноги у него взялись обволакиваться немотой, во рту пересохло от напряжения. Он уже хотел вытащить из–за спины пистолет и пулей сразить чуткого врага, вознамерившегося поворачивать назад, благо, расстояния до него было саженей пять с небольшим, когда из чащи вдруг прошумела крыльями над тропой крупная птица. Панкрат носком сапога уперся в развилку ветки, с силой метнул кинжал в грудь проводившего птицу взглядом джигита. И сразу слетел с дерева, на ходу выдергивая из ножен шашку, в два прыжка очутился рядом с противником, так и не понявшим, что произошло. Голова двоюродного брата погибшего жениха Айсет чугунным горшком свалилась с плеч под ноги, вмялась в землю, на ней безуспешно пытались найти ответ на допущенную промашку маленькие настороженные глазки. Казак вцепился пальцами в черкеску врага, рывком отбросил его тело на обочину, он понимал, что тропа должна оставаться в первозданном виде. Ему удалось дотащить останки до рва и забросать их прошлогодними листьями, с трудом восстановив дыхание, он как зверь прислушался к лесным шорохам. Но короткая борьба не успела всполошить живность вокруг, шум от нее умер на том месте, на котором возник. Приладив оружие по местам, Панкрат тенью скрылся в зарослях, в этот раз ему было ведомо, каким путем попасть к себе домой.

Казаки на кордоне ожидали его появления с нетерпением, они с интересом следили за тем, как младший из Даргановых подбирается к чеченской девке. Разговоры вокруг этого дела не стихали с того момента, когда урядник поделился мыслями с другом Николкой. Впрочем, он только громко общался с товарищем, пересказывая тому свои похождения, а прислушивались все.

– Зря Панкратка затеялся с горянкой, не даст она ему покоя, как пить дать, – присмаливая вырезанную из корешка чинары трубку с табаком, рассуждал Игнашка. Свободные от службы станичники сидели кружком вокруг подвешенного над костром котелка с кипящей ухой, занимались мелким ремонтом боевого снаряжения. – Горобец, вон, позарился на ихнюю бабу и чуть жизни не лишился.

Служивые покосились на здорово постаревшего после парижского похода хорунжего Горобца, тот продолжал сдирать чешую вместе со шкурой с вяленного чебака, в ногах у него стояла полная вина чапура. Он отхлебывал из нее и принимался обсасывать светящиеся насквозь рыбьи крылышки.

– Зато теперь у Горобца пятеро сыновей–джигитов, и все как на подбор, – подал голос до сего момента молчавший Ермилка.

– Только где их искать, – ухмыльнулся в седые усы старый вояка Калина, подмигнул покосившемуся на него хорунжему. – То у ногаев лошадей воруют, то с чеченами в горах пропадают.

– Не дай бог на Шамилеву сторону переметнутся, придется грех на душу брать.

– Не перейдут, – спокойно возразил сослуживцам Горобец, он понимал серьезность затронутой ими темы. – А перекинутся, я им сам головы поснесу, таково мое слово и сыны о нем знают.

– Тогда поздно будет…

– А что-ж Панкратка с чеченкой завозился, своих скурех мало? – направил разговор в прежнее русло Гаврилка, предпочитавший службе на кордоне отсидки в секрете. – Они за ним как за красным жеребцом – табуном вилися.

– Дикая кровь взыграла, – добродушно засмеялся Калина. – Дед у него сам знаешь кем был, отец из Парижу француженку на Терек привез, и он решил норов показать.

Станичники согласно закивали папахами. В это время часовой на вышке подал сигнал, что по зарослям камыша к кордону приближается Панкрат. Казаки вскочили на ноги, и когда молодой урядник раздвинул сухостой, недоверчиво осмотрели его с ног до головы, они ожидали вместе с ним увидеть горянку, а он объявился один. Но на кордоне Панкрат задерживаться не стал, даже ухи не отведал, хотя живот у него сводило от голода. Передав сведения о чеченской засаде на левом берегу Терека, он тут–же отправился в станицу, за ним увязался свободный от службы Николка. Казаки проводили их молчаливыми взглядами, они понимали, что урядник спешит упредить полковое начальство о важном деле.

Когда оба товарища пробирались по отвернувшей к реке тропе, с вражеской стороны донеслись звуки выстрелов, по камышевым махалкам сыпанула крупная дробь. Пригнувшись, друзья с детства проскочили опасное место, отвечать на провокацию сейчас было не с руки, и они снова углубились в чащобу полых внутри высоких стеблей.

– Отказала чеченка? – наконец не выдержал долгого молчания Николка.

– Не пришла, или в семье нелады, или в ауле суматоха из–за ее ухажора, которого я вчерась убил, – досадливо покривил щекой урядник. – Я прождал ее возле водопада до той поры, пока тени от деревьев не повернули наоборот, а тут ишо один джигит напросился, двоюродный брат того жениха.

– И с ним управился? – затаил дыхание друг.

– Этот квадратный меня бы все равно отыскал, нюх был что у одного, что у другого, как у ихних собак, не поверишь, джигит уж в засаде сидел, а потом как заговоренного к скале потянуло, на которой я прятался. – Панкрат на ходу смахнул со лба пот. – Птица из–за кустов вспорхнула, он на нее засмотрелся, тут я кинжалом его и достал.

– Твой батяка четверых из семьи Ахмет – Даргана порешил, вместе с главой, а на твоем счету тоже уже двое чеченов–родственников. Они такого не прощают.

– Я им войну не объявлял, – резко оборвал товарища урядник.

Некоторое время оба беззвучно спешили по тропе, по бокам шмыгали фазаны, зайцы, дикие кошки и другая живность, которой кишели камышовые заросли, со стороны реки доносились частые всплески крупной рыбы. Но эти звуки обходили стороной напряженные нервы, они были привычны как свое дыхание или мягкий шорох сухостоя под подошвами. В просвете между коричневыми махалками показался небольшой луг перед станицей с пасущимися на нем домашними животными.

– Ты за чеченкой больше не пойдешь? – решился спросить Николка.

– Завтра опять на тот берег переправлюсь, в то же самое время, на какое договорились, – упрямо сдвинул брови Панкрат. – Доложу есаулу о засадах и вернусь на кордон.

– А если снова не придет?

– Буду ходить до тех пор, пока не откроет причину, если серьезная, все равно уведу ее с собой, а если сама передумала – напрочь забуду…

Глава шестнадцатая

На другой день Панкрат снова пробирался к одинокой скале на враждебном берегу, любовь к девушке не оставляла его в покое, принуждая поступать так, как она диктовала. В этот раз он переправился через реку раньше того времени, когда правоверные совершали обычный намаз, он знал о заговоре горцев. Мало того, прошел вдоль русла выше, чтобы обойти засаду стороной. Ему повезло, на всем пути он не встетил ни одного человека, возле водопада тоже никого не было. Панкрат взобрался на вершину и притаился за нагромождениями камней, готовясь понаблюдать за местностью вокруг. Сначала нужно было уточнить расстановку сил противника в секретах по берегу реки на случай, если придется возвращаться с возлюбленной не мешкая. Несмотря на жуткое желание обозреть аул, где находилась девушка, казак прежде обернулся лицом к Тереку. Чечены устроились как во вчерашний день – по двое, по трое они спрятались в зарослях камышей, направив дула ружей на казачью территорию. Но теперь горцев числом было больше и участок они охватили намного просторнее, Панкрат похвалил себя за то, что догадался сделать лишний крюк. Между секретчиками и аулом осуществлялась непрерывная связь ввиде снующих по тропам туда–сюда подростков. Урядник с беспокойством подумал о том, что вырваться из тесного кольца его Айсет не удастся снова, да и вряд ли взрослые отпустят какую–либо из девушек к водопаду, они предпочтут сходить за водой сами. Радужные планы могли обрушиться на глазах, но отчаиваться было рано, он вскинул голову кверху, солнцу до заветной черты, после которой ждать возлюбленную не имело смысла, было еще далеко. Между тем в ауле затеялось какое–то шевеление, заставившее и взрослых, и подростков подтянуться к небольшой площади в центре. Обе тропы на время опустели, по каждой из них спокойно можно было дойти хоть до реки, хоть до начала населенного пункта. На возвышение взобрался чечен лет под сорок с крашенной бородой, живо жестикулируя руками, принялся указывать в сторону русского берега. Пакрат понял, что горцы нашли и второй труп, и теперь краснобородый староста призывает соплеменников к газавату против неверных. Чечены откликались на его призыв вскидыванием оружия вверх и пляской по кругу.

Но не все жители собрались на площади, казак увидел, как из дверей одной из халуп вышли двое увешанных оружием молодых абрека, направились по тропе к водопаду, прикинул в уме, что пока они дойдут, он успеет спуститься со скалы и затеряться между деревьями. Он снова посмотрел на солнце, на засевших вдоль реки чеченов, спокойно запихал полы черкески за пояс. Время до встречи с девушкой еще не вышло, но кто мог дать гарантии, что кому–то из подходивших горцев не пришла бы в голову мысль заодно осмотреть вершину скалы. Риск – благородное дело, правда, сейчас он попахивал смертью, урядник нащупал подошвой чувяка уступ, чуть подался вперед. И в этот момент краем глаза заметил, как в ауле из той–же сакли, из которой только что вышли абреки, выскочила девушка, шмыгнув на задворки, она заторопилась к горе. Сомнений быть не могло, это была его возлюбленная Айсет. Панкрат задержал движение вниз, пытаясь оценить обстановку, оперся рукой о камень, но мысль о том, что на гребне скалы он представлял из себя отличную мишень, заставила его ускорить спуск. Только у водопада журчание воды словно помогло разложить думы по полочкам и в голове созрело решение, как действовать дальше. Выход оказался простым, прикинув расстояния от реки и от аула и сравнив их между собой, казак пришел к выводу, что если завяжется драка и начнется стрельба, деваться ему станет некуда, потому что дороги по длине почти одинаковые и его быстро обложат со всех сторон. Лучше будет пропустить абреков к реке – наверняка те направляются туда – потом встретить девушку и уже вместе с ней, обогнув засаду слева, переправиться на другой берег Терека. Обходной маневр справа вряд ли получится – на пути вырастает аул, во вторых нет уверенности, что такая же группа чеченов не прячется в камышах и на противоположной стороне селения.

Двое абреков из аула вышли скорой походкой, наверняка они уже отмеряли вторую половину пути до водопада. Заняв место в заранее примеченной нише, Панкрат приготовил винтовку к бою, он не сомневался, что возлюбленная спешит именно к нему, она не единожды давала понять, что он дорог ей, мало того, позволила взять себя за руку. По горским законам это было недопустимой вольностью, после которой женщину посчитали бы обесчещенной, а мужчину вызвали бы на поединок. Среди казаков ходила байка о том, как помощник имама Шамиля грозный Ахвердилаб лишился мизинца на своей руке. Абрек влюбился в красивую девушку – горянку, но та полюбила его друга и отдавала предпочтение только ему. Когда девушка прямо сказала о своих чувствах, мужественный воин Ахвердилаб протянул ладонь к ее щеке и мизинцем стер с нее всего лишь слезинку. Он не имел права прикасаться к возлюбленной, поэтому посчитал за честь отрубить себе тот недостойный палец.

Чуткая лесная тишина осталась равнодушной, когда шедший впереди абрек раздвинул ветви и вышел на площадку перед скалой, за ним показался еще один. Первый джигит представлял из себя светлолицего и светлоглазого красавца, воторой, поджарый и высокий, с черной щетиной на впалых щеках, больше напоминал или горного ночхоя, или дагестанца из заоблачного аула. Оба были с обритыми наголо лбами, увешаны оружием с ног до головы, но бряцания слышно не было. Они сразу направились к водопаду.

– Ты считаешь, что старшего из братьев Бадаевых убили казаки? – подставляя ладони под струйку, по татарски спросил светлоглазый. – Вряд ли, они спустили бы тело убитого по течению реки, а его оружие забрали бы с собой.

– Значит, сделать это им кто–то помешал, или сам Бадай нарвался на не уступавшего ему в силе разведчика, – не согласился чернявый, он говорил по татарски с некоторым акцентом, чем подтверждал свою причастность к дагестанским племенам. – Ты прав, Муса, когда в Большую Чечню приходят русские, они лезут напролом, а казаки поступают как горцы, но здесь случай явно не рядовой.

– Мы знаем в лицо всех казаков, несущих на кордоне службу, Атабек, ты не раз ходил с нами на русскую территорию, разве ты никого из них не подозреваешь?

– Есть некоторые предположения. Как все его братья, Бадай был сильным и отменным воином, справиться с ним сумел бы разве что великан или не менее искусный воин, – стряхивая воду с бороды, отозвался пришелец, скорее всего, он представлял из себя ближайшего сподвижника Шамиля. – Из казаков станицы Стодеревской мы наслышаны лишь о нескольких, могущих противостоять Бадаевым, один из них твой кровник Дарган.

– Дарган уже старик! – раздраженно воскликнул светлоглазый, которого его спутник назвал Мусой.

– Но у него вырос смелый и ловкий сын, не уступающий ему ни в чем, – усмехнулся дагестанец, напомнил. – Дорогой друг, ты на оружии поклялся принести голову Даргана и бросить ее к ногам своей матери.

– О клятве я помню и тебе не следует напоминать мне о ней, законы гор святы для всех ночхоев, – вскинулся было главарь абреков. Переспросил. – Ты по прежнему думаешь, что к убийству может быть причастен младший Дарганов?

– Я этого не сказал, но на казачьем кордоне за рекой, несмотря на низкий чин, он признается за старшего и его не раз наши воины замечали на территории Большой Чечни.

Белобрысый помолчал, поправив ружье за спиной, отошел от водопада:

– Двоюродный брат Бадая, дерзкий и неуязвимый Атаги, тоже дело его рук? – нахмурившись, спросил он.

– Муса, почерк один и тот–же, за один замах шашки снести голову подобному скале Атаги способен лишь богатырь, или настолько искусный воин, что ему под силу срезать крылья у летящей бабочки, – пожал плечами заросший черной щетиной абрек. – К тому же, оружие джигита снова осталось нетронутым, это говорит о том, что противник с презрением относится к поверженным врагам. Он ловок, силен и умен, этот человек достоин звания джигита.

– Ты как всегда преувеличиваешь, – поморщился светлоглазый.

– Прежде всего своих врагов нужно уважать, – пожал плечами дагестанец. – Тогда можно будет рассчитывать на победу над ними.

Нетерпеливо отмахнувшись, его собеседник перевел разговор на другую тему:

– Отряд я оставил в засаде под станицей Червленой, она ближе к Моздокскому караванному пути, когда будем возвращаться с добычей, я решил заглянуть к Даргановым в Стодеревскую, на вечерний чай, – Муса сдвинул папаху на затылок, хищно раздул тонкие ноздри. – Заодно проверим, где этот казачий сотник прячет сокровища, привезенные из похода на императора Наполеона, и сколько их у него еще осталось.

– Я тоже слышал о драгоценностях, которые казаки награбили на той войне, – напрягся джигит с бандитской внешностью. – Если это так, то тратить золото в наших местах не на что, разве что раскрутить дело в Кизляре, в Моздоке или Горячеводской. Но на такое способны только вонючие армяшки с не менее грязными евреями, у нас изделия из золота идут на украшения для наших женщин.

– Про эти богатства мне с колыбели пела песни мать, которую Дарган оставил в живых лишь потому, что она была беременна моей младшей сестрой Айсет. Мать говорила, что сокровища были несметными.

– Откуда она узнала про них?

– Обо всем ей поведал Ибрагим, вскоре Дарган его убил.

– Это новость, достойная особого внимания, дорогой Муса, если слухи подтвердятся, имам Шамиль останется тобой доволен, – выпрямился над ручьем черноусый абрек, пообещал. – Как только проверим посты, я сразу пойду к своему отряду, чтобы поддержать тебя с другой стороны станицы. Когда начнешь, подашь нам сигнал.

– Пусть будет так. Аллах акбар.

Оба абрека направились по ведущей к берегу реки тропе и быстро скрылись в зарослях кустов. Панкрат отлепился от скалы, задумчиво провел ладонью по усам. Из разговора он понял лишь одно, что один из бандитов, а именно светлоглазый чечен, был Мусой, родным братом его возлюбленной, слухи же о каких–то богатствах, привезенных отцом с войны, его не затронули, в семье об этом никто никогда не заговаривал. Впрочем, на выдумки чечны были горазды всегда. Но когда кровник отца успел вернуться в аул и снова собраться в дорогу, для него оставалось загадкой. По сведениям секретчиков с кордона на другом конце станицы, он всего два дня назад перешел Терек и затерялся на пути к Горячеводской. Наверное, абрек или воспользовался одному ему известным маршрутом, или на него работали прилежные наводчики, подробно докладывавшие о постах на дорогах по ту сторону Терека. Подождав еще немного и не уловив ничего подозрительного, Панкрат оставил укрытие, направился к ведущей в аул тропе, он решил не испытывать судьбу, а сразу, как только девушка объявится, поспешить с нею к реке по обходному пути. Казак уже вошел под сень деревьев, когда позади звонко хрустнула ветка, ее сломали будто нарочно, чтобы обратить внимание путника. Урядник замер, затем медленно повернулся на звук, из кустов за спиной выглядывал кучерявый верх папахи, все отальное было скрыто листьями. Незаметно завернув руку за спину, казак, взялся за рукоятку пистолета, оставалось камнем броситься на землю, чтобы слету попасть в хорошую мишень. Но никаких действий противник больше не предпринимал, он истуканом, скорее всего, на коленях, продолжал торчать в зарослях, словно его поразил столбняк.

– Я видел, как ты у водопада держался за руки с Айсет, – послышался ровный мальчишеский голос с характерным чеченским поцокиванием. – Она и сейчас бежит сюда, чтобы встретиться с тобой.

Панкрат не знал, как вести себя дальше, он ведал лишь одно, что ночхойские дети, как и стерегущие отары овец лохматые овчарки, беспредельно преданы своим родителям и хозяевам, верой и правдой отрабатывая перед ними свой кусок хлеба. Но мысль о том, что у мальца вряд ли будет оружие, заставила его успокоиться и повернуться к нему лицом.

– Кто ты? – как можно мягче спросил он на татарском языке.

– Я сосед сестры джигита Мусы, наши сакли стоят рядом, – паренек вышел в просвет между кустами, расставив ноги в чувяках, сложил руки на ремне, на котором висел маленький кинжал. На вид ему было лет десять–одиннадцать, – А ты казак с русского берега Терека?

– Угадал, – не стал отпираться Панкрат, поинтересовался. – А почему о наших встречах ты не рассказал старшим?

– Айсет мне нравится, если бы я проболтался, вас бы убили обоих.

Серьезность, с которой пацан проследил последствия пока не совершенного им предательства, заставила посмотреть на него с другой точки зрения, но времени на то, чтобы получше узнать по умному рассуждающего мальца, было в обрез. Панкрат переступил с ноги на ногу:

– Девушка скоро будет здесь, – сказал он. – Что ты станешь делать, если она уйдет со мной?

– Айсет уже взрослая, хотя она женщина, ей самой нужно выбирать свою судьбу, – глубокомысленно изрек отрок. – Я жил среди русских, женщинам у них проще.

– Тебе понравилось поведение ихних девок и баб?

– Не очень, в семье женщину надо держать в руках, иначе наступит бесправие, что приведет к беспорядку в доме, но выбирать свой путь и чем заниматься в жизни она должна сама.

– Кто твой отец? – поинтересовался казак.

– Он мулла, закончил медресе, совершил хадж в святыню всех правоверных Мекку.

– Сын муллы должен жить по законам корана.

– Я соблюдаю законы, но пока имею право на собственные мысли.

– Вы из какого тейпа?

– Из тейпа Даргановых, с Айсет мы дальние родственники, если бы не это, я бы вырос и взял ее в жены, – мальчик вздохнул, пошевелил пальцами на рукоятке кинжала. – Она умная, умнее всех наших женщин в ауле.

Совсем близко раздался шум листьев отпускаемой из руки ветки, кто–то торопился к скале с ручейком из нее. В стороне испуганно вскрикнул какой–то зверек, на дереве через тропу захлопала крыльями птица. Пацан подобрался, но Панкрат оставался спокойным.

– Я тоже твой родственник, – признался он.

– Ты казак, – не согласился мальчик.

– Я из казачьего рода Даргановых, – урядник понимал, что такому разумному ребенку можно довериться во всем. Если сочтет нужным – предаст, если посчитает, что взрослые поступают правильно, признания из него не вытянешь. – Слыхал о таком?

– Даргановых!?. Тогда ты тоже не имеешь права брать мою соседку в жены.

– Имею, потому что я казак, – по доброму улыбнулся урядник.

Из зарослей выбежала Айсет, щеки у нее пылали, грудь вздымалась от запального дыхания. Увидев посреди тропы Панкрата, девушка прижала руки к щекам, отступила на полшага назад, затем испуганно оглянулась, словно только сейчас осознав, что совершает непоправимую ошибку.

– Любимая, я так долго ждал тебя, – подался вперед Панкрат, он моментально забыл обо всем на свете, замечая перед собой лишь точеную фигурку возлюбленной да ее широко распахнутые навстречу ему черные глаза.